Текст книги "Пират.Дилогия"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 38 страниц)

Новые же «птенцы гнезда Петрова» проживали в крупных европейских городах постоянно, знали языки, прекрасно разбирались в местных реалиях, шпионили помаленьку, добывая важные для своей страны сведения, или вот, как Райков, вербовали нужных людей.

– Так что, Андрей Андреич? – хитро улыбнулся гость. – У вас – корабль, у меня – надежные люди. Не рвануть ли в Россию? Нет, нет, я понимаю – шведы, так мы под курляндским флагом пойдем, а то можно и под французским – французы ведь шведам вроде бы не враги. Торговыми людьми скажемся, патенты у меня готовы, все честь по чести – комар носа не подточит. Тем более, в Ревеле и Риге свои люди есть, они все, что надо, сделают.

– Авантюра! – Громов рассмеялся прямо в глаза собеседнику.

Тот ничуть не обиделся, лишь ухмыльнулся да испросил разрешения закурить трубку.

– Курите, курите, – махнул рукой капитан. – Вон свеча – прикуривайте, а я открою окно.

– Хорошо тут у вас, – выпустив изо рта клубы ароматного зеленоватого дыма, Райков расправил плечи и с лукавым прищуром спросил:

– Домишкото неужели свой?

– Арендую, – хмыкнул Андрей. – Неужто не знаете?

– Да знаю, конечно, – гость не стал прекословить. – Так просто, для беседы, спросил. И, кстати, хочу заметить – вы б могли в СанктПетербурге иметь ничуть не хуже. И не арендованный, а свой!

– Да неужели?!

– Очень даже запросто! Царь Петр Алексеевич нужных людей ценит вельми.

– Однако ведь и службу потребует? – покусав губу, капитан разлил по стаканчикам кальвадос. – Как вам мое питье, Данила Петрович?

– Замечательно! – искренне похвалил гость. – Куда лучше дрянной мекленбургской водки. Да! А насчет службы царской скажу так: все точно то же самое, что и здесь. Порт, корабли, рейды. Только заметьте – не за короля Людовика, а за Родину. Нет ничего слаще, нежели Отечеству своему услужить! Что так щуритесь?

– Громких слов не люблю, – капитан Гром улыбнулся. – Да, признаться, таковым и не верю. Весь пафос – он для глупой толпы.

– А толпа и не бывает умной, – тут же парировал дипломат. – Хоть афинский охлос, хоть римский плебс… Помните – «Хлеба и зрелищ!». С тех давних времен ничего не изменилось, да. А вы умный человек, Андрей Андреевич… Впрочем, я навел справки.

– Интересно, – Громов покачал головой. – Что вы обо мне еще знаете, любезнейший Данила Петрович?

– Да все, – развел руками Райков. – Если хотите – скажу. Правда, не вдаваясь в подробности. Так рассказать?

Андрей молча кивнул.

– Вы, друг мой, из небогатых дворян, – с улыбкой продолжил гость. – Поверьте, понимающему человеку это хорошо видно по вашему воспитанию и манерам. Попали в Америку, скорее всего – через немцев, завербовались в наемники – или сначала шведский плен, а уж потом немцы, не важно. Потом вас продали англичанам – ганноверцы целыми полками продавали, англичане вас увезли в свои колонии – воевать с французами за испанскую корону, а откровенно говоря – мексиканское серебришко под себя подгребать. Ну таскать для других каштаны из огня вам быстро надоело, и вы бежали, нашли охочих людей, захватили корабль, много чего натворили, прославились не хуже, чем какойнибудь Лолоне или Морган, и, по примеру последнего, приняли верное решение поступить на государственную службу, правда, не в колониях, а в Европе. Что ж, Франция – неплохой выбор, и король Людовик – не хуже других. Правда, он уже далеко не в прежней своей силе. Что, друг мой, Андрей Андреевич? Так все было?

Громов развел руками:

– Ну както так.

– Вы вот еще что поймите, – докурив, Райков положил трубку на стол. – Прошлое ваше никого в России интересовать не будет, берем вас таким, какой есть – и в том, поверьте, заинтересованы преизрядно. Служба та же самая, правда, не скажу точно – где, в Архангельске или в СанктПетербурге. Родине будете служить… Тьфу, что это я?! Жалованье – в три раза больше! И от всех призов – треть вам и команде.

– И каперский патент от царя Петра? – грустно ухмыльнулся капитан. – В Шведскомто озере.

– Может, еще и замиримся со свеями, – гость покрутил ус. – Царь Петр Алёксеевич по всей Европе посредников ищет, был бы на месте Карла ктонибудь другой – давно бы договорились. А этот, вишь, Ингрию требует, СанктПетербург – отдай, мол! Черт упрямый, тупой солдафон! Погоди, изведаешь еще русской дубины!

– Изведает, – согласно кивнул Андрей. – Да еще как! Мало не покажется.

– Вотвот! – Райков весело засмеялся и, подняв стакан, предложил выпить за победу.

– За нашу победу! – посмеиваясь, уточнил капитан.

– Так что с моим предложением? – выпив, осведомился Данила Петрович. – Принимаете?

– Мне надо подумать, – Громов покусал губу, задумчиво глядя в окно на чистое голубое небо и видневшиеся вдали деревья на плато де Грас, там, где часовня.

– Конечно, подумайте! – всплеснув руками, расхохотался Райков. – Я же вас не неволю. Только давайте уговоримся – ровно через неделю вы мне дадите ответ. Видите ли, мои парни… их надо как можно скорее отправить. Не получится с вами, с кораблем, придется искать иные пути, ведь саксонский король Август Сильный нам нынче не друг – договорился тайно с Карлом в Альтранштеде, признал Лещинского польским государем. А царь Петр Алексеевич Августу, как брату, верил. Да, Андрей Андреич, не в службу, а в дружбу – вы не могли бы опытным своим глазом посмотреть набранных мною людей? Знают ли воинское дело, может, с парусами кто управляться умеет? Они здесь недалеко, на старом хуторе в БомонанОж, верст десятьдвенадцать отсюда. В субботу поехали бы с супругой своей на верховую прогулку – как раз и посмотрели бы. А? Как?

– Ну что с вами делать, любезнейший Данила Петрович? – подумав, Громов махнул рукой. – Так и быть – заеду, погляжу. Только не в субботу – дела – а, скажем, в воскресенье.

– Хорошо, в воскресенье, – покладисто согласился гость. – Как скажете, милостивый мой государь!

Ярко светила луна. Шумели деревья, и гонимые ветром облака плыли по темносинему небу к проливу и дальше – в Англию. Продравшись сквозь заросли ежевики, Громов поворотил коня и, оглянувшись на следующих за ним по пятам всадников, приказал всем спешиться.

– Мы дальше пешком, – Андрей протянул руку Бьянке. – А вы ждите здесь.

– Не беспокойтесь, Андрей Андреевич, – гулко прошептал Спиридон. – Чужаков не пропустим. А пастухам, буде набредут, скажем – мол, в город идем, да припозднились малость.

– Хорошо, – махнув рукой, Громов решительно повел возлюбленную по тропе, идущей на холм де Грас, к часовне Пресвятой Девы.

Позади остались верные люди, те, кому Андрей доверял – кроме Спиридона Рдеева, еще, конечно, Том, белобрысый юнга Лесли Смит… и все, иных больше не было – а никого лишнего и не нужно! Том, кстати, последовал сразу же за капитаном и баронессой – он был нынче свидетелем, пусть хотя бы один, свидетельницы не нашли, да, честно говоря, не оченьто и искали, опасаясь нарушить тайну.

Слева, почти под ногами, с гулким криком вспорхнула ночная птица, взлетела, громко хлопая крыльями, уселась на дерево.

– Черт бы тебя… – вполголоса выругался Том. – Эй, масса Эндрю, вы где?

– Здесь, – Андрей глухо рассмеялся. – Ну догоняй же, на ходуто не спи.

– Ага, я сейчас, масса!

Том передвигался достаточно шумно, пару раз так и вообще чуть было не упал в ежевичные кусты. Громов и Бьянка, оглядываясь на неловкого слугу, лишь посмеивались, все вокруг – черные кружевные деревья, сияющая луна, звезды – нынче казалось им какимто особенно благостным, волшебным.

Всем троим и в голову не могло прийти, что ктото крался за ними от самого Онфлера, не спуская глаз, точней, шел на слух, ибо уже давно наступила ночь. И этот – ктото – ловкая бестия! – весьма хорошо знал местность, куда лучше, нежели те, кто поднимался сейчас к часовне, и также лучше тех двоих, кто ожидал неподалеку, внизу.

– Пришли? Прошу, проходите.

Приглушенный голос священника прозвучал в ночной тишине, скрипнула дверь, и дрожащее пламя свечей, освещающих внутренне убранство храма, легло узкой желтой полоской на землю… легло лишь на миг, и тут же пропало, пропустив четыре темные тени в часовню НотрДам де Грас.

– Ага! – ктото притаившийся в кустах, как видно, прекрасно узнал голос. – Отец Анатоль тайно совершает требы?! Тактак… Что ж, будет что доложить.

А внутри, в часовне ярко горели свечи, и облаченный в праздничные одежды священник начинал великое таинство венчания, начинал с простых вопросов, вовсе не торжественных, обычных, просто спрашивал то, что должен был спросить:

– Веруете ли вы в Господа нашего Иисуса Христа и в то, что Он был распят на кресте за грехи людские, и воскрес во искупление грехов?

– Веруем! – хором отозвались трое.

– Теперь спрошу о конфессиях, – отец Анатоль понизил голос. – Кто из вас принадлежит к святой католической церкви?

– Я! – с гордостью отозвалась Бьянка.

Священник перевел взгляд на Громова.

– А ты, сын мой?

– А я – православный, – не стал скрывать Андрей. – Повашему – ортодокс. И что?

– Да ничего, – улыбнулся отец Анатоль. – Просто вы должны знать, что нужен еще один обряд – венчание по ортодоксальному обряду, раз уж вы с невестою принадлежите к разным верам.

– Ага, – кивнув, Громов довольно потер руки. – Мы обязательно такой обряд совершим, святой отец, при первом же удобном случае!

– Хорошо, – удовлетворенно кивнув, священник перевел взгляд на Тома. – А ты, сын мой?

– Я принадлежу англиканской церкви, святой отец.

– Что ж, это допускается, чтобы один из свидетелей принадлежал к иной вере… Правда в данном случае свидетель всего один… Свидетельницуто не нашли?

– Не нашли, святой отец, – со вздохом призналась Бьянка. – Просто хотим сохранить тайну.

– Как хотите… Ладно! Помолясь, начнем, – отец Анатоль торжественно поднял руки. – Раз уж нынче исключительный случай, обряд совершается ночью, а не, как положено, днем.

Опустив глаза, священник принялся читать по латыни Евангелие, читал минут десять, по окончании чего, вскинув голову, задал все те вопросы, которые обычно задают брачующимся в загсе:

– Бьянка, урожденная девица Сеньерра, вдова де КадафалкиПуччидо, согласна ли ты…

– Согласна!

– По доброй ли воле и без принуждения…

– По доброй…

– Андре де Тоннер, урожденный Громов, согласен ли…

– Согласен!

– Освящается брачный договор и этот перстень, коий верная супруга должна вечно носить на левой руке в знак своего брака и любви…

Ах, как сияли синие глаза юной баронессы! Как струилось шелком платье. Жаль, что на такую красу почти некому было взглянуть!

– А теперь – поцелуйте друг друга!

– Ах, милый… как я тебя люблю!

– И я тебя…

Не били колокола, многочисленные родственники не размазывали по лицам пьяные слезы, и дети не осыпали брачующихся нежными лепестками роз. Ничего этого не было, все проходило тайно, и эта тайна стоила не таких уж и великих денег, на ремонт часовни Андрей пожертвовал всегото дюжину луидоров, золотых королевских монет, отчеканенных по образцу испанских дублонов.

Простившись со священником, влюбленные – уже хотя бы наполовину муж и жена – быстро спустились вниз, к лошадям и верному Спиридону с юнгой. В небе ярко светила луна внизу, под ногами – лежал ночной город, лежал спокойно и тихо, лишь слышно было, как на стоящих в гавани кораблях отбили колоколами склянки.

Копыта коней гулко процокали по мостовой у церкви Святой Катерины, длинной и чемто похожей на корабль. В расположенном неподалеку доме скрипнула дверь… в окнах вспыхнули свечи…

– Тактак, – ловкий малый с неприметным лицом, кравшийся за всей компанией от самого леса, шепотом подвел итог: – Эти двое, плотник, отец Анатоль, черный слуга и… что за мальчишка? Юнга? Надо будет завтра узнать. А так – хорошо! Надеюсь, месье д'Эвре окажется нынче щедрым!

Шелковое, цвета морской волны, платье, шурша, упало под ноги, и обнаженная Бьянка, восхитительно прекрасная, как только что рожденная из пены Афродита, шагнула навстречу мужу, едва только супруги остались одни. Светало, и сквозь щели в ставнях в комнату просачивались тонкие лучики призрачнодрожащего света, напоминавшие отражающиеся от воды блики в облачный день, когда подсвеченные солнцем облака – нежнопалевые, золотистожелтые, розовые – неспешно плывут над морем, жемчужными россыпями уходя к горизонту.

Обняв супругу за талию, Андрей погладил ее по спине и принялся целовать в губы, жарко и страстно. Возлюбленная отвечала с тем же, если не с большим, пылом, синие очи ее закатились, и томно вздымалась грудь, изящная, упругая, с небольшими, быстро твердеющими сосками… кои молодой человек тоже накрыл поцелуями, и, подхватив Бьянку на руки, осторожно уложил в постель…

Они пришли в себя лишь к обеду, и тут Громов вспомнил об обещанной Райкову прогулке.

– Милая, а не поехать ли нам прокатиться? Тем более лошади во дворе.

– Опять на плато де Грас? – с улыбкой уточнила баронесса.

– Да нет, здесь ведь немало иных, не менее красивых мест, скажем – БомонанОж.

– Там я еще не была…

– Вот видишь!

Молодоженов сопровождали двое – Том и весьма кстати заглянувший в гости Спиридон, охотно согласившийся немного прокатиться. Так все трое и ехали, никуда не спеша и любуясь природой, Том, как и положено чернокожему слуге, почтительно шагал рядом, время от времени переходя на бег.

Около хутора Райков встретил их лично: поклонился, галантно приподняв шляпу, помог Бьянке спешиться:

– Проходите, проходите, дорогие гости. У меня уж и стол накрыт.

Стол был накрыт на открытой террасе, располагавшейся близ просторного, правда, довольно старого и требующего ремонта шато, серого, с высокими печными трубами и вентиляционными вытяжками. Клонившиеся ивы, густые кусты акации и голубые заросли вереска придавали пейзажу весьма живописный вид, а уж стол просто ломился от яств: Данила Петрович и здесь, за границей, демонстрировал широту русской души.

– Это вот – паштет из соловьиных язычков, откушайте, здесь, рядом – суфле с грибами, а в том серебряном блюде – салат из спаржи с мелко нарубленными жаворонками, сейчас принесут гуся и жаркое… Кушайте, дорогие гости, прошу!

В кустах весело пели птицы, ивы давали прохладную тень, и легкий ветерок уносил ослепительнобелые облака кудато далеко к морю.

– За гостей! За то, что приехали!

Выпили вина и пуншу, всем стало весело, и даже скромно прислуживающий за столом Том получил свою долю вина и кушаний.

– Сейчас подадут десерт, – Райков кивнул на молчаливых слуг – молодых плечистых парней с бесстрастными лицами статуй, – а мы с господином капитаном пока пройдемся, поговорим кой о каких делах. Ах, прекраснейшая мадам, ничего, если мы вас ненадолго оставим?

Бьянка махнула рукой и рассмеялась:

– Оставляйте, уж что с вами поделать? Дела есть дела.

Чмокнув жену в щечку, Андрей быстро последовал за Райковым. Миновав небольшой сквер, они обогнули шато слева и оказались на просторном заднем дворе, где собралось около сотни молодых мужчин и парней в скромных, без всяких украшений кафтанах.

– Ну, – Данила Петрович скосил глаза на Громова, – командуйте, господин капитан!

– Как скажете, – Андрей пожал плечами и повернулся к парням:

– Таак! Слушай мою команду… В три шеренги… становись! Рравняйсь! Я сказал – равняйсь… выровняли носочки… так… Смирно! Подняли головы… ага! Я вижу, в армии служили немного. Ладно… Кто умеет обращаться с фузеями – шаг вперед!

Переглянувшись, вперед выступило две трети собравшихся. Хмыкнув, Райков довольно потер руки.

– Теперь – канониры. Два шага вперед!

Помявшись, вышло человек десять.

– Кто хаживал в море? Умеет обращаться с парусами?

Парни обескураженно переглянулись, из строя вдруг вышел мужчина лет сорока, с красным обветренным лицом и уверенным взглядом:

– Мое имя ЖанЖак Лефевр. Парни просто не поняли вопроса, господин капитан. В море ходили немногие, но с парусами управиться смогут – я их коечему научил.

– Так вы моряк, месье?

– Боцман, господин капитан.

– Тактак… – задумчиво протянул Громов. – А нука, проверим… Вот вы! – он ткнул пальцем в первого попавшегося парня – белобрысого, стриженного покрестьянски, в кружок. – Гротмарсель – это где?

– Верхний парус на средней мачте, господин капитан! – без запинки выпалил белобрысый.

– А блинд?

– Блинд, господин капитан, на бушприте.

– Что ж, неплохо.

Искоса поглядывая на Райкова, Андрей опросил еще несколько человек, после чего развел руками и улыбнулся:

– Моряки – хоть куда. Правда, пока только в теории.

Данила Петрович окинул гостя цепким взглядом и, понизив голос, спросил:

– Ну так как? Согласны?

– Ммм… – скривился молодой человек. – Признаться, еще даже не думал. Както было не до того.

– Жаль, жаль, – Райков скривился и вздохнул. – Вижу, не особенното вы рветесь на родину, дорогой мой Андрей Андреич.

– Да как вам сказать…

Громов и в самом деле не рвался, он и здесьто, в Онфлере, можно сказать, только жить начинал, наконец вот женившись. А что в России? Дикий сатрап Петр Алексеевич? Боже упаси, там и в двадцать первомто веке – в чистейшем виде территориальноотраслевой феодализм с многочисленными и своевольными вассалами типа «Газпрома» или РАО «РЖД», с «вертикалью власти» по типу типичной древневосточной деспотии, основной принцип которой – «я начальник – ты дурак!» Нет уж, не надобно такого счастья! В прежней своей жизни Громов имел немало знакомых эмигрантов, уехавших кто в девяностые, а кто в «тучные» далеко не для всех нулевые, в Финляндию, Францию, Германию, Чехию… Обратно «домой» никто не рвался, и никакой ностальгии не испытывал. Вообще, это понятие – ностальгия – как заметил Андрей, почемуто поднимали на щит люди, нигде кроме какойнибудь пошлой «все включено» Турции не бывавшие, а то и вообще загранпаспорта не имевшие, зато всерьез полагавшие, что в чужедальнейто сторонке русского человека грустьтоска обязательно до смерти заест. Да не заест! Никого еще не заела, и не спился никто «от тоски». Спиваютсято – в России, большинство тех, кто по привычке полагает, мол, российское государство – это же их, родное – что давно уже далеко не так.

Так что никакая ностальгия Громова, как умного человека, не мучила, в Россию образца начала восемнадцатого века он не стремился ничуть. А вот туда, туда в двадцать первый… в цивилизацию… Перед каждой грозой таскал ведь Бьянку на корабль, надеясь – а вдруг?

Так что, наверное, и была ностальгия… не – упаси боже! – по государству – по временам, по эпохе.

А Райкову почемуто неудобно было сразу отказать, однако Андрей все же пересилил себя:

– Знаете, Данила Петрович, – думаю, что нет.

– Ну что ж, – дипломат не особенното и обиделся. – Жаль, конечно, но, как говорится – хозяин – барин. Не буду неволить, спасибо, Андрей Андреевич, что людей моих посмотрели. Молодцы ведь – один к одному, а?

Ближе к вечеру гости уехали, со всей искренностью поблагодарив гостеприимного хозяина за теплый прием. Данила Петрович долго махал им вслед, а когда всадники и идущий рядом негр скрылись в рябиновой рощице, хмыкнул в кулак и, утробно высморкавшись, промолвил себе под нос:

– Думаешь, избавился от меня, господин капитан? А вот шалишь! Все одно помоему выйдет, все одно! Чего вам, месье Лефевр? – Райков скосил глаза на подошедшего боцмана.

– Там человечек какойто… Нездешний, говорит, что за кроличьими шкурками едет.

– И что?

– Да больно уж востроглаз. И кроликов тут никто не держит.

– Так ты полагаешь…

– Да, мой господин – соглядатай. Королевский шпион, тут и думать нечего! За гостями нашими следил, с ними и явился. Прикажете его… того…

– Нетнет, – подумав, ухмыльнулся Райков. – Пусть о том, что видел, доложит, а мы… А мы подождем… не здесь, а близ Гавра. Пора уже туда перебраться… ЖанЖак – объявите о том людям, пусть собираются. Да! И парней, тех, кто половчее, отправьте в Онфлер… за соглядатаем этим.

На следующий день, в понедельник, с утра уже за Громовым и Бьянкой явился небольшой отряд коннополицейской стражи во главе с незнакомым офицером, представившимся лейтенантом Брюссо и вежливо попросивший «господина капитана и его домочадцев» следовать за ним в здание городского суда.

– А что случилось? – изумился Андрей. – Что, вас господин Дюпре послал?

– Господин Дюпре смещен со своего поста еще в субботу! – лихо отрапортовал лейтенант. – Приказом нового сюринтенданта полиции, графа д'Арно, наш прежний командир, шевалье д'Эвре восстановлен в своей должности… как и господин судья, к которому мы сейчас с вами и направляемся.

– Ах, вон оно как… – одеваясь, Андрей лихорадочно размышлял о случившемся. – А что же с маркизом де СентОбан?

– Арестован, господин капитан, – пожал плечами офицер. – Насколько я знаю, маркиз де СентОбан обвинен в злоупотреблении служебным положением и в ожидании суда помещен в Бастилию.

– В Бастилию! – непритворно ахнул Андрей. – Ну надо же! И что? Думаете, он оттуда уже не выберется?

– Может, и выберется, – Брюссо нехорошо ухмыльнулся и многозначительно поправил висевшую на новенькой перевязи шпагу. – Но нескоро.

– Тактаак…

– Вы собрались уже, господин капитан?

– Меня что, тоже вознамерились арестовать?

– Насколько знаю – господин судья лишь собирается предъявить вам обвинение. А дальше, в ожидании суда – домашний арест.

Надев треуголку, Громов покачал головой:

– Интересно, и в чем же меня хотят обвинить?

– А вот судья вам и скажет, – вполне логично объяснил офицер. – Вам и вашей супруге.

– При чем тут моя супруга?

– В суде все и узнаете.

Андрей был ошеломлен – ну надо же, ни с того ни с сего – словно гром с ясного неба! Ладно, с ним самим, пользуясь арестом маркиза, явно пытались свести счеты – было кому! Но вот Бьянка… к нейто какие претензии?

– Ничего, милый, – набросив на плечи легкий шелковый плащ, баронесса подбодрила супруга. – Я уверена – все очень скоро разъяснится, уладится.

Громов, кстати, думал сейчас точно так же. Ну врагизавистники, интриги – понятно. Однако под его командованием – почти целый флот! Моряки, морская пехота. Неужели посмеют арестовать? Это трусоватыйто судья? Вряд ли… Прав этот Брюссо – домашний арест, самое большее. От командования, конечно, отстранят – ну и черт с ним! Друзей много, еще поборемся!

В сумрачном зале суда, за трибуной уже собрались заседатели во главе с самим судьей – морщинистым старикашкой с желчным отечным лицом и недобрым взглядом, парик которого напоминал нечто среднее между вороньим гнездом и куском старой пакли. Солнечные лучи, падавшие сквозь украшенные витражами высокие стрельчатые окна, окрашивали лица заседателей в синий и зеленый цвета, придавая сим достойным гражданам сходство с ожившими мертвецами.

– А, месье де Тоннер! – хриплым, какимто каркающим голосом промолвил судья после доклада Брюссо. – Давно, давно вас ожидаем, как и супругу вашу… если ее вообще можно считать супругой.

Андрей возмущенно вскинул брови:

– Как это – можно считать?!

– А сейчас и узнаете, дорогой мой, вот прямо сейчас… Это кто еще?

Рассерженно тряхнув париком, судья вызверился на вошедших в зал жандармов в красных мундирах. Полдюжины человек во главе с широкоплечим молодцом – офицером. Вооружены алебардами и палашами, у офицера, кроме шпаги, еще эспантон и пара пистолетов за поясом. Жандармы конвоировали какогото безусого юнца, почти мальчика, с наглым ухмыляющимся лицом и связанными за спиною руками.

– Что это? Кто? – возмущенно закаркал судья. – Я вас что – приглашал, господа жандармы? Какого ж черта вы сюда ворвались?

– Доставили преступника, господин судья! – кивнув на задержанного, молодцевато доложил офицер.

– Какого еще преступника?

– Это – Ансельм Обиши, тот самый обидчик женщин из Хулгата! Наконецто попался, голубчик! Мы б его снаружи посторожили, на улице, да там девчонки с рынка – так мы боимся, кабы его до суда не разорвали.

– Ооо! – с интересом взглянув на ухмыляющегося парня, судья потер руки. – Так это значит, тот самый Обиши и есть! Обидчик женщин. Надо же – а по виду совсем еще молокосос. И где вы его поймали?

– В гавани, господин судья. В таверне «Черный жук».

– Ах, вон оно что. В «Жуке», значит. Ладно, сидите пока здесь, ждите… Только смотрите мне – не гомонить!

– Еще одно только слово, господин судья, – глянув на синие мундиры солдат коннополицейской стражи, учтиво испросил разрешения жандарм. – Не вам, а вот этому господину офицеру.

– Говорите, – судья махнул рукой. – Только быстро.

– Не вы ли будете лейтенант коннополицейской стражи месье Брюссо?

– Я, а что? – лейтенант вытянулся.

– Да ничего особенного, – его собеседник светски улыбнулся. – Просто я встретил по пути вашего командира, полковника д'Эвре, так он объявил общее построение и срочный сбор!

– Да, но у нас вот тут… – Брюссо растерянно обернулся на Громова.

– Так мы его можем сопроводить, если нужно, – пожав плечами, жандарм посмотрел на судью.

– Сопроводите, – похожий на паклю парик раздраженно дернулся. – А вы… – судья кивнул лейтенанту. – Можете уходить, тут и без вас народу много.

Солдаты коннополицейской стражи поспешно покинули зал заседания, и достойнейшие представители нормандского правосудия наконецто смогли приступить к своим непосредственным обязанностям.

– Итак, господин де Тоннер, имею честь сообщить, что вы, равно как и ваша… гмгм… супруга, обвиняетесь сразу по нескольким пунктам, – с ухмылкой прогнусавил судья. – В предательстве национальных интересов и в предательстве интересов веры!

– Что? – дернулся молодой человек. – Каких еще интересов?

– Извольте, разъясню, – похожий на паклю парик колыхнулся, словно корабль в бурю. – По первому пункту – вы постоянно поддерживали связь с нашими врагами англичанами…

– Ну надо же!

– Посредством вашего юнги… кстати, урожденного англичанина, по имени Лесли Смит, уже давшего все необходимые показания высокому суду.

– Интересно, каким путями вы их выбили?

– По второму пункту обвинения имеются два подпункта, – судья глянул на Громова с торжествующей усмешкой, словно все дело было уже давно доказанным и требовалось лишь соблюсти все необходимые формальности. – Подпункт «а» – вы тайно встречались с врагами нашего короля и католической веры, последователями некоего голландца Янсения, посланец которого, по имени Мартин, скрывался в вашем доме.

Тут уж не выдержала Бьянка:

– Что вы такое говорите, господин судья? У вас имеются свидетели?

– Конечно имеются! Кроме того, некий господин Анатоль, что служил при церкви НотрДам де Грас, тоже – янсенист, закоренелый враг нашего короля и веры!

– Отец Анатоль?! Янсенист?

– Это еще не все, господа! – судья повернулся к заседателям. – Не далее как вчера обвиняемые так же сношались с еще одними недобитыми врагами – с мятежниками камизарами! Гугенотами, коих, вне всяких сомнений, очень скоро ждет костер, и…

– Ну до костра, я полагаю, все ж не дойдет дело, – судью неожиданно прервал чейто гулкий голос.

Громов, Бьянка и все остальные обернулись, увидав идущего к трибуне человека в красном жандармском платье и с двумя пистолетами в руках.

– Райков! – удивленно воскликнул Андрей. – Данила Петрович! Тыто как здесь? Зачем?

– За тобой, – выстрелив в потолок, Райков громко расхохотался и кивнул жандармам. – А нука, парни, вяжите их всех. Нет, нет, своихто не трогайте. Ну что, Андрей Андреевич, скажете, что я не вовремя? Они бы вас вздернули, честное слово. И вашу дражайшую супругу бы не пощадили.

– Что ж, спасибо, – Громов покусал губу. – Я так полагаю – мы идем сразу на корабль? Слава богу, морских пехотинцев там сейчас нету, месье д'Арризо увел их тренироваться в лес. А ваши люди, господин Райков, они здесь?

– Недалеко от Гавра, – Данила Петрович поотечески взглянул на Андрея и улыбнулся. – Надо будет за ним свернуть.

– А сейчас – освободить юнгу.

– Уже!

– Быстро же вы управились! – с уважением промолвил Громов.

Райков рассмеялся, убирая пистолеты за пояс:

– На том и стоим, друг мой, Андрей Андреич, на том стоим!

Уже через полчаса «Красный Барон» вышел из гавани и лег на правый галс, к Гавру, точнее, к тому местечку в устье Сены, где дожидались завербованные Данилой Петровичем парни. Кто их знает, может, и впрямь – камизары, повстанцыгугеноты, не до конца разгромленные войсками Его величества короля Франции.

Глава 11

Лето 1707 г.

Балтика

Из Северного моря в Балтику «Красный Барон» прошел без всяких эксцессов, в числе подобных ему торговых голландских судов, следующих в Любек, Ригу или Ревель. Полосатый голландский флаг щедро пожертвовал Райков, также у него нашлись и русские стяги – полосатый триколор с андреевским косым синим крестом, ныне тщательно спрятанные в особом тайнике в трюме. Судно «голландского купца Яна Песториуса», по всем документам, вышло из Амстердама с грузом сахара и кофе, оный груз тоже предоставил все тот же Райков, перегрузив в устье Сены на лодках, и яснее ясного намекнул, что и кофе и сахар очень ждет в Риге один тамошний купец по имени Ганс Фидлер, по словам Данила Петровича, настроенный к России весьма лояльно. Часть денег за товар Фидлер предоставил заранее, еще весной, совершив так называемую фьючерсную сделку через Амстердамскую биржу, а часть – девяносто восемь тысяч талеров – должен был уплатить непосредственно в Риге, для чего Райков, тщательно проинструктировав Громова, дал ему к купцу рекомендательное письмо, кое тоже надлежало хранить в тайне, правда, тайна сия – в отличие от всех других – была чисто коммерческая. Просто уважаемый Данила Петрович, наряду с дипломатическими и чисто шпионскими делами еще и при удобном случае проворачивал чисто личные гешефты. Почему бы и нет? Поэтому судно должно бы обязательно зайти в Ригу, а из девяноста восьми тысяч талеров пять получал лично Андрей и еще пять делилось на всю команду. После Риги, сделав портовую отметку для возможной проверки со стороны шведских военных судов и прихватив попутный груз все от того же купца Фидлера, судну надлежало идти в Ревель, а уж оттуда – по бумагам – в Выборг, на самом же деле – свернуть в СанктПетербург (тогда еще – СанктПитерБурх, никакая не столица), можно даже и под голландским флагом, с подачи царя Петра Алексеевича голландцев в будущей столице любили и всячески жаловали, даже сам царь иногда подносил капитану чарку. К царю же Райков дал Громову письмо и просил заходить, не чинясь, ибо «вас, господин капитан, с собственнымто фрегатом и командой сам черт в друзья примет!». Так что дело все, казалось, было уже на мази, от Онфлера никто за беглецами не гнался, вот только Балтийское море все же не зря называли Шведским озером, а могущественная Швеция находилась с Россией в состоянии войны, король Карл упрямо требовал Ингрию с СанктПитерБурхом. Так что, ежели б шведы хорошенько проверили липового «голландца», могли бы возникнуть весьма нехорошие коллизии… впрочем, Андрей – а, вернее, его новая команда, предоставленные Райковым люди, вполне могли бы сказаться теми, кем на самом деле и были: французскими мятежникамигугенотами, беглыми «камизарами», как их называли за белые рубашки (камиза, поитальянски и южнофранцузски), надеваемые поверх одежды – нечто вроде мундиров, чтобы отличить своих. Камизары выступали за возвращение норм Нантского эдикта, коим славный король Генрих Четвертый когдато даровал свободу веры, и ныне давно отмененного, а также собирались установить какоето мифическое «царство равенства и братства», что заставляло Громова относиться к своим навязанным матросам с известной долей осторожности – он вообще не очень любил фанатиков и предпочитал не иметь с ними никаких дел.