Текст книги "Ещё один брак по расчёту (СИ)"

Автор книги: Арабелла Фигг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

– Рената Винтерхорст говорила, будто её дед в немилости у графа, – заметила Катриона. – И будто Илону нарочно отдают за кондитера, чтобы вывести из-под удара, если что.

– Я слышал, старшего Серпента чуть ли не в заговоре против его сиятельства пытаются обвинить, – кивнул Меллер. – Но сомневаюсь, что удастся. Члены Совета любой гильдии могут грызться меж собой сколько угодно, но Канн упаси тронуть кого-то из них, если вы чужак. Если его сиятельство желает жить долго и счастливо, сохраняя бодрость тела, ясность ума и… м-м… мужскую силу, я бы не советовал ему пытаться прихлопнуть кого-то из старых пауков. Но вот что младшего сына Иероним Серпент отправил на север, в Империю, а старшего и внучку отослал сюда якобы улаживать дело с помолвкой… Похоже, он решил развязать себе руки, удаляя от себя возможных заложников.

– А его жена? – удивилась Аларика. – О ней он не беспокоится?

– Беспокоиться о ком-то по фамилии Рисанаторе? – Меллер опять этак кривенько усмехнулся. – Я бы рядом с этой почтенной дамой даже дышать старался пореже. Так, на всякий случай. К тому же они давно живут врозь.

– А матушка Илоны? – настаивала Аларика. – Сын и внучка – это понятно, но о невестке господин Серпент тоже мог бы подумать.

– Там была какая-то некрасивая история, – морщась, сказал Меллер. – В результате которой жена Каспара Серпента ушла аж в обитель Ордена Пустынниц. Не знаю подробностей, не интересовался.

– А почему Илона приехала одна? – спросила Катриона. – Разве дела с помолвкой не её отец должен улаживать?

– Он приехал, но в дороге разболелся так, что пришлось оставить его в Волчьей Пуще, – объяснил консорт. – Я предлагал отвезти записку Людо, чтобы госпожа Серпент оставалась с больным отцом, но она в каких-то полдня сняла комнату у вдовы Туппенхаук, наняла сиделку, перевезла отца и почти уломала нотариуса ехать с нею сюда, в Вязы. Очень, очень энергичная девушка, – он покрутил головой то ли с осуждением, то ли, наоборот, восхищённо. – Если бы не снегопад, то наверное, притащила бы мэтра Корнелиуса с собой, но по такой дороге он ехать отказался наотрез. Даже за двойную цену.

– А как она думает возвращаться в Волчью Пущу? – спросил сир Генрих с каким-то нездоровым, как показалось Катрионе, интересом. Клементине его интерес, кажется, тоже не понравился, вон как закусила губу, нервно кроша печенье.

– Очевидно, наймёт кого-нибудь в селе, – Меллер по неистребимой своей привычке пожал плечами. – И скорее всего, попросит разрешения ехать с вами, сир Генрих. Она, конечно, чересчур самоуверенна временами, но степень опасности оценивает очень здраво – алхимик же. Неосторожные алхимики долго не живут. Так что не разъезжать без охраны по здешним дорогам ей точно хватит ума.

После обеда сир Генрих с Меллером опять ушли было в кабинет, но обсуждать «грандиозные планы», как ехидно говаривала Рената, им помешал Людо Росс. Лицо его казалось ещё бледнее обычного, даже отекло слегка (сколько он там успел поспать – часа два-три?), но глаза нездорово блестели. Ту самую тошнотворно-горькую пастилку рассосал? И был он, похоже, очень зол, хоть и старался выглядеть спокойным. Поклонившись Катрионе с Аларикой, опять занявшимся шитьём, он прошёл дальше на голоса, доносившиеся из кабинета Меллера. Подслушивать Катриона не собиралась, но и уши затыкать тоже, так что поневоле услышала, как Росс здоровается с нанимателем и сыном барона, а потом просит отпустить его на недельку-другую.

– Я отработаю потом, – сказал он, – но кормить Каспара должен я, а не женщина, понятия не имеющая, что готовить для человека, который страдает язвой желудка! И только я знаю, как справляться с его капризами, которыми он и дочь, и хозяйку дома до исступления доведёт.

– Вы к нему так привязаны? – с любопытством спросил сир Генрих.

– Я ему очень многим обязан, – коротко и без особой охоты отозвался Росс.

– Хорошо, – за Меллера ответил сир Генрих, – завтра утром я возвращаюсь в замок. Поедете со мной. Полагаю, ваша невеста всё равно собиралась просить меня об этом.

– Благодарю, сир, – равнодушно отозвался Росс. – Гилберт, вы меня отпускаете?

– К тяжелобольному родственнику? – Меллера, кажется, неприятно удивил вопрос. – Конечно.

– Спасибо. Если позволите, я кое-что из кухонного инвентаря возьму с собой. И Яна тоже: пусть учится кормить больных.

– А вот про мальчика супругу мою спрашивайте, – с невесёлым смешком ответил Меллер. – Это её люди.

– Пусть едет, – буркнула Катриона. И прибавила погромче: – Забирайте, пусть учится. Храните от такого Девятеро, конечно, но вдруг и самим этакий умелец пригодится.

– А где ваша невеста? – спросил вдруг сир Генрих.

– Гуляет по селу, – с плохо скрытой неприязнью ответил Росс, и Катриона подумала, что ему очень не нравится интерес сира Генриха к Илоне Серпент (и тут она кондитера очень хорошо понимала). – Ей любопытно посмотреть, как живут люди на самой границе королевства.

– Передайте ей, что я хотел бы с нею поговорить. Если желаете, в вашем присутствии.

– Как вам будет угодно, – всё так же равнодушно проговорил Росс. – Но совет позволите, сир? Совершенно бесплатно, – он явно усмехнулся при этих словах, хотя лица его Катриона видеть не могла: стоял он к ней спиной в дверях меллеровского кабинета. – Вы в моей невесте видите привлекательную девушку с выразительными чёрными глазами, не правда ли? Не в меру бойкую и острую на язык, с которой точно не заскучаешь. А что она магистр второй ступени вы либо прослушали, либо не обратили на это внимания. Хотя в вашем замке жила магесса-член Ковена боевых магов, и вы должны бы знать, что это такое – членство в учёной гильдии. Для Илоны есть алхимия, ещё раз алхимия, далее отец и дед, потом карьера в гильдии, а потом-потом-потом уже всё остальное по списку. В порядке убывания значимости. Если у неё не будет своей лаборатории, вы её здесь не удержите, разве что в темнице. Если у неё будет лаборатория, вы через раз будете слышать, что ей некогда, потому что процесс дистилляции какого-нибудь редкого зелья прерывать нельзя ни в коем случае. Вы согласны быть для своей любовницы в лучшем случае номером пятым-шестым в её списке приоритетов?

– Ничего себе, – пробормотала Аларика, тоже поневоле слышавшая этот разговор. – Так и я могла бы Эммету сказать: сначала сын, потом цветы и овощи, потом крепость, а ваша очередь, муж мой, где-то там внизу листа.

Катриона сдержанно хмыкнула. В самом деле, для какой женщины её мужчина будет на первом месте? Для содержанки разве что. Но Илона Серпент не богаче ли сира Генриха? Что он вообще может ей предложить? Защиту и покровительство? Возможно, не лишние, пока её дед в опале. А потом?

Сир Генрих всё это время молчал. Видно, пытался представить себя номером пятым в чьём-то там списке.

– И всё-таки передайте госпоже Серпент, что я хочу её видеть, – сказал он наконец.

Темнело всё раньше, и сумерки за окнами уже почти превратились в настоящую темень, когда Илона Серпент изволила явиться по приглашению сира Генриха. Она размотала с головы лёгкий пуховый шарф. Волосы под ним оказались совсем короткими, даже до плеч не доставали. Впрочем, на концах они завивались кольцами, хотя по всей остальной длине были прямыми, как солома. Цве’та только не соломенного, а медного. Тёмной такой, старой меди. Крашеные, что ли? Лицо смуглое (не загорелое, а от природы смуглое), глаза тёмные – а волосы медно-рыжие. Не бывает такого. Потом она расстегнула, не снимая, какое-то тёплое одеяние, названия которому Катриона не знала – длинное, приталенное, вряд ли удобное, но смотревшееся, чего уж там, красиво. Даже без всякой отделки: ткань там была такая, что никакой отделки не надо. Катриона решила про себя, что даже сира Маргарита, фаворитка старшего Меллера не выглядела такой… горожанкой.

«А алхимики умеют колдовать? – подумала Катриона, глядя на молодую женщину (как-то не шло Илоне Серпент «девица»), которая в совершенно незнакомом месте чувствовала себя свободно и уверенно, словно никуда из родного города и не выезжала. – Ужик… Если это ужик, каков тогда её дедуля?» Змей опасней гадюки Катриона не встречала, но далеко на юге вроде бы водились такие, что одним укусом убивали в считанные минуты. Потому, видимо, внучка такого зме’я никого и ничего не боялась – если что, приползёт дедушка и всех обидчиков перекусает.

– Присаживайтесь, сударыня, – сказала Катриона и, подумав, сняла фартук. Поскольку у сира Генриха намечался к незваной гостье серьёзный разговор, то стало быть, продолжить рукодельничать не получится. – Сир Генрих?

Сын барона кивнул и сел у камина, хотя тот ещё не топился. Серпент покачала головой и осталась стоять, оглядываясь с почти детским любопытством. Будет, наверное, потом рассказывать в Озёрном, как побывала в настоящей пограничной крепости. Странно, что не села – уж точно не из застенчивости. Насиделась в двуколке, пока ехала? Или брезгует старыми стульями?

Отлучавшийся ненадолго Меллер вернулся с бокалами и бутылкой всё той же «Крови виверны». Если бы не он, повисло бы, наверное, неловкое молчание, но где неловкое молчание – и где Меллер? Для начала они с Серпент вежливо поругали погоду, умудрившись при этом втянуть в разговор даже сира Генриха (Аларику, понятно, и втягивать никуда не пришлось). Только Клементина упорно отмалчивалась, не поднимая глаз от полотенец, к которым прикалывала булавками мелкие разноцветные лоскутки. Да Мадлена, старательно пришивавшая их, только хитрыми глазками поблёскивала, насторожив ушки, но в разговоры взрослых не лезла. Катриона вдруг подумала, что зря сир Генрих затеял этот разговор при свидетелях. Он-то, понятно, хочет показать, что настроен серьёзно и намерения у него самые честные. Но ведь эта нахалка и отказать ему может – вот так, при целой толпе свидетелей.

– Доброго дня всем ещё раз, – сказал подошедший следом за невестой Росс, отвесив короткий общий поклон. – Илона, ты поссорилась с мастером Арнольдом?

Катриона дёрнулась от изумления: они ещё даже не супруги, а уже на ты? И при чём тут какой-то мастер?

– А! – Серпент потрогала свои медные локоны. – Парик ужасный, я знаю, и цвет не мой, но он единственный закрывает шею, а мне не хотелось, чтобы в дороге на меня пялились все, кому не лень.

Росс кивнул, ничего не спрашивая о шее, которую зачем-то надо было прикрывать волосами.

– Обсуди’те это всё попозже, господин Росс, – нетерпеливо сказал сир Генрих. – Я хочу поговорить с вашей невестой о вещах поважнее париков.

Тем не менее на Серпент он посмотрел немного подозрительно. Парик его смутил, что ли.

– И о чём же? – довольно безразлично спросила она. – Если хотите предложить мне патент, даже бесплатный, то извините – я хочу быть поближе к дедовой библиотеке.

– Я вам предлагаю своё кольцо, – как-то совсем просто и буднично ответил он.

Росс закатил глаза к потолку, а Серпент только хмыкнула.

– Вы меня видите впервые в жизни и тут же предлагаете прыгнуть к вам в постель? Как романтично! А не боитесь разочароваться, любезный сир? Про парик вы уже слышали, – она сдёрнула с головы этот парик и обмахнулась им, повернув при этом голову так, чтобы сир Генрих (а сбоку отчасти и Катриона) увидел багровое пятно, расползшееся по шее. – Ещё могу продемонстрировать вот это, – она расстегнула манжету и сдвинула рукав заметно выше локтя. Рука выглядела ещё страшнее, чем шея, в жутких рубцах, оставленных, видимо, тяжёлым ожогом. Катрионе стало почти до слёз жалко «ужика». Мало того, что боль Серпент испытала куда сильнее, чем даже от собачьих зубов, так ещё и шрамы у неё остались такие… это вам не рваные багровые полосы на бедре. И Росс, зная это, всё равно хочет жениться на искалеченной девице? – Ещё так же выглядят левый бок, – безмятежно продолжила Серпент, – левое плечо и левая грудь. Простите, демонстрировать публично не стану.

– Вашего жениха, я смотрю, это не пугает, – заметил, ничуть не смутившись, сир Генрих.

– Я кондитер, сир, – пожал плечами тот. – На любой приличной кухне всегда стоит банка с мазью от ожогов.

«У меня, видимо, неприличная», – обиженно подумала Катриона и восхищаться преданным женихом ей расхотелось.

– К сожалению, не пугает, – согласилась Серпент, застёгивая манжету обратно. – И возможность угодить в графские подземелья за компанию с нами – тоже. Придётся расторгать помолвку через суд. Громко, скандально, грязно. Ты этого хочешь, Людо?

– Я хочу, чтобы ты наконец взялась за ум, – огрызнулся он. – И кстати, милая, вопрос с помолвкой решать будет твой отец, а не ты. У нас не Империя, и твоя вторая ступень магистериума на даёт тебе права распоряжаться собой.

– Надо было ехать с дядей в Империю, – злобно отозвалась Серпент. – Дамы и господа, прошу прощения за эту почти семейную сцену, – спохватилась она. – Сир Генрих, ваше предложение безмерно польстило мне, но я вынуждена отказаться. Сира Катриона, благодарю вас за участие и прошу вашего разрешения нанять на денёк кого-нибудь из ваших людей, кто отвезёт меня к отцу. Дамы, господин Меллер, – она опять сделала короткий книксен, – счастлива была видеть вас. Людо, поможешь мне устроиться на ночь?

– Я буду работать в ночь, так что моя постель к твоим услугам, – хмыкнул он. – Сир Генрих, сира Катриона, господин Меллер, позвольте откланяться.

Никто не возразил, и он увёл свою невесту. Слышно было, как они начали переругиваться снова, и Катриона подумала с тоскливой злостью, какая же эта Серпент дура. Они уже на ты, они уже понимают друг друга с полуслова, а ещё Росс не испугался ни её ожогов, ни тех неприятностей, в которые старший Серпент втравил свою семью. Какого… огра ей ещё нужно? Любви пылкой и страстной? Вот же дура, хоть и магистр!

Комментарий к Глава 38

*risanatore (итал.) – целитель. А ещё у этого слова есть синоним medico (типа намёк такой)

========== Глава 39 ==========

Снег продолжал идти, но гости всё же уехали, едва рассвело. Даже сир Генрих, против обыкновения, не остался на денёк, чтобы обсудить с маршалом Вязов защиту села и проехаться по окрестностям. Катриона подумала, что к отказам старший сын барона уж точно не привык и вряд ли легко теперь успокоится. Другое дело, что Илона Серпент – это вам не мельникова дочка, и человек, у которого дядя женат на такой же богатой и самоуверенной простолюдинке, должен бы знать, что хлопот и неприятностей от подобных особ не больше ли, чем выгоды. Ту же Елену Ферр сир Ламберт даже не пытался вернуть в Волчью Пущу, когда её сыну исполнилось семнадцать. Хотя имел полное право. А у сира Генриха на заезжую алхимичку вообще никаких прав нет. Зато её жених то и дело посылает печенье и мармелад в замок, и уж каких он туда специй добавит, если что… Катриона понятия не имела, кто такая Мария Рисанаторе, но словами консорта прониклась. А вот сиру Генриху, похоже, шлея попала под хвост, и чем-то всё это закончится?

Хотя Меллер вроде бы ничуть не переживал об этом. Впрочем, что’ ему Волчья Пуща? Он никогда и не считал Вязы новым домом, как не была и супруга для него членом семьи, что бы он там ни говорил. Не один барон, так другой, не сама сеньора, так её племянница – он хотел торговать с гномами, и от владетелей требовалось всего только не мешать ему. По крайней мере, Катриона была уверена в этом.

В общем, он начал собираться в дорогу, готовясь выехать с хорошим запасом времени. Мадлена крутилась рядом, глядя, как он укладывает вещи, – сам, отмахнувшись от помощи Марты, – и болтала о том, как они с сударыней Винтерхорст учили стишок, в котором есть слова из Старшей речи. Такой смешной, там говорится про одну гусеницу, которую сидит меж двумя былинками и съела уже три листочка и четыре цветочка, а ещё выпила пять росинок. Так что она, Мадлена, может теперь на Старшей речи посчитать до пяти, вот.

Оставалось слушать и завидовать: их бы с братом кто-то так учил! Нет, в самом деле, когда Винтерхорст наберёт своих троих-четверых учеников, надо будет попросить её, чтобы она и с Мадленой занималась тоже. Не магии учила, конечно, а музыке и Старшей речи, что ли. А Мадлена потом сира Вениамина-младшего понемногу обучит, как дети вообще друг у друга перенимают и плохое, и хорошее, просто не считая это учёбой. Будущему маршалу Вязов совсем не повредит знать, о чём болтают дриады, думая, что круглоухий дурак ни слова не понимает из их речей.

А Меллер похвалил Мадлену и спросил, что ей привезти в подарок. Только подарок будет не к Солнцевороту, предупредил он, а попозже. Может быть, даже ближе к Излому Зимы, но будет обязательно.

– А ты меня не возьмёшь с собой? – надулась она.

– Как-нибудь летом, Мышка. Сейчас холодно, темнеет рано, уеду я надолго, и твоя матушка опять будет беспокоиться.

– Летом – это до-олго, – протянула она в разочаровании.

Катриона не подслушивала, конечно. Просто стояла рядом, но не лезла в их разговор. У неё появилось развлечение – она брала наугад книгу со средней полки (на нижней и верхней стояли какие-то совсем уж заумные, только Каттену с Винтерхорст и читать) и пролистывала, отыскивая вклейки с рисунками. То есть, с оттисками гравюр, как сказал Меллер. Он показал свою печатку для примера и объяснил, что для книг вырезается целая выпуклая картина, которую потом покрывают типографской краской и отпечатывают её на листах бумаги. Катриона представила себе, как какой-нибудь мастер вырезает обстановку целой комнаты или вообще лесистый берег реки, и только головой покачала: ничего себе! Это сколько же труда приходится вложить в один-единственный рисунок в книге.

– Зато тепло, светло, и волки с разбойниками не так опасны. – Это Меллер ответил как бы племяннице.

Мадлена старательно вздохнула, явно подражая кому-то из взрослых.

– Ладно, – решила она. – Тогда привези мне, пожалуйста, двух кукол, каких мы у тёти Лаванды видели. За этот Солнцеворот и за будущий, – торопливо прибавила она, видимо, чтобы её не упрекнули в жадности. – Они у меня будут в гости ходить друг к другу.

– Хорошо, – сказал Меллер. – Будут тебе две куклы. А пока иди, Мышка, мне с твоей тётей надо поговорить наедине.

Мадлена послушно ушла, а Катриона нахмурилась, представив себе, какие игрушки покупала Елена Ферр своим детям. Что-нибудь вроде того ночника с хвастливыми охотниками, наверное.

– Это дорого? – спросила она напрямик.

– По-разному, – пожал плечами консорт. – Кто-то ведь дарит девочкам кукол, чтобы играли, а кто-то – чтобы усадить на видном месте и демонстрировать гостям. Я сам знавал матерей, которые запрещали трогать такие подарки: сломаешь, испачкаешь, помнёшь, разорвёшь… И ходит потом дочка кругами, смотрит на дурацкий лиловый шёлк и думает, что лучше бы это была обыкновенная деревянная кукла в простом платье, тогда бы её никому жалко не было.

– Вот пусть и будет обыкновенная деревянная, – буркнула Катриона.

Меллер кивнул, чуть усмехнувшись чему-то, а потом вдруг спросил:

– Вы твёрдо решили, что не поедете?

Катриона помедлила, но упрямо мотнула головой.

– Не поеду, – подтвердила она.

Меллер помолчал, откровенно разглядывая супругу, словно за почти уже год не насмотрелся на неё во всех видах. И хоть присел он бочком на край кровати, Катрионе почему-то так и представилось, как сидит он за рабочим столом в настоящем кабинете и выслушивает отчёт своего управляющего. Неприятный такой отчёт. О том, что дела идут хуже некуда и что делать с этим – непонятно.

– Я так понимаю, – проговорил он наконец, – жить в доме бакалейщика, поневоле водить знакомства с ткачами и суконщиками, встречать в доме этом художников и литераторов – всё это ниже вашего достоинства. Представлять консорта из третьего сословия своим городским родственникам – тоже. Вам хватает здешних сплетен и шипения за спиной. Я прав?

– Нет, – соврала Катриона, чувствуя, как полыхнули щёки. Ну, то есть, не очень-то и соврала. Беда ведь не в том, что все эти бакалейщики, суконщики и ткачи были простолюдинами – они были слишком уж богатыми простолюдинами, вот в чём соль. Быть для них выгодной (а то и не очень) покупкой их племянника совсем ей не хотелось.

Меллер совершенно точно не поверил ей, но спорить не стал.

– Хорошо, – подозрительно кротко и легко согласился он. – Я не прав, и дело совсем не в том, что вы стыдитесь консорта-торгаша. Вам просто не хочется ехать в такую даль. Туда, где у вас нет никого, хоть сколько-то близкого, потому что сестёр вашей покойной матушки вы вряд ли помните. А ещё вы боитесь оставить своё село на маршала, его жену и управительницу, потому что вам кажется, будто без вас тут всё развалится в два-три дня. Так?

– Ну… не развалится, конечно, – опять вздохнула Катриона, рассеянно похлопывая ладонью по обложке книги, которую так и держала в руках, – но всё равно…

– Понятно, – всё так же подозрительно сговорчиво кивнул Меллер. – Я хочу сказать, я-то вас понимаю. А теперь, – он склонил голову набок, точно скворец, разглядывающий подозрительное угощение, – посмотрите, пожалуйста, на всё это с моей стороны. Вот просто поставьте себя на минуточку на моё место. В конце прошлого года я уехал из Озёрного куда-то на границу и вернулся оттуда с брачными браслетами на запястьях. Один вернулся, заметьте, без супруги. Далее я в течение года несколько раз съездил в эту загадочную, ужасно дикую и опасную Волчью Пущу, но никто, кроме моих возчиков и охранников (а кто их вообще о чём-то спрашивает?), не видел женщину, – а может, и мужчину, – которая носит вторую пару браслетов. Отец и его фаворитка не в счёт, они уехали сразу после праздников, и вообще, оба чужаки в Озёрном. При этом мой дядя не последний человек в городе, мои друзья состоят в дальнем родстве с одной из старейших благородных семей графства, а я в качестве жениха был интересен довольно многим семьям, из первого сословия в том числе. И никто при этом не знает, с кем я состою в браке и почему прячу свою супругу или супруга. Как вам такая ситуация?

Катриона вздохнула, но книгу на место поставила, чтобы не притворяться, будто просматривает её. Что ни говори, вопрос был вполне законным.

– Так себе, – признала она.

– Так себе, – кивнул и Меллер. – Томаса уже спрашивали, правда ли, будто его единокровный брат женился на бедняжке, настолько безобразной, что она стыдится показаться где-то ещё, кроме своей деревни.

– Что? – поразилась Катриона. Нет, по Волчьей Пуще временами тоже гуляли вовсе уж дикие сплетни, взять хотя бы Росса-упыря, но что она безобразна? Не красавица, конечно, но до сих пор никто не плевался и не отворачивался!

– Оказывается, – любезно пояснил консорт, – вас так изгрызли волки, что вы остались то ли изуродованной непоправимо, то ли вообще калекой.

– Это не дядя ли Артур такие сплетни распускает? – мрачно спросила она, помимо воли нащупывая сквозь платье шрам, оставленный собачьими зубами. Наверное, дядюшка слышал какие-то туманные слухи о том нападении и напридумывал остальное. – В отместку, что не удалось свою подстилку мне сплавить?

Приличной молодой женщине, конечно, не следовало называть любовника своего почтенного пожилого родственника «подстилкой», но Катриона очень уж разозлилась.

– Не совсем, – чему-то усмехнулся Меллер. – Но пытаться опровергать такую чушь… Есть ли смысл? Проще вам приехать и показаться, чтобы заткнуть рты болтливым недоумкам.

– Чтобы болтливые недоумки сказали: «А, это просто деревенщина с красной обветренной мордой»?

Теперь вздохнул Меллер. Душераздирающе так, с надрывом.

– Катриона, – сказал он, – когда я в последний раз о чём-то вас просил?

– Сегодня за обедом, – буркнула она. – Чтобы я соль вам передала. Ладно, никогда и ни о чём, – пришлось признать ей. – Ни о чём серьёзнее соли. Разрешение построить теплицу или привезти сюда ведьм не считается, это ведь мне было нужно на самом деле.

– Так вот, я вас прошу, – он налёг на это «прошу», – один раз, один-единственный, приехать в Озёрный и показаться тут и там со мной под руку. Вот прямо как есть, в высоких сапогах, раздвоенной юбке и с ножом на поясе. Чтобы все знали: вы такая же приграничная сеньора, как сир Ламберт или как сир Роланд – одна из тех, благодаря кому орки и огры не шастают по предместьям столицы графства. Если хотите, можете, разумеется, заказать какие угодно наряды, но сойти за свою среди изнеженных горожаночек вы всё равно не сумеете, а попытками такими только насмешите их.

– Хотите поймать меня на чувство долга? – Вот и общение с остроухой стервой пригодилось.

– Хочу напомнить, что и у вас есть некоторые обязанности в этом браке, не только у меня, – неожиданно сухо сказал он. – Позаботиться о моей репутации, к примеру, прямая ваша обязанность.

– Не поспоришь, – признала Катриона.

– Так вы едете?

Она опять вздохнула. Съездить, что ни говори, хотелось. Повидать мир дальше ярмарки в Захолмье, узнать, как люди живут – не выживают ежечасно, а просто живут и считают, что так и должно быть, – в большом и, наверное, красивом городе. Вроде тех, что она видела в книгах своего консорта. Огромные дома – то строгие и даже мрачные, то напоминающие тот торт с масляными розочками, который испёк Людо Росс; корабли, плывущие по бескрайнему морю – то летящие на крыльях тугих парусов, то неподвижные и будто голые, с сиротливо торчащими мачтами; женщины в вычурных нарядах; существа, о которых она даже не слышала и не знала, как они зовутся… огромный мир, в котором она видела своими глазами только клочок, заросший лесом. Её звали посмотреть на ещё один кусочек этого мира, а ей было боязно.

Потому что сколько угодно консорт и гувернантка могли красиво говорить о тех, кто защищает границы, но сами-то горожане, уверена была Катриона, сочтут её просто деревенщиной, бедно одетой и неотёсанной.

Но и Меллер был прав: у неё тоже имелись обязанности, не только у него. Он от своих никогда не пытался увильнуть, а ей всего-то надо показаться его родне и знакомым. Всё честно, придётся ехать.

И кстати, да. Не станет она шить никаких бархатных платьев. А станет расхаживать в замшевой юбке для верховой езды и в волчьем полушубке, подпоясанном отцовским потёртым ремнём с такими же потёртыми ножнами. Хочет дорогой консорт предъявить болтливым недоумкам дикую и опасную тварь из приграничья, которую даже волки загрызть не сумели – будет ему деревенщина не просто с обветренной мордой, а ещё и с охотничьим ножом на поясе.

***

Собирать ей в дорогу было особенно нечего: немного белья на смену, два простых платья, чтобы и в трактире переодеваться, и в доме Меллера-старшего в чём-то ходить, да всякие мелочи вроде полотенца и гребешка. Везти с собой парадную беличью шубку она тоже не собиралась: приглашения в графский дворец ей консорт не обещал, а ради кого-то ещё выглядеть прилично… пф-ф, много чести!

Словом, сундучок она уложила быстро. Так же быстро насобирала и подарков что консортовой родне, что своим тётушкам. А в оставшееся время замучила наставлениями Лидию и Аларику, да. Катриона и сама понимала, что обеим уже не терпится отвязаться от чокнутой сеньоры с её бесконечным: «А, вот ещё что!» – но ничего не могла с собой поделать. Ни разу она ещё из Вязов дольше, чем на неделю, не уезжала, и на неделю-то всего раза три или четыре, а тут когда ещё она вернётся? Праздник они с консортом встретят в Озёрном, и не наутро же после него отправятся обратно. А если ещё начнутся метели или снегопады, то возвращение и вовсе растянется на неопределённый срок.

Так что она старалась оставить распоряжения на все случаи жизни. Они с Аларикой определились, кому подарят мотки крашеной шерсти, а кому по бутылочке серпентовского ликёра (как полагала Катриона, бутылочки будут подарком куда более ценным, чем их содержимое – ликёры быстро кончатся, а красивые гранёные флаконы останутся, и налить в них можно будет что угодно). Ещё помощнице и управительнице были отданы все ключи и подробно перечислено, чего и сколько можно потратить на праздник и какие подарки сделать прислуге. Аларику Катриона попросила вручить дриадам покрывало как-нибудь втихомолку, чтобы не только жрицы, но и свои, вязовские, этого не видели. А Лидии велела для готовки к общему столу выдать Тильде, кроме обычных яиц, мяса и капусты, мешок «королевской» муки и флягу южного масла. А масло сливочное сбивать по-прежнему в маслобойке, что бы там Тильда ни бурчала! Ох, и что же ещё она хотела сказать помощнице и управительнице?.. В глазах обеих несчастных явно читалось: «Да когда тебя уже огры уволокут в твой Озёрный?» Однако Катриона до последнего, до самого дня отъезда, почти в панике размышляла, о чём она могла забыть, и без конца дёргала то Аларику, то Лидию, а то и Клементину.

И день этот наконец настал. Они отправились сначала в Волчью Пущу, а оттуда – в столицу графства: Меллер с Катрионой в почтовой карете, сир Матиас с Ренатой верхом. Катриона, впрочем, время от времени с чародейкой менялась, потому что почтовая карета живо напомнила ей старую двуколку – разве что не скрипела так надсадно, но так же вытряхивала душу на каждом ухабе, несмотря на подложенные подушки и меховые полости, которыми пассажиры укутывали ноги: в этом ящике на колёсах, кроме всего прочего, было очень холодно. Жаль, что на этот раз Меллер не оставил в Вязах одну из фур. И плевать, что грузовая. Зато катилась мягко и легко, а под защитой тента можно было завернуться в меховой кокон и вздремнуть.

Погода стояла довольно холодная, хоть и облачная. Редкий снежок временами принимался порхать в почти безветренном воздухе, но скоро унимался, и только серые слоистые облака лениво ползли по небу – нижние пласты в одну сторону, верхние в другую, временами приоткрывая бледное зимнее небо. Дорогу уже порядком наездили, но день был короток, так что путешественники больше времени проводили в трактирах при почтовых станциях, чем в дороге: разъезжать в темноте, приманивая разбойничьи ватаги и волчьи стаи, мало кто рисковал.

К трактирам этим, кстати, Катриона относилась с непреодолимой брезгливостью. Понятно, что в пути выбирать не приходится, но ложиться в постель, в которой огры знают кто спал прошлой ночью, и есть из плохо помытой общей посуды… Да, в детстве случалось, что целая компания мальчишек и девчонок спала вповалку на куче лапника, укрываясь двумя-тремя дерюжками на всех, но там все были свои, знакомые чуть ли не с рождения. И с ними ни тогда, ни до сих пор не противно было есть из одного котелка и пить из одной кружки по очереди. Но по трактирам-то своих не было! Вернее, за них можно было посчитать только консорта с охранниками, а кто пил заметно кислившее молоко из засаленной кружки ещё этим утром – опять же только огры знают.

– И вот так всегда? – спросила она Меллера, когда он в первый вечер в первом же трактире велел при нём перестелить бельё на обеих кроватях (спали они все в одной комнате – на одной кровати Катриона с консортом, на другой его охранники), и за это ему пришлось заплатить сверх выставленного утром счёта. – Или ближе к столице лучше?