Текст книги "Ещё один брак по расчёту (СИ)"
Автор книги: Арабелла Фигг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)
– Я поговорю с отцом, – ответил он. – Барон Волчьей Пущи пока что не я.
Катриона ждала, что Меллер просидит с её записями по хозяйству дня два или три, но он сказал ей сразу после ужина (за едой – никаких серьёзных разговоров, этого правила он придерживался даже тогда, когда собравшись всем вместе за столом, как раз удобнее всего было бы обсудить какие-то важные дела):
– Отчёты для баронского управляющего и для матушки-ключницы готовы, дорогая, можете забрать. Или, знаете, давайте-ка я сам съезжу в Волчью Пущу. И десятину отвезу, и вообще поговорю с бароном. Да и с тётушкой Еленой тоже не помешает кое о чём потолковать.
– Как скажете, – отозвалась Катриона с нескрываемым облегчением. Вот нисколько ей не хотелось лишний раз беседовать с жрицами, до сих пор поджимающими губы (а печенье съели – не поперхнулись и кастрюлю так и не вернули). – Мне только подписать надо будет все эти бумаги.
– И подписать, и проверить, чего я там насчитал, – усмехнулся он. – Вдруг я обкрадываю вас?
Она сердито посмотрела на него: всё ещё вчерашнее «я же торгаш», да?
– Как будто я пойму, где и как вы меня обкрадываете, – буркнула Катриона. – Если уж госпожа Ферр налогового чиновника обставляет, куда нам, деревенским сеньорам, с вами, торгашами, тягаться.
– Да, пожалуй, – со смешком признал он. – Идёмте, подпишете отчёты. Мышка, а ты выбери пока книгу, которую будем читать.
Мадлена охотно ответила: «Да, дядя», – и ускакала из-за стола, с хитрым видом прихватив с собой краснобокое яблоко. Аларика проводила её умилённым взглядом, видимо, представив себе Вениамина лет через пять-шесть таким же мелким разбойником. А Катриона оторопело спросила:
– Почему Мышка?
– Потому что кое-кто слишком много грыз ванильных сухариков.
Катриона покрутила головой. Ладно, спасибо, хоть не Крыска. А то с дядей-бакалейщиком можно было и Хомячком стать.
Проверять белоснежные листы с безупречно вычерченными линиями, вдоль и поперёк разделившими строчки, Катриона не стала. Полюбовалась тем, как оно всё красиво и опрятно смотрится, и подписала каждый лист, не пытаясь разобраться в написанном. Меллер проворчал: «А я-то, каюсь, тётушке Елене не верил», – подождал, пока чернила высохнут (очень быстро высохли, кстати, и пахли при этом чем-то вроде шнапса), и убрал бумаги в новенькую папку из блестящей чёрной кожи с золотыми мельничными крыльями в верхнем углу.
– Значит, послезавтра я еду в Волчью Пущу, – сказал он. – Вам что-нибудь нужно там? Или просто прокатиться не хотите? Погода вроде бы направилась, одеться только придётся потеплее.
– Аларику лучше возьмите, – сказала Катриона. – Ей надо целителю показаться, и в часовню она хотела как-нибудь съездить, чтобы сделать пожертвование.
Своих денег у Аларики, понятно, не водилось, следовало выдать ей несколько монеток для храмовой чаши. Хотя лично она, Катриона, на месте жриц потребовала бы с «сиры огородницы» не деньги, а какие-нибудь семена и луковицы – из Озёрного на имя сиры Аларики пошли чередой уже не просто пухлые конверты, а прилагавшиеся к ним мешочки и коробочки. Кажется, сир Клавдий нашёл по переписке родственную душу. Неужели служительницы Канн не сумеют вырастить то, что запросто приживается у обыкновенной прихожанки? Если только дриады не поддерживают втихомолку её попытки вырастить то и это, и вон это заодно…
– Да, сире Аларике точно не повредит развеяться, – согласился Меллер. – Вам, впрочем, тоже. Не хотите в этом году на Солнцеворот съездить в Озёрный? Приглашение на графский бал раздобыть не возьмусь, но в Озёрном и без того есть где повеселиться в праздники.
– Что-то рано вы про Солнцеворот заговорили, – заметила Катриона, сдержанно фыркнув на «графский бал»: вот не хватало только смешить лощёных городских хлыщей своими нарядами и манерами!
– Чтобы у вас было время хорошенько обдумать моё предложение, – пожал плечами консорт. – Определиться, хотите ли вы этого, оставить распоряжения по хозяйству… подумайте, ладно?
Катрионе вспомнился совет ведьмы Голд найти себе в столице графства молодого, красивого, самовлюблённого дурака и рожать от него, если уж бакалейщик кажется ей неподходящим для этой цели. Ничего подобного она делать не собиралась, конечно, но побывать хоть разок в Озёрном, особенно теперь, когда есть на кого оставить Вязы…
– Хорошо, – сказала она, – я хорошенько всё обдумаю.
========== Глава 32 ==========
Назавтра Меллер уехал на опушку Чёрного леса, прихватив с собой Мадлену – то ли просто прокатить девчонку в двуколке хотел, то ли начинал её потихоньку учить, с кем и как надо разговаривать. Хотя Катрионе казалось, что если не дали тебе Девятеро таких талантов, как у её консорта, то хоть как учись, но всё равно не сможешь ты заболтать ни упрямых подозрительных гномов, ни заносчивых дриад.
Сир Генрих поехал тоже. Непонятно только – зачем: вот уж с кем дриады точно говорить не станут. Решил просто рядом постоять и послушать? Если учесть, что дорогой консорт на Старшей речи чешет, как на родном языке, много ли сир Генрих поймёт из его оживлённой беседы с остроухими?
В общем, его дело. А Катриона заказала Гуго Кулаку новую шубку и меховую шапочку для Аларики, попросив её отдать старые вещи сире Клементине. Та охотно согласилась, только спросила, нельзя ли ей шубу не из белки или енота, а из стриженой овчины – мёрзнуть Аларика стала сильно после тяжёлых родов и потери крови, а у Гуго она видела овчинки такие мягкие и чем-то крашеные в такой красивый золотистый цвет… только воротник и бортик шапочки из кого-нибудь пушистого сшить. И сапожки на зиму тоже бы новые, прошлогодние стали тесны. Шубка… хм… тоже, особенно в груди. Ну, не отказывать же помощнице, если она сама хочет как подешевле, лишь бы было тепло? А овчину Гуго в самом деле стриг и выделывал так, что она становилась мягкой, почти как тряпка, и гладкой; да ещё чем-то красил таким, что цвет у неё становился то сливочный, то ореховый, то как меллеровская чайная заварка. Договорились, что сама шубка будет из овчины, а воротник и шапочка из лисы, и Аларика, собрав старую зимнюю одежду, потащила её в детскую.
Сира Клементина, получив в руки ворох тёплых вещей, вспыхнула, что-то хотела сказать, но прикусила губу. Неужто самолюбие в девице взыграло – не хочет-де она надевать чужие обноски? Так на ней даже платье явно было не по её меркам сшито, а худо-бедно подогнано по фигуре. И плащ свой она сама никак не успела бы настолько заносить, стало быть, тоже чей-то старый достался.
– Сира Клементина, – сказала Катриона как могла внушительно, – не знаю, как в Озёрном, а у нас бесплатно вас лечить никто не станет. А берёт целитель дорого, разве что рассрочку можно у него попросить. Вы же без конца будет простужаться, оттого что одеты слишком легко для наших мест. У вас есть деньги на лечение? Нет? Значит, платить буду я, а у меня лишних денег тоже не водится, проще одеть вас потеплее. И вообще… пока вы в моей крепости живёте, я вам, – она хмыкнула, вспомнив слова чародейки, – мать, отец и Канн-заступница. Кормлю, одеваю и слежу за тем, чтобы вы тех самых глупостей не наделали, после которых вам и приданое не понадобится.
У гувернантки и щёки, и уши полыхнули, и гневно заблестели глаза, так что она стала почти хорошенькой.
– Я порядочная девушка, сира! – в негодовании заявила она.
– Конечно. Только не смотрите так больше на сира Генриха, а то сплетни пойдут о том, что он сюда ездит к несовершеннолетней девице, – отрезала Катриона.
Сира Клементина закусила губу и опустила глаза, кажется, собираясь расплакаться. А Катриону вдруг поразила ужасная мысль, что её взгляды, обращённые на сира Роланда, были точно так же очевидны и понятны всем, кто стоял рядом или даже издали мог посмотреть попристальнее. Как же это её якобы тайную любовь не обсуждала вся Волчья Пуща? Или обсуждала, просто сама Катриона не знала об этом, а поводов сделать ей хоть какое-то замечание всё-таки не подавала?
– Я просто не хочу объясняться с вашим отцом по поводу вашего поведения, – помягче прибавила она. – Он, как вы говорили, собирается найти вам жениха, а от меня наверняка ждёт, что я буду присматривать за вами.
– Нет, – буркнула сира Клементина, не поднимая глаз. – Не ждёт. Я даже не уверена, что… о, простите, это мои проблемы, я не должна перекладывать их на вас. Спасибо за тёплые вещи, сира Катриона, сира Аларика. Вы очень добры, и я вам очень благодарна за заботу. Могу я попросить ещё моток шерсти и спицы?
– На перчатки?
– Да.
– Конечно. Сира Аларика, сходите с сирой Клементиной в кладовую, ладно? Возьмите шерсти на перчатки и на чулки. Ещё байку достаньте из сундука, чтобы тёплое бельё на зиму сшить, – Катриона отцепила от пояса связку ключей и нашла нужный. – Там точно осталось после того, как отрезали на пелёнки… Что такое, Марта?
– Старостин младший гоблина поймал, – выпалила служанка, ворвавшись в детскую и едва не подпрыгивая от нетерпения. – Зашёл в хлев, а в сене гоблин прятался, да пригрелся, видать, и задрых. Ну, Густав его цап, ровно кошак – крысу. Знаете ведь, ручищи-то у Густава ого-го! Ну и того, сюда приволок, а ни сира Эммета, ни его милости сира Генриха-то и нет. Вот, стало быть, вас кличут.
Судя по лицу Аларики, она бы куда охотнее поглазела на гоблина, чем искала байку гувернантке на сорочку и тёплые панталоны. Но помощница только вздохнула и поплотнее перехватила ключ, чтобы не спутать его с другими и не возиться потом, подбирая к замку. Катрионе зелёный ворюга, наоборот, не сказать, чтобы был так уж интересен, однако пришлось идти разбираться.
Пойманный гоблин сидел прямо на стёртых булыжниках двора. Он был бы похож на худого и грязного мальчишку-оборванца, если бы не злобные жёлтые глаза и разреза не человеческого, и горевшие звериным огнём. Ими он так и зыркал по сторонам, словно ждал малейшей возможности удрать. На его беду, мужики обступили его плотным кольцом, а при всей гоблинской быстроте и ловкости, даже одному взрослому мужику гоблин противником не был. Силой прорваться ему нечего было и думать, но и стоять вот так толпой, чтобы он не удрал раньше, чем вернётся сир Генрих (сир Эммет с утра уехал к злополучному Огрову Пальцу, чтобы проверить, не завёлся ли там ещё кто-нибудь)… Людям даже поздней осенью очень даже есть чем заняться.
–… Да какие кандалы, – как раз отмахивался от кого-то кузнец. – Даже если где завалялось ржавьё какое, так оно ж на мужскую руку-ногу. Такому доходяге куда браслет заклёпывать? На шею, что ли?
– Да вот на шею бы в самый раз, как по мне, – проворчал староста. – Ишь, как пырится! Такому только волю дай, тут же ночью в дом залезет да горло ножом перехватит. Вашмилсть, – он живо повернулся к подошедшей Катрионе, – надо бы его того… в карцере запереть, что ли. Вон как Одо в том году. Посидит, охолонёт…
Он насмешливо глянул на кузнеца, тот засопел, но возразил:
– Я-то попросту дверь высадить хотел, да она крепкая, не вышло. А этот вьюн в то же окошко выберется. Они ж, гоблины-то, как кошки – лишь бы голова пролезла.
– Так связать хорошенько, – буркнул Ленн, Беатин муж. Был он хмур ещё более обычного, но фонарями не светил и стоял ровно, никуда не перекосившись. Видимо, сир Бирюк синяков у Беаты не нашёл и разговоров задушевных с её супругом не вёл. – Да не верёвками, а ремнями.
– Перегрызёт, пожалуй, – хмыкнул кузнец. – Вон зубы-то какие, ровно у крысы.
Зубы пленник и правда скалил мелкие, но даже на вид острые. Вот так посмотришь и подумаешь, что в самом деле перегрызёт.
– Если позволите, сира, – сказал подходя Росс, то ли разбуженный этим переполохом, то ли почему-то ещё не ложившийся. – Гоблинов несложно нейтрализовать на три-четыре часа, если просто дать им сахар.
– Чтобы слиплось хорошенько, что ли? – неприязненно спросил Курт. Ну вот не нравился кондитер старосте, и всё тут. То ли тем, что горожанин. То ли тем, что его младшенькую отшил. Впрочем, если б не отшил, то наверное, не понравилось бы, что городской хлыщ деревенских девок охмуряет.
– Гоблины от сахара пьянеют, – пояснил Росс. Он развернул кулёк, который держал в руках, и на солнце острыми гранями сколов заблестели куски сахара. Гоблин так и впился в них глазами, точно пьяница в бутылку. – Держи, – сказал ему Росс. – Я не знаю вашего языка, но смотри, сахар не отравлен.
Он закинул один кусочек в рот, протянул кулёк Катрионе, потом старосте. Гоблин ревниво следил за тем, как люди берут из мятой бумаги куски сахара, и наконец прокаркал:
– Отрава – всё равно. Дай сладкий камень.
Он в самом деле опьянел с осьмушки фунта так, словно в него влили хорошую кружку шнапса натощак. Нет, даже не так. Словно его маковым молоком опоили. Только скомканную бумажку с сахарными крошками продолжал накрепко зажимать в грязной тощей лапе.
– Не притворяется? – подозрительно спросила Катриона.
– Едва ли, – подумав, ответил Росс. – Он столько сахара сожрал, что и до вечера в себя не придёт.
– А вы откуда знаете?
– У Серпентов гоблинская пара служит, выполняет всякую чёрную работу. – Народ недоверчиво загудел: гоблинов на службу брать – это кем надо быть? Им же никакой веры нет. – Работники отличные, – продолжал Росс, – но время от времени они как-то умудряются раздобыть сахар – и всё. Ругать, колотить, отливать колодезной водой – всё бесполезно. То ли подрабатывают понемногу где только возможно: тут медяк, там медяк, то ли приворовывают, но любые деньги тащат в бакалейную лавочку. В общем, это как запойного пьяницу на работу брать – то пашет, как вол, то напивается, как свинья. – Кузнец опять засопел, решив, что это в его огород камушек был, однако Росс спросил Катриону о том, что кажется, волновало его куда сильнее, чем все пьяницы и все гоблины заодно: – сира Катриона, вы не спрашивали, какое печенье госпоже баронессе понравилось больше? Из того, что вы отвозили в замок?
– Давай-ка сожги ещё разок, – вроде бы и себе под нос, но так, что услышали все, хохотнул кто-то из зевак, стоявших за сторожевым кругом. Росс состроил непроницаемую морду, но староста поискал взглядом шутника, и все притворились, будто никто ничего такого не говорил.
Катриона покачала головой. Баронесса, как и прочие жители Волчьей Пущи, сладостями избалована не была. Наверняка ей всё понравилось.
– Сира Лаванда шутила про какие-то поцелуйчики, – припомнила она. – Но сира Лаванда – дочь Елены Ферр, её вряд ли чем-то можно удивить. А все остальные съели бы даже слойки пригоревшие и не жаловались бы.
Росс всё-таки не удержался – поморщился. Пригоревшие слойки, видимо, всё не давали ему покоя. Нечасто он, видимо, что-то портил.
– Поцелуйчики, – пробормотал он. – Ладно, сделаю меренги. И трубочек вафельных, что ли…
Он ушёл то ли спать, то ли прикидывать, чего и сколько ему нужно испечь для подношения барону, а почти бесчувственного гоблина отволокли в карцер и заперли там. У низкого и тесного подвального окошка на всякий случай посадили охотничью псину, чтобы помешала вылезть пленнику, если очнётся. Но гоблины вроде бы умели как-то ладить со всякой скотиной, и Катриона не была уверена, что пёс удержит гоблина, если тот всё-таки умудрится выбраться из подвала. Одна надежда, что Росс прав и ворюга придёт в себя только к вечеру.
К обеду вернулись сир Генрих и Меллер с Мадленой. Ну, и с охраной, понятно. Поев, мужчины попытались допросить гоблина, но тот, по словам любопытной проныры Марты, только слюни пускал да болтал что-то на своём наречии, лыбясь как дурак. Меллер кликнул одного из охранников, косоглазого здоровяка, матушку либо бабку которого какой-то клыкастый точно навестил тёмной ночкой. Тот, послушав бормотание гоблина, ухмыльнулся и пояснил, что мелкому чудится, будто он помер и сидит в кругу своих предков, а те хвалят его и обещают много жён, много еды и много священного сладкого камня. Кажись, кондитер сахару дал столько, сколько бакалейщик городским, привычным зеленошкурым отвешивал. А этот-то в горах живёт, он сахар то ли попробовал разок в жизни, то ли вообще только слышал о нём… Короче, так и угробить дурака недолго было – ладно, если к утру очухается. Так, если верить Марте, говорил наёмник. А сир Генрх-де на это ответил, дескать, невелика потеря, если и помрёт…
Катриона покивала на служанкино стрекотание, не переставая вышивать по серому сукну витые розочки, которые той зимой ей показала сира Маргарита: траур закончился, можно стало украсить слишком уж скромные домашние платья хотя бы яркими цветочками. Воспоминания о Вальтере вообще глохли, выцветали, отступали куда-то, теряясь в серой мути прошедших дней, как уже было после смерти отца. Оставалась глухая, привычная тоска. Словно боль в затянувшейся ране, когда уже забываешь, а как это – когда не болит, и просто смиряешься с тем, что болит всегда. Просто заботы и неурядицы от боли этой отвлекают.
– Так ему и надо будет, если помрёт, – мстительно сказала Аларика, с любопытством слушавшая Марту. – Я столько времени и сил угрохала на один картофель, а эти мелкие твари две полосы выкопали, будто для них старались!
Она, покормив сына, тоже села шить: нижние рубашки сира Эммета просто синим огнём сгорали, прея от пота и протираясь под бронёй, не спасала и стёганая куртка под доспехами. Мадлена, прогуляв по дядиной милости утренние уроки, засела с пером и тетрадкой только теперь, после обеда. А сам дядюшка-потатчик хотел было заняться какими-то бумагами, но зачем-то понадобился сиру Генриху – аж до самого ужина вдвоём в меллеровской комнате просидели, о чём-то споря. Вернее, до возвращения сира Эммета, к ужину этому и подгадавшему.
У Огрова Пальца, по его словам, всё было спокойно, новые огры не забрели, пещера пустовала – после огров там никто из зверья селиться, видно, не хотел.
– Хвала Девяти, – выдохнула Катриона. Разбойники до северо-восточных окраин королевства то ли ещё не добрались, то ли сидели пока тихо, обходясь дичью. Гоблины тоже вроде бы прижали хвосты (немного тревожил только ворюга, как-то умудрившийся перебраться через частокол). С той парой огров дриады разобрались, новые взамен убитых не завелись… Может, хоть остаток осени и начало зимы удастся пожить спокойно?
В общем, они с Аларикой шили-вышивали, а Клементина начала вязать себе перчатку – правда, вязала так медленно и неуверенно, раза два спустив уже начатое, что с несчастной парой перчаток должна была провозиться до Солнцеворота, когда нужны будут уже не перчатки, а рукавички. Сир Генрих с сиром Эмметом и подсевшим к ним сиром Матиасом, расстелив меллеровскую карту на столике в углу, что-то там прикидывали, вымеряя по ней расстояния пальцами. Для тихого семейного вечера не хватало только консорта с племянницей и очередной сказки на ночь.
Мадлена же принесла не книгу, а порядком потёртый замшевый мешочек, насупившись, посмотрела по очереди на оба стола, – и рабочий, и угловой заняты! – подумала и уселась на медвежью шкуру у камина. Из мешочка этого она вытряхнула сложенный в несколько раз большой кусок старого, с обтрёпанными краями, пергамента и какие-то фигурки вроде деревянных резных игрушек. Пока она, старательно разглаживая ладонями, расстилала пергамент на шкуре, в гостиную вошёл Меллер под ручку с Ренатой.
– Ну вот, – проворчала та, глядя на Мадлену, – мало того, что притащили играть с ребёнком, так ещё и сидеть на полу придётся. Гилберт, ты мне будешь должен коробку «Горного куста», так и знай.
– Да что ты как бабка старая, – отмахнулся он. – Будто я не видел, что тебе самой интересно. Кого берёшь?
– А Мышка кого?
Та задумалась, потом взяла с пола одну из фигурок.
– Жрицу, вот.
– Тогда я – мага, – заявила Рената и тоже уселась на пол, благо в штанах это было вполне себе удобно.
– А я купца, не рыцаря же, – хмыкнул Меллер. – Мышка, помнишь, как играть? Начинаем вот отсюда, из портового города. Можно выбрать путь по воде, можно по суше. По воде короче, но опаснее: повезёт – доберёшься очень быстро, не повезёт – медленнее, чем по суше.
– Я помню, – сказала Мадлена, нетерпеливо ёрзая. Свою фигурку она уже поставила на пергамент и катала по ладошке кубик вроде того, какими играют в кости. – Я первая хожу! Можно?
– А что за игра? – заинтересовался сир Генрих и даже с кресла своего встал, чтобы посмотреть поближе.
Катриона тоже отложила вышивание и подошла глянуть, что там такое. Старый пергамент оказался картой. Выцветшей, протёршейся на сгибах, уже наверное непригодной для настоящего дела. Кто-то нарисовал на ней толстые извилистые линии красной и синей краской, щедро рассыпав по ним кружочки с цифрами, и вообще, старая карта вся была разрисована корабликами-повозками, всякими чудищами, тучками с молниями и проливающимся дождём, водоворотами, вихрями и много чем ещё. Нарисовано, кстати, было здорово, прямо как в книжке со сказками. На левом краю карты красовался один город с крепостными стенами и пристанью, на правом – второй такой же. Видимо, линии изображали дорогу между ними. Рената с Мадленой уже поставили в первом городе фигурки, Меллер всё никак не мог усесться поудобнее, свою держа в руке, а Катриона взяла лишнюю посмотреть. Лишним оказался рыцарь, вырезанный из дерева. Так и вспомнился четверорукий кот на камине в кабинете сира Георга – деревянный человечек, у которого каждая застёжка доспеха была отчётливо видна, выглядел прямо как живой.
– Дайте-ка я тоже попробую, – вдруг сказал сир Генрих и отобрал у Катрионы рыцаря. – Что это за дорога без воина? Даже жрица есть, а рыцаря нет?
Маршал с наёмником посмеялись, но тоже подошли поближе, любопытствуя, Катриона подумала, что мужчины не взрослеют, а Мадлена наконец бросила кубик.
– Четыре точки, – объявила она. – Значит, четыре шага.
Она подняла свою жрицу, подумала и поставила на дорогу по суше. Рената тоже выбрала путь посуху, а вот Меллер заявил, что рискнёт и отправится морем. И тут же попал в штиль, из-за которого ему пришлось пропустить следующий ход: под кружочком, на который он попал, был нарисован кораблик с поникшими парусами. Консорт для верности заглянул в какой-то листок и подтвердил, что да, штраф на один ход. Сир Генрих, видя такое дело, рисковать не стал и отправился сушей, но ему это не помогло, потому что прямо на выезде из города он «заболел» и тоже должен был пропустить ход.
– А есть разница, кем играть? – спросила Аларика, тоже бросившая шитьё и с любопытством тянувшая шею из-за плеча супруга.
– Нет, это просто чтобы не путаться, где чья фишка.
– А дядя Тео говорил, что они в детстве всякие истории придумывали про своих человечков, – возразила Мадлена.
– Только лет им было уже по десять, а не по пять, – сказал Меллер. – Ты не болтай, ты кидай кубик.
Мадлена продвинулась на целых пять шагов, Рената – всего на два, но её догнал паладин Пути, и под его охраной чародейка срезала дорожную петлю через лес с мантикорой, на три шага обогнав Мадлену. Катриона ждала, что та надуется, но у девчонки только глаза азартно заблестели.
– Надо мажат сюда забрать, – проговорил сир Матиас, деликатно тронув рукав Катрионы. – Чтобы девочке было с кем играть. Сира Катриона, я буду платить за обоих, но привезти хочу сейчас, а не когда построюсь.
– Это вы про тех учеников сиры Фриды? – уточнила она. – Которых Рената возьмётся учить?
– Да, про них. Одному мальчишке восемь, другому одиннадцать. Дриадские полукровки, да ещё ученики магессы – с деревенскими они вряд ли поладят.
Катриона кивнула. Да, если полукровок с малых лет учила сира Фрида, они уже и правда… мажата, деревенским не ровня. Как и Мадлена теперь. Так что компания ей не помешает, не с одними же взрослыми ей расти. А вот деньги брать с наёмника, который с сиром Эмметом готов был то ли от скуки, то ли из почти родительских чувств бесплатно возиться…
– А можно я вас лучше попрошу кое о чём взамен? – Катриона понизила голос, но игрокам точно было не до её тайн: Меллер поймал попутный ветер и лихо проскочил мимо скалы с каким-то змеелюдом и бухты с пиратской засадой. Разом преодолев при этом почти треть пути под «Ого!» сира Генриха и восхищённо-завистливое Ренаты «Вот ведь… торгаш…» – Я… – Катриона почувствовала, что краснеет, но упрямо закончила: – Меня отец немного учил управляться с мечом. Позанимаетесь со мной хотя бы разок в неделю?
========== Глава 33 ==========
– Баллиста – вещь, конечно, очень полезная, но я не уверен, что стоило нанимать этого Линдира, – сказал сир Генрих, подкинув себе кусок масла в пшёнку и деловито перемешивая её (хотя маслом кашу заправляла ещё Тильда у себя на кухне, но и сир Эммет, и большинство гостей-мужчин непременно лезли ложкой в маслёнку на столе, чтобы добавить кусочек в свою тарелку). – Он, как всякий эльф, скромен, кроток и застенчив, – за столом все дружно усмехнулись, включая Клементину, вряд ли видевшую много эльфов. – Не уверен, что он сумеет поладить с нашими людьми.
– По-моему, его только тролли-полукровки и могут выносить, – хмыкнул Меллер. – Смотрят на него этак снисходительно, как пастушеские кобели на забавного шипучего котёныша, ухмыляются… от чего его характер, понятно, легче не становится. Но вашим людям много ли придётся с ним общаться? Я, конечно, мало смыслю в военном деле, но наёмникам, не знающим здешних мест, проще, наверное, поручить охрану бродов и патрулирование вашего берега реки. А сами наёмники обычно не особенно обращают внимание на то, у кого какие глаза, уши и зубы. Эльфийским задранным носом никого из них точно не удивишь.
Речь за завтраком зашла о нанятых бойцах. Их было десятка два… не в смысле, два десятка, каждый со своим командиром, а около двадцати людей и нелюдей, и среди них, оказывается, имелся расчёт аркбаллисты – два полутролля и эльф. Тролли-полукровки устанавливали арбалет-переросток в нужном месте и заряжали его, а эльф стрелял. Очевидно, достаточно метко, если наймом этой компании Меллер похвастался, поставив это в заслугу исключительно себе, скромному и молчаливому. Хотя, подумала Катриона, наверняка это сир Бирюк посоветовал ему, кого сто’ит нанять для заставы на пограничной реке.
– Тролли-полукровки? – меж тем переспросила Аларика. – Канн милосердная, я даже боюсь представить себе, как это вышло. – Она перемешала сахар в своей тарелке и легонько дотронулась до рукава Меллера: – Братец, сире Клементине тоже не помешал бы, мне кажется, кусочек-другой сахара в каше?
Катриона тихонько фыркнула. Ну да, мужчинам пожирнее, женщинам послаще. Хотя вон на столе целая корзинка печенья стоит под молоко или чай, ешь сколько влезет, если хочется сладкого. Но дорогой консорт, понятно, такой ерунды, как сахар, не жалел ни для кого.
– Да, конечно, – легко согласился он, хотя гувернантка, вся красная, пролепетала, что её и так всё устраивает и совершенно незачем из-за неё хлопотать.
Покраснела она, впрочем, ещё на замечании Аларики о тролльих полукровках. Катриона тоже попыталась представить себе, как это могло бы быть? Тролль – да не мелкий мостовик, а настоящий горный великан – соблазнился рослой и крупной человеческой женщиной? Или троллина не устояла перед каким-нибудь сладкоголосым сердцеедом, не побоявшимся её могучих ста’тей?
– Я больше раздумывал над тем, стоит ли нанимать малефикара, – сказал Меллер, высыпав ложку мелко наколотого сахара в кашу Мадлене и взяв ещё кусок для её гувернантки. – Мать Саманта была очень недовольна приездом госпожи Голд, но опять же, должен признать, таланты, а особенно намерения самой матери Саманты вызывают у меня большие сомнения. Лоренцо госпоже Голд не ровня, конечно, но за орочьими шаманами вполне способен присмотреть. Зато и требует не так много, как дама из Паучьей семейки – и в смысле оплаты услуг, и в смысле комфорта… ах ты!.. – Консорт болезненно зашипел, защемив себе палец сахарными щипцами, и поспешно облизал его (Катрионе вообще показалось, что он поторопился заткнуть себе рот, чтобы не высказаться при дамах и девицах – особенно племяннице, даром что та от отчима много чего должна была слышать).
Сир Генрих нахмурился, глядя на это. Катриона, честно говоря, не очень поняла, чем он так недоволен? Что Меллер тянет в рот пораненный палец, как ребёнок? Ему-то что за дело? Сир Генрих однако с насупленным видом отобрал у её консорта щипцы и блюдце и с неожиданной сноровкой наколол сахара для Клементины. У той щёки только что не задымились, когда он подал ей блюдце с горкой мелких кусочков, кварцево блестевших на изломе. А на укрощённые его рукой сахарные щипцы она глянула так, будто это был меч, которым баронский сын отсёк голову дракону.
Но тут уж ничего не поделаешь, этой лихорадкой можно только переболеть, признала про себя Катриона. Сир Генрих до малолетней дурёхи не снизойдёт, конечно, так что можно не бояться каких-то глупостей с её стороны. Даже к лучшему, пожалуй, что любовь у сопливой бесприданницы приключилась к тридцатилетнему, взрослому и серьёзному мужчине, а не к тому же сиру Эммету, скажем. Смог ли бы тот не воспользоваться чувствами городской дурочки, за которую заступиться толком некому – вот уж только Девятеро знают. Аларике-то когда ещё Каттен позволит вернуться к супружеским обязанностям.
– Это про наёмников вы писали, что налогового чиновника ждёт неприятный сюрприз? – спросила Катриона, попытавшись хоть примерно представить себе, во сколько обойдётся барону наём двух десятков бойцов приличной, законопослушной, и потому очень высоко свои услуги оценивающей гильдии.
– Нет, – за Меллера, невоспитанно облизавшего ранку и неловко ухватившего ложку здоровыми пальцами, ответил сир Генрих. – Со времени выхода королевского указа о Приграничье наём дополнительных бойцов больше не считается основанием для снижения налогов. – Катриона кивнула, припомнив, что уже слышала что-то такое. – Но тётушка Елена получила у отца Симона разрешение строить в Волчьей Пуще часовню, а вот за это как раз-таки полагаются налоговые послабления.
– А ей-то это зачем? – удивился молчавший до сих пор сир Эммет. – У неё же свои доходы, с баронства она ничего не имеет. Разве не так?
– О, – усмехнулся-таки Меллер, даже забыв болезненно морщиться, – это дело принципа. Заплатить законный минимум налогов – дело чести для любого торговца и манфактурщика. Повод хвастаться в кругу понимающих людей.
Сир Эммет неопределённо шевельнул плечом. Он о таких скучных вещах, как расходы и вообще хозяйство, наверняка не задумывался. На это есть супруга, есть сеньора, есть консорт этой сеньоры… дело маршала – охранять их всех, а уж с них можно требовать всё остальное: еду, вино, одежду, снаряжение.
– Она хочет построить новый храм Девяти? – заинтересованно уточнила Катриона. – Вместо прежнего?
– Да нет, не настолько серьёзно, – мотнул головой сир Генрих. – Небольшая часовенка Сот Трижды Мудрейшей. В нашем храме у неё даже своего служителя нет, и тётушка желает не просто делать пожертвования статуе покровительницы ремесленников, а получать благословения и советы именно от жрицы Сот. Ну, или от жреца… кого уж пришлют из Озёрного.
