Текст книги "Пират.Дилогия"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 38 страниц)

– Ого! – подошедший прораб (по совместительству старший надзиратель) сдвинул на затылок шляпу. – Вот это наработали, молодцы! Небось хотите получить сегодня лишнюю миску похлебки. Сегодня бобовая, я знаю, Висельник, ты ее любишь. И получишь, не будь я Педро Лопес!

Захохотав, прораб смачно зевнул и, почесав толстый живот, осведомился:

– Вы этого самозваного дона, случайно, не видели? Сюда он не приходил?

– Неет, неет, – помотал головой Громов. – Но я слыхал, как ктото, в обед еще, говорил, будто дон Рамонес собрался сегодня купаться. Погодкато как раз для него – говорят, он такую жару любит.

– Купаться, значит, ушел, бездельник! – сеньор Лопес с остервенением сплюнул себе под ноги, тем самым выражая свое возмущение и презрение – «Неандертальца», как и всякого из слишком уж жестоких людей, никто из «коллег» не любил и не жаловал. Боялись – да, но не приятельствовали.

– Мог бы и отпроситься, хотя б для приличия, – потянувшись, буркнул прораб. – Купальщик хренов, чтоб его там акулы сожрали. Но вы, работнички! Поднимайтесь да живо пошли. Уж будет вам сегодня похлебка – я обещаю!

– Спасибо, любезнейший сеньор Лопес, – со всей возможной искренностью поблагодарил молодой человек.

Выбравшись изо рва, «каналоармейцы» – как еще в начале работ прозвал копателей рва Громов – зашагали вслед за надзирателем, невольно любуясь сверкающим белым песком, пальмами и синим, прозрачным до невозможности небом. Слава богу, Лопес шел быстро и не оглядываясь – товарищам по несчастью выпала хорошая возможность поговорить, чем немедленно воспользовался вдруг воспрянувший духом Андрей, ни капельки не сожалевший о случайном убийстве надсмотрщика. Ну и не убил бы, что тогда? Выбил бы тот мальчишке глаз или насмерть забил? Что же касается трупа, то тут надо было думать. А пока – первыйто раунд выигран, по крайней мере до завтра «дона Рамонеса» никто не будет искать… тем более он же ушел купаться.

Молодой человек приложил руку к глазам: в море и в самом деле ктото купался, какойто отчаянный пловец – заплыл далеко, дальше, чем стоявшее на рейде судно, судя по парусному вооружению – шхуна или шебека… водоизмещением чуть поменьше, нежели недоброй памяти «Эулалия».

– А нам везет! – указав рукой на пловца, Громов, понизив голос, все так же поанглийски продолжил: – Ты сказал – рано бежать, так?

– Так, – парнишка и сейчас не отличался многословием.

– Тогда объясни – почему рано? – не отставал Андрей.

– Осенью сюда придут воины моего племени, немного – разведчики, отправившиеся на поиски свободной земли. Вот с ними мы может уйти, – индеец неожиданно улыбнулся. – Если доживем.

– Люблю я хорошую добрую шутку! – осклабился молодой человек. – Особенно – из уст молчунов.

– Мы все не протянем и месяца, – безразлично, просто констатируя факт, промолвил дикарь. – Все погибнем во рву. До осени нам не дожить, нет.

Громов задумался: вообщето индеец был прав – сейчас все чувствовали себя на последнем дыхании, и насколько еще этого дыхания хватит – вопрос. Скорее всего, весьма и весьма ненадолго. Теперь, когда появилась надежда, нужно было срочно чтото придумать, както продержаться… как?

– Откуда ты так хорошо знаешь английский?

– Два года я провел в приюте, в Чарльзтауне.

Название города юноша произнес твердо, на английский манер – «Чарльзтаун», а не «Чарльстон», как иногда говорили французы или испанцы.

Андрей хмыкнул:

– Нахватался, значит, хороших манер.

– Потом убежал оттуда – отомстить за свою мать, Синюю Тучку. Там же, в Чарльзтауне, ее и сожгли, как ведьму.

– Ого! Твоя матушка умела колдовать? Впрочем, извини – сочувствую, – молодой человек тяжело вздохнул, вспомнив Бьянку. – Так за матьто ты отомстил?

– Отомстил, – парень скрипнул зубами. – Однако не всем, коекому удалось уйти… Потому я и хочу бежать… вместе с вами. Один я до осени не продержусь, а вы… вы очень умный и рассудительный, сэр, – я давно это заметил.

– Чего ж раньшето играл в молчанку? – похвала парня пришлась бывшему лейтенанту по вкусу, что он и не старался скрывать. – Почему раньше не подошел?

– Раньше были живы старшие, – тихо пояснил индеец. – Черный Койот и Желтые Брови… они совсем недавно отправились в края вечной охоты… и звали меня с собой.

– А ты не захотел?

– Мне все равно… было. Но вот сейчас… Тем более нужно довести месть до конца!

Андрей покачал головой:

– Дааа… еще какнибудь отсюда выбраться. А до того момента – не сдохнуть.

– Теперь не сдохнем! – уверенно отозвался подросток. – Вы чтонибудь придумаете, сэр.

– Мне бы твою уверенность, парень!

А он не такой уж и молчун, – глядя на своего собеседника, вдруг подумал Громов. Да и с чего быть молчуном молодому парню? Это все выдумки бледнолицых, молодые индейцы любят поболтать ничуть не меньше своих белых сверстников, просто вынуждены сдерживаться под воздействием племенных традиций, но вот когда за этими традициями совсем некому проследить, то…

– Камни, – подойдя к старым крепостным воротам, лейтенант посмотрел на карниз. – Скоро обвалятся к черту.

– Чточто? – тотчас же повернулся к нему Лопес, прораб. – Что ты сказал про камни? Чтонибудь понимаешь в кладке?

– А как же, – улыбнулся молодой человек. – Я ведь когдато клал… да у нас в каземате почти одни каменщики, так уж случилось.

Старший надсмотрщик радостно потер руки:

– Тактак, каменщики, значит. Что ж раньшето молчали?

– Так никто ж не спрашивал, почтенный сеньор.

Лопес не обманул: на это раз в камере Громова все наелись от пуза. Другое дело, что процесс этот особото никого не радовал – ну поели досыта, дальше что? Завтра – и послезавтра, и каждый день – снова тупой одуряющий труд, выход из которого один – гибель. Особенно остро это ощущал Мартин Пташка, парень совсем уже выбился их сил, ел очень мало, и уже даже не ходил – передвигался, глядя в одну точку невидящим, давно потухшим взглядом. Всем остальным было все равно, лишь вот только сейчас Андрей попробовал расшевелить бедолагу, шутя напомнив про юную красавицу Аньезу.

– Аньеза, да… – подросток мечтательно улыбнулся. – Мы обязательно встретимся с нею, я знаю…

– Ну вот, это уже дело!

– На том свете… там…

– Тьфу ты, господи, – Громов махнул рукой. – Ладно, поговорим с тобой завтра. Рамон! – он повернулся к соседу. – Ты ведь у нас, кажется, каменщик?

– Ну да, – безразлично отозвался тот. – Каменщик, так и есть.

– Так ты работуто свою не забыл? Нет? Так, думаю, завтра вспомнишь. А заодно обучишь и нас, хватит уже во рву ковыряться.

Ночью, неожиданно проснувшись, молодой человек сел, привалившись спиною к стене каземата, и принялся размышлять о будущем – а подумать нынче было над чем. Полная луна заглядывала краем в оконце, и желтый мерцающий свет ее отражался в широко распахнутых глазах молодого индейца. Парень недвижно лежал на спине и, кажется…

– Эй, эй, – шепотом позвал Андрей. – Ты там не умер?

– Нет, – скосив глаза, юноша улыбнулся. – Нет.

– Ну слава богу, – Громов облегченно перевел дух и спросил: – Слушай, а тебя как зватьто?

– Саланко, – так же тихо отозвался индеец и, немного помолчав, пояснил: – Повашему значит – «Грозовая Туча, из которой вотвот пойдет дождь»… Нет! Не совсем так… ммм… «хлынет ливень»! – так гораздо лучше.

– Конечно, лучше, – согласно кивнул лейтенант. – Ну что, мистер Грозовая Туча, давайка спать. Как у нас говорят – утро вечера мудренее.

Утром, перед работами, надсмотрщикпрораб Лопес отвел Громова в сторону:

– Ну где твои каменщики?

– Так все, – Андрей обвел рукою всех своих сотоварищей по неволе, включая молодого индейца.

– И этот, что ли? – подозрительно посмотрев на Саланко, надсмотрщик покачал головой и перевел взгляд на едва стоявшего на ногах Мартина Пташку. – Про этого доходягу я вообще молчу.

– Мы справимся с любой работой, почтеннейший сеньор Лопес, – слегка поклонившись, лейтенант прижал руку к сердцу. – Только поручите!

Прораб задумался, глядя, как другие надсмотрщики, щелкая кнутами, повели оборванную толпу изможденных узников в ров, где уже скончалось от непосильного труда около дюжины человек, а сколько умрет еще, сказать не мог бы никто. Наверняка – немало.

– Ладно, – оглянувшись, Лопес указал пальцем на ворота и обвалившийся фриз. – Вот вам первая задача – сделаете, а там поглядим.

– Сделаем, – незаметно подмигнув своим, спокойно заверил молодой человек. – Только нам нужен раствор, кирпичи, инструменты…

– Да, я знаю, у нас есть коечто… – прораб махнул рукою. – Идем.

– Я только возьму с собой своего помощника… очень хорошего каменщика, досточтимый сеньор.

Они вернулись примерно через полчаса, оба узника толкали перед собою по тачке с инструментами, большим жестяным корытом и мешками с необходимыми для раствора ингредиентами.

– Деревенщина, и ты, Сильвио, будете возить песок и щебень, – тут же распорядился Рамон Кареда. – Работа тяжелая, но к обеду мы вас сменим. Все остальные – месить раствор и класть кладку. Просто будете мне помогать, а заодно – учиться. Но первонаперво нам надо разрушить все, что тут еще держится.

– Разрушим!

Поплевав на руки, Громов схватился за кирку и энергично принялся за дело. Рядом встал Рамон, остальные оттаскивали камни и осколки кирпичей, складывая их аккуратно кучей неподалеку – вдруг, да пригодятся еще. Потом, под мудрым руководством Каменщика, принялись замешивать в корыте раствор, а уже после полудня наступила очередь делать кладку.

– Не так, не так, – покрикивал Рамон на горепомощничков. – Ровней, по отвесу клади.

Старший надсмотрщик Лопес ошивался неподалеку, у караулки, о чемто болтая с солдатами и время от времени кидая подозрительные взгляды на новую бригаду. Пару раз он даже подошел, посмотрел, выругался, но ближе к вечеру резко подобрел, глядя на красивую и крепкую с виду кладку.

– Вот это дело! Нууу… Сегодня же доложу о вас сеньору коменданту.

Последнего долго ждать не пришлось – длинноносый граф д'Аргуэлья выехал из крепости почти сразу же после разговора Громова с прорабом и, придерживая коня, оглянулся, посмотрев на ворота. Брови его тут же взлетели вверх, к треуголке с плюмажем.

– Ого! Черт побери, неплохо! Чья работа?

– Вот их, – пальцем показал Лопес. – Специально их выбирал, дон комендант, и, думаю, не ошибся.

– Вижу, что не ошибся, – граф благосклонно кивнул и, полюбовавшись пылающим оранжевым золотом закатом, задумчиво скривил губы. – Это хорошо, что у нас теперь есть каменщики. Надо строить стену – от города и до крепости. Думаю, лишней она не будет, лишь бы до сезона дождей управиться.

– Управимся, господин полковник! Клянусь Святой Девой Гваделупской – управимся, – вытянувшись, словно новобранец, доложил прораб.

Эти его слова весьма не понравились Громову, вовсе не имевшего намерений торопиться и вкалывать, как отмороженные на все головы комсомольцы двадцатых годов… или зэки тридцатых.

Уже ночью, перед сном, он так и сказал всем – тянуть как можно дольше.

– Иначе, парни, не имело никакого смысла заводиться с кладкою – какая разница, где сдохнуть – на стене или во рву.

– Лопес будет торопить, – сквозь зубы промолвил Рамон.

Андрей хлопнул в ладоши:

– А ты не торопись! Намто спешить некуда. Или качество, или скорость – тебе ль не знать?

– А он и знает, – растянувшись на рисовой соломе, неожиданно ухмыльнулся Сильвио. – Еще б не знать – триста лет собор строят, хха! А этойто стены нам лет на сто хватит.

– Если плетками вперед не погонят, – мрачно добавил каменщик.

Индеец Саланко, Деревенщина Гонсало и Мартин Пташка в беседу не вмешивались – Деревенщина давно уже храпел, индеец вообще никогда не лез с разговорами, а вот Пташка… Похоже, тот вообще не мог прийти в себя и, отвернувшись, лежал с открытыми глазами, уставившись взглядом в стену. Конечно, работа каменщика была куда легче, нежели труд землекопа, однако это касалось здоровых молодых мужчин или хотя бы выносливого, как и все первобытные люди, индейца, но вовсе не такого субтильного юноши, как Мартин, чахнувшего буквально на глазах. Он даже перестал вспоминать Аньезу, что было совсем уж плохим знаком. С подозрением поглядывал на подростка и прораб Лопес, неоднократно уже порывавшийся отправить «бездельника» обратно в ров – «пусть там подыхает, здесь от него все равно никакого толку». Пока удавалось хоть както прикрывать парня, но с каждым днем делать это становилось все труднее, и нужно было срочно чтото решать. А что?

– Да ничего тут не придумаешь, – както в разговоре откровенно заявил Рамон. – Видать, суждено ему помереть, и тут уж что скажешь? Не наша воля, но Господа.

Каменщик набожно перекрестился и, сплюнув, исподлобья взглянул на Громова.

– А ты что о нем так печешьсято?

– Да не знаю, – молодой человек пожал плечами, он и в самом деле не знал, что сказать. – Наверно, просто привык, привязался. Да и жалко его.

– Добрый ты человек, Андреас, – тихо посмеялся Кареда. – Это только Господь да Святая Дева могут всех жалеть, а мы с тобой просто люди. О себя надо думать, о себе!

Наверное, Каменщик был прав, если рассуждать с точки зрения гламурнопошлой идеологии «не дай себе засохнуть» и «бери от жизни все». Правда, это все же больше не к «хомо сапиенсам» относится, к животным больше, человек от зверя все же тем и отличается, что имеет потребность комуто бескорыстно помогать, делать добро, даже подчас и совершенно незнакомым людям.

А Мартина Громов все же считал своим, сколько с ним уже вместе – и во время тяжелого плавания, и во время бунта, и здесь… Да, парень сейчас не выдержал, сломался – так что же, бросить его на произвол судьбы? Пусть помирает, «человек человеку – волк».

Андрей совершенно не знал сейчас, что предпринять, чем помочь Мартину, – а парень явно нуждался в помощи, – не знал, и от этого на душе у молодого человека почемуто скребли кошки.

А утром подросток просто сел на кирпичи, выпустив из рук лопату, которой должен был размешивать раствор, и сидел так, тупо уставившись в одну точку и не обращая внимания ни на что. Хорошо хоть никого из солдат или надсмотрщиков поблизости в этот момент не оказалось – все они собрались толпой у ворот и дружно приветствовали господина полковника, явившегося в крепость в сопровождении своей очаровательной супруги. Оба ехали верхом, хотя от города до крепости и было совсем ничего, однако же высокий статус обязывал. Белое, с красными шелковыми вставками, платье графини д'Аргуэльи хорошо сочеталось с вороной лошадью – такой вот контраст. Издали показавшаяся Громову очаровательной девушкой, вблизи графиня оказалась не столь уж и юной – лет тридцать, а то и чуть больше, по здешним нравам – вполне солидная матрона, хранительница семьи и едва ли не бабушка. Стройная, с черными вьющимися волосами и аристократически бледным лицом, тщательно охраняемым от солнца под широкополой шляпой, женщина не торопясь ехала вслед за мужем, с любопытством поглядывая на узников. Глаза ее – кажется, темношоколадные или черные, чуть вытянутые к вискам, наводили на мысль о капельке местной индейской крови, впрочем, в испанских колониях это вовсе не выглядело моветоном… в отличие от колоний английских.

Красивая и надменная – так бы определил графиню Андрей, как и все, бросивший работу ради приветствий и почтительных поклонов. Даже Мартин – и тот, похоже, наконецто проявил хоть какуюто заинтересованность, и причиной тому явилась… нет, не красавица графиня, явно староватая для подростка, а… все та же Аньеза, вместе с другими слугами – чернокожими и белыми – идущая вслед за лошадью своей новой хозяйки. Аньеза… Да, она выглядела, как служанка, которой и была: выбивающиеся изпод какогото дурацкого апельсинового цвета чепца соломеннозолотистые вьющиеся волосы, скромное темное платье с передником, простенькие сандалии на ногах. Никаких украшений… разве что сияющие глаза… и улыбка, озарившая исхудавшее личико, едва только девушка заметила Мартина – а парень, вскочив на ноги, давно уже махал ей рукой.

– Какой миленький, – графиня приняла приветствия юноши на свой счет и даже придержала лошадь, скосив глаза на подбежавшего Лопеса. – Неужели этот бедный мальчик – бунтовщик?

– О, еще какой, донна Кьяра!

– Вот как? – графиня перевела взгляд на Мартина. – А ты сам что скажешь? Язык проглотил? Что ты так смотришь?

– Ваше платье, мадам…

– А что с моим платьем? – Донна Кьяора недовольно поджала губы.

– Оно чутьчуть… так, слегка… устарело, – облизав губы, промолвил юноша.

– Ах, устарело?! – Темные глаза матроны сузились, и без того бледные щеки еще больше побелели от гнева. – Нет, ну каков нахал…

– Он не нахал, он портной, госпожа, – выступив вперед, учтиво поклонился Громов. – Парень из Барселоны и знает толк в нарядах и тканях. Думаю, он много чего мог бы вам подсказать. И даже пошить.

– Портной?! – Лицо графини вдруг озарилось радостью. – Ах, вон оно что… И как же тебя зовут?

– Мартин, госпожа графиня.

– Можешь звать меня – донна Кьяра, – милостиво улыбнувшись, обворожительноцарственная супруга коменданта форта СанМаркос томно взмахнула рукой. – Сегодня же я велю доставить тебя в наш дом. Скажу мужу. А ты готовься… Мартин… Надо же, такой юный – и портной. Из Европы! О наконецто я утру нос всем своим подругам… особам весьма завистливым, надо сказать.

Графиня хлестнула изящной плетью коня, нагоняя мужа, а Мартин все так и стоял, все смотрел ей вслед… на Аньезу. Девчонка даже обернулась, несмело помахала рукой…

– Ну вот, – Громов хлопнул парня по плечу. – Вижу, наконецто ты ожил.

– Аньеза, – с мечтательно улыбкой прошептал юноша. – Неужто Господь даст нам свидеться?

– Даст, даст, – расхохотался Андрей. – Только не Господь, а господин комендант… вернее – его супруга. Ты и в самом деле хороший портной, Мартин?

– Так, коечто умею.

– А ну что встали? Работайте! – прервал разговор вернувшийся от ворот Лопес и, посмотрев на Пташку, добавил: – А ты завтра утром явишься в дом сеньора графа! Не сам, конечно, явишься – тебя отведут. Фу! – надсмотрщик неожиданно скривился. – Ну и запашина от вас! Ты, парень, утром смоешь пот в море. Смотри осторожнее, этого придурка Рамонеса, похоже, все ж таки сожрала акула! А я ведь его сколько раз предупреждал.

– И что, тело не нашли? – с видимым безразличием спросил Громов.

Лопес с презрением отмахнулся:

– Да и не искали особо. Кому надото? Этот Рамонес, он ведь бобылем жил, да и многим здесь надоел – недобрый, драчливый, злопамятный. Нельзя таким быть, нет!

Попрощавшись со всеми, Мартин ушел утром, точнее сказать – увели. Один из свободных от несения службы солдат отвел подростка сначала к морю, а потом – в дом господина полковника. С тех пор парня в крепости и не видели, и Андрей искренне за него радовался. Кто на что учился! Чем месить раствор в грязном корыте, так лучше уж помахивать иглой, перешивая наряд для красавицы графини… к тому же еще и Аньеза под боком, глядишь, скоро и до свадьбы дело дойдет – в те времена браки устраивались рано. А что? Получить благословение графини да открыть мастерскую – по мнению Громова, Мартин на это был способен вполне.

Нынче же следовало думать о себе и своих напарникахкаменщиках, не забывая и о Саланко – именно с его помощью узники и надеялись бежать, а как ещето? Пробраться на какойнибудь корабль – бред, еще только хуже будет, да и не возьмет никто за просто так, без оплаты, капитаны ведь тоже не дураки. Выдадут… и горожане – выдадут, все они вполне искренне ненавидели «английских собак» (было за что!), тем более – за беглых полагалась солидная премия. Так что надежда была лишь на индейцевмаскогов, именно так «Грозовая Туча» Саланко именовал свое племя, англичане же называли их «крик» – «ручей» или «люди ручья». Как понял Андрей, соплеменники юного индейца жили на юге Каролины, на берегах какойто небольшой реки или ручья, потому англичане так их и прозвали. Около двух десятков селений, родовых становищ, из которых главные роды – касита, ковета, куса и кусабо, Грозовая Туча принадлежал к последним. Что же касается здешних, флоридских, индейцев – Саланко называл их тимукуа и майяими – то те считали маскогов врагами. И не зря – маскоги частенько помогали английским колонистам в набегах на ту же благодатную Флориду, кстати, и сам юный индеец угодил в плен во время подобного набега.

Значит – Каролина. Колония, когдато подаренная королем Англии Карлом Вторым нескольким пэрам. Кому именно Каролина, еще не разделившаяся официально на Северную и Южную – принадлежала сейчас, Громов не знал, и у Саланко не спрашивал, справедливо полагая, что ненужной информацией голову забивать нечего. Гораздо больше лейтенанта сейчас интересовало другое – ну убегут с маскогами – а дальше что? Да, конечно, в столице Каролины Чарльстоне – «Городе короля Карла» – беглецов никто не знал, и, наверное, можно было бы выдать себя за кого угодно – телеграф, слава богу, еще не изобрели, и вряд ли из Барселоны хоть чтонибудь сообщили, тем более матросы со «Святой Эулалии» – те, кто еще жив – ныне ударно трудятся на рытье рва и вряд ли скоро окажутся в Каролине.

– Да, черт с ней, пускай Каролина, – махнул рукой Каменщик Рамон. – Какая разница – где? Другогото выхода у нас все равно нет… А в Чарльстоне мы хотя бы будем свободными и чтонибудь придумаем – для начала можно и дома строить по договору – опыт у вас всех теперь есть.

Головешка Сильвио махнул рукой:

– Согласен – Каролина!

– А я бы домой вернуться хотел, в Матаро, – неожиданно промолвил Деревенщина Гонсало. – Землю б свою вернул, крестьянствовал… Женился бы.

И столько в его голосе было неожиданной щемящей грусти – вот уж никто не ожидал! – что Громов закусил губу. В конце концов, и самто он хотел бы вернуться. А Чарльстон – это порт, куда, насколько помнил Андрей, не так уж и редко заходит один кораблик… под названием «Барон Рохо»…

– Кстати, насчет дома, – усмехнувшись, лейтенант повысил голос. – Думаю, твоя идея, Гонсало, не так уж и несбыточна. Мы все сможем вернуться домой… я имею в виду Барселону, Матаро и чтото там еще… Да, сможем! И, полагаю, гораздо быстрее, чем вы все себе представляете – война ведь не будет длиться вечно.

– Да, но король Карл… Это ж от его имени нас всех осудили и выслали!

Андрей покачал головой:

– Однако королю Филиппу Бурбону мы ничего плохого не сделали. Наоборот, от конкурента его пострадали.

– Так ты, Андреас, думаешь, что Филипп Анжуйский…

– Он вполне может стать королем для всей Испании, – перебил Громов Головешку. – Если откажется от будущих претензий на французский трон, удовлетворившись только испанским. Это устроит всех – англичан, голландцев, пруссаков. Да так и случится, попомните мои слова!

С минуту узники сидели молча, обдумывая услышанное, и тишину вновь прервал сиплый бас Деревенщины:

– Так что же? Выходит, мы все же можем и домой вернуться?

– Можем, – не колеблясь, заверил Андрей. – Не сейчас, конечно, а лет эдак через пять. Сначала до Чарльстона доберемся, а там поглядим.

Недели через полторы после этого разговора «бригаду каменщиков» бросили на ремонт бастиона: неожиданно обвалился проход в угловую башню, пришлось срочно восстанавливать, опять же – под мудрым руководством опытного в подобных делах Рамона Кареды. Здесь, в бастионе, за работниками никто не следил – куда ж они из крепости денутсято? Справедливости ради надо сказать, что и на строительстве стены контроль за людьми Кареды и Громова тоже был ослаблен: кроме этой бригады там трудились и другие, и во множестве – приглядывать было за кем, а «старые каменщики» уже зарекомендовали себя в лице прораба Лопеса и крепостного начальства, да и вообще считались надежными. Может, даже и потому, что какимто образом за них замолвил словечко Мартин Пташка, ныне личный портной самой графини, донны Кьяры д'Аргуэльи?

Так оно все было иль нет, однако ж на ремонте провала (чтоб впредь не проваливался) приятели особо не ухайдакивались – вдалито от чужих глаз! Правда, и не бездельничали особо – чтото делать все равно было нужно, Громов, к примеру – работая киркою, расширял проход, да так, что, нанеся очередной удар, едва не провалился в какуюто неожиданно разверзшуюся яму, зияющую холодной чернотой.

– Ого! – испуганно вскрикнул Головешка Сильвио. – Это что же, вход в ад?

– Входто вход, – опытный строитель Рамон сразу же заинтересовался ямой. – Но сдается мне – вовсе не в ад. И, скорее, это вовсе не вход, а выход.

– А нука, поглядим! Сильвио, держи факел повыше…

Двумя ударами расширив проход, лейтенант спрыгнул в яму и, протянув руку, взял у Головешки факел…

– Господи… – гулко прозвучал его взволнованный голос. – А здесь и правда – вход в ад, клянусь всеми святыми!

– Что там такое? Что? – ремонтники заинтересованно вытянули шеи.

– Сами смотрите… вон…

В небольшой тесной каморке, на выстланном серым камнем полу, обнявшись, лежали два скелета! Дада, именно так – обнявшись, сжимая друг друга в объятиях…

– Вон оно что… вот, значит… – прошептал Рамон. – Я слышал про это от Лопеса, но не верил.

– Да что ты слышалто?!

– Это прелюбодеи, любовники, – Каменщик сглотнул слюну и перекрестился. – Женатый мужчина и замужняя женщина. Их поймали и замуровали здесь, в бастионе… Господи, они так и умерли, обнявшись.

– Выходит, сильно любили друг друга, – протянул Андрей. – Что ж, пусть земля им…

– А там, дальше – подземный ход, – всмотревшись, Головешка потянулся за факелом. – Поглядим? Слазим?

– Давай один, и быстрее, – подумав, распорядился Громов. – А мы тут, ежели что, прикроем. Лезь!

Посланец вернулся минут через десять, выбрался в каземат, к скелетам, и неожиданно улыбнулся:

– Ход ведет в рощицу, а за нею – море! Я видел это, видел… Вполне можно пролезть!

– Хорошо, – лейтенант задумчиво почесал бородку. – Может, этот ход нам и сгодится. Вот что, давайтека мы его немножечко завалим да сделаем кладку в полкирпича… вот так…

Узники едва успели управиться, как в каземат спустился Лопес. Полюбовался на обнявшиеся скелеты, перекрестился, да, покачав головой, протянул:

– Дааа… Вот ведь не повезло бедолагам. Ну что вы, закончили?

– Да уже почти.

– Быстрей поднимайтесь. Андреас, и ты, Кареда… Сеньор комендант желает вас видеть.

Пока шли, каменщики втихомолку переглядывались, недоумевая – зачем они понадобились графу?

Шаги гулко отдавались под мрачными сводами узкого полутемного коридора, а вот впереди блеснул солнечный свет. Вслед за своим сопровождающим узники пересекли двор с выгоревшей бурой травою и поднялись по знакомой лестнице на второй этаж, в рабочий кабинет господина полковника.

Комендант встретил арестантов довольно милостиво, даже кивнул на скамью у дальней стены, после чего без всяких обиняков сказал:

– С завтрашнего дня будете работать в городе. Я хочу выстроить флигель для гостей – вот и займетесь, а впоследствии… впоследствии, думаю, будут и другие заказы. Надеюсь, справитесь.

– Не беспокойтесь, господин полковник, – встав, поклонился Громов. – Нам бы только всей своей бригадой… сработались ведь уже, да.

Граф махнул рукой:

– Берите, кого хотите. Только не больше полдюжины человек – работы в крепости тоже ведь не должны останавливаться.

– Думаю, мы справимся и впятером, господин полковник!

– Тем лучше. Завтра с утра можете приступать. Вас проводят.

СанАгустин представлял собой совсем небольшой городок с населением, наверное, тысяч пятьсемь, а то и того меньше. Выстроенный из белого камня собор на главной площади был виден издалека, а звон его колоколов, как горделиво шутили горожане, слышала вся Флорида, что походило на правду, если учесть, что, кроме СанАгустина никаких других городов в этой местности не имелось.

Двухэтажный особняк графа д'Аргуэльи располагался недалеко от Соборной площади, на широкой, утопающей в зелени авениде СанКристобаль, где, кроме самого коменданта, селились и другие важные лица, в том числе – и алькальд, сеньор Хулио де Арадо, дородная супруга которого – Аркадия де Арадо – соперничала с донной Кьярой во всем – от нарядов до устройства ассамблейсобраний, на которых, увы, приглашались всегда одни и те же – ибо кого было еще звать, не простолюдинов же?

Обычно по пятницам дамы давали балы, чаще – по очереди, но иногда – ввиду обострявшегося по тем или иным мотивам соперничества – и каждая по себе, назло подруге переманивая наиболее почетных гостей. С развлечениями в городке было негусто, кроме ассамблей и балов, пожалуй что, и ничего не имелось, если не считать соборных праздников и захода какогонибудь большого судна. В общем, жили у всех на виду, скучно.

Неглубокий котлован под флигель хозяйские рабы выкопали еще раньше в тенистой глубине обширного сада, так что «бригаде Громова и Кареды» оставалось только залить фундамент, да, помолясь, возводить само здание, чем и занялись вскоре каменщики. Первое время их каждое утро сопровождала пара солдат из форта, а затем пленники стали передвигаться по городу самостоятельно, на правах бесконвойных. Бежать тут было некуда, кругом одни болота, ядовитые змеи с аллигаторами да дикарииндейцы. Правда и той куцей свободы, что вдруг у них появилась, узники не видали давно, чему, конечно же, радовались, тем более что и кормили их теперь не так, как в крепости, – обедали строители здесь же, в саду, в летней кухне, где их частенько навещал Мартин, одевавшийся ныне как настоящий денди: настоящие, с пряжками, башмаки, короткие штаны с чулками и красный, поверх белой сорочки, камзол с медными, начищенными до нестерпимого блеска пуговицами.

– Нуну, парень, – посмеивался Головешка. – И много ты нашил платьев своей хозяйке?

Юноша при этих словах отмахивался и почемуто краснел… и Громов догадывался – почему. Даже, когда Пташка пожаловался на то, что здесь очень трудно хоть чемто помочь Аньезе, утешил:

– Ну не такая уж и страшная та графиня Кьяра.

– Не страшная? – подросток покусал губу. – Да, она красивая! Но очень жестокая, коварная и злая. Все слуги от нее плачут, а про Аньезу я и не говорю… Эта змея самолично лупит ее за любую провинность! Впрочем, лупила и до меня…

– Мартин! – босоногий слуганегр, подбежав, прервал беседу на самом интересном месте. – Хозяйка зовет тебя срочно. Беги со всех ног, нынче она чтото особенно злая. Да не туда, не туда беги, не в дом! Она ждет тебя рядом, в беседке.

Беседка располагалась в глубине сада, рядом с прудом, откуда строители, с разрешения хозяина дома, таскали воду для приготовления раствора. Вот Громов как раз за водой и отправился, прихватив с собой две большие кадки – его была очередь… только вот до пруда не дошел – заинтересовался донесшимися из беседки голосами.

– Ах, милый Мартин, поцелуй же меня скорей, ну… быстрее… Теперь развяжи платье… погладь мне спинку… да, да… У нас нынче мало времени – дражайший супруг мой вотвот должен вернуться… Раздевайся! Ну что ты стоишь? Вы что сегодня, все сговорились? Привратник еле двигается, эта дурочка Аньеза – тоже… Представляешь, сегодня едва не опрокинула на меня кофейник… пришлось приказать ее высечь… сейчас и будут сечь, мы с тобой полюбуемся, да? Что ты так смотришь – глазенки вылезут… – Голос графини вдруг зазвучал подругому – вовсе не нежно, а язвительно и зло. – Думаешь, я не видела, как вы целовались? Там, в барбарисовых кустах… Что? Не так? Ах ты…