Текст книги "Убийца среди нас (СИ)"

Автор книги: Анатолий Силин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 38 страниц)

Бобков преподнес весть из Озерска как доброе начало по раскрытию ставших притчей во языцех преступлений. Похвалил Сидорова, вышедшего на источник информации. Потом в пух и прах раскритиковал свою следственно-оперативную группу за волокиту и казенщину в работе. Долго объяснял, что значит работать творчески. Потом жаловался, как надоело за всех получать пинки. Досталось и Попову. Он тут же, прямо с совещания, был отправлен в Озерск. Какими глазами он смотрел на нас – сорвалась встреча на дому.

Но, как говорят, нет худа без добра. После совещания нас принял генерал. О чем пошла речь? Бобков задал несколько дежурных вопросов, поинтересовался оперативной обстановкой в области, спросил – защитил ли Махинов кандидатскую диссертацию? А я про себя подумал: и откуда только знает про диссертацию, если даже наши не все знают, что генерал собрался защищаться.

Бобков расслабился и дал волю чувствам: посетовал на слабую раскрываемость, за что ему постоянно влетает от чинуш из областной администрации. Мы с Тереховым посочувствовали, ведь и нас пилят не меньше. Вспомнили недавнее убийство Рюмина, и какой после этого начался ажиотаж. Один Сушков чего стоит, хотя тут наверняка своих "сушковых" хватает.

– Это мне знакомо, – кивнул, улыбаясь, Бобков. Он после недавнего запала стал приходить в себя. Сняв трубку, попросил принести кофе. Пока его готовили, расспросил, где и как разместились, когда уезжаем, есть ли билеты? Я не мог не похвалить за гостеприимство земляка Попова, и отметил как несомненную удачу оперативников – выход на Стеклова. Бобков по Стеклову был в курсе, а то, что Попов наш земляк – не знал. Покачав головой, сказал, что на совещании не следовало бы его так при всех песочить. Дело с мертвой точки сдвигается, и теперь есть над чем поработать вместе. После кофе Бобков вообще раздобрел. Когда Терехов попросил организовать перед отъездом встречу со Стекловым, тут же дал нужные указания, а потом распорядился выделить свою машину для отправки нас в аэропорт. Когда вышли от генерала, секретарь в приемной передал нам короткую записку от Попова. В ней тот сетовал, что застолье сорвалось, просил не обижаться... но нам с Тереховым объяснять его состояние и не надо было.

... И вот мы в самолете. Летим на Москву. Уже другие проблемы забивают голову. Сомкнув веки, спокойно дышит Терехов. Меня в сон не тянет. Вспомнил, что так и не закончил письмо домой. Положив портфель на колени, дописал письмо. Теперь надо не забыть опустить в почтовый ящик. "Нет, что ни говори, – думаю, – а Терехов сто раз был прав, решив перед отъездом встретиться со Стекловым. Время потрачено не напрасно". Нас особо интересовал вопрос связи Гвоздева с Каменогорском. Ехали в СИЗО и думали, а вдруг да появится тот самый "лучик света". После которого и начнется настоящая раскрутка по делу. Ведь пока была одна лишь зацепка – авиабилет. Если судить по дате приобретения, то владелец авиабилета побывал в Каменогорске около двух месяцев назад. Зачем он приезжал? К невесте? Но кто она и где живет? Копию авиабилета мы в Каменогорск уже отправили, как приедем – подключимся. В Сибирске тоже не теряют времени: сделали нужные объявления, используют и другие возможности. Мы попросили Сидорова, пока он не уедет, держать этот вопрос на контроле...

Мысли бегут одна быстрей другой. Они неодинаковы, и по значимости, и по сути... Стеклов... Это был уже не тот нагловатый Стеклов, который раньше старался хитрить, водить нас за нос. Теперь понял, что дело пахнет керосином. Да еще неизвестно как поведет себя Гвоздев, если попадется в руки правоохранительных органов. Теперь он вовсю старался помочь и даже был доволен, если это ему в чем-то удавалось. После долгих раздумий вспомнил, наконец, – но не имя или фамилию, не дом и не улицу, а всего лишь часть названия населенного пункта близ Каменогорска, начинавшегося (он это запомнил точно) с "Под". Мы стали помогать, однако по части Подлесного и Подгорного Стеклов усомнился сразу. В конце концов пришли к выводу, что таким населенным пунктом являлось село Подклетное. Расположено оно недалеко от Каменогорска, рядом с Доном. Стеклов тут же подтвердил, что село, по словам Гвоздева, на Дону, куда он, приезжая, ходил купаться. В Подклетном у Гвоздева проживал кто-то из родных или близких. А вот кто – предстояло узнать. Это была неплохая нить; не дай Бог, чтобы она оборвалась.

Была и еще одна удача. Терехов спросил, брал ли Гвоздев топор. Стеклов ответил сразу, без раздумий: брал. Даже приблизительно припомнил, когда. По времени топор Гвоздеву потребовался как раз тогда, когда было совершено убийство двух человек под Озерском. Гвоздев же, якобы, хотел вырубить хороший черенок для лопаты. Ну, экспертиза покажет, что он там вырубал, и тот ли это топор, что найден у пруда. Стеклову о находке мы говорить пока не стали.

И еще деталь. Именно после того случая Стеклов обнаружил в машине кровь. Раньше крови не замечал, хотя за машиной следил аккуратно.

... Ночь. В иллюминаторе виден лоскуток звездного неба. На душе и удовлетворение, и предчувствие новых забот. Скоро Москва; с чего начинать в огромном городе? Часть гостиниц проверена раньше, и проживание в них туркмен не установлено. Придется вновь работать по гостиницам и общежитиям. У туркмен в Москве знакомых не было. Близкие сказали, что старик раньше переписывался с кем-то из фронтовиков-однополчан. Но однополчанин умер, и переписка оборвалась, а адрес не сохранился. Вполне возможно, что туркмены снимали комнату где-нибудь неподалеку от авторынка.

Одолевал сон. "Весомо, грубо, зримо", во всей своей бородатой красе, предстал и сразу же исчез Сидоров... Надо бы дать ему телеграмму из Москвы, а лучше созвониться... Уснул и спал, пока самолет не пошел на посадку, и бортпроводница попросила пассажиров пристегнуть ремни.

XII

Поздно. Людей в московском метро не густо. В вагоне тишина: кто дремлет, кто читает газету или книгу, а кто, как например мы, свою думу думает. В Москве я третий раз. Уже не удивляюсь, что немало москвичей в любом виде транспорта читает. Сидят этак спокойненько и не тратят времени зря. Мы едем в гостиницу «Комета»1 : места забронированы заранее. В самолете малость поспали, теперь бодрствуем. Наклонившись ко мне, Терехов негромко сказал:

– Вот скажи людям, зачем приехали, ей-Богу не поверят. Зацепиться за туркмен – в Москве, без адреса, вдвоем и за какие-нибудь шесть-семь дней?! Скажут, шутить, ребятки, изволите. Как думаешь, осилим?

– А черт его знает, – пожал я плечами. – Если б время не подгоняло... Но вообще-то, как повезет.

– Все, раз Денис зачертыхался, значит и впрямь дело швах.

– Ну хотя бы за пару недель... – продолжал я. – Не знаю, как тебя, а меня от одной рожи Сушкова наизнанку выворачивает. "А это что еще за гусь объявился!.." – прогундосил я голосом Сушкова. – Представляешь: я – "гусь"! Небось поизмучил там всех.

Терехов успокоил:

– Выбрось из головы. Если б что – ребята позвонили бы. Раз губернатор ему хвоста накрутил, вот и выслуживался. Не дергайся.

– Рад бы, да не получается. Чует сердце, что непросто будет.

– Да хватит тебе! – поморщился Терехов. – Лучше давай определимся, с чего завтра начнем.

– Давай, – вздохнул я и подумал: "Да и в самом-то деле, чего преждевременно киснуть? Наше спасение – в нашей работе. Сумеем преступление раскрыть – никакой Сушков не страшен, а вот ежели забуксуем, то только управляйся подставлять то голову, то шею. Однако лимит времени пока не исчерпан, и в уныние впадать рано. Туркмены где-то жили, с кем-то общались. Где? С кем? В прошлый раз это установить не удалось, хотя работала бригада из шести человек. Теперь нас всего двое, и времени гораздо меньше..."

– Ну так какие соображения? – поинтересовался Терехов.

– Я думаю, надо заняться авторынком, что на речном вокзале. Сам говорил, родственники старика упоминали про рынок речного вокзала.

– Но ведь мы там уже лопатили?

– Ну и что? Попробую еще раз. С одним опером там хороший контакт нашел. Поможет.

– А мне?

– Придется помотаться по райуправлениям. Ты представительный, не то что я. Бумага с УВД, какая положено, имеется. В первую очередь надо подключить отделы, где есть авторынки. Пусть участковые допроверяют гостиницы, общежития. Ума большого не надо, да и фамилии есть.

– Значит, я представительный и с этой задачей, на твой взгляд, справлюсь? Ну спасибо, друг, тронут!

– Не скромничай, – я похлопал Алексея по плечу и заметил, что некоторые пассажиры уже начали на нас коситься.

– Ладно. Но кроме подключения участковых, надо бы заодно обговорить по работе в камерах, – понизил Терехов голос.

– Само собой. Не зная всей подноготной, что творится на рынке, нечего вообще за дело браться. Опер подскажет, кого из цыган задержать. И все-таки мне кажется, что туркмены могли пару ночей переспать в домах, что поближе к рынку. Надо еще раз поспрашивать, кто там сдает квартиры временным постояльцам.

На остановке метро "Фрунзенская" в вагон ввалилось много пассажиров. Мы с Тереховым на время приумолкли. Я вспомнил, что раньше на авторынке речного вокзала верх держали краснодарские цыгане. Они, что называется, с боем вышибли группировку грузин из Зугдиди, кое-кого пустили в расход. На соседнем же авторынке действовала группировка армян, ею руководил некто Мартгян. Еще тогда у нас возник вопрос: а не могло ли быть, скажем, что одни уничтожали других?.. Хотя зачем в таком случае куда-то вывозить, где-то на стороне убивать своих противников? Нет, это отпадает. Беседы с работниками милиции, задействованными в охране авторынков, мало что дали. Ясно, что рынки для мафиози были лакомым куском и частью своего дохода они делились с работниками охраны. Вот те и смотрят потом на действия бандгрупп сквозь пальцы. Уже тогда мы располагали данными, как некоторые работники милиции за взятки содействовали угону машин. Тысячу рублей на руки – и ворота рынка ночью услужливо открывались. Об этом с Тереховым мы неоднократно говорили. Представляли такой вариант: бандиты за деньги угоняют машину, продают ее, допустим, кавказцам, а потом от покупателей освобождаются... но откуда все же такая жестокость? И почему машину угоняли "к черту на кулички"? не хотели вершить зверства под носом, чтобы не было лишних зацепок? Вряд ли. Тогда мы установили, что пострадали в основном дети "чинуш", послов, торгашей, богатенькие евреи. У них отбирали деньги, а потом на дороге, надавав как следует тумаков, выбрасывали из машины. Продавцам "авто" совали "куклы", а пока неопытный человек разбирался, что к чему, преступников и след простывал.

Узнали мы и другое. За взятку или богатое подношение нотариусу владелец машины мог заполучить доверенность на право ее сбыта где угодно и кому угодно. Весь вопрос заключался лишь в том, как подешевле оформить так называемую генеральную доверенность.

Столько возможностей и столько разных вариантов в махинациях с машинами: доверенности, угоны, "куклы" и, в то же время, трудно с чем сравнимые по своей жестокости убийства, причем лиц только определенных национальностей. Голову сверлила мысль: нет, тут что-то другое кроется, здесь какой-то неизвестный нам пока мотив. Но какой? И кто воплощал его в жизнь? Да, было бы здорово при отработке в камере хотя бы частично зацепиться. Но особенно хотелось узнать, способны ли бандгруппы, действующие на авторынках, на подобные убийства? Есть ли у них связь с периферией, тем же Каменогорском? С кем она поддерживается? Может, завершали дела другие?..

До остановки метро "Проспект Вернадского", где неподалеку располагалась гостиница, езды до центра минут тридцать-сорок, в зависимости от потока пассажиров. Вскоре Терехов сказал: "Приехали". Встали, пошли на выход. Ладно, додумаю перед сном. Я, что называется, зациклился.

XIII

Если бы в сутках было часов тридцать или больше, наверное, нам с Тереховым и их не хватило бы. Однако все по порядку. Разместились в гостинице, по нашим меркам, отлично: двухместный номер с телефоном, телевизором, ванной; этажом ниже – буфет. Рядом с гостиницей остановка метро. Что лучшего желать нам, периферийным работникам, не избалованным жизнью?

Дали телеграмму Сидорову, позвонил домой. Жене сказал, что письмо отправил еще из Сибирска. Спросил, что привезти из столицы. Ответила как всегда – ничего, побыстрей сам приезжай, соскучились. Подумав, добавила: "У сына скоро день рождения". Спасибо, что напомнила, мог бы в суете и впрямь позабыть.

Определись так. Терехов с утра поедет по райуправлениям. Задача непростая: убедить местное милицейское начальство подключить нам в помощь в допроверке гостиниц и общежитий участковых и оказать, по мере надобности, содействие в работе с задержанными в камерах. Да, помотаться придется немало. Москва – не Каменогорск и не Сибирск. Я, как и планировал, начал с авторынка, что на Речном вокзале.

Раньше уже упоминал про опера, с которым в прошлый раз наладил неплохой контакт. Его фамилия Жвакин. Имя – Виктор, он лет на пять моложе меня. Наши проблемы знал, сочувствовал и не важничал, как это нередко бывает во взаимоотношениях с некоторыми столичными сотрудниками органов. Учитывая, что я старше, выше по должности и званию, Виктор обращался ко мне по имени и отчеству.

Ходим с ним по рынку. Рост у Виктора под два метра, и ему далеко видно, что где творится. По характеру несуетлив, спокоен, уверен в себе. У нас в Каменогорске тоже работал в ГАИ сотрудник такого же роста, его называли "полтора Ивана". Кажется, ушел на пенсию...

Виктор рассказывал про обстановку на авторынке. Группировка краснодарских цыган никого и близко сюда не подпускала. Цыган все называли "кровососами". То ли мзду большую брали, то ли занимались сбытом наркотиков. Грузины как-то попытались было вернуть утраченные позиции, но ничего из этого не вышло. Есть изменения в охране: заменен начальник, а прежнего за плохую работу уволили из органов; за связь с "кровососами" осужден один милиционер. Как было установлено, он открывал ночью шлагбаум за тысячу рублей, чем поспособствовал немалому числу угонов.

Подойдя к доске объявлений, Виктор обронил: "Вот тут как раз квартиросдатчики и собираются. Но что-то пока никого не видно".

Я записал в блокнот несколько адресов – и вновь ходим по рынку. Виктор пояснил, что цыгане обычно заявляются неожиданно, чаще в обеденное время или поближе к вечеру. Держатся осторожно, стараются на глаза милиции не попадаться. Посетовал на свой "каланчевый" рост.

Зашли перекусить в кафе. У входа шум, толчея, крики. Сержант из отделения охраны выводил на улицу женщину, а та сопротивлялась, вырывалась, кричала.

– В чем дело? – спросил Виктор у сержанта.

– Да вот, бродяжка, остатки пищи с тарелок в пакет сгребала.

– Я вам не бродяжка! – закричала женщина, пытаясь вырвать у официантки полиэтиленовый пакет с остатками еды. Пакет разорвался, его содержимое посыпалось на пол. Это еще больше взорвало женщину. Лицо бледное, глаза поблекшие, руки не промытые, одежда заношена и болтается на худом теле – обычный вид человека без нормального питания, проживания и ухода за собой. Всегда грустно видеть подобные картины. В голове не укладывается, как такое могло произойти, когда сравниваешь опустившуюся женщину с Женщиной-матерью, хранительницей домашнего очага.

– Все, все, успокойтесь, никто вас не обидит, – сказал Виктор спокойно и внушительно. Женщина притихла.

– Где живете?

– На Набережной, – последовал ответ.

Кто-то из обслуги кафе крикнул:

– Жила, да сплыла. Теперь болтается между небом и землей.

– Как зовут? – спросил я.

– Меня, что ли? – не сразу поняла, к кому я обращаюсь. – Ну, Альфабэтой Семеновной нарекли, – ответила негромко, но с каким-то вызовом, я бы сказал, гордостью за столь необычное имя, которым взбрело в голову назвать ее родителям.

– Да кто ж не знает Альбэту Семеновну! – вмешалась в разговор пожилая официантка, сметавшая с пола в ведро остатки разбросанной еды. – Глядеть противно! Достукалась, что родная дочь в дом не пускает.

– Сами разберемся, – урезонил Виктор официантку, он явно не хотел устраивать базар при всех и попросил сержанта отвести задержанную в отделение милиции.

Женщину со странным именем увели, а мы решили пообедать. Обслуживала та же пожилая официантка, которая, видно, неплохо знала Альфабэту Семеновну. Она ее звала Альбэтой. От нее мы узнали, что задержанная не всегда была такой.

Какие могут быть разговоры между оперативниками? Да все о тех же заказных и незаказных убийствах, о зарплате и выслуге. Нам, работникам с периферии, известно, что московской милиции платят больше и вовремя, что бывает далеко не везде. Но все равно многие сотрудники столичной милиции подрабатывают: кто в какой-нибудь фирме, кто в магазине или киоске. Фирмачи стали обзаводиться охраной – тоже недурной приработок.

Из кафе зашли в отделение милиции. В уголке на стуле прикорнула Альфабэта Семеновна. Сержант дал почитать Виктору взятое у нее объяснение. Я со стороны наблюдал за ним: Виктор то хмурился, то улыбался, что-то его явно заинтересовало. Дал почитать, сказав, что женщина не глупа и даже с юмором. В этом я и сам убедился. Вот текст ее объяснения:

"Я, Бородкина Альфабэта Семеновна, 1935 года рождения, проживая с дочерью Лилией на улице Набережной в доме 7, квартире 16, была в мае этого года направлена ею в интернат для престарелых. Так дочь решила избавиться от меня за то, что, по ее словам, я – алкашка. Да, пила, но не настолько часто, и никакая я не пьяница. За время пребывания в интернате критически проанализировала свое прежнее поведение. Оценив вину перед дочерью и обществом, резко исправилась. Исходя из моего поумнения и покаяния, облсобес дал согласие, и я была из интерната досрочно отчислена. Жила у подруги, пока не приехал из Киргизии ее сын с семьей и не попросил меня освободить комнату. Так я осталась без жилья. Дочь настаивает, чтобы я вновь возвращалась в интернат, куда меня теперь под расстрелом не затащишь. Жизнь там такова, что если власти хотят с наказываемым поступить милостиво, то его лучше сразу убить, но не помещать в интернат. Слава Богу, что вовремя успела оттуда вырваться. Хотя дочь меня не принимает, но с помощью милиции поймет, что по отношению к родной матери она не права, а я ей и милиции обещаю больше не подвести. В чем и расписываюсь".

– Каково? – спросил Виктор.

– Ты прав – с большим юмором. Кстати, одно из объявлений о сдаче жилья как раз с улицы Набережной. – Достав блокнот, посмотрел. – Точно: улица, номер дома, квартира – все совпадает. Надо же!

Значит, дочка квартирантов пускает, а мамаша пусть объедки собирает! Несправедливо.

– Так что предлагаете?

– Отпустить, – ответил я.

– Быть посему, – согласился Виктор. – Пусть заходит, – сказал сержанту.

Войдя в кабинет, Альфабэта Семеновна огляделась и притулилась к стене, глядя то на Виктора, то на меня. Но больше на Виктора, он держал ее объяснительную.

– Что же с вами делать? – вздохнул для вида, дабы показать, что дело не такое простое, Виктор.

– Отпустите, я все честно написала.

– Но ведь пить начнете, да и дочь жить с вами не хочет.

– Пить не стану, клянусь! Поверьте, пропивать нечего, одни болезни остались.

– А дочь? Мы же не можем вас к ней силой втолкнуть?

– Дочь хоть и злится, но меня любит. Я знаю – любит. Если поднажать – пустит, никуда не денется. Она трусиха. – Альфабэта Семеновна закашлялась, шмыгнула покрасневшим носом. Отвернувшись к стенке, вытерла ладонью слезы. Посмотрев на меня и, видимо, почувствовав мое к ней расположение, жалобно попросила: – Помогите, по-человечески прошу.

– Поможем-поможем, как не помочь пожилому и больному человеку, – сказал я и посмотрел вначале на часы, а потом на Виктора.

– Спасибо, – ответила Альфабэта Семеновна, приложив руки к сердцу.

Виктор меня понял и что-то написал на объяснительной.

Пока добирались до Набережной, а это не далеко, но и не близко, почти все узнал о своей попутчице. Да, в молодые годы беззаботной птахой порхала по жизни: работала во Дворце бракосочетаний, потом массовиком-затейником в Доме культуры, затем билетером в кинотеатре, торговала газетами, мороженым. Опускалась все ниже и ниже. Пять раз выходила замуж, но каждый раз неудачно. Сын умер, с единственной дочерью не в ладах. Сама не заметила, как пристрастилась к спиртному. Началось-то еще со Дворца бракосочетаний, где были почти ежедневные поздравления молодоженов под звон бокалов. Потом – вечеринки в Доме культуры. Столько всяких причин находилось. Но увы... Уходили мужья, да и мужья ли это были – так, сожители-выпивохи. Дочь не раз предупреждала, что отправит мамашу в интернат. Она считала, что та помешала ей выйти замуж.

Как-то само собой получилось, что и я поведал, зачем оказался в Москве. На всякий случай дал номер телефона отделения милиции авторынка. Альфабэта Семеновна расчувствовалась, обещала помочь, в чем я, откровенно говоря, был совсем не уверен. Чего не наобещаешь в ее-то положении.

Дочь, как и следовало ожидать, дверь не открыла. На мамашины всхлипывания и причитания не среагировала.

Я стоял у дверей как дурак. Но сколько же можно стоять? Ведь надо что-то делать. Не вести же Альфабэту Семеновну обратно в отделение милиции. Нет, шалишь, дочурка Лилия! И мне кажется, что в тот раз я в деле по "вселению" Альфабэты Семеновны сам себя переплюнул. Помню, с каким накалом в голосе говорил, что так это не оставлю, что скоро придет участковый с понятыми и мы взломаем дверь, а дочке за издевательство над матерью влетит. Напомнил, что мать прописки не лишена, так как в интернате находилась менее полугода. В общем, нес что в голову взбредет. Вышедшие на шум соседи меня поддержали, отчего Альфабэта Семеновна расплакалась...

Короче, ломать не пришлось. После некоторых препирательств дочь дверь открыла, и Альфабэта Семеновна так шустро юркнула в коридор, что даже спасибо мне не сказала. Ничего, переживу.

Остаток дня прошел в какой-то апатии. В полусонном состоянии ездил по оставшимся адресам, потом изучал в конторе рынка журнал учета и другую документацию по купле-продаже машин. Прошел дождь, и мы с Виктором бродили по незаасфальтированным дорожкам. С его помощью я вживался в открытую и невидимую постороннему взгляду жизнь авторынка.

Встретился с новым начальником отделения милиции Ручкиным. Он весь день просидел на совещании в районном управлении. Спасибо, что Виктора от меня не забрал. Под вечер повезло – задержали двух цыган из группы "кровососов". Приехали втроем собирать "Оброк", но третий сумел скрыться. Задержанных отправили в изолятор временного содержания. Так что назавтра Терехову работа обеспечена.

Он, молодчина, сумел побывать в большинстве райуправлений. Завтра этот вопрос дорешает, а утром примется за цыган. М-да-да, день пролетел, а результаты малоутешительные.

...Уходят день за днем. Никто из «кровососов» больше не засветился. Те двое, что были задержаны, упорно стояли на своем: никаких денег не вымогали, а просто пошутили. Слово «рэкет» вообще слышат первый раз в жизни.

Начала поступать информация по проверкам гостиниц и общежитий. Туркмены нигде не значились.

Сидоров названивал каждый вечер. Обрадовал, что Стеклов признал найденный в свертке топор. Отпечатков пальцев на ручке топора нет, видимо, Гвоздев или кто-то другой работал в перчатках. Сидоров просил уточнить, куда ему ехать: к нам в Москву или в Каменогорск. Ладно, завтра решим. Позвонил Грузнову и доложил обстановку. Тот, не перебивая, выслушал и сказал, чтобы закруглялись. И ни слова по расследованию убийства Рюмина. Может, и правильно – приедем, сами узнаем.

XIV

Очередной день в Москве ушел на все те же поездки по адресам квартиросдатчиков. Таких набралось немало. Я выбираю адреса, что поближе к авторынкам. Отдаю предпочтение району речного вокзала. Уверен, что здесь больше вероятность напасть на след туркмен. Адреса дают те люди, к кому приезжаю: они знают друг друга по встречам на авторынках. Хотя надежд с каждым днем становится все меньше и меньше, поездки не бросаю, пытаюсь убедить себя в том, что не все потеряно. Мучают сомнения. А почему, к примеру, адресаты должны быть недалеко от авторынка? Почему? А если туркменам удалось снять комнату подешевле в каком-нибудь более отдаленном районе? Такой вариант вполне возможен, и к чему тогда все мои ежедневные разъезды, беседы, расспросы, вся эта опостылевшая, нудная и бесполезная канитель? Похоже, все зря.

На сегодня осталось пять адресов, но их разброс огромен: совершенно разные концы Москвы.

Закончил поздно и все так же безрезультатно. Все, точка, хватит мотаться. К тому же, Грузнов торопит. Видно, без нас приходится туго, иначе бы не просил закругляться.

Алексей все эти дни изучает на авторынках документацию: вдруг за что-то да удастся зацепиться. Он же в основном работает по камерам и, как у нас, оперативников, принято говорить – "по коридорам". На каждом рынке есть люди, которые больше других владеют информацией, знают, что на них творится. Это вездесущие обыватели, которые успевают почти все увидеть и услышать. Сядешь с таким работником торговли или с кем другим в уголке коридора или остановишься в укромном местечке, представишься как положено и заведешь разговор на нужную тему... Нередко можно получить неплохую информацию. Но и тут не везло.

С Алексеем встретились поздно вечером. Неохотно рассказал ему еще об одном зря потраченном дне, он мне – о своих безрезультатных беседах.

Позвонили в Сибирск Сидорову. Передали, чтобы возвращался в Каменогорск. Терехов купил билеты на поезд; завтра вечером и мы уезжаем. Посоветовавшись, решили пригласить отобедать к нам Виктора Жвакина. Он молодец, как мог, старался нам помочь, и не его вина, что ничего не вышло. Возможно, придется встретиться еще, так что связь на перспективу терять не будем.

XV

Когда утром приехал на авторынок Речного вокзала, Виктора в отделении милиции не оказалось. Искать его по рынку смысла не было, сам в назначенное время подойдет. Стоял у входа и дожидался. В голове бродили далеко не радостные мысли. Вторая поездка в Москву по сути провалилась. Времени катастрофически мало, нельзя же и правда вдвоем, что называется, «галопом по Европам»... И вдруг слышу:

– Здравствуйте, Денис? Можно мне вас так называть?

– Почему же нельзя, можно, – ответил автоматически, полагая, что обратился кто-то из конторских работников. В конторе я провел немало времени за изучением документации. И... О, Боже!.. Кого я вижу?! Так это же Альфабэта Семеновна! Но какая разительная перемена! От той утомленной и крикливой бродяжки ровным счетом ничего не осталось: покрашены в темно-русый цвет и аккуратно причесаны волосы, на голове хотя и не новая, но молодящая лицо шляпка, удобно облегает сохранившуюся еще оказывается фигуру костюм из светло-коричневого сукна, в руках, как и положено культурной даме, небольшая сумочка. Но главное – лицо! Оно заметно посвежело: глаза приветливые и сверкают добротой, неподдельная улыбка... Смотрел и думал: как же мало человеку надо для радости и счастья! Вот так Альфабэта Семеновна, ну удивила!.. Нет, недаром столько лет проработала во Дворце бракосочетаний и в Доме культуры. Артистка! Восторг был написан на моем лице, и это Альфабэте Семеновне, естественно, льстило.

– Я пришла, Денис, чтобы поблагодарить вас. Тогда все так быстро произошло, что даже слова доброго сказать не успела.

– О чем вы! Я рад, что все нормально. Лишь бы у вас жизнь наладилась.

Она улыбнулась:

– Бога гневить не стану – жизнь налаживается. С дочкой обошлось, а остальное уже от меня будет зависеть. Вы, Денис, сделали для меня то, что надолго запомнится. Могли бы плюнуть и забыть, сколько нас таких горе мыкают. Нет же, поехали, сумели дочь уговорить. Я правда вам очень благодарна...

Я, конечно, засмущался, даже покраснел. Хотя слышать подобное было, не скрою, приятно. Хоть одно доброе дело в Москве сделал.

– А у меня, Денис, есть для вас сюрприз. Думаю, вас он обрадует. – Альфабэта Семеновна открыла сумочку и принялась перебирать ее содержимое. Я подумал, что подарит вот сейчас на память какой-нибудь сувенир, пожалел, что у меня с собой ничего нет, не смогу ответить тем же... Но ошибся. Альфабэта Семеновна протянула мне небольшой листок бумаги.

– Вот по этому адресу проживали те, кого вы так долго разыскиваете.

Для меня это был не просто сюрприз – нет, это был шок!..

– Неужели нашли? – спросил я с волнением и дрожью в голосе, все еще не веря словам собеседницы. А на глазах – слезы, вот ведь как разобрало.

– Да-да, это были они. Я тогда хоть и была несколько не в себе, простите, но хорошо запомнила по рассказу и описанию. Четверо туркмен, среди них старик, ночевали две ночи, потом с кем-то неожиданно уехали. Хозяйка обо всем расскажет. Я ей сказала, что непременно приедете. Слава Богу, что успела! – Альфабэта Семеновна приложила кулачок к сердцу.

И с моей стороны тоже началось словесное извержение, даже прохожие стали оглядываться. Но я нисколько не стыдился говорить слова благодарности. Эта женщина даже не представляла, что для меня, для нас сделала! Собирались уезжать ни с чем – и вдруг нежданно-негаданно счастье подвалило. Вспомнил слова матери: "А ведь есть Бог на земле..." Точно. Есть.

Мы отошли в сторону, чтобы не слишком привлекать к себе внимание. Альфабэта Семеновна рассказала, как ей удалось разыскать нужный адрес. Она правильно рассчитала, что четверых вряд ли пустили на постой хозяева небольшой квартиры. Да и с большой площадью мало найдется желающих приютить такую ораву. На это могли решиться лишь те, у кого сложилось трудное положение с деньгами или кто уже превратил свою квартиру в полупритон. Несколько таких семей в своей округе Альфабэта Семеновна знала. С хозяйкой одной переговорила, другой – так и вышла на нужный адрес.

Подошел Виктор. Он тоже не сразу узнал в собеседнице недавнюю "клиентку". Конечно же, тоже обрадовался, что наши мытарства наконец-то кончены.

... Альфабэта Семеновна распрощалась и ушла, а я еще долго смотрел ей вслед и думал, какие все-таки порой бывают невероятные повороты судьбы – и не занешь, где тебя поджидает удача. Вот не зашел бы тогда с Виктором в кафе и... Нет, который уже раз убеждаюсь, что за добро люди платят добром.

Волынку тянуть не стал, поехал по адресу. Помнил просьбу Альфабэты Семеновны – не наводить сразу "шмон", иначе ей потом не поздоровится.

По грязной, некрашеной, пожалуй, с момента заселения двери, можно было безошибочно предположить, какой кавардак творится в самой квартире. Не спрашивая, кто пришел, дверь открыла средних лет женщина, основательно зачуханная, непричесанная, неухоженная, – в общем, "мрак". Так и подмывало спросить: что ж тебе, баба, надо, чтобы снова стать нормальным человеком? Было слышно, как только что она на кого-то кричала; вскоре выяснилось, что на двух ее, таких же грязных и неухоженных, лет пяти и семи, сыновей. Как только прошел в комнату, мальчишки высунули свои любопытные мордашки из-за соседней двери. Да, квартира и впрямь запущена, ей-ей чистый притон: кому ни лень приходи, пей, спи, уходи, опять возвращайся...