Текст книги "Ещё один брак по расчёту (СИ)"

Автор книги: Арабелла Фигг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

Он не то чтобы всерьёз прицениваясь, но всё-таки по-мужски, а не с отстранённым любопытством заново окинул Серпент долгим взглядом. Красивая девка, между прочим. Даже остриженная короче всякой жрицы. Даже с багровым пятном на шее. Даже в грубом мешковатом платье и длинном жёстком фартуке. Попросить Феликса, чтобы он попытался её уговорить? Может, её дед и влиятельная фигура, так ведь лет-то ему сколько, старому Серпенту? А если он, храни Девятеро, помрёт, – сердечко там прихватит или удар случится, скажем, с расстройства, – не отыграется ли граф на его семье? А фаворитка… ну пусть даже личный алхимик барона Волчьей Пущи – это вам не просто девица из третьего сословия, кем бы там ни была её бабка. Попробуй-ка тронь что-то принадлежащее приграничному барону – сразу всё Приграничье на дыбы встанет: не помогаете, и хрен с вами, а вот наше трогать не смейте!

Он бы сам попытался изложить все эти соображения даже не самой Илоне, а скорее её отцу и жениху, но как язык подвешен у него, Ламберта из Волчьей Пущи, и как у несносного рыжего кошака? «Да, – убеждённо подумал он, наблюдая, как под внимательными взглядами двух целителей молодая алхимичка переливает тягучую бурую дрянь из мутной колбы в глиняный кувшинчик с узким горлом. – Пусть попробует уговорить девчонку, алхимик нам точно не помешает. А там и Генрих, если не дурак, добьётся своего. Я же сумел. Чем он хуже?»

========== Для чего нужны фавориты ==========

Церемония была краткой, деловитой, совершенно официальной. Сир Генрих даже двух свидетелей на неё пригласил и составил договор с правами и обязанностями сторон. Кажется, тётушка-суконщица повлияла на его воспитание куда сильнее, чем полагалось бы в благородном семействе.

– Надеюсь, простыню за окно нам наутро вывешивать не придётся? – немного нервно пошутил Людо, оставленный своим покровителем ночевать в замке. Не в супружеской спальне сира Генриха, разумеется, а в одной из гостевых.

– А их где-то в самом деле вывешивают? – с любопытством спросил тот.

– Кое-где на юге вроде бы до сих пор случается. Так я слышал по крайней мере.

Людо снял дублет, надетый ради такого торжества. Аркат-Властелин огня, да он на собственном бракосочетании проще и скромнее был одет! А тут супруга с тестем в четыре руки напялили на него рискованную для ремесленника наполовину шёлковую рубашку с прорезной вышивкой вместо кружев, а поверх неё опасно похожий на парчовый, вышитый серебристой нитью, тоже на грани Указа, дублет из ферровского сукна на шёлковой же основе. В лаборатории Каспар работал, понятно, в защитной одежде, но на выход у них с братом тряпок имелось больше, чем у половины дамочек в Озёрном. Сложены же они с Людо были примерно одинаково, да и в Волчьей Пуще вряд ли бы кто высмеял кого-то за рукава на дюйм короче, чем надо бы, а дублет на полтора-два дюйма просторнее, чем следует. Вроде бы здесь к одежде относились по принципу «не голый, и ладно». Стоило ли вот только так наряжаться, подчёркивая разницу в благосостоянии? Людо считал, что нет, Каспар с Илоной – что очень даже стоит. Хотелось бы верить, что правы они, а не он.

Сир Генрих, сев на не разобранную постель, следил за тем, как он раздевается, но сам последовать его примеру не спешил.

– Вы же не хотите меня на самом деле, – сказал Людо, с невыразимым облегчением размотав вышитую удавку ценой в один из местных домишек и расстегнув высокий тугой воротник. – Хотите просто выспаться? А то супруги словно нарочно ждут ночи, чтобы высказать нам, чем они недовольны.

– И перечень этот длиннее, чем список строений, нуждающихся в ремонте, – усмехнулся сир Генрих. – Да, неплохая идея. Будете приезжать разок в неделю, и будем мы с вами прятаться от законных супруг в этой комнате.

– Отличная мысль, сир. – Людо подошёл к нему, сел на пол (вернее, хвала Аркату, на медвежью шкуру), сложил руки на коленях сира Генриха и запрокинул голову, глядя в его лицо. Да-да, смотри, я не просто ниже тебя статусом и просто ростом – я у твоих ног. И вот моё открытое горло, волк из Волчьей Пущи. Не беспокойся, я знаю своё место.

Охотник, наездник, владелец целой стаи собак не мог не оценить позу. Он даже потянулся к волосам новоявленного фаворита, но на полпути с неловким смешком спохватился и положил ладонь на локоть Людо, примостившийся на его колене.

– Да, – сказал сир Генрих. – Так что не будем торопиться с… остальным. Хоть Каттен и говорил мне, будто вы куда лучший любовник, чем я.

Людо резко, болезненно выдохнул: м-маги! Понятно, что сам Каттен на правах целителя время от времени командует даже сиром Георгом. Но того, что сходит с рук целителю и, возможно, сойдёт с рук алхимику, особенно богатому и знаменитому, вряд ли кто-то потерпит от бездомного подмастерья по фамилии Росс.

– И за что он так со мной? – с вымученной весёлостью поинтересовался он. – Мы не ссорились, сколько я помню, и выпечка моя ему нравилась вроде бы, а он такое заявляет будущему барону об одном из его людей?

– Вы обо мне так плохо думаете?

– Я вас почти не знаю, сир.

– Да, – согласился сир Генрих, – мы с вами почти не знаем друг друга. Может, расскажете о себе? Чем-то же нам надо занять время. Спать ещё рано, но если я сейчас уйду к законной супруге, засну я не раньше полуночи, однако всё равно на середине очередной её жалобы.

Он нога об ногу стянул сапоги (Людо понятливо подвинулся в сторону) и лёг навзничь, похлопав по одеялу рядом с собой, словно собаку или кота подзывал. Людо послушно – и очень охотно – пересел с холодного, несмотря на шкуру, пола.

– О себе? – задумчиво переспросил он. – Мало интересного, сир. Мой отец был десятником городской стражи. Его убили, едва мне исполнилось семь: он пытался задержать преступника, но тот оказался то ли искуснее в фехтовании, то ли просто удачливее… Впрочем, далеко он не ушёл, отец успел-таки зацепить его, причём серьёзно. Об этом даже в городском листке писали: верность долгу, смерть на посту и всё такое.

– Вам бы следовало гордиться им, – упрекнул его сир Генрих, и совершенно серьёзно притом. Ну да. Как там Гилберт говорил о здешних сеньорах? Что готовы просто и буднично умирать, защищая своих людей?

– Я предпочёл бы менее самоотверженного, но живого отца, сир, – хмуро заметил Людо.

– Вам не повезло с отчимом?

Людо пожал плечами. Вспоминать не очень хотелось, но если отказаться отвечать, сир Генрих через жену своего дяди просто наймёт Ночных, а те разворошат такую выгребную яму… Проще ответить – кратко, по существу и без лишних эмоций.

– Теперь-то я понимаю, что ему нелегко пришлось, – сказал Людо. – Жениться на вдове своего десятника и перебраться из казармы в её дом… Кто-то из стражников прозвал его за глаза недоРосском, а остальные радостно подхватили. А в доме вечно перед глазами я’, вылитый Альфред Росс… – Сир Генрих осуждающе покачал головой. Кажется, он и теперь, не в детстве, не желал входить в положение мужика, взявшего вдову с сыном ради дома и на сыне её срывавшемся за своё дурацкое прозвище. «Его самого’, – подумал Людо, – никому бы и в голову не пришло назвать недо-кем-то-там, на чьей бы вдове он ни женился и сколько бы детей ни получил в приданое вместе с имуществом. Скорее всего, он бы счёл их таким же своим… имуществом, которое обязан отныне беречь и защищать». – Муж моей тётки, благослови его Девятеро, – сказал он, сообразив, что пауза затянулась и сир Генрих выжидательно смотрит на него, – подкармливал нас с матерью, пока она была в трауре и мы с нею жили на пенсию за отца. Он меня и забрал к себе в конце концов, сказав, что пора мне учиться какому-нибудь ремеслу, и почему бы не кондитерскому. И велел матери ни в коем случае не соглашаться на усыновление, когда до её нового супруга дойдёт, как он может получить и вторую половину дома. Отец оставил завещание, по которому наследство делилось в равных долях на меня и на неё, – пояснил Людо.

– И ваш отчим получил в приданое только половину дома?

– Да. Ему очень не понравилось, что его не предупредили об этом сразу. Он любил выговаривать матушке, что другой на его месте у алтаря развернулся бы и ушёл, но он поступил как порядочный человек.

Людо, не сдержавшись, фыркнул. Не то чтобы стражники отличались высокими моральными качествами, но типу, бросившему у алтаря вдову Альфреда Чумы, после этого пришлось бы перебираться из Озёрного в другой город. Затравили бы. Так что наверняка его порядочность объяснялась банальным нежеланием обживаться на новом месте – куда бы тоже рано или поздно добрались слухи о его поступке.

Он поёрзал, пытаясь устроиться поудобнее, потому что от сидения вполоборота начинали затекать нога и поясница. Сир Генрих подвинулся к стене, освобождая место рядом.

– Ложитесь, – сказал он. – Будем валяться рядом и болтать, как мальчишки в ночном. Я так понимаю, сын стражника не обрадовался, когда дядька, да ещё неродной, утащил его на кухню?

– Да я бы уже к золотарю в ученики пошёл, лишь бы подальше от отчима, – невесело усмехнулся Людо. Он лёг, подумав, что кровати в замке, похоже, не намного лучше крестьянских, разве что бельё на них не домотканое. Но вот тюфяк был набит какой-то комковатой дрянью, ощущавшейся даже через меховое одеяло. Попросить, что ли, Гилберта, чтобы послал со следующим обозом человеческих постельных принадлежностей? Илона с Каспаром не жалуются, но в доме вдовицы, где они так и остались снимать верхнюю половину, постели ничуть не лучше. Нет, меховые одеяла – это прекрасно, он бы и в Озёрном от такого не отказался. И подушки набиты то ли пухом, то ли мелким пером, а не трактирным кошмаром, врезающимся в лица и шеи остью из крыльев и хвостов. Но здешние тюфяки…

Сир Генрих его мыслей, понятно, знать не мог. Он задумчиво смотрел, как пляшут смутные тени от свечного огонька по потолку. Камзол свой он так и не снял, только расстегнул, но наверняка ему нередко приходилось спать и полностью одетым – кажется, никакого неудобства от верхней одежды он не испытывал. «Может быть, – подумал Людо, – и не стоит вообще навязываться ему со своими… услугами. Кого другого надо было бы привязывать повернее, понадёжнее, чтобы в самом деле не сдал графу, если тот пришлёт за нами стражников. Но этот-то вряд ли отдаст что-то своё хоть самому королю. «Я возьму сам». Я бы на месте графа не связывался с людьми, которые четвёртый, что ли, век живут под таким девизом».

– А как вы познакомились с Серпентами? – спросил меж тем сир Генрих. Ох, так ведь и не даёт Илона ему покоя. Одна надежда, что получив в фавориты мужа, к жене он не полезет.

– Дядя, опять же пошлите ему Девятеро здоровья и долгих лет, отправил меня в храмовую школу. Кухня кухней, говорил он, но ремесленник должен сам уметь и посчитать выручку, и заполнить нужные бумаги. Так что мне велено было усердно учиться, а ещё заводить полезные знакомства с самой школы. Никогда ведь не знаешь, с кем тебя жизнь сведёт. А Илону Серпенты отправили в обыкновенную школу, чтобы она училась общаться с другими детьми. Дома нанятые для неё учителя могли дать ей любые знания, но уж точно не умение как-то строить отношения с ровесниками. Она сама подошла ко мне и сказала, что я очень вкусно пахну – что’ у меня с собой такое? У меня был немного подгоревший маковый рулет, и я отдал ей половину. А потом пошёл проводить её домой, потому что она боялась собак. До сих пор боится, кстати.

– Вы в самом деле вкусно пахнете, – рассмеялся сир Генрих. Он даже на локте приподнялся и потянул носом воздух возле волос Людо. – Не знаю, как эти ваши специи зовутся, но сразу вспоминаются те пирожки с яблоками. Матушка вас не пытала, вызнавая рецепт? Между нами, она их штук пять или шесть съела.

– Я запишу, – вздохнул Людо, – но там… не особенно дешёвые продукты. А мне показалось, что бароны Волчьей Пущи не разбогатели, взяв невесткой Елену Ферр.

– Не разбогатели, – с не менее тяжким вздохом подтвердил сир Генрих, снова падая навзничь. – Построили стену вдоль Гремучей, привели в порядок замок, сёстрам моим приданое выделили побольше того, которое потянули бы без тётушкиных денег… Но разбогатеть в наших краях? Вся надежда на сира-консорта из Вязов. Если пойдёт торговля с гномами, то кое-что перепадёт и Волчьей Пуще. Да вот тестю вашему не помочь ли в самом деле с винокурней? Бальзамы и ликёры от Каспара Серпента, а? Пусть даже сам он со временем вернётся в Озёрный, но винокурня останется, а с нею и моя десятина с прибыли? – Он неловко хмыкнул. – Размечтался, да?

– А чего добьёшься, если не мечтать? – возразил Людо. Он повернулся набок, в упор разглядывая своего официального покровителя. Приятное лицо, кстати, хоть и не красивое ни в одном месте – волевое, открытое, жёсткое, пожалуй, но не грубое. Куда привлекательнее, прямо сказать, чем его собственное, бледное и невыразительное. Отца, правда, и с таким прозвали Чумой, а не Плесенью какой-нибудь… – Куда идти, не поставив себе цели?

– Вот, – сказал сир Генрих, наставительно воздев палец, – для чего я и хотел вас в фавориты. Будь вы просто владельцем лавочки с печеньем, болтали ли бы мы вот так? О мечтах, о планах, о… ну, не знаю. О том, каким бы мне хотелось своё баронство оставить сыну.

– А ваш брат для таких разговоров не годится?

– Как раз мой брат и сдёргивает меня с небес на землю без всякой жалости, – возразил сир Генрих. – Отец и дядюшки только посматривают с этаким снисходительным умилением: эх, когда-то и они были молодыми! А Кристиан задаёт вопросы, на которые у меня пока что нет ответа. Например, что я собираюсь делать со сбродом, который потянется к нам вслед за меллеровскими фурами? А он потянется, я и сам это понимаю. Те, кому ни места, ни дела в приличных местах не нашлось.

– Вроде меня? – усмехнулся Людо. – Мне в Озёрном тоже ни дела, ни места не нашлось, а всего имущества у меня – красивый пергамент с золотым обрезом.

– И половина дома.

– Нет, – он мотнул головой. – Я переписал её на сводную сестру, поставив условием, что она получит эту половину либо как приданое, либо как вклад в храм, если захочет стать жрицей. Взамен попросил оплатить получение звания подмастерья. Недёшево, конечно, но куда подешевле половины дома в небогатой, но очень приличной части столицы графства. – И насмерть рассорился с матерью, не говоря уж об отчиме, который, оказывается, «паршивца неблагодарного кормил и одевал». Ну, от него Людо другого и не ждал (хотя денег тот в конце концов дал – со словами: «Жри, авось подавишься»). Но вот матушка, которой не понравилось, что Людо обеспечил только сестрицу, обойдя единоутробного брата… Хотя с чего бы ему заботиться о взрослом уже парне, у которого родной отец жив-здоров? – Так что дома у меня нет, пекарни своей тоже, – продолжил он, – и вообще ничего нет, кроме свидетельства. Даже оборудование для кухни я ещё не отработал, потому что отпрашивался у Гилберта на три недели, и теперь мой контракт на это же время продлевается.

– А приданое?

– Яркие, стойкие, без вкуса и запаха, безвредные красители сколько, по-вашему, стоят? Вытяжка из ванили, которую можно хранить неделями? Эссенции фруктовые? Алхимики не занимаются такой ерундой, кондитеры не знают возможностей алхимии, а я кондитер, у которого жена и тесть алхимики. Четыре патента на «ерунду для кухни», которую только грандмастера из Совета гильдии считают ерундой, а тот же графский главный повар купил бы за любые деньги… А потом Илона опять придёт ко мне на кухню поболтать, посмотрит, к примеру, как я заново взбиваю осевшие сливки, и придумает какую-нибудь штуку, которая не даст им садиться – я про приданое даже не заикался, сир. Моя жена Серпент, ей интересно то, что я делаю, и она хочет мне помогать. Вот только в Озёрном мне от этого проку немного, там давно всё поделено… – Людо, спохватившись, затряс головой. – Прошу прощения, сир Генрих. Прорвало.

– Вот-вот, – живо откликнулся тот. – Меня тоже временами… прорывает. А теперь, когда сиры Фриды нет, слушает меня внимательно только Гилберт Меллер. Который в Волчью Пущу наезжает три-четыре раза в год. Так что, Людо, обойдусь я без ваших постельных талантов, но вам придётся без конца выслушивать мои «Тоже хочу теплицу с укропом посреди зимы» и «Чем варить ячменную кашу пять раз в неделю, лучше бы этот ячмень пустить на бренди, что ли».

– А кашу пять раз в неделю из чего варить?

– А тоже написать тому старичку с картофелем и красной фасолью. Или пусть сира Аларика обучит кого-нибудь из моих дармоедов, как всё это выращивать. Или бренди перегонять на лесные ягоды, продавать, а на вырученные деньги покупать рис и это… как его? Пшено, вот. Смешно?

– Нет, – сказал Людо совершенно искренне. – Совсем не смешно. Я даже могу попробовать уговорить Каспара заняться этим.

«Каспар, быть может, даже останется здесь, – подумал он. – Илона – нет, точно нет. Вернётся в Озёрный, едва только представится такая возможность. И проще будет подписать ей разрешение на раздельное проживание, чем ждать, во что выльется недовольство внучки Марии Рисанаторе. Главное – дожить вообще до такой возможности. Ради этого можно потерпеть вещи гораздо худшие, чем задушевные разговоры с будущим бароном».

Но вот, кажется, ничего худшего от сира Генриха ждать и не приходилось.

========== Всё хорошо? ==========

Комментарий к Всё хорошо?

Последний, я думаю, драбблик к этой истории. Ещё раз прошу прощения, что не отвечаю на комментарии: слишком уж мнения у людей расходятся, не хочу провоцировать.

А тем, кто не читает комментарии, этак ненавязчиво придвигаю свой номерок (в комментариях он уже был), чтобы не остаться без интернета и писать ещё:

+7 922 69 07 187

Если бы дорога не была единственной, Герта бы решила, что умудрилась заблудиться в знакомых до последнего пня местах. Потому что не таким был ближний к замку берег, не такой была сама река, и уж точно не было целого озера выше не запруды даже – настоящей плотины, высоченной, широченной, вымощенной каменными плитами и огороженной с обеих сторон кованой узорной оградой высотой по грудь взрослому мужику, а детям не позволившей бы ни залезть на неё, ни протиснуться между частым переплетением стальных прутьев.

Сами Вязы вроде бы оставались прежними, только стеклянный купол той самой теплицы, которой хвасталась в письмах Катриона, маяком сверкал, несмотря на пасмурный день. А вот на ближнем берегу с одной стороны дороги стоял привычный в родных краях, разве что слишком уж новый частокол, а с другой – гномы строили дом. Здоровенный доми’на из дымчато-серого с искрой камня в нижнем своём этаже вместо окон имел узкие стрельчатые проёмы – не то для проветривания, не то бойницы. На уже начатом втором проёмы были оставлены куда шире, видимо, под настоящие окна, а то бы Герта засомневалась, дом ли это. Про небольшой форт, скорее, можно было подумать. Напротив него, через дорогу, в открытые настежь по дневному времени ворота виднелся просторный двор, длинный бревенчатый дом, край какой-то ещё постройки. Глухо мычала корова, негодующе визжал поросёнок, орал не ко времени петух – этот самый сир Бирюк, похоже, всерьёз успел обжиться.

Герта всё той же неторопливой рысью проехала по плотине и невольно оглянулась на сердитый шум воды, падающей сквозь створы на лопасти водяных колёс. В облаке хрустально блестевших брызг она заметила на уже оставленном ею берегу ещё одно строение, не замеченное сразу за искристо-серой громадой, встающей на нечеловечески-ровной каменной площадке. Строение словно бы вырастало прямо из скалы, и Герте сами собой нарисовались просторные подвалы в два-три уровня под самим зданием, простым, основательным, обманчиво-скромным. Как в дознавательском крыле орденской крепости – тоже простом и неброском, самого заурядного вида. Хотя вряд ли отставной наёмник собирался держать в подземельях оборотней, малефикаров и прочих злобных созданий. Зачем бы ему? Даже в дядином замке темницы годами пустовали: кого там держать? Кто провинился, пусть расплачивается серебром или спиной, а настоящим врагам место на кладбище, не в темнице.

Вязовские ворота тоже стояли распахнутыми настежь, как и крепостные: день на дворе, весна, народ мотается туда-сюда по самым разным делам – замучаешься открывать-закрывать. Вид у всех был до того озабоченный, что Герта слезла с седла, сама отвела мерина в конюшню и сама сдала с рук на руки конюху. Катрионе должны были уже донести о том, кто приехал, так что Герта без церемоний отправилась сразу наверх.

То ли видела она вживую сеньору Вязов в последний раз замученной, замотанной, всё ещё оплакивавшей брата, то ли Катриона в самом деле похорошела в браке, как бы ни жаловалась на консорта… Герта развернула её боком, чтобы не помять случайно ещё толком не наметившийся живот, крепко обняла, а потом от души хлопнула по заднице.

– Надо же, какая ты стала! – одобрительно сказала она. – Тебе точно надо троих-четверых рожать, чтобы была нормальная семья, а не огрызок вечно на грани вымирания.

– Ну и рука у тебя, сира рыцарь, – проворчала Катриона, потирая окорока. – Спасибо, хоть не в латной перчатке. Эх, я так мечтала, что ты приедешь и мы с тобой опять напьёмся хорошенько! А теперь придётся тебе пить за двоих, а мне цедить мерзкую кислятину, которую мне Каттен прописал.

– Что за кислятина? – деловито спросила Герта. В ордене она поневоле начала понемногу разбираться в винах.

– Какой-то «Осенний закат».

– Какой-то? Ну, ты зажралась! – возмутилась Герта. – Вино из Трёх Виноградников, одно из лучших их вин. Это твой консорт тебя таким поит?

– Да, – Катриона покривилась, – прислал бочонок и велел пить, как целитель назначил, по половине бокала в день.

– С удовольствием помогу тебе расправиться с этим бочонком, – хохотнула Герта. – Давай показывай, что у тебя как. Платье вижу, чулки тоже. И ты писала, что признала дочку сира Вальтера – хочу на неё посмотреть.

– Она сейчас с гувернанткой, учится писать, считать и всему такому, – сказала Катриона и потащила Герту куда-то. – За столом увидишь. Я тебе пока лучше теплицу покажу, в ней уже огурцы завязались, представляешь? Ещё только Ворота Лета на носу, а у меня уже огурцы!

– Ну-ну, – фыркнула Герта, – дядюшка Георг отберёт половину, вот тебе и огурцы.

– Не отберёт. То есть, я сама пошлю ему огурцов, когда снимем хоть корзину, но уж точно не половину. Он и так у меня Аларику забрал на неделю, чтобы картофель посадить, – пожаловалась Катриона. – А мне она самой вообще-то нужна.

Внутри стеклянного фонаря теплицы одна служанка что-то вышивала, пользуясь дармовым освещением; другая, высунув кончик языка от усердия, рисовальной кисточкой лазала в раскрывшиеся жёлтые звёзды цветов, перенося пыльцу вместо пчелы. Герта посмотрела на гроздья завязей и подумала, что поживёт в гостях недельку-другую, пожалуй. Кому она больно в замке нужна? Отца там всё равно неделями нет, а с матерью она уже навидалась, наговорилась и наслушалась от той явно несправедливых жалоб на мужа. Словно матушка всерьёз надеялась, что на ней женится брат барона, а замуж пришлось идти за кузнеца. Так что отсидеться неделю или две в Вязах, подальше от неё и от сводных братьев-сестёр, уверенных, что у паладинов Пути золота полные карманы – это было бы совсем неплохо.

Она спросила Катриону, сильно ли помешает той, если останется, и разумеется, выслушала в ответ, что не только не помешает, а очень даже пригодится. Будет сидеть и слушать, пока уши не распухнут, а когда распухнут, может сбежать с сиром Эмметом. Ну да, сбежать. В разъезд. Ему лишняя булава совсем не будет лишней.

Потом Катриона спохватилась, что гостей с дороги принято вообще-то мыть и кормить. Послала «пчелу» на кухню за горячей водой, а сама повела гостью выбирать платье, чтобы переодеться. Ростом она уступала, конечно, дочери сира Ламберта, однако плечи у неё тоже были не девчачьи – платье оказалось почти в самый раз, только коротковато. Но кого в деревне смутишь открытыми щиколотками, хоть в чулках, хоть голыми? Стирая в реке, бабы и девки сплошь и рядом подолы подтыкали чуть не до самых ляжек, и ничего, никто не умирал от вида голых женских ног. А рукава Герта без затей засучила по локоть, благо платье было из не отбеленного льна, самого простого кроя и с засученными рукавами смотрелось просто по-рабочему, а не смешно и глупо, как выглядело бы атласное (а у Катрионы и атласные завелись, между прочим – Герта порадовалась за подругу и собралась всерьёз её отругать, что мало ценит толстого бакалейщика, который так балует свою супругу).

В общем, она умылась, – Катриона сама помогла вместо служанки, чтобы поболтать без лишних ушей, – надела платье, показавшееся дивно лёгким и мягким после стёганого поддоспешника и тем более самой брони, и они отправились обедать. У стола их уже ждали Кудряшка… в смысле, сир Эммет из Старицы, маршал Катрионы, её племянница, хорошенькая девчушка с хитрющей моськой, и гувернантка сира Клементина, о которой Герта сразу подумала: девочка-тихушница из тех, кто будет краснеть, опускать глазки, чуть что плакать, а делать будет всё-таки по-своему. Катриона представила девчонок гостье, а соломенный вдовец неприкрыто обрадовался Герте и немедленно позвал с собой – проехаться вдоль просеки к Огрову Пальцу, потому что там вроде бы гоблинов разок-другой видели, а вот уж без кого Вязы точно обойдутся в соседях.

На столе рядом с солонкой стояла – привычно стояла, обыденно – сахарница, сервиз подали блюмовский с розовыми вьюнками, после обеда был настоящий чай с Лазурного берега (пили его, правда, только сама Герта да сира Клементина), а к нему печенье и засахаренные лимоны. Нет, определённо супруга себе Катриона выбрала очень полезного. Не просто богатого, а такого, который позаботился, чтобы супруге жилось и сытнее, и удобнее, и безопаснее.

– А что такое строится на реке у самой воды? – спросила между делом Герта.

– Винокурня, – сказал сир Эммет и даже прижмурился этак мечтательно. – Каспар Серпент собирается и просто гнать бренди, и делать бальзамы, а ещё эти… – он нетерпеливо пощёлкал пальцами, – ликёры, вот.

– А ещё там будет кондитерская, – тоже мечтательно проговорила сира Клементина. Катриона при этом слове как-то посмурнела, но промолчала. – Сир Генрих предлагал господину Россу работать в замке, но тот хочет своё заведение.

Герта кивнула. Что кузен надел своё колечко на руку кондитеру, а не чьей-то дочке-бесприданнице, болтали по всей границе. Болтали неодобрительно, но когда это баронов Волчьей Пущи волновала такая ерунда? Герта и сама подумала, что если Генриху нравится парень, от которого за двадцать шагов разит ванилью и корицей, пусть себе облизывает этот рогалик сколько влезет. От сладкого, говорят, характер улучшается. Генриху точно не помешает.

В общем, из-за стола сира Клементина увела Мадлену учиться рисованию (“Я тебе потом покажу, какой она потрет нарисовала”, – пообещала Катриона), а сир Эммет пошёл готовиться к завтрашней поездке. Герта спросила, чем заняться ей, и получила ворох сереньких, но мягких кудрявых тряпочек, чтобы подрубить концы.

– Ого, – восхитилась она, – полотенца вроде джанаанских. Богато живёте.

Катриона, тоже севшая за шитьё, смутилась и принялась оправдываться, что достались тряпочки чуть ли не даром, и вообще это неудачные лоскуты. Вебер всё пытается ткать полотенца вроде тех самых, как ты их там назвала?..

– Бестолочь! – сказала Герта, глядя на одеяльце, которое Катриона взялась простёгивать козьим пухом. – Я так рада, что у тебя всё хорошо. Ведь хорошо же, да?

И та, чуть помедлив, кивнула.

========== Один день почти уже барона ==========

Комментарий к Один день почти уже барона

Уверена была, что работа закончена. Вот совсем закончена, но этой парочке ещё было что сказать друг другу

Первые три фуры покатили прямо, в Вязы, две другие, не доезжая до плотины, свернули направо. Генрих потянул было повод, но передумал: это у сиры Катрионы полон двор помощников, а сир Эммет вообще к разгрузке никаким боком не причастен; Россу же самому придётся заняться и привезённым барахлом, и людьми, которые его, барахло это, привезли. «Вечером увидимся, – решил он, – а пока с сиром Эмметом поговорю»: приближалось осеннее Равноденствие, и леса’ приходилось прочёсывать частым гребнем.

Хотя в последние годы, признавал Генрих, жить становилось чуть полегче. На Гремучей обосновался десяток наёмников с баллистой, так что держать на переправе своих людей нужда отпала; Меллер с сиром Матиасом проложили просеку аж к Огрову Пальцу, распугав разбойников и зверьё по обе стороны от неё и вокруг самого карьера; сиру Матиасу гномы со сказочной быстротой выстроили домище, в котором можно было держать оборону не хуже, чем на заставе, а ещё к нему перебрались – и продолжали понемногу приезжать – несколько отставников Гильдии наёмников, которым то ли не нашлось дела в местах потише и посытнее, то ли им там было скучно. За Вязы этой зимой можно было особо не тревожиться, с такими-то соседями.

Теплица уже привычно блестела на почти полуденном солнце (хотя за лето запылилась и блестела не так ярко, как после постройки), и Генрих перевёл взгляд на Орланову кручу, которая стала похожа на обрыв, облюбованный ласточками-береговушками. Скала, как обрыв норками, зияла десятками проёмов – то ли будущие окна-двери, то ли обрывавшиеся пока в никуда коридоры прямо внутри каменной громады. Прокормить орду гномов, которые выгрызали Орланову кручу изнутри, Вязам было не под силу, и обозы из Озёрного (а может, и не только из него) шли и шли через полторы-две недели друг за другом. Хитрые толстые крысы ещё и лавочку в Волчьей Пуще открыли со своей «королевской» мукой, сахаром и незнакомыми пока что, непривычными крупами.

Народ, впрочем, кое-что уже распробовал – рис, к примеру, начинали покупать всерьёз, не только на праздники. И Вебер разрешения открыть свою лавку больше не просил, но у Кааса едва ли не две трети товара было из его мастерских, так что потихоньку-полегоньку, за полтора десятка лет, а влезли-таки Меллеры-Веберы в Волчью Пущу. Проползли, отряхнулись и, похоже, начали по-хозяйски оглядываться по сторонам, чем бы ещё тут поживиться. Справедливости ради следовало признать, что пользы от обоих супругов и их племянника пока что было больше, чем беспокойства. За зерно, которым засеяли поля, где прошлой осенью помёрзли озимые, Меллеры как раз таки разрешение открыть лавку и попросили. Не золото, не то же зерно за хотя бы благотворительные три к одному – всего только бумажку и пустырь, на котором они сами построили лавку и склады для неё. Матушка Саманта только губки по обыкновению поджимала: было в часовне зерно на посев, было, но и здешние сеньоры, и даже кое-кто из соседей обратились за займом к Меллерам, а не к ней.