Текст книги "Убийца среди нас (СИ)"

Автор книги: Анатолий Силин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 38 страниц)

Вечером Петр с Аленой пошли на дискотеку. Все так необычно, только что служил, а теперь – танцы, и не где-нибудь, а в родном Полянске. Одноклассников почти никого не было, зато встретил сына военкома Струкова. Артем – курсант милицейской школы; он все такой же и мало чем изменился. Артем встрече обрадовался. Долго тряс Красавина и все смотрел на медаль.

– "За Отвагу" получил? Ну ты даешь! А я вот пошел в милицию. Хотя знаешь, работников органов тоже в горячие точки направляют, и часто.

Артем рассказал о соклассниках, кто где учится, служит, работает. Братья Гунькины еще не вернулись, но об этом мать Петру уже сказала.

Потом танцевали. Алена стала меньше его стесняться, иногда спрашивала что-то, но больше молчала и разговор поддерживал Красавин. Он уже знал, что Алена поступала в университет на экономический факультет, но не добрала баллов. Опять готовится. Устроилась в швейную мастерскую, зарабатывает деньги. Но для поступления учиться за плату этого мало, а других возможностей у ее родителей нет.

На танцах Алене понравилось. Особенно – быть с таким красивым и важным кавалером. Она видела, что на них смотрят и многие девчонки ей просто завидуют. Однако старалась вести себя строго и независимо. Чтобы вдруг чего плохого о ней не подумали.

Вечер испортил появившийся в окружении подвыпивших, вальяжных парней Мишка Козлобаев. В перерыве между танцами он вместе с ними подошел к Красавину. Все затихли, ожидая, что будет дальше: с Мишкой у Красавина вражда давнишняя. Мишка смотрел на Петра так, будто тот ему что-то должен. Может, догадался, кто ему подстроил кувырок с мотоциклом в речку? – думал Петр. Но нет, вряд ли. Раны у Мишки давно зажили, да и гоняет он теперь не на мотоцикле, а на иномарке. Его отец – один из самых богатых и влиятельных людей в Полянске, с ним ищут дружбы и ему прислуживают. Обо всем этом Красавин знал из писем Алены. Может, Мишку и злило то, что Красавин его игнорирует?

– Ну, чего уставился? – сказал Красавин, когда молчанка явно затянулась.

– А что? Думаешь, если нацепил разные побрякушки, так и глядеть нельзя? Рано нос задрал. – Повернувшись к приятелям, с пренебрежением произнес: – Перед вами, друзья, Петя-Петушок, в прошлом большой специалист материться, кукарекать и гавкать по-собачьи. Вот так-то, и прошу об этом знать. В армии Петя, видно, все позабыл, но давайте его все вместе хорошо попросим... – Дружки громко захохотали и захлопали в ладоши.

Красавин напрягся. Такой подлости он даже от Мишки не ожидал. Алена, прижавшись сбоку, шептала: не вяжись, успокойся. Если б Петр был один, а не с Аленой, то быстро сбил бы спесь с зарвавшегося наглеца. Но зачем ее впутывать, ведь завтра начнутся суды-пересуды. Это им ни к чему, лучше бы Козлобаев отстал. Отвернувшись, сделал вид, что Мишкина болтовня его нисколько не интересует, однако тот и не думал униматься.

– Ах, какой Петя! Он не хочет! А может, просто забыл, как надо кукарекать? Тогда попросим его курочку – пусть напомнит петушку. Правда, она еще не курочка, а так, цыпленок... Цып-цып-цып! Кукарекни, Петушок, а то как бы гавкать не пришлось.

– Заткнись, мразь! Пожалеешь, – тихо процедил Красавин.

– Вот покукарекай, тогда и заткнусь. Верно говорю? – крикнул Мишка, ища поддержки.

Кто-то хихикал в предвкушении драки, кто-то возмущался наглостью Козлобаева. О его выходках все знали и старались с ним не связываться: все равно потом ничего не добьешься, так как отец, где надо, уладит. А Красавин был спокоен. В рамках он себя удержит, но проучить наглеца придется.

Ничего больше не говоря, Петр схватил Мишку за плечи и с силой толкнул на его же дружков. Не удержавшись на ногах, Мишка шлепнулся. Друзья его подхватили и всем кагалом набросились на Красавина.

Отодвинув Алену в сторону, Петр стал их по одному укладывать на землю, приговаривая:

– Это – за побрякушки! Теперь получите за собаку! А это – за цыпленка!...

Шло прямо-таки показательное выступление Петра, как когда-то в День Победы. Ему хлопали, его поддерживали. Мишкина же компания, словно вязанка дров, вскоре лежала у его ног. Подняв Мишку и сильно встряхнув, Красавин спросил:

– Еще кукарекнуть?

Чем бы все закончилось, неизвестно, но вмешался Артем Струков. Все знали, где он учится и кто его отец. Схватив Мишку за грудки, Артем что-то зло шепнул ему, а потом развернул и дал пинка под зад.

Больше Мишка возникать не стал и вскоре со своей компанией, под свист и улюлюканье, покинул танцплощадку.

Подойдя к Артему, Петр пожал ему руку.

– Не думал, что Мишка и на танцах верх держит.

– К сожалению, – вздохнул Струков.

– Если не секрет, что ты шепнул ему на ухо, отчего он сразу хвост поджал?

– А ничего особенного, сказал, что Полянск – это не Чечня.

– Он чеченец?!

– А ты не знал? Ну да, по отцу – чеченец, а по матери – русский.

– Со мной служил один такой же, по фамилии Кичкаев. Младший сержант, командир отделения разведвзвода. Отличный был малый, в разведку вместе ходили. Погиб в Грозном.

– Все люди разные,– насупился Артем. – Какие на завтра планы? Наверно, прийти в себя от Чечни хочешь?

– Да нет, через пару-тройку дней поеду в Каменогорск, кое-какие дела решать.

– Тогда до встречи...

После танцев Петр с Аленой посидели на скамейке перед ее домом. От нее шло волнующее тепло, а кругом было удивительно тихо и спокойно. Уже холодало, и Петр вдруг захотел крепко обнять Алену, но она неожиданно воспротивилась.

– Не надо, – сказала тихо. – Нас могут увидеть.

– Пусть смотрят. Мы же ничего такого не делаем.

– Все равно не надо. Лучше скажи, почему так быстро уезжаешь?

– А ты хочешь, чтобы остался?

Алена ничего не ответила. Потом сказала, что пора домой. Петр попросил посидеть еще немного. Совсем недавно он знал ее только по письмам, а теперь она ему нравится и расставаться так не хочется. Петр слышал от ребят немало баек о встречах с девушками. Иногда таких, что слушать стыдно. Сам еще толком ни с кем не дружил, и похвастать победами на этом фронте не мог. Но как можно обидеть Алену? Она такая беззащитная. Вспомнилась нелегкая жизнь матери с отцом, потом сложное замужество сестры. Нет, такую, как Алена, обижать грешно, и он этого никому не позволит. Вот Мишка уже схлопотал...

До отъезда в Каменогорск Красавин встречался с Аленой еще два раза. А потом уехал, так как решил во чтобы то ни стало отыскать Парамошкина.

XIV

Если бы Петр ехал в Каменогорск к кому-нибудь другому, а не Парамошкину, мать его ни за что бы не отпустила. Но учителя она уважала, помнила, как он помог сыну, и перечить не стала. Хотя не могла понять, почему Григорий Иванович до сего времени сам не подал о себе никакой весточки. Петр же заверил, что если Парамошкина не найдет, то вернется в Полянск и будет здесь устраиваться на работу. На этот счет Галина Семеновна уже и сама соображала: сходила в районо, и там пообещали взять Петра учителем физкультуры. Ее это устраивало, сына отпускать от себя она не хотела. У Алены планы были несколько иные. Поработают с Петром пока в Полянске, думала она, а потом вместе уедут в Каменогорск поступать учиться.

Но события развивались совсем по-другому. Григория Ивановича Красавин в конце концов нашел, и тот его не только хорошо встретил, но и помог открыть свое дело. Жить Красавин остался у сестры Нины. Сватам брат невестки понравился, племянник был от него в восторге, и все шло ладно.

Вскоре Красавин скопил денег и открыл в районе авторынка еще одну автомастерскую – хорошее место помог подобрать Парамошкин. Мастерская работала с большой нагрузкой и давала неплохую прибыль. Парамошкин изредка заезжал, давал советы, но каких-то других заданий Красавин от него не получал. Не прошло и года, как Петр купил себе машину, не новую, но вполне приличную. В своей же мастерской довел ее до ума: кое-что подновил, подварил, заново покрасил, и получилась красивая "тачка"! Теперь Петр на работу и с работы ездил на машине. У сестры тоже пока все ладилось, но работать всю жизнь уборщицей в зверосовхозе она не собиралась. В скором времени в совхозе освобождалась дожность кладовщицы, вот на нее-то и метила. Директору совхоза, еще не старому мужику, Нина нравилась. У него год назад скоропостижно умерла жена, и кто знает, как могли дальше сложиться их личные отношения. Во всяком случае, он обещал назначить Нину на место уходившей на пенсию кладовщицы. А должность – блатная.

Нина не случайно училась на курсах кройки и шитья и купила швейную машинку. Все делалось с дальним прицелом, и прицел этот – шапки. Она полагала, что если научится шить шапки, то шкурки всегда купит, причем без наценок, тем более, если станет кладовщицей. А шапки – отличный бизнес.

Своими планами поделилась с братом. Он ее поддержал, да по-другому и быть не могло. Петр радовался, что отношения с сестрой стали такими, какими и должны быть между близкими людьми. Единственное, что его настораживало, так это повышенное внимание директора совхоза к сестре. Как бы не повторилась судьба матери! Но сестра развеяла все его сомнения: директор одинокий, не пьяница, каким был отец, ничего лишнего в отношении к ней себе не позволяет. С другой стороны, Петр и сам понимал, что замужество сестры было чисто номинальным, с мужем она почти и не жила. Почему же вновь не должна попытаться обрести семейное счастье?

Но были у брата с сестрой и проблемы. Одна из них – болезнь матери. Петр не знал, что мать тяжело больна, но терпит и от него все скрывает. А последние анализы показали, что болезнь – рак желудка, усиливается. Но Петру-то об этом не говорили.

А время шло, переписка с Аленой продолжалась. Она работала в швейной мастерской и готовилась к поступлению в университет. Изредка писал и Дворкин. Он осваивал протез, скучал по боевым товарищам и приглашал в гости. Но пока Петру было не до поездок. Мастерские работали нормально, напарников Красавин подобрал молодых, а главное – не пьяниц. Как только купил машину, сразу поспешил обрадовать мать и Алену. Наконец-то давние мечты начали осуществляться.

Когда-то мать говорила Петру, что беда в дом входит без стука и приглашения и, как правило, не одна. "Пришла беда, – не раз горевала она, – отворяй ворота". Надолго запомнил Петр те слова.

Галина Семеновна даже и не предполагала, что беды, одна за другой, посыпятся на сына с получением известия о ее болезни. В письме Алена написала, что мать положили в больницу и ей надо помочь лекарствами. С этого все и началось. К матери поехала Нина. Вернувшись, сестра сказала, что у матери рак, но врачи делать операцию опасаются из-за слабости ее сердца. Однако есть возможность лечения препаратами, и на их покупку нужны немалые деньги. Стали советоваться, как быть. У сестры денег не было, у Петра основное богатство – машина. Он ее только что купил, машина – мечта всей его жизни. "А как же мать? – думал от. – Что дороже?" После долгих размышлений Красавин принял решение "тачку" продать и купить нужные лекарства.

Вспомнил, как сам покупал машину – по объявлению. Да, можно по объявлению, а можно и поехать в выходной на авторынок, что почти рядом с автомастерской. Никаких проблем не видел, никому ничего не сказал и с собой решил никого не брать. Цена, само собой, – сумма, заплаченная при покупке, плюс расходы на ремонт.

И вот ранним воскресным утром Петр приехал на авторынок, размещавшийся на окраине Каменогорска. Машин столько, что глазом не окинуть. Нашел местечко, приткнулся и пошел по рынку посмотреть цену. Все сходилось, и он в цене не загнул, но и не прогадывал. Да и машина смотрится, вчера с напарником ее неплохо подмарафетили. Ладно, теперь дело за покупателями.

Подошли два кавказца и с интересом стали рассматривать машину. Один высокий, небритый и мрачный, другой – среднего роста, худой, дотошный. Этот забросал вопросами: какой километраж, давно ли менял кольца, на каком бензине работает движок? Чувствовалось, что в машинах соображает.Потом спросил цену. Красавин назвал. Посмотрев на высокого и мрачного, дотошный сказал:

– Слушай, чего ходить, давай брать будем.

Петр не ожидал, что все получится так быстро и просто. Порадовался, что вовремя поможет матери. А машину, придет время, еще купит. И покупатели нормальные: не торгуются, цену не сбивают. Он им рассказал, почему срочно пришлось продавать машину. Посочувствовали – мать есть мать. А когда узнали, что Петр в Чечне воевал, совсем обрадовались. Оказывается, они родом из Гудермеса, но давно оттуда уехали и работают в Каменогорске. Где и кем работают, правда, не сказали, да Петр и сам не спросил.

Потом отдали деньги в пачках. Петр неспешно пересчитал, все сходилось. Оставалось снять машину в областном ГАИ с учета, а уж ставить на учет они будут сами. Но ГАИ в выходной не работает, значит, оформлением придется заняться завтра.

Петр хотел вернуть деньги, но кавказцы даже обиделись:

– Зачем?! Разве мы не должны друг другу верить?

В самом деле, подумал Петр, все честь по чести: он передает машину с документами, они ему отдали деньги копейка в копейку. Чего тут не так? А завтра встретятся в областном ГАИ и все, что надо, быстренько оформят.

– У нас есть хороший знакомый в ГАИ, он за час провернет. Жаль, что сегодня дежурит, но можно заскочить и договориться, когда удобней приехать. Зачем в очереди стоять? Давай? – спросили покупатели Петра.

– Давайте, – кивнул он. Действительно, по окружной дороге езды всего-то полчаса.

– С хорошими людьми приятно дело иметь, – сказал высокий кавказец и сел на заднее сиденье. Его напарник, усевшись впереди, заявил, что заодно и убедятся, как машина бегает.

Ну, за машину Петр был спокоен. Выбравшись из авторынковской толчеи, свернули на окружную дорогу. Петр уже прикидывал, что деньги на днях сам отвезет матери, а заодно и встретится с Аленой. Это же здорово!

Кавказец, что сидел рядом, похвалил движок. Он работал ровно и тянул хорошо. Но неожиданно, положив руку на плечо Красавину, сосед попросил остановиться. Ему захотелось "по-легкому". А тут с обеих сторон лесок – удобно.

Сидевший сзади молчун проворчал, что не надо было так много напиваться чая, а у Красавина на миг шевельнулось какое-то опасение, но тут же исчезло. Чеченец помочился в кустиках, затем подошел к машине и ... вдруг присел: что-то его заинтересовало. А встав, поманил пальцем Петра.

– Чего там? – спросил Красавин, опустив стекло.

– Да вот, сам не пойму, что-то с колесом...

– Не может быть! Колесо новое.

– Иди, смотри, я что, вру?

Петр вышел. Одновременно вышел на дорогу и молчун. Но Красавин на это даже не обратил внимания.

– Ну, что тут?... – Петр нагнулся, и... получил такой удар по голове сзади, что упал и тут же потерял сознание.

В себя пришел не сразу. Пошевелился, болезненно застонал. Голова словно раскалывалась на части. Что же произошло?... Мысли путались. Долго не мог ничего сообразить, и вдруг, точно прострелило: машина! Чеченцы из Гудермеса!... Но почему он в лесу? Ударили? Ах какой дурак! И зачем с ними поехал!...

Пощупав голову ладонью, осторожно перевернулся на бок. Где же деньги и документы?

В карманах – пусто. О-о, Боже!

Пересилив боль, Петр сел на пахнущие смолой сосновые иголки и заплакал. Ведь сказал же им, что деньги для больной матери. "Мать есть мать", – вспомнил слова "покупателя". Какая подлость! Как же так можно?...

Домой вернулся поздно. А когда рассказал о случившемся, сестра разрыдалась. Да и старики были потрясены: это настоящая беда.

– Надо в милицию сообщить, – всхлипнула Нина сквозь слезы.

– Уже заявил, – вздохнул Петр. Он больше не плакал. Внутри все будто окаменело. Но что же делать? Закрыл глаза, в них точно отдавалась головная боль. А по черепу будто кто молотком стучал. И – все вокруг куда-то поплыло...

XV

В этот же вечер Красавин на машине «скорой помощи» был доставлен в нейрохирургическое отделение городской больницы. Он не смог предупредить Парамошкина и тех, кто работал с ним в мастерских. В мастерские на другой день послал сестру, а Парамошкину позвонил сам. Удар по голове был нанесен сильный, но не смертельный. Могло быть и хуже. Врачи обещали выписать через месяц.

Красавин легче переносил боль физическую, чем моральную. Его трясло от обиды, что вот так нагло и подло чеченцы обвели его вокруг пальца. И где? В родном городе! В боях не раз участвовал и остался живым и невредимым, а тут...

Сколько раз вспоминал слова учителя, что никогда нельзя расслабляться, надо быть готовым к любой нежиданности. Почему же так глупо доверился? Ведь можно было догадаться, что чеченцы – жулики. И до слез обидно, что помочь матери теперь не сможет. Навряд ли милиция найдет машину. Наверняка уже ее на запчасти разобрали. Ищи теперь ветра в поле.

Приходила сестра и успокаивала. Красавин понимал, что еще легко отделался, но поделать с собой ничего не мог: нервничал, психовал, был всем недоволен. Почему? Ну почему это случилось именно с ним?!

Встречи с Парамошкиным Красавин ждал и в мыслях на что-то надеялся, а на что, и сам толком не знал. Учителя он не только уважал, но и побаивался. Ясно, что пропесочит. Скажет: а еще разведчик! И будет тысячу раз прав!

Петр сам себя больше всех казнит. Вспомнил, как были рады Парамошкины, когда зашел к ним после "дембеля". Тогда просьбу учителя выполнил четко, и он остался им доволен. Да и после все делал так, как тот говорил. Автомастерские оформлены на подставных лиц, старается не светиться и лишних связей не заводить. Учителю не звонит и не заходит. Зачем только эта чрезмерная осторожность? Для каких таких дел он его приберегает? Ведь можно было бы устроить жизнь совсем по-другому. Фирма богатая, подобрал бы для него, как мать выражается, должностенку, и не надо больше ничего. Но нет, у учителя что-то свое на уме...

Парамошкин навестил Красавина перед выпиской из больницы. Не скрывал, что произошедшим крайне недоволен. Однако, связь с лечащим врачом он поддерживал постоянно, и это Петр ощутил еще в самом начале. Его перевели в одноместную палату, появились нужные лекарства, а главное – повышенное внимание медперсонала.

Парамошкин в этот раз куда-то торопился. Положив на тумбочку пакет с фруктами, сел рядом на стул. Спросил о самочувствии.

– Какое тут самочувствие, – пожаловался Петр, – если на душе погано?!

– Это понятно, – согласился Парамошкин и вздохнул. – Но ведь ты сам виноват, и претензии предъявляй только к себе. Хотя бывают дела "погирше" твоих. Так что духом не падай.

– Да как же не падать-то!

– О-о, в жизни, брат, порой бывает такое, что трудно даже представить. Жизнь – штука сложная, потому люди и должны держаться друг друга. У тебя беда – я поддержу, у меня – ты тут как тут. Это же элементарно и если откровенно, то меня ей-Богу, удивляет, почему не посоветовался? Разве я тебе не помог бы? Поддержал бы и советом, и деньгами, и ничего подобного не произошло бы. Мой шеф Рюмин как-то верно подметил, что один опрометчивый шаг порой оборачивается человеку тройной бедой. Запомни. Голова на то человеку дана, чтобы он мозгами своими шевелил. А ты эту голову бандюгам подставил. Непозволительная роскошь. Чем же думать собираешься? Слава Богу, что еще обошлось.

В палату заглянула сестра, она была явно чем-то расстроена. Увидев незнакомого мужчину, Нина закрыла дверь, но потом все-таки решилась войти. Поздоровалась. Красавин представил ее Парамошкину. О нем сестра была много наслышана как от матери, так и от брата.

– Ну, говори, что стряслось? – спросил Красавин. Повернувшись к Парамошкину, добавил:

– У моей сестры и радость, и печаль всегда на лице написаны. Сейчас видно: сама не своя. Так что там произошло, говори, не тяни.

– Есть одна новость, брат, но плохая. Даже и не знаю с чего начать. Вроде как и неудобно говорить при... – посмотрела на Парамошкина.

Тот поднялся.

– Могу выйти, если у вас секреты.

– Останьтесь, никаких секретов от вас нет. Выкладывай, – попросил Петр сестру.

Нина прикусила губу.

– Выкладывать ничего не буду, сам читай. – Протянула письмо. На конверте адрес матери, но почему почерк не Алены?...

Стал читать и вдруг схватился рукой за голову и застонал, Нина начала успокаивать брата, но ему от этого еще хуже, на глазах – слезы.

– Да что происходит? – недовольно буркнул Парамошкин. – Может, вы скажете? – Глянул на Нину. Но ей говорить ничего не пришлось – Петр протянул ему письмо, а сам отсутствующим взглядом уставился на окна палаты. Парамошкин прочитал письмо и задумчиво произнес:

– Сколько же всякой дряни землю топчет! Это же звери, в них нет ничего человеческого. Пострадала твоя девушка, да?

Красавин молча кивнул. Он сжал губы, хмурил брови, на скулах легко вздрагивали еле заметные бугорки. Повторял про себя строки из письма: "...Алену изнасиловали. Перед этим чем-то ударили по голове. Ничего не помнит. Лежит в больнице..." Каждое слово болью отдавалось во всем теле. Еще больнее было от сознания того, что насильники на свободе. И он в больнице, какое жуткое совпадение!...

– Что собираешься делать? – нарушил Парамошкин тягостное молчание.

– Поеду разбираться, – мрачно и не сразу ответил Петр. – Убью гадов! Они еще поваляются у моих ног. Но никакой пощады...

– Да кому никакой пощады? Ты о ком говоришь?

– Я знаю, чьих это рук дело! Нашли, подлюки, над кем издеваться. Но ничего...

– Хочешь совет? – Парамошкин подсел к Красавину на кровать. Обнял, погладил по спине. – Так вот, Петя, навестить Алену надо, поддержать ее, побыть рядом, успокоить. Ей сейчас тяжело, и она твоему приезду будет рада. Тем более что в выходные тебя тут все равно никто лечить не будет. Но запомни – никаких глупостей. Никаких, понял? Этого от тебя и ждут. Как только поступит сигнал в милицию, тебя тут же задержат. Ты этого хочешь? Ясно, что нет. А насильников пусть ищут, кому за это деньги платят. Преступникам от кары все равно не уйти.

– Не знаю, не знаю...

– Повторяю – никаких самосудов. Ты что, совсем ничего не понимаешь? Смотри, к койке привяжу, и тогда уж точно никуда не поедешь. Я не шучу, ты меня знаешь.

– Но ведь это же они, гады, они, Козлобаев с дружками! – взвыл Петр.

– Петя, Петя, Григорий Иванович верно говорит. Тебе только в тюрьму угодить не хватает. Подумай, что тогда с нами будет. Мать этого не перенесет! – всхлипнула Нина.

Парамошкин кивнул:

– Вот-вот. И о матери, и о себе подумай. Разборками делу не поможешь, а только навредишь. Действовать надо по-другому. Но пусть вначале страсти поутихнут. Дам денег, купишь матери и Алене лекарства и все что надо, а там видно будет. Не горячись, прошу тебя.

– Но как такое простить?!

– Пускай разбираются, кому положено. И учти, если наломаешь дров – потом не обижайся. Еще и еще раз заруби это на носу. Вернешься из дома – сразу ко мне.

Денег от Парамошкина Петр не взял, но тот передал их Нине. Через несколько часов Красавин уехал автобусом в Полянск.

XVI

Увидев Петра, мать как-то даже слишком буднично сказала:

– А я ждала тебя, сынок. Сон приснился, что приедешь.

Сны матери предсказывают как хорошее, так и плохое. Петр об этой ее особенности знал. Про Алену рассказала сразу. Кроме того, узнал, кто этим делом занимается в прокуратуре.

В больницу пошли вместе, взяли подарки и цветы. Женщины поплакали, а Петр, чтобы не мешать, вышел в коридор. К нему подошла молодая девушка в больничном халате, сказала, что работает медсестрой и его узнала.

Откуда? – удивился Петр. Оказывается, запомнила по случаю на танцплощадке, когда он расшвырял всю Мишкину компанию. Красавин понял: за Алену в больнице переживают и надеются, что насильники будут установлены.

Вышла мать, а Петр вошел в палату. Да, Алену просто не узнать. Она и так была худенькой, а тут совсем осунулась: под глазами темные круги, губы потрескались, смотрит сквозь слезы, будто перед ним чем виновата. И Петр-то не знает, куда себя деть. Он наклонился и поцеловал Алену в щеку. На бледном лице девушки появился легкий румянец. Взяв ее, всегда теплую, а теперь кипенно-белую ладонь, на которой просматривались все жилочки, спросил:

– Больно?

– Голова болит и спина. Но было хуже. Надолго приехал?

– Дня на три.

– Не думала я, что вот так получится. – Отвернулась, чтобы скрыть слезы. Потом, посмотрев на Петра, испуганно спросила:

– А у тебя что с головой? Что случилось?

Красавин поморщился:

– Да так, неосторожно ударился. – По глазам видел, что не поверила, но смолчала. Не говорить же, что сам недавно так влип... Нина про машину будет молчать, но об этом Алена и не спросила: голова забита совсем другими мыслями. О том, как все произошло, Петр Алену не расспрашивал – неудобно, да и мать уже рассказала. Ее ударили по голове, потом завязали глаза, а дальше она ничего не помнит – была без сознания.

Петр прошептал:

– Найду гадов и отомщу. – Алена благодарно сжала его ладонь и так же тихо, чтобы не услышала лежавшая на угловой койке женщина, шепнула:

– Только не горячись, Петя, прошу...

– Ладно-ладно, помолчи, тебе нельзя волноваться. Я еще приду, можно?

Впервые Алена стеснительно улыбнулась.

– Можно...

Попросила дать ей цветы, поднесла их к лицу и, прикрыв глаза, несколько раз глубоко вдохнула. "Как хорошо пахнут! Спасибо..." Так и лежала с осенними цветами, прижатыми к груди, вдыхая их тонкий аромат.

Кроме Алены и следователя прокуратуры Петр больше ни с кем не встречался. Один раз, правда, зашел к ее родителям, чтобы успокоить. Они были рады его приходу, рассказали, что Алена вначале не соглашалась обращаться в прокуратуру, не хотела лишних разговоров. Но на другой день после случившегося в почтовом ящике оказалась записка с угрозой, что если заявит, то ей конец...

Со следователем разговор у Петра не получился. Тот был так загружен делами, что спокойно поговорить не удалось. Постоянно звонил телефон, кто-то настойчиво заглядывал в кабинет. Следователь молодой, в армии не служил. Пожаловался, что фактов изнасилований много и нередко их провоцируют сами девицы легкого поведения. Но под конец беседы заверил, что данный случай особый и он с работниками милиции постарается преступников установить и отдать под суд.

Вот если б только девушка хоть чем-то помогла следствию, хотя бы что-нибудь вспомнила.

На второй и третий дни пребывания Петра в Полянске Алена стала понемногу отходить, больше улыбаться и разговаривать, в ней стало меньше прежней скованности. Только Петр появлялся, как все больные из палаты выходили в коридор и никого к ним не пускали. Даже медперсонал в это время не заходил.

А вечерами Петр шел "погулять на свежем воздухе". Вначале мать беспокоилась, недоверчиво спрашивала, зачем это ему? Она не хотела, чтобы сын гулял так поздно, но потом смирилась. Красавин надевал спортивную форму и уходил будто бы на легкую пробежку перед сном. На самом деле его маршрут был один и тот же – к дому Козлобаевых. Неподалеку от дома он прятался и поджидал возвращения Мишки. Что он хотел узнать? Прежде всего удостовериться в виновности или невиновности Мишки и его компании. О дружках кое-что узнал: кто они, где живут. Но ему была нужна информация, полученная без угроз с его стороны.

Первый день ничего не дал. Мишка подъехал на машине один, открыл ворота и завел машину во двор. Во второй раз было то же самое. Теперь вся надежда оставалась на последний вечер, и Петр снова прячется в кустах, ждет, думает. О чем только не передумаешь... О Чечне, такое не забывается. О замученных наших солдатах Петр вспоминает с содроганием. Видел бы Мишка – это не с пьяными дружками да девицами на машине по Полянску раскатывать.

Сменил место наблюдения, попрыгал, чтобы согреться. Глянул на часы – пора бы Козлобаеву и домой. А может, он уже дома и преспокойненько дрыхнет, а Красавин тут мерзнет? Танцы давно закончились, молодежь разошлась. Вспомнил слова матери:

"Ты там, сынок, не задерживайся". О своей болезни помалкивает. Деньги взяла и теперь начнет проходить курс лечения. Да, с деньгами худо. Эх, если бы не идиотский случай с машиной! Все пошло кувырком...

Издали, слепя глаза, стрельнули автомобильные фары. Петр нырнул за угол, чтобы не заметили. Отсюда хорошо и слышно и видно. Хоть бы Мишка был не один и поддатый. Тогда, может, что-то и прояснится.

Из машины вышли трое, Мишка и два его дружка. Явно выпивши. Закурили.

Один из компании, голос ломаный, крикливый, сказал:

– Завтра опять махнем?

– Не получится. Отцу надо помочь, все уши прожужжал, – мотнул головой Мишка.

– Но ведь так и не заловили Петушка твоего. А хотелось бы пободаться!

– Он такой же мой, как и твой, – зло буркнул Мишка, затягиваясь сигаретой.

– Говорят, еле отошла, – подал голос третий. При свете луны видно – он здоровый и сутулый.

– Крепко же ты ее долбанул, – хихикнул крикливый.

– Бил, как договорились: чтоб не орала и не сопротивлялась.

– Это уж точно. Как полез на эту птаху, лежала будто в отрубе.

– А тебе надо, чтобы змеей извивалась? – усмехнулся Мишка. – Ну ты даешь, насильник!

– Я ничего не даю. Это ты денежки давал, а я отрабатывал. Но вообще-то, когда сопротивляется – больше удовольствия.

– Да не ори на всю улицу, – рыкнул Мишка. Он был явно не в настроении.

– А хотите случай расскажу? Ну прямо как в анекдоте, – предложил здоровяк. – Подстригался я вчера в парикмахерской. Такая фифочка крутится вокруг меня и балаболит своей напарнице, здоровой молодой девахе: что, мол, за время настало, выйти никуда нельзя, бандюг, словно муравьев, развелось.

– Да ближе к делу, – нетерпеливо перебил крикливый.

– Ага, ближе. Фифочка эта пример привела, ну прям как наш, когда несколько лбов одну изнасиловали. А вторая ей, что бы вы думали, ляпнула? А-а, век не догадаешься.

– Не ори, услышат.

– Она ей в ответ брякнула: везет же некоторым. Правда, здорово?

Он и крикливый, довольные, хохотнули:

– Значит, краля Петуха нас еще благодарить должна. Мы ей, выходит, удовольствие сотворили.

– Кто творил, а кто просто рядом стоял, – заметил Козлобаев.

– Зато денежки платил, – не остался в долгу Мишкин дружок.

– Да заткнись ты, мурло! Сколько можно граммофонить, услышат же.

– Не услышат. А если кто и услышит, сам хвастался, что у папаши везде заметано.

– Дур-рак! Все, хватит, расходимся...

"Гады, мрази, подонки! – скрипел зубами Красавин – Бахвалятся, кто бил, кто насиловал, а кто рядышком стоял! Какого же каждый заслуживает наказания? И он это сделает сам. Нет и не будет ни капли жалости к этим козлам, получат, что заслужили... – Почувствовал, как заломило в голове. Сам-то не долечился. – Два чеченца и Мишка Козлобаев... Проклятое совпадение. И именно это совпадение принесло ему и Алене страшную боль..."

– Так ты завтра куда? – спросил Мишку тот, что бил Алену.

– Завтра кручусь с отцом дома, а послезавтра еду в Каменогорск.