Текст книги "Ещё один брак по расчёту (СИ)"
Автор книги: Арабелла Фигг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)
– А её муж? – недоверчиво спросил Генрих, не желая признаваться себе в том, как его задели эти откровения.
Каттен опять по-кошачьи фыркнул.
– Зайди как-нибудь посмотреть, как он работает, – посоветовал он. – Он тесто мнёт, поглаживает и похлопывает так, что у меня мурашки по хребту. Или ты тоже купился на его бледную невыразительную морду? Напрасно, скажу я тебе. Был бы я хоть лет на десять помоложе, я бы напросился к нему, пожалуй, ночью на кухню, сливки с венчика слизать.
Он подмигнул Генриху с таким видом, что тот поперхнулся, представив себе эти сливки… на венчике… и как блудливый кошак их слизывает. Тоже мурашки по хребту пробежали.
– Ты мне предлагаешь его своим фаворитом сделать? – опасливо уточнил Генрих, отгоняя видение стоящего перед ним на коленях Людо Росса. Росс похабно скалился в ответ и отгоняться не желал. Ещё и губы облизывал так, что в жар бросало, куда там Меллеру, посасывающему порезанный палец. После жены, отбывающей скучную и неприятную обязанность, и тем более крестьянок, не смеющих отказать сеньору, устоять вряд ли хватило бы сил.
– Я тебе предлагаю разобраться в том, чего ты хочешь, – лениво отозвался Каттен. Его, кажется, разобрало с этим его выкуренным болотником: взгляд у него поплыл, он совсем растёкся по креслу, а заговорил тягуче и как будто бы не вполне отдавая себе отчёт в том, что именно говорит. – Возможно, надеть своё колечко на парня, который трезво оценивает твой и свой статус – неплохая идея. Он уж точно не пошлёт тебя этак походя к огру в жопу, как его жёнушка. Что ни говори, ему с детства пришлось привыкать к покровительству посторонних, в сущности, людей. В отличие от Илоны Серпент, так же с детства уверенной в том, что дедушка с бабушкой в два счёта отравят любого, кто в её сторону косо глянуть посмеет. Словом, ты определись, что конкретно тебе нужно – нагнуть-таки упрямую бабу или любой ценой оставить в твоём замке мастера алхимии и той же алхимии магистра второй ступени. Если первое, то обещай Илоне защиту для неё, её мужа и отца, но сначала распиши в красках, что с нею сделают в тюрьме и каково там же придётся её отцу, который от трактирной-то стряпни слёг: его же тюремная баланда попросту убьёт. Если второе, ту же защиту, но без всяких угроз обещай Людо. Он парень неглупый и практичный, ему грозить незачем, он сам всё отлично понимает. А ещё он гораздо охотнее нагнётся сам, чем отдаст тебе жену. Я так понимаю, на бытовом уровне, здесь и сейчас, не от всесильного графа, а от собак и уличных мальчишек, он с детства привык её защищать. Илона вообще, я смотрю, для него скорее сестра, чем жена. Как ты отнесёшься к типу, который защитил бы Дианору от его сиятельства, взамен задрав ей подол?
– Ну, ты сравнил! – возмутился Генрих.
– Тебя и какого-то кондитера? – Каттен пьяно хмыкнул. – А ты знаешь, милый мой, что один из самых сильных ядов пахнет миндалём?
Генрих выронил взятое наугад печенье – от него, как нарочно, миндалём этим так и разило. Потом сообразил, конечно, что пеклась эта миндальная, жирная и сладкая ерунда для целителя, которого ни Росс, ни его жена уж точно травить бы не стали, но всё равно закусывать печеньем расхотелось. Пришлось вылавливать вывалянный в крошках брусок мармелада: тот и на запах, и на вкус был просто брусничным, без всяких южных специй.
– Тебя ли учить, – продолжал Каттен с каким-то надрывным смешком, – ходя по лесу, смотреть под ноги, твоя милость господин будущий барон? Змеи, они там, внизу, под ногами ползают, а не над головой парят.
Он вдруг резко сел прямо и совершенно чётко, словно до этого просто придуривался, проговорил:
– Так что если ты намерен выслушать мой совет – вот тебе он, от всей души, от чистого сердца. Или просто предлагай патенты Серпенту и Россу, без всяких покушений на прелести Илоны, и будут в твоём баронстве трое неплохих специалистов, совсем в нашей глухомани не лишних. Или надевай колечко на Людо, чтобы к несомненной пользе для твоего баронства приплюсовать и удовольствие для себя лично. Потому что с Илоной, повторюсь, ждёт тебя всё то же унылое «вставил-кончил» под её брезгливые гримасы, как и с законной супругой. Или ты боишься растерять свою суровую пограничную мужественность, если вдруг научишься получать от плотской любви настоящее удовольствие, а не только облегчение в переполненной простате? Ну так на дядю своего посмотри, который полтора десятка лет спит на мягкой удобной постели в хорошо протопленной комнате и как-то в изнеженного придурка от этого не превращается. Или Фриду вспомни, которая вечно из Озёрного целые тюки бархатных платьев и шёлковых панталон заказывала, целыми днями чай со сладкими пирожками пила, а как орки Гремучую перешли – живо толстую жопу оторвала от кресла и, ни мгновения не раздумывая, пошла умирать за вас.
Генрих озадаченно почесал бровь, поймав себя на замедленности этого движения. Коварной штукой оказалась эта настойка. Так легко, так приятно пилась, голова вроде бы оставалась ясной, а вот руки-ноги определённо начинали подводить.
– Это что? – спросил он, встряхнув бутылку (там плеснулось уже на самом донышке). Следовало, конечно, ответить хоть что-нибудь на советы «дядюшки Феликса», но советы эти для начала неплохо было бы переварить. Очень уж они оказались неожиданными.
– Бальзам по лично Каспаром разработанному рецепту, – охотно ответил Каттен. – Он у меня рылся в лечебных травах, спрашивал, что ещё растёт из диких и не очень ягод, вздыхал, что хотел бы свою винокурню…
– А он у тебя уже просто Каспар? – довольно ехидно, не удержался, спросил Генрих. – Дядя Ламберт не ревнует?
– Так мы с твоим дядей друг другу в верности никогда и не клялись, – усмехнулся Каттен. – В общем, ты не торопись, ладно? Подумай хорошенько, поболтай с Людо просто так, без эффектных предложений левой руки в присутствии дюжины свидетелей. Предложи – только вежливо и терпеливо, без лишнего напора! – ночку вместе провести. Глядишь, поймёшь, с чего твой брат таскался хвостом за толстым бакалейщиком. У Илоны, конечно, и глазки что спелый тёрн, и нрав такой, что не соскучишься, зато её супруг умеет быть благодарным. Опять-таки в отличие от. Нечасто, знаешь ли, я видел на своём веку парней, которые больного тестя кормили бы с ложечки, уговаривая ну вот ещё одну съесть, ещё хоть немножечко, только чтобы лекарство принять. Пока родная дочь, красиво сложив руки на груди, фыркает: «Да что ты с ним, как с ребёнком? Плохо болит, если не хочет лечиться».
***
Жену Росс оставил в Волчьей Пуще, с отцом, а сам вернулся в Вязы: видно, контракты он чтил, как гильдейский наёмник. Генрих как обычно заехал туда после праздников – просто проверить, всё ли в порядке. Тем более, что сеньора вязовская вернуться должна была ещё нескоро, а её помощница, что ни говори, опыта в управлении целым селом имела маловато и следовало проследить за тем, как она справляется (очень неплохо, между прочим, Амелии бы так).
Именно от сиры Аларики Генрих и узнал, что одна из фур, прикативших в Вязы под праздники, была забита странными стеклянными штуковинами и книгами, о которых Гилберт Меллер в сопроводительном письме особо просил её, сиру Аларику, позаботиться. Чтобы непременно она устроила их на хранение в надёжном месте, сложив там бережно и аккуратно. Пришлось из карцера повыкидывать всякий старый хлам и сложить там всё это добро, оставив окошко открытым, чтобы книги лучше промёрзли насквозь, но ни в коем случае не отсырели. Генрих сунул нос в бывший карцер и – спасибо дядюшке Феликсу – опознал в стеклянных штуковинах алхимические устройства: хитрый толстый крыс Меллер, похоже, сам собирался на отца с дочкой наложить лапу, как уже подгрёб под неё зятя.
«Ну, это мы ещё посмотрим», – сказал себе Генрих и очень поздним вечером отправился на кухню, чтобы душевно потолковать с кондитером, по-прежнему работавшим ночами.
Кухня сияла дюжиной дорогих свечей, белых и гладких; блестела не менее загадочными, чем алхимические, стеклянными, стальными и медными штуковинами; булькала, шипела, скворчала сковородками и смешными мелкими кастрюльками; заставляла урчать вовсе даже не пустой желудок, дразня его запахами; а по ней мучной молью метался одетый весь в белое Росс, умудряясь быть одновременно и у плиты, и у стола, засыпанного той самой «королевской» мукой, что в само’м-то замке только на праздники и шла в чистом виде, а обычно только подмешивалась к ржаной или пшеничной попроще. Ладно, муку привозил Меллер, как и специи наверняка тоже. Но вот весь этот кухонный инвентарь должен стоить больше, чем сама кухня вместе с кухарками и судомойками, или будущий барон Волчьей Пущи ни хрена не смыслил в гномской работе! Это Серпенты Росса так облагодетельствовали, или парень и сам не нищий?
«Сам, наверное, – решил Генрих, усаживаясь в уголке, чтобы не лезть под руку человеку, у которого на плите кипит вода и плюётся раскалённое масло. – Зачем бы Серпентам нищий зять, хоть какой полезный, благодарный и преданный?» Он посмотрел на безмерно занятого Росса, припоминая обычную его манеру держаться. Нет уж, взятые из милости верные и преданные так себя не ведут – почти уже барону ткнуть какой-то лопаткой в угол и буркнуть: «Полчаса, сир, если позволите – и я к вашим услугам».
В сущности, Генрих был совсем не против посидеть полчаса, наблюдая за работой городского кондитера. Тот умудрялся прямо-таки по-женски управляться с несколькими делами разом, ещё и объясняя что-то своему ученику при этом. Мальчишка, кстати, сам держался уже заправским кухарём, хоть и поглядывал на Генриха опасливо и подозрительно. Не забрать ли его в замок, если змеиная семейка всё же вернётся в Озёрный, прихватив мучную моль с собой? Вон как ловко орудует такой же, как у наставника, лопаткой, переворачивая что-то на сковороде. И ведь нравится ему это дело, не повинность отбывает…
– Пожалуйте, ваша милость, – сказал наконец мальчишка, застелив угол рабочего стола салфеткой и сервировав обеденное место по всем правилам (спасибо тётушке Елене за науку, позволившую в Озёрном уверенно чувствовать себя за любым столом, без всяких скидок на своё пограничное происхождение). В тарелке дымились горячим паром куриные ножки, поджаристые и душистые от приправ, а напротив пристроился соусник.
– Сами садитесь тоже, – распорядился Генрих.
Кондитер глянул на него в немом изумлении, но мальчишка-то был здешний, поэтому ничуть не удивился, а живо накрыл ещё на двоих. Себе, кстати, тоже положив правильную вилку и нож. Росс его и этому учит?
А куриные ножки оказалась вовсе не ножками. То есть, может, и ножками, только без костей, а мясо внутри хрустящей золотой кожицы было мелко-мелко нарублено с зеленью, которая до сих пор росла себе в здешней теплице, несмотря на снега и морозы снаружи. Генрих сразу же подумал про родителей, у которых в последнее время была просто беда с зубами. Особенно у матушки, родившей шестерых детей, а Каттен только руками разводил: «Я обыкновенный маг-целитель, не сказочный чародей с волшебной палочкой. Делаю что могу, не более того». Для них бы готовить что-то подобное, а то одно разваренное мясо…
– Как это приготовлено? – спросил он.
Спросил вообще-то Росса, но тот кивнул мальчишке, и ученик, краснея от Генрихова внимания, старательно проговорил, для верности загибая пальцы:
– Белый хлеб замочить в молоке. Кожу с ножек подрезать и снять чулком, мясо отделить от костей и дважды провернуть в мясокрутке, посолить, добавить рубленый чеснок либо зелень по вкусу. Смешать с размоченным хлебом, заполнить снятую кожу, панировать в муке либо в молотых сухарях, либо в молотых же орехах. Обжарить сперва на сильном огне, затем на медленном довести до готовности. А ежели готовить не из мяса птицы, а из говядины либо баранины, то налепить вроде как пирожков, так же панировать и жарить так же.
– Сам всё сделал? – с любопытством спросил Генрих, потому что выглядело это самым настоящим уроком, который мальчишка только что сдал наставнику.
Росс кивнул, а его ученик покраснел до самых ушей, довольный и гордый собой. Генрих же утвердился в мысли забрать со временем мальчишку в замок. Пока Росс здесь, пусть ещё учится, но делать ему в Вязах точно нечего. Здешняя кухарка этакого маленького умника в жизни на своей кухне не потерпит, но он-то, Генрих, не мягкосердечная сира Катриона. Пусть попробуют против его решения хоть слово сказать.
Он расспросил про мясокрутку, посредством которой жилистая деревенская курица превратилась в нежное и сочное блюдо. Росс указал на штуковину, разобранную на части и разложенную для просушки. Части сияли полированной бронзой и чернёной сталью, но ничего такого, с чем не справился бы хороший кузнец, там вроде бы не было. Договорились, что Генрих заберёт мясокрутку, чтобы показать кузнецу, а потом сразу же вернёт с посыльным.
Под разговоры эти и закончили очень уж поздний ужин, Росс сгрузил посуду в ванну с мыльной водой и отправил мальчишку поспать часа два: «Ты мне пока не нужен, а потом меня под утро подменишь, чтобы я опять выпечку не сжёг». Тот послушно покивал, но и сам наверняка догадался, что его отправляют с кухни, чтобы не мешал серьёзному разговору.
– Если позволите, сир, – сказал Росс, заново повязывая фартук, – я буду работать и слушать вас. Честное слово, я неплохо совмещаю подобные занятия.
– Хотите убраться с кухни раньше, чем сюда заявится скандальная баба? – усмехнулся Генрих.
– В том числе, – не стал спорить Росс.
Тесто у него под полотенцем уже подошло, белое, гладкое, маслянисто блестящее, даже на вид мягкое, словно младенческая попка. Генрих, глядя, как Росс мнёт его, раскатывает и защипывает, ничего такого не ощущал, о чём говорил Каттен – просто удовольствие от работы мастера, на которую всегда приятно посмотреть. И пахло приятно от гладкого белого теста и от сладких начинок для крошечных, на один укус, пирожков. И от самого Росса наверняка тоже пахло сдобным тестом, ванилью, яблоками и вишней. Не могло не пахнуть среди этаких ароматов.
«Девки здешние должны за ним хороводом ходить, просто как собаки за горячим хлебом», – подумал Генрих. Вроде бы ни одной ничего не перепало, сколько он знал – а он постарался-таки узнать, не зря с тётушкой Еленой всегда старался ладить, даже когда бабушка ещё была жива, пошли ей Девятеро удачного перерождения. Что бы там бабушка ни бурчала, Генрих твёрдо знал, что жена его дяди без всякого отца и брата, сама по себе, очень неплохо умеет зарабатывать немалые деньги. Так что будущему барону совсем не вредно у такой тётки поучиться не только правильные вилки за столом выбирать. Сам по себе Росс, на трезвую голову и без похабных каттеновских намёков, не вызывал у Генриха никаких плотских желаний. Но опять-таки всё та же Елена Ферр горячо одобрила выбор своего супруга, сделавшего фаворитом не слишком молодого, невеликой красы, зато образованного и вообще очень полезного для баронства мужчину. «Что там у Ламберта с целителем творится под одеялом, касается только их двоих», – ответила она, когда Генрих набрался нахальства спросить, не ревнует ли она: он тогда уже, еле отметив совершеннолетие, на своём опыте убедился, что ревность к любви не относится никаким боком и вообще две эти сучки, отравляющие жизнь порядочным людям, не сёстры и даже не кузины. «А вот беглый зеленодольский маг, – сказала тётушка, – получив на палец кольцо баронского брата, может выдохнуть и спокойно, ничего не боясь, заняться делом, которое неплохо знает и любит. Для всеобщей пользы».
Россу, какой бы непроницаемой ни казалась его физиономия, точно не помешало бы тоже выдохнуть и спокойно заняться делом, которое он неплохо знает и любит. У него-то весьма опасные недоброжелатели водились не на восточном берегу Данувия, а куда поближе, и ему-то колечко баронского сына не помешало бы тем более. А уж чем они займутся под одеялом… «Может, и ничем, – подумал Генрих, не сводя глаз с ловких пальцев, защипывавших мелкие пирожочки как-то хитро и вычурно. – Просто можно будет на законных основаниях завалиться к человеку, который занят своим делом, и хоть поболтать с ним не о делах баронства, а о какой-нибудь ерунде, хоть помолчать. Вот как сейчас».
Росс, если и ждал предполагавшегося серьёзного разговора, никак этого не показывал. Лепил себе пирожок за пирожком, ровненькие, с красивым шовчиком-рюшечкой, до того одинаковые, словно их из формы вынули, а не вручную слепили.
– Сложно получить мастерство в вашей гильдии?
– Дорого, – усмехнулся Росс, совсем вроде бы вопросу не удивившись. – Открыть в ранге подмастерья своё заведение и не разориться как минимум в течение пяти лет, после чего подать заявку в Совет. Не бесплатно, сами понимаете. Потом к тебе заявится кучка старых пердунов, совершенно не расположенная выдавать свидетельство типу, у которого нет среди них ни отца, ни деда, ни хотя бы тестя, – Генрих вспомнил, что подобное вроде бы и Каттен говорил про свою гильдию, – и начнёт придираться к каждой плохо отмытой миске и к тому, как ты держишь скалку. Напишет тебе во-от такой список замечаний и через месяц вернётся проверить, исправил ли ты то, что не понравилось старцам. А потом ещё раз. Разумеется, каждый раз ты должен оплатить этот налёт саранчи и сверх того кормить-поить пятерых зажравшихся проверяльщиков. Не угодишь – через год начинай сказку сначала. Мой настоящий, не формальный наставник в конце концов плюнул и остался подмастерьем. Чего и мне настойчиво советовал.
– Настоящий?
– Да, тёткин муж, который меня и учил. У Саккара я пробыл учеником неполный год, только чтобы получить его рекомендацию – дядя не имел права брать ученика. И то, если бы не Каспар, Саккар бы меня и близко не подпустил к своей кондитерской. Даже по просьбе Серпентов меня взяли не учеником, а так, на чёрную работу. У своего как бы наставника я весь этот год мыл посуду, чистил фрукты и просеивал муку. В собственно кухню у меня доступа не было, чтобы не вынюхивал семейные секреты.
– Но звание подмастерья вы всё-таки получили?
– К подмастерьям не так цепляются, там проще. – Правда, судя по тону, проще было ненамного.
– Хм, – проговорил Генрих, прикидывая перспективы. С одной стороны, его людям вполне вроде бы хватает брауновской пекарни. С другой, тот самый торт, который Росс испёк на имянаречение Эмметова сына, до сих пор по всему баронству вспоминают. И когда он, Генрих, едет сюда, в Вязы, то матушка всякий раз просит привезти чего-нибудь «для девочек». Себя, видимо, тоже к этим девочкам относя. Не для них ли, кстати, эти пирожочки на один укус? – Патент дам бесплатно, участок под кондитерскую тоже бесплатно выделю. Со старыми пердунами ничем, конечно, помочь не смогу, но можно попробовать через Меллеров что-то сделать – они же вроде не последние люди в вашей гильдии? Останетесь? Или боитесь, что жена отравит?
– Шуточки ваши, – буркнул Росс. – Алхимики только тем и заняты, разумеется, что травят всех встречных. Спасибо, сир, но… я не знаю, что ответить. Вернее, знаю, что ничего не могу обещать. Стою, как на кочке в болоте: куда ни ступи, в любой момент затянет с головой.
Он замолчал и принялся перекладывать пирожки на противень. Тоже новенький, блестящий, зеркально-гладкий. Напомнивший о запертых в карцере хитроумных штуковинах.
– Меллер хочет нанять вашего тестя? – спросил Генрих. – Я видел перегонные кубы или что-то вроде них, – пояснил он, – но Меллер-то алхимией не занимается.
– Нет, сир. – Росс вздохнул, откровенно прикинул, стоит ли говорить правду, и решил, видимо, что врать или хотя бы отмалчиваться на его «кочке» совсем не полезно. – Там всё гораздо хуже, – сознался он. – То, что сложено в карцере, дед Илоны фиктивно продал Гилберту, опасаясь ареста имущества. Самое ценное из оборудования и книг увезли из Озёрного как можно дальше. Пока не закончится история с обвинением Иеронима Серпента, никто их выкупать обратно не будет – конфисковать имущество добропорядочного бакалейщика у судейских оснований нет. А там… – он безнадёжно махнул рукой, пустив над столом мучное облако. Не верил, что родня его супруги сумеет выкрутиться? Видимо, нет, потому что сказал с кривенькой усмешечкой: – жаль, что Илона слишком норовиста для вас, сир. Я-то её защитить не сумею, а вот вы могли бы, я думаю. Но даже если бы мы с Каспаром сумели её уломать, вряд ли бы вам надолго хватило терпения. Илона кого угодно выведет из себя, балованная девочка из богатой и знаменитой семьи. Она ведь до сих пор не верит, что всё всерьёз. То есть, умом понимает, но прочувствовать по-настоящему, всеми печёнками, не в состоянии. Всё равно что вам сказали бы, будто ледники Хмурого тают и Гремучая понемногу затопит ваши земли. Возможно такое? Вполне. Сможете вы до конца поверить в это, даже видя, что уровень воды всё поднимается и поднимается? Никогда же такого не было. Бед хватало, но вы с ними справлялись, а вот тут пришла беда, с которой не справитесь – поверите? Вот и Илона не верит.
– А вы так уверены, что я вас защитить сумею?
– Старший сын барона Волчьей Пущи, имеющего право обращаться к королю напрямую? Всегда безупречно исполнявшего свои обязанности, даже если граф своими откровенно пренебрегал? Если граф пришлёт за отцом вашей фаворитки судейского чиновника и двух стражников, а вы ответите: «Это моя женщина и её отец, пшёл вон, дурак!» – что сделает граф? Пришлёт целый отряд?
Генрих недобро улыбнулся.
– Пусть попробует. Мы с Рыжей Гривой и Долгим Озером ещё орочьего налёта не забыли. Для войны с орками у его сиятельства солдат не нашлось, а тут вдруг взял откуда-то? Неплохой повод обратиться лично к королю, а?
Росс с мрачным видом накрыл полотенцем противень и сказал безнадёжно:
– Она не оценит, даже не ждите. Я её люблю, но к сожалению, её характер успел изучить слишком хорошо. Не примет она от вас ни помощи, ни защиты.
– А вы?
Таких круглых больших глаз Генриху в жизни видеть не доводилось. Впрочем, Росс тут же мотнул головой и глухо, вымученно-спокойно проговорил:
– Мне не до шуток, сир.
– Так я и не шучу, – возразил Генрих. Каттен говорил ему, конечно, чтобы начал этак издалека, хоть переспал разок с Россом до того, как предлагать кольцо, что ли. Генрих тем не менее считал, что о деловых отношениях и договариваться надо соответственно. По-деловому. – Я что её, что вас не в постель тащу, как госпожа Серпент… то есть, уже Росс выразилась. Я могу совершенно бесплатно получить для своего владения двух алхимиков и кондитера. Всего-то нужно сказать «Пшёл вон!» судейскому, который явится за женой и тестем моего фаворита. Вопрос только в том, согласитесь ли вы этим фаворитом стать?
***
Церемония была совершенно официальной, хоть и скромной, исключительно семейной. Генрих надел Людо Россу на палец кольцо с волчьей мордой, тот поцеловал печатку и поклялся не вредить покровителю и его близким ни мыслью, ни словом, ни делом. Его тесть и жена сделали покровителю этому и всем его близким, включая грудного младенца, небольшие, но кажется, очень недешёвые подарочки. Илона ещё и Амелии что-то шепнула, вручая изящный флакончик цветного стекла, от чего супруга удивлённо вскинула брови, но на мужниного фаворита посмотрела не с прежним слегка брезгливым недоумением, а с каким-то хищным интересом. Отец, правда, вздохнул и проворчал: «И ведь стоило только младшего брата на суконщице женить, как началась всякая хрень». Генрих в ответ упрямо нагнул голову. Хотели они того или нет, мир менялся на глазах. И надо было меняться вместе с ним.
========== Брат барона о целителях и алхимиках ==========
Комментарий к Брат барона о целителях и алхимиках
Коротенький драбблик от лица Ламберта. Позже будет перенесён в конец работы (будет же он когда-нибудь, этот конец… надеюсь)
– Нет, беременным от тошноты это не поможет. Для них у меня имеются несколько рецептов против токсикоза, могу поделиться. В счёт лечения, разумеется.
Феликс нашёлся в подвале, в каморке, где он изредка сам готовил кое-что из микстур и мазей. Не один – в компании ученика и той самой приезжей девицы, что послала племянника к оркам в горы, даже толком не выслушав. Генрих старательно держал морду «не больно-то и хотелось», благо алхимичка дала ему роскошный повод делать вид, будто это ему не нужна любовница с шрамами от ожогов. Но Ламберт-то отлично понимал, как парня злит небрежный отказ, который нахалка даже отказом не считает. Всё равно что сам он отмахнулся от просьб младшей дочери научить её хоть как-то защищаться: «Не глупи, Цветочек, есть у меня уже одна воительница, а тебе это ни к чему».
– Рецепт микстуры от токсикоза и рецепт какого-нибудь состава от отравления грибами – и за лечение вашего батюшки я не возьму ни гроша. – Феликс повернулся к Ламберту и сказал вместо приветствия: – Берт, ты немного не ко времени. Подожди наверху, а? Госпожа Серпент учит нас с Браном готовить средство от катара желудка по рецепту её бабки. Бабушка у милой девушки из рода Рисанаторе, так что рецепт должен быть весьма эффективным, я думаю.
– А если я в уголке сяду и не буду лезть с расспросами, я сильно помешаю?
Не так уж часто они виделись, между прочим, чтобы упускать случай лишний часок провести вместе, пусть даже не наедине. И вообще, Ламберт любил смотреть, как работает его фаворит. Как он учит Брана. Или как самого Каттена чему-то обучают травницы. А вот кстати, умел же он к ним подлизаться и выведать их секреты! Благодарил за новые знания, конечно, от всей души и всего кошелька, никогда не пытался что-то получить на дармовщинку, но как вообще ему удавалось вытрясти из вредных и подозрительных старух то, что они вроде бы должны были передать только настоящим своим ученикам? Хоть и говорила Фрида (пошли ей Аррунг удачного перерождения), будто у целителя ни сил, ни времени не хватит на изучение мозголомных заклинаний, однако же Ламберт не забыл ещё, как сам оказался в одной постели с рыжим кошаком – и вспомнить потом не мог, каким образом это случилось. Не то чтобы он был в претензии, но ведь не интересовался же никогда он мужиками до этого. С мальчишками-то был согласен перепихнуться по-быстрому только с отчаянной голодухи и чуть ли не зажмурясь, а тут…
– Ладно, – чуть поморщившись, согласился Феликс. – Только чтобы действительно тихо сидел.
Девица Серпент негромко фыркнула. Над лекарем, который командует братом барона, видимо. А Ламберт подумал, что Генрих мог как раз на них с Каттеном насмотреться, что ему так загорелось алхимичку сделать официальной фавориткой. Да, ни на гран почтения и послушания от такой любовницы не дождёшься. Но и дурацких ссор на пустом месте, как с законной супругой – тоже (глядя на семейную жизнь старшего брата, а теперь ещё и двух племянников, Ламберт всё больше утверждался в мысли, что ему просто сказочно повезло с женой). Магистр второй ступени просто обфыркает тебя и займётся своими делами, каковых всегда выше головы, и все они, разумеется, важные, неотложные и требующие личного участия магистра. Вроде лечения целой семьи, случайно поевшей не тех грибочков. Или вот приготовления сложного и, похоже, очень недешёвого лекарства. Зато уж когда такие их котейшества всё-таки идут к тебе на руки, ты точно знаешь, что выбрали они тебя добровольно, самостоятельно, искренне… исключительно по велению левой задней лапы, а не из страха или корысти.
Позванивало стекло, звякала сталь, булькала кипящая жидкость, приятно пахло мятой и не очень приятно – валерианой. Ещё какой-то запах примешивался, незнакомый и довольно мерзкий, спасибо хоть почти полностью мятой и валерианой забитый. Ламберт даже подумал, как хорошо, что у него желудок крепкий и ему не надо пить отраву, которая так пахнет: вкус у неё при этаком-то запахе наверняка должен быть совсем уж тошнотворным.
– В Академии, – меж тем ответила Серпент на вопрос Брана, где она училась. – Там не только магов учат. В сущности, даже если у тебя нет никаких магических талантов, но много лишних денег и времени, можно записаться вольнослушателем и изучать теорию магии. А многие выпускники военных училищ на эти занятия ходят, чтобы потом грамотно использовать боевых магов. Но для студентов факультета алхимии магия, в общем, не нужна. Есть – ладно, нет – тоже сойдёт. Стихийники только могут пользоваться своими навыками, чтобы быстро нагреть или охладить состав… Правда, почему-то именно стихийники алхимию обычно не любят. Сдадут ознакомительный курс на минимально приемлемую оценку и стараются забыть как страшный сон. Впрочем, они обычно и в ритуалах слабоваты. Расчёты, расчёты, расчёты – это ведь очень… на любителя.
– Да уж, – хмыкнул Феликс, – Рената Винтерхорст до сих пор её ненавидит. Алхимию, я имею в виду. Да и Фрида за столько лет ни одной настойки сама не приготовила, всегда заказывала или мне, или травницам. Мне кажется, у боевиков слишком много сил уходит на самоконтроль, невозможно ещё и заниматься при этом долгой, нудной, монотонной работой. Собственно, какой прок стихийнику в ритуалах? Шарахнуть по вражеским рядам Огненной Волной или превратить какую-никакую горную тропу в горку-ледянку, по которой даже в подкованных сапогах так просто не вскарабкаешься – там силы свои расходуешь здесь и сейчас, вне зависимости от положения планет.
– Может быть, – легко, но как-то рассеяно согласилась Серпент. – Так, пусть кипит с четверть часа, не трогаем пока. Бран, вы записываете?
– Очень слабый огонь, да? – уточнил тот. – Медленно кипятим, потом остужаем и процеживаем?
– Наоборот, снимаем с огня, сразу же сливаем через ситечко в стеклянную либо фарфоровую посуду и остужаем. Желательно тоже медленно, не вынося на холод. На холоде можно только хранить сутки-двое, не больше. Если не использовали полностью за это время, остатки выливаем или отдаём какому-нибудь бедняку, но с требованием выпить в течение дня. Вылечиться по-настоящему за день, сами понимаете, невозможно, но хоть немного пользы всё-таки будет.
Ламберт толком не вслушивался в их разговоры: к чему ему такие подробности? Если понадобится лекарство, то Феликс либо сам приготовит, либо закажет у той же Сабины в Вязах, а потом на пальцах разъяснит, как пить, в какое время, перед едой или после… Словом, Ламберт смотрел на Илону Серпент и думал, что девицу стоило бы всё-таки как-то уломать остаться в Волчьей Пуще. Пусть даже не фавориткой Генриха, а просто алхимиком. Уже хотя бы для того, чтобы его рыжему кошаку было с кем поговорить вот так… понимая друг друга с полуслова. Сказать Георгу, чтобы дал кондитеру бесплатный патент на лавочку с печеньем и этой его нугой-пастилой, а в подвалах замка выгородил закуток для его будущей супруги. У Феликса свободного времени станет побольше, если ему не надо будет готовить какие-то сложные микстуры самому, а ещё им с алхимичкой всегда найдётся о чём поболтать и даже поспорить. А то ведь ни Бран, ни Отто магистру второй ступени в споре не противники – скучно Феликсу, наверное.
