Текст книги "Убийца среди нас (СИ)"

Автор книги: Анатолий Силин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 38 страниц)

Мишка пошел открывать ворота. Дружки еще раз закурили и пошли по домам. Они Петра пока не интересовали, но он узнал главное: кто и в чем повинен. Вначале надо расквитаться с Мишкой. Для этого есть возможность – Козлобаев едет в Каменогорск. Там-то он его и встретит...

XVII

Красавин спешил. Надо все обмозговать, а времени – в обрез, в его распоряжении всего один день. Небольшие сомнения все-таки были: Парамошкин его действия не одобрил бы. Учитель требовал ни с кем не связываться и не «светиться». Но Мишка же будет в Каменогорске! Когда еще появится такая возможность, и появится ли вообще? А на него никто и не подумает. В самом деле: уедет в Каменогорск раньше, о поездке Мишки, естественно, знать не мог. Только надо разложить все по полочкам...

Утром сказал матери, что еще до обеда уедет. Мать повздыхала, всплакнула и попросила зайти к Алене. Как будто он сам не знает! Зайдет, конечно, только после военкомата. А из больницы сразу к автобусной остановке – пусть все увидят, что он уехал.

Мать вчера спросила Петра, любит он Алену или нет? Сказал, что нравится, что еще ни одна девчонка не была так по душе. А переживаешь, что она тут без тебя остается? – надоедливо приставала мать. Петр пожал плечами. Мать его молчание расценила по-своему:

– Нет, не в меня пошел, в отца. Тот никогда этих тонкостей не понимал. Ему все бабы были одинаковы.

Петр знал, что Алена матери нравится. Из простой семьи, не избалованная и жизнь понимает. "Не гулена какая-то и тебе, сынок, будет предана".

– Ты, мам, целую лекцию прочитала, – улыбнулся Петр. – Я ее что, обидел хоть раз? Нет, и не обижу. И другим не дам обижать. Беда случилась, сама видишь, сразу приехал.

– Потому и говорю, что она мне не безразлична. За два года стала как дочь родная. Прибежит, поможет, да все с лаской, по-доброму. Ты ей голову не морочь, не та девушка. И учти...

– Ну хватит! – вспылил Петр. – Можно подумать, что завтра свадьба!

Так ни до чего и не договорились. Петр не любил, когда его учат, пусть даже и мать. А вчерашний вечер оказался особым. Чего стоят только откровения Мишки Козлобаева.

Позавтракав, спустился в подвал. Решил взять с собой кое-какой инструмент. Лампочки, как всегда, не было, хорошо, что прихватил фонарик. Все, что пригодится для ремонта машин, сложил в сумку. Задумался, глядя на два остро отточенных еще отцом топора: один побольше, другой поменьше. Зачем они ему? Но потом взял тот, что поменьше, и положил в сумку. Так, на всякий случай. Топор легкий, удобный, авось пригодится. Сумка набилась приличная. От гостинцев, кроме куска соленого сала да двух банок варенья, отказался. Не хотелось тащить картошку, банки с соленьями, постное масло, яйца. Сейчас не до этого, как-нибудь в другой раз возьмет. Мать обиделась, хотя масло и яйца сама покупала.

Прощание с матерью всегда было тягостным.

– Приезжай почаще, – вздохнула она. – Чай, теперь своя машина. Погляжу заодно.

– Как-нибудь приеду. Ты тоже пиши. Алена скоро выйдет из больницы, вот вместе и пишите. У нее вроде все нормально.

– Дай-то Бог... – Мать перекрестилась. Потом Петра в дорогу перекрестила, негромко прошептав молитву.

В военкомат в любом случае надо было зайти, чтобы сняться с воинского учета: в Полянск Красавин возвращаться не собирался. Хотя немножко подталкивало и честолюбие – посмотреть свою фотографию на стенде "Мы ими гордимся". Вошел, поднялся на второй этаж, остановился у стенда. Но сколько ни смотрел, своей фотографии не увидел. Даже чуть расстроился. Неужели мать с Аленой обманывали? Ладно, надо узнать, где тут снимают с учета.

Из кабинета вышел полковник Струков. Петр поприветствовал его. Остановившись, военком прищурился:

– Что-то личность знакомая. Фамилия?

– Красавин, товарищ полковник.

– Тогда все ясно. Это вашу фотографию я постоянно видел на стенде. Да и сын говорил о вас. Стенд, как видите, обновили, а фотографию сняли, уж не взыщите.

Тут же спросил, что за проблемы.

– Надо сняться с учета.

– Это куда?

– В Каменогорске устроился.

– Зайдите в крайнюю дверь слева, там снимают с учета. – Внимательно посмотрев, уточнил: – Значит, насколько я понимаю, других проблем нет?

Красавин, опустив голову, нахмурился.

– Или есть? Чего молчите?

Петр дернул щекой.

– Девушку мою недавно изнасиловали. Лежит в больнице. Приезжал навестить.

– Да-а, слышал, – вздохнул военком. – Дикий случай. Одни честно Отечеству служат, а подонки развлекаются.

– Разрешите идти, товарищ полковник?

– Не спеши, уйдешь. Я сегодня же позвоню в прокуратуру и в милицию. Так сказать, подтолкну со своей стороны. Сам-то к следователю заходил?

– Так точно.

– Что говорит?

– Ищем, сказал, но нет зацепок.

– Это как понять?

– Ее сначала по голове ударили. Она ничего не помнит.

– Плохо дело. Ладно, обещаю позвонить, можете идти, Красавин.

Военком пошел по лестнице вниз, а Петр завернул в указанный кабинет. Решив свой вопрос, он поспешил в больницу. По дороге думал о разговоре с военкомом. Может, и правда подтолкнет следователя, но ведь за него никто работать не станет. А у следователя настрой более чем оригинальный: мол, девки сами на ребят вешаются, а потом говорят, что их насилуют. Может, есть и такие. Так ведь Алену же били, били!...

Она впервые встретила Петра в коридоре, но была еще слаба... А увидев дорожную сумку, совсем расстроилась.

– Уже уезжаешь? Так быстро?

– Да, еду обеденным, пора. А чего ты загрустила? Мы еще встретимся. – Обнял, приласкал, такую покорную, слабенькую и доверчивую. Вспомнил слова матери – не обижай, она этого не заслуживает. Да разве можно обидеть такую беспомощную птаху?

Но вот любит ли он ее? Почему больше думает не о ней, а о мести Козлобаеву и его дружкам? А сама Алена? Как быть с ней дальше? Но возможно, месть и есть выражение его любви к ней? Если бы не любил – не стал бы рисковать...

– Ты уже ходишь, не рановато?

– Да нет, врач сказал, что понемножку можно, даже полезно. Когда встретимся?

– Как мама говорит: на днях или раньше.

– Шутишь, а я серьезно. У тебя теперь машина, можешь приехать на выходные.

– Приеду, не волнуйся. – Подумал, что мать с Аленой словно сговорились. И как теперь выкручиваться с этой машиной?

– Знаешь, – сказала Алена, глядя Петру в глаза, – о нас тут такое говорят.

– Интересно, какое?

– Будто у нас с тобой необыкновенная любовь! Как считаешь, хорошо это или нет?

– Что хорошо?

– Ну вот, ты думаешь совсем о другом.

– Не обижайся. В любовь, в нашу с тобой любовь, я верю. Ну подумай сама: приехал бы, если бы не любил? И потом, мне с тобой хорошо. А тебе?

– Хорошо и... Спокойно. Но и почему-то грустно. Ты уезжаешь, а я этого не хочу. Обними меня, только не сильно.

– Я уезжаю, чтобы снова вернуться. У нас же с тобой грандиозные планы. Поступим учиться, будем вместе и все станет, как в доброй сказке.

– Я знаю, но все равно грустно. Сидит что-то такое тяжелое в сердце, сама не пойму. Прости...

При расставании Алена заплакала. Ну совсем как маленькая, расстроился Петр. Однако время поджимало, а у него еще столько дел. На улице оглянулся. Алена стояла у окна и махала ему рукой.

XVIII

Приехав в Каменогорск, Красавин первым делом побывал в автомастерских. И не из-за того, чтобы узнать, как там идут дела и забрать заработанные подчиненными деньги, хотя и деньги нужны позарез. Но главное не в этом: на завтра ему нужна машина, не на своих же двоих гоняться за Мишкой по Каменогорску. В первой мастерской сорвалось. У напарника машина оказалась не на ходу. Но во второй вопрос решился, и, поработав какое-то время, Петр уехал к сестре.

Племянник Миша увидел его раньше всех. Громко, чтобы в доме услышали, закричал:

–Дядя на машине приехал! Дядя приехал!

Из дома вышла сестра. Встретила так, будто он из Чечни вернулся. Заплакала, что с ней бывало редко. Вытирая слезы, призналась, что боялась, как бы он чего сгоряча не натворил. Но, слава Богу, пронесло.

Посмотрев на машину, с потаенной грустью и надеждой спросила:

– Чья?

– Напарника. Попросил, чтобы завтра кое-куда проскочить.

– Я так и подумала...

Пока Петр ел, сваты сидели рядом, и племянник крутился тут же. Он уже попробовал привезенное из Полянска вишневое варенье и остался доволен. Петр передал привет от матери и рассказал про Алену.

– Ну и жизнь пошла! – возмущался сухонький, бородка клинышком, сват. – Одни голодные, а другие жируют и на свою... – посмотрел на женщин, – эту самую... приключений ищут!

Кивнул на телевизор:

– А чего еще ждать? День и ночь срамоту крутят. Как после этого жирным не беситься? – Его жена со скорбным лицом согласно кивала головой.

Да, сват был явно настроен поговорить, но у Петра встреча с Парамошкиным и откладывать ее нельзя. Сестра попросила долго не задерживаться: у нее появились новости, причем неплохие. Загадочно повела глазами, давая брату понять, что еще не все потеряно.

Красавин спешил: встречи с Парамошкиным были только по понедельникам, в условленном месте и в пределах одного часа. Опаздывать не хотелось, тогда придется ждать следующего понедельника.

В этот раз Парамошкин ждать себя не заставил. Движение транспорта было небольшим, так что иномарку учителя Красавин заметил еще издали. Выйдя на дорогу, махнул рукой. Чуть проехав, машина остановилась, Парамошкин вышел и пересел на заднее сидение, а Красавин сел с ним рядом. Ничего особенного в этих встречах не было, и Красавин каждый раз задавал себе один и тот же вопрос: к чему эта конспирация? Почему нельзя встречаться открыто, по-человечески? Кстати, о чем-то ведь можно говорить и по телефону.

Парамошкин обнял Петра, похлопал по спине, поблагодарил за точность. Потом озабоченно спросил:

– Ну как там? Я весь внимание.

Красавин рассказал о поездке, что Алена и мать были рады, да это и понятно. Не умолчал, что был у следователя и какая там состоялась беседа. Как бы похвастался, что кроме больницы никуда больше не ходил. О том, что вечерами караулил Мишку, говорить не стал. Парамошкину не за чем знать о подслушанном у дома Козлобаева разговоре. Красавин уже принял твердое решение и теперь от него не отступит.

– Побывал, помог – самому небось спокойнее стало, – сказал Парамошкин.

– Благодаря вам.

– Брось, это мелочь. Если откровенно, то я боялся, что дров наломаешь. А необдуманные поступки к хорошему, как правило, не приводят. В прошлый раз ты горячился, разве нет?

– Да, – согласился Петр, – было. Но вам-то чего переживать? И опять эта таинственность! Этого нельзя, не положено. Встречаемся, как шпионы. Может, я чего не понимаю, так объясните, Григорий Иванович.

Парамошкин такого вопроса явно не ожидал: снял с плеча Петра руку и даже чуть-чуть отодвинулся. И заговорил с обидой.

– Мы с тобой, Петя, давно друг друга знаем. У меня таких близких отношений ни с кем больше нет. В свое время я тебя поддержал, и сейчас твоя судьба мне не безразлична. Все, что для тебя делаю, – от души и без задней мысли. Или ты по-другому считаешь? Тогда скажи откровенно, и мы наши связи прекратим.

Красавин мысленно обругал себя: и зачем только полез со своими вопросами? А кто кроме Парамошкина ему помогал? Никто. После армии дал работу, деньги на лечение матери, когда так по-идиотски профукал машину...

– Я всего лишь спросил, – потупился Петр. – Хотелось знать... Да и секретов между нами никогда не было. А насчет связей сами решайте! – В его голосе тоже послышалась обида.

– Ну ладно, ладно, забудем. Давай считать все это досадным недоразумением. – Парамошкин не хотел перегибать палку, опять обнял Красавина. – Как дружили, так и будем дружить, как помогали друг другу, так и будем помогать, – сказал, улыбаясь. – А настанет время, обо всем расскажу, но пока лучше не пытай. Еще деталь, тоже по секрету: Ирина знает, естественно, от меня, что мы с тобой поссорились и больше не встречаемся. То есть, дружба кончилась. Для чего это – не спрашивай, так надо. Потом объясню. Учти, наши встречи и впредь будут происходить только здесь и только в условленный день и час. Если тебя что не устраивает – скажи сразу.

– Нет-нет, что вы, Григорий Иванович, все устраивает, никаких проблем.

– Может, что еще волнует?

– Да нет.

– Вот и отлично...

... Сестра, увидев вернувшегося домой брата, удивленно спросила:

– Так быстро?!

– Да, все вопросы решил. Тем более, что у тебя, кажется, есть для меня какие-то новости? Хорошие? Слушай, хорошего так не хватает.

– Молчи, брат, сама об этом постоянно думаю, даже во сне. Пошли, кое-чего покажу. – Она взяла Петра за руку и повела в спальную комнату. Сватов и Мишки дома не было; в довольно просторной спальне обычная обстановка: двухместная кровать, платяной шкаф, тумбочки, палас на полу. На стене портрет погибшего в Афганистане мужа Нины и их свадебные фотографии.

Усадив Петра на стул, Нина открыла антресоль. Как что-то драгоценное и сверхжеланное, достала три связки шкурок меха норки и, положив их на кровать, восторженно выдохнула:

– Красотища! А какие шапки будут – мечта! Смотри, – положила на ладонь одну из шкур. – Это шкурка самца. Из одной "обманка" получится.

– Что за обманка?

– Ну так называется, вроде как под ушанку сделана. Может, тебе сшить? У тебя же шапки нет.

– Обойдусь. Давай не отвлекаться. Значит, все-таки выписала?

– Да, собрала все наличные, что у меня и стариков были, подзаняла и купила. Причем, относительно дешево. Так что скоро сяду за машинку. Шапки, говорят, в Москве сейчас дорогие. Можно б махнуть на Урал, там еще дороже. Но – проезд, да и никого там не знаю.

– Нина! И зачем ты только в маляры пошла? Такая пропала работница прилавка. У тебя даже глаза загорелись! Уверен: шапки пойдут нарасхват, – подзадорил сестру Петр.

– Не знаю, какая из меня получится торговка, но бизнес можно сделать неплохой. Я уже заказала болванки на мужские и женские фасоны. Начну с мужских "обманок". Хорошо б другие меха иметь и шить шапки, комбинируя из мехов, кожи. Но это дело будущего. Лучше скажи – обрадовала?

– Еще как! Ты просто молодчина! Может, когда-нибудь свое ателье откроем. Значит, директор поддержал?

– Поплакалась, о тебе рассказала, он и сжалился. Да, теперь я – кладовщица. Поздравь.

– Поздравляю, сестричка! От всей души! – Петр обнял Нину и поцеловал в щеку. – Знай, я тоже, чем смогу, помогу. К примеру, деньгами. Выручка от мастерских пойдет тебе полностью. Получай пока первый взнос. – Петр положил на стол деньги, заработанные подчиненными. – Лишь бы твой директор не поскупился и еще шкурок выписал.

– Выпишет, обещал. Он же ко мне, ты знаешь, неравнодушен...

– Знаю, – кивнул Петр. – Но в этих делах я плохой советчик, решай сама.

– К тебе, брат, будет одна просьба, но не сейчас, а попозже.

– Что за просьба?

– В общем, как поеду в Москву торговать, будешь меня охранять? Ну, подстраховывать.

– Конечно. Все будет в полном ажуре. Шей шапок побольше, а за мной дело не станет.

– Слушай, что-то все никак не спрошу: болит – не болит голова?

– Может, не стоит сейчас об этом?

– Нет, скажи!

– Если честно, то побаливает, особенно когда нервничаю или вспоминаю зараз этих.

Нина вздохнула:

– Пусть их Бог накажет.

В тот вечер брат с сестрой долго строили разные планы. Петр на какое-то время даже забыл о завтрашней встрече с Мишкой Козлобаевым. Он уже решил, что ждать его будет на въезде в город.

XIX

Красавин полагал, что если Мишка не отменит поездку в Каменогорск, то он должен появиться в городе к началу рабочего дня. Езды до Каменогорска часа два, не больше; если выедет часов в семь утра – в девять плюс-минус полчаса будет на месте. За товаром, скорее всего, поедет на микроавтобусе «Форд». Машина в Полянске приметная, цвет и номер Красавину известны.

Мучил один вопрос – где его удобнее встретить? Но местечко вроде присмотрел. А вот как встретить? Можно пристроиться к "Форду" в хвост и сопровождать до первой остановки, а затем действовать. Другой вариант – остановить автобус после выезда из города. Это было бы лучше: Мишка затоварится, решит свои проблемы, будет беспечен – и тут-то как раз его и заарканить...

Или все-таки первый вариант? Проводить до базы или куда еще там Козлобаев путь держит, внезапно его захватить, вывезти в глухое место, а там и рассчитаться. Это место – кладбище, оно по пути. Главное – не засветиться. Отец знает, куда Мишка поехал, и станет его потом разыскивать.

Но время на уточнения еще было. Во всяком случае, думал Петр, засыпая, приехать на место надо в семь или полвосьмого утра. Такая подстраховка не помешает. Хорошо, если бы Козлобаев был один. Если с кем-то, все усложнится.

В начале восьмого Красавин поставил машину на развилке дорог, а сам вышел к основной магистрали. Надев очки, стал ждать... Утро было не холодным, но и не теплым. Небо затянуло плотными облаками.

"Но что же делать с Мишкой? – подумал Петр. – Избить? А смысл? Сразу станет известно, кто бил, а уж дальше – милиция, следствие, суд... Просто припугнуть? Но разве же это месть?... Убить? Слишком, конечно, жестоко. Хотя за то, что Мишка сделал..."

При одной мысли, что именно он нанял насильников, что он, Козлобаев, стоял и смотрел, как мучают его Алену, душа переполнялась злобой. Нет, он его не пожалел бы. Сам, возможно, убивать не стал, а нанял кого-нибудь. Артем Струков после драки на танцплощадке говорил, что Мишка носит с собой нож, купил у кого-то из бывших зэков. Сколько Красавин помнит, Мишка всегда стоял ему поперек дороги – будто проклятье какое. С детства прохода не давал, и если б не Парамошкин, не известно еще, чем все закончилось бы...

Посмотрел на часы – больше часа уже торчит. Автотрасса ожила, засновали машины. Черт, биту оставил в машине! Сбегал за ней и встал на прежнее место. Может, пригодится. Бита – палка такая удобная, подарок учителя.

Десятый час, а Мишки все нет. Почему задерживается? Проспал? Все может быть. Или передумал, какая ему разница – сегодня или завтра ехать за товаром. Красавин все чаще смотрел на часы.

Микроавтобус "Форд – транзит" Петр заметил издалека. Автобус что надо, много барахла на нем привести можно.

Нет, к своей машине он не побежит и пристраиваться в хвост к "Форду" не будет. Тут, неподалеку от поста ГАИ, водители всегда сбавляют ход. Надо уверенно, как делают гаишники, выйти на трассу, поднять биту и стоять, не сходя с дороги. Военная форма, черные очки, выкрашенная в темный цвет бита – поди разберись, что к чему. "Форд" и в самом деле притормозил. Высунув через стекло голову, Мишка крикнул:

– Чего надо, командир? – Но как только Петр снял очки, изумленно воскликнул:

– Ты, Петух?!

– Я, я, только никакой не Петух, имя есть. Подвези, тут недалеко. Или боишься?

– Это я-то? Совсем рассмешил. Садись, уж так и быть, прокачу на "Форде".

...Пока все идет нормально, думал Красавин. Мишка один, как всегда нагл, самодоволен и вроде ничего не подозревает.

– Ты же только вчера в город умотал, – буркнул Мишка, искоса наблюдая, как Красавин усаживается на сиденье. Петр "не расслышал".

– Чего ждем, поехали, – сказал он. Через полкилометра свернешь направо – в сторону кладбища.

– Кладбища?!

– Поезжай-поезжай, там окружная рядом. – Довольно произнес: – Однако повезло, что тебя встретил. – Автобус запрыгал по узкой, неровной грунтовой дороге. С двух сторон замелькали многочисленные памятники, кресты, ограды, надгробия. Справа осталась контора кладбища. Мишка изредка спрашивал, куда ехать.

Перед выездом на окружную дорогу Красавин попросил Козлобаева притормозить.

– Зачем? – насторожился тот.

– Останови, разговор есть.

– Какой разговор? Да пошел ты!...

Красавин выхватил ключ из блока зажигания, и автобус остановился. Мишка опасливо огляделся, попытался открыть дверцу, но, схватив его за руку, Петр предупредил:

– Сиди, хуже будет.

Козлобаев притих, смотрит исподлобья:

– Чего надо? Я как дурак, остановился. Знал бы...

– Это слово как раз к тебе и относится. И не мне от тебя, а тебе от меня что надо?

– Не понял? – наморщил лоб Мишка.

– Объясняю. Пацанами были – как только не издевался. Ради удовольствия, ты ж был сильнее.

– Так то игрались.

– Везде с дружками поджидал и бил. На голове и посейчас осталась твоя метина. Чем полоснул у гаражей?

– Ну, это еще доказать надо.

– Вернулся из Чечни, думал, твои "шуточки" кончились. Ан нет, ошибся. В первый же день устроил драку на дискотеке. Зачем? Чтобы показать – кто ты, а кто я? Ты же теперь барин! А я по твоим понятиям – пешка. Снова про гавканье и кукареканье вспомнил, унижал, моя боевая награда для тебя побрякушка! Видел бы ты, как за эти побрякушки парни жизни лишались. Чеченцы им шеи резали, головы отрубали, животы вспарывали, а внутренность еще живых ребят собакам бросали. Это надо видеть. Я видел, видел, понятно? А теперь ты меня опять преследуешь, бить собрался...

– Сам кулаками размахался! – огрызнулся Мишка.

– Мою девушку при всех опозорил.

– Подумаешь, девушка! Да таких, как она, только помани – сами лягут!

Как же хотелось Красавину рубануть Мишку битой по голове, но стерпел. Теперь он никуда не уйдет.

– Такие, как она, не лягут, – процедил, еле сдерживая себя. – Такие не ложатся. Вы ее изнасиловали. За что? Что она тебе и дружкам твоим плохого сделала?

– Да ты о чем мелешь?! Кто насиловал? Нужна больно! Там и глядеть-то не на что. – Голос Мишки однако, задрожал и стал срываться, глаза беспокойно забегали. Такого поворота он не ожидал.

– Значит, не твоя работа?

– Клевета! Ответишь!

– Отвечу, только это не клевета. Спрашиваю еще раз – за что?

Но Мишка и не думал признаваться. Грозился отцом, милицией. Красавин вообще-то на его признание и не рассчитывал, но Мишка неожиданно переключился на драки, что были между ними раньше. Говорил, что был не прав и даже готов заплатить, вытащил бумажник.

– Мне твои деньги не нужны, – отрезал Красавин. – Убери! В последний раз спрашиваю – кто насиловал Алену?

– Да отстань ты, Петух! Милицию позову.

– Зови.

– Позову.

– Только вначале уши раскрой и меня выслушай. Может, потом по-другому запоешь. Значит, отрицаешь, что Алену насиловали твои дружки, а ты это организовал? Но ведь я у твоего дома всю вашу трепотню позавчера слышал. Кто платил, кто бил ее, кто насиловал, когда Алена была "в отрубе", как выразился твой подельник. И наша встреча сегодня тоже не случайна: я ведь слышал, что собираешься в город. А теперь пораскинь мозгами, если они у тебя есть: твои шестерки как пить дать расколятся и начнут валить все друг на друга. Но тебе достанется больше всех как организатору группового насилия. По статье – срок немалый. А насильников, к твоему сведению, на зоне не жалуют. Их опускают сразу, так что готовь задницу. А теперь вызывай милицию или поедем в отдел вместе.

Красавин говорил, а Мишка все больше бледнел и мрачнел – и куда подевались высокомерие и наглость. У Петра вновь появилась мысль рубануть его битой по голове, и делу конец: сколько горя эта мразь может людям еще принести! И все же хотелось дать ему шанс, увидеть, заговорит ли в нем совесть. После долгого молчания Козлобаев, наконец, глухим голосом выдавил:

– Виноват я. Все что хочешь сделаю. Заплачу, подруге твоей тоже...

– Твоих денег, я уже сказал, мне не надо. Алене можешь и не предлагать, она их не возьмет. Ну а если раскаиваешься – пиши заявление. Бери бумагу и ручку. Пиши.

– Все напишу! – Как-то слишком быстро согласился Козлобаев. Схватил бумагу и ручку.

Красавин стал диктовать:

– Начальнику Полянского отдела внутренних дел полковнику милиции Дорохову Олегу Николаевичу от Козлобаева Михаила... – Потом продиктовал текст явки с повинной. О том, как это делается, слышал в армии и запомнил.

Прочитав Мишкины каракули, сказал:

– Хоть и безграмотно, но суть ясна. Бумагу передашь в милицию и расскажешь про свои грязные делишки. Учти – проверю. Сделаешь так – никакой мести не будет. Попытаешься схитрить – жди расплаты. Такой расклад тебя устраивает или нет?

Мишка развел руками, потом тихо пробормотал:

– Устраивает...

– Тогда на время расстанемся. – Красавин выпрыгнул из "Форда". Вышел и Козлобаев и пошел вслед за ним.

Петр знал, что в боковом кармане Мишкиной куртки лежит выкидной нож.

Воспользуется им или нет? Делал вид, что абсолютно спокоен, хотя был напряжен как струна. Мишка сзади что-то мямлил... Вот и крайние ряды захоронений, много свежих могил. Кругом необычная, кладбищенская, тишина и покой. Впереди видна окружная дорога, там туда-сюда снуют машины.

"Все. Сейчас или достанет нож, или совесть и впрямь заговорила..." – Только успел подумать, как тишину нарушил знакомый щелчок.

Отпрыгнув в сторону, Красавин тут же развернулся, выставив биту перед собой. Мишка держал в руке нож, взгляд злой и хищный. Губы шипят: "Ненавижу... Ненавижу..."

Значит, хитрил и ловил удобный момент. Но реакции Петра не ожидал и на какое-то время замешкался. Красавин мог вполне обойтись и без биты, выбить нож из руки Козлобаева особого труда не составляло, но теперь он непременно решил воспользоваться битой.

...Удар по голове был смертельным. Мишка так и упал на землю с крепко зажатым в руке ножом. Удостоверившись, что Козлобаев мертв, Красавин забрал бумажник с деньгами и не задерживаясь пошел к своей машине. Бумажник по дороге выбросил, а деньги пойдут на лечение матери.

Из первой попавшейся по пути телефонной будки, изменив голос, позвонил по "02". В дежурную часть милиции поступил анонимный звонок: на окраине кладбища, рядом с микроавтобусом "Форд", лежит труп мужчины.

А дней через десять Красавин получил из Полянска письмо. Алена писала, что в Каменогорске убили Мишку Козлобаева. При нем нашли заявление в милицию, где Мишка признавался в организации ее изнасилования. По делу арестовали еще двух человек, и ее вызывали к следователю. Алена из больницы выписалась, но никуда не ходит, готовится к поступлению в университет.

Сестра обрадовалась, что одного "гада" Боженька уже наказал. Откуда ей было знать, что смерть Мишки – дело рук ее брата.

Петр спрятал подальше биту и с утра допоздна пропадал в автомастерских, зарабатывая деньги на производство шапок.

XX

Перед отъездом в Москву Нина разложила на кровати все тридцать шапок: мужских и женских, разных фасонов. Шапки шила в основном ее подруга, но и сама Нина приложила руку.

– Красотища-то какая! – сказала она, любуясь. – На рынке такое видела, но чтоб самой заиметь – даже в мыслях не появлялось.

– И сколько же стоит одна такая шапчонка? – полюбопытствовал до всего дотошный свекор.

– В Москве, говорят, много, – уклонилась от прямого ответа Нина. – Зима в разгаре, и до весны далеко. – Улыбнувшись, помечтала: – Еще б конкурентов поменьше, тогда совсем хорошо будет.

– Если бы с машиной не кинули, – посожалел Петр. – Вот же гады!...

– Кто чем промышляет, – философски вздохнул старик.

– Я эти рожи на всю жизнь запомнил. Только б дорожки пересеклись!...

– Ты, братишка, благодари Бога, что живой остался, – перебила Нина. – Шлепнули бы посильнее, и поминай как звали.

Свекор кивнул:

– Правда-правда. Что дороже – жизнь или машина? Ясно, что жизнь, это и дураку понятно. Так что не гневи Бога и выбрось черные мысли из головы. Как она, кстати, голова-то себя ведет?

– По-разному. Как подергаюсь, так боли начинаются. Иной раз башка словно спелый арбуз трещит. Но бывает и ничего. Это, наверное, от настроения зависит, от настроения и покоя.

– Ты уж, братишка, ради Бога, не хандри, – вздохнула сестра. – Погляди, как здорово с шапками получилось. Много нам не надо... – протянула мечтательно. – Но-о-о... – и хитро подморгнула Петру, – машину мы купим. Это точно, и получше твоей. Станем на ней шапки возить продавать.

– Сам как-нибудь осилю, – буркнул Петр.

– Не говори "гоп", – осадил невестку свекор. – Не загадывай наперед, дело это тонкое, и можно запросто прогореть.

– А чего теперь-то бояться? Шапки – вот они. Осталось продать, только и всего. Потом еще пошьем и опять продадим, но побольше. Вот так и дело свое заимеем.

– Дай-то Бог, – вздохнул свекор.

Обсудили, где жить в Москве. Дед дал адрес своего старого друга, с которым вместе служили, а потом переписывались. Друг с супругой к ним уже отдыхать приезжали. Других знакомых в столице не было. "Отвезете медку, сала, яичек. Люди они простые, примут как родных. Только на выпивку, – хитро посмотрел на Красавина, – не налегай".

– Да ты что, бать! Петр как раз это дело и не любит. Я тоже, между прочим, не буду здорово налегать, – пошутила Нина и стала заворачивать каждую шапку в газету, чтобы не попортить мех.

Старики перед сном помолились, Нина уложила спать Мишку, а Петр поехал предупредить Парамошкина о своем отъезде.

... Знакомые свекра в Москве оказались людьми простыми и добрыми. В трехкомнатной квартире их проживало шестеро. Хозяин Василий Игнатьевич, высокий, полноватый, с залысинами на висках, еще работал шофером в автоколонне. Его жена Нина Ивановна – продавец гастронома. С ними жила семья сына из трех человек и еще незамужняя дочь. Гостей они хотя и не ждали, но были искренне рады. Как водится, справились о здоровье, порасспрашивали друг друга о жизни в столице и на периферии. Разговор был продолжен за ужином. Василий Игнатьевич после нескольких рюмок водки еще больше раздобрел и пообещал летом приехать к старому другу отдохнуть, а заодно порыбачить и пособирать грибы. Он уже бывал в Каменогорске года три назад.

Петру с сестрой надо лишь несколько ночей у них переспать, а днем, с утра и допоздна, торговать на рынке. Приезжали в Москву впервые, дело для них новое, толком не знали, что за порядки на столичных рынках и где лучше приткнуться. Рассчитывали, что москвичи помогут и введут в курс дела. Поначалу определялись, где удобнее торговать. Помогла хозяйка. Она обзвонила знакомых, занимающихся бизнесом, и те малость просветили. В Лужники, сказали, не прорваться, там все поделено и забито, туда можно попасть только по протекции какой-нибудь "лохматой" руки. Василий Игнатьевич, посмотрев на свои руки, покачал головой. "Я всего лишь шофер, – сказал с сожалением. – Связей не имею". Привлекали два рынка: Черкизовский и Сокольнический. Правда, до них с Юго-Запада далековато, да и вставать придется чуть свет, но более удобного варианта не находилось. Много было других вопросов. К примеру, можно ли пройти на рынок без очереди или надо заранее купить место? Есть ли на рынках туалеты? Сколько в первый раз взять с собой шапок? Провести день на морозе – это не в теплой постели проваляться.

Хозяйка вновь кому-то звонила и что-то уточняла. Василий Игнатьевич тоже давал советы: с вечера и утром не наедаться, не напиваться, а если прижмет, то терпеть. Опасения свекра Нины по поводу увлечения хозяина выпивкой не подтвердились. Он принял в меру и велел брату с сестрой пораньше лечь спать. Обещал утром проводить до места назначения. Окончательно решили ехать на Черкизовский рынок.