Текст книги "Убийца среди нас (СИ)"

Автор книги: Анатолий Силин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 38 страниц)

– А что, я согласен! – воскликнул Рюмин. – Мне такое купание по душе: бодрит, понимаешь, воодушевляет. Ты как, Надежда Викторовна?

– Без проблем, но без загадываний. Не люблю загадывать.

– А что скажет Ирина? – спросил Рюмин.

– Куда муж, туда и я. Ведь без меня вам никак не обойтись. Вспомните, кто подавал водочку с бутербродами. Кто?

– Ты Ирина, ты подавала, – ответил за всех Рюмин. – Только теперь и ты должна с нами окунуться.

– Нет уж, не дождешься, Игорек.

Шутили, смеялись, строили планы. Перед тем, как разойтись, Рюмин спросил Парамошкина, собирается ли он поехать на поминки отца? Девять дней уже послезавтра.

– Хотелось бы, – ответил Григорий, не ожидавший от шефа такого вопроса.

– Так вот, мы с Надеждой Викторовной посоветовались и решили отпустить вас на три денька. Думаю, что как-нибудь справимся. Или мало?

– Хватит-хватит, вполне достаточно, – ну что мог ответить Григорий? Он о поминках даже не думал, а Рюмин не только вспомнил, но и отпустил. Это перед самым-то Новым годом, когда столько хлопот. Нет, все-таки во многом Григорий к нему несправедлив.

– Ой, Игорек, какой же ты умница! – обрадовалась Ирина и, подойдя к нему, звонко чмокнула в щеку. Не ожидавший от нее такого всплеска эмоций, Рюмин смутился.

– Я и всегда был таким. Или тайну для себя открыла?

– Нет, сегодня ты не такой, как всегда, – не согласилась Ирина, вытирая носовым платком с его щеки губную помаду.

– Рад слышать, тем более, от тебя.

Григорий на поцелуйчик жены не обратил внимания. Весь вечер мысли кружились вокруг Нади. Может, показалось, но в этот раз она была с ним холодна. Уж не появилась ли между ними трещина? При прощании все прояснилось: глаза Нади блеснули озорно и обнадеживающе. Видно, так было надо.

XXX

Парамошкин легкой трусцой бежал от проруби к дому. Было сумрачно, вьюжило, ветер гнал по льду податливые струйки снега. Метель начиналась с вечера. Вчера, при прощании, кивнув головой на водохранилище, Рюмин сказал:

– Заметет за ночь прорубь. Денек пропустишь?

– В семь часов как штык.

– Вот это я понимаю – мужчина! – похвалила Надя.

– После купания от пьянки ничего не останется. Хоть заново начинай, – пошутил Григорий.

– Сядем, но не раньше как договорились. Слово свое держу, – сказал Рюмин.

Григорий вчерашней встречей остался доволен. В этот раз у него к Рюмину претензий не было: денег не пожалел, домой отпустил – мать-то как приезду обрадуется. Воодушевляли и перспективы работы фирмы, они просто сказочны. А каков был прощальный взгляд Нади. Он и посейчас в глазах стоит. Но расслабляться нельзя, жизнь идет: надо все взвесить и ничего не забыть. Первое – придти пораньше на базу и встретиться с бухгалтершей. Зачем приходила? К чему намекала – "горит-не горит"? Видимо, что-то хотела сказать, а он, как всегда, спешил и не принял. А ведь мог и поговорить, ничего бы не произошло страшного. Теперь вот думай и гадай, что к чему. Появилось волнение, но тут же погасло, заглушенное ожидаемыми приятными переменами. "Да, до отъезда к матери не забыть внести деньги за товар", – подумал он.

Уже у дома взгляд Григория неожиданно наткнулся на стоявший возле забора милицейский "УАЗик". Машина словно магнитом стала притягивать к себе. Вновь волнения: встречи с милицией Григорий не хотел. В голове замелькали мысли одна беспокойнее другой. Неужели за ним? Да нет, чепуха какая-то! Бывают же поломки и всякие непредвиденные обстоятельства. Зачем волноваться, вот сейчас подойдет и все узнает.

Остановившись у калитки, стал стряхивать с себя снег, искоса наблюдая за машиной. Еще теплилась надежда, что это не к нему, а просто случайность или кого-то ждут. В кабине водитель и еще один человек. Этот второй, открыв переднюю дверцу, вышел из машины. В доме тоже хлопнула дверь. В наспех накинутом пальто выскочила Ирина. Парамошкин пошел навстречу. Глаза у жены заплаканы, в них растерянность и тревога.

– Что случилось? – спросил как можно спокойнее.

– Эти, – Ирина нервно махнула рукой на милицейскую машину, – за тобой, – и опять в слезы.

– Да перестань! Можешь толком объяснить, что все это значит? – волнение жены стало раздражать. Ну не пойдет же он к милиционеру спрашивать: вы, уважаемый, ко мне или к соседу приехали?

– Вот. Он пусть тебе и скажет, – ответила Ирина.

"Он" – это появившийся в калитке сержант милиции, подтянутый и хмурый.

– Вы директор торговой базы Парамошкин?

– Я, а в чем, собственно, дело? – подобный диалог ему уже знаком.

– Мне поручено сопроводить вас на базу.

– На базу?! – переспросил Григорий удивленно. Уж чего-чего, но этого он не ожидал. – И в связи с чем же я удостоин столь высокой чести? – в душе заиграла педагогическая струнка. Надо показать сержанту, что он не какой-то там рядовой обыватель.

– База утром будет опечатана, и вы, как директор, должны при этом присутствовать.

– Сержант, а вы не ошиблись? На каком основании опечатана?

– Есть соответствующее решение. Вас с ним ознакомят.

Григорий понимал, что просто так за ним никто бы не приехал. Злая весть путала все планы. Значит, будет проводиться ревизия. И когда? Перед увольнением с работы. Идиотизм да и только! А разве сам не идиот, что оставил вчера на столе тетрадку с записями выданных "челноками" товаров. Там вся его с ними денежная арифметика! Может, бухгалтерша именно поэтому и заходила. Теперь-то близок локоток... А что, если попытаться проскочить на базу раньше милиции и успеть забрать злополучную тетрадку? По деньгам, что не вернул, потом что-нибудь придумает. Эти и другие мелочи проскочили в голове единым залпом. Надо было что-то делать, машина во дворе на ходу.

– Успокойся, ничего страшного не произошло, – сказал Ирине. – Опечатывают, значит так надо. И потом сержанту: – Сейчас быстренько позавтракаю и приеду. Можете тут или у базы подождать. Ради Бога, не беспокойтесь, никуда не денусь, – у Григория уже созрел план действий: пока милицейский драндулет доберется до базы, которая на окраине города, он будет уже там. Лишь бы сержант согласился. Тот, к счастью, не возражал и вскоре "УАЗик" затарахтел вдоль набережной.

Григорий крикнул Ирине:

– Быстренько приготовь мне пару бутербродов!

– С чем?

– Хоть с чем, только скорей. Поняла?

Метнувшись в дом, он скинул с себя спортивный костюм, быстро переоделся, взял со стола ключи от машины и бегом во двор. Аккумулятор новый, масло залито для зимнего сезона, так что машина завелась сразу. Пока она прогревалась, Григорий очистил щеткой от снега лобовое и заднее стекла, потом открыл старые деревянные ворота.

Ну что за жена! Вечно волынит. Вот уж кто не приспособлен работать четко и оперативно. Черт с ними, с бутербродами. Тетрадь важнее. Сев в машину, включил скорость. Уже на улице плаксивый голос Ирины:

– Куда же ты, Гриша? А бутерброды?...

Теперь не до бутербродов. Надо во что бы то ни стало опередить милицию. Поехал самым коротким путем.

Парамошкин мчался к базе по еще непрочищенной от снега дороге и молил Бога успеть приехать пораньше сержанта. Понимал, что если тетрадь попадет в органы правопорядка, то его ожидают большие неприятности. Нужны ли они сейчас, когда дела в фирме пошли в гору, когда только-только зажили с Ириной по-человечески, когда перестали считать в кармане рубли, а впереди столько задумок и планов! Не хватало всего этого лишиться. А ведь кто-то его подло заложил...

Кто?..

Кажется, успел, подумал обрадованно и свернул к воротам базы на неглубокую снежную колею. Кто ее так рано оставил? Может, сторож на своем "Москвиче"? Или заезжал наряд вневедомственной охраны, проверявший объект? Беспокойная мысль появилась и тут же исчезла. Поставив машину и даже не закрыв ее, побежал к воротам. Вошел во двор базы – и лучше бы не заходил. Кого там только не было: работники милиции и люди в штатском; тут же Гнидкин и бухгалтерша. Но уж кого он не предполагал увидеть, так это клиента Гнидкина, которого когда-то выгнал с базы. Того самого, что представлялся работником БХСС.

– А вот как нельзя кстати пожаловал и сам хозяин базы, – процедил тот тоном, не обещающим Парамошкину ничего хорошего. При слове "хозяин" мрачно поглядел на него, потом отвернулся и, как показалось Парамошкину, подмигнул Гнидкину.

"Ясно, что Гнидкин все подстроил, – думал Григорий. – Но теперь-то какое это имеет значение?" Было слышно, как за воротами остановилась машина. Скорее всего, это тот самый "УАЗик". Он угадал, во двор вошел приезжавший за ним сержант милиции. Проходя мимо Григория, сержант негромко бросил:

– Быстро вы, однако, управились позавтракать.

И не понять, что он хотел этим сказать. Отпросившись, сержант тут же уехал, а бэхээсник произнес:

– Мне, старшему оперуполномоченному областной службы БХСС, Соломкину Вячеславу Семеновичу, в присутствии руководства базы горпромторга и понятых, – он кивнул головой вначале на Парамошкина, потом на людей в штатском, – поручено исполнить поручение и опечатать базу в связи с проведением в ней внеочередной ревизионной проверки.

Соломкин был одет в дубленку темно-коричневого цвета, в теплые полусапожки и шапку из норки. В руках он держал папку. "В такой одежке не замерзнет", – усмехнулся Григорий. Он уже смирился с тем, что тетрадь по-дурацки проморгал, и теперь пытался найти хоть какой-нибудь другой вариант. Может, попросить Соломкина зайти и взять ее с кое-какими личными вещами? Но ведь не разрешит. Однако спросил: а вдруг да удастся? Нет, тот даже слушать не захотел. Остался последний вариант – попросить бухгалтершу, чтобы приняла от него деньги и внесла в кассу. Пока прикидывал, как это лучше сделать, Соломкин неторопливо направился в его сторону.

– Разрешите ключи, – сказал требовательно и протянул руку.

– Какие ключи, зачем? – попытался сыграть под дурачка Парамошкин.

– Не надо строить из себя непонятливого. Давайте ключи от своего кабинета и первого склада, в который вы или кто-то по вашему заданию имел доступ.

– Ах, эти! Пожалуйста, возьмите! Я-то думал, от дома.

– Не надо нервничать, мы с вами не в цирке.

Отстегивая ключи, Парамошкин еще раз попросил забрать личные вещи. Соломкин не возражал, но только завтра и лишь то, что не потребуется для проведения проверки.

Началось опечатывание служебных помещений. Парамошкин подошел к Гнидкину.

– Выздоровел? – спросил тихо.

– Не совсем. Попросили приехать на случай, если вас вдруг дома не окажется, – сказал так, будто ко всему, что происходило, он нисколько не причастен. Глаза холодные, хотя нет-нет да появлялись в них искорки злорадства, которые он пытался скрыть.

– Что ж, долечивайся, потом разберемся.

– Вы это о чем, Григорий Иванович? Никак грозите? Как бы с вами теперь не разобрались.

– Это мы еще посмотрим, – нагнувшись, шепнул Гнидкину на ухо: – Запомни, подлюка, тебе это даром не пройдет! – улыбнувшись, крепко похлопал своего заместителя по плечу. У Гнидкина перехватило дыхание, он учащенно засопел, что-то хотел сказать, но вышло только невразумительное мычание. Выпучив глаза, боязливо смотрел на Парамошкина: знал, что Григорий очень силен и бывает невыдержан. Угрозу проглотил; потом, после, расскажет Соломкину, да и не только об этой угрозе.

У Парамошкина в душе все кипело. Ругал себя за то, что так и не убрал Гнидкина. Теперь неизвестно чем все может кончиться. Но надо еще переговорить с бухгалтершей. Попросил ее отойти с ним в сторонку.

– Что теперь будет-то, Григорий Иванович? Ведь у нас не все в порядке. Должок за вами немалый. Вчера, словно чуяла, хотела поговорить, да у вас времени не нашлось, спешили куда-то.

"Ишь, слезу пускает – "хотела поговорить"! – подумал Парамошкин. – Если б хотела, то поговорила б, и никакого сыр-бора не было. Слишком хитра..." Но ссориться не стал. Зачем? Может, возьмет все-таки деньги? Попросил как можно обходительней, намекнув, что проверка пройдет, а им еще вместе работать. Но не тут-то было. Собеседница, будто ее крепко обидели, громко возмутилась?

– Да вы что, Григорий Иванович, мне предлагаете? Это же подсудное дело! Нет уж, выкручивайтесь как хотите, а меня в свои махинации не втягивайте.

– О чем шум? – тут же вырос рядом Соломкин.

– Сами разберемся, – буркнул Григорий. Вот и последняя надежда рухнула. Бухгалтерша по-своему права: зачем ей лишняя нервотрепка? А сопереживала для видимости, на деле же небось будет рада, если его с треском попрут с директорства. Это при лучшем исходе, а вполне возможен и худший вариант – уголовное дело. Парамошкин все это понимал. От утреннего радостного восприятия жизни ничего не осталось. Надо было что-то делать, но что?..

После опечатывания служебных кабинетов Соломкин, доверенные лица, а за ним и остальные потянулись к складским помещениям. Гнидкин отпросился и ушел, к Парамошкину подошли работники базы – спросили, что делать? Он же и сам толком не знал, сколько дней продлится ревизия? Может, неделю, может, больше. Да это его и не интересовало. Вот каковы будут последствия? К кому обратиться за помощью? Кроме Шлыкова да Рюмина не к кому...

Но вот процедура опечатывания, наконец, закончена. Соломкин отпустил всех кроме Парамошкина. Было заметно, что ему доставляет удовольствие поиздеваться над ним и показать свою значимость. Григорий и сам был не рад, что в тот раз обошелся с ним по-свински. Да и особых причин тому не было, просто разозлился на Гнидкина. Сколько всевозможных клиентов-просителей с утра до вечера отиралось на базе, и надо же было нарваться именно на Соломкина. Но не просить же у него прощения? Какой в этом смысл теперь, когда колесо закрутилось?

Соломкин же с издевкой спросил:

– Ну, как настроение, господин директор? Что-то совсем скисли. Успокойтесь, вы же тут хозяин! Вспомните, как недавно меня при своем подчиненном унижали. Будто я и не человек совсем. Да, моя должность не для всех приятная, ну и что? Обидели, унизили, а ведь я вас просил...

Парамошкин скрипнул зубами.

– Не надоело куражиться, Соломкин? Думаете, буду в ноги кланяться или слезу пускать? Не дождетесь. А за угрозы и издевательства ответите.

– Ой, как напугал, прямо со страху падаю! Нет уж, теперь мы вывернем тут все наизнанку. А вы будете сидеть дома и ждать результатов нашей проверки. Они, уверяю, вас не обрадуют, это уж точно. Наковырять можно всегда, было бы желание, а оно у меня есть.

– Мне идти? – спросил Григорий, не желавший больше спорить. В любом случае спор этот ничего хорошего ему не даст.

– Почему бы и нет, идите, пожалуйста, только подпишите вот этот документ, – Соломкин протянул лист бумаги и ручку.

– Это еще что такое?

– Подписка о невыезде. То есть, уезжать без нашего разрешения вам теперь никуда нельзя. Можем вызвать в любое время. Ясно?

– Чего уж тут неясного, – проворчал Григорий, ставя свою подпись.

XXXI

Парамошкин ходил мрачнее тучи. Знал, что ревизия на базе началась, но как проходит и сколько продлится – неизвестно. Все его попытки вернуть тетрадку с записями успехом не увенчались. Соломкин, видно, с ней ознакомился и на все его просьбы отвечал отрицательно. Парамошкина, словно в издевку, называл не иначе как господин директор. У Григория от всяких думок голова трещала. Речь о поездке на девять дней отца и не шла. Какие тут поминки, если сидишь и ждешь повестку. Ложился и вставал с одной лишь мыслью: вызовут-не вызовут.

Когда о случившемся узнал Рюмин, устроил такой разнос, какого у Парамошкина никогда в жизни не было. Надя больше молчала, хотя намеками и дала понять, что поступок его считает несерьезным. Ирина нервничала, плакала, строила всякие предположения. В общем, из-за Парамошкина нарушался ритм работы фирмы "Надежда". Без своевременного завоза товара из Москвы сворачивалась торговля в киосках, хотя до этого все было уже отлажено. Пришлось выкручиваться. Дважды за товаром выезжала Ирина. Ныла, ворчала, а куда деваться, надо выручать мужа. Рюмин злился, постоянно выговаривал Григорию, что тот своевольничал, его не слушал и вот – подвел фирму.

Неожиданно хоть как-то успокоил Шлыков: как и обещал ранее, пригласил Григория на чашку чая. Сидели в уютной комнате в районной администрации. Был поздний вечер, и никто не мешал. Шлыков пополнел и, как показалось Парамошкину, посолиднел, стал меньше суетиться, реже протирать свои очки. К Григорию он всегда относился уважительно, при каждой встрече любил повспоминать об их первой совместной поездке в Польшу. Говорил, что из Парамошкина со временем получится толковый предприниматель. Если же у Шлыкова исполнится все что задумано, то он возьмет Григория в свою команду. Когда-то, с легкой подачи Рюмина, Шлыков лишь мечтал стать мэром Каменогорска, теперь же он являлся одним из основных претендентов на эту должность.

Настроение же у Парамошкина было сверхпаршивое. "Какая уж теперь "команда Шлыкова", – думал, размешивая в чашке сахар, – теперь вот-вот поступит другая команда..." Рассказал все как было, ничего не утаивая. Шлыков ел бутерброд, запивал крепким чаем и, не перебивая, слушал. Перед чаем пропустил рюмку коньяка. Предложил выпить Парамошкину, но тот отказался.

– Нет, ну надо же оставить против себя такую "компру"! Сам говоишь, что коллектив говенный, что и раньше следили и доносили... А это похуже головотяпства. Ей-Богу, не ожидал такого легкомыслия! – но в общем-то он был корректен и не унижал как Рюмин.

– Раскисать не надо. Это не в нашем духе. Давай думать и думать. Так говоришь, Вениамин тоже у тебя отоваривался?

– Да у кого же еще! – рассказал как славно посидели в последний раз и как долго не мог отправить Веню домой. Не то чтобы наябедничал, скорее, для поддержания разговора вставил, что за полученный товар Веня полностью так и не рассчитался.

– Вот и отлично! – обрадованно воскликнул Шлыков. – Это как раз и поможет тебе выкрутиться.

– Не понимаю, – пожал плечами Григорий. – Да чем тут поможешь, когда все так запутано?

– Э-э, братец, и не такие дела порой вершатся! Жди и моли Бога, чтобы отца Вени побыстрей назначили губернатором области. Я уже говорил по телефону, что грядут большие перемены. Имел в виду как раз назначение на губернаторский пост старшего Скоркина. Насколько мне известно, там, наверху, все на мази. Вопрос решится не сегодня-завтра. Тогда не только твоя проблема будет снята, а и кое-какие вопросы покруче. Вспомни наши прежние разговоры.

– Вы это серьезно?

– Серьезно на все сто процентов! Но, не дожидаясь официального решения, советую еще разок встретиться с Вениамином и хорошенько поплакаться. Не помешает. Посидите, потолкуйте, повспоминайте.

– Будет сделано! – обрадовался Парамошкин. Организовать для Вени сабантуйчик им с Ириной раз плюнуть. Она постарается с угощением, его же задача – пригласить Веню.

Спросил, почему же Рюмин ему об этом не сказал? Ведь знал же... Шлыков снял очки, стал их, как всегда, старательно протирать.

– Рюмин есть Рюмин, видно, ожидал удобного момента.

– Ну, дорогой Григорий Анатольевич, спасибо, что хоть немного успокоили. Не знаю как и благодарить!

– Меня-то за что? Теперь моли Всевышнего, чтобы задержки с назначением нового губернатора не было. В этом твое спасение. Но советую не трезвонить, да и с Веней при встрече веди так, будто ничего не знаешь. Рюмину тоже пока ничего не говори. Всему свое время.

Два Григория встали, обнялись, похлопали друг друга по плечам. Парамошкин вскоре уехал домой. Впервые после опечатывания базы он был относительно спокоен.

XXXII

Малюсенькая, но все же надежда на спасение, появилась. А где есть надежда, там не все потеряно. Парамошкин ехал в офис и думал, думал о парадоксах своей жизни. Как быстро все поменялось. Совсем недавно ничего не предвещало беды и горя, все было ясно и понятно. Теперь же кругом одни «надежды». Фирма «Надежда», что так прочно стала утверждаться, но он, один из соучредителей, мог ее запросто лишиться. Неожиданная встреча и любовь к Наде-Надежде. Неужели его счастье в ней, а не в Ирине? Но и Надя пока для него загадка. А теперь вот появилась надежда на спасение собственной судьбы. Будет ли она в этот раз к нему милосердна или погубит, исковеркает жизнь?

Почти всю ночь после беседы со Шлыковым Парамошкины не спали и строили планы. Встречу с Вениамином решено было не откладывать. Все будет зависеть от него – придет или заупрямится? В голову лезли всякие сомнения: теперь-то Веня может и возгордиться. Встречу обговаривали до мелочей. Кажется, все учли.

С утра Григорию надо было определиться по работе: на базе делать нечего, сказано – ждать вызова. Но где ждать? У бабки Фроси? Или в офисе? Однако откуда Соломину знать о фирме "Надежда"? Парамошкин боялся еще в чем-либо ошибаться и заехал в офис. Рюмин кому-то названивал. Сомнения Григория его не взволновали.

– Боишься о фирме узнает? – спросил, хмуро посмотрев на него. – Ничего страшного. Соучредитель ты или нет– кому какое дело? А вот работать надо. Подумаешь – подписка о невыезде. Если что, в городе всегда найдет. Не хватало еще дома отсиживаться. В общем, будешь товар по киоскам развозить. Тут дел невпроворот.

Рюмин держался с Григорием на отдалении. Что хочет этим доказать? Унизить? Или ждет, чтобы он перед ним заискивал? Ведь знает же, что в области скоро будет новый губернатор, а молчит. Наверное, думает потом сюрприз в своем стиле преподнести. Показать, какой он добренький и как много о Парамошкине заботится. Это уже не раз бывало, хотя промашки и не прощает.

Весь день Григорий развозил товар по киоскам. Работа, разговоры с людьми помогали коротать время и успокаивали. Но надо было опять ехать в офис и доложиться Рюмину. Такой тот установил порядок.

В офисе было немноголюдно. Иногда заходили посетители, в основном киоскеры или ищущие работу. Женщины занимались своим делом, между собой общались мало.

Рюмин опять заворчал:

– Ну и натворил же ты дел, братец! Такую пилюлю перед Новым годом подложил!

– Будто мне от твоих нареканий легче! – огрызнулся Григорий.

– Это не нарекания – боль души. Понимать надо.

– Может, хватит об этом? Дома, на работе, везде одно и то же. Чего же мне теперь, по-твоему, делать?

– А вот и не знаю. Привыкли, чтобы я за всех думал. Сам пошурупь мозгами.

– Сколько дней шуруплю, да никакого толку.

– Надо ехать за товаром в Москву, а кому? Тебе нельзя. Ирине? Но справится ли она в предновогодней суете? Вот над чем надо шурупить, – Рюмин вновь стал кому-то звонить по телефону. Навострив уши, женщины слушали, но в спор не встревали.

В офис зашли люди, и, расстроенно буркнув "до свидания", Григорий вышел. Сказал, что поедет на склад, а потом по киоскам. Но на самом деле двинул к Вениамину Скоркину. Для Парамошкина это было куда важнее, чем пустой перебрех с Рюминым.

Веню нашел на работе. Тот, выйдя на проходную, с пафосом воскликнул:

– Не-т, что ни говори, а верно подмечено: старый друг лучше новых двух! – подошел, обнял, а чуть отстранившись, спросил: – Чего пасмурный? Или встал не с той ноги? А? Ведь не просто так заглянул? По глазам вижу, что не просто. Говори, не молчи.

– Угадал, есть проблема. Но давай отойдем от проходной. Не люблю, когда с ног до головы как на медкомиссии разглядывают.

– Может, в кабинете чайку попьем?

– Некогда, времени в обрез, – отошли к засыпанной снегом скамейке. Веня закурил. Он все такой же суетной и разговорчивый, но не хнычется, как в последнюю встречу на базе.

– Отца похоронил, – вздохнул Григорий.

– О-о-о, от всего сердца соболезную. Это трагедия! Я бы смерть бати, пожалуй, не перенес. Для меня он – все!

– Отец есть отец, – согласился Григорий. – Но тут и другая беда свалилась, – придав лицу скорбный вид, помолчал.

– Ну чего тянешь, говори, – поторопил Веня.

– В общем, базу недавно бехээсники опечатали.

– Это как?!

– А вот так. Кто-то настрочил анонимку и закрутилось. Предполагаю, что тот самый Гнидкин, мой заместитель, да я тебе о нем говорил. У него свой человек в БХСС.

– И что теперь?

– На базе ревизия, а чем закончится – сам не знаю. Не подпускают.

– Советовал же тебе: гони его, нет, не послушал! – завелся Вениамин.

– Легко сказать – гони! Все не так просто. Я же говорю – у него связи.

– Ну и хрен с ними, пусть проверяют-ковыряют. Это, в конце концов, их работа. Не думаю, что у тебя там полный провал.

– Провала нет, но зацепки будут. – Рассказал, что давал кое-кому товар, а деньги по оплошности сразу не внес. Да Веня и сам об этом знал.

– Помню-помню, – почесал он лоб. – Я, кажется, тоже имею перед тобой небольшой должок. Верну, обязательно верну. А вообще-то надо не спешить и хорошенько все обмозговать. Не так страшен черт, как его размалевывают.

– Да-а, подумать есть над чем. Ты уж, Веня, извини, что влез со своими проблемами. Их у каждого хватает. У тебя-то как?

– Пока никак, но скоро может быть, – ответил с непонятным, но обнадеживающим намеком Скоркин.

– Неужели замаячило что-то на горизонте? – будто не догадываясь, спросил Парамошкин.

– Ха, "замаячило"! Уже не маячит, а можно сказать, хорошо просматривается.

– Ну говори, не тяни кота за хвост! Иначе кондрашка хватит.

– Никаких кондрашек, ясно? Никаких! – отрубил Веня. – Знай: на днях или раньше, как любит говорить мой батя, он станет губернатором. Так-то, друг Гриша.

– Да ты что?! Даже так? Ну и обрадовал! Это же наша сокровенная мечта. Помнишь, как ждали, хотели, чтобы сбылось? Слава Богу! Дай я тебя, друг, обниму! – началось тисканье. Веня охал, Григорий боялся, как бы не перестараться. Наконец угомонились.

– Не поверишь, – прерывисто дыша, сказал Веня, – у меня все из рук валится. Не могу работать, жду-не дождусь назначения отца! Быстрей бы...

– Я-то тебя как никто понимаю. Тут не просто радость, а радость особая. Слушай, а почему бы нам это не отметить? Зайди вечерком в гости. Только никаких отговорок. Глядишь, и сам малость развеюсь, а то совсем духом упал. Потолкуем. Помечтаем. Ирина сделает все как надо.

Веня заулыбался – значит, предложение Григория пришлось по душе. Распрощавшись, обрадованный Парамошкин заспешил домой предупредить жену о предстоящей встрече.

... Говорить, что застолье состоялось – ничего не сказать. Оно прошло с шиком, эффектно, будто на одном дыхании.

До выпивки Парамошкины, как и было заранее ими договорено, поплакались гостю. Радостно потирая ладони от предстоящего угощения, Веня заявил, что он скоро поможет им избавиться от злого рока. Для убедительности еще раз напомнил: Парамошкины – его лучшие друзья, и он их в беде не оставит.

Потом пили, пели, плясали. Тосты так за душу брали, что слезу вышибали. А как плясали! Это надо было видеть. Бабушку Фросю, чтобы не мешала, супруги заранее попросили удалиться к соседке. Все шло по задуманному плану, но одного Парамошкины не учли: Веня в этот раз не только сам много пил, но и заставлял пить остальных. Григорий еле "спас" Ирину, а не то пить бы ей наравне с мужчинами. Веня милостиво разрешил Ирине пить по неполной рюмке и через раз, хотя и того ей было предостаточно. Спорить же с подвыпившим Веней было бесполезно. Обычно он быстро косел, на что Григорий с Ириной и рассчитывали, но в этот раз, как назло, гостевание у Парамошкиных ему так понравилось, что после непродолжительного сна на диване он вновь уселся за стол. Пьянка продолжилась, но Парамошкины к этому были готовы. По-другому никак нельзя, ведь решалась судьба.

Не узнать Ирину! Григорий будто впервые ее увидел такой не похожей на Ирину прежнюю, слабую, часто капризную. Веню она просто очаровала. Вот снова налила в рюмки водку, сказала тост о Вене – друге и спасителе, – тут же выпила, а пустую рюмку водрузила себе на голову.

– Кла-асс! Ну даешь!.. – таращил на нее глаза Веня и осушал очередную.

В другой раз Григорий урезонил бы жену, намекнул, чтобы поменьше на людях выпендривалась, а теперь, выходит, ее благодарить надо. Если нравится Вениамину, то должно нравиться и ему. Парамошкин сидел и улыбался. "Ничего, потерплю, – думал он, – лишь бы Скоркину этот вечер понравился!" При мысли, что не сегодня-завтра могут забрать, тело прошиб озноб. Нет, помочь может только Скоркин-младший.

А тот тем временем бацал цыганочку. Тяжело перебирая непослушными ногами, он словно вбивал в пол гвозди. Подойдя к Ирине, стал приглашать на танец. Парамошкины и это обговорили. Ирина должна не подкачать. Глянув на мужа и получив кивком головы его согласие, она, подергивая плечами, вышла Вене навстречу. Обошла его по кругу раз, другой, остановилась – и заработала своим легким, подвижным телом. Веня тоже старался не ударить в грязь лицом и "гвозди" начал вбивать чаще, не сводя при этом глаз с Ирины.

Парамошкину же ничего не оставалось, как в такт танцу громко хлопать в ладоши.

В Ирину будто бес вселился, ее не перетанцевать. И Веня скоро сдался. Видя, что партнер выбился из сил, Ирина подошла и поцеловала его в потный лоб. При этом уважительно сказала:

– Ты настоящий мужик и джентльмен! – Веня был доволен. Обняв Ирину, он восторженно изрек:

– А ты такая красивая! Недаром же...

– Что "недаром"? – прищурилась Ирина.

– А то, что Рюмин в тебя втюрился! – но поглядев на будто ничего не слышавшего Парамошкина, пожал плечами: – Безответная любовь.

... Расстались только под утро. Григорий хоть и был выпивши, но отвез Веню домой. Прощание было долгим, много раз друг-друга благодарили, обнимались и целовались. Когда вернулся, Ирина уже спала. На столе не убрано. Ложась в постель, услышал полусонный голос жены:

– Как я вела себя, милый?

– Вообще-то неплохо, только зачем целоваться? Ведь знаешь, что терпеть не могу.

– Хотела как лучше. Зато ему понравилось. Как думаешь?

– Наверно, понравилось, – буркнул Григорий, засыпая. Он устал и хотел спать. До Нового года оставалось четыре дня.

XXXIII

Вылезать из-под теплого одеяла чертовски не хотелось. После вчерашнего перебора голова у Григория раскалывалась на части, во рту – сухость и дико хотелось пить. Надо же было так наклюкаться! Радовало одно: Веню довел до нужной кондиции, и ему у них понравилось, а все остальное – чепуха. Теперь только ждать и ждать, когда его папаша станет губернатором. Но в душе все равно заноза засела и червоточит, червоточит сердце. Раньше время летело быстро, теперь же в тягость каждый день и час. Ложился в постель и вставал с одной мыслью: вытащит Соломкин в УВД или нет? Хоть бы перед Новым годом не вызвал. От одной этой мысли внутри холодело. О Соломкине он собрал кое-какую информацию. Личность во многом непонятная. Свою трудовую деятельность начал следователем по раскрытию тяжких преступлений. Но нервы не выдержали и со скрипом перевелся в БХСС, доверили курировать торговлю. Тут проблем не было – нужный «процент» всегда давал и стал числиться в передовиках. Появились связи и знакомства, а это (кроме оклада) к бюджету семьи навар немалый. Всего и надо – по-умному связями пользоваться. С сослуживцами держался в основном на дистанции. Мог при случае на товарища и накапать. Получил кличку – «Крендель», с нехорошей добавкой – «из унитаза». Еще работая следователем, имел странное увлечение – выставлять в кабинете фотографии погибших девушек. Фотографии были на стене и на столе под стеклом.