Текст книги "Ещё один брак по расчёту (СИ)"

Автор книги: Арабелла Фигг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

Аларике Меллер привёз целый ящик каких-то то ли плодов, то ли овощей, бережно переложенных длинными кудрявыми стружками. Овальные, чуть сплюснутые тёмно-розовые клубни с пробивающимися тут и там ростками…

– Картофель, – сказал Меллер Аларике, немедленно ухватившей один из клубней и принявшейся нянчить его в ладонях. – Какой-то сорт с севера, аж из Империи: там его давно уже выращивают, хотя я слышал или читал, что культура вообще-то южная. Видимо, кто-то сумел создать сорта, не боящиеся холодов. Дядя ещё в молодости случайно свёл знакомство с одним таким чудаком, который у себя в огороде опробует всё, о чём краем уха услышит. Дядя даёт ему денег на семена, новые теплицы, инструменты и прочее, что нужно для опытов, а тот вывел уже несколько новых сортов овощей специально под наши условия. А может, несколько десятков сортов, – рассмеявшись, поправился он. – Я не знаю, боюсь даже спрашивать, иначе придётся выслушать лекцию часа на полтора-два, а я в огородничестве не смыслю вообще ничего. Вот тут, сира Аларика, – сказал он, подавая ей пухлую пачку исписанных листов, – всё подробно изложено, в какое время, куда и как сажать, как ухаживать, даже кое-что нарисовано. Если хотите, я дам адрес этого старичка, он много с кем переписывается. Даже в Империи Единого Севера у него единомышленники имеются. Можете спрашивать всё, что вас заинтересует. А! Он раза три или четыре предупредил: к концу лета на кустах появятся ягоды – их ни в коем случае не есть! Ядовиты, может, и не смертельно, но всё равно ядовиты. Как паслён. Они родня, кстати.

«Госпожа интендант» бережно вернула картофелину в ящик и взяла листы. Почерк у любителя выводить новые сорта был крупным, – Катриона даже с трёх шагов могла бы кое-что разглядеть, – писал он, отделяя буквы одну от другой, видимо, чтобы их легче было разобрать, и Аларика, сперва напряжённо нахмурившаяся, расслабилась, беззвучно шевеля губами.

– А если не захотите возиться, – коварно предложил Меллер, – просто прикажи’те Тильде счистить с клубней кожуру, нарезать их и пожарить с шкварками. Шучу, шучу, – торопливо заверил он, потому что она возмущённо замахнулась на него всей пачкой листов. – Я привёз два мешка картофеля попроще, не семенного. У вас на кухне теперь работников хватает, пусть учатся чистить.

– Он дорогой? Картофель этот? – подозрительно спросила Катриона.

– Как морковь или свёкла, – пожал плечами консорт. – Но нам он не стоил вообще ничего.

– Ну, если не считать тех денег, что ваш дядя вкладывает в чужой огород, – довольно ехидно – ну вот не удержалась, хоть вроде уже и остыла после ссоры – уточнила Катриона.

– Такие вещи всегда окупаются, – возразил Меллер. – Очень-очень не сразу, но окупаются обязательно. Например, если приучить гномов к сушёной зелени. Или к высушенным овощам: ту же морковь моют, чистят, мелко режут, высушивают, раскладывают по банкам, плотно закрывают – Под Горой уходит влёт.

– А не проще им покупать свежую? – удивилась Аларика. – Под землёй же овощи должно быть нетрудно хранить.

– Наверное, не хочется возиться ни с хранением, ни с мытьём-чисткой, – не очень уверенно отозвался Меллер. – Я вообще не знаю, умеет ли кто-то из гномских женщин чистить овощи. Если внучка, дочь, жена, мать и бабка потомственных кузнецов похлёбку из солонины и дроблёного зерна заправляет сушёной морковью и петрушкой, она, наверное, и без того уже очень прогрессивная женщина, не боящаяся пробовать что-то новое и неизведанное.

Аларика хихикнула над «новой и неизведанной» морковью, а Катриона покосилась на картофель, которого в Империи, оказывается, выращивали даже несколько сортов, а в Волчьей Пуще его не все и видели, не то что пробовали.

– В Доме Морр, я думаю, – сказала она, – ещё не скоро начнут класть в похлёбку морковь и петрушку. А этот ваш господин огородник…

– Сир Клавдий, – подсказал Меллер.

– Сир? – удивилась Катриона. Надо же, у кого какие увлечения, оказывается. Хотя… та же Аларика возится же с цветами с самого детства, и для неё это удовольствие, а не тяжёлая, нудная и грязная работа. – Он в самом деле стар?

– Ему почти семьдесят. Вы опасаетесь за репутацию сиры Аларики? – он опять пожал плечами. – Пусть ведёт переписку через вас. А если у сира Эммета хватит терпения, пусть контролирует эту переписку.

– Конечно, – злорадно подхватила Аларика. – Сира Катриона, пожалуйста, отдавайте все ответы сира Клавдия сперва моему супругу. Сама я буду писать постороннему мужчине, конечно, только с разрешения моего мужа, но вы же потребуете от него такого разрешения, верно? Если он хочет вкусно и сытно кушать, мне понадобятся советы знающего человека, как это всё вырастить.

Катриона молча покачала головой, представляя себе, как маршал продирается сквозь сроки посадки какой-нибудь сортовой брюквы и расчёты количества навоза на грядку для неё. Сир Эммет сто раз был не прав, потратив приданое сиры Аларики на себя одного, но может быть, стоило бы уже попытаться как-то найти общий язык, а не отравлять друг другу жизнь? В конце концов, когда он приползал из очередного дозора, чуть живой от усталости, промокший, продрогший, голодный и злой, можно было просто пожалеть его? Он ведь не по своей прихоти мотался по лесам и долинам – Вязы сравнительно благополучно пережили эту зиму не в последнюю очередь благодаря ему.

Одна надежда была, что после рождения ребёнка эти двое всё-таки почувствуют друг друга настоящими супругами, связанными общим наследником. Но пока что приходилось радоваться тому, что уж у сиры Аларики не было ни времени, ни желания часами сидеть у окна и смотреть на дождь. Она легко находила занятие и для себя, и вообще для кого угодно. Включая рекрутов и даже егерей, случись им провести в селе больше трёх-четырёх дней подряд, так что они сами старались не задерживаться сверх необходимого.

– Если вы устали с дороги, вам лучше спать у себя, наверное.

– Вы в самом деле обо мне беспокоитесь, или я просто буду вам мешать?

– Не будете, – вздохнула Катриона, отодвигаясь к стене. – Но вы и правда плохо выглядите.

– Даже маги-целители не всесильны.

– Это я знаю, – сказала она довольно мрачно. Каттен старался как мог, но и у него время от времени умирали и раненые, и просто больные. Как тогда, с повальной лихорадкой… Что он, в общем, мог сделать один на всё баронство? У него в то время даже ученика ещё не было.

Консорт лёг с краю, не снимая и даже не развязывая неизменную свою стёганую штуковину, державшуюся на одном поясе.

– Вам постоянно снятся кошмары, – сказал он. – Но со мной вы вроде бы спите спокойнее. Почему вы не заведёте фаворита или фаворитку?

– Кого? – ядовито уточнила Катриона. – Конюха?

Он коротко посмеялся, но спорить не стал, спросил только:

– Хорошо, не надо конюха. Но почему вы сиру Аларику не зовёте, хотя бы когда сира Эммета в крепости нет? И теплее, и не так страшно вдвоём. Боитесь лишних разговоров? Так наденьте на неё своё колечко, вы же глава семьи и сеньора Вязов, не думаю, что ваш маршал будет против.

– Я не… – Про то, что Аларика хочет спать одна, Катриона говорить не стала, а на предложение надеть на неё своё кольцо брезгливо покривилась: – Мне не нравятся женщины. Ну… не в этом смысле.

– Да, – усмехнулся Меллер, – похоже, мне и впрямь нужно привезти сюда какого-нибудь музыканта. Только не старого пьяницу, побирающегося по кабакам, а молоденького-хорошенького, с тонкими длинными пальчиками и влажными бездонными глазами. Чтобы его просто не принимали всерьёз как мужчину и чтобы он с вами спал вместо кошки.

– Везите, – благосклонно кивнула Катриона. – Только не вместо кошки, а чтобы в самом деле умел играть на лютне или на чём-нибудь таком. Но никто, наверное, не согласится ехать к нам в глухомань? Или смотря сколько заплатить?

– Кое-кому крыша над головой и еда хотя бы дважды в день – уже бы неплохо.

– Почему только два? – удивилась она. – Завтрак, обед, ужин, всё как полагается.

– Да, вначале уличный певец счастлив будет, что нашёл кров, стол и постель. Только эта братия очень быстро наглеет и забывает своё место, – хмыкнул Меллер. – Будет такой соловушка петь про любовь, будут ваши девушки ходить за ним табуном, а парни будут злиться и норовить устроить ему тёмную, чтобы всякие чужаки местных девок не портили. А если он ваше колечко наденет, так тут же задерёт нос и начнёт вести себя, как левретка знатной дамы: всех облает, всем нагадит, а к вам будет бегать скулить и жаловаться, что никто не в состоянии оценить его тонкой возвышенной натуры.

Катриона даже не сразу нашлась, что ответить на такое.

– А что, нормальных людей среди музыкантов нет? – спросила она наконец.

– Есть, конечно. Но с ними всё равно сложно. Талантливые люди ведь в самом деле натуры чуткие и ранимые, – он вздохнул, видимо, вспомнив свою фаворитку.

Катриона не знала, талантлива ли та. Наверное, да, если после четырёх строчек случайно прочитанных стихов они с Аларикой завесили ни в чём не повинное зеркало. И какие же ещё смутные и недобрые тени чудятся госпоже Сильвер, и как сильно она надоедает со всем этим своему покровителю? И не спросишь ведь, а спросишь, так опять получишь щелчок по носу: не твоё дело. За «безобразный скандал» Меллер извинился, да только это же ничего не значит. Пусть не любить законную супругу, но хотя бы доверять ей, делиться бедами и тревогами… С чего бы? «Никогда больше не стану расспрашивать его о делах и о жизни в Озёрном, – сердито подумала Катриона. – С него наследник и новая крепость, с меня имя. Всё. А что ладить друг с другом – это скучная и тяжёлая работа, так не больно-то он сам рвётся её выполнять».

========== Глава 19 ==========

– Да поджог это был. Не то что откровенный – демонстративный, прямо сказать.

– За то, что вы брак заключили со мной, а не с дочкой бакалейщика средней руки?

Меллер и сир Кристиан разом обернулись к ней, и Катрионе показалось, что консорт успел согнать с лица снисходительную улыбочку.

– Не знаю, сира Катриона, – сказал он серьёзно. – Вряд ли: слишком чисто сработано, без Ночных не обошлось, а они за свои услуги берут немало. Бакалейщик средней руки мог бы, конечно, наскрести на контракт, если бы был всерьёз оскорблён отказом. Но у меня ни с кем не было не то что предварительной договорённости о помолвке, а хотя бы официального знакомства. Думаю, мы просто в очередной раз помешали кому-то.

– То есть, – нахмурился сир Кристиан, – ледяной водой на морозе вас тоже не случайно облили?

– Кто знает? – Меллер, как водится, пожал плечами. – Ночной пожар представляете себе, думаю? – Сын барона Волчьей Пущи кивнул с кривоватой усмешкой, и Катриона подумала, что ему и представлять не надо. Он этих ночных пожаров, охраняя западный берег Гремучей, наверняка навидался досыта, хоть и поменьше уже, чем его отец и дяди. Ещё ей очень хотелось сказать пару ласковых Гилберту Меллеру, так о многом, оказывается, умолчавшему, но она сдерживалась, не желая ссориться с консортом в присутствии постороннего человека. – Ночь, – продолжил скромный и молчаливый, когда не надо, мантикора его заешь, супруг, – не темнота, а неровный мечущийся свет, суматоха, толчея… могли и случайно плеснуть в общей сутолоке, но отец с дядей в это не верят.

– Вас потому и послали сюда, не дав даже толком поправиться? – уточнил сир Кристиан. – Что опасаются, не было ли это покушением?

– Сослали, – с невесёлым смешком поправил его Меллер. – Да, запретили деточке возвращаться в Озёрный, пока большие дяденьки разбираются с поджогом.

– А мне это знать не нужно было? – не утерпела-таки Катриона.

– Видимо, нет, раз вы не спрашивали.

Она досадливо стукнула кулаком по раскрытой ладони. Ну, не было у неё привычки лезть к людям с расспросами! Кто хочет о чём-то попросить или чем-то поделиться, считала она, того и расспрашивать не надо, только слушай да кивай. Но Меллер с нею ничем, видимо, делиться по доброй воле вообще не собирался. А она мало того, что не хотела надоедать ему без крайней нужды, ещё и зареклась пытаться с ним поладить: носит он серебряные браслеты, и ему этого, похоже, выше головы хватает. Так с какой радости ей перед ним прыгать на задних лапках?

Чтобы не наговорить ему всего этого и ещё раза в три побольше – сгоряча-то, – Катриона с излишним вниманием уставилась на сира Бирюка, гоняющего, иначе не скажешь, сира Эммета по подвалу, где у егерей было что-то вроде тренировочного зала. Подвал был тесноват и темноват, а низковат даже по меркам не особенно высокой Катрионы, зато надёжно укрыт и от непогоды, и от любопытных мальчишеских глаз (а то ведь тоже похватают палки и пойдут лупить друг друга без присмотра опытных и знающих людей, то есть, покалечатся, к гадалке не ходи). Да уж, что бы там ни говорили про молодость, азарт и свежие силы, но в бою, даже учебном, многолетний опыт бьёт все эти достоинства юности с той же лёгкостью, с какой волкодав душит подвернувшуюся крысу. «Будь схватка настоящей, – подумала Катриона, – сир Эммет уже наверняка валялся бы либо мёртвым, либо связанным – каким был бы нужен старому наёмнику». Она даже немного удивилась тому, насколько её маршал не боится показаться смешным неловким неумехой, если не постеснялся попросить сира Матиаса показать парочку новых приёмов в присутствии сеньоры, её консорта и баронского сына. Она бы так точно не сумела. Сама она, выцарапав два-три раза в неделю сравнительно свободный часок, размяться с отцовским мечом приходила всегда в такое время, когда в подвале не было никого, кто мог бы поглядывать на неё со снисходительной ухмылочкой.

– Я думала, наёмникам нельзя учить чужаков, – сказала Катриона, обращаясь к Ренате, тоже следившей за напарником и его случайным – или не случайным? – учеником. – Ну… тех, кто не состоит в вашей гильдии.

– Почему? – удивилась та. – В Уставе об этом ни слова нет. Запрещается только брать два контракта одновременно. То есть, требовать деньги за чьё-то обучение, попутно охраняя кого-то другого, мы не можем. А бесплатно – пожалуйста. Другое дело, что наш брат-наёмник о-очень редко что-то делает бесплатно.

– Сира Симона, бывшая напарница сиры Фриды, – возразил ей сир Кристиан, – учила немного нас с братьями…

– Очевидно, просто от скуки, – отмахнулась Рената.

– Может быть, – не стал спорить тот. – Но учила очень неплохо, терпения у неё хватало даже на деревенских мальчишек, ничего длиннее ножа в руках отродясь не державших. Отец предлагал и ей остаться в замке, но она купила хуторок где-то в Захолмье.

– Выписала к себе младшего племянника, женила его на одной из тамошних девиц и теперь изображает примерную бабушку, – кивнув, закончила за него чародейка. Кажется, гильдейские наёмники из тех, что постарше, друг друга неплохо знали и из виду не теряли.

– Сама учит внуков владеть мечом? – рассмеявшись, уточнил сир Кристиан.

– Почему только внуков? Внучек тоже. У вашего отца, сир, кстати, нет какой-нибудь деревушки в три двора на продажу?

– Хотите купить? – удивился тот: если и был в роду у дриадской четвертушки кто-то из первого сословия, до сих пор она ни словом об этом не обмолвилась.

– Да подкинула бы деньжат Матиасу в долг, чтобы он своих детей завёл, даже приёмных, от какой-нибудь неглупой и энергичной вдовушки, а не нянчился с этим барашком.

Катриона, не сдержавшись, фыркнула. Волосы сир Эммет стриг очень коротко, под шлем, но даже такие короткие, они всё равно норовили завиться тугими колечками, а уж стоило ему месяц-другой не трогать их… вот уж точно барашек. И упрямства столько же – опять встал, перехватил щит поудобнее и заявил, что не понял этого приёма, можно ещё раз показать?

– Ревнуешь? – ехидно спросил Ренату Меллер.

– Пф-ф, не больше, чем к девочкам в борделе. Нет-нет, сир Кристиан, – усмехнулась она, увидев, как тот вопросительно выгибает бровь. – Славная тугая попка сира Эммета в полной безопасности. Матиас, как ни удивительно это для наёмника, да ещё и благородного сеньора в придачу, согласен на мальчишек, только если ни одной особы женского пола моложе шестидесяти в обозримом пространстве не наблюдается. Он, кажется, назначил себя приёмным дядюшкой сиру Барашку, раз уж мы тут застряли на неопределённый срок. Потому я и спрашиваю про деревеньку в три двора. Если дорогому напарнику скучно, пусть обзаведётся нескончаемым геморроем: посевная, страда, зимовка, подати, разбойники, жена, дети…

– Послушать вас, так жена и дети хуже разбойников, – заметила Катриона.

– Конечно хуже – разбойники ограбят и удерут, а жена и дети вцепятся, как пиявки, и всё им мало.

– Вот так и хочется проверить, – хмыкнул сир Кристиан, – правда ли вы женщина? Прямо речи старого холостяка слышу.

– А я и есть старый холостяк, – передёрнула плечиками чародейка. – Чем плодить остроухое отродье, я лучше двух-трёх учеников возьму на старости. Ученики – не дети и не внуки, им наставницу травить ради наследства невыгодно: пока она жива, всегда есть шанс узнать ещё что-то новое, а по сравнению с этим любой вклад Под Горой и любой дом, полученный в наследство, не так и много сто’ят. Для мага, конечно, – уточнила она. – Но любой маг из своего ученика невольно, даже сам того не желая, делает такого же одержимого – сила и знания, знания и сила, и ничего больше.

– Вот к Высокому Солнцу подкинут нам дриады мальчишку или двух, – буркнула Катриона, – и берите их в ученики на здоровье. Вроде бы сира Фрида говорила, будто дриадская кровь даёт способности к магии?

– Не обязательно стихийной, – возразила чародейка. – Это может быть талант, как у вашей хорошенькой гадючки – умение вырастить на голых камнях розовый куст из прошлогоднего черенка.

– Но вы же сами говорили, будто магию земли наследовать могут только женщины.

– В том объёме, в каком это считают нормой дриады, – уточнила Рената. – А жалкие, с их точки зрения, крохи – это по людским меркам нешуточный дар огородника. Как у того самого сира Клавдия, который в пригороде Озёрного умудряется выращивать томаты и эти… как их… – она нетерпеливо пощёлкала пальцами и вопросительно посмотрела на Меллера.

Тот помотал головой:

– Извини, я не знаю, о чём ты. У него многое растёт такое, что вроде бы в первую же зиму должно было помёрзнуть насмерть.

– В общем, это я и хотела сказать, – сдалась чародейка, так и не сумев вспомнить, что ещё такое удивительное выращивает сир Клавдий. – Возможно, ему перепала пара капель дриадской крови от какой-нибудь пра-прабабки… Как и сире Аларике тоже.

Когда они выбрались из подвала во двор, там как раз хлопотала «госпожа интендант» – командовала мужиками, пристраивающими длинные глубокие ящики у крыльца, своими ручками перемешивала землю для этих ящиков, подсыпая то песок, то золу. В тенёчке под навесом уже стояли небольшие ящички с рассадой, снятые наконец со всех подоконников (не то чтобы они сильно мешали Катрионе, но из них вечно подтекала грязная вода).

– А вот тут надо будет шпагат натянуть, – распоряжалась Аларика. – Через каждые локоть-полтора… Ой, сир Кристиан, я вас не узнала – богатым будете. Добрый день, – она сделала неловкий книксен: в высоких сапогах, в которые были заправлены, чтобы не вы’возить их в грязи, половинки раздвоенной юбки, изящно присесть не смогла бы, пожалуй, и придворная дама, не то что сеньора родом из мест глухих и диких (дядюшку Артура, наверное, икота мучила с этими без конца поминаемыми Катрионой глухими и дикими местами). – Простите за мой вид.

– Вы в любом виде прекрасно выглядите, – возразил тот. – Замужество пошло вам на пользу, я смотрю: поправились, похорошели… – Смотрел он на неё этак по-мужски оценивающе, и сир Эммет нахмурился.

Аларика же под этим взглядом слегка покраснела, но похоже, от удовольствия, а не смутившись. Она и правда округлилась, причём равномерно, не просто живот наметился. Но сир Кристиан был прав, ей это шло, признала Катриона. А вот дриадского в ней ничего и в помине не было, тут чародейка, похоже, промахнулась: и глаза, и уши, и нижняя челюсть, и цвет волос – всё было самым обычным. Человеческим.

Ещё Катриона, глядя на округлившуюся и похорошевшую помощницу, хмуро подумала, что самой ей впору Феликса Каттена просить, чтобы осмотрел их с Меллером обоих. Разве бывает так, чтобы оба были молоды, здоровы (ну, почти – консорт уже гораздо лучше выглядел, отдохнув и отъевшись на парном молоке, свежих яйцах и первой зелени; не зря его сюда отправили из Озёрного, хоть он, оказывается, и считал это ссылкой), но при этом никак не могли зачать ребёнка? Или это то самое проклятие так действует? Маг-целитель видит их, проклятия эти? Или надо этого… как же его?.. в общем, злого тёмного колдуна искать?

К вечеру пошёл дождь. Он, в сущности, весь день собирался понемногу. Всё же неприветливый и суровый Хмурый хребет был гораздо честнее пакостного Серого кряжа: над тем облака могли неделю висеть, то распухая и сползая по склонам, как слишком сильно поднявшееся тесто по стенкам квашни, то подтаивая и оседая в котловине – а могли в два-три часа накрыть всё баронство и соседей в придачу, устроив грозу с ливнем и градом, хотя вроде бы только что невинно синело лживо-чистое небо. Хмурый своими тучами обкладывал небо неторопливо и основательно, зато уж надолго, не то что подлый и непредсказуемый Серый кряж, грозы’ или снежного бурана с которого хватало от силы на полдня. Нет, если непогода шла с Хмурого, это было на неделю, не меньше.

Сир Кристиан, понятно, остался ночевать. И не в гостевой спальне, а у Меллера, с чего-то вдруг согласившегося приютить баронского сына. Все уже, в общем, улеглись, устав за день, только Катриона упрямо дошивала домашнее платье из того самого льна с так хитроумно вытканными узорами, что ткань казалась вышитой в тон основе. Лён был не отбеленный, смотрелся скромно, и Катриона даже чёрной тесьмой раздумала его отделывать. Платье это она ни жить ни быть хотела закончить к Воротам Лета, когда в гости к Аларике собирались приехать – и наверняка не на денёк – её матушка и младшая сестра.

А ещё сир Кристиан привёз приглашение на имянаречение своего долгожданного племянника, и уж на такое торжество точно соберётся всё баронство и половина соседей. Не ехать же на него в платье сиры Мелиссы, кое-как перешитом и не прикрытом уже беличьим полушубком, как это было зимой. Пообносилась она, Катриона из Вязов, чего уж там, а дорогие соседушки точно захотят почесать языки об супругу богатенького простолюдина, которая, несмотря на все его денежки, так и ходит в обносках с чужого плеча (даром что сами за такие обноски передрались бы, вздумай Катриона их кому-то ещё предложить). И хоть как объясняй глупым клушам, что брали Гилберта Меллера в консорты ради новой крепости, а не ради новых тряпочек! Нет уж, проще спешно, исколов себе все пальцы, сшить два-три новых платья, чем выслушивать вежливые колкости, высказанные медовыми голосами.

Так что Катриона шила, шила и шила, хотя за окном уже совсем стемнело. Впрочем, Рената, которой тоже с чего-то не спалось, кошкой свернувшись в кресле, читала какую-то устрашающей толщины книжищу. Над креслом она, как водится, подвесила шар ведьминого огня и такой же засветила для Катрионы. «Терпеть не могу вонь горного масла», – буркнула она в ответ на «спасибо». Катрионе этот запах тоже не очень нравился, но горела лампа гораздо ярче любых свечей, а портить глаза при огарке, когда есть возможность как следует осветить рабочий стол и всё, что на нём и рядом с ним… ну, должна же быть польза от богатого консорта, кроме новых тряпочек? Особенно если сам он постель делит не с законной супругой, а с сыном её сюзерена.

Шар над головой тихонько потрескивал и то ли гудел, то ли жужжал негромко. Шелестел дождь за окном, шуршала страницами чародейка. В остальном было тихо – тяжёлые, надёжные двери комнат закрывались плотно, и ни звука из-за них не доносилось.

– Ревнуете? – вдруг спросила чародейка и даже книгу опустила на колени, заложив её пальцем.

– Нет, – буркнула Катриона, не отрываясь от шитья. – Мне просто не нравится, что сир Кристиан так себя ведёт… Сиру Аларику он же не тащит к себе в постель прямо на глазах у её супруга. А при мне, значит, можно обхаживать моего консорта?

Наверное, не следовало этого говорить, но молчать было уж совсем невмоготу, а скажи-ка такое хотя бы Аларике – и вся Волчья Пуща будет обсасывать твои слова. И ладно, если в самом деле твои, а не те, что тебе приписали! И даже в письме к Герте (они в переписке как-то легко и просто начали звать друг друга просто по имени) не пожалуешься на её кузена: Катриона всерьёз подозревала, что почтовый чиновник от скуки почитывает письма перед отправкой, и молчит ли он о прочитанном – Девятеро знают. А вот хамоватая и бесцеремонная чародейка почему-то казалась Катрионе человеком… то есть, на четверть дриадой, которая не болтает лишнего когда не надо.

– Я могла бы вам ответить, что сир Эммет возмутился бы, что хочет растить своих детей, а не баронышевых ублюдков. – Всё-таки как похоже они с Меллером пожимали плечами, да ещё в любом положении – хоть лёжа навзничь, хоть свернувшись кошачьим клубочком. – А сир Кристиан не совсем же дурак, чтобы лезть к жёнам отцовских вассалов, словно ему крестьянок мало. Хотя, мне кажется, дело вовсе не в этом, – продолжила она, и странно было слышать её серьёзный, без тени обычной насмешки голос. – Сира Аларика обыкновенная деревенская сеньора, каких двенадцать на дюжину. Он сам на такой женат, а у законной супруги ещё и сиськи побольше – смысл ему менять свою жену на чужую такую же? Вернее, не менять, а в добавок к своей жене заводить любовницу тех же статей. А Гилберт сире Луизе ни в одном месте не ровня… И детей сира Кристиана вам точно растить не придётся – что вам за дело до того, чем эти двое заняты ночью?

– Никакого, – хмуро подтвердила Катриона и зашипела, в очередной раз уколов многострадальный палец. Ну, не любила она напёрстки. Мешали они ей так, что проще было шипеть и слизывать капельки крови, чем напяливать дурацкий медный колпачок.

– Просто досадно, да? – всё-таки усмехнулась Рената. – Самолюбие страдает. Ну, я вас немножко утешу. Гилберт соглашаться умеет так, что лучше бы отказал с грязной руганью и мордобоем. «Полотенце вон там, масло можешь взять из персиковых косточек, которым я пятки мажу, и постарайся сильно меня не трясти – я пока почитаю, что там у нас с Домом Халната…» Прочувствуйте разницу, что называется: Гилберт Меллер как пылкий и затейливый любовник – и он же в роли бревна бесчувственного. Сира Кристиана ждёт очень скучная ночь, после которой он либо разочаруется, либо вынужден будет делать какие-то выводы. В последнее, впрочем, верю плохо.

– Почему? Вы же сами сказали, что он не дурак. Ну, не совсем дурак.

– Потому что он с зачатия привык к тому, что это земли его отца и все, живущие на этих землях, должны его обслужить и ему угодить, – скучным, даже занудным слегка голосом пояснила Рената. – Но Гилберту-то он никто и звать никак. Чтобы поладить с каким-то бакалейщиком, придётся ему и самому что-то сделать, не только шнурок от штанов развязать. А это и утомительно, и вообще не по-мужски – задумываться о чужих ощущениях и что-то делать для того, чтобы ощущения эти были приятными.

– Вы так хорошо всё это знаете, – поддела, не удержавшись, Катриона.

– А у меня напарник такой, хоть я с ним и не сплю, – усмехнулась чародейка. – Боевой напарник, скажу я вам, это не супруг и не родственник. Он для тебя сменную рубаху разорвёт на подложки, когда у тебя женские праздники нагрянут не вовремя. А ты к нему на свои кровные притащишь травника, когда он трактирным пойлом траванётся, поможешь желудок промыть и будешь поить зельем с ложечки каждые четверть часа. Потому что или вы верите друг другу как себе, или лучше сразу разойдитесь. Любить не обязательно, уважать тоже, но помогать, поддерживать, всегда помнить, что вы пара – без этого никак.

Она выпрямилась, спустив ноги с кресла, и по-кошачьи же потянулась до сладкой дрожи в затёкших мышцах.

– А вообще, – сказала она, – смиритесь, сира Катриона. Не будет у вас с Гилбертом настоящей семьи. Даже такой, как у вашего маршала. Барашек с гадючкой могут грызться сколько угодно, но они из одного теста слеплены, они выросли в одном месте, их одинаково воспитывали, у Аларики братья такие же, у Эммета – сёстры и кузины. Они и грызутся-то не всерьёз, просто душу отводят. А вы есть и будете друг другу чужими уже потому, что вы из разных миров. Вот вы знаете, что вязовские девушки на консорта вашего обижаются? Шуточки фривольные, намёки игривые, а сам так никого даже за жопу ни разу не ущипнул, будто брезгует деревенщиной.

– Знаю, – проворчала Катриона. Она запрокинула голову и выгнула спину назад, сводя лопатки до опасного хруста. Нет, надо заканчивать подол, и хватит на сегодня. – Мне уже жаловались вроде как в шутку. Будто бы заверяли, что незачем ревновать, до того уж супруг верный достался, а у самих глаза злющие. Сахару, видать, хочется. Или монетку-другую.

– А дело вовсе не в его брезгливости, – сказала Рената. Она даже книгу свою закрыла и отложила. – Вы считаете, будто ваши люди – это именно ваши люди. Вы им мать, отец, Канн-заступница во плоти и просто хозяйка. Понятно же, ни им от вас, ни вам от них деваться некуда, поэтому любому, даже хромому старику и дурачку-подпаску надо придумать занятие по силам, не выгонишь ведь. А Гилберт привык к тому, что их работники – это взрослые, самодостаточные, разумные личности. Ну, по крайней мере должны такими быть. Пришли, чтобы работать и зарабатывать, а если что-то не понравится, то уйдут в любой момент. И платят им именно за ту работу, которую они взялись выполнять. Поэтому с работниками и особенно с прислугой у Меллеров никаких близких отношений быть не может. Не спят Меллеры ни с горничными, ни с кладовщиками, ни с секретарями. Пошутить могут, в щёчку поцеловать на празднике или так, под настроение, но не больше. И отношение ваших девушек к своему сеньору, когда он штаны подтянул и дальше по своим делам пошёл, а она нижней юбкой подтёрлась и продолжила стирать или лебеду выпалывать… Дождь, снег, лебеда эта бесконечная – ничего не поделаешь, надо просто подождать и перетерпеть, так же, как и внимание своего сеньора. Умом Гилберт это понимает, конечно, но принять вряд ли сможет. Принципов у него… хм… немного, но уж от тех, что есть, он не отступается.

– Поэтому он согласился-таки переспать с сыном барона? – ехидно спросила Катриона. – Из принципа?

– Из своей совершенно беспринципной практичности, – усмехнулась Рената. – Как ни крути, сир Кристиан – сын барона нынешнего, брат барона будущего, а ещё, Предвечная храни, в один печальный день он вполне может стать регентом малолетнего барона Волчьей Пущи. Так что наш Крысик прикинул перспективы и решил, что ссориться с сиром Кристианом из-за такой ерунды, как задница – это глупо. Но и пытаться угодить баронышу, никогда не знавшему отказа, ещё глупее. Если тот хочет, чтобы всё было, как в самый первый раз, пусть тоже приложит хоть минимум усилий. А то ведь обнаглеет вконец и будет об тебя ноги вытирать, да ещё ворчать при этом, что ты лежишь неправильно, неудобно.