Текст книги "Убийца среди нас (СИ)"

Автор книги: Анатолий Силин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц)

VIII

За день так натолкались по магазинам, что ноги гудом гудели. Как назло весь день моросил мелкий, по-осеннему холодный дождь. Держались попарно: впереди шли Рюмин со Скоркиным, следом Шлыков с Парамошкиным. Были злы и голодны. Больше всех ныл Скоркин, но Рюмин делал вид, что не замечает. К нему он был расположен снисходительно, ободрял, подхваливал, что называется, гладил «по шерсти». Но как только выразил недовольство никому не нужной беготней Шлыков, Рюмин его тут же осадил:

– Уж не мне вам, Григорий Анатольевич, доказывать, для чего все это нужно. До чего ж привыкли жить одним днем – дальше собственного носа ничего не видим.

– У меня ноги мокрые и в животе пусто, – злился Шлыков. – Сколько можно по лужам шлепать? Давайте хоть куда-нибудь зайдем и по-человечески поедим? Или вернемся на вокзал.

– На веревке никого не тащу. Не нравится – оставайтесь и идите куда угодно. Встретимся вечером у вокзала.

Но Шлыкова поддержал Скоркин:

– Григорий верно говорит, устроили какие-то гонки – то в магазин, то на базу. Даже в туалет некогда заскочить.

– У нас только так. Вот набьем вечером живот и всю ночь будем ворочаться, – никак не успокаивался Шлыков.

– Все, все, убедили, будет вам и буфет, и туалет. Мне тоже приспичило, но терплю.

– Бог терпел и нам велел, – сказал молчавший все время Парамошкин. Он понял, что Рюмин на обострение идти не хочет, тем более со Скоркиным, которому чуть в рот не заглядывает.

– Вот Парамошкин молодец! – похвалил его Рюмин. – Не нравится, а трет к носу, терпит, не ноет. С него пример берите.

Завернули в метро, чтобы вернуться на Белорусский вокзал. Когда Рюмин со Скоркиным несколько оторвались, Шлыков, не утерпев, сказал:

– Слишком зарываться стал наш "командор". – Последнее слово произнес с издевкой. – Привык один за всех решать. Помолчав, добавил. Забывает, кто ему помогает отовариваться. Не я, давно бы мотал за границу с полупустыми чемоданами или вовсе дома сидел. Верно говорят, что каждая килька считает себя селедкой.

Парамошкин удивленно посмотрел на него. Вон оказывается, как они любят друг друга! И это есть "маленький сплоченный коллектив"?!

– Да-да, представьте себе, что без меня ему не было б никакого разворота. Абсолютно.

"Обиделся, – подумал Парамошкин. – Дает понять, что каждый сверчок должен знать свой шесток". Этот намек, видимо, и к нему относится. Что ж, можно и поугождать, хуже от этого не станет. Заметил, что в разговорах с ним Шлыков идет на откровения. Может, доверяет, а может, хочет проверить.

... Каков же был итог дневных хождений? Кое-что подкупили. Присмотрели ходовой товар, который можно взять после возвращения из поездки или потом приехать специально. Побывали на двух базах и наладили контакт с начальством. Делали все на официальной основе. Главную скрипку, по подсказке Рюмина, тут играл Шлыков – как глава администрации района из Каменогорска. Задача всех остальных заключалась в подыгрывании. Убедились, что ассортимент товаров на этих базах значительно шире, чем у них в Каменогорске. Договорились "развивать торговые связи".

И какое же блаженство после долгих хождений оказаться в теплом купе!

– Выпить можно, но не напиваться, – предупредил Рюмин, открывая бутылку водки и многозначительно поглядывая на Скоркина.

– Уж это как получится, – засмеялся тот, подставляя стакан. Он выпивал не больше других, но быстро пьянел, хотя вел себя, в общем-то, безвредно.

Выпили и жадно набросились на еду. На какое-то время стало тихо, работали только челюсти.

– А вы и в самом деле молодец, – похвалил еще раз Рюмин Парамошкина. – Чувствуется спортивная закалка. Вот этого кое-кому из нас пока явно не хватает.

– Не надо захваливать, – поскромничал Парамошкин. Каждый человек по-своему хорош.

– Согласен, тем не менее... Мы вот взяли как-то с собой одного интеллигента, так он всю поездку чуть не испортил. Таким хлюпиком оказался, для нас это было настоящей мукой. С вами же – никаких проблем. – Откашлявшись, продолжил: – Кое-кто по-дилетански считает, что для "челноков" за кордоном – сплошной рай пресветлый. И таких, скажу, немало. Сам слышал: мол, мы ничего не делаем, а деньги гребем лопатой. Вот и едут погрести, да только ничего не получается.

Рюмин успел поменять носки и переодеться. Поглядев на всех, сказал:

– Так что, закругляемся, или раздавим еще одну? Но учтите – завтра без поблажек.

Все были за то, чтобы распить еще одну. На этот раз наливал Шлыков. Парамошкин же голову не ломал. Он считал, что после вчерашнего обильного ужина никому совесть не позволит заявить, чтобы он и сейчас угощал. Дело сделано. Вообще-то он не любитель напиваться так, иногда пропустит две-три рюмки для настроения. Знает меру. Отец частенько говорил, что с водки шубу жене не сошьешь. Он это хорошо запомнил. Тем более, когда жена не работала, а одеваться ой как любит.

Выпили без тоста и стали молча жевать.

– Ну, как теперь настроение? – спросил явно с намеком на недавний разлад Рюмин. – Не будем дуться, хватит.

– А мы и не дуемся, – пожал плечами Скоркин. – Будешь дуться – еще лопнешь. Ха-ха-ха! – он раскраснелся, улыбка не сходит с лица, но уже начал зевать – наверное, скоро уснет. – Вот и хорошо, раз так. Значит, можно кое о чем потолковать. Веня, дай-ка мне сигарету.

– Пожалуйста, пожалуйста, сколько угодно! – воскликнул Скоркин.

Прикурив, Рюмин затянулся. Пожаловался, что никак не бросит. Из обрывка газеты свернул для пепла кулек.

– Так о чем мы говорили? Да о нашей с вами перспективе. Не знаю, кого как, а меня этот вопрос крайне волнует. Хочется обустроиться и пожить не как все. Но чтобы так жить, нужны деньги, много денег, так сказать, неплохой первоначальный капитал. Сейчас мы этим и занимаемся. Думаю, свой момент не упустим. А дальше что? Куда капитал выгодно вложить? У меня, к примеру, нет никакой ясности. Может, кто ответит? Есть что сказать, Григорий Анатольевич? Ну расслабьтесь, давайте потолкуем.

Шлыков, по всей видимости, не ожидал от Рюмина вопроса, а возможно, не был настроен на разговор. Парамошкин вспомнил недавно сказанные им с обидой слова, что Рюмин стал слишком зарываться и привык решать за всех. Да еще насчет кильки и селедки.

Рюмин между тем, поглаживая бородку, ждал ответа.

– Почему я, а не кто другой? – буркнул Шлыков. – На мне что – свет клином сошелся?

– Ну, слушай, хватит обижаться. Походили, кое-что узнали, есть польза. А ответить прошу потому, что ты глава районной администрации, наша власть. А власть больше других должна знать, как нам жить и что делать дальше.

– Ничем не обрадую. Прежде чем деньги куда-то вкладывать, их надо иметь. Вот этим пока и занимаемся. Как появится что-то стоящее, не премину сообщить, можете не сомневаться.

Разговор, на который Рюмин явно рассчитывал, не клеился.

– Ладно, – пожал он плечами. – Видно, сегодня с вами кашу не сваришь.

– Мужики, а может, еще раздавим? – подал голос Скоркин. – Могу пожертвовать.

– Никаких бутылок, – перебил его Рюмин. – Согрелись, перекусили, хватит. Завтра день непростой. – Поглядев на Шлыкова, добавил: – Еще неизвестно, кто проверять будет. Хоть бы не та бабенция, что шерстила в прошлый раз. Ох и баба – колода неподкупная. Слава Богу, проводник с ней общий язык нашел.

– Надо опять через него. Только предупредить и, соответственно, не обидеть, – пробурчал Шлыков.

– Согласен, – кивнул Скоркин и полез на верхнюю полку.

– Это так сложно? – поинтересовался Парамошкин.

– Еще бы, – усмехнулся Рюмин. – Инспекторша может так потрясти сумки, что в них и половины того, что везем, не останется.

– Вещи забирает?

– Предлагают сдать в приемный пункт, что на вокзале. Но от этого не легче. Так что давайте соображать, как на крючок не попасться. Может, и обойдется, а если нет? Рассчитывать, что пронесет – слабое утешение. Нужны и другие варианты – Рюмин потянулся, зевнул и стал разбирать постель.

Все, кроме Парамошкина, уснули сразу, а Григорию не спалось. Столько с Ириной пришлось покрутиться, и кто-то в одночасье может все перечеркнуть. Нет, этого допустить нельзя. Рюмин прав – надо думать, думать. Но он-то что может предложить? Эх, знать бы эту "бабенцию"...

IX

Рюмин встал раньше всех. Убрал постель, умылся, но в купе еще не зашел, разговаривал с кем-то в коридоре. Парамошкин слышал, как он что-то говорил, потом охал и ахал. Скоро Рюмин вернулся и стал всех будить:

Подъем, подъем, сони! Хватит дрыхнуть. Ну, вставайте же, кончайте спать!

Замурчал спросонья как разнеженный кот Вениамин Скоркин. Помурчал-помурчал и, повернувшись на другой бок, снова затих.

Лениво свесив с верхней полки длинные волосатые ноги, Шлыков искал в карманах костюма очки. Нашел и стал протирать стекла, не спеша спускаться вниз.

Парамошкин быстро натянул спортивные брюки, убрал постель и пошел умываться. Видел, как за его действиями молча наблюдал Рюмин. Подумал, чего это он? Что ему от него надо? Вроде бы ничего плохого тот ему не сделал, а вот возникало какое-то неприятное ощущение, и к каждому его действию Рюмин относился критически. Может, из-за Ирины? Но ведь она сказала, что между ними ничего не было и быть не могло. Нельзя на этом постоянно зацикливаться, иначе можно нажить неприятности. А еще ... А еще понял, что Рюмин не терпит, когда его игнорируют.

Завтракали по сборной программе – кто что положил на стол из домашних запасов, которые еще не иссякли. Получилось вполне прилично. В купе весьма кстати с чайным подносом заглянул молодой проводник:

– Чаек нужен?

Поглядев на всех, Рюмин ответил:

– Можно-можно, по паре стаканчиков.

– Почему по паре? – возразил Скоркин. – Мне три, и погорячее.

– Гляди, тебе потом в туалет бегать, – напомнил Рюмин. – Можешь брать хоть пять, только вспомни, сколько придется в вагоне сидеть.

Но Скоркин как непослушный ребенок настоял на своем. Шлыков же и Парамошкин молча жевали, слушали и понимающе переглядывались: Рюмин и тут за всех думал.

Стали обсуждать план дальнейших действий. Парамошкин с надеждой ждал этого момента. Сам решил не соваться, а молчать и слушать. Но Рюмин начал с него.

– Так что, Григорий, надумал? Есть что-нибудь дельное? – Спросил и этак елейно улыбается.

– Не знаю, не приходилось, уж лучше вы сами. У вас опыт , не то что у меня.

– Хитрец, однако, ну и хитрец. Я-то думал, на свежий взгляд что полезное подскажешь. – И тут же переключился на Шлыкова со Скоркиным.

– А каковы ваши, господа, предложения? Или проспали и тоже подумать не успели?

– Можно сказать, что и так, – неторопливо ответил Шлыков. – Есть уже знакомый вариант, его и надо использовать. Ты как, – посмотрел он на Скоркина.

– У меня никаких дельных мыслей пока не имеется, – ответил тот.

– Вот так-то, – пожал плечами Шлыков. – Мы из купе выйдем, а ты пригласи проводника, поработай с ним, дай на лапу, ну и соответственно на лапу тому, кто будет проверять. У тебя это получится лучше чем у нас.

– По скольку сбрасываться? – спросил Парамошкин.

– Обычно по двадцатке с брата.

– Меня это вполне устраивает, – согласился Григорий.

– Долларов, не рублей, – уточнил Шлыков.

Парамошкин опешил:

– Да откуда у меня доллары?

– Я внесу, – сказал Рюмин. – Потом рассчитаемся. – И, в порядке разъяснения: – Ясно, что долларов. Наши "деревянные" тут никому не нужны. – Помолчал и снова стал поглаживать бородку. – И все-таки нужен какой-то иной неординарный вариант. Кончайте дремать, думайте и не забывайте, что в других вагонах тоже не дураки едут. Там тоже думают, и долларов у них не меньше нашего. Повторяю, нужно что-то неординарное.

Наступила тишина. Думали. Причем долго. Мыслишки появлялись, но мелкие, Рюмин их тут же отметал. Вновь думали, вновь кое-что приходило в голову, и опять лопалось как мыльный пузырь. Нет, не то. Не то!..

Повернув голову к окну, Рюмин молчал и с безразличным видом смотрел, как за стеклом мелькали столбы, деревья, лесные полосы, черные квадраты пашни. Молчание стало тягостным. Но Рюмин вдруг чему-то загадочно заулыбался. Что-то придумал? И чем больше улыбался, тем больше обращал на себя внимание.

"Любит же на нервах поиграть, – поморщился Парамошкин. В принципе, он догадывался, как поведет себя сейчас Рюмин. Прочитав мораль, скажет, что ему надоело за всех ломать голову. – Будто его просят! Не хочешь, не ломай, а коли нравится играть "командора", то будь человеком и не набивай себе цену. Не делай из остальных дураков!.."

– Черт с вами, так и быть, подброшу одну идейку. Но учтите – в последний раз, – весело пригрозил Рюмин,хлопнув себя ладонями по коленям. Начал тихо. – Значит так, в соседнем купе едет поторговать бывший "мент". Очень важный, уверенный и исключительно спокойный пенсионер. Я с ним, пока вы тут дрыхли, по душам успел поговорить. Так вот, шепнем проводнику, а тот проверяющему – и им заинтересуются. Он мне сказал, что везет коньячок армянский, сигареты "Мальборо", икру и еще что-то интересное. Таких уверенных, как он, ей-Богу, давно не встречал. Вот и пусть его потрясут. Нам лишь бы время выиграть.

– Но ведь это не совсем порядочно, – неуверенно протянул Парамошкин. И – сам не обрадовался.

– Что-что? Я не ослышался? – переспросил Рюмин. Улыбочка разом слетела с лица, в глазах холод.

"Слышал, все он слышал, – подумал Парамошкин. Черт, и зачем только, идиот, ляпнул, пусть выделывался бы. Видно, зацепило не на шутку".

– А вы что же хотите? – повысил голос, но не настолько, чтобы было слышно в соседнем купе, Рюмин. – Чтобы у нас вместо мента шмон устроили? А потом все бегом в камеру хранения? Тогда, извините меня, зачем сидим и ломаем голову? Интересно, интересно. Может, кто еще так думает? – Глаза буравят, лицо раскраснелось. Но Скоркин и Шлыков промолчали. – Хорошо хоть так, – тяжело вздохнул Рюмин. На лице появилось подобие улыбки – такой гаденькой, недоброй. Надо выкручиваться...

– Да нет... – замямлил Парамошкин. – Я хотел сказать, что все это, мягко говоря...

Рюмин перебил:

– Никаких "мягко"! Ты пойми, наконец, что нам не до риска. Мы уже не раз видели, как тут шерстят. Это не дай Бог, в сумках ничего не оставляют. Из-за этого люди возвращаются домой, а что же еще? Локти кусают, да поздно. Думать сейчас надо.

– Да я подумал... Вовсе и не хотел... С языка сорвалось, так получилось...

Чем больше Парамошкин выкручивался, тем противнее становился сам себе. Понимал, что поступает гадко, не по-человечески, но по-другому не мог. Что скажет потом Ирине? Нет, он даже представить себе не мог, что вернется ни с чем. Такие планы с ней строили, такие задумки – и вдруг все будет перечеркнуто...

Видимо, Рюмин догадывался, какие чувства бурлят в душе Григория и каково ему сейчас. Потому и сменил гнев на милость. Весь его облик словно говорил: ладно-ладно, ну ошибся, ну поспешил, не подумал, с кем не бывает. Наступила тишина. Какая же она бывает порой неспокойная и постыдная!..

– Вернемся к деталям, – перешел Рюмин к главной теме разговора. – На себя беру проводника и соответственно настраиваю его. Баксы отдадим сейчас же, чтобы не опоздать.

X

О Боже, переживал Парамошкин. Еще позавчера, собирая с Ириной сумки, они и в мыслях не допускали, что возникнут такие проблемы с провозом товара через границу. Нет, опасались, конечно, но не настолько. Рюмин в то время не озадачил, и они были спокойны. Парамошкин заметил, что озабочены пассажиры не только в их купе. Все что-то втихаря соображают, шепчутся, суетятся.

В идею Рюмина – подставить "мента" Парамошкин не особенно верил, но со счетов не сбрасывал. Чем черт не шутит, возможно, инспекторша и клюнет.

В купе заглянул проводник. Предупредил, что в соседнем вагоне уже "шуруют". Рюмин что-то шепнул ему, и проводник пошел встречать ту самую "бабенцию", которой так стращал Игорь. А тот достал с верхней полки две сумки, свою и Скоркина, положил их под полку, на которой сидели, а те, что были там, переместил наверх. Поглядев на напарников, успокоил: так надо.

Наконец появилась "мадонна" в таможенном костюме, ладно сидящем на ее рослой и статной фигуре. Шаг в шаг ее услужливо сопровождал проводник.

– С этими у меня, в общем-то, никаких проблем, – сказал проводник, едва только суровая инспекторша втиснулась в купе. Добавил, что "ведут себя вполне нормально".

"Что значит нормально?" – подумал Парамошкин. Проверка его пугала. Знал, что деньги проводнику переданы, и что проверяющая вначале зашла к проводнику, все это было по секундам отслежено. Каков же будет результат?

На проверяющую слова проводника, по всей видимости, не подействовали. Поводив глазами по верхней полке, она тут же перевела взгляд вниз, нахмурилась и попросила всех освободить купе. Когда купе опустело, достала те самые сумки, которые Рюмин только что переложил.

– Чьи? – спросила строго.

– Вот эта моя, – ответил Рюмин, – а вторая – его, – и указал на Скоркина.

– Заходите сюда, – сказала таможенница.

– Ну, началось, – прошептал Парамошкин. – Правильно говорили, сущая стерва.

– Не спеши с выводами, – перебил Шлыков. – Пока все идет по плану. Обрати внимание на Рюмина – он спокоен, значит, клюнула. А это все видимость, показуха. Зато попробуй обвини ее, что пропустила, пожалела. Нет, ни в чем не попрекнешь, все на полном серьезе.

– Неужели? – не верил глазам Парамошкин.

– А как же еще, смотри сам, да на ус наматывай.

Инспекторша между тем "раскручивала". Достав из сумки большой сверток, спросила что в нем.

– Часы с кукушкой, – пояснил Рюмин и хитро поинтересовался: – А что, нельзя?

– Можно, почему нельзя, – ответила таможенница и лицо ее наконец-то тронула еле заметная улыбка. Пускай поляки послушают русскую кукушку, – проворчала добродушно.

– Вот и я так подумал, – подыгрывал Рюмин. Места, правда, многовато занимает.

– Где еще лично ваши вещи?

– А вон, в коричневом чемодане, что наверху. Достать?

– Не надо-не надо. – И проводнику? – Пошли дальше, тут и в самом деле порядок.

– Извините, не знаем как вас величают, – крикнул вдогонку Скоркин. – Возьмите от нас в подарок коробочку конфет.

Остановилась. Строго поглядев, сказала:

– А вот подарки как раз и не надо.

– Что я говорил, – толкнул Парамошкина Шлыков. – Правда, представление с комедией?

– Господи, глазам своим не верю...

– Слава Богу, пронесло! – вздохнули все разом. И будто гора с плеч свалилась.

– Это ему спасибо, нашему "командору", – говорил Скоркин, обнимая Рюмина. – Как он это умеет! Век не додумался бы! Ну и голова!..

– Да ничего, в общем-то, сложного, – улыбался Рюмин. – Баба есть баба. Зная психологию, нетрудно догадаться, куда она сунет нос. Что ж, дело сделано.

– По такому случаю можно бы и по соточке пропустить, – неуверенно предложил Скоркин. – Я сейчас на вокзал смотаюсь.

– Зачем на вокзал, все имеется, – заверил Парамошкин, довольный, что пронесло и опасаться теперь нечего. Бутылкой больше, меньше, какая разница! Да и перед Рюминым за недавний ляп надо как-то реабилитироваться.

– Что ж, можно и отметить, – согласился Рюмин. – Хотя к спиртному, вы знаете, я не особенно, да и время отдыха еще не наступило.

– Бог даст, наступит, – сказал Парамошкин.

– Бог-то Бог, да сам, как говорят, не будь плох. Вот поработаем, а потом и попьянствуем.

– А я люблю повеселиться, особенно если выпить да с хорошим закусоном. Это ж милое дело! – воскликнул, потирая ладони, Скоркин.

"Какой же я все-таки лицемер – говорю одно, а думаю другое. И зачем со своей бутылкой полез? – мысленно костерил себя Парамошкин, в то же время старательно разливая водку по стаканам и даже улыбаясь Рюмину. Тот тоже ему улыбался.

А в соседнем купе потрошили сумки пожилого "мента". Слышалось, как он что-то доказывал инспекторше, грозился, что будет жаловаться. Но это на нее не действовало.

Парамошкин и Шлыков вскоре вышли в коридор.

– Ну вот и еще одно полезное дельце провернул наш "командор", – съехидничал Шлыков. – Все довольны и в ладошки хлопают.

– Да уж, – понял намек Парамошкин. – Куда денешься, если в угол загнал.

– Это еще не угол, а проверка на прочность.

– И как это у него любой вопрос с ходу решается. Мы думаем-гадаем, а он раз-два и в дамках.

– У него и не такое получается. Вот помотаешься с нами, сам убедишься. Главное – каким путем все это достается. Согласись, что не здорово, когда режут по живому.

Из соседнего купе вышел весь красный как вареный рак мент. Ни на кого не глядя, пошел с сумкой к выходу.

– Куда это он? – спросил Парамошкин.

– "Куда-куда", вот непонятливый! В камеру хранения вещички сдавать. Инспекторша теперь не успокоится, пока до конца не добьет.

И будто в подтверждение вдогонку "менту" понесся звонкий голос проверяющей:

– Не вздумай что-нибудь оставить – проверю.

– Будь уверен – проверит. Вот это и есть работенка нашего "командора", – повторился Шлыков.

– Ей-Богу. Как-то нехорошо, – поежился Парамошкин. – Это ж можно и нас вот так заложить?

– Почему же нельзя, все можно. Только ему об этом не вздумай сказать. У него память на такие речи аховская.

Инспекторша дождалась "мента" с пустой сумкой и заставила сдать еще бутылку коньяка и несколько банок с икрой, что заметила в оттопыренных карманах куртки. Тот больше спорить не стал, а пошел и сдал. У входа в вагон его встретил Рюмин.

– Да-а, – посочувствовал он, артистично вздыхая. – Кому как повезет. Даже подумать не мог, что вот так можно поступить с работником органов. Люди, можно сказать, одной системы и не понимают друг друга. Странно...

Не дослушав его, пожилой человек пошел в свое купе.

XI

Колеса поезда отстукивали километры по польской земле. По вагонам прошли польские пограничники. Можно б и поспать, но не спится. Рюмин читал купленную в Бресте газету, Скоркин со Шлыковым резались в карты. Приглашали и Парамошкина поиграть в «козла», но тот отказался. Карты он не любил. Когда-то, еще в студенческие годы, попал в компанию заядлых картежников, думая, что игра на деньги – шуточки. А когда продул все свои небольшие наличные, да еще в придачу часы, понял, что влип. После этого дал зарок – в карты на деньги не играть.

Встав, вышел из купе, чтобы набрать в кружку кипятка. В тамбуре увидел того самого пожилого "мента", чемоданы которого в Бресте распотрошила въедливая таможенница. Он стоял и курил. Парамошкину этот человек чем-то напоминал отца. Такой же крупный, седой, с усталыми глазами. Захотелось побыть с ним рядом, посочувствовать, ведь на его месте мог оказаться каждый.

– Вы наш сосед? – спросил подойдя.

Загасив папиросу, тот ответил, что так оно и есть. Добавил, что утром один из их купе его уже спрашивал. Помолчали. Собеседник, видимо, желая сгладить не совсем тактичный ответ, поинтересовался:

– В первый раз по торговым делам или уже приходилось?

– В первый, – вздохнул Парамошкин.

– Я тоже, да вот не ждал, что так обернется. Знал бы, не поехал. Ей-Богу, не поехал бы... Девчонка издевалась!..

– А знаете, бывает, что и подставляют... – протянул Парамошкин, и тут же пожалел.

А "мент" оживился. Повернувшись к Парамошкину, сказал:

– А знаете, мне эта мысль тоже приходила в голову. Именно – подставить, найти козла отпущения. А иначе чем я мог привлечь какое-то особое внимание? Не пойму. Может тем, что работал в милиции? Возможно, кто-то сыграл злую шутку? Нашего брата не шибко любят.

– Вы уж не расстраивайтесь, все равно этим не поможешь.

– Да, понимаю, но... слушайте, утром один картавый из вашего купе все выведывал у меня, кто я и откуда. А когда узнал, что работал в милиции, аж обрадовался. Как же так, говорит, работник органов, пусть и бывший, а такими делами решил заняться. Можно подумать, мы не люди. Не исключено, что именно он мог накапать. Хоть, как говорится, не пойман – не вор. Но поверьте моему опыту – человек он скользкий. Натянутая улыбочка, холодные глаза... Будьте с ним поосторожней, молодой человек. Да вон он вышел из купе и, кажется, кого-то ищет...

Парамошкин был уже не рад, что затеял этот разговор. Еще не хватало, чтобы Рюмин его заподозрил в "предательстве". Увидел, что Рюмин показывает на дверь купе.

– Спасибо, учту, – торопливо пробормотал он, спеша по узкому проходу. А чего это вдруг его позвал "командор"?

Парамошкина ждали. Скоркин со Шлыковым в карты уже не играли, Рюмин сидел, опершись подбородком на ладонь.

– Садись, посоветуемся, – сказал он. Посмотрел на Скоркина: – Так что, Вениамин, в этот раз не подведешь?

– Не должен, – ответил тот, почесав пальцами лоб.

Парамошкин не понимал, о чем речь. Что значит подведешь – не подведешь? Теперь-то все страсти позади. Осталось доехать, снять жилье да поудачней расторговаться. Больше злотых – больше долларов, а доллары всегда можно поменять на рубли. Если получится так, как прикинул, то и с долгами свободно рассчитается и про запас останется.

– Что-то серьезное? – тихо спросил Шлыкова.

– Как сказать, – ответил тот уклончиво и стал протирать очки. Он всегда если не спешил с ответом, то начинал протирать очки. – Нам ведь надо в график уложиться. – Посмотрел на Рюмина: – А если так, то в одном местечке, куда скоро приедем, придется совершить своего рода небольшой марш-бросок.

– Не понимаю, – пожал плечами Парамошкин. – Какой марш-бросок? Мы что, солдаты?

– Верно подметил, что не солдаты, а вот пробежечку, да еще с нашими громоздкими вещичками, сделать придется, – сказал Рюмин. – Потому и советуемся. Для вас, спортсмена, это ясно, не проблема, а вот для Вени – очередное испытание на прочность. Да и у вашего тезки ноги нередко заплетаются... – Он посмотрел на Шлыкова, мол, правильно?

Шлыков, опустив голову, деликатно промолчал.

– Короче так, – продолжил Рюмин и достал из бокового кармана пиджака ручку. Не глядя на газету, стал чертить на ней какую-то ерунду.

"У каждого своя манера разговора", – подумал Парамошкин, слушая Рюмина.

– И все? – удивился он, когда тот закончил. – Всего-то дел – перебраться с одной железнодорожной платформы на другую?

– Именно, но для некоторых это проблема, и немалая.

– Да за это время можно и не такое расстояние осилить. – Парамошкину захотелось чуть-чуть прихвастнуть, напомнить, что он тоже кой-чего стоит.

– Конечно-конечно, если б не некоторые, "но"... Во-первых, толкучка, что творится при выходе из вагона и в туннеле. А там еще спуск и подъем, да время утреннее, по-нашему – "час пик". Поляки к электричке спешат. Кроме того, немалая поклажа...

– Это не страшно. Кстати, не возражаю, чтобы меня дополнительно поднагрузили.

– За это спасибо, другого ответа не ждал, – кивнул Рюмин. Сошлись на том, что Рюмин поможет Скоркину, а Парамошкин – Шлыкову. Сумки заранее перенесли поближе к выходу и остались возле них дежурить.

Поначалу все шло как нельзя лучше. Из вагона выбрались первыми. Обвесившись сумками Шлыкова, Парамошкин легко маневрировал среди людского потока. За ним еле поспевал Шлыков. Рюмин со Скоркиным проталкивались впереди. Рюмин "прокладывал дорогу" где окриком, а где удачным лавированием. Поляки при окриках расступались, что-то по-своему "пшекали", качали головами, смеялись. Вид Рюмина и Парамошкина вызывал у них явное любопытство. Это ж надо, столько тащить на себе!

И все было бы хорошо, но подвел Шлыков. Верно говорил Рюмин, что у того ноги иногда "переплетаются". Стараясь не отставать от Парамошкина, он все время предлагал помочь, однако, на выходе из подземного перехода оступился, подвернул ногу и упал, ударившись коленом о ступеньку. Еле поднялся и, хромая и чертыхаясь, стал все больше и больше отставать. Парамошкин не знал что делать. Взять его "на буксир", но сам обвешан сумками и чемоданами как верблюд. Рюмин заметил заминку, хотел вернуться, но в это время раздался первый свисток электровоза – он вот-вот должен тронуться, а тогда придется ждать еще полдня. Обидно, всего-то осталось полторы сотни метров. Что-то сказав Скоркину, Рюмин неожиданно побежал к электричке. Все, что произошло дальше, было для Парамошкина как во сне. Он подумал, что Рюмин их бросил, видя, что тот успел ухватиться за поручни предпоследнего вагона. Как же теперь быть? Где они встретятся?.. И вдруг услышал радостный крик Скоркина. Тот показывал рукой на электричку, которая внезапно резко остановилась. Теперь спешить, спешить... Даже Шлыков в этот раз не отставал. У двери вагона увидели Рюмина, который сообщил, что сорвал "стоп-кран".

– Ну ты даешь! – воскликнул запыхавшийся Скоркин, подавая Рюмину чемодан. – Век бы не додумался!

– А что делать, если ползете как черепахи!

По вагонам забегали проводники, контролеры. Кто сорвал "стоп-кран"? Почему? Поляки показывали на них. Рюмин не обращал на это ни малейшего внимания. Вскоре почти весь проход в вагоне был заставлен сумками и чемоданами.

– Что будем делать? – спросил Парамошкин.

Рюмин, словно ничего не произошло, пожал плечами:

– Подарим машинисту и бригадиру по часам, вот и угомонятся. Кроме того, придется уплатить штраф. Много не сдерут. – И пошел искать бригадира поезда.

Наконец электричка тронулась. Вскоре вернулся Рюмин. Он не стал выяснять отношения со Шлыковым, оставив это на потом. Главное сделано. Время не потеряно, инцидент со "стоп-краном" исчерпан.

Парамошкин, закрыв глаза, мысленно спрашивал себя, а смог бы он вот так поступить? Нет, вряд ли. Да и какая вроде необходимость, полдня больше – полдня меньше. Рюмин хитер, все просчитал наперед...

Шлыков трет ладонью ушибленное колено и что-то рассказывает Скоркину. Парамошкину их разговор не интересен. Вот если б узнать мысли Рюмина... Вчера тот заявлял, что думать за всех ему осточертело. И в самом деле – улыбочка у него натянутая, фальшивая, а глаза холодные, мрачные. Вот тебе и "доцент по истории КПСС". Но ведь есть же, есть чему у него поучиться...

XII

Парамошкин знал, что торговать придется или на варшавском стадионе, или в небольшом городишке близ столицы Польши. А возможно и там, и там. Рюмин пока сам не решил, чего-то все взвешивал. Наконец объявил – торгуем в пригороде, а там как дело пойдет.

– А почему не в Варшаве? – спросил Парамошкин. Уж так Григорию хотелось побывать в столице, а потом рассказать обо всем жене. Но Рюмин пояснил, что погода ветреная, холодная, а торговать на самом верхнем ярусе стадиона далеко не мед. Найти же место пониже – бесполезно. Простоять весь день на верхотуре при сильном ветре – можно и концы отдать. Парамошкин лишний раз убедился, что Рюмин любой вопрос обдумывает основательно. Свою же задачу он видел в том, чтобы запоминать, что может пригодиться, а лучше кое-что даже и записывать. Мало ли как дальше повернутся события, не исключено, что и одному придется ездить. Тогда спросить будет не у кого.

Комнату сняли недалеко от вокзала, рядом с рынком. За Парамошкина заплатил Рюмин.

– Сколько там набежало? – спросил Григорий ради любопытства.