Текст книги "Убийца среди нас (СИ)"

Автор книги: Анатолий Силин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 38 страниц)

– Не переживай, лишнего не возьму.

"Возьму-не возьму", – морщил лоб Григорий. Еще неизвестно как торговля пойдет, а должок-то растет, накапливается...

Утром Рюмин разбудил всех. Молча оделись, перехватили бутербродов, взяли приготовленные с вечера сумки – и на рынок. Ночью прошел небольшой дождь, было сыро и еще темно. Остановившись у неширокой протоптанной дороги, Рюмин сказал: "Располагаемся тут". Оглянулись, кое-где "челноки" уже раскладывали на подстилках свой товар. Сколько же их здесь, и где их только не встретишь? – подумал Парамошкин. Он думал, что рынок будет как рынок, а тут никаких удобств. Пристроился рядом с Рюминым. Так и подмывало спросить: а где же сам рынок-то? И что за торговля, если нет элементарного, прилавков, скажем? Света тоже нет, туалет неизвестно где?

Но спрашивать не стал и правильно сделал. Рюмин сам пояснил, что настоящий рынок находится чуть дальше, за оградой, но там места уже распределены. А тут собирается "толпа". Посоветовал не терять время, так как к рассвету вся площадь будет занята.

Особого рвения к торговле у Парамошкина никогда не было. Но коль жизнь заставила, придется и эту премудрость осваивать. Если своего ума не хватит, Рюмин посоветует, потому и пристроился к нему поближе.

Старался как мог. На сухое место расстелил старенькую клеенку, по краям, чтобы ветер их не задувал, положил небольшие грузики. Еще с вечера выпросил у хозяина квартиры два картонных ящика, спрессовал их и связал. Стоять на картоне куда теплее, чем на сырой земле. На плечи набросил армейскую плащ-накидку. Сам бы вряд додумался – подсказала Ирина. Она же показала, как лучше разложить товар и научила торговаться с покупателями. Рюмин бросал в сторону Парамошкина одобрительные взгляды, даже шепнул на ухо, что у него хорошие перспективы.

Торговать начал с ходу. Подошла полька, посмотрела постельное белье. Оно ей понравилось.

– Это из льна, – сказал он. – Спать на простынях – одно удовольствие.

– Она же не понимает, – встрял Скоркин.

– Понимаю, все понимаю, – ответила на чистом русском полька. – Сколько стоит?

Парамошкин – за советом к Рюмину. Тот шепнул две цены: сколько просить и за сколько отдавать. Полька, не торгуясь, купила сразу два комплекта.

Лиха беда – начало. Попросив Рюмина присмотреть за товаром, не торопясь, прошелся по рядам и поприценялся. Зачем каждый раз спрашивать у Рюмина, если самому можно определиться.

И чего же он только не увидел! Иконы и картины, всевозможный антиквариат, ковры и люстры, одежда и обувь. Не ожидал увидеть столько новехонькой военной формы, выставленных целыми иконостасами как царских, так и современных орденов и медалей. Как же все это перевозилось? Ведь среди икон и картин есть ценные, старинные, известных мастеров, о чем свидетельствовали крутые цены.

И собой остался доволен: товар привез ходовой, цены держит нормальные. Подумал, насколько же они с Ириной разумно поступили, что, хотя и влезли в долги, но затоварились не скупясь. Не с мелочевкой, в конце концов, прикатил за кордон! Настроение поднималось. Уж не так, оказывается, и плох челночный бизнес.

А толпа гомонила на польско-русско-украинско-белорусском и других языках. Встав так, чтобы не заметили, Парамошкин стал наблюдать за своими компаньонами.

Застегнув до самого подбородка куртку и, натянув на уши адидасовскую шерстяную шапочку, Рюмин прижимал к груди треугольной формы настенные часы и куковал: "Ку-ку, ку-ку..." Потом обращался к проходящим мимо полякам: "Покупайте часы с кукушкой! Они прокукуют, сколько вам осталось жить на этом свете. Купите, не пожалеете!.."

Скоркин держал перед собой теплые женские рейтузы и выкрикивал:

– Теплые, мягкие, элегантные! Самые лучшие женские трусы в России! Почти бесплатно! Женщины, не проходите мимо, покупайте, вам подойдет!

Рядом с ним средних лет мужичок шпарил стихами:

Да, да, да, да, да, да!

Пиво лучше чем вода.

Водка тоже, но дороже.

А армянский коньячок –

Кто не пил, тот дурачок.

Какой-то "пан" взял бутылку, перевернул ее горлышком вниз, посмотрел и вернул обратно.

– Спасибо, – сказал и пошел своей дорогой.

– Спасибо в стакан не нальешь! – крикнул ему вдогонку мужичок. Ишь, взяли за моду, коньяк кверху задом разглядывать! Нечего его вертеть!

Шлыков в длинном плаще, в очках, щеки впалые, чуть-чуть порозовевшие. Когда он говорит, то острый подбородок становится еще острее.

– Чудо техники – миксер! Сбивает кремы, яичные белки и желтки, картофельное пюре! На кухне незаменим!..

Вечером Парамошкин подсчитал дневную выручку: она получилась немалая. Даже сам не ожидал. Часть злотых еще днем поменял на доллары, это было не сложно. Хотелось побыстрее рассчитаться с Рюминым, и подойдя к нему, сказал:

– Хочу должок погасить.

Игорь перекладывал вещи из чемодана в сумку. Повернувшись, предложил:

– Может, завтра? Или горит?

– Да чего тянуть-то.

– Ну что ж, раз так, подожди пяток минут. – Поставив сумку к двери, кивнул: – Надежды оправдываешь, молодец! Хорошо придумал – картон под ноги, плащ-накидочку на плечи... Доволен?

– Вроде нормально.

Не "нормально", а хорошо. Не надо хитрить – я наблюдал. У меня похуже, да еще замерз как собака. Часы так и не продал. И зачем взял, столько места занимают. А ты продолжай ковать железо, пока оно горячо. – Усмехнулся. – Нам недавно вдалбливали, что счастье не в деньгах. Как бы не так, с ними все-таки куда удобней. Или у тебя другое мнение?

– Да нет, совпадает, – Григорий решил "командору" пока не "тыкать". – Между прочим, – сказал он, – вы сами недавно этим делом довольно успешно занимались.

– Каким?

– Студентам вдалбливали историю КПСС.

Рюмин усмехнулся:

– Было дело, было. Но какой же, оказывается, ты ехидный – не в бровь, а в глаз. Ладно. Будем считать, что один-ноль в твою пользу. Ах да, посмотрим, каков за тобой должок. – Рюмин достал из кармана блокнот с ручкой и стал подсчитывать. Скоркин со Шлыковым навострили уши – им тоже рассчитываться. – Значит так, – сказал Рюмин, – твой долг составляет не много и не мало, а эту вот сумму. Иди, смотри.

Наклонившись, Парамошкин стал прикидывать. Рюмин пояснял. Вроде все сходилось тютелька в тютельку, и Григорий спорить не стал.

XIII

Суббота есть суббота. «Толпа» в этот день была многолюдной, и продали больше.

На квартиру вернулись хотя и продрогшими, но в радужном, приподнятом настроении – поторговали удачно, вскладчину накрыли стол, поставили несколько бутылок водки. Еще не пили, но в предвкушении застолья потянуло на разговоры.

– И как ты тормознул целый поезд! – громко вспомнил Скоркин. – Не страшно было?

Рюмин доволен, улыбается, изредка говорит что-то типа: да вот, все ради вас, балбесов, потому как чертовски вас люблю. В подтверждение сказанного постучал себя в грудь.

Парамошкин интуитивно догадывался, что все это не более чем фарс, бутафория. Никого кроме себя Рюмин не любил и не любит. Глаза как были, так и оставались холодными, будто их легким морозцем прихватило.

А поддержать болтовню ему все-таки придется. От Рюмина отгораживаться нельзя, он пригодится. Неспешно встал, расправил плечи и, чуть-чуть наклонив голову в сторону "командора", сказал:

– За нашего лучшего друга! Будем же ему верной опорой!

И понимал, что фальшивит, говорит не то, что на душе, но по-другому не мог. Зато как обрадовался Рюмин и восторженно загалдел Скоркин. Даже сдержанный Шлыков тихо буркнул – мол, присоединяюсь. Рюмин же кивал головой и негромко повторял:

– Спасибо, друзья, спасибо, тронут.

После Парамошкина торопливо вскочил Скоркин. Кому нужен его очередной хвалебный повтор? Рюмину? Нет. Но сына будущего губернатора он не перебьет, даст выговориться. Хитер – бобер!

Не мог просто так отсидеться и Шлыков. Да и как отмолчишься, если, по сути, из-за него Рюмину пришлось электричку останавливать. Хочешь не хочешь, а извиняйся, заверяй, хвали как отца родного.

"Не можем, однако, без дифирамбов, нет, не можем", – думал Парамошкин. Будто свет клином на Рюмине сошелся. Такой уж он хороший-прехороший, ну прямо бог плодородия Дионис. И все-то у него получается, а без него была бы крышка. Надо же! Но ведь сам и завел хвалебную бодягу. М-да-а, хорош: думает о Рюмине одно, а говорит – другое.

Их глаза встретились, и ему почудилось, что Рюмин догадывается, о чем он только что подумал. Григорий покраснел. Но нет, Рюмин сказал совсем другое:

– Мне кажется, у нас с вами неплохой тандем в перспективе получится. Не правда ли, вместе крутить педали легче?

Парамошкин вежливо улыбнулся: Рюмин будто мысли его прочитал. "Интересно, интересно, что это он задумал насчет тандема? Сейчас опять ошарашит каким-нибудь очередным сюрпризом. Он же без этого не может..."

Так и есть. Рюмин встал, натянутая улыбка с лица исчезла.

Начал стихами, да какими!

– Друзья, прекрасен наш союз!... – Потом проза: – Поверьте, говорю сердечно – тронут, очень тронут. Это чертовски трогательно. У нас впереди огромная перспектива, приблизим же ее нашими трудами!

"Но картавит, аж слушать противно! – поморщился Парамошкин. – Уж зная свой дефект, выбирал бы слова без "р"..."

Рюмин меж тем перешел к делу:

– Значит, планы у нас следующие: завтра утром на электричку и в Варшаву. Там дораспродадим остатки, закупим магнитолы и вечером на Брест.

– Уже? – удивился Парамошкин. – Хоть бы еще денек здесь прихватить, а уж потом Варшаву посмотреть...

– Смотреть да отдыхать после будем, – фыркнул Рюмин. – Во вторник я должен быть на работе, тут уж никуда не денешься. Еще раз объясняю: в Варшаве можно шмотки быстрее распродать, там же купим и магнитолы. Да и погода наладилась: на верхотуре стадиона дуба не дадим. Короче, нравится – не нравится, а укладываем сумки и бай-бай. – Самое сложное завтра – это сесть в вагон. – Помолчал, посмотрел оценивающе на Парамошкина. – Мы, Григорий, очень рассчитываем на твои спортивные способности.

Тот удивился:

– Что так?

– Пробиться в вагон практически невозможно, из-за огромного наплыва "челночников".

– Неужели так сложно?

– О-о-о! – заохали все разом. – Это видеть надо! Да завтра сам убедишься. Одни "быки" чего стоят...

– Чепуха какая-то. У вас, ей-Богу, проблема на проблеме и проблемой погоняется. Теперь еще какие-то "быки" появились...

– Ну, другим словом – вышибалы, – пояснил Шлыков. – У них крепкие руки-ноги (прости за сравнение), оловянные задницы и пусто в черепках. Вот они и проталкивают своих в вагон.

– Выходит, и меня считаете из их породы? – обиделся Григорий. – Значит, и у меня в черепе, – постучал пальцем по голове, – пусто?

Не надо же так в лоб понимать! – стал выкручиваться покрасневший Шлыков. – Я не это имел в виду. Ты – совсем другое. Извини за дурацкое сравнение.

Рюмин и Скоркин молча укладывали сумки. Рюмин поднял голову.

– Да ладно, – сказал он Парамошкину. – Чего обижаться. А в вагон нам без твоей помощи никак не прорваться. Посмотри на них, – махнул рукой в сторону хрупких, далеко не спортивного вида Скоркина и Шлыкова. – Разве они на такое способны? Ясно, что нет. В общем, не обижайся, а помоги, в долгу не останемся. – Рюмин, кажется, впервые просил Парамошкина войти в положение и помочь.

– Да ладно, – кивнул Григорий. – Завтра сориентируюсь по обстановке...

Перед сном решали, какую брать в Варшаве для продажи аппаратуру. Музыкальный центр известной фирмы "Осака" слишком дорог, на нем в Каменогорске много не наваришь. Магнитола "Панасоник" тоже дороговата, а вот магнитола фирмы "Осака" по стоимости и спросу как раз устраивала. Единственное неудобство – громоздка, но с этим придется смириться. Уж как-нибудь довезут. Парамошкин прикидывал, сколько штук сможет купить. Везти придется с учетом трех рюминских магнитол. В который уже раз за время знакомства с ним убеждался, что тот из всего делает выгоду. Если взять даже десяток магнитол, – думал, засыпая, – то какой же будет навар?... Надо прикинуть... но это завтра... завтра..." – заснул и словно отрубился. Рюмин и Шлыков еще о чем-то разговаривали.

XIV

Увидеть Варшаву, погулять по центральным улицам – не получилось. Как рано утром вышли из электрички, как втянул их в себя людской поток, так и двигались точно в русле полноводной речки, вбирающей в себя ручьи и ручейки из горожан и «челноков».

Купили билеты, прошли на стадион, поднялись на самую верхнюю площадку и разложили остатки товара. Укутавшись потеплей, начали торговать. В самом деле, как на семи ветрах, до того продувает, а главное – никуда не спрячешься и нигде не приткнешься. Набросив на себя плащ-накидку, Парамошкин стоял "как кум королю".

– Ты умница, что додумался накидку прихватить, – с завистью говорил Рюмин, пряча под нее свою страусиную, с рыжеватой бородкой, голову.

Цены договорились особенно не гнуть, а побыстрее распродать товар и пораньше закупить магнитолы. Самое сложное началось вечером, на одной из городских железнодорожных станций. На широкой платформе бурлила людская толпа. Она будто пьяная качалась из стороны в сторону, всем хотелось уехать.

Подошел Рюмин. Он ходил узнавать, с какой стороны платформы подадут поезд. Сказал тихо, чтобы рядом не услышали. Передвинулись, и началось долгое, мучительное, с еще неизвестным исходом, ожидание. По радио объявили, что отправка поезда задерживается. Толпа гудела, нервничала.

Рюмин который раз поучал: прорываемся кто как сможет, занимаем купе, сумки подавать через окно. Особые надежды возлагались на Парамошкина.

– Ну как? – опять спросил его Рюмин.

– Нормально.

– Удивляюсь, ей-Богу, удивляюсь! Кругом все с ума посходили, а ему нормально. Вот человек!

А Парамошкин в себе уверен. Предупредил только, чтобы держались плотнее друг к другу и не зевали.

Стоп! Кажется, он! Наконец-то прибывает! Как же долго ползет и как медленно останавливается. Но вот в последний раз состав дернулся и застыл. И... начался штурм. К двери прорывались по центру и с двух боков. Откуда-то перед Парамошкиным оказалась крошка-женщина с двумя объемными сумками. Она же ему мешает! Тыркается туда-сюда, и ни с места. Но не давить же ее...

В вагон между тем прорывались новые пассажиры. В окна потоком поплыли сумки и чемоданы. Стоявший рядом Рюмин стонал:

– Пропустили, пропустили!.. Чего же ты ждешь?! Давай!

Парамошкина подгонять не надо. Понимает, что зря встали по центру, да еще и эта женщина... С большей силой толпа даванула слева и всех, кто стоял перед Парамошкиным, смело в сторону. Ан нет, всех, да не всех. Эта женщина к нему словно прилипла. Два амбала пропускают своих. Что ж, на силу – силой!

Р-раз – и женщина оставлена. Теперь никто не мешает. Несколькими рывками Григорий освободил проход к двери. Внимания на крики и угрозы не обращал. Резко повернувшись, стал пропускать Рюмина, Шлыкова и Скоркина. Подняв сумку вверх, вошел следом. Услышал крик Рюмина, чтобы сумку оставил в туалете.

Зачем? – не понял Парамошкин. – Запрещено ведь.

– Ставь, другие займут!

Поставил и отошел к окну. Вернулся злой-презлой Рюмин. все купе заняты, проход почти заставлен. Хорошо, что туалет вовремя заняли, там аппаратура в сохранности.

Прижавшись к окну, Парамошкин увидел ту маленькую женщину. Потеряв надежду пробиться, она стояла беспомощная, жалкая, вытирая слезы. Сдвинув рывком вниз стекло, Григорий крикнул:

– Идите сюда, помогу!

Подошла, в глазах мольба.

– Давайте сумки, скорее!

Молчит, не решается – а вдруг жулик? Но потом поверила. Так, сумки в вагоне, теперь ее втянуть... Получилось! Слава Богу, даже с души отлегло.

– А я-то вас ругала, так ругала, уж простите!..

Рюмин недоволен. Зачем эта женщина, когда самим не повернуться.

К ночи в вагоне утряслось, расставилось, уплотнилось. Освободились проходы, появились места в купе, где можно было присесть и вздремнуть. Туалеты же по-прежнему завалены сумками и чемоданами, кому приспичило – терпят.

Впереди показались станционные огни. Поезд стал притормаживать. Объявили десятиминутную остановку. Из вагонов с грохотом посыпались пассажиры в поисках туалета. Туалет на станции один, пассажиров – тьма, время стоянки ограничено... Картина, конечно, еще та: массовый туалет на всеобщем обозрении. Мужчины и женщины, не стесняясь, оголяются, ни на что не обращают внимания, лишь бы-лишь бы... Поляки плюются: варвары! дикари!

– Не могу смотреть, – сказала попутчица и отвернулась. – Маразм да и только. Какие-то идиоты забили сумками туалеты. Что о нас подумают?

Парамошкин молчал. А что скажешь, если сам из числа этих "идиотов". Не раз вспомнил недобрым словом Рюмина, который давно похрапывал в купе. Ему-то наплевать на все.

Поезд тронулся. До Бреста теперь остановок не будет.

XV

Первый вояж Парамошкина в Польшу подходил к концу. Для него он оказался не таким уж сложным. Теперь все позади, и можно сказать прямо: поездка удачная, даже сам не ожидал. Если так пойдет и дальше, то лучшего и желать не надо.

Из Москвы в Каменогорск возвращались не вчетвером, а вдвоем с Рюминым. Шлыков решил остаться погостить в столице у своих родственников. Его отпуск еще не закончен. Скоркин, позвонив домой, узнал, что отец вечером выезжает в Москву и просит утром встретить. Причину приезда отца в столицу Вениамин не объяснил, а возможно, и сам не знал.

Кроме Парамошкина и Рюмина в купе была молодая, по-видимому, совсем недавно поженившаяся, пара. Они ворковали как голубки, абсолютно не обращая внимания на своих попутчиков. Чтобы не смущать молодоженов, Рюмин с Парамошкиным вышли в коридор.

Парамошкин этого разговора ждал. Он хотел, наконец, ясности насчет поездок: будут они еще или нет, возьмет его с собой Рюмин или на этом все закончится. Рюмин закурил и сделал несколько глубоких затяжек.

– Знаешь, я им сейчас завидую, – сказал он.

– Кому? – не понял Парамошкин.

– Молодым, что в купе милуются. Счастливые... Ладно, перейдем к делу. – Приоткрыв заднюю дверь, Рюмин бросил окурок и тот, сверкая искрами, полетел вниз.

– Не знаю как я тебя, Григорий Иванович, но ты меня вполне устраиваешь, – сказал он, откашлявшись. – Выносливый, врубаешься в суть с полуслова и, конечно же, сильный. Уверен, что не продажный.

– Вот еще! – недовольно загудел Парамошкин.

– Да-да, а в деле это тоже немаловажно. Думаю, что наш "тандем" должен неплохо сработать. Не скажу, что я – мед, но и не губошлеп какой-нибудь, трепать попусту языком не привык.

– Уж это мне известно, – сказал Парамошкин, подыгрывая Рюмину. – Не раз думал: а как бы я поступил в той или иной ситуации и, если честно, то не ровня тебе. До тебя мне пока далеко.

– Ладно-ладно, – ухмыльнулся довольный похвалой Рюмин. – Теперь о наших планах. Через пару недель опять махнем в Польшу. Резон имеется. А дальше... Дальше загадывать пока не будем.

Ну а теперь – о "тандеме". Я планирую открыть в Каменогорске дело. Какое? В свое время узнаешь. Одно скажу – откладывать "в дальний ящик" не собираюсь. И еще. Через тройку месяцев устроим тебя директором торговой базы. Мы этот вопрос со Шлыковым уже обговорили. "Челночничать" уже, естественно, не придется. Твоя задача – обеспечивать кого надо товаром. А взамен будешь получать свою долю. Клиентов – пруд пруди. Что скажешь?

Парамошкин выпучил глаза:

– Прямо врасплох застал. Ей-Богу, ошарашил! Не думал, не гадал. Так неожиданно!.. – Но Григорий лукавил. Как это "не думал, не гадал", если в мыслях не раз видел себя на должности завбазой. Решил прикинуться простачком, который чуть не визжит от радости. Горячо поблагодарив благодетеля, осторожненько свернул разговор на другую тему.

– А что за дело, если не секрет? – Подумал, а может, не стоит проявлять излишнее любопытство? Но как узнать по-другому? Ирина-то обязательно спросит.

– Я же сказал, – нахмурился Рюмин, что к этому вернемся позже. Мне еще самому надо кое в чем разобраться. – Спросил, знаком ли Парамошкин с азами строительства? Даже поинтересовался его уроками труда.

О "строительстве" Парамошкин ответил расплывчато – смотря какое оно будет.

– Ну, не многоэтажки строить, а скажем, киоски или что-то в этом роде.

– Это в принципе несложно, – ответил Парамошкин. Добавил, что строил гаражи.

– Отлично. На досуге прикинь, сколько и каких материалов потребуется для киоска, скажем, метра три на четыре и потом напомни. Пожалуй, пока все. Пойду спать, а то завтра в девять лекция. – Зевнув, Рюмин шагнул к купе.

А Парамошкину спать не хотелось. Выйдя из накуренного тамбура в коридор, стоял и смотрел в темное окно. Ничего, кроме мерцающих вдали огней, не видно. До дома остались считанные часы. Ирина, наверное, спит: она-то ждет его послезавтра. Тем неожиданней и приятней будет встреча...

XVI

Подойдя к дому, Григорий увидел, что входная дверь закрыта изнутри. Подумал, что хозяйка, наверно, ушла на рынок, а Ирина заперлась и вставать не спешит. Да и то верно, зачем суетиться, если ждет его только завтра.

Зашел во двор. Поставив сумки, разделся до пояса, включил водяной кран-"гусачок" и стал мыться. Подобную водяную процедуру совершал каждое утро и жалел, что с наступлением морозов этого удовольствия лишится – воду придется перекрыть, чтобы не лопнула труба. Тогда будет ходить на водохранилище и купаться в проруби. Это совсем недалеко, а удобное местечко он уже присмотрел.

На стене дома на гвоздике всегда висит полотенце, рядом, в небольшом шкафчике, – паста и зубные щетки. Неспешно помылся, а потом растирал полотенцем грудь, спину, руки до тех пор, пока не почувствовал во всем теле горячую легкость.

Одевшись, подошел к окну. Оно было занавешено, и разглядеть что-либо внутри дома невозможно. Осторожно постучал условным для Ирины сигналом. Тишина. Никакого звука. И вдруг занавеска медленно отодвинулась в сторону, и он увидел свою Ирину, ее сонные, но радостные глаза, улыбающиеся губы, чуть-чуть вздернутый носик и милое, влекущее к себе, лицо. Ахнув, она тут же бросилась открывать дверь.

Встреча была такой, какую Григорий не раз себе представлял. Как только они слились в долгом, страстном, упоительном поцелуе, все остальное для них перестало существовать. "Как здорово, что хозяйки нет дома..." – только и успел подумать Григорий, нежно прижимая к себе жену. Да и она прижалась – не оторвать. Григорий подхватил Ирину на руки и понес к еще теплой постели.

"Я тебя люблю..." – "Я тоже..." – "Любимый мой..." – "Солнышко мое..." – "Так тебя ждала..." – Какие только нежные, ласковые слова они в то утро не сказали друг другу. Жаркая кровь в молодых телах еще долго не хотела остывать.

Каким-то внутренним чутьем Ирина, как только увидела мужа, поняла, что поездка удалась. И – разговоров не перечесть. В этот день решили никуда не ходить, сегодня у них будет день покоя и любви.

... Вставать Григорий не спешил. Ему не хотелось двигаться и что-то делать. Он блаженствовал, наслаждаясь домашним уютом и покоем. Наблюдать за женой из постели – одно удовольствие. Она у него умеет не только нежиться, но и работать, да так, что залюбуешься.

Ирина чистила картошку и нет-нет, да бросала взгляд в его сторону, будто спрашивая: "Ну как, муженек, не стала я хуже чем была?" – "Нет-нет! – отвечал он ей мысленно. – Ты стала для меня еще милей и желанней!"

Картошку жена чистит удивительно легко. Тонюсенькая шкурочка плавно опускается в ведро. Ирина не транжирка, запаслива и практична. Бывало, из клочков ткани, купленных в магазине по дешевой цене, сошьет себе такой наряд, что залюбуешься. "Это мне дано от Бога!" – похвалится пошитым нарядом и мило засмеется.

Слова, что ее угощение в день отъезда больше всех нахваливал Игорь, восприняла как должное. Он-то думал, что начнет расспрашивать, но жена даже бровью не повела. Подумал: к Рюмину Ирина относится более чем равнодушно, не то что к нему, своему Гришеньке. Все-таки Григорий ревновал жену, хотя ей об этом не говорил... Надо бы вставать, сколько можно прохлаждаться. Столько дел впереди, но так не хочется нарушать покой.

Жена поставила жарить картошку и принялась готовить салат. Не забывает и на муженька поглядеть истосковавшимся, заигрывающим взглядом. Вытерев руки, подошла, а у самой бесенята в глазах. Вытянув губки "дудочкой", бросилась на него и стала целовать. Успокоившись, сказала:

– Вот ведь как по тебе соскучилась. Все время думала, что тебе там холодно и ты замерзаешь. Молила Бога, чтобы сильного ветра не было. Думаешь, вру?

Григорий пожалел, что приехал без подарка. Так бы это было сейчас кстати. Знает, что жена подарки любит, не раз посмотрит, попримеряет, если это одежда или обувь.

– Не обижаешься, что без подарка приехал? – спросил, обнимая Ирину.

– Да ты что! Все равно не угодил бы. Сам знаешь, какая я капризуля. – Обернувшись к мужу, Ирина приняла соответствующее выражение лица, но тут же рассмеялась.

"Шустра, ох шустра! – подумал Григорий. – Все-то знает, все понимает". Ее слова насчет холода и ветра за душу зацепили. Значит, дорог, если так за него переживает.

Григорий обнял жену так крепко, что она ойкнула. Освободившись, легонько ударила его по крепким плечам:

– Медведь! Разве ж так можно давить на хрупкую и беспомощную женщину!

– Извини, не рассчитал. – Григорий и сам понял, что переусердствовал, но уж больно крепко соскучился.

Ирина помешала шкворчащую на сковороде картошку, которая так аппетитно пахла. Муж уже давно глотал слюнки: на завтрак только чаек попили. Но жену не торопил, она этого не любит. Ирина достала скатерть и стала накрывать на стол. Не дожидаясь хозяйки (да они и не особенно ее ждали), счастливые Парамошкины сели за стол и начали угощать друг друга.

XVII

После суток покоя и любви Парамошкин опять с головой окунулся в «челночную» круговерть. Если говорить спортивным языком, – а он считал себя спортсменом, – для Григория начался бег на разные дистанции. Истосковавшись по работе и устав от безуспешных попыток найти ее, Парамошкин наконец-то приступил к осуществлению своей заветной мечты – жить не как другие живут. Какого-то другого пути для себя не видел: «челночная» карусель закружилась без особых затруднений. Вот не ждал не гадал, что так быстро врубится в этот своеобразный бизнес. Даже Рюмин не мог ни в чем к нему придраться.

Молодец Ирина. Она взяла на себя подготовку мужа к поездкам. Парамошкин уезжал, а жена готовила сумки для следующего рейса. И так из раза в раз. За полтора месяца Парамошкин с Рюминым (тот временно нашел себе на работе замену) дважды побывали в Польше и сделали пробный вояж в Турцию. Работали без передыха, понимая, что лафа может вот-вот кончиться. Все было подчинено решению главной задачи – накопить побольше долларов и начать свое дело. Проблема была лишь в одном: не хватало нужного товара.

Торговые базы в Каменогорске осаждались "челноками", и что-либо там купить становилось все сложнее и сложнее. Наиболее ходовой товар распродавался не доходя до баз. Каждый стремился урвать себе кусок пожирнее. А что ж? На то он и "дикий рынок" с его дикими порядками.

Из Турции домой возвращались накануне Нового года. Билеты взяли в купе "СВ" на двоих,чтобы никто не мешал. Купили водки, пива, закуску. Почти всю дорогу ели, пили и разговаривали.

То, о чем в ту ночь пошла речь, Григорий никак не ожидал.

– Это что, серьезно? – переспросил Рюмина, предложившего ему поработать заведующим торговой базой. В прошлый раз, когда об этом шел разговор, Парамошкин не придал ему особого значения. Посчитал шуткой – ну какой он завбазой?

– Серьезней быть не может, – ответил Рюмин. – Сам ведь только что говорил о нехватке товара. Вот и сделай так, чтобы нужный товар на твоей базе был. И именно для нас. Помотайся в Москву, еще кое-куда. Тебя учить не надо, сам понимать должен.

– Но почему я, а скажем, не ты?

– У тебя лучше получится.

– Смеешься, да? Ну давай, давай...

Рюмин как-то кисло поморщился. Высморкавшись в платок, сказал:

– Я же доцент университета, какая необходимость терять такое место. Возможно, пригодится. Что же касается тебя, то ты ничего не теряешь. Наоборот – выигрываешь.

– Не знаю-не знаю... – не сразу ответил Парамошкин. Да и было над чем задуматься. Этот Рюмин опять сам за него все решил. Сначала сделал одолжение, взяв в свою команду. За это спасибо, все идет как нельзя лучше. Но вот стоит ли лезть в торговлю? Налил в стакан пива: водку решил не пить – утром встреча с Ириной. Выпил, пожал плечами:

– Если б такое предложение поступило до нашей встречи – посчитал бы за великое благо...

– И что же изменилось сейчас?

– А то, что поездками доволен, они меня со всех сторон устраивают. А вот что буду иметь с должности завбазой? Кроме тычков, нервотрепки и нравоучений от разных чинуш – ничего?

– Зря так думаешь. Намекну: иметь много будешь, во всяком случае, больше.

– Не понимаю.

– А я объясню. Помнишь в первую поездку в Польшу ты помог мне привезти за мои бабки три магнитолы? Цену каждой штуки знаешь. Так вот: я лично обеспечиваю, поставляю, называй как хочешь, тебе хлопцев, которых ты за денежки отоваришь. Они же тебе за эту услугу доставят или нужную технику, или лучше всего – баксы. Ясно, что не бесплатно, за твой товар. И не надо никуда мотаться, делай спокойненько свое дело. Теперь дошло?

– Дошло, но... Да и не в том дело. Просто не хочу на шею ярмо одевать. Знаю, какой сейчас ажиотаж вокруг баз. Там можно так вляпаться, что потом не отмоешься.

– Так это ж, дружище, от тебя будет зависеть. А волков бояться – в лес не ходить. Ясно, что думать надо, кому товар дать, а кому отказать, кого просить об услуге, а кого нет. Но я ведь сказал, что обеспечу надежными людьми. Они будут привозить тебе не меньше, чем сам привозил за поездку. Кроме того, зарплата по должности, плюс всевозможные навары. А они будут, посмотри, как жизнь перевернулась и как поменялись всяческие ценности. Ты просто не зришь в корень. Для всех ты будешь божеством, тебя будут уважать, на руках носить!

– Да уж , скажешь – на руках. Пожалуй, надорвутся.

Рюмин пил водку глоточками, понемножку, почти не закусывал, но не пьянел.

Долго, во всех деталях, обговаривали предстоящую работу, порядок и закупку товаров, их распределение. Парамошкин все больше убеждался, что Рюмин в торговых делах дока. Вспомнили совместные хождения по базам Москвы, когда все были им так недовольны. На московские базы надо ехать немедленно и устанавливать с ними связи. Не сразу, но постепенно, продумывая все "за" и "против", Парамошкин убеждался в разумности и выгодности предложения Рюмина. Особенно, когда тот сказал, что рано или поздно базы тоже перейдут в частные руки. А что он, собственно, теряет? Да ничего. Товар-то в его распоряжении. Кому захочет, тому и даст. Сколько захочет, столько и продаст. Он хозяин, к нему пойдут на поклон, так же, как и сам когда-то, в Полянске, за подношения. Выгода явная и прямая. В общем, согласился, хотя и сказал, что посоветуется с женой. Одно было Парамошкину непонятно – почему Рюмин так спокойно отпускает его от себя? Ведь сработались и ему с ним удобно? С кем он намерен выезжать впредь? Хотя желающих найдется немало. Он же их потом и оброком, пока не окрепнут, обложит, а они "командору" будут еще и в рот заглядывать.