Текст книги "Убийца среди нас (СИ)"

Автор книги: Анатолий Силин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 38 страниц)

– Не дергайся. Кто еще? – бросил теперь уже с вызовом оставшимся "старикам". Но тут из-за казармы раздался крик:

– Разведчика бьют!..

Двое целых бросились наутек. Картина же, когда подбежали разведчики, впечатляла. У ног Красавина лежали два поверженных старослужащих. Они не шевелились – будто спали.

Но в тот день проблемы Петра еще не закончились. Подошел командир отделения сержант Митюшкин и отругал за драку. Даже слушать не хотел, что не Петр виноват.

"Старики" встали, начали приводить себя в порядок, а заодно лили грязь на Красавина.

И Митюшкин разорялся: почему без разрешения вышел да еще и в драку ввязался? Ах, ботинки пожалел!.. Ну, теперь еще и перед командиром взвода отвечать. "Стариков" Митюшкин отпустил, а Красавина повел в красный уголок и продолжил песочить там. Уже там Петр узнает, почему Митюшкин так себя повел. Оказывается, двое из нападавших были его земляками. И неизвестно, чем бы все закончилось, если б в комнату не вошли старшина роты Пятков и помкомвзвода Хромых. Увидев Красавина, старшина с ходу похвалил:

– Молодец! Хорошо службу начал! – пояснил Хромых: – Старательный малый. Один утром в казарме уборку сделал. Даже плинтусы тряпкой протер и на "старика", который сачканул, не пожаловался. Да что я говорю, ты же на построении сам слышал.

– Уж лучше б не поощряли, – буркнул расстроенно Красавин.

– Почему?

– Побить хотели.

– Кто?

– Да чепуха, – перебил Митюшкин. – Бить никто не собирался. "Старики" попугать решили, а он мордобой устроил.

– Зачем неправду говорите?

– Знаю, что говорю. Молод еще!..

В общем, со слов Митюшкина выходило, что не четверо пришельцев затеяли драку, а он, Красавин, за что и должен отвечать.

Но Хромых и Пятков Митюшкина не поддержали. Красавин рассказал все как было, в том числе и про ботинки, что хотели снять.

– Мне о тебе говорил майор Гуров, – кивнул Хромых, – но я, извини, не сразу придал значения. Значит, двух уложил, а двое удрали?

– Так точно.

– Молодец! Такие нам и нужны. Иди отдыхай, завтра лично доложу командиру.

Хотя Хромых и сам был крут с солдатами, но Красавин ему понравился. О помощнике командира взвода в первый же день порассказывали немало небылиц. Хромых по-своему требовал соблюдения порядка и чистоты. Он мог, к примеру, поднять ночью взвод по тревоге и совершить марш-бросок на десяток километров, чтобы "похоронить" на лесной полянке окурок, найденный у кого-нибудь в тумбочке. Вот и тащит бедолага-разведчик на горбу тумбочку с окурком. Остальные брали с собой лопаты, чтобы выкопать для окурка могилку и похоронить его, а на холмике поставить крест. Прямо настоящие похороны, только ночью, чтобы потом помнили и блюли порядок. Один раз за такую пробежку, глубокой ночью, в ненастную погоду, разведчики хотели его как следует проучить, да пожалели: сам с ними переносил все "тяготы и лишения".

А вот командира отделения Митюшкина Хромых терпеть не мог. Не любил за барство по отношению к солдатам, особенно молодым. Тот провинившихся заставлял копать и закапывать ямы, а сам сидел рядом и спокойно наблюдал. Издевался до тех пор, пока уставший солдат не выдерживал или самому не надоедало. А его знаменитые пробежки по кругу! Как таковой физзарядки не было – взвод бегал по кругу, причем до изнеможения. Круг – восемьсот метров. Митюшкин становился посреди круга, чтобы видеть, как бегут подчиненные, и давал команду: "Шире шаг! Быстрей!.." Вот за это солдаты его ненавидели.

...Утром Хромых встретил командира взвода Дворкина. Лейтенант молод, подтянут, силен. Красавин узнал, что он отлично владеет приемами самбо и каратэ, командиром взвода назначен недавно, после окончания военного училища. Отец Дворкина – командир воздушно-десантной дивизии, но сын генерала службу познавал безо всяких скидок.

Красавин стоял неподалеку от помкомвзвода Хромых и видел, как он докладывает командиру взвода Дворкину.

За ночь Петр все передумал: как вести себя, что говорить, а о чем умолчать, готовился, если понадобится, показать приемы, которым обучал учитель. Жаль, что долго не тренировался. А возможно, и показывать не придется. Поймет ли его командир взвода? Что, если вообще слушать не станет? Он сынок генерала, мало ли что в голову взбредет. Нет, только не унижаться, он же ни в чем не виноват. Переживал – решалась судьба. Услышал, как после доклада Хромых лейтенант Дворкин неторопливо сказал:

– Ну показывай бузотера! Надо же, только прибыл, а сколько наделал шума!

– Он не виноват. "Старики" решили над ним потешиться, да не вышло. Отбился. Но как? Класс! Двоих уложил, а двое драпанули.

– Четверо на одного? А командир роты расписал так, будто им ни за что влетело. Ладно, давай его сюда.

Хромых обернулся и махнул рукой Красавину. Лейтенант Дворкин к мнению своего помощника прислушивался и нередко с ним соглашался. Хотя на Хромых и жаловались, что палку перегибает: с солдатами груб, замучил "экспериментами". Лейтенант в таких случаях обычно отвечал, что у него не просто солдаты, а разведчики, и они должны быть готовы к любым нагрузкам и неожиданностям. Спорить никто не решался. Попробуй, поспорь, когда у него папаша комдив.

Подойдя к командиру взвода, Красавин, как положено, представился. Тот долго и внимательно разглядывал его со всех сторон, потом глаза лейтенанта вдруг потеплели, и в них появились веселые, озорные искорки.

– Говоришь, вчетвером окружили?

– Так точно.

– Не сдрейфил?

– Даже в мыслях не было.

– Почему?

– В себе уверен.

– Каким приемам обучен?

– Восточные единоборства... Там много всего...

– А кто обучал?

– Мастер спорта по борьбе, учителем у нас работал.

– Отлично. Сегодня же покажешь, на что способен. – Повернувшись к Хромых, сказал: – Помоги парню подготовиться: подбери спарринг-партнеров и все, что надо.

– Слушаюсь, – кивнул Хромых. – Можете идти, Красавин.

– Есть идти, – ответил повеселевшим голосом Петр. По глазам лейтенанта понял, что гроза миновала, он его заинтересовал. Теперь надо постараться, показать все, что умеет.

В армии Красавин, пожалуй, впервые почувствовал свою полезность и нужность, и это его воодушевляло. Видел результаты работы, радовался им. Уволились в запас командир отделения Митюшкин и обидчик-старослужащий, и Красавин сразу же был назначен на должность командира отделения. Этой новостью поспешил поделиться с матерью. В ее ответном письме было столько материнской радости! Безграмотной матери писать письма помогала Алена Снежкова, соседская девчонка. Она была моложе Петра на три года, и он на нее внимания на гражданке не обращал. Та девушка, что ему нравилась, поступила в институт, но переписываться с ним не пожелала. Долго переживал, но что тут поделаешь. Писем от матери ждал с нетерпением. Постоянно вспоминал и об учителе. Хотя бы одна весточка! Что случилось? Почему не пишет? Из писем матери узнавал, что Григорий Иванович в Полянск больше не приезжал. Получил и письмо, в котором Алена писала о школьных делах, а еще, что его фотографию недавно поместили на стенд в военкомате. Ребята в школе об этом знают и им гордятся. Это все лейтенант Дворкин. Он подготовил на Петра служебную характеристику и заставил сфотографироваться. Еще одна приятная новость – остался на сверхсрочную службу Хромых. Это хорошо, с таким в разведку идти можно.

II

Как-то незаметно пролетели осень и зима. Весна была ранней. Снег за каких-то пару недель сошел, земля подсохла, на деревьях появилась зелень.

Служба Красавину не была в тягость. В профессиональной подготовке никаких проблем, на стрельбах результаты одни из лучших. Сделал несколько прыжков с парашютом. Кормили лучше, чем питался дома. Постоянные спортивные тренировки помогли ему еще больше окрепнуть, возмужать, посерьезнеть. Появился авторитет среди десантников, теперь у Петра были свои ученики в ротах и батальонах полка.

Со взводным Дворкиным и его помощником Хромых отношения самые доверительные. По выходным командир взвода вел секции самбо и каратэ, после чего перенимал у Красавина отдельные приемы, которыми сам не владел. Иногда втроем встречались за кружкой пива. Дворкин женат, но жена с ребенком живут в Сибирске, и одинокую жизнь скрашивало увлечение спортом. Все трое не курили и спиртным не увлекались.

Как-то, дней за десять до Дня Победы, к Красавину подошел Дворкин и сказал:

– Поговорить надо. Зайдем ко мне, – Петру показалось, что командир чем-то возбужден. Зашли в комнатку взводного.

– Дело такое, – начал лейтенант безо всяких предисловий. – Сегодня меня вызывал командир полка и "обрадовал", что на День Победы отец в гости обещался. Намерен, так сказать, посмотреть, как мы тут живем. Но это повод, причина, сам понимаешь, в другом – меня навестить. Мама, наверно, запилила: один я у них.

– Ну и радуйся, что с батей встретишься, – пожал плечами Петр, а про себя подумал: вот ему бы такого отца. О своем почти не вспоминал, да и что вспомнить? Сплошные пьянки и угрозы?

– Так-то оно так, но командир полка решил организовать показательные соревнования, в том числе и по нашему с тобой профилю. Хочет, чтобы я показал, на что способен сынок командира дивизии.

– Уж постарайся, покажи товар лицом. У вас получится, товарищ лейтенант, – успокоил Красавин.

– Да ладно, – поморщился Дворкин. – Бате абы как показывать нельзя. Он хоть и генерал, но в спорте не дилетант.

В разговоре Красавин переходил с "вы" на "ты", но Дворкин не обижался.

– А раз так, значит придется поработать на публику, – посоветовал Красавин.

– Вот и готовься, друг, поработать на эту самую публику, – улыбнулся лейтенант.

– Я?! Да мне и блеснуть-то особо нечем. Вот если бы через годик-другой, тогда еще куда ни шло. – Сказал, а самому предложение командира взвода понравилось: такая честь!

– Ничего-ничего, выступишь. Отберешь потолковей ребят, вместе продумаем, как выходы обставить. Хромых поможет, он на такие дела мастер. Да и впереди целых полторы недели. Только знай, тренировки каждый день, я кому надо об этом уже сказал. Иначе и браться нечего. Ну как, озадачил?

– Если откровенно, то да.

– Все, обратного хода нет. Теперь давай поконкретнее. Кого думаешь задействовать?..

Начались ежедневные тренировки. Для этого спортсменам дали "зеленую улицу": выделили спортзал, освободили от службы, дали форму. Перед комдивом никому не хотелось ударить в грязь лицом.

Думал ли Красавин, что придется выступать на таком ответственном мероприятии? Нет, конечно. И если б только себя показать, а тут еще и ученики. Как не волноваться? Выход один – тренировки до седьмого пота. Тем более, что созданы все условия.

Сколько раз вспоминал в те дни Красавин об учителе. Как не хватало его советов. Уж он организовал бы тренировки. Что ж, будет воспроизводить по памяти и прорабатывать каждый проведенный когда-то с ним бой. Парамошкин перед тренировкой обычно говорил:

– Ну чего сжался, как ежик? Успокойся и расслабься. Внимательно приглядись к противнику и сумей найти у него слабые места. Удары проведи яростно, но продуманно. Свои действия доводи до автоматизма...

Соревнования Красавину запомнились надолго. Еще бы им не запомниться – все в этот день было необыкновенно: яркое весеннее солнце, радостные добрые лица, уверенность в себе. То, о чем когда-то мечтал в детстве, свершилсь. Он не просто замечен военным начальством, но стал знаменитостью в полку. Петр произвел настоящий фурор. Да, пришлось выложиться полностью, но ведь и было ради чего.

Спортивный праздник проводился на городском стадионе, до отказа заполненном людьми. Было много военных. Дворкин показал, где сидит отец. Генерал был при всех регалиях. Там же и командование полка.

Выступление Красавина стадион встретил восторженно и поддерживал одобрительными возгласами каждый удачный прием. Учитель остался бы им доволен. А генерал потом порекомендовал организовать обучение приемам восточных единоборств младшего начсостава.

...Проводив отца, лейтенант Дворкин взял оставленный тем пакет с гостинцами и зашел к Хромых и Красавину. В свободное время он, в основном, только с ними и общался.

Друзья удалились в комнату взводного, предупредив дежурного, чтобы в случае чего подал сигнал. Почему бы и не расслабиться чуть-чуть в День Победы.

Дворкин выложил на стол гостинцы матери: кусок свиного окорока, сыр, палку копченой колбасы, пакет пирожков с мясом. Кроме того, было несколько вяленых вобл под пиво. Пиво и воблу, скорее всего, положил отец. Он знал, что сын к спиртному равнодушен, а вот от пива не откажется.

Почистили рыбу, налили в кружки пиво. Спешить некуда. День хоть и колготной, но удачный, впечатлений столько, что сразу не переговорить.

– Отцу понравилось? – спросил Хромых взводного, смакуя кусочек воблы с пивом.

– Разве по нему не видно? Доволен, конечно. Хотя был какой-то не такой как всегда. Я спросил – говорит, что все нормально, просто устал. Зато у нас тут подзарядился. Да, тебе, – Дворкин посмотрел на Петра, – персональный привет. Сказал, побольше бы таких, как ты, нашей армии, и тогда никакой враг не страшен. Гордись, отец на похвалу скупой.

– Спасибо, – улыбнулся Красавин. – Я теперь будто на седьмом небе витаю с ангелочками. Весной всегда жду чего-нибудь приятного. Вот и сбылось.

– Значит, с ангелочками летаешь? – спросил Хромых. – Только не слишком высоко залетай. Хотя твоим успехам от души рад. Считай, что у тебя теперь появилась своя школа – школа Красавина! Звучит?

– Какая школа, только работать начал. Вот если бы сюда моего учителя – он такое развернул бы.

– Кстати, я попросил отца подобрать что-нибудь из новинок литературы. От жизни отставать нельзя. Но хватит об этом, лучше давайте по паре глотков за нашу дружбу. Пусть она никогда не даст трещин.

– За это можно и не по паре, – кивнул Красавин. – Пивко что надо, хотя я в этом, признаться, ни шиша не соображаю.

– Куда тебе, если все свои соображения вкладываешь в мордобой, – пошутил Хромых. – Завидую, но поверь, белой завистью. Что-то повторяюсь, видно. Пиво по мозгам шибануло.

– Мне тоже, – признался Красавин. – Вообще-то я на это дело слаб. На проводах так наклюкался, что аж память отшибло. После дал зарок – ничего кроме пива. Держусь пока. Да и отец, можно сказать, помог, царство ему небесное. Вспомню, как он пил, так и стакан в горло не лезет.

– Это бывает, – подтвердил Дворкин. – Отрицательные примеры часто воздействуют положительно. Держись, Петр, не следуй примеру предка. Нет, – вздохнул, – мне с отцом повезло. У него в выпивке норма: а больше – проси, не проси, – бесполезно. А курить я помог бросить! Сколько помню, он курил "Беломор". Где бы ни был, везде после себя наширяет в пепельницу окурков... Потом стал кашлять. Раз, два сказал – бросай, отец, курить. Поначалу и слушать не хотел, но потом все же бросил и как отрубил. Характер тот еще. Мне как-то сказал, что из-за меня бросил. Боялся, что сам стану дымить, и решил пример показать.

– А я вообще не пойму, что в куреве хорошего, – сказал Хромых. – Уж лучше иногда рюмку пропустить, чем коптить себя изнутри.

– Да хватит об одном и том же! Можно подумать, нас это сильно заботит. Я вот все же думаю, чем отец был так озадачен?

– Может, и правда устал? – пожал плечами Хромых. – Бывает же, когда у человека нет настроения? Говорят, что у хохлов это с утра случается, а у русских – после обеда. Или наоборот, не помню, – Хромых рассмеялся.

– Все может быть, – улыбнулся Дворкин. – Только, как мне кажется, он обеспокоен чем-то другим, на мелочи он не реагирует. Да ладно, не будем омрачать такой день и вечер. Кстати, вот что еще вспомнил: отец командиру полка об усиленной подготовке снайперов говорил и просил этот вопрос контролировать.

– Что бы это значило? – удивился Красавин.

– Сам не знаю. Может, получено какое указание сверху? Их столько сейчас. Но для десантников я тут особой проблемы не вижу: уж что-что, а хорошо стрелять мы просто обязаны. Но вообще-то, неплохо, когда есть и снайперы. Еще лучше, если каждый будет снайпером.

– Каждый, да не каждый. Скоро пополнение прибудет – и такие появятся "снайперы"! Больше по бутылкам, – заметил Хромых.

– Не утрируй, а вопрос этот во взводе возьми на контроль! В разведвзводе все должны быть снайперами. Или нет?

– Какой вопрос, это и дураку понятно, – Хромых был уже явно навеселе.

– Братцы, понемножку, понемножку, а ведь все умяли, – перевел разговор на другую тему Красавин. – Да и как не умять такую вкуснятину!

– Если учесть, что за день израсходовали столько энергии, то не так уж и много съели, – сказал Дворкин и разлил оставшееся пиво. – А мама молодец! Все так кстати и главное, вовремя!

– Привет ей от нас большущий, – сказал Хромых.

– Что ж, давайте выпьем за наших родителей, за наших дорогих мам. Пусть они будут всегда за нас спокойны, – предложил Дворкин и посмотрел на хронометр. Хромых и Красавин поняли – пора закругляться. Через несколько часов наступит новый день.

III

В полк прибыло пополнение. Новички смотрели на все окружающее широко открытыми, удивленными глазами. Глядя на них, Красавин вспоминал, что год назад и сам был таким же «желторотым». А как наезжал Митюшкин! Если бы не Хромых и Дворкин, худо пришлось бы. Но выдержал и год прокантовался, теперь все это позади. Наверно, и мать успокоилась, хотя в почтовый ящик заглядывает каждый день. Не часто, но раз в неделю Петр пишет домой: о себе, о том, как служится. Алена, естественно, под диктовку матери, отвечает без задержки. Вот опять написала, что ходили в военкомат смотреть на его фото. Их там уже приметили.

В разведвзвод из пополнения привели троих пацанов. Держатся обособленно, кучкой. Но внимание Красавина привлек "салажонок" из соседней роты: уж очень тот напоминал ему себя самого в детстве. Впервые Петр увидел молодого десантника на спортплощадке. Тот подтягивался на перекладине, но так тяжело, что Петр не утерпел и решил показать, как надо. Он демонстративно легко проделал несколько упражнений, потом покрутил "солнышко" и пружинисто соскочил на землю. "Салажонок" от удивления открыл рот. Поправив гимнастерку, Петр спросил:

– Откуда прибыл?

Тот, словно ожидая этого вопроса, назвал соседнюю с Каменогорской область.

– Да мы почти земляки, – сказал Красавин и, представившись, пожал ему руку. Как же обрадовался новобранец! Как засияли его глаза! В армии, как, пожалуй, нигде, ценятся дружеские отношения между земляками. Вдали от родителей, от привычного уклада жизни, особенно дорога помощь и поддержка друзей.

– Саша, – представился молодой десантник и добавил: – Петров. У нас в деревне, – сказал с улыбкой, – много Петровых, даже село называется Петровкой. А где вы служите?

– В разведвзводе.

– Здорово! А меня туда не возьмут, – вздохнул с сожалением.

– Почему?

– По физическим данным не подойду. Меня и в десантники еле взяли. Напросился, хотя запросто мог остаться на гражданке.

– Нравятся воздушно-десантные войска?

– Мечта детства. – Помолчав, добавил: – Хочу... как это... утвердиться.

– Захочешь – все получится.

– Буду стараться!

Красавину понравился этот слабенький, но душевный и бесхитростный деревенский паренек. Договорились, что будут изредка встречаться.

Около месяца они не виделись. Петров сам не приходил, а Красавин был занят по горло: дали для обучения новую группу десантников, и надо было успевать и по службе, и в спортивных тренировках, жертвуя даже выходным. Но через месяц все же встретились. Петров выглядел хуже, чем тогда: худой, какой-то издерганный, взгляд неспокойный. Такой был раньше говорун, а теперь совсем сник.

– Что-то случилось? – спросил Красавин. Петров только пожал плечами, но ничего не ответил. Больше молчали, чем разговаривали.

Петров ушел в расположение своей роты, но Красавин поведению молодого десантника не придал особого значения. Мало ли что могло случиться? Может, человек не в настроении, или долго не получал от любимой девушки писем. Да и процесс адаптирования к солдатской жизни у многих проходит болезненно. О "дедовщине" Петр почему-то не подумал: ведь предлагал же, в случае чего, свою помощь?

Потом Красавин встретился с Петровым при совсем неожиданных обстоятельствах. Разведчики ехали на боевые стрельбы. Должен был ехать и Дворкин, но он заболел. Стрельбище – километрах в двадцати от военного городка.

Была осень, мелкий дождик сеял словно через сито, то слабея, то усиливаясь. Дорога разбита колесами машин. Ехали медленно, выбирая проезд поудобней. В кабине с подогревом было тепло, Хромых и Красавин подремывали. Встряхнул их негромкий, но отчетливый голос водителя:

– Загоняет ведь парня, зараза!..

Открыв глаза, Красавин увидел метрах в двухстах впереди, сбоку дорожного массива, колонну десантников. По всей видимости, совершался марш-бросок при полной солдатской экипировке; колонну вел молодой офицер. Один десантник, нагруженный, ко всему прочему, пулеметом, все время отставал от своих товарищей. Как только он отрывался от колонны, офицер разворачивал строй и заводил его к отставшему, который уже еле передвигал ноги. А офицер кричал:

– Рота, слушай мою команду! Правое плечо вперед!.. – Машина уже проехала мимо колонны, но что-то больно знакомым показался Красавину этот десантник. Он попросил водителя остановиться и через приоткрытое стекло увидел, что отстающий – не кто иной, как Петров. Обернувшись к Хромых, сказал:

– Знакомый парень из последнего пополнения. Выйду.

Вышел и догнал офицера. Представившись, попросил его остановить колонну. Началась словесная перепалка: "зачем", да "кто ты такой", "доложу"... Только, когда Красавин пригрозил Дворкиным (кто не знал, что его отец командир дивизии?), офицер остановил колонну. Вместе подошли к Петрову. Красавин соврал офицеру, что он его земляк.

Вид у Петрова был плачевный. Давили амуниция и пулемет, на ботинках – ошметки прилипшей грязи. Парня шатало из стороны в сторону. Казалось, дунь на него посильнее – шлепнется на землю. Глаза красные, слезятся, и какие-то неживые. И сам он будто неживой...

Красавин взял у него пулемет и как бы сам себе пробормотал:

– Можно бы по такой нелетной погоде дать что-нибудь и полегче.

Подошел Хромых и тоже представился офицеру. Спросил молодого десантника:

– Тяжело?

Тот, отвернувшись, промолчал. Разведчики отошли с офицером в сторонку, стали убеждать, что нельзя так налегать на слабого новичка. Тот спорить с ними не стал, хотя удивлялся, чем это сержанты из разведвзвода, собственно, недовольны? Ведь это лишь один из обычных методов воспитания и тренировки слабаков...

Потом ехали на стрельбище и лишь изредка перебрасывались словами. Настроение, то ли от осенней хмари и хляби, то ли от увиденного, было невеселым. Почесав затылок, Хромых сказал:

– Земляка-то надо б перевести, где полегче.

Красавин и сам уже думал поговорить об этом с командиром взвода, как только тот выздоровеет.

А через день или два после этого случая, на учениях, бронетранспортер задавил десантника. БТР шел на большой скорости по поросшей травой и мелким кустарником обочине дороги, на борту его сидели десантники. В одном месте тяжелую машину слегка качнуло, после чего солдаты увидели тело. Это, как после выяснилось, оказался рядовой Петров – он даже на привале держался в стороне от всей роты...

Особенно тяжело смерть Петрова перенес Красавин. Он считал себя в какой-то степени виноватым в этой смерти, так как не успел переговорить с Дворкиным.

IV

А лейтенант после болезни ушел в отпуск. Вернулся же из отпуска на неделю раньше положенного срока и в субботу пригласил в гости Красавина и Хромых. Квартировал Дворкин теперь в частном доме, куда до этого дня в гости друзей никогда не приглашал.

"С чего бы, вдруг, сегодня? – думали Хромых с Красавиным. – Да и вернулся лейтенант какой-то задумчивый и нерадостный. На него не похоже".

День был сумрачным, нудно моросил дождь. Вся осень с постоянными температурными перепадами: то дождь, то небольшой мороз, потом вновь потепление и снова дождь.

Пока Дворкин с Хромых готовили немудреный стол, Петр, чтобы не мешать им, вышел во двор. С интересом оглядел подворье. В доме жила одна хозяйка. Ей под пятьдесят, единственный сын, офицер, служит в армии. Хозяйка вынесла Красавину зонт, а сама пошла в погреб за соленьями. У нее небольшой огород и сад с яблонями и грушами.

Дождь то усиливался, то переставал. Петр видел на ветках деревьев мутные капли. Как здесь все напоминало Полянск! Коричневато-желтые макушки укропа густо украшены серебристым бисером, на неубранных зонтообразных листьях капусты воды набралось столько, что кочаны привалились к земле. С шиферной крыши дома слышится мерное: кап, кап, кап...

Располневшая от дождей земля, казалось, перенасытилась влагой. Ветра не было, плотные дождевые тучи словно прижались к земле. И – тишина, время как бы приостановилось. Но это только кажется. Под дождевые капли оно отмеривало ни от кого и ни от чего не зависимый свой временной шаг.

От раздумий Красавина отвлек голос Хромых:

– Смотри, Петр, не улети с зонтиком к своим ангелочкам! – и рассмеялся.

– Не бойся, не улечу, – мотнул головой Петр. – А уж если придется летать, то лучше с тобой на пару. – Подойдя к Хромых, добавил: – У нас с мамой в Полянске тоже небольшой земельный участок, вот под дождичек и потянуло на воспоминания.

Из комнаты вышел Дворкин. Он по-домашнему – в тапках и спортивном костюме.

– Ну и погодка, – поежился. – В такую неплохо посидеть за столом, попить хорошего пивка, что мы сейчас и сделаем. Все. Пошли, пошли, а то картошка остывает. Не знаю, как вы, а я проголодался.

– Куда спешить? Даже свежим воздухом подышать некогда. Можно подумать, что сейчас передадут какое-то важное сообщение, – проворчал Хромых.

– Угадал. Хоть и не в стиле левитановского, но сообщение будет.

– Тогда какой разговор, командир! – тут же "перестроился" Хромых. За ним, свернув зонт, в дом вошел Красавин. "Что же скажет лейтенант? – думал он. – Приехал сам не свой. Да и приглашение это явно не случайное. Дружба дружбой, а определенную дистанцию Дворкин все же держал". Сели за стол и стали ждать, чем же обрадует лейтенант. Обрадует ли? А тот принялся за картошку с солеными огурцами. Будто век не ел, да еще предупредил, что пока не поест, никаких новостей они не услышат. Пришлось тоже приниматься за еду. И только когда открыли по банке пива, Дворкин напомнил о разговоре с друзьями в День Победы.

– Я еще тогда понял, что отец чего-то недоговаривает... – лейтенант тянул глоточками пиво и хмурился. Его чистый лоб пересекла тонюсенькая продольная морщинка. – А тут он собрался в отпуск и предложил мне оформить отпускное предписание. Мол, почему бы нам вместе не отдохнуть, да и мать просила. Так вот: как-то, один на один, он мне сказал, что наш полк скоро перебросят под Грозный. Там намечаются боевые действия...

– Да, давно пора чеченцев проучить! – воскликнул Хромых. – Зарвались окончательно. Сколько наших повыгоняли, а как издеваются!

– Не спеши с "учебой", – буркнул Дворкин. – Все не так просто. В Чечне мы оставили столько оружия, что можно вооружить не одну дивизию. А их настрой? Думаешь, позабыли сталинскую депортацию? Не-ет, помнят и еще долго помнить будут.

– А почему именно наш полк? – спросил Красавин.

– Хороший вопрос, и я его, откровенно говоря, ожидал. Значит так. От дивизии, насколько отцу известно, направят пока лишь один полк. Дальше все будет зависеть от ситуации. Теперь сами подумайте, что скажут, если он не пошлет наш полк? Отвечаю. А то, что это все из-за меня, из-за своего сыночка. Отец на это, сами понимаете, не пойдет. Он так и сказал мне и матери. Теперь представьте, что за беседы велись у них каждодневно. Отец убеждал, я, как мог, успокаивал. "Подумаешь, – говорил матери, – прокатимся на пару-тройку неделек". Не действовало. Весь отпуск прошел в разговорах и слезах, потому я и уехал раньше – невмоготу стало.

Дворкин явно волновался. Да и понятно: мать есть мать, думал Красавин. А как перенесет это известие его мать? Здоровье плохое, сердце слабое... Уж лучше ей об этом и не писать.

А Дворкин переживал, что подумают друзья? Не обвинят ли его в слабости, или еще хуже – в трусости? Только того не хватало.

Выручил своей обычной прямолинейностью Хромых.

– Не ломай голову, лейтенант, – нарушил он тягостное молчание. – Все нам понятно. Я так скажу: если попадем в Чечню, то наша дружба станет только крепче, в этом можешь не сомневаться. – Посмотрел на Красавина: – Может, я не прав?

– Я тоже хотел об этом сказать, да ты, как всегда, опередил.

– В нашей дружбе я не сомневаюсь, – вздохнул Дворкин. – И, ей-Богу, не из-за этого разговор завел. Хотелось просто поделиться, а с кем же еще, как не с вами?

– Все ясно,– успокоил командира Хромых. – И в любом случае – поедем мы или не поедем, надо к этому готовиться. Тем более нам, разведчикам. С чего начинаются боевые действия? Можете не отвечать, сам скажу – с разведки. Так-то.

Дворкин кивнул:

– Готовиться надо. Я за отпуск малость поотстал в делах наших. Как там со снайперским делом и группой Красавина? Кстати, отец о тебе вспоминал. Сказал, что на День Победы ты работал как часы, даже лучше меня.

– Везет же человеку! Сам генерал постоянно о его высочестве вспоминает! – ухмыльнулся Хромых. – Да Красавин вообще стал знаменитостью, его теперь везде знают. Между прочим, он еще и лучший снайпер. Вот какой он у нас, Петр Красавин.

– Не надоело подкалывать, а? "Лучший", "знаменитый"... Каждый по-своему хорош, – поглядев на Дворкина, Петр шутливо попросил: – Уж вы, товарищ лейтенант, не говорите больше об этом, а то наш друг совсем расстроится.

– Учту-учту, тут я маху дал. Никак в себя прийти не могу.

– Простите великодушно, больше наезжать не буду, – пообещал Хромых. – Я ведь из-за того подначиваю, что слишком у нас как-то официально получается. Осталось только добавить, что сын генерала Дворкина поедет в Чечню из высоких патриотических побуждений. Извини, лейтенант. Да я был бы руками и ногами – "за", если б туда побольше сынков "новых русских" направили. А то они тут будут балдеть, а мы их должны в Чечне защищать.

– Не ворчи. Во-первых, не только их, а, во-вторых, есть еще и немало других понятий.

– Вот-вот, я только что об одном говорил: патриотизм и любовь к Родине! Разная у нас, русских, выходит любовь. Одним лишь бы кошельки потуже набить, а другие – защищай их.

– Хватит! Какой-то ты дерганый. Давайте лучше сменим пластинку, да и вообще – зря я, наверно, про Чечню сказал.

– Поговорим о погоде, – кивнул Красавин. Он больше молчал и слушал. Понимал, что весть о поездке в Чечню никого не обрадует. Потому, видно, и Хромых стал ершиться.

Друзья еще долго сидели в тот вечер за столом. Разговаривали, порой горячились. Ели картошку с солеными огурцами, пили пиво, строили разные планы. Они еще не ведали, какие трудности буквально через несколько месяцев обрушатся на каждого из них.