Текст книги "Убийца среди нас (СИ)"

Автор книги: Анатолий Силин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 38 страниц)

Наконец, закончив подготовку к завтрашнему утру, вернее, сегодняшнему (часы показывают второй час ночи), Наташа пришла. Легла, прижалась, спросила:

– О чем думал?

– О тебе, о ком же еще, – ответил я.

– А не обманываешь?

Поцеловав, сказал:

– Разве я тебе когда врал, тем более, в таком вопросе?

– Верю, верю, верю, – прошептала. – А теперь расскажи, что еще наговорил тебе Сушков?

Я поморщился:

– Да ну его, этого Сушкова, давай лучше о чем-нибудь другом. – С чувством отцовской гордости сказал: Замечаешь, как дети подросли? А Надя так уже невеста!

– Еще бы, только и годы быстро летят. А нам с тобой даже поговорить некогда.

– Вот уйду на пенсию...

– Слишком долго ждать, да и стоит ли торопиться. Помнишь, как первый раз в роддом отвозил?

– Спрашиваешь... Была зима, но на улице сырость, дождь, лужи. Ты говорил – роди сына. Лежу в роддоме, а тебя как назло в командировку, под Ростов, брать кого-то направили. Родила девочку, вот, думаю, приедет и обидится. Ко всем приходят, а ко мне хоть бы кто. Оказалось, что ты даже в отделе никому не сказал, что жену отвез в роддом.

– Думал, что быстро вернусь.

– Зато увидела тебя веселым и невредимым. Да с огромным букетом цветов и с гостинцами, – сразу все переживания как рукой сняло!..

Слушаю и сам вспоминаю те дни: как домой их с дочкой вез, как быстро решили насчет имени. Потом пришли друзья и были поздравления. Это еще когда жил на частной квартире, а через несколько месяцев Дорохов помог с однокомнатной. Словно сквозь сон услышал:

– Я тебя, Денис, так люблю, что словами не передать. Молюсь, когда тебя нет, и благодарю Бога, что послал мне тебя...

– Не согласен!

– Что-то не так сказала? – заволновалась Наташа.

– Все ты сказала правильно, только я тебя люблю еще больше.

– А ты докажи, – чуть слышно прошептали ее губы, и вся она, дорогая, нежно-ласковая, потянулась ко мне. И мы обо всем сразу забыли. Это было так хорошо, как когда-то в наш первый медовый месяц.

XXII

В назначенные семь тридцать «невысокая тройка», так окрестил наш сбор Сидоров, была не в полном составе. Не хватало самого Сидорова. Дожидаясь его, мы с Тереховым перебрасывались обычными фразами насчет оперативной обстановки: сколько и каких совершено за сутки преступлений, какова их раскрываемость по горячим следам, кому повезло, а кому нет. Домашних дел не касались. Наконец раздался знакомый стук в дверь. Извинившись за опоздание, Сидоров молча притулился рядом со мной. Жил он на окраине города и частенько опаздывал на работу из-за отвратительной работы общественного транспорта. Этим, кстати, грешили многие сотрудники УВД, так как жилье для милиции строилось в основном на окраинах.

Но Сидоров молча усидеть не мог.

– Давайте начинать, – сказал он. Пожаловался, что дел невпроворот.

– Начинай, – согласился Терехов.

– Я, что ли? – удивился Сидоров. Он-то рассчитывал отмолчаться, а тут тебе: "начинай". – А о чем?

– А о том. О тех самых делах, каких у тебя невпроворот. Только не тяни кота за хвост. Доложи, что сделано по установлению пассажиров на известный авиарейс? Сколько потребуется тебе времени, чтобы окончательно с этим разобраться? – Терехов уже не шутил, и Сидоров посерьезнел.

– Мороки хоть отбавляй, разброс страшный, – начал он. – В кассах аэропорта ничем не помогли. Спасибо паспортникам, без них трудно представить, как пришлось бы крутиться. Созванивался с Сибирском, у них такая же свистопляска. Вот, собственно, и все. Да, мне срочно надо в три района проехать, возможно, повезет.

– Много не установлено?

– Да как сказать... Не так чтобы очень, но есть. Если всех пассажиров обозначить за воз с тележкой, то воз разгребли, а тележка пока не тронута.

– Никак человек не может без шуток-прибауток, и что за характер, – покачал головой Терехов. – Попробуй, разберись в таких мудреных разъяснениях. – Но вступать в дискуссию не стал, зная, что Валентин подключился к этой работе в Каменогорске всего лишь несколько дней назад. Посоветовав ему вытягивать телегу как можно быстрей, бросил взгляд на меня.

Моя информация тоже настроения никому не прибавила. Да и чему радоваться, если работа по установлению Гвоздева с помощью фоторобота по сути не велась, инструктажи в райотделах не проводятся, а к автомастерским вообще не подступался.

– Этого надо было ожидать, – резюмировал Терехов. – Указания и шифровки из УВД сыпятся как из рога изобилия. Попробуй сообрази, чему отдать предпочтение, коли в каждой бумаге грозим персональной ответственностью. К ним просто-напросто привыкли. Вот если с отчетом на совещание приглашаем, тогда совсем другой коленкор.

Терехов прав, меня в этом убеждать не следовало. В районном звене, слава Богу, проработал и знаю, как захлестывают свои проблемы. Но на то мы, какая никакая, а "тройка", чтобы вносить руководству УВД свои предложения. Придет время, и с нас сполна спросят. Так что надо озадачить Грузнова насчет немедленного проведения если не общего сбора оперсостава, то хотя бы кустовых совещаний. Разговаривать есть о чем.

Терехов после приезда из командировки подключился к Гребенкину, тот выяснял причины гибели водителя и телохранителя Рюмина. То, что он рассказал, нас шокировало. Результаты судмедэкспертизы свидетельствовали, что смерть того и другого была не самоубийством и несчастным случаем. Водитель Кузнецов по всем сведениям отлично плавал и никак не мог утонуть в спокойном водохранилище. Ни в какие рамки не вписывалось и то, что случилось с Сагуновым. Как мог этот, богатырского телосложения, уверенный в себе человек вот так запросто повеситься? Гребенкину удалось установить, что за несколько дней до смерти Сагунов получил записку, которую потом нашли в носке его спортивной обуви. В ней несколько слов: "Смерть – лучший исход. Твой доброжелатель". Сагунов не внял требованиям неизвестного "доброжелателя". Тогда к нему подсадили некоего Федора Кошкина. По кличке "Мрак". Кошкин – личность темная. Не раз привлекался к уголовной ответственности. Сидоров аж руками всплеснул, когда услышал знакомую фамилию. Год назад он занимался Кошкиным. Тот проходил по одному нашумевшему в городе убийству. Доказательств его виновности, как всегда, собрано не было, и Кошкин остался на свободе. Теперь же схлопотал заключение под стражу, но по мелочевке.

Все было сделано чин-чинарем: кто-то сигнализировал о его причастности к преступлению, кое-что подтвердилось, и почти сразу прокурор района санкционировал заключение Кошкина под стражу. К Сагунову никого на пушечный выстрел нельзя было подпускать, а вот Кошкина посадили. Все, что произошло дальше, покрыто тайной. Кошкин же был вскоре освобожден. Этого и следовало ожидать, ведь истинной причиной смерти Сагунова могли заняться в любой момент.

– Ну и ну!.. Что же такое творится!.. – взволнованно восклицали мы с Сидоровым. Кто в этом заинтересован? Кто и почему? Ведь абсолютно ясно, что просто так это не делалось. Кому-то выгодно. Наш пыл осадил Терехов.

– Я тоже бил себя кулаком в грудь, – сказал он, да что толку? Гребенкину требуется наша помощь. Поэтому надо поскорей заканчивать то, что намечено, и быть готовым подключиться к нему.

Наша планерка на этом закончилась. Подойдя ко мне, Сидоров сказал:

– Ну, я еду. Если что, скажешь тут.

– На чем едешь-то? – спросил я, зная, что транспорт на подобные поездки нам не выделялся.

– Попуткой, на чем же еще, – пожал Сидоров плечами и ушел.

Я тоже не собирался сидеть в УВД. Пойдем с Тереховым к Грузнову, обговорим с ним по сбору оперсостава, и займусь автомастерскими. Надо не забыть проехать в мастерскую, где старик из Подклетного видел человека, похожего на Гвоздева.

– Пошли, что ли, к Грузнову? – сказал я Алексею, как только он закончил телефонный разговор.

– Сейчас, сейчас пойдем. Так ты настроился на автомастерские? – будто прочитал мои мысли.

– Да, проеду по районным администрациям, соберу данные, а завтра запущу оперативников. Так, чтобы за неделю разобраться.

– Учти, мастерские не все регистрируются. Чиновнику за взятки скроют что угодно.

– Знаю, поэтому к оперативникам, так сказать, под персональную ответственность, подключу участковых. Уж они-то свой участок должны знать.

– Правильно. А что с родственниками Гвоздева? Да и он, возможно, где-то здесь скрывается.

–Если повторная проверка ничего не даст, а это займет дней пять-семь, не больше, то начнем работу по всей области. За тем и к Грузнову сейчас идем. Заодно изучим и ряд других направлений, я тебе о них говорил.

– Да, да, помню: спортсмены, афганцы, охотники, лица с психическими отклонениями. Набирается немало, управимся?

– А что делать? Как говорится, отступать некуда, позади – Сушков.

Ладно, не зацикливайся. Объем предстоящей работы действительно немалый. На какое-то время я отключусь, а возможно, и вам придется подключаться к Гребенкину. У него открывается черт знает что. Даже на душе неспокойно.

Я насторожился:

– А ну-ка давай, Алексей, без загадок.

– Скажу-скажу. Только смотри: никому об этом, сам понимаешь.

– Обижаешь, будто новичок какой.

– Тем не менее, предупреждаю. Будем знать пока трое: Гребенкин, я и ты.

– Да говори ты, чего тянешь!

– Так вот, слушай и запоминай. Подсадить Кошкина к Сагунову распорядился исполняющий обязанности начальника СИЗО Клюшин. Сам-то начальник срочно отбыл в отпуск, а Клюшина "забыл" предупредить, чтобы к Сагунову никого не подсаживали. А дальше все просто: поступила наводка на Кошкина, молодой следователь районной прокуратуры подготовил заключение, и дело закрутилось. Ну, со следователем и прокурором Епифанцев сам разберется, а вот когда прижали Клюшина, тот раскололся и сообщил, что на него надавил Негода. Этого ты не знаешь.

– Знаю... – Полковник внутренней службы Негода взлетел по служебной лестнице неимоверно быстро. Был замом в обычной колонии, к тому же на периферии. И неожиданно его переводят начальником колонии в город. А примерно через год провожают на пенсию начальника управления исправительных наказаний (УИН), и Негода выдвигается на эту должность. А теперь он не только начальник УИНа, но и заместитель генерала Махинова.

–Вот ведь как иным светит фортуна,– не удержался я.

– Да-а, светит... Об этом мы еще поговорим. Дело сейчас совсем в другом. Гребенкину удалось собрать немалую информацию по преступной деятельности Негоды. Подсадки как к Сагунову – не единичны. Кончались обычно смертью соседа по камере. Кроме того, практикуется расконвоирование заключенных, причем не каких-нибудь там обычных "зеков", а убийц, – и на работу за пределами зоны.

– Постой-постой! Что, расконвоировали рецидивистов?!

– Вот именно. А некоторых еще и досрочно освобождали из колоний. Можешь себе представить, что они творили на воле. Безусловно, делается это не за красивые глазки, а за подношения, которые нашему брату и не снились.

– Так надо же эту сволочь изобличить, сколько можно! Он же всех нас позорит!

– Не торопись, дело не такое простое, как кажется. Владлен Эммануилович Гребенкин, пока мы катались то в Сибирск, то в Москву, сумел собрать на Негоду кое-какие материалы. По ним можно судить, что покровители хотели перевести его в Каменогорск еще раньше. Но тогда не получилось: руководство УВД не поддержало.

– Так кто же они, эти покровители, если не секрет?

– Для тебя не секрет. Это заместитель губернатора области Сливкин Николай Николаевич. Личность весьма колоритная: строится, живет с размахом, причем большим. А еще – брат Негоды, управляющий каменогорским Промстройбанком. Его прозвали "Кремнем", видно, потому, что получить у него ссуду рядовому человеку невозможно. Но то рядовому. А так – он знает, кому и за что выделить ссуду; у Гребенкина есть факты. Затем, как известно, сменилась областная и городская власть... – Терехов, вздохнув, замолчал.

– И что же?

– А то, что теперь провернуть назначение Негоды им удалось.

– Значит, Малахов... – начал я, но Терехов перебил:

– Значит, он тоже ответственен за дела своего зама. Он не препятствовал и взлету Негоды по служебной лестнице, хотя не мог не догадываться, почему того так усиленно тянули в областной центр.

– Но что же тогда не предпринимать со своей стороны никаких мер?

– Вот этого я пока, Денис, сказать не могу... Слушай, давай закругляться. Продолжим, если не возражаешь, вечером, когда никто не будет мешать. Да и к Грузнову запросто опоздать можем...

Часть третья

Дикий рынок

I

Парамошкин с женой Ириной перебрался в Каменогорск с мечтой обустроить жизнь не то что бы шикарно, а хотя бы более или менее прилично. Считал, что у него для этого всего, кроме денег, достаточно. Ну, почему, собственно, он должен жить хуже других или прозябать где-нибудь в деревенском закутке? Как мужик – силен, да и внешне недурен, кроме того, у него золотые руки. Спасибо родителям. А главное – есть огромное желание не влачить полунищенское существование, не считать копейки и не ловяжить в долг. Как все это до чертиков опостылело! Хватит, намыкался, наскитался со своей красавицей супругой.

Перед ним стояли две задачи: найти жилье и устроиться на какую-нибудь неплохую работу. С жильем в Каменогорске повезло: сняли квартиру у одинокой старушки – в частном доме на берегу водохранилища. Квартплата божеская, да и дом почти в самом центре города. Жене место пришлось по душе.

А вот с работой не получалось.

Объехал всех, кого знал и на кого мог рассчитывать. Кое-какие варианты поначалу были, но все же это такая хилота, что всерьез не принималось. Он-то думал, что его, Парамошкина, в Каменогорске ждут не дождутся, что толковые предложения посыпятся со всех сторон. А это просто издевательство – идти работать на учительские полставки! Да как же он будет после этого жене в глаза глядеть! Нет, научительствовался, хватит!

Один влиятельный знакомый предложил поработать в службе охраны коммерческого банка. "Спортсмен, владеешь оружием и всякими там приемами, такие как раз и нужны". По дурости отказался. Не хватало, мол, еще торчать на всеобщем обозрении в пятнистой форме. Потом жалел, но поздно, блатное место уже было занято.

Деньги за проданный гараж между тем таяли. Все чаще считали их с женой и думали, что скоро вообще жить не на что будет. Ругал себя уже и за отказ от учительства – все какая-никакая была бы зарплата. Нет же, хотел журавля в небе ухватить, а синицу, дуралей, упустил.

Ишь, вбил в голову – жить не как все живут. Но ведь так, как хочется, вообще не бывает, или бывает крайне редко. Вспомнил, что в школьные годы мечтал заиметь не где-нибудь, а в Каменогорске квартиру, машину. Много денег и обязательно – красавицу жену. Чтобы все ему завидовали. Почему лезли именно такие мысли, теперь и сам не знает. И как они вообще могли появиться у него – сына сельских учителей, всегда довольствовавшихся тем, что имелось? Логика их жизни была предельно проста. Ведут в школе уроки – и хорошо! Имеют домик с небольшим приусадебным участком – еще как хорошо!! Есть сын Гриша – отлично!!! Все у них хорошо или отлично. Единственное, что пугало и беспокоило, – вдруг Гриша не будет жить с ними. Но пока, слава Богу, жизнь у сына складывалась так, как они того хотели.

После армии Григорий поступил в пединститут, на тот самый факультет, что когда-то окончил отец. В сельскохозяйственный, на агронома, расхотелось. Да простит его председатель колхоза Огнев, что не сдержал своего слова. Оставалось всего несколько месяцев, и он должен был приехать домой. Родители радовались, что сын скоро вернется в отчий дом. Они уже и невесту Грише присмотрели. А там и внуки пойдут...

Но тут-то и начались у Григория жизненные завороты. Не планировал, а пришлось в срочном порядке жениться. Все получилось нежданно и негаданно. Вообще-то на последнем курсе многие студенты женились. Планы у каждого были разные: кто в городе хотел остаться (таких большинство), а кто для жизни на селе подбирал спутника или спутницу жизни. На свадьбе друга, который как раз решил остаться в городе, Григорий познакомился с Ирой. Свадьбу играли в студенческой столовой. Первый день ее не было, а на второй – появилась. Когда она вошла в посудомойку, Гриша, засучив рукава, мыл посуду. Подойдя к нему, девушка спросила:

– Помочь?

Он повернулся и ахнул – такая красота! Раньше где-то видел, скорее всего, на фестивале студенческой песни, и ни разу вот так близко. Ответил не сразу, от волнения язык будто присох. Придя в себя, сказал:

– Вам ли мыть посуду?

– Почему бы и нет, – пококетничала незнакомка. Как ее зовут он узнал позже.

– Вы не для того созданы.

– Да что вы говорите, – удивилась Ира. Вот не знала. – Она явно с ним заигрывала. Ей понравился рослый, сильный, красивый парень. Да еще посуду сам моет.

– Если б вы были моей женой, – расхрабрился Григорий, – то не только посуду не мыли бы, но и... – На какое-то время замялся.

– Так чего бы еще я не делала? – игриво улыбаясь, переспросила Ира.

– Вообще бы не работали бы.

– Даже так? Ха-ха-ха! Об этом мне еще никто из моих обожателей не говорил.

– Много обожателей-то?

– А как вы думаете?

– Думаю, что недостатка нет.

– Но свою судьбу пока так и не встретила, – вздохнула Ира, как показалось Григорию, немножко грустно. – Ладно, давайте, наконец, знакомиться, и уж посуду я домою сама, – сказала она, категорично не принимая никаких возражений.

Григорий с Ирой поженились. Свадьба была скромной. Он даже не известил родителей, что женится. Рассчитывали, что теперь-то их наверняка оставят в городе. Ехать в село ни он, ни она не хотели. Но комиссия по распределению молодых специалистов решила иначе. Пришлось собирать чемоданы в путь-дорогу. Домой Григорий возвращаться не захотел: знал, что отец ради него собирается уйти на пенсию. Лучше преподнести сюрприз с женитьбой родителям не сейчас, а попозже. Потому решили поискать счастья на стороне. И начались обычные мытарства с красивой неработающей женой. Пенять было не на кого, сам так решил. Вкалывал на полторы, на две ставки, подрабатывал. Уж чего только не научился делать своими руками. Жизнь, однако, не улучшилась, и заветная мечта пожить красиво отодвигалась все дальше и дальше.

С годами кое-как осилил купить старенькие "Жигули" первой модели выпуска. Если б не занимался ремонтом машин, то и того не имел бы. Закрутил небольшую "коммерцию" в Полянске – и попался на крючок правоохранительных органов. Исход известен.

Однако Парамошкин давно подметил, что радости и печали всегда чередуются. По крайней мере, так было в его жизни: горе компенсировалось чем-то хорошим, добрым и, наоборот, после этого хорошего начиналась полоса невезения. Тяжело переживал случившееся в Полянске, но вида жене не показывал и держался бодро. Да она и без того чуть что – в слезы. Такой уж видно у красавиц характер. Григорий же характером в отца, а тот, как бы ни было трудно, духом не падал, считал, что радость и горе, как две неразлучные сестрицы, шагают по жизни рядышком. Вот и сын тешил себя надеждой, что лучшие времена скоро настанут.

II

Вот уже более года Парамошкин не имел постоянной работы. Если б родители видели, как их Гришенька зарабатывает на хлеб, то, наверное, с ума посходили бы. Не знала об этом и жена. Ей Григорий говорил, что ведет спортивные секции, так что Ирине было и невдомек, что муж вкалывает грузчиком. Работал же Парамошкин один или с напарником, получал прилично, но поиски работы, которая его устроила бы, не прекращал. Посвящал этому два дня в неделю, каждый раз уверяя себя, что уж сегодня-то обязательно все решится. Теперь он был согласен на любую работу, лишь бы прилично платили, – но только, конечно, не грузчика! Проклинал всех и вся, и жене порой тоже доставалось. Каким-то особым чутьем Ирина определяла, когда супруг при деньгах, и забирала их, удивляясь при том, как же хорошо, оказывается, платят за какие-то тренировки. Григорий же, оставаясь с пустыми карманами, вновь отправлялся на заработки.

В то утро встал как всегда рано. Поставил чайник, поздоровался с вышедшей из другой комнаты на кухню хозяйкой. С расспросами она обычно не приставала. И теперь молча села чистить картошку.

Ирина еще понежится. Когда вставал, только сонно мурлыкнула, чтобы сам завтрак приготовил. Ирина поспать любит. Встанет не раньше десяти, позавтракает, что муж приготовил, и станет прихорашиваться. У нее сейчас две заботы: лишь бы видом не оплошать, да муж на хорошую работу устроился бы. Детей у них не будет. Причиной тому – сделанный Ириной аборт. Сглупили по молодости, боялись, что ребенок свяжет по рукам и ногам. Теперь-то близок локоток... Правда, Григорий стал замечать, что отсутствие детей Ирину не слишком огорчает. Он жену старается любить. То, что она соня и утром не накормит, его пока не удручает, привык. Зато вечером одарит такой любовью, что голова идет кругом.

На сегодня решил съездить в университет. Может быть, там повезет. Неделю назад пообещали взять на кафедру физвоспитания.

Машину припарковал напротив длинного пэ-образного здания. Взяв коричневый потертый "дипломат", вышел из машины и стал закрывать дверцу. Рядом тихо приткнулась новенькая светло-синяя иномарка. Из иномарки вышел человек лет тридцати с небольшим в светло-коричневом пиджаке и широких черно-глянцевых брюках. Внешность деловая: короткая прическа, русые волосы и бородка, в руке вместительный черный "дипломат".

Парамошкин прошел мимо, но что-то заставило оглянуться. Приглядевшись внимательней к хозяину иномарки, узнал в нем Игоря Рюмина. Рюмин когда-то ухаживал за Ириной; Григорию же с ним пришлось встретиться только один раз, на собственной свадьбе. Тогда Игорь пришел без приглашения, с большим букетом алых роз. Вручив невесте цветы, он поцеловал ее, а жениху перед уходом шепнул, что завидует. Ирина рассказывала потом, что к ней Игорь всегда приходил с розами, из-за чего девчонки прозвали его "Розарием". Парамошкины уехали по распределению в деревню, а вот Рюмин сумел поступить в целевую аспирантуру университета. Вскоре он успешно защитил кандидатскую диссертацию по истории КПСС; говорили, что как ученый подавал большие надежды. Однако с началом перестройки Рюмин забросил науку и занялся "челночным" бизнесом. В этом деле тоже преуспевал. Теперь Григорий видел это собственными глазами. Какое-то время мужчины с любопытством смотрели друг на друга.

– А вы случайно не Мошкин? – прервал молчание Рюмин. – Зовут Григорием, муж Игины... я не ошибаюсь?

"Вспомнил, – подумал Григорий. – Хотя фамилию сократил почти наполовину. И про любовь свою не забыл". Скартавил, что в нем так не нравилось жене. Ирина рассказывала, что просто слышать не могла, когда Рюмин называл ее "Игусей", "Игочкой", "Игонькой" или "пгекгасным созданием". Да и внешне Григорий смотрелся куда лучше Игоря. С ним было не страшно гулять в позднее время в городском парке. Да, с Григорием судьбу связала Ирина, а не с Игорем, но Парамошкин еще долго припоминал жене их с Рюминым поцелуй на свадьбе. Не мог забыть, как тот прямо-таки впился своими толстыми губами в ее уста.

– Да, верно, я Григорий, муж Ирины. И фамилия будет верна, если к "Мошкину" добавить четыре буквы – "Пара".

Так и подмывало Мошкина ляпнуть – а вы случайно не "Гюмкин"? 1

Но это не в его правилах. Парамошкин привык из каждого знакомства извлекать для себя выгоду, а тут такая возможность!

– Где живете? Есть дети? Как здоровье супруги? – посыпались вопросы.

"Всем поинтересовался, – подумал Григорий. – А может, и к лучшему? Только отвечать надо по-умному". Сказал, что недавно чуть в тюрьму по доносу не угодил. Сесть не сел, но с работы рассчитали. Теперь вот никак не устроится, да и жена тоже сидит пока без работы. Объяснять не стал, что она вообще ни дня за свою с ним семилетнюю жизнь не работала. Пусть бывший ухажер посожалеет их бедственному положению.

– Да-а, говоря словами классика, дело швах, – посочувствовал Рюмин. – А я думал, что процветаете. Когда-то Ирина вас взахлеб расхваливала. Я сам, честно говоря, вам завидовал, да и сейчас завидую. Естественно, хорошей белой завистью.

– А вы-то как? – спросил Григорий, стараясь переключить разговор "ближе к делу". Преподаете? Слышал, что стали кандидатом наук? От души рады за вас.

Рюмин поморщился:

– Ну, наука нынче не в моде, платят мало. За кафедру держусь лишь ради перспективы, мало ли как жизнь повернет, сейчас всего можно ожидать. Занялся бизнесом – слышал о "челноках"?

– Конечно-конечно. У нас в Полянске кто-то курсировал за границу. Товар – деньги, деньги – товар. Но ведь тяжело, говорят, что есть проблемы, особенно на границе.

– А у кого нет проблем? Разве что у тех, кто вообще не работает. Вы, кажется, когда-то были неплохим спортсменом? Ирина, помню, не раз восторгалась вашими успехами.

– Да, было... Вообще-то спорт я не бросил. Тренирую иногда, обучаю восточным единоборствам. –Парамошкин отвечал, а сам думал, почему Рюмин поинтересовался его спортивными делами? Показалось, что впереди замаячило, хотя и может вот-вот исчезнуть в сплошном тумане жизненного невезения именно то, что так долго искал. Ответами старался угодить Рюмину: а чем черт не шутит, вдруг да поможет. Теперь ведь все перевернулось с ног на голову и не знаешь, где и от кого сможешь получить поддержку.

– Как с деньгами? Есть первоначальный капитал?

Парамошкин хитрить не стал. Ответил как на духу – осталось всего ничего. Добавил, что снимают с Ирой квартиру, перебиваются с хлеба на воду. Сам на погрузке-загрузке вкалывал, помогали родители, да и из Полянска приехали не с пустыми руками. Уж кого-кого, а Ирину на хлеб с водой не посадишь. Она к постной пище не привыкла.

Рядом остановилась точно такая же, как у Рюмина. Иномарка. Из нее вышел длинный как жердь мужчина в светлом плаще. Он был худой, узкоплечий, с очками на остром носу, ну прямо взрослый Буратино. Обращаясь к Рюмину, очкарик сказал:

– Я тебя, Игорь, искал. Спасибо, машину увидел, а то проскочил бы. Так что, поездка не отменяется?

– Нет, все как решили, на двадцать пятое.

– Тогда – чао. Сегодня же начну у мэра пробивать отпуск. Если что, созвонимся.

Как только "Буратино" отъехал, Рюмин важно пояснил, что это глава администрации района, Григорий Анатольевич Шлыков. Мужик что надо. Бросив взгляд на часы, вернулся к прерванному разговору:

– Значит, с деньгами туговато, но кое-что наскребете и можно еще подзанять?

– К чему клоните?

Григорий не сразу понял смысл сказанного, помешала картавость Игоря. Но тот пояснил:

– Двадцать пятого едем в Варшаву. Слышал, что Шлыкову ответил? В группе "челноков" я за старшего. Могу взять с собой. – Вновь посмотрев на часы, заторопился: – Для растолкования, – сказал, пожимая руку, – у меня, к сожалению, времени нет. Детали можно обсудить у меня, часов в восемь вечера. Возьмите координаты. – Покопавшись в дипломате, Игорь подал визитку, напутствуя посоветоваться с Ириной и обязательно передать ей поклон. – До отъезда – целых десять дней, можно хорошо подготовиться. Ну, воодушевил? – Да, вот еще что. Могу помочь в получении загранпаспорта и закупке некоторых товаров, а это уже кое-что.

Вместе вошли в просторный, но какой-то неухоженный вестибюль университета и распрощались. Парамошкин на всякий случай заглянул к проректору насчет работы. Тот ничем не обрадовал.

– Жди, – сказал устало. – Сам знаешь, в каком котле варимся.

"Вот так везде – не отказывают, но и не решают," – вздохнул Парамошкин.

Ехал и думал, как же Ирине обо всем потолковее рассказать? О челночничестве он раньше даже и не помышлял. И с чего это Рюмин решил помочь? А если прокатает последние деньги, что тогда? Хотя что он, собственно, теряет? Рюмин закупить товар поможет, а продать его всегда и везде можно, было бы что продавать. И потом, уж если Рюмин сумел обогатиться, если такие тузы, как Шлыков, занялись бизнесом, значит здесь прямая выгода.

III

Вернувшись домой, Григорий застал жену у гардероба. Она уже позавтракала, сделала обычный макияж. Подумал, что если подбирает наряд, то собралась или навестить кого-то из бывших подружек, или сделать променаж по магазинам. Ясно, что сидеть дома одной скучно. Увидев мужа, Ирина радостно воскликнула:

– Как кстати ты приехал!

– Куда-то ты собралась? – спросил Григорий.

– Да так, купить кое-что из еды. – Подвезешь?

– О чем разговор, не пешком же в город тащиться.

Подойдя к мужу, Ирина обняла его. Поцеловав, спросила:

– Чем порадуешь, милый? Вижу по глазам, что обрадуешь свою женушку. Быстрей рассказывай, сгораю от нетерпения.

Вот такая она у него, ласковая "кошечка", все заметит по глазам и всегда вовремя приласкает. После ее ласки усталость и волнения как рукой снимает. Ирина это знает. Частенько тут же воспользуется его слабостью: то деньжат попросит что-нибудь купить, то еще чем-то озадачит. И ведь не откажешь. Интересно, как воспримет известие о встрече с Рюминым и, особенно, его предложение поехать с "челночниками" в Польшу. Тянуть не стал и вроде бы шутя, не слишком акцентируя, сказал:

– Знаешь, кого я только что в городе повстречал?

Ирина на мгновение задумалась, сдвинула к носу крылышки темных бровей и, надув пухленькие, слегка подкрашенные губки, спросила:

– Кого-нибудь из девчонок?

– А вот и нет.

– Из моих бывших поклонников?

– Уже теплее, можно сказать, почти горячо. А кого конкретно?

– Федю Даниленко?

– Это еще кто? В первый раз слышу.

– А-а, приставал когда-то, на историческом учился. Наглый такой, сразу целоваться полез. Отшила. Плакался потом, письма писал.

"Не вспомнила, – подумал Григорий довольно. – Значит, Рюмина в душе не держит". Он ревновал жену и не хотел, чтобы она сразу вспомнила Игоря. Да и потом, когда сам сказал, что видел Рюмина, восприняла буднично. Со стороны это выглядело так: ну подумаешь, чем удивил! – "Ах, тот самый Розарий". И артистически, с ударением произнесла: "Гадость моя", – и весело рассмеялась.

– Да-да, тот, что на свадьбе целовал тебя, помнишь?

– Ты мне, милый, об этом все уши прожужжал. Будто я этого хотела или просила его. Ну, поцеловал, и что с того?

– Ладно, не заводись. К слову пришлось. Знаешь, что он мне предложил?

– Откуда же я могу знать.

– Поехать в Варшаву и торгануть. Обещает оформить загранпаспорт, помочь подкупить нужного товара. – Помолчав, вздохнул. – Были бы деньги. Кстати, о тебе расспрашивал, привет, вернее, поклон передал.

– Спасибо, спасибо, – ответила Ирина, и ее щеки покрылись легким румянцем.

"Как же она все-таки хороша, – подумал Парамошкин. – В такую нельзя было не влюбиться". Спросил:

– Как считаешь, ехать или нет?

– Почему бы и не поехать, тут, по-моему, и голову ломать нечего. Ясно, что ехать. Кто ни ездил, все остались довольны. Поездки себя оправдывают. Да и сколько можно искать работу, ей-Богу, с ума можно сойти. Уж лучше так.