Текст книги "Ещё один брак по расчёту (СИ)"
Автор книги: Арабелла Фигг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)
Та забрала у неё папку, а взамен дала чашку горячего травяного настоя и кусок пирога на блюдце. Сама села в соседнее кресло и задумчиво проговорила:
– Да пожалуй, так и правда будет лучше. По крайней мере, вам не придётся содержать бездельника на ваши и без того невеликие доходы. Проценты – это лишнее, конечно, в долг я вам дам и без них, но есть ведь и другие варианты, сира. До Солнцеворота время ещё есть, хоть и немного. Если сир Георг не найдёт желающих сменить своё родовое имя на сомнительный титул консорта, я вам готова предложить других кандидатов. Сами понимаете, не из первого сословия, зато таких, кто охотно заплатит гораздо больше, чем пятьдесят марок.
========== Глава 6 ==========
Холодная, с ледяным порывистым ветром, но ясная погода продержалась больше двух недель. Это было очень кстати: спешно чинить частокол под дождём, заливающим канавы и размывающим глиняное основание, не пришлось – мужики проделали все работы не торопясь, основательно, чтобы ещё лет пять-шесть можно было жить спокойно. Приближалась Белая Дорога, в нескольких семьях готовились к свадьбам, так что следовало выбрать день и пригласить одну из помощниц матери Саманты, чтобы обвенчала всех разом. Ещё сир Ламберт в один из приездов передал приглашение на помолвку своего племянника с сирой Луизой. Катриона хотела было отговориться трауром, потом решила, что приедет и поздравит жениха с невестой, но на празднование не останется.
Темнело всё раньше, и Катрионе, смешно сказать, очень не хватало Ренаты с её ведьминым огнём. Всё-таки с волшебным светляком над головой шить было намного удобнее, чем при свечке. Интересно, сира Фрида тоже зажигает шары колдовского холодного пламени для баронессы? Вроде бы сира Аделаида не жалует магию, однако ковырять иглой тёмную – да даже светлую ткань! – гораздо проще, когда в комнате по-настоящему светло. Но Рената, понятно, уехала вместе со своим нанимателем, так что заменять рукава у последнего из присланных платьев, почти нарядного, не серого, а тёмно-синего цвета и даже со скромной вышивкой чёрным шёлком на груди и у горла, пришлось при свечах. Новые рукава Катриона скроила из опять же сирой Мелиссой подаренного чёрного шарфа, который надо было, наверное, красиво набросить на плечи; но представив себя расхаживающей по крепости или по селу в этаком виде, Катриона только посмеялась про себя: красиво, да. И ни фонарь в руки не взять, ни подол не подобрать, чтобы не вы’возить его в грязи. Да и вообще никаким делом не займёшься, когда удерживаешь обеими руками скользкий шёлк на плечах. А вот рукава получились роскошные. Не слишком ли даже. Ладно, у людей праздник всё-таки, не являться же на него в рубашке покойного брата и в раздвоенной юбке из потёртой замши.
И вообще, подумала Катриона, можно будет в этом платье с шёлковыми рукавами самой потом на брачную церемонию идти. С кем вот только? Барон пока что молчал. Видно, немного было охотников «сменить родовое имя на сомнительный титул консорта». Или охотники были, но сиру Георгу не нравились – он-то искал не так консорта для Катрионы, как маршала для крепости. А сама она всё чаще подумывала над предложением Елены заключить брак с состоятельным простолюдином.
С тем же Гилбертом Меллером: всё равно он собирался бывать в Вязах по три-четыре раза в год. Даже если женщины ему не нравятся, пусть свечку задует и думает, что он с парнем. В конце концов, не слишком Катриона сложением на женщину и похожа: плечи широкие, груди почти нет, зато мускулы наверняка покрепче, чем у самого’ «белого и пушистого крысика». Елена с дочкой после помолвки наверняка вернутся в Озёрный – пусть передадут на словах её согласие. А дядюшке Артуру Катриона уже послала письмо, в котором честно предупредила, что ей нужен именно консорт, да ещё для заключения брака требуются пятьдесят марок, которых у неё после похорон и выплаты вдовьей доли просто нет. Зато есть долги на те же полсотни марок. Глядишь, дядя сам передумает сплавлять своего любовника такой невесте. Или молодой да ранний откажется от подобного счастья и потребует отступных посущественней.
С шитьём она как раз к помолвке и успела. Привезла платье с собой, переоделась уже в замке и невольно отметила, что сира Аделаида смотрит на неё чересчур уж пристально. Словно баронессе не понравилось, что приёмная дочь деверя отдала свои вещи посторонней девице, а не какой-никакой родне: приданое Елены позволило барону подлатать самые большие дыры в хозяйстве, но жили они по-прежнему небогато. Совсем недолго ношеные платья из дорогого сукна ни самой сире Аделаиде, ни её младшей дочери не помешали бы точно. Ничего такого баронесса вслух, понятно, не сказала, но всё равно было неприятно, так что Катриона только укрепилась в намерении поздравить сира Кристиана и его невесту и сразу же ехать обратно в Вязы. Она подарила им шкуру пардуса, которую сменяла у дриад на сахарные головы, и задержалась только для того, чтобы отозвать Елену в сторонку и шепнуть, что согласна заключить брак с любым из знакомых госпожи Ферр, желающим носить бархатные камзолы и золотые браслеты, если он готов выплатить и пожертвование храму, и её долг барону. Та нахмурилась и сказала так же негромко:
– Так, сира, пойдёмте-ка ко мне, это не тот разговор, чтобы вести его в коридорах.
И пока невесте и её родителям показывали замок, да не только парадную его часть, но и службы – всё, с чем столкнётся супруга среднего сына барона Волчьей Пущи, – Елена опять заварила свои травки. Только пирогов у неё в этот раз не было, зато была такая же нарядная жестянка с изюмом и орехами, какую Катрионе преподнёс Меллер.
Сели они опять к камину, потому что стол Елены был завален амбарными книгами и какими-то бумагами так, что чашку некуда было приткнуть. Катриона осторожно хлебнула горячий отвар и слегка поморщилась: горько же, правильно сир Георг не любит этот пареный веник. Ну вот разве что орешки, покрытые сахарной корочкой, запивать, чтобы не было так приторно.
А Елена села в соседнее кресло и задумчиво проговорила:
– Сотня марок, значит… К чему так скромничать, сира Катриона? Требуйте чего-то посерьёзнее. Вы законная дочь сира Руфуса, девятое колено владетелей Вязов, а не признанный бастард от смазливой горничной, чтобы обойтись сотней золотых. Уверяю вас, те, кто хочет носить бархатные камзолы и золотые браслеты, десять-пятнадцать тысяч готовы платить за настоящее, не пару поколений назад пожалованное дворянство. Но девушки из первого сословия ещё кое-как соглашаются поносить колечко фаворитки, а потом всё-таки выходят замуж с хорошим приданым за ровню. В брак вступать с торговцем или мануфактурщиком согласны далеко не все.
Катриона ошеломлённо покачала головой. Требовать со своего пока ещё неизвестного жениха десять тысяч?
– Но тогда получится, будто он меня купил!
Елена посмотрела на неё со странной улыбкой.
– А как же вы думали? – сказала она. – Для нашего круга всё товар, имя и титул в том числе. Это не попытка оскорбить, сира Катриона. Я вам говорю как есть. Вы назначаете цену – желающие назваться вашим сиром-консортом решают, подходит ли она им. Всё просто, сир Георг вам это подтвердит. Вряд ли ваша семейная жизнь сложится удачно, но по крайней мере вам и вашим детям не придётся отчаянно экономить каждый грош, чтобы купить необходимое, а не то что позволить себе какой-нибудь приятный пустячок.
– Семейная жизнь даже у ровни редко складывается удачно, – хмуро сказала Катриона, вспомнив брата и Марену. – А с супругом, которого видишь три-четыре раза в год, и ссориться будешь те же три-четыре раза за год.
– О да, – усмехнулась Елена. – Это уж точно.
В дверь постучали, заглянула сира Лаванда:
– Матушка, пора за стол. Сира Катриона, вы идёте?
– Нет, я возвращаюсь в Вязы.
– Тогда Гертруда вас проводит. Ей, по-моему, нужен приличный повод удрать из замка, – фыркнула Лаванда.
Катриона, подумав, кивнула. Её сопровождали двое егерей, но паладин Пути – это гораздо серьёзнее. Волкам, понятно, нет дела до щита, отражающего тёмную магию, но разбойники в сторону Ордена Пути обычно и дышать-то не смели, потому что даже не убийство – попытку нападения на своих братьев-сестёр Орден считал смертельным оскорблением и мстил за него страшно. Да и просто поболтать с племянницей барона, выбравшей себе нелёгкую долю воина света, было интересно. Дева-паладин не всё, конечно, могла рассказывать о своей службе, но Катриона любым крохам была рада, лишь бы они выходили за узкие рамки обычного её существования.
Сира Гертруда однако была не в духе. Ей, похоже, больше всего хотелось пустить своего коня в галоп и, не разбирая дороги, лететь куда глаза глядят, сбрасывая дурное настроение. Кто уж её обидел и чем, про то Девятеро ведают, но болтать с дядиными вассалами у неё желания не было, и Катриона не стала навязываться. Так и скакали рядом, ни словом не перебросившись, кроме ещё во дворе сказанных пустых вежливых глупостей. С сиром Роландом, тоже приехавшим на помолвку брата, поцапались? Они с самого детства не ладили, всё делили непонятно что. Или баронов младшенький слишком уж сильно задирал нос перед признанным бастардом, дочкой дяди и красотки-мельничихи? А у сиры Гертруды не тот был характер, чтобы молча утираться, когда её дразнят. И раньше-то не особо утиралась, а уж теперь, когда она стала паладином Пути… Причём, как похвасталась сира Гертруда в прошлый свой приезд, полный рекрутский курс Ордена она прошла всего за три с небольшим года – сказалось и обучение военному делу с кузенами наравне, и занятия с жрицей (а ещё вроде бы и с сирой Фридой тоже). Вот только сир Роланд, кажется, так успехов кузины и не оценил.
«А вообще, странно это, – тоскливо думала Катриона, стараясь успевать за сирой Гертрудой, чей конь вообще-то в конюшне стоял, а не проделал уже путь от Вязов до замка, как Сорока и лошади егерей. – Ведь знаю же, что сир Роланд временами та ещё задница и старшие братья у него гораздо лучше. А всё равно, если бы позвал он меня с собой в Озёрный, бросила бы всё и побежала, как собачка. Ну, пока Вальтер был жив, точно побежала бы, оставила бы Вязы на брата с женой. Хорошо, хоть Роланду в голову не придёт меня куда-то звать».
Темнело, да ещё и тучи то и дело наползали, заволакивая ущербную луну. Сире Гертруде поневоле пришлось придержать коня, чтобы он не упал, споткнувшись в потёмках на мёрзлых колдобинах.
– Сармендес, отец богов, – пробормотала она, выпустив из правой руки повод, чтобы сотворить знак, очень похожий на оберег от злой силы, – освети мне Путь.
Над нею повис голубоватый светящийся шар, подозрительно похожий на клубок ведьминого огня, осветив дорогу футов на двадцать во все стороны. Катриона подумала, что знает, кажется, почему Орден Пути так не любит магов: Ренате, чтобы засветить такой же шар, даже говорить ничего не требовалось. Катрионе казалось, что когда чародейка щёлкает пальцами, то она больше рисуется, чем действительно призывает ведьмин огонь щелчком. Что он и так бы загорелся, едва она подумала бы о нём. А когда у кого-то легко и просто получается то, что тебе далось с немалым трудом, кое-кто восхищается, конечно, да только большинство всё же завидует.
Но лезть к сире Гертруде со своими мыслями о схожести умений магов и паладинов Катриона не стала. Считалось же, что это Сармендес одаряет своих воинов силами сражаться с нежитью и тьмой, а вот откуда черпают свои таланты безбожники-маги – это ещё очень большой вопрос. Кого-то, может быть, тоже наделяют подобной силой боги. Целителей, например. А вот взять боевых магов вроде сиры Фриды? Кто им такую силу дал? Отродья Бездны? Но сколько бы мать Саманта ни бурчала про нечестивое золото, которым безбожная колдунья откупается от гнева богов, что-то ни разу она от нечестивого золота не отказалась, когда сира Фрида жертвовала его Сот Трижды Мудрейшей. Нехорошо, конечно, так думать. Проживи матушка подольше, она, наверное, смогла бы обучить дочь большему почтению к Храму. Но Катриону растил отец, а у того всё было просто: если колдунья помогает защищать Волчью Пущу от орков и разбойников, значит, она хорошая баба и барон правильно сделал, что оставил её при за’мке. И вообще, раз колдуны существуют, значит, на то была воля Девяти. Колдовство, оно же как топор – можно дом построить, можно череп соседу раскроить. А жрецам следовало бы больше своими делами заниматься, чем искать пятна на чужих подштанниках, когда свои не стираны. Катриона, в отличие от отца, с жрицами и послушницами старалась не ссориться, но сплошь и рядом думалось ей, будто прав всё-таки он, а не служители Храма.
Ехали, даром что со светляком над головой, небыстро. Тучи уже не шли полосами, а обложили небо наглухо, точно горло при простуде. Из них посыпалась какая-то мелкая и очень холодная дрянь: не то дождь, замерзающий на лету, не то первая крупа. Лошадям она не понравилась тоже, и они без понукания прибавили шагу. Мимо тянулись и тянулись то чёрные молчаливые поля, то перелески, вздымавшие к мутному небу корявые руки. Одна бы Катриона тряслась от страха, и даже с егерями всё равно было бы боязно ехать поздним вечером пустынной доро’гой. Но в свете голубого шара, неотступно следовавшего за всадниками, серебрилась орденская кольчуга и блестел за спиной сиры Гертруды щит с Путеводной Звездой, а булава на поясе девы-паладина была не просто посеребрена, но и освящена, и это успокаивало. Не зря всё же паладинам вменялось в обязанность брать под своё покровительство всех, кому было с ними по пути.
– Вы ведь останетесь на ночь, сира Гертруда? – спросила Катриона, когда дорога знакомыми петлями стала спускаться к мосту и один из егерей заранее протрубил в рог, чтобы не торчать под запертыми уже воротами в ожидании, когда дозорные их откроют.
– Да, конечно, – рассеянно ответила та. – Простите, сира Катриона, я вам так ни слова и не сказала о вашем брате. Мне очень жаль, правда. Он был хороший человек. Не то, что некоторые, – прибавила она, не сдержавшись. Но тут же спохватилась: – Простите, не надо было так говорить. Меня в обители вечно наказывали за слишком скорый язык, да всё без толку. Вот уж кому я люто завидую, – вырвалось у неё, – так это сестрице единокровной. Только не тому, что на неё пять тысяч в приданое записаны, а как её тётенька Елена вымуштровала. Молчит, улыбается, а потом два-три слова обронит с этой улыбочкой матушкиной, змеиной – и тот же кузен Роланд стоит дурак дураком, не знает, то ли вот это его сейчас похвалили, то ли осмеяли. И сказано-то так, что придраться не к чему, и стоишь как помоями облитый. Мне бы так. – Она вздохнула и совсем уж себе под нос пробурчала: – В ордене бы тоже иной раз пригодилось.
Будить служанок, чтобы втолковывать сонным бестолочам, что от них требуется, смысла не было. Катриона сама набрала на леднике какой-никакой еды и сама кое-как подогрела её на не совсем остывшей плите, пока сира Гертруда тут же, на кухне, плескалась над бадейкой. Поесть дева-паладин, не чинясь, предложила на кухне же: то ли рекрутов в обители ордена не мучили этикетом, то ли она детство своё мельничное вспомнила, то ли просто не хотела уходить из самого тёплого в крепости помещения. Катриона охотно согласилась: столовая всё так же нагоняла на неё тоску.
Под нехитрый поздний ужин и кувшин наливки сира Гертруда наконец разговорилась. Только вот начали девушки с паладинских баек и рассказов Катрионы о дриадах, а ополовинив кувшин, стали жаловаться друг другу на неустроенную личную жизнь. Сира Гертруда, оказывается, дала обет безбрачия: «Тогда думала, что к лучшему, никто не заставит замуж выходить, как вон тётку Елену отец к алтарю погнал или кузине Дианоре нашли виконтовского бастарда, а тот говнюк редкостный, куда до него даже Роланду. А теперь как-то тоскливо становится, как подумаешь: дева-паладин – это ведь та же жрица, только вместо рясы кольчуга. Дядюшке Георгу хорошо: он и племянницу-ублюдка вроде устроил достойно, и традиций не нарушил – один служитель Девяти в семье опять есть. А мне даже ублюдков рожать смысла нет, всё равно отберут и в приют отправят. Лучше бы тоже в наёмники подалась, как кузен Алан, право слово!»
Катриона только головой качала, слушая её. Она-то думала, что будь она покрасивее, жизнь ей было бы устроить проще. Как же! Вот сидит напротив красавица, признанная дочь благородного сира, богато снаряженная, воин славного ордена – и что? Никакого счастья в жизни, как и у некрасивой захолустной бесприданницы.
В общем, кувшин наливки они на двоих прикончили. Напились, прямо сказать, просто по-свински обе, вывалили друг на друга свои горести и обиды и даже заснули в конце концов в одной постели. Куда попа’дали без всяких там грязных намерений, а просто для того, чтобы продолжить начатый за столом разговор. Катриона наконец наревелась досыта, жалуясь на то, что осталась совсем одна и не справляется со всей той горой обязанностей, что на неё свалились. Жизнь в славном Ордене Пути тоже мёдом не была, сира Гертруда тоже много чего порассказала такого, что Катриона опять зашмыгала носом, жалея теперь уже деву-паладина, связанную такими обетами, что не проще ли было в пустынницы уйти. Так они и заснули, обнявшись, утешая друг друга, а проснулись не то заметно успокоенными, не то просто страдая от похмелья так, что было не до душевных терзаний.
Словом, признала Катриона, сиру Гертруду ей просто Девятеро послали. После ночной попойки на душе стало заметно легче, и вообще, откуда-то взялась уверенность, что в конце концов всё как-нибудь образуется. Не сразу и, понятно, не само собой, но образуется. Она справится. На то пошло, куда ещё ей деваться? Выбирать-то не из чего.
========== Глава 7 ==========
– Новая крепость? – ошарашенно переспросила Катриона. – Зачем? То есть, – быстро поправилась она, – вам это зачем? Мне-то она, разумеется, не помешает.
– Ну, не может же мой племянник вступить в брак, всего лишь заплатив полсотни монет за нарушение храмового уложения, сира.
Племянник глянул на дядю без всякой благодарности. И вообще, он весь являл собою ответ на тот самый невысказанный вопрос Катрионы, может ли один и тот же человек быть то заводной куклой с пустыми глазами и приклеенной к равнодушному лицу любезной улыбкой, то «белым и пушистым крысиком». Ещё как мог, оказывается. Не верилось, что совсем недавно это мороженое чучело убалтывало, улещивало, умасливало вздорных и упрямых лесных девок, – и добилось же своего! – однако так оно и было. Поневоле задумаешься, который из двух Гилбертов Меллеров настоящий. «Может быть, – подумалось вдруг Катрионе, – не тот и не этот, а занятый подсчётами торгаш, пославший тёмным лесом баронского сына, который хотел затащить его в свою койку?»
С дядей они, кстати, были очень похожи, даже сошли бы за отца с сыном. Особенно когда одеты были так одинаково. И, похоже, старших родственников в торговых родах принято было слушаться так же беспрекословно, как в семьях благородных – кроме неласкового взгляда, ничего больше почтительный племянник себе не позволил. Или это только на людях, а вернувшись на постоялый двор, он выскажет дядюшке всё, что думает о намерении «выдать замуж» законного младшего сына главы излучинской Гильдии бакалейщиков и кондитеров? (Это Алекс Меллер-Вебер своего племянника официально так представил.)
– Сначала крепость, – усмехнулся вдруг барон, – потом мельница, потом что’, господин Меллер-Вебер? Всё баронство повязано векселями под смешные пятнадцать процентов?
– Мельницу в ваших краях строить смысла нет, сир, – чуть пожав плечами, ответил старший Меллер. То есть, Меллер-Вебер. – Чтобы она работала две-три недели в году? На большее у вас зерна не хватит.
– Рад это слышать.
– Масляный пресс разве что установить, – как ни в чём не бывало продолжил тот. – Подсолнечник, орехи, лён, конопля… Пока, впрочем, сира Катриона даже на крепость ещё не согласилась.
Разговор шёл опять в кабинете барона, потому что за неимением отца или брата, опекал Катриону её сюзерен, к нему Меллеры и обратились с предложением брака. Камин в этот раз топился, и Катриону усадили в кресло рядом с ним. Она было чинно сложила руки на коленях, но надолго её не хватило. Беспокойство заставляло её то нервно сплетать-расплетать пальцы, то собирать с тёмного сукна налипшую на него кошачью шерсть. Она уверена была, что барону её желание поправить дела Вязов браком с простолюдином не понравится. Он, конечно, сам нашёл своему младшему брату жену из третьего сословия, но именно что самому младшему, чьи дети наследниками баронства точно не станут. Катрионе же предстояло рожать для Вязов наследников от торговца, и Девятеро знают, что об этом думал сир Георг.
Но крепость – это даже не пять и не десять тысяч наличными. Катриона прямо наяву видела серый камень новенькой башни и пристроек. И ещё бы стену каменную, с зубцами, как у замка, только не латанную-перелатанную, а тоже новенькую. Это она размечталась, конечно, но можно же хоть иногда помечтать? Да и барону новая крепость на самой границе его владений точно не помешает. Не потому ли, кстати, Меллер-Вебер её и предложил вместо звонкой монеты? Деньги пришли и ушли, а каменная башня останется, и хоть принадлежать она будет Катрионе и её детям-внукам, но и баронам Волчьей Пущи станет чуточку проще следить за порядком на своих землях. Лишь бы дядюшка Артур, почуяв неладное, не заявился в Волчью Пущу, не дожидаясь Солнцеворота.
Она сказала это Меллерам. Старший чуть усмехнулся.
– Если вы будете супругой моего племянника, – сказал он, – с дядей вашим я сам разберусь.
– А он может объявить недействительным брак, который был заключён без его разрешения?
– Может попытаться, – согласился старший бакалейщик. – Но это суд, сира, громкий, скандальный, с грязными подробностями о тех же его юных любовниках. И наш стряпчий против его. И встречный иск. И оплата судебных издержек. А главное – конец репутации, потому что городской листок, кроме действительно важных новостей, охотно печатает отчёты о судебных процессах и просто сплетни.
– Особенно, если выкупить под них целый подвал, – ехидно вставил младший.
Меллер-Вебер без стеснения кивнул, и Катриона невольно поёжилась: ну и нравы у состоятельных господ из третьего сословия. Как бы, связавшись с ними, не лишиться единственного близкого родственника мужского пола. Кое-что даже она слышала про наёмных убийц, которые берут за свои услуги очень дорого и потому по карману как раз таким вот… состоятельным господам.
– Как вы собираетесь разбираться с сиром Артуром? – хмуро спросила она.
– Пристроить куда-нибудь его любовника, чтобы сир Артур не навязывал его вам. Или просто заплатить.
– Не слишком ли дорого вам обойдётся благородная сеньора в родне?
Меллер-Вебер немного помолчал, рассеянно перебирая чётки из простых деревянных бусин.
– Рискну вас оскорбить, сира, – сказал он наконец, – но отвечу откровенно. Если через вас мы сумеем выйти на Дом Морр и подпишем с ними хоть какой-то, пусть совершенно смехотворный для начала торговый договор, это оправдает любые нынешние траты.
– А если нет? – за Катриону спросил барон.
– Значит, будем искать новых торговых партнёров, – Меллер-Вебер даже плечами слегка пожал, словно давая понять, что случалось и такое, ничего страшного. – Не бывает так, чтобы удавалось всё задуманное, риск потерять вложения есть всегда. Но от постройки небольшой крепости, даже если она нам не понадобится ни в каком качестве, Меллеры точно не разорятся. Это не храм Канн в Горючем Камне и не её же часовня в Трёхгорье и в Мостовом, а нам по силам были и они, и замок в Камышовой Башне. Словом, подумайте, сира. Если вы категорически против моего племянника, я, разумеется, настаивать не буду.
– Я могу выплатить пятьдесят марок вперёд, – сказал младший Меллер, и Катрионе подумалось, что он ничуть не расстроился бы из-за её отказа. Или запрета сира Георга. – Бывать в вашем селе, сира, мне придётся в любом случае. А кроме жилья для меня и моих спутников, мне, возможно, понадобится что-то вроде временного хранилища для товара. То есть, с меня будет причитаться ещё и арендная плата. Так что если вы надумаете с кем-то другим обвенчаться до приезда вашего дяди, деньги на пожертвование у вас будут. Только сиру Артуру об этом не сообщайте.
– Да, конечно, – устало сказала Катриона. Ясно было, что предполагаемый супруг охотно откупился бы от неё хоть вдвое большей суммой, но время уже поджимало так, что считаться с желаниями младшего Меллера было для неё непозволительной роскошью. Да и постройка новой крепости ни ей самой, ни её детям точно будет не по карману, а нынешняя требовала бесконечной починки то по мелочам, то всерьёз. – Сир Георг, я не пойду против вашего прямого приказа. Но если вы не запретите мне взять в консорты торговца, я согласна на предложение господина Меллер-Вебера. А замужней женщине, особенно с ребёнком, в самом деле можно не трястись так над своей репутацией, как девице. Тот же сир Эммет сможет стать моим маршалом – вы ведь о нём говорили в прошлый раз?
– Он не женат? – спросил старший Меллер.
– Это сын сира Вениамина из Старицы, – пояснил барон. – Второй сын младшего брата – кто ему позволит жениться? Только в бесплодный брак вступить. Или стать консортом.
– А консортом он быть не хочет?
– Да сам он согласен, и сир Венимамин тоже, но его старший брат всё никак не решит, не ущемляет ли такой брак его достоинство.
– Брак племянника с девушкой, у которой будет вклад в нашем торговом доме на сотню марок, его устроит?
– Ваша фаворитка, которую вы хотите выдать замуж? – усмехнулся сир Георг.
– И сплавить с глаз долой как можно дальше? Нет, сир. Любая из ваших бесприданниц по вашему выбору. Или по выбору сиры Катрионы, которой придётся с женой своего маршала видеться часто и подолгу.
– Даже так? – задумчиво проговорил барон, а Катриона оживилась: если её маршал будет женат, сплетен это здорово поубавит. То есть, болтать будут всё равно, но не так много и не такие гадости, как о сеньоре, которая своего консорта видит трижды в год, зато имеет соседского племянника под боком.
– Сира Аларика, например, очень милая девушка, – сказала она. – Но ей или в послушницы, или всю жизнь с братом и его супругой – в приданое ей разве что сундучок белья соберут.
– Если вы согласны видеть её кем-то вроде компаньонки, поговорите с её родителями. Если сир Вениамин не… – Старший Меллер вдруг, не договорив, мучительно раскашлялся, и младший тут же метнулся к нему, выхватывая из кармана какой-то флакон.
– Послать за целителем? – встревоженно спросил барон.
– Не стоит.
– Да, и поскорее!
Ответили Меллеры враз, но сир Георг послушался младшего. Катриона тоже бы на его месте не стала слушать того, кто сипит, оттягивая галстух: «Ерунда, сейчас отдышусь. Не в первый… раз». Она смотрела, как Гилберт Меллер усаживает своего дядю в кресло, быстро и ловко, привычно разматывает галстух, расстёгивает ворот сорочки и, смочив платок жидкостью из флакона, подносит его к дядиному лицу, и вид у него при этом напряжённый и испуганный, хоть и без паники. Значит, вот такой он с теми, кого любит? Сама Катриона на его любовь, понятно, не рассчитывала, но детей же он будет любить? Даже если они будут её наследниками, не его?
Феликс Каттен, к счастью, был в замке, а не где-нибудь у Нижних Бродов. Явился он быстро, коротко похвалил младшего Меллера за правильные действия и тут же выставил его из баронского кабинета, а Катриона и сама поняла, что совсем там не нужна. Села в маленькой зале перед закрытой дверью и приготовилась ждать, что в конце концов решит её сюзерен.
– Я же говорил, что не надо ему ехать! – с тоскливой злостью сказал Меллер, прижимаясь лбом к даже на вид холодному, кое-где аж инеем покрытому переплёту окна. – Он только поправляться начал, а в такую погоду ехать в такую даль…
Катриона кивнула, хоть он и не мог этого видеть. Ей было очень неловко за такие мысли, но какой-то мерзкий голосок в её душе нашёптывал, что если старший Меллер, храни Канн, умрёт, младшего ждёт год траура, и уж ему-то никто не сделает никаких послаблений. Чтобы заглушить этот голос, она участливо спросила:
– Ваш дядя простудился?
– Да у него всю жизнь так, – Меллер повернулся к ней и попытался совладать со своим лицом, но получалось неважно. – Только это и успокаивает. Рутгер, его супруг, говорил, что когда они познакомились ещё подростками, дядя точно так же кашлял. Один из лекарей давал ему года два-три, другой обещал при аккуратном лечении долгую благополучную жизнь… Прав оказался всё-таки второй, но лет-то дяде уже не пятнадцать и даже не тридцать. Пора поберечь себя всерьёз. Нас с Томасом для того же и отправили в Озёрный, чтобы помогали ему, а со временем заменили в поездках.
– Томас – это ваш брат?
– Да, сводный.
– А летом, когда Марена потребовала с меня вдовью долю… – Катриона запнулась. «Это был он или вы?» – довольно глупо бы звучало.
Меллер чуть усмехнулся.
– Я это был, сира. Рутгер меня привёз представить господину барону, чтобы я мог осенью сам приехать за зерном. Томас моложе и красивее, – немного помолчав, прибавил он. – В матушкину породу, так что в толстого хомяка к тридцати годам не превратится, как в нашей семье обычно бывает. Но он признанный бастард от фаворитки, поэтому ему сватают ещё одного Вебера, одного из тех, что наследниками не станут… Простите, вряд ли это вам интересно.
Вообще-то, в другое время Катриона охотно послушала бы, как обстоят дела с браками и наследствами в больших и богатых торговых семьях. Но сейчас её волновал куда более важный для неё вопрос:
– А почему вы против этого брака? Ведь против же? Я вам настолько не нравлюсь? Или, – она немного помялась, – вам женщины совсем не интересны?
– Что? – удивился он. – Нет, сира, вот уж нет. Я вообще всеяден до безобразия: мужчины, женщины, люди, эльфы, гномы, орки, сверху, снизу… Лишь бы мы были интересны друг другу. А вами, сира Катриона, я просто восхищаюсь.
– Да уж?
– Честное слово, – заверил он. Умом Катриона прекрасно понимала, что тип, уговоривший дриад сообщить о нём гномам, врать должен как дышать – не задумываясь. Но слышать всё равно было приятно, хоть и уговаривала она себя не развешивать уши. – В ваших краях и мужчинам-то несладко, а уж одинокой девушке – вообще кошмар. А вы не сдаётесь, рук не опускаете, всё пытаетесь позаботиться о своих людях. Однако в брак следовало бы вступать людям, у которых и воспитание, и взгляды на жизнь, и цели в жизни схожие. Не хочу вас обидеть, но с кем-нибудь из Веберов или Хауэров мне поладить было бы гораздо проще. А что за семейная жизнь будет у нас с вами? Носим браслеты, числимся состоящими в браке, но на деле будем чужими людьми, друг другу непонятными и не всегда приятными? – Он помотал головой, оттянул богато вышитый галстух, словно и его одолевал приступ удушья, и сказал с заметным усилием: – Я прошу прощения, сира. Не следовало, конечно, такого говорить. Я очень расстроен и очень боюсь за дядю, поэтому не думаю, что говорю. Простите.
