Текст книги "Ещё один брак по расчёту (СИ)"

Автор книги: Арабелла Фигг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

Катриона промолчала, не зная, что сказать. Оба были хороши, что консорт, что сир Кристиан. Но воспользоваться неожиданной говорливостью чародейки всё же хотелось, и она спросила:

– А вы ведь тоже его наёмный работник, но с вами он держится по-приятельски. Это не против его принципов?

– Нет, конечно. С чего бы вдруг? Да и приятельство наше… – Рената опять потянулась и зевнула, широко так, от души, разве что рукой небрежно прикрылась. – Он любопытен, как всякий крыс, а мне отчаянно хочется поговорить с кем-то на одном языке. С такими же магами поболтать возможность выпадает нечасто, а Меллеры дают своим детям очень приличное образование, можно не подбирать слова попроще. – Катриона угрюмо смолчала на откровенный камушек в свой огород. – Мой сир Бирюк, – как ни в чём не бывало продолжила Рената, – к примеру, под наши с Гилбертом разговоры о влиянии рельефа на климат или о наследовании магических способностей дремлет в обнимку с кружкой. Ему это не интересно совершенно, поскольку человек он практичный и лишними сведениями голову забивать не считает нужным.

«Я бы тоже, наверное, задремала, – мрачно подумала Катриона, аккуратно закрепляя хвостик нити перед тем, как обрезать её. – Нет, я тоже любопытна, как крыса, но мне бы кто попроще всё это рассказывал, а Меллера с Винтерхорст послушаешь иной раз… ой, переведите мне это на человеческий язык, а?»

Так что права была чародейка, как и сам Меллер был прав, предупреждая, что брак их будет сплошной формальностью. Поговорить, как сказала Рената, на одном языке они с консортом вряд ли когда смогут. Ну и ладно. Лишь бы крепость построил. И лишь бы правда облили его случайно, а не потому что Меллеры опять отдавили чей-то хвост.

========== Глава 20 ==========

Сир Кристиан выглядел не так разочарованным, как… озадаченным, что ли. Неужто и правда задумался о том, каково его любовнику? Ой, вряд ли – вон как посматривает недоверчиво, словно тоже, как и Катриона в своё время, усомнился, а тот ли это Меллер, который приезжал зимой? Может, его брат? Разве бывает один человек настолько разным? Простому и прямодушному сиру Кристиану нелегко, наверное, было совместить в уме Меллера зимнего и Меллера нынешнего. Тут его Катриона очень хорошо понимала, самой казалось иной раз, что в консортах у неё трое-четверо разных мужчин одновременно.

И всё-таки на баронского сына она посмотрела неласково. Тот даже покраснел под её взглядом. Хотелось бы верить, что смутился, но Катриона, к несчастью, знала, что люди так же легко краснеют и от злости, и от досады.

А дорогому супругу, понятно, всё было как с гуся вода: знай болтал себе о чём-то вполголоса с сирой Аларикой, пока колол ей сахар помельче, чтобы быстрее растаял в каше (ревновать жену к бакалейщику сир Эммет, видно, считал ниже своего достоинства, потому что даже не пытался вмешаться в их перешёптывания). Сам консорт от овсянки – со сливочным маслом, между прочим! – отказался, сморщив нос, а вот Аларика по-прежнему кушала с отменным аппетитом, пошли ей Канн и дальше такого же крепкого здоровья. Когда она бухнула в тарелку полную ложку этого мелко наколотого сахара, Катриона только головой покачала. Сахара ей было не жалко, сахарница теперь на столе стояла так же прочно и обыденно, как корзинка с хлебом и солонка, но Аларика как-то уж слишком легко принимала всё, что Меллер делал для крепости и для Вязов вообще. Привыкла с рождения, что о ней заботятся? Спрашивают с неё, конечно, тоже, но взамен кормят и одевают – просто теперь не отец с матерью, а сеньора с консортом? Они с Меллером, оказывается, вообще уже называли друг друга «братец» и «сестрица». Шутливым тоном, конечно, но вот Катриону-то, законную супругу свою, дорогой консорт продолжал церемонно именовать сирой.

Словом, Катриона и на них смотрела хмуро. И вообще, она не выспалась, потому что легла поздно, встала рано, а ночью от неё опять удрал кот, и под утро ей приснилось, будто в ту ночь, когда на село напали разбойники, ей пришлось-таки бросить в главаря лампу. Во сне пламя взвилось по лестнице так быстро, что Катриона никак не успевала убежать и выбраться в окно – весь коридор заполнился дымом и трескучим жаром, а ведь надо было ещё вытащить из спальни сонную Аларику и как-то провести её, босую и раздетую, по заснеженному карнизу… Катриона даже головой помотала, отгоняя слишком яркие воспоминания о приснившемся пожаре. Наверное, из-за разговора Меллера с сиром Кристианом башня в огне и приснилась, но понимание этого успокаивало плохо.

Лидия тем временем принесла полную миску горячих лепёшек и чайник с кипятком, Меллер тут же придвинул к краю стола две чашки с заваркой – свою и Аларики, тоже пристрастившейся к «пареному венику». Катриона гадала про себя, правда ли эта горькая дрянь нравится её помощнице (слово «компаньонка» как-то у них не прижилось, поскольку Аларика была Катрионе именно что помощницей во всём, вроде младшей сестры) или та просто подлизывается к богатенькому «братцу»? Но тут и сир Кристиан потребовал себе чаю, оживившись при словах Меллера, что тот настоящий, не кипрейный.

– Скорее бы уж кузина Лаванда приезжала на лето, – хмыкнул он. – Опять буду к ней каждый свободный день заваливаться на чаепития, а то ни отец с матушкой, ни Генрих чай по-прежнему не одобряют, одно спасение – кузина городская. К сире Фриде часто напрашиваться неловко всё-таки.

Лидия, разумеется, первым делом налила чаю ему, сыну барона, он поднёс чашку к лицу, вдохнул горячий пар и протянул:

– Почки смородиновые, да? Надо тоже приказать, чтобы набрали и подсушили.

– У меня есть мелисса и мята, – тут же оживилась Аларика. – И простая, и перечная. А чабрец любите, сир Кристиан? Возьмите с собой понемножку, пока свежих нет. Сира Лаванда ведь к Высокому Солнцу только приедет? А тут придёте к сире Фриде вроде как не с пустыми руками. Она ведь, наверное, тоже любит в чай добавить всяких травок?

Тот подтвердил, что так и есть, и охотно согласился передать отцовской чародейке посылочку от сиры Аларики. Катриона поймала себя на том, что пожимает плечами: заразилась от консорта, видно. Ну, хотят люди пить всякую ерунду вместо парного молока – их дело.

– Сира Катриона, – меж тем обратился к ней Меллер, – вы позволите мне построить теплицу?

Катриона поперхнулась от неожиданности, а Аларика вообще уронила ложку в тарелку с кашей, забрызгав скатерть, и молитвенно прижала руки к груди.

– Сира Катриона, – почти взвизгнула она и глазки сделала щенячьи, – пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Я всё буду сама делать, вам туда и заходить не придётся!

– А где вы собрались её строить? – прокашлявшись, спросила Катриона. – Внутри частокола места больше нет, и переносить его уже толком некуда – слева речка, справа лог.

– У вас с южной стороны башни есть пристройка с отличными бревенчатыми стенами, они крепкие, запросто выдержат ещё один этаж, – уверенно ответил Меллер. Видимо, всерьёз уже это всё обдумывал. – И крыша там подходит под окошко кладовки. Крышу разбираем, настилаем утеплённый пол, потому что пристройка не отапливается, из окошка делаем застеклённую дверь – вот вам и место для теплицы. Разве что кладовка станет проходной, но сире Аларике, надеюсь, вы ключи от неё доверите? Или там у вас хранится что-то очень дорогое?

Катриона качнула головой. Бельё там хранилось, ничего такого уж ценного. Постельное, столовое, несколько штук ещё не раскроенного полотна тоже. Обыкновенного полотна, того, которое вязовские девушки в счёт податей ткали, не купленного у Кааса – вот купленное да, его Катриона запирала в сундуке, чтобы не вводить служанок в искушение. А уж от присланных из Озёрного тканей она даже лоскутки берегла. То есть, в конце концов дорогие лоскутки наверняка кому-то из служанок и достанутся, но не просто так, а в виде поощрения. Или небольшого подарка. К помолвке там, к рождению племянника…

– Эта кладовка вообще не запирается, – сказала Катриона. – Замучаешься каждый раз бегать открывать-закрывать, когда служанкам чистые полотенца для посуды понадобятся. Только… это же дорого очень?

Меллер осторожно хлебнул горячего чая. Сахар в него он, кстати, никогда не добавлял. И сир Кристиан тоже пил эту горькую гадость без сахара, только Аларика накладывала по три-четыре куска. Зато уж варенье на лепёшки оба чуть не с горкой намазывали: невкусно, видимо, всё-таки было совсем без сладкого.

– Это разовая сделка, на которую гномы согласятся гораздо легче, чем на серьёзный договор, – пояснил Меллер, как раз сворачивая лепёшку трубочкой, чтобы варенье не растекалось. – О той же постройке крепости они ещё долго меж собой будут спорить и ругаться, а тут от них потребуется всего лишь привезти несколько листов стекла и разборную металлическую раму и получить за это фуру-другую муки, крупы и масла. Вроде как рассчитались и забыли, но мука и крупа кончатся быстро – надо будет придумывать ещё что-нибудь.

– Возок себе лёгкий закажите, – подумав, предложила Катриона. – Верхом вы ездить не любите, а фура ваша не везде пройдёт. Двуколку с верхом откидным – в самый раз к тем же дриадам кататься.

Меллер кивнул.

– Да, – сказал он, сделав ещё глоток, – я тоже думал об этом. Да и вам с сирой Аларикой не помешает.

Аларика тяжко вздохнула.

– Сира Катриона, – жалобно сказала она, – а можно, вы господина Меллера попросите, чтобы он в свою фуру на время две скамейки, что ли, поставил? На имянаречение съездить? Верхом я боюсь, – она выразительно глянула на свой живот, – а двуколку так трясёт, что я лучше пешком до замка пойду.

– А прилично ли вам будет ехать в грузовой фуре? – усомнился консорт. – Ладно, зимой: там можно было отговориться, что в открытом возке холодно. Но теперь-то уже не зима… Да и скучно внутри фургона, даже по сторонам не посмотришь. Разве что сзади тент раскрыть, чтобы хоть что-то видеть.

– Зато у вашей фуры ход такой мягкий, а тент от пыли защитит. Или от дождя.

Катриона покивала, соглашаясь. Зимнюю поездку в коконе медвежьих шкур она тоже не забыла, а просмолённая парусина в самом деле не даст им ни пропылиться в сухую ветреную погоду, ни промокнуть под дождём. И можно будет мать и сестру Аларики забрать прямо из замка. Застелить скамьи какими-нибудь одеялами или подушек накидать, чтобы помягче сидеть было, и устроиться хоть вчетвером, хоть вшестером-всемером, если напросятся и родственницы сира Эммета – места вполне хватит. Если, конечно, они не откажутся ехать в – фу-фу! – фуре грузовой, а не в приличном, хоть и тряском, скрипучем возке.

Меллер, помедлив, кивнул, сказал только, что сложно будет, наверное, закрепить скамьи на металлическом днище – привязать их за ножки, что ли, понадёжнее? Не лучше ли длинные, низкие, тяжёлые ящики поставить и застелить их чем-нибудь мягким? А так… Он действительно не любитель верховых прогулок, а троим в двуколку никак не поместиться. Катриона чуть не ляпнула, что она-то как раз неплохо умеет ездить верхом, но вовремя прикусила язык: в кои-то веки в замок можно будет явиться не пропылённым чучелом, а прилично одетой женщиной. И не переодеваться опять в спальне Елены Ферр, забитой соседками и родственницами владетелей Волчьей Пущи. Ох, ещё ж подарок нужен первому внуку барона Георга! Что бы такое придумать?

Придумывать ничего не пришлось – сразу после завтрака консорт вручил ей небольшой, но увесистый свёрток, упакованный в толстую тёмно-синюю бумагу и опечатанный сургучом, на котором Катриона разобрала слегка растёкшиеся слова «канцелярия его сиятельства» и «казначейство».

– Сколько здесь? – недоверчиво спросила она, взвешивая в руке невзрачный с виду подарочек.

– Сотня марок, точнее, десять червонцев, – он ткнул пальцем куда-то в сургучную блямбу. – Мы подумывали о вкладе в Доме Ильфердина, но тогда вообще никто не получил бы денег до семнадцатилетия – ни сам сын сира Генриха, ни его родители, – а денег на ребёнка надо, как ни крути, много и сейчас, а не через семнадцать лет.

Катриона прикусила губу. Опять тратится её консорт, а не она! Ему это, конечно, проще, но глава-то семьи всё-таки не Гилберт Меллер, а она, Катриона из Вязов… а у неё в подарок для малыша разве что шкурки найдутся или оружие трофейное – вот уж такого добра у баронов Волчьей Пущи своего девать некуда. Или отрез того самого атласа цвета топлёного молока дарить, а это неловко как-то, для неё ведь городские дамы выбирали.

– А почему родителям не дадут этих денег? – спросила она, убирая золотой столбик в ящик стола под ключ.

– Ни родителям, ни опекунам, ни супругам – вообще никому. – Меллер проследил взглядом за тем, как она запирает ящик, и сказал словно бы сам себе: – Сейф вам нужен какой-никакой, сира, или хотя бы шкатулка надёжная. А вклад… Гномы выдают деньги, – если это не наследство, конечно, – только владельцу вклада. Вы бы знали, – усмехнулся он, – какой разочарованный вой подняли охотники за богатыми невестами, когда оказалось, что у сиры Лаванды, племянницы барона Волчьей Пущи, не приданое пять тысяч, а счёт на её имя в Доме Халната. Причём, тётушка Елена его ещё и открыла с условием, что с семнадцати лет даже сама Лаванда сможет только снимать проценты с вклада, а основную сумму ей выдадут не раньше тридцати.

– А так тоже можно? – заинтересовалась Катриона. Нет, она собиралась воспитывать свою дочь (когда та появится, конечно) построже, но долго ли задурить голову девчонке семнадцати лет? Сама она ещё два-три года назад для Роланда не то что деньги бы со своего счёта сняла, – кабы они там были, понятно, – а в наёмницы бы согласилась пойти, чтобы не сидеть у него на шее, не доставлять лишних хлопот.

– Хотите, чтобы и я так же распорядился приданым, когда будет кому его выделить?

– Ну… неплохо бы, – согласилась Катриона. – Но ведь муж может потребовать, чтобы жена сняла деньги со своего счёта и отдала ему.

– Потребовать – может, – хмыкнул Меллер. – Но и только. Если она скажет нет, ничего он сделать не сумеет. У гномов, сколько я знаю, никаких лазеек для женщин нет; ни жрицей, ни наёмницей, ни магом гномке не стать, и даже вдова ни в одном месте себе не хозяйка. Во всяком случае, я слышал так. Но в наши дела гномы лезть не желают, наши законы им безразличны – они знают себе одно: вкладом распоряжается тот, на чьё имя вклад открыт. Разве что вклады бывают разные, и ты можешь сам поставить условие, чтобы деньги тебе выдали исключительно на определённую цель, – покупку дома, к примеру, или оплату обучения, – либо в определённый срок. Тётушка Елена выбрала такой вид, с оговорённым сроком.

Катриона задумчиво кивнула. На самом деле, подумала она, какой-нибудь ушлый тип мог бы просто отбирать у жены не деньги, а вещи, которые она купила. Будет же она всё равно что-то себе покупать. Платья там, украшения, книги, или на что ещё тратят свои и мужнины деньги состоятельные женщины? Тип, рассчитывавший на приданое, вполне может продать серьги жены, чтобы купить что-нибудь себе, любимому, или выплатить долги. Так что можно понять, почему люди вроде Меллеров или Ферров сначала нанимают всяких пройдох, чтобы те собрали им всевозможные сплетни и слухи о будущих партнёрах, деловых ли, брачных ли.

– Почему вы меня зовёте сирой? – неожиданно для себя спросила она. – Аларика же для вас сестрица, хоть и в шутку.

– А вы мне позволяли обращаться к вам просто по имени?

– А вам нужно моё разрешение?

– Ох, сира Катриона, я так часто нарушаю требования этикета, что вы ждёте от меня откровенного пренебрежения им?

– Нет, – неохотно признала она. – Не нарушаете вообще. Просто… мы же супруги.

– Вообще-то, – усмехнулся он, – не совсем. Я ваш консорт, и я об этом не забываю. Вы своим выбором и без того поставили себя в довольно уязвимое положение, и я стараюсь… не усугублять.

– Но наедине-то, – обиженно буркнула она, – могли бы и отступать от своего этикета.

– Как прикажете, дорогая, – он отвесил шутовской поклон. – Наедине вы будете для меня… Риной? Кати’?

– Катрионой, – отчеканила она. – Меня и отец, и брат всегда звали полным именем.

– Опять-таки, как прикажете. – Он ещё немного помолчал и сказал вроде бы без всякой связи с предыдущим разговором, как вообще частенько делал: – Я писал Агате Голд по поводу вашего проклятия. Она согласна приехать и проверить. Вы не против приезда малефикара? Мать Саманта точно не обрадуется правнучке Паучихи и непременно выскажет вам, до чего же она не рада видеть здесь злую страшную ведьму.

– Не обрадуется, – с тяжким вздохом согласилась Катриона. – Но с нею ещё мой отец вечно ругался из-за дриад – что им позволяют и в крепость приходить запросто, и даже сады-огороды благословлять. Матушка Саманта грозилась, что не станет тогда на поля благословения накладывать, раз у нас и без неё есть кому. Даже как-то в сердцах про отлучение от Храма сказала. Но ничего, обошлось. Как видите, не отлучила. Придётся, конечно, – Катриона вздохнула ещё тяжелее, – подарок какой-нибудь сделать… Она дорого берёт, эта ваша Агата Голд? – спохватилась Катриона.

– Как обычно, – туманно отозвался Меллер.

– Как обычно, – проворчала она. – Ваша остроухая подружка как-то говорила, будто за контракты дешевле сотни вообще не берётся. Это для чародейки обычно или нет?

– Госпожа Голд, как и положено приличному мастеру, сначала посмотрит, как обстоят дела, выяснит, требуется ли вообще её вмешательство и что именно ей нужно предпринять, если требуется, а потом уже, исходя из всего этого, назначит цену, – терпеливо, точно ребёнку объясняя, проговорил Меллер. – Но сколько бы она ни запросила, это не имеет значения. Я не хочу, чтобы мои дети тонули, простужались насмерть или ещё как-то гибли раньше срока. Малефикару из семьи Голд я вполне доверяю, но мне нужно ваше разрешение на её приезд. – Он разве что вслух не прибавил «к сожалению». В смысле, что ему, к сожалению, требуется чьё-то разрешение на это. – Вы никогда не слышали про Паучиху? Серьёзно? Я был уверен, что это такое же пугало, как Сандро. Хотя на самом деле женщина куда больше распутала и сняла чужих проклятий, чем наложила собственных. Впрочем, про Сандро я тоже слышал, будто он заперся в своей башне, уморив всю округу, когда мужика уже вконец допекли. Не лезли бы к нему, он бы сам тоже никого не трогал… Ладно, простите, заболтался. Значит, я приглашаю госпожу Голд сюда. Не знаю, как сил, а знаний и умений у неё наверняка больше, чем у неграмотного орочьего шамана.

– Хотелось бы верить, – вздохнула Катриона.

Она посмотрела на связку ключей, которую зачем-то продолжала вертеть в руках, и вернула её на пояс. Ужасно не хотелось никуда идти и ничем заниматься. Хотелось лечь и поспать ещё хоть часок, да кто же даст? Праздник на носу, поездка в замок, полевые работы… спасибо, хоть большой уборкой этой весной занялась Аларика, порядком разгрузив свою сеньору. И всё равно забот хватало, и не было им конца. Ведьма вон эта приедет, с жрицами придётся из-за неё объясняться, деньги на часовню жертвовать, чтобы умаслить служительниц Девяти. Может, в самом деле надо было не консорта брать, а отдавать Вязы в приданое? И пусть бы отец покойный призраком являлся сколько пожелает. Зато был бы муж – глава семьи, он бы всё и решал, и отвечал бы сам за свои решения.

Только что уж теперь. Сама захотела остаться сеньорой Вязов – вот и расхлёбывай.

========== Глава 21 ==========

Матушка и свекровь Аларики, приехав на праздник Ворот Лета, надолго не задержались – пора была слишком горячая, чтобы рассиживаться в гостях. А вот Аделина осталась помочь старшей сестре с приданым для будущего малыша. Правда, Катрионе казалось, будто осталась она не ради пелёнок-распашонок, а ради того, чтобы сахара поесть всласть, благо его можно было хоть по полголовы сгрызать под чаёк – Меллер на сестриц-сластён посматривал снисходительно, а Катрионе по-прежнему неловко было распоряжаться его припасами, и она помалкивала. Ну, разве только разок шутливо предостерегла Аделину, что та испортит зубки и кто ж тогда её замуж возьмёт? Та застенчиво хихикнула и стрельнула глазками в Меллера. Катриона не верила, будто её консорт может соблазниться дурочкой, которой ещё и семнадцати нет, но желание ткнуть паршивку носом в стол, задрать ей подол и хорошенько вправить мозги через задницу никуда от этого не делось. Аларика то ли заметила недовольство своей сеньоры, то ли ей самой не понравилось, как её сестра ведёт себя в гостях, но прямо из-за стола она увела Аделину к себе, и вышла та оттуда спустя полчаса вся красная и злая. Ну зато с консортом владетельницы Вязов заигрывать перестала.

А дриады, заявившиеся, как водится, на праздник поесть пирогов и поплясать с деревенскими парнями, честно передали гномам очередную просьбу Меллера, и вскоре после праздников в Вязах появились приземистые бородатые чужаки. Не обращая внимания на зевак, ради такого дива побросавших работу, с полдюжины гномов облазили ту самую бревенчатую пристройку, обмерили её вдоль и поперёк, отмахнулись, как от мухи, от негодующей Аларики, пытавшейся объяснить, что именно ей нужно, и часа два бодались с Меллером, торгуясь и обговаривая сроки. Кто вышел победителем, Катриона так и не поняла, но когда её позвали заверить договор о постройке теплицы, и гномы, и её консорт выглядели одинаково довольными сделкой.

Меллер после этого почти сразу уехал, пообещав прислать плотников из Волчьей Пущи, и всё вроде бы пошло как прежде, как до замужества, потому что помощи от Аларики стало немного: цветы, картофель, красная фасоль и простые, обыкновенные овощи – всем этим она занялась так, будто без неё в Вязах ни моркови, ни капусты не водилось, и ей предстояло чуть ли не целину возделывать. Дома, видимо, огородом заведовала её матушка, а сама она была на подхвате; Катриона же охотно скинула эту заботу на плечи помощницы, позволив распоряжаться от своего имени (хотя втихомолку, конечно, за Аларикой приглядывала и сама, и через служанок).

Да, тёплое время года пролетало ласточкой. Уже пришло письмо от Герты, в котором она рассказывала, что’ сумела узнать в своём ордене о Голдах вообще и об Агате Голд отдельно. Семейка потомственных малефикаров насчитывала уже Сармендес знает сколько поколений, знаменитой Паучихой ныне считали Родерику Голд, внучку настоящей, той самой Паучихи: подумаешь, выходило, будто злой страшной ведьме уже не то сто двадцать, не то все двести лет – ведьма же. А Агата Голд, может, и была послабее матушки, но тоже не всякому паладину по зубам… На этом месте Катриона хмыкнула и опять посмотрела на конверт, не просто запечатанный, а украшенный оттиском орденской канцелярии на сургуче – неужели почтовому чиновнику хватило наглости и такую печать подковырнуть? Вряд ли, решила про себя Катриона. Она ведь, печать эта, наверное, не простая, а вроде той, что Винтерхорст наложила на пенал с разрешением вступить в брак. И даже если простая, то лезть в дела Ордена Пути… неужели не боязно? С паладинами связываться – себе дороже, кто же не знает?

И уже приезжали плотники, в какие-то два-три дня разобравшие крышу пристройки и взамен настелившие пол для второго этажа и поднявшие стены на высоту примерно по пояс. Катриона ждала, что они потребуют расчёт с неё, но мужики только сдали ей работу, она подтвердила, что её всё устраивает, и они укатили обратно в свой городок при баронском замке. То ли Меллер заплатил им вперёд, то ли обещал рассчитаться, когда вернётся, но про деньги разговора вообще не было.

Словом, Катриона и оглянуться не успела, а уже подходили дни Высокого Солнца, а там и год с дня гибели Вальтера был не за горами. Брат снился ей раз за разом – шутил, болтал о какой-то ерунде, про которую Катриона утром даже вспомнить не могла, что это было-то… Она несколько раз сходила на маленькое семейное кладбище, которое Аларика превратила в настоящий цветник, но Вальтер являлся ночами снова и снова, а Катриона во сне всё время забывала спросить его, чего он хочет. И заново расстраивалась до слёз по утрам от чувства, что никогда больше и ни с кем не будет у неё такого, чтобы был человек и верным, и надёжным, и при этом понятным и близким. Родным.

И консорт не торопился возвращаться, и кот, даром что старый, ночами шлялся непонятно где. Сплошное расстройство, в общем.

– У вашего отца были бастарды?

Катриона озадаченно повертела длинный бледно-зелёный кристалл, зачем-то всунутый ей в руки младшей ведьмой. Кристалл был красивый, чистый-чистый, прозрачный, оправленный в серебряное кружево – но что с ним надо было сделать?

– Были, – ответила она старшей Голд, неуверенно погладив скользкую верхнюю грань, нагревшуюся от тела мечника, ведьму сопровождавшего. – Одного кабан задрал на охоте, один уехал куда-то, я не знаю, что с ним… У Лидии, управительницы нашей, дважды был выкидыш, она сама чуть не умерла.

– Вот уж в чём шаманское проклятие точно не повинно, – хмыкнула младшая, отбирая у Катрионы кристалл. Она тщательно осмотрела его и передала матушке. – В жизни не поверю, будто орк мог навредить младенцу, притом ещё даже не рождённому. Сама, скорее всего, напилась какой-нибудь ядовитой дряни, чтобы от про’клятого сеньора не рожать… Всё чисто, сколько я могу судить. Или нет?

– А у брата? – не отвечая дочери, Агата Голд пристально рассмотрела кристалл, отставив его на вытянутой руке и заметно щурясь. Солнечный свет из открытого окна красиво дробился в гранях, а вокруг кристалла мерцало зеленоватое сияние. Катриона не знала, зачем эта штука нужна, – для кулона крупновата всё же, даже рослый и плечистый мужчина носил под рубашкой, – но она бы и сама от такой не отказалась. Ну вот просто для красоты.

– Девочка четырёх лет, – сказала Катриона, решив, что за Лидию обидится попозже. Когда обе ведьмы уберутся из Вязов, например. – Вернее, – уточнила она, – на Белую Дорогу будет пять.

– Признана?

– Н-нет. Вальтер выдал замуж её мать, дал за девушкой приличное по деревенским меркам приданое, но Мадлену признавать не стал. Наверное, боялся за неё.

– За девочку? – фыркнула младшая ведьма. – Признавайте, не беспокойтесь. Если орк сказал «весь ваш род», он имел в виду исключительно мужчин.

– Чисто, – решила меж тем её мать и вернула кристалл своему то ли охраннику, то ли напарнику – на её роскошной груди прямо-таки лежал гильдейский жетон. Как и у дочери, впрочем. А та же Рената Винтерхорст своего мечника величала именно напарником, а не охранником. Видимо, в их гильдии было принято зваться напарниками, даже если один наёмник откровенно охранял другого. – Я так понимаю, за помощью вам надо было обратиться хотя бы лет пять назад… Не лично вам, понятно, – поправилась Голд раньше, чем Катриона успела фыркнуть: вообще-то, у неё ещё год, а не пять назад не было денег на то, чтобы обратиться за помощью к двум заносчивым стервам, рядом с которыми даже остроухая боевичка выглядела простой, душевной женщиной. То есть, у неё самой, без консорта, до сих пор не хватило бы денег даже на такие же чулки, как у злых страшных ведьм. Но Агата Голд, понятно, совсем не это имела в виду, потому что закончила свою мысль: – Вашей семье можно было бы помочь, я думаю, ещё хотя бы лет пять-семь назад.

– Людям, которые тащат к себе в дом пленных малефикаров и некромантов и даже рты им не затыкают, вряд ли чем поможешь, – буркнул мечник. – Что? – удивился он, когда все разом посмотрели на него. – Раз вы, сира, знаете, в чём заключалось проклятие, значит, орочий колдун его вслух выкрикнул, не так?

– Так, – пришлось согласиться Катрионе. Она и сама, кстати, много раз непочтительно думала о прадедушке, за каким таким… огром он тащил пленного шамана в крепость? Похвастаться, что ли, удалью своей хотел? Ну вот, дохвастался. А теперь его правнучке разгребать за ним.

Сидели они всей компанией в комнате Катрионы. Ей самой при этом пришлось сесть на кровать, потому что оба стула заняли ведьмы Голд, а наёмник полубоком пристроился на подоконнике. Дверь была раскрыта настежь, чтобы никто лишний под нею не грел уши, а в проёме, привалившись спиной к косяку, стоял Меллер, наблюдая за коридором и гостиной, чтобы там опять же не торчали всякие лишние. Он-то и заломил бровь в удивлённой гримасе, увидев кого-то, кого явно не ожидал. И судя по тому, как он разом выпрямился и подобрался, был это кто-то из семьи барона – ни сир Эммет, ни его супруга с младшей сестрой такого бы точно не дождались.

Так и есть, был это сир Генрих. И матушка Саманта – та прямо-таки пылала праведным негодованием.

– Сира Катриона! – с порога завела она, даже не поздоровавшись и не слушая приветствия вскочившей Катрионы. – Уж от вас я никак не ожидала!..

– Мать Саманта, полагаю? – даже не подумав встать, перебила старшая Голд (её напарник, хоть и без особой охоты, с подоконника всё же сполз). – Очень кстати. Значит, это на ваших глазах и при вашем бездействии был практически уничтожен род владетелей Вязов?

– Что вы себе позволяете?! – возмутилась жрица, но Катриона заметила, как забегали у неё глаза, да и праведный пыл заметно поугас.

– Я? – Агата Голд усмехнулась этак снисходительно-покровительственно, и Катриона немедленно исполнилась лютой зависти и желания отдать полжизни за умение так посмотреть и так произнести единственное слово. – Я, святая мать, довольно многое могу себе позволить. Видите ли, среди влиятельных людей и не людей фанатиков немного, а дураков и того меньше. Если на кого-то из них будет наложено проклятие, они скорее обратятся за помощью к малефикару, а не к экзорцисту. Знаете, почему?

Мать Саманта только поджала губы, но сир Генрих заинтересовался.

– Почему? – спросил он.

– Очищение развеивает тёмные заклятия, – по кивку матери сказала младшая Голд, словно той урок отвечала, а не просвещала баронского сына. – Если сил экзорциста хватит, конечно. При этом уничтожаются и все следы страшного тёмного колдовства – всё равно что сделать основательную уборку перед приходом стражи и дознавателей. А! Ещё если проклятие будет медленным, ползучим, оно может за несколько лет так оплести ауру жертвы, что обряд Очищения убьёт и её заодно. А вот опытный и знающий мастер тёмной магии, – она коротко поклонилась матери, – распутает аркан и на втором конце ниточки вытянет того, кто заклятие наложил. И уж узнать у него имя заказчика – две минуты разговора по душам: какой же нормальный маг пойдёт на дыбу и на плаху, храня в тайне имя всего лишь очередного клиента? Так что судите сами, сир Генрих, на чьей стороне будет его сиятельство в конфликте между Голдами и матерью Самантой.

– Наш с вами конфликт, – жрица прямо-таки выплюнула это слово, – разбирать будет Храм, а не его сиятельство.