Текст книги "Ещё один брак по расчёту (СИ)"
Автор книги: Арабелла Фигг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)
– А если они даже не выйдут к вам?
Он в ответ то ли улыбнулся, то ли усмехнулся, но вид у него был такой самоуверенно-снисходительный, что Катриона решила прокатиться до леса хотя бы для того, чтобы полюбоваться, как лесные лучницы откажутся говорить с нахальным торгашом.
– Я думаю, – сказала она, – мне лучше поехать с вами.
Моросить перестало, небо чуть посветлело, хотя тучи расходиться не спешили. Фура всё так же подозрительно легко катилась по влажной земле, мягко раскачиваясь на кочках и колдобинах, и вряд ли лёгкость её хода объяснялась тем, что вчера её порядком разгрузили. Правил Меллер сам, без всяких возчиков – не любил он, оказывается, ездить верхом. Не любил и толком не умел. Это охранники его в сёдлах держались так, будто их с детства этому учили. Впрочем, сира Бирюка учили точно, это Катриона, едва глянув на его посадку, могла сказать. А вот где могла так наловчиться чародейка, про то Девятеро знают. Поневоле научилась, когда порядком поездила по белу свету, как сир Кристиан вчера говорил?
Тот, кстати, к дриадам ехать не захотел, остался в крепости. Надо думать, там он был гораздо нужнее, вон как десятник в него вцепился. Эх, если бы можно было стать женой сира Кристиана! (Хотя бы брата сира Роланда, раз уж не его самого… но нет, об этом лучше вообще не думать.) Катриона в самом деле охотно отдала бы Вязы в приданое такому супругу – понятно, что стать консортом ни младший, ни средний сын барона никогда не согласятся, разве что у дочери графа. А так барон получил бы село и крепость давних вассалов под свою руку, а сир Кристиан был бы не просто средним сыном, а владетелем собственного лена, пусть небольшого и небогатого. Но не вломишься же к барону и не заявишь: «Сир Георг, жените на мне вашего сына». Хотя о необходимости найти сиру Кристиану невесту заговорили ещё весной, потому что у его старшего брата как на грех родились одна за другой три дочери, и кто там будет четвёртый – Девятеро знают. Даже если мальчик, ему точно понадобятся кузены, раз уж с родными братьями не сложилось.
Особенно долго раздумывать над всем этим и душу травить несбыточным было, к счастью, некогда, потому что доехали быстро. Остановились на той самой потравленной овцами лужайке, Катриона спешилась, но подходить слишком близко к деревьям не стала: дозорные их точно заметили, а лезть без спроса в дриадский лес… когда сочтут нужным, сами подойдут.
Меллер меж тем вытащил из корзины пирог, разломил его и раздал всем по четвертушке. Изюма в пироге оказалось едва ли не поровну с яблоками, а тесто, пышное, сладкое, лоснящееся от масла, можно было есть без всякой начинки. Катриона, приезжая в Волчью Пущу, иногда позволяла себе купить медовый ягодник у тамошнего пекаря (хваставшегося, между прочим, что у него её милость придворная чародейка завсегда пироги покупает, и госпожа Ферр, как приезжает, тоже сразу посылает к нему за выпечкой). Но Тильда, мастерица испечь отменный пирог даже из серой, чуть не пополам с отрубями, муки, тут развернулась от всей души. «Оставлю один мешок муки на Солнцеворот, – решила Катриона, слизывая с пальцев сладкий сок и пропитавшиеся им крупинки риса. – Не буду ни с чем „королевскую“ муку мешать, а велю Тильде испечь таких же пирогов на все Вязы. Надо иногда позволять себе что-нибудь этакое».
– Матиас, – сказала Рената, тоже облизав пальцы и скроив умильную мордочку, – ты же не любишь сладкое, оставь мне половину.
Мечник пробурчал что-то про мясо и в самом деле разломил свой кусок, поделившись с напарницей.
– Я заказал нам на обед пирожков с бараниной и тыквой, – рассеянно сказал Меллер, не сводя глаз с сумрачно молчащих елей, мокрой стеной встающих сразу за лужайкой. – И нам, и егерям. Сира Катриона, может быть, в следующий раз сыру привезти? У нас есть давний хороший партнёр в Больших Кошках. Даже если у вас свой варят, три-четыре головы кошкинского сыра вряд ли кому-то помешают.
– В следующий раз?
– Ну да. – Он обернулся к ней и солнечно улыбнулся: – Я вам ещё надоесть успею, таскаясь сюда по три-четыре раза в год, а то и чаще.
– С вами пока что дриады даже на разговор не вышли, – возразила Катриона. Хотя про себя подумала, что вообще-то ровно ничего не имеет против приездов человека, который привозит такие гостинцы.
– Сейчас выйдут, – хищно усмехнулась Рената.
Она вытерла жирно блестевшие губы и лениво махнула рукой. По её небрежному взмаху молния, пугающе-странно смотревшаяся в это время года, пошла сбивать с еловых макушек шишки и мелкие веточки. В ответ под ноги чародейке воткнулась стрела с полосатым оперением, но Рената, даже не вздрогнув, выдернула её из влажной земли, внимательно осмотрела наконечник и фыркнула.
– Гилберт, – сказала она слишком громко обращаясь к тому, кто стоял в двух шагах от неё, – посмотри на это убожество. Ты действительно хочешь вести с ними какие-то дела?
Меллер тоже глянул, пожал плечами, передал стрелу сиру Бирюку, тот повертел её в руках и проворчал:
– Хорошая сталь, что ты придираешься?
– Да уж хорошая, – презрительно покривилась Рената. – Попробовали бы в наших краях дриадам эдакое барахло поставлять, тут же получили бы эти наконечники себе в жопы. А здешним, видимо, и такое сойдёт.
Катриона много раз пыталась уловить момент, когда именно лучницы появляются из своего леса, но ещё ни разу ей это не удалось. Вот ведь только что не было никого, и ни одна мокрая еловая лапа не шелохнулась, и дождевая вода с хвоинок не брызнула – а мосластая девица в обтягивающих штанах и короткой курточке уже стоит прямо перед тобой. Как у них это получается? Одно слово – дриады.
– В каких это ваших краях… – оскорблённо начала лесная дева, но рассмотрев чародейку, нахмурилась. – Откуда ты и кто твоя мать?
Спросила она вообще-то на Старшей речи, но это-то Катриона худо-бедно поняла. А вот что именно ответила дриаде Рената, отчего та гневно раздула ноздри, и что на это сказала ещё одна лучница… Старшую речь Катриона знала постольку-поскольку, чтобы только кое-как объясниться на её смеси с человеческим языком, а тут все трое зачирикали, защебетали, застрекотали по-птичьи, а к ним подтягивались одна за другой ещё дозорные.
– Рената! – взмолилась Катриона, с ужасом понимая, что тут-то и конец всем её натужным соседским отношениям с Чёрным Лесом.
Та только отмахнулась, но в сорочий базар вклинился Меллер со своей корзинкой наперевес. Он на Старшем наречии тоже болтал, как на родном, и постепенно оказалось, что дриады его слушают, и в руках у них по куску пирога, и разговор уже идёт вполне мирный, а Рената, сучка зеленоглазая, ухмыляется с таким видом, будто отмочила удачную шутку. И рассерженно глядя на неё, Катриона с опозданием оценила и разрез глаз, и их цвет, и не очень-то человеческую нижнюю челюсть, а уж не заметить заострённые, пусть и не сильно, уши, даже не спрятанные под волосами, – это надо было постараться. Имя, что ли, с толку сбивало? Или чародейка как-то глаза отводила?
– Всё в порядке, сира, – усмехнулась остроухая дрянь. – Я – плохая, Гилберт – хороший. Если бы я не разозлила этих дикарок, они бы не так быстро начали считать его лапочкой и солнышком. А тут все орут и друг друга оскорбляют, но появляется белый и пушистый крысик со сладкими пирожками в умилительно протянутых лапках и говорит: «Девочки, милые, не ссорьтесь, пожалуйста! Вы же такие умницы, такие красавицы…» Увидите, они ещё у него дрова покупать будут.
– Дрова? – поразилась Катриона.
Наёмники дружно хохотнули, и Рената пояснила:
– Это торгашеская шуточка такая и похвала заодно. Про рукодельницу скажут: «Из соломы золото прядёт», – а про ушлого торговца: «Эльфам дров продаст». Кровь не водица, Меллер есть Меллер… О, вон он уже и тент раскрывает. Сейчас девицы увидят, сколько там всякого добра – и простят ему всё на свете, включая наличие яиц.
Катриона поняла, что краснеет, и поспешно повернулась к фуре, из которой дриады в самом деле начали вытаскивать мешки (небольшие, в полпуда, в самый раз для женщин), коробки и фляги.
– Гилберт, – сладким голосом спросила Рената, когда разгрузка, по своей быстроте и ожесточённости больше похожая на ограбление, закончилась и Меллер взобрался обратно на ко’злы, – а правда, что у вас в роду были сирены?
– Как ты себе это представляешь? – удивился он. – Да, сирены иногда рожают детей от человеческих мужчин, как дриады, но они же любых самцов съедают сразу после зачатия. Вряд ли какой-то пра-прадедушка сбежал от них, прихватив настолько кровожадную возлюбленную с собой. И вообще, – он сделал вид, что обиделся, – я знаю, что я не красавец, но ты сирен этих видела? Не настолько же!
– И амулетов мозголомных у вас нет, – продолжила с задумчивым видом Рената. – Как вы это делаете, а?
– Фамильный талант, – усмехнулся он и хлопнул вожжами, пуская лошадей неторопливой рысью. – У тебя – к грозовой магии, у Матиаса – к оружию, а я правнук тех, кто зерном и мукой торговал ещё во времена Владычицы Берутиэли.
Катриона нахмурилась, пытаясь сообразить, сколько же это поколений у семьи, заставшей последнюю всеэльфийскую повелительницу. Получалось… получалось, что даже графы Зеленодолья в сравнении с Меллерами смотрятся родом, только вчера начавшим отсчитывать свои колена, а уж её девять поколений – и вовсе куцый список. Хотя бакалейщики – это, конечно, всего-навсего бакалейщики, но всё равно… досадно.
– А зачем вам Дом Морр? – спросила она, пристроив свою Сороку рядом с фурой.
– С Домом Ильфердина мы торгуем давно, – охотно ответил Меллер. Кажется, он вообще любил немножко похвастаться. – Около полувека назад был подписан первый договор о поставках продовольствия с Халнатом, ещё два-три Дома пока раздумывают и таскают друг друга за бороды на советах, решая, едят ли они по-прежнему крысятину с грибами или начнут всё-таки закупать продовольствие Наверху всерьёз, не по мешку муки на праздники. Но Дом Морр очень закрытый и обособленный даже по гномским меркам. У него нет ни одной слободы ни в одном людском городе, а раз они не идут к нам, мы попробуем прийти к ним.
– А если не получится?
– Значит, не получится, – пожимая плечами, ответил Меллер. – Но попытаться всё же стоит, как вы думаете? В Излучине Светлой, как и вообще поближе к столице, всё давно поделено. Ни лавочку не открыть, ни мельницу не построить так, чтобы не отдавить при этом кому-нибудь хвост. Надо искать новые возможности. И понятно, что удачными будут не все поиски. Для начала я попробую хотя бы с дриадами вести дела. Они же у вас постоянно требуют муку за любую услугу, правда? А вам бы самим как-нибудь до весны дотянуть.
– Но если вы будете продавать им зерно и муку, и что там ещё, – нахмурилась Катриона, – мы же им станем вообще не нужны. Понадобится их помощь – не допросимся.
Меллер, усмехнувшись, покачал головой.
– К хорошему привыкаешь быстро, сира. Гномы тоже сначала брали у нас по бросовой цене то зерно, что залежалось, было поедено жучками, ещё как-то подпортилось. В общем, такое, чтобы откармливать им крысиный молодняк, который они выращивали и забивали на своих… ну, скажем, фермах. Потом начали понемногу заправлять дроблёным зерном, уже качественным, похлёбку с этими крысами и грибами. Потом нашли поставщиков среди мясников и колбасников. В результате тот же Ильфердин плюнул на крыс и на грибы и теперь десятками пудов закупает мясо и бакалею Наверху. Гномы – непревзойдённые мастера в том, что касается создания механизмов, – он похлопал по своему сиденью, – и обработки камня. Зачем им тратить время на выращивание грибов?
– Чтобы не попасть в зависимость от людей?
– Есть такой риск, – кивнул Меллер. – Но все, у кого водятся мало-мальские деньги, деньги эти хранят у гномов. Оставим их без продовольствия – сами останемся без своих вкладов.
– Держите друг друга за горло?
Он опять пожал плечами:
– Почему бы и нет? Пока что положение выгодно всем, а потом… кто знает? Когда-то эльфы были уверены, что мы тупые дикари, почти животные. И что осталось от их великого царства? Вечный Лес? Гномы, в отличие от них, вовремя сообразили, что с нами выгоднее торговать, чем пытаться истребить. И я, как потомственный торговец, подтверждаю: торговать вообще выгоднее.
– Есть вещи, которые не купишь, – буркнула Катриона.
– Конечно, – легко согласился он. – Но за них и не воюют. Что королям Краснолесья, что приморским князьям вовсе не слава нужна, не одобрение родителей и не любовь красавицы, когда они снова и снова лезут к соседям.
========== Глава 5 ==========
Утренники нагрянули рановато, зато принесли с собой стеклянно-ясную, прозрачную до синевы осеннюю стынь. Поля и грядки опустели окончательно; в домах заколачивались и затыкались все щели, из которых зимой потянет холодом; мужики и даже кое-кто из девиц готовили луки, охотничьи ножи и лёгкие топорики, то ли плотницкие, то ли боевые, потому что в здешних местах любой крестьянин зимой превращался в охотника и дровосека; Катриона же нагрузила кузнеца солидным заказом, а прочим велела хорошенько перебрать частокол. Отбракованные брёвна она приказала напилить и наколоть из них дров для егерей – у тех осенью точно не хватило бы времени на хозяйственные хлопоты. Народ поворчал немного, но остаться зимой без охраны настоящих бойцов никому не хотелось, так что ворчали-ворчали, а дров наготовили на всю зиму вперёд, и не только из брёвен ограды.
Меллер задержался в Вязах, ожидая ответа от гномов: дриады обещали передать им половину подарков и после сообщить решение Дома Морр. Катрионе показалось, что ни на какой ответ бакалейщик вообще не рассчитывает, но раз уж договорился, то терпеливо ждёт выполнения обещанного. Он то бродил по окрестным облетевшим перелескам в компании своих охранников, то просиживал целый вечер в пустой пока что трапезной егерей – тех сир Кристиан забрал в очередной патруль. Рената подвешивала над своим нанимателем клубок ведьминого огня, и он без конца что-то писал, подсчитывал, подолгу разглядывал карту (Катриона, раз её увидев, влюбилась в неё без памяти и всё прикидывала, как бы этак намекнуть Меллеру, что вместо трёх голов сыра она охотно бы в следующий раз получила копию этой карты).
А ещё он купил у Катрионы то зерно, что должно было пойти как десятина барону, чтобы сеньора Вязов выплатила её деньгами. Закупленное им зерно было сложено в амбаре отдельно, штабеля мешков Меллер лично перетянул накрест какой-то серой грубой лентой и опечатал узлы, так что никакой ловкач не вытянул бы уже сосчитанный мешок. «При чём тут доверие или недоверие? – ответил он на обиженное бурчание Лидии. – Есть единый порядок ведения дел, его я и придерживаюсь, госпожа моя». Обычные при уплате податей подарки сюзерену вроде бочонков варенья или окорока-другого он согласился отвезти в замок в своей фуре, – всё равно же обратно поедет порожняком, – чтобы не отвлекать от работы на два, а то и все три дня людей, занятых починкой частокола. Но пока не было никакого ответа от дриад, он вынужденно оставался в Вязах.
Ответ почему-то привёз сир Кристиан – огрызок пергамента, небрежно скрученный в трубку и даже не запечатанный, просто перевязанный обрывком кожаного шнурка. Точно кто-то нацарапал записку между делом и отдал первому встречному, который мог бы по пути забросить её в нужное место. Катриона оскорбилась бы, получив такое послание, но Меллер только усмехнулся, пробежав глазами несколько размашистых строчек, и засобирался обратно в Озёрный.
– Они отказываются? – не утерпела Катриона. В конце концов, это же и её касалось.
– Когда будет к тому время и случай, они обсудят этот вопрос в числе прочих после основных, поставленных перед Советом Дома. – Расстроенным он уж точно не выглядел.
– Разве это не способ сказать «нет»?
Меллер покачал головой.
– Ещё лет пятнадцать назад, как мне говорили, – сказал он, – орки грабили ваших крестьян, а часть добычи меняли у гномов на оружие. Потом были построены укрепления на Гремучей, грабить всерьёз оркам теперь удаётся только Рыжую Гриву, а это вдвое меньше трофеев, чем раньше, и делиться орки уже не хотят. Нечем стало делиться.
– Рыжая Грива тоже поднатужилась и поставила новые форты в самых опасных местах, – хмыкнул слушавший их сир Кристиан. – Ниже водопада Гремучая вообще не так удобна для форсирования, как было у наших Нижних Бродов. За Оскалом буквально два-три места, где к воде вообще можно подойти без риска свернуть себе шею – вот их барон Лютер и укрепил. Так что вы ошибаетесь, господин Меллер: орки теперь остались, главным образом, с тем, что можно добыть в горах, а это не та добыча, которой можно с кем-то делиться. Так что, думаю, старейшины Дома Морр поломаются немного, да и согласятся с вами торговать. Боюсь только, – прибавил он нахмурившись, – что за вашими обозами, как крысы, потянутся любители урвать что-нибудь на дармовщинку. А нам тут и без них хватает забот.
– Наши обозы, сир Кристиан, – возразил торговец, – никогда без надёжной охраны дальше предместья не тронутся, потому что любителей дармовщинки всегда и везде, как тараканов… Ладно, – он снова скрутил пергамент в трубку и сунул его в карман, – до обозов ещё очень далеко. Пойду собираться. Сир Кристиан, вы возвращаетесь в замок?
– Да, мне сказали, что для меня там важные новости.
– Родители сиры Луизы дали согласие на помолвку?
– Всё-то вы знаете, – с досадливым восхищением заметил сир Кристиан. – Думаю, да – с чего бы им отказывать баронам Волчьей Пущи? Даже второму сыну, отказавшемуся от службы в графской гвардии?
Катриона тихонько вздохнула: ну, вот и всё, конец её мечтам об опытном и умелом маршале, а заодно родном брате сира Роланда. У сиры Луизы из Старых Крестовиков родословная, конечно, вдвое короче, чем у неё, но баронам ли Волчьей Пущи гнаться за чужой родословной? Они себе могут позволить хоть признанного бастарда, хоть вообще вдову из третьего сословия.
– Сира Луиза славная девушка, – совсем не трудно оказалось это признать, даже принуждать себя не пришлось. – Милая, добрая и хозяйственная. Хорошенькая, – тут Катриона, не сдержавшись, всё же вздохнула.
– Глупа, как пробка, и болтлива при этом, как сорока, – буркнул сир Кристиан.
– Могу попросить у дядиной кухарки рецепт сливочных тянучек, – с самым серьёзным видом предложил Меллер. – Почти все женщины любят сладкое, а с тянучкой во рту не поболтаешь. Впрочем, – невинно улыбнулся он, – есть и более приятные способы заткнуть болтушке рот.
Сир Кристиан залился краской до самого ворота и прошипел, нервно косясь на Катриону:
– Вы о моей будущей жене говорите!
– А что вам мешает целовать свою будущую жену почаще?
– Целовать?
– Да, сир Кристиан. А вы о чём подумали?
Девятеро знают, о чём тот подумал, но у него даже уши стали пунцовыми, не только щёки. Катриона поостереглась лезть с расспросами, хотя ей было очень любопытно, что же такое первым пришло ему в голову.
И кстати, это не помешало сиру Кристиану вечером предложить Меллеру ночевать в гостевой спальне, а не у егерей. Катриона, обходя перед сном башню, чтобы убедиться: огни везде погашены, двери заперты, защёлки на ставнях задвинуты, – невольно придержала шаг перед егерской трапезной, где опять висел шар ведьминого огня, а на освободившемся длинном столе опять были разложены карты, бумаги, чернильный набор, чудовищный абак в двадцать с лишним разрядов…
– Почему “нет”? – с досадой спросил сир Кристиан. Он сидел боком к столу, спиной к Катрионе и смотрел, скорее всего, как Меллер гоняет шарики абака с такой быстротой, будто просто забавляется, а не производит какие-то расчёты – довольно сложные, наверное.
– А разве я должен вам что-то объяснять? – удивился бакалейщик. – Вы спросили, не хочу ли я разделить с вами постель, и я ответил, что не хочу. Этого недостаточно? Одного моего нежелания?
– Я вас настолько разочаровал в прошлый раз?
– Если я просто скажу “да”, вас это удовлетворит?
Катриона, не дослушав, осторожно сделала несколько шагов назад, отведя руку с фонарём за спину, чтобы не выдать себя случайными бликами. Она довольно смутно представляла себе, как могли бы заняться любовью двое мужчин, и ещё смутнее – чем один мог бы разочаровать другого. Грубостью, даже ненамеренной? Сир Кристиан без всякого на то желания мог причинить боль городскому неженке, просто обняв крепче, чем следовало бы. Катриона сама помнила, как отец, особенно выпив лишнего, обнимал её настолько крепко, что того гляди, мог сломать ребро. Гилберт Меллер мужчина, конечно, но синяки могли остаться и у него, а он вряд ли привык к синякам – никто же его не учил обращаться с оружием.
Утром сир Кристиан был хмур и подчёркнуто не замечал Меллера, а тому словно бы опять не было никакого дела до настроения баронского сына. Его фуру загрузили ещё вчера, и отправляться было решено сразу после завтрака, чтобы успеть в замок засветло. Дорогу очень кстати прихватило заморозком, так что колёса не будут вязнуть в грязи, да и лошади неплохо отдохнули за эти дни.
Меллер, кстати, с вечера же расплатился за стол и постель для себя и спутников, а также за корм и уход для лошадей. Выложил на стол перед Катрионой листок, где такими аккуратными, ровными, чёткими, словно в молитвеннике, буквами и цифрами было расписано, чего и сколько с них со всех причитается, что Катриона даже не сразу поняла, к чему всё это. Пока Меллер не высыпал перед нею целую горсть серебряных монет и не попросил пересчитать и подписать его бумажку, она так и смотрела на что-то вроде трактирного счёта, глупо хлопая глазами.
– Вы же привезли столько всякой провизии, – сказала она наконец. – За что ещё платить?
– Это подарок, сира, – терпеливо сказал он. – Мне было выдано столько-то продуктов таких-то наименований на подарки тем-то и тем-то, по ним я отчитаюсь отдельно. А мы втроём, да ещё с четырьмя лошадьми, почти неделю сидели у вас на шее, и я обязан покрыть ваши расходы. Я же вам не родственник и не вассал, чтобы кормить меня и где-то устраивать за свой счёт. Вот тут подпишите, будьте добры.
– Это тоже для отчёта? – спросила она, взяв у него неудобное, слишком толстое наливное перо и нацарапав свою подпись под списком.
– И это, и ответ гномов, – кивнул он. – Я пока что на побегушках у старших, сира, и каждый свой чих должен заверять бумажкой с подписью и печатью. Не обижайтесь, ладно?
– Какие уж тут обиды, – пробормотала она, глядя на внезапно свалившуюся на неё кучку серебра. – Чихайте ещё, с удовольствием подпишу, сколько раз вы чихнули.
Из-за фуры ехали поневоле медленнее обычного, хоть и не тащились сонными улитками, как если бы сопровождали телеги с зерном. Всё же гномы действительно знали толк в механизмах, и большая, неповоротливая с виду повозка катилась так легко и мягко, словно вообще не была загружена. Рядом с нею сразу пристроился сир Кристиан, потеснив даже охрану, и Катриона не стала мешать ему разбираться с Меллером, хотя ей очень хотелось напоследок поболтать с неглупым и кое-что повидавшим собеседником – когда теперь ещё представится такая возможность?
Возвращаться на ночь глядя в Вязы она, разумеется, не стала. И вообще, на то, чтобы разгрузить фуру и сдать десятину и подарки для барона его управителю (вот уж Карл удивился, получив деньги вместо зерна!), ушёл остаток вечера, так что выбраться в храм получилось только утром. Мать Саманта несколько раз перечитывала и разрешение на брак, и сопроводительное письмо к нему, хмурилась, вздыхала и сама спросила наконец, не проще ли будет как-то обойтись этой зимой своими силами, чем влезать в долги. Разумеется, часовне совсем бы не помешало ещё одно пожертвование, сказала она, но глава Храма, видимо, упускает из виду разницу в доходах у жителей столицы графства и Приграничья.
А барон уже знал от сира Кристиана, какой ответ Катриона получила из Озёрного, и даже не спросил – уверенно так заявил: «В долг больше брать не станешь, верно? Вот и правильно». Баронесса тоже повздыхала: «А я так надеялась помочь вам, бедное дитя». Катриона уныло промолчала на это: в замке вовсю готовились к помолвке сира Кристиана с сирой Луизой, и заикаться о своих Вязах в качестве приданого… Сиру Кристиану нашли невесту, а сиру Роланду, ныне графскому гвардейцу, даже отцовский замок показался тесен и скучен – что’ ему убогое сельцо на задворках баронства. Катриона подумала, как хорошо, что ей не хватило смелости признаться ему в своих чувствах. Может быть, он и не стал бы над нею смеяться, но ни сама она, ни её любовь ему точно не были нужны.
После обеда она собиралась возвращаться домой, но именно в это время и приехала Елена Ферр, да ещё и столкнулась с Катрионой прямо во дворе, едва выйдя из кареты.
– Вы здесь, сира Катриона, – сказала она. – Очень хорошо. Пойдёмте ко мне, что ли. Ламберт, как мне уже доложили, опять где-то пропадает, так что никто не помешает мне расстроить вас, бедняжку, ещё больше.
– Да я не уверена, что смогу ещё больше расстроиться, – мрачно сказала Катриона. Ей, честно говоря, неловко было, что женщина, уставшая в долгой дороге, собирается возиться с нею вместо того, чтобы спокойно умыться, одеться в домашнее и с дочерью наконец увидеться после целого лета разлуки, но у той, видно, на первом месте были дела. Или она просто хотела отделаться поскорее от заботы, которую ей наверняка навязал барон.
– Вы не поверите, сира, – с невесёлой улыбочкой возразила Елена, – но хуже всегда есть куда. Пойдёмте.
В её с сиром Ламбертом спальне Катрионе, разумеется, бывать не приходилось, так что она восхищённо выдохнула при виде небольшой, но светлой, тёплой и уютной комнаты. Камин в ней был так же облицован цветным камнем, как в кабинете барона, и окно было таким же, как там, огромным и прозрачным-прозрачным. А ещё была кровать под мягким и нарядным суконным балдахином и стол с чернильным гномьим прибором и гномьей же лампой под наборным колпаком из разноцветного стекла. А ещё была тумбочка под окном со стоящей на ней маленькой переносной горелкой и чайным сервизом. И был пузатый шкаф для одежды, такой здоровенный, что в нём не то что в прятки играть – жить можно было. А уж зеркало на стене просто поражало воображение. Катриона знала, что такие огромные зеркала существуют, только это было как знание того, что у королевства есть столица, а там сидит на троне король, но разве простая деревенская сеньора сможет его когда-нибудь увидеть? И однако же зеркало, в котором можно увидеть себя в полный рост – вот оно. Большое, ясное, отлично освещённое, совершенно безжалостное. Посмотришься в него и поймёшь, что чучелу, которое в нём отражается, даже надеяться не стоит на чью-то ответную любовь. Пусть радуется, что кому-то брак с ним, чучелом этим, может быть выгоден.
– Если девушка смотрится в зеркало, значит, всё не так плохо, – сказала Елена, по-прежнему невесело улыбаясь. – Садитесь в кресло, сира Катриона, сейчас я вас чаем напою, а то барон до сих пор не признаёт этот запаренный веник, а я, каюсь, без запаренного веника чувствую себя, как запойный пьяница без вина. Вот, кстати, почитайте пока, чтобы не скучать. И простите за неважные вести.
Она положила Катрионе на колени новенькую, аж глянцевую ещё кожаную папку с гладкими яркими шнурками. «Бедняжка, которую собирались расстроить ещё больше», с замиранием сердца развязала узелок и озадаченно нахмурилась: папка полна была разномастных бумажек, вкривь и вкось исписанных разными почерками.
– Ой, – вздохнула Катриона, – госпожа Елена, вы уж извините, но я плохо чужую руку разбираю, а тут ещё и не одна.
Та посмотрела на неё с удивлением.
– Да? Но вы же вели хозяйство отца, а потом брата. Я подумала… хотя, конечно, чьи записи вам было читать. Простите. Ладно, я расскажу суть, а подробности понемногу прочитаете потом. Зима длинная, и она ещё даже не начиналась.
В общем, как рассказала Елена, между делом ставя чайник на горелку, заваривая чай, разливая его по чашкам и нарезая сладкий пирог (не соврал пекарь, пирог принесли чуть ли не вместе с сундучком госпожи Ферр), она поручила каким-то таинственным типам собрать все сведения о городской родне Катрионы. Матушкины сёстры, присылавшие племянникам письма с соболезнованиями после похорон отца, о смерти Вальтера не знали, и не мешало бы их, кстати, известить: сын покойной сестры всё-таки. А вот тот самый матушкин кузен откуда-то узнал о гибели Вальтера и теперь разнюхивал всё, что мог, о Волчьей Пуще, о Вязах и о «бедной сиротке, которую следовало взять под опеку». Нет, таких действий госпожа Елена вовсе не осуждала. Она и сама занималась тем же самым. Не понравилось ей, что дядюшка Артур, давно и благополучно женатый и имеющий троих детей, очень любил юношей, почти подростков, но объявлять их своими официальными фаворитами не спешил. Попользовавшись ими год-другой, он обычно избавлялся от надоевших любовников каким-нибудь приличным способом, а сам подыскивал себе свеженького и неиспорченного – обычно сир Артур выбирал его из приехавших в столицу графства юных и неопытных сеньоров родом из окружающих деревушек.
С последним же он крупно промахнулся: юное чистое создание с ясным взором оказалось той ещё пиявкой, и отделаться от него по-хорошему сиру Артуру никак не удавалось. Тот соглашался уступить место следующему только при условии хороших отступных, в противном случае грозился ославить стареющего сластолюбца на весь Озёрный, особенно упирая на невеликие мужские таланты сира Артура. Так что, сира Катриона, предупредила Елена, готовьтесь к возможности стать женой молодого да раннего паршивца. Про разрешение вступить в брак сразу после Солнцеворота дядюшка уже как-то пронюхал. Как бы он не привёз своего любовника в Волчью Пущу через неделю-полторы после праздников. И отказаться от его сомнительной заботы у вас права нет – он ведь и правда ближайший ваш родственник мужского пола.
– И эта пиявка согласна стать моим консортом? – безжизненно спросила Катриона. У неё уже не было сил даже расплакаться от таких перспектив.
– Конечно. Красота же: глава семьи вы, сам он ни за что не отвечает, а вы обязаны его содержать и о нём заботиться. Он за месяц-другой после бракосочетания выпьет из вас всю кровь, изводя своим нытьём, так что вы сами оседлаете ему лошадь и уложите чистые подштанники в дорогу. Он вернётся в Озёрный и будет оттуда требовать с вас свою долю в доходах Вязов. А вы… ну разве что сможете наконец попросить сира Георга назначить вам маршала. Всё-таки замужняя женщина, особенно с ребёнком, уже не должна так трястись над своей репутацией, как девица.
– Я лучше попрошу его подобрать мне любого безземельного сира в консорты, чтобы обвенчаться с ним наутро после Самой Долгой Ночи, – злобно сказала Катриона, живо представив себе всю эту благодать. – Госпожа Елена, пожалуйста, одолжите мне пятьдесят марок. Мне нечего предложить в залог, но я обязательно верну! С процентами, если хотите.
