Текст книги "Хождение за три моря"

Автор книги: Анатолий Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)

– Поистине, вы исполнены упорства и скоро освободитесь от власти татар и приметесь расширяться на юг, восток и запад. У Руси, как мне думается, удивительная судьба. Вам придётся выдержать много войн, ибо на ваши земли будут зариться соседи. Я даже допускаю, дорогой Афанасий, что осознание угрозы взаимного уничтожения начнёт распространяться именно от вас! Итак, ты знаешь, что передать своему государю?

– Знаю, великий визирь.

Махмуд Гаван с задумчивым любопытством глянул на русича, помедлил, сказал:

– Назови мне одну из ваших пословиц.

Хоробрит, не промедлив, выдал:

– На миру и смерть красна.

– Ещё!

– Встречают по одёжке, провожают по уму.

– Отлично! Теперь можно уверенно сказать: здравый разум вашего народа не замутили посторонние влияния. Это о многом говорит! Прощай, русич! Возможно, мы больше не увидимся. На днях наше войско уходит на юг. А после... – Махмуд Гаван только рукой махнул. Он знал, но не хотел говорить. Хоробрит тоже знал и тоже не хотел говорить. На том они и расстались.

Величие не опускается до низменных хитростей. Махмуд Гаван так и не поинтересовался, о чём беседовал Хоробрит с его врагом Маликом Хасаном.

Зато маленький визирь при встрече тотчас велел передать ему разговор русича с Махмудом Гаваном.

– Это очень трудно, визирь. Мы обсуждали, можно ли избежать войн.

– И к чему пришли?

– Махмуд Гаван утверждал, что войны неизбежны.

– Гм. Что ещё?

– Великий визирь объяснил мне, почему ваша страна не может помочь Руси.

– Он так и сказал – не может помочь? – деланно изумился Малик Хасан. – Хорошо. Об этом позже. Дальше что было?

– Махмуд Гаван попросил назвать несколько русских пословиц. Потом сказал, что через несколько дней отбывает на юг. И мы попрощались. Вот и всё.

Насколько прямодушно благородство, настолько изощрённо коварство. Маленький визирь немедленно объявил, что Махмуд Гаван лжец, что помощь Руси будет святой обязанностью Малика Хасана, как только он станет султаном Бахманидского государства.

– Для этого я захвачу морские порты Гоа, соберу в Камбее тысячу судов, посажу на них войско. Самое большее через два месяца я появлюсь в Ормузе. Не пройдёт и полугода, русич, как я разгромлю Астраханскую Орду! Всё уже обдумано, взвешено и рассчитано. Государю Ивану останется только благодарить меня за бескорыстное содействие. Ты удивлён, русич, моей осведомлённостью? Не стану скрывать, письмо твоего государя сейчас у меня! Но зачем Махмуд – это жалкое ничтожество – интересовался вашими пословицами?

– Я не знаю, визирь.

– Гм. Ну, хорошо. Теперь я желаю развлечься. Не хочешь ли сразиться с кем-либо из моих телохранителей? Или, может быть, ха-ха, сразу с двумя?

В приёмном зале было четыре телохранителя Малика Хасана, двое возле кресла, двое – у дверей. Рослые, крепкие и, видать, умелые воины. Каждый из них выше Хоробрита на пядь. Превосходили они и шириной плеч.

– Вот с этими. – Хоробрит показал на тех, что стояли у входа в сад и в зал.

– Ты хочешь биться с двумя? – уточнил Малик Хасан.

– Да, визирь. Как ты желаешь – насмерть?

– Как ты сказал? – не поверил визирь.

– Я говорю: убить их или оставить в живых?

– Ты уверен, что сможешь их убить? О, аллах! Твоя самонадеянность мне нравится. Вот этот, – визирь показал на ближнего богатыря, – по имени Максуд, при штурме Белгаона первым ворвался в крепость и сразил пятерых врагов. Мой повелитель Мухаммед, да будет славно это имя, наградил его сотней золотых. Тот, что стоит у двери, один управлял огромным тараном и сумел проломить ворота! Это случилось на моих глазах. Ты не отказываешься от своих слов?

– Убить их или оставить в живых? – безразлично повторил вопрос Хоробрит.

Малик Хасан впился совиными глазами в коренастого русича. На его жестоком лице промелькнула хищная усмешка.

– Насмерть! – сказал он и добавил своим воинам: – Убейте его! Сто золотых – награда!

Не успел он отдать приказ, как Хоробрит прыжком выскочил на середину зала. В руке его оказался клинок, он выдернул его в прыжке-полёте. Оба телохранителя проворно кинулись на него. На их лицах не отразилось удивления. Это были умелые рубаки. Две сабли свистнули одновременно. Но разрубили лишь воздух. Там, где только что был русич, оказалась пустота. Отскочив, Хоробрит сжался, упал клубком – и оказался за спинами своих противников. Воины с похвальной быстротой повернулись лицом к нему, вновь бросились в атаку. Хоробрит метнулся за колонну. Две сабли, не удержав замаха, врубились одновременно в золотые пластины облицовки столбов, оставив на них глубокие отметины.

И тут же свистнул дамасский клинок. Кольчужный воротник ближнего телохранителя не прикрывал толстой шеи, и это погубило воина. Голова его скатилась с широких плеч, с глухим стуком упала на пол, орошая ковры чёрной кровью. Следом рухнуло туловище. Второй воин, издав вопль ярости, отскочил от колонны, его сабля описала сверкающий круг. Телохранитель, поняв, насколько ловок враг, старался не подпустить его к себе.

Малик Хасан вскочил с кресла, сжав руками серебряный пояс. Он тяжело дышал. Его богатырь отступил перед чужеземцем! Такого ещё не бывало! Тем временем воин, издавая хриплые крики, продолжал крутить саблей. Хоробрит вновь изобразил колесо, прокатился под сверкающим кругом, проделав это столь молниеносно, что противник не успел ничего предпринять. Хоробрит обхватил обе ноги великана, дёрнул, и тяжёлая туша грузно упала. Вздрогнули и закачались на бронзовых цепях светильники. Хоробрит поставил ногу на широкую спину поверженного богатыря, приставил к его обнажённой шее остриё клинка. Силач беспомощно замер. Хоробрит глянул на бледного Малика, взглядом требуя знака – убить или оставить в живых.

– Убей! – прохрипел побеждённый. – Убей! Мне уже не жить после такого позора!

– Прикончи его! – хладнокровно обронил визирь, опускаясь в кресло.

Хоробрит вдавил жало клинка в толстую шею богатыря, хрустнули шейные позвонки. Тело силача вздрогнуло, выгнулось, замерло. Малик Хасан позвонил в серебряный колокольчик. Вбежали слуги-индусы.

– Убрать! – велел визирь.

Глаза двух оставшихся телохранителей были налиты злобой, они, по-бычьи угнув головы, упорно следили за Хоробритом, сжимая в громадных руках сабли, ожидая повеления броситься на чужака. Но визирь молчал. Хоробрит тщательно вытер клинок о халат одного из убитых, вложил в ножны.

– Много ли на Руси подобных тебе? – спросил Малик Хасак.

– Я не из лучших, визирь, – отозвался Хоробрит.

– Ты согласен стать наставником моих воинов?

– Согласен, визирь.

– Превосходно! Ты отправишься в поход со мной.

Это случится скоро. Султан Мухаммед... – Визирь запнулся, но не произнёс обычного славословия. – Султан Мухаммед со своим войском пойдёт вслед за Махмудом Гаваной. Вместе с ним отправляюсь и я. Останешься ли на это время в завийе или поселишься во дворце?

– Останусь в завийе, визирь.

Малик Хасан усмехнулся.

– Неужели тебя прельщает любовь служанки Зензюль? Ну, будь по-твоему. Глядя на тебя, я уже чувствую себя победителем!

КАЗНЬ МАХМУДА ГАВАНА

ултанъ же пришёлъ до меликътучара с ратию своею 15 день по улу багрямЂ, а всё Кельбергу; и война ся им не удала, одинъ городъ взяли индЂйской, а людей много изгыбло, и казны много истеряли. А индЂйской же султан кадамъ велми силёнъ, и рати у него много, а сидить в горЂ в БиченЂгирЂ. А град же его велми великъ, около его три ровы, да сквозЂ его рЂка течеть; а со одну сторону его женьгЂль[177]177
  Джунгли.


[Закрыть] злый, а з другую сторону пришёл дол, чюдна мЂста велми и угодна на всё. На одну же сторону приити нЂкуды, сквозЂ град дорога, а града взяти нЂкуды, пришла гора велика да деберь зла тикень. Под городом же стояла рать мЂсяць, и люди померли съ безводия, да головъ много велми изгыбло с голоду да с безводоци; а на воду смотрить, а взять нЂкуды. Град же взялъ индЂйскы меликъчан ходя, а взял его силою, день и ночь билъся съ городом, 20 дни, рать ни пила, ни яла, под городом стояла с пушками; а рати его изгыбло 5 тысяч люду добраго, и город взял, ины высЂкли 20 тысяч поголовия мужескаго и женьскаго, а 20 тысяч полону взял и великаго и малаго, а продавали полону голову по 10 тенекъ, а иную но 5 тенекъ, а робята по две теныкь, а казны же не было ничево, а болшаго града не взял...»

Исход войны с Виджианагаром предвидели почти все, кто имел к ней какое-то отношение, кроме юного султана.

– Тем горше для Мухаммеда станет неудача, – объяснял маленький визирь Хоробриту. – Ему потребуется виновник. Само собой, им окажется Махмуд Гаван. Гибель войска, потеря пушек, расход казны – ему за всё придётся заплатить!

Именно Малик Хасан убедил султана повременить с выступлением на помощь великому визирю, который взял с собой всего лишь сто тридцать тысяч войска и сто слонов. Расчёт Малика Хасана был прост: обескровить армию Махмуда Гавана как самую боеспособную и верную султану, ибо весь её командный состав, включая десятников и даже старших воинов, состоял из хоросанцев. Это была гвардия Мухаммеда, окружавшая его трон неприступной стеной. Уничтожение её вело к гибели самого трона. Султан не подозревал по младости, насколько коварен бывший брахман, уговаривая его послать гвардию против Виджаянагара.

– Нам нужен быстрый успех! – убеждал он юного владыку. – И дух Вирупакши будет сломлен! Им овладеет страх перед неотвратимостью твоей победы, о бесконечно мудрый повелитель!

При Хоробрите он называл Мухаммеда «жалкий недоносок с куриными мозгами», не боясь, что русич выдаст его. Кто поверит чужеземцу? Но Хоробрит молчал не только по этой причине.

Стать очевидцем крушения могучего государства, проследить истоки катастрофы, ко всему прочему, означало заполучить опыт, о котором можно было только мечтать. Именно такой опыт позволяет предвосхищать будущее других стран, его бы следовало называть пророческим. По этой причине Хоробрит решил остаться в Бидаре ещё на несколько месяцев, хотя душа и рвалась на родину, согласился на предложение Малика Хасана о наставничестве и даже решил сопровождать визиря в походе.

Малик Хасан времени даром не терял. Вместе с Хоробритом он выбрал место для тайной подготовки своей гвардии, облюбовал скрытую в горах долину неподалёку от того самого ущелья, где Хоробрит сразился с Муртазом. Долину с трёх сторон окружали неприступные горы, вход в неё вёл по высохшему руслу реки. Там росли плодовые деревья и бил родник.

– Здесь я провёл год своего отшельничества, – заметил Малик Хасан, когда они осматривали скрытное место, – это было в юности, когда меня занимал смысл жизни и я верил, что правитель должен руководствоваться пятью верховными обязанностями: человеколюбием, правосудием, жаждой истины, верностью и честностью. Но скоро я убедился, что это несбыточно так же, как курице снести страусиное яйцо.

– Много ли среди брахманов отшельников? – спросил Хоробрит.

– Каждый второй. Но путь, который они избирают, ложен. Я предпочитаю верить в гурий[178]178
  Вечно юные девственницы, предназначенные для утех правоверных мусульман в раю.


[Закрыть], нежели в будущее перевоплощение душ. Итак, здесь мы разобьём лагерь. Посты охраны выставь в таких местах, чтобы их никто не видел, а они бы видели всё. Любого, кто попытается проникнуть в долину, немедленно убить.

– Сами воины не разгласят тайны?

– Опасность есть. Но посылать сюда я буду только тех, кто доказал свою преданность мне. И потом. Я велю уничтожить тот десяток, из которого сбежал воин. Все они будут жить здесь и ждать сигнала. Знай, русич, я тороплюсь. Гвардия мне понадобится самое большее через полгода. Посылать сюда людей я буду по сотням. Сколько тебе понадобится времени, чтобы обучить первых?

– Не меньше двух месяцев.

– Раньше нельзя?

– Невозможно, визирь. У нас говорят, спешка нужна при ловле блох.

– Ладно. Тогда я не возьму тебя в поход.

– Но я могу проводить тебя и вернуться.

– За это время ты успеешь обучить две сотни воинов. Клянусь аллахом, я щедро вознагражу тебя!

Малик Хасан был таким же мусульманином, как и брахманом. Оставалось только удивляться спокойствию, с каким он обещал телохранителям награду за смерть Хоробрита, а сейчас клялся вознаградить того, кого собирался убить. И при этом верил в преданность себе.

Вернувшись из долины, Хоробрит навестил Вараручи. За Хоробритом следили теперь два соглядатая – один спереди, другой сзади. Афанасия забавляло, как передний неуверенно оглядывался, когда не знал, куда сворачивать. Но дома оружейника они так и не увидели. Задолго до новой слежки Хоробрит обнаружил калитку в высокой ограде, которая вела в покинутое жильё. О нём проводчику сообщил один из людей Вараручи, сказав, что несколько лет назад здесь от чумы вымерло большое семейство и люди боятся этого места. Соглядатаи не решались заходить в калитку и терпеливо дожидались русича. Он всегда возвращался этим путём.

Слишком много людей желали гибели Бахманидскому султанату. Так много, что это не могло не сказаться на его судьбе. Большинство индусов в Бидаре днём были покорными исполнителями чужой воли, а ночью – тайными заговорщиками. Это касалось и общества приверженцев бхакти. Вараручи получал сведения гораздо раньше, чем о них узнавали во дворце султана, ибо скороходы Мухаммеда бежали по дорогам, а гонцы заговорщиков шли секретными тропами.

Хоробрит рассказал Вараручи о плане Малика Хасана создать собственную гвардию и о сроке выступления визиря. Выслушав, Вараручи покачал головой:

– Малик Хасан торопится. К этому времени он даже не успеет вернуться из Виджаянагара. Знай, Афанасий, что среди воинов, которых ты будешь обучать в долине, находятся и наши люди. Они тебе не откроются. Есть новость: Махмуд Гаван штурмует крепость Белгаон. Когда Мухаммед собирается выступить?

– Малик Хасан уговаривает его подождать.

– Ну что ж, пока желания визиря совпадают с нашими. Жаль, у нас мало денег для закупки оружия. Ах, если бы мы были так же богаты, как Малик Хасан! Когда Бахманиды захватили провинцию Телингану, отняв её у Ориссы, оттуда была вывезена огромная добыча, и все драгоценные камни из этой добычи скупил визирь.

– Где он хранит свои драгоценности?

– В подвале дворца. Но их захватить невозможно. Стены подвала сложены из огромных камней, толщина их не меньше пятнадцати пядей[179]179
  То есть около 3 м.


[Закрыть]. В подземелье ведёт лестница из небольшой комнаты, где бодрствует охрана – не меньше десяти стражей. Столько же охраняют ворота.

– Сколько воинов во дворце?

– Не меньше пятидесяти. Во дворе находится казарма, где отдыхает смена. Их тоже пятьдесят.

– Твои люди есть в охране?

– Нет. Её подбирал сам визирь. Но есть среди слуг.

Из помещений дворца Хоробрит знал лишь приёмный зал. О том, где находится секретная комната, он не знал, поэтому попросил Вараручи к следующему приходу нарисовать ему подробный план дворца. Оружейник обещал это сделать.

– Ты что-то задумал? – спросил он.

– Скажу, когда увижу план.

Попрощавшись с Вараручи, Хоробрит прошёл через сад, в конце его перебрался через глинобитную стену. Обогнув пруд, вновь оказался перед стеной, где виднелась дверь, за ней был другой сад, но уже заброшенный, принадлежавший тем, кто умер от чумы. Проведчик появился перед сидящими на корточках соглядатаями, сделал вид, что не заметил их, и направился к завийе.

Во дворе странноприимного дома Зензюль, размахивая метлой, наступала на толстяка-хозяина, крича:

– Немедленно заплати мне за те ночи, что спал со мной! Я тебе не какая-нибудь плевательница, а честная женщина! Гони мне деньги, или я пожалуюсь судье!

Требование разъярённой служанки ошеломило перса, и он плачущим голосом спросил:

– Сколько я тебе должен, женщина?

– Сто тенке!

– Хорошо, хорошо, я отдам тебе его тенке! Но никогда больше не подойду к тебе!

– Мне только это и нужно! – проворчала Зензюль.

Остальные служанки осторожно хихикали, наблюдая за смелой Зензюль, не боявшейся расточать свои ласки в долг, сами же они брали деньги вперёд. Что поделаешь, женщин в Бидаре много и услуги их дёшевы. Зензюль – дело другое, она пышна, красива, в любви страстна, к ней много мужчин тянется. Но Зензюль нравится только один – русич. С ним она ласкова и покорна. Недавно Зензюль во всеуслышание объявила, что понесла от русича и теперь не подпустит к себе мужчин, кроме светловолосого чужеземца, потому и принялась выколачивать старые долги. Ай да Зензюль!

На следующее утро Хоробрит отправился в потайную долину, где воины охраны дворца строили шалаши для него, сотника и десятников, а также навес для простых воинов. Осмотрев с сотником, молодым гибким индусом по имени Рама, посты, Хоробрит убедился – никто не выскользнет незамеченным из долины. Рама сообщил ему, что первая сотня воинов прибудет через два дня. Он с любопытством и почтительным уважением посматривал на чужеземца, о котором был много наслышан, и наконец решился спросить, правда ли, что русич может защищаться одновременно от десятка врагов, мгновенно исчезать и появляться в неожиданных местах?

– Правда, – коротко отозвался Хоробрит.

– И ты нас всему этому научишь? – в восхищении вскричал Рама.

– Если будете стараться, – научу.

Рама расширил восторженно чёрные влажные глаза, с пугливой таинственностью сказал:

– А ещё говорят, что ты знаешься с ночными демонами – момонами и даже... – Он понизил голос, оглянулся, выпалил: – Говорят, что ты беседовал с самим царём обезьян Хануманом... Это правда?

– Встречался, – не стал обманывать Хоробрит.

– И он показывал тебе подземные сокровищницы раджей, которые давно умерли?

И тут Хоробрит вспомнил ночное происшествие в Парвате и подумал, что мог бы помочь Вараручи, если бы согласился на предложение владыки обезьян. Вдруг Рама вскрикнул и показал Хоробриту на вершину горы, нависающей с севера над долиной.

– Там кто-то есть, русич! Выглянул из-за скалы... огромный, заросший шерстью. Похож на момона!

Но вершина была пуста. Лишь ветер раскачивал остатки бурой прошлогодней травы, завесой свисающей с уступа.

– Был. Только что был! – горячо уверял индус. – Кто-то наблюдает за нами! Это нехорошее место!

Афанасия тоже не оставляло ощущение чужих глаз, следящих за ним. Кто мог подсматривать? Как чужак взобрался на неприступную гору? Хоробрит велел Раме взять десяток воинов и обойти гору с внешней стороны.

К полудню индус вернулся и сказал, что они никого не увидели, но на песчаном берегу ручья обнаружили след огромной босой ноги.

– Это демон ночи, господин! – сказал один из воинов. – По нашим поверьям, в тех местах, где он появляется, обязательно случается что-то плохое.

В тот вечер Вараручи получил известие о взятии Белгаона войсками Махмуда Гавана.

– Погибло пять тысяч воинов-хоросанцев, – сказал он Хоробриту. – Примерно в четыре раза больше ранено. Оказывается, раджа Белгаона сбежал в Виджаянагар – столицу махараджи Вирупакше со всей своей казной. Султан недоволен великим визирем и объявил, что лично отправится с войском, чтобы победить Вирупакшу и присоединить Виджанаягар к своей империи! Малик Хасан злорадствует. Теперь он торопится!

Предвиденье Вараручи сбылось. Поздним вечером в завийю явился сам распорядитель приёмов визиря и сообщил, что русича ждёт Малик Хасан.

Маленький визирь объявил, что завтра он хочет побывать в долине и посмотреть, как русич обучает его воинов.

Но желанию Малика Хасана не дано было осуществиться по самой необычной и неожиданной причине.

В сопровождении Хоробрита и многочисленной охраны Малик Хасан прибыл на место обучения и расположился под навесом. Сотня молодых воинов была уже здесь, и Рама начал спешно выстраивать их по десяткам, по приказу Хоробрита выделяя самых боеспособных в отдельные пары. Все были вооружены саблями и дротиками. Щиты, луки, арканы сложили пока отдельно.

Долина протянулась с востока на запад почти на треть кова, то есть на три версты, а в ширину не достигала и двухсот шагов. Склоны окружавших её гор круты, местами обрывисты, с торчащими там и сям валунами. Деревья росли редко, лишь местами образовывали отдельные рощицы. В одном из ущелий бил родник, вытекая из расселины, и пропадал под корнями. Шалаши и навес построили в глубине долины. Тут же была и коновязь.

И вот когда Малик Хасан удобно расположился в тени навеса, а сотник Рама выстроил своих воинов, люди вдруг услышали грохот катящегося вниз валуна. Все удивлённо подняли головы. Прямо на выстроившихся воинов с обрывистого склона горы мчался огромный камень, сдвигая по пути более мелкие камни; лавина с ужасающим шумом устремилась вниз.

– Бегите! – выкрикнул Хоробрит.

Его команду едва успел повторить Рама. Воины испуганно метнулись врассыпную. Но лавина настигла некоторых спасающихся, погребая их под собой, камни, ударяясь друг о друга, разлетались осколками. Многие воины оказались ранены. Несколько валунов, набрав большую скорость, катились прямо на шалаши и навес. Все с криками выбежали оттуда и в поисках безопасного места устремились к склону противоположной горы, забыв про маленького визиря, который улепётывал на своих коротких ногах, отстав от вельмож. Он был смертельно напуган и взбешён одновременно.

Оказалось, что ему повезло. Едва толпа успела добежать до края долины, как сверху донёсся уже знакомый звук мчащегося вниз валуна, а вслед за ним шум сдвигаемых камней. Толпа вельмож и воинов в панике кинулись назад. Оказавшийся было позади Малик Хасан теперь нёсся впереди всех. Но его обогнали. Хоробрит настиг маленького визиря, подхватил его на руки и в несколько прыжков успел скрыться за стволом громадного орехового дерева. И тотчас с другой стороны в ствол ударился валун. Сила тычка была такова, что могучий ствол качнулся и затрещал. С веток посыпалась листва и мелкие сучья.

– Спаслись! – выдохнул Хоробрит, ставя Малика Хасана на ноги.

Тот только отплёвывался, яростно вращая совиными глазами, повторяя в изумлении:

– Что это? Кто посмел?

Камнепад прекратился. К визирю стали робко приближаться вельможи. Возле навеса метался Рама, собирая свою изрядно поредевшую сотню. Малик Хасан, воздев руки вверх, возопил:

– Кафыры! Ослы! Так вот какова ваша преданность! О, негодные! Почему падали камни!

И словно в ответ на его вопрос с ближней вершины раздался громовой рёв. Там, ухватившись волосатой лапой за скалу, а другой колотя себя в широченную грудь, стояло гигантское существо. Даже издали были видны его горящие подобно светильникам глаза. На глазах у замерших людей момон оторвал от скалы огромный камень и метнул его вниз. Воины и вельможи опять бросились врассыпную. Осколок упал на один из шалашей и разнёс его в щепки. И тотчас схожий рёв послышался с соседней горы. Ещё один великан находился там. Ополоумевшие от страха люди метались по долине, и крики сливались с грохотом низвергавшихся с гор валунов и булыжников. Никто даже не пытался схватить лук, настолько все растерялись и перепугались свирепых демонов ночи.

Но скоро момоны исчезли. Настала тишина. Люди опомнились. Возле коновязи бились и ржали лошади. Некоторые, оборвав привязь, убежали вглубь долины. Малику Хасану принесли походное кресло. Но он не хотел садиться в него без подушек. Разыскали смятые подушки. Он успокоился, взобрался на сиденье, молча оглядел виноватых понурых вельмож. Подбежал сотник Рама, доложил, что погибли двенадцать воинов и ранено осколками пять. Нашли раздавленными трёх вельмож. Никто не мог припомнить подобного нападения средь бела дня таинственных демонов ночи. Да ещё с такими ужасающими последствиями. Кто-то предложил поставить на вершинах окружающих гор дозоры. Но это предложение отвергли, потому что туда нельзя было подняться.

– А если они опять появятся? – спросил Рама.

Малик Хасан едва не свалился с кресла. Его бережно поддержали, он кинулся к коновязи. Остальные побежали за ним. Кое-как успокоили лошадей, подсадили визиря. Он ударил жеребца плёткой и поскакал прочь. Вельможи мчались следом. Никто даже не вспомнил о погибших. В долине остались Хоробрит и Рама с уцелевшими воинами. Хоробрит велел сотнику отправить полусотню вслед за визирем, а остальным предать огню трупы, а пепел по индусскому обычаю развеять.

Только узнав, что армия Махмуда Гавана овладела крепостью Белгаон, султан распорядился выступить в поход. Новое потайное место для подготовки воинов Малика Хасана искать было некогда, и визирь распорядился дождаться его возвращения. Все эти дни он был крайне зол, метал громы и молнии, грозя разогнать всех приближённых. Но к спасшему его Хоробриту был благосклонен и даже подарил ему перстень, сняв со своей руки. Слух о нападении момонов на охрану и свиту, сопровождавших Малика Хасана во время прогулки, разнёсся по всему Бидару. На улицах люди шумно обсуждали случившееся. Вараручи рассказывал Хоробриту, что жители Бидара склоняются к мнению, что Вишну во всех своих воплощениях разгневался на вероотступника визиря, переметнувшегося в мусульманскую веру, и теперь ему несдобровать. Эти разговоры доходили и до Малика Хасана; он ещё больше свирепел, порой задумчиво ворочал выпуклыми глазами, размышляя о своём будущем. Но скоро новые впечатления отвлекли внимание жителей Бидара от момонов.

Из города уходила армия султана Мухаммеда – триста тысяч воинов (конных и пеших), триста слонов в доспехах. Скороходы вели на цепях сто гепардов. С султаном отправилось двадцать шесть визирей, каждого сопровождали десять тысяч конницы и тридцать тысяч пеших воинов. Неисчислимое войско несколько дней двигалось тремя сплошными потоками мимо ошеломлённого Бидара. Шум, грохот, крики заглушали голоса на улицах, и вдобавок к этому над городом повисла пыльная туча, закрывшая солнце.

Несколько дней Хоробрит сопровождал войско, стремясь понять, как может существовать в походе столь огромное количество людей и животных – лошадей, верблюдов, слонов. Как говорил сотник Рама, ехавший рядом с Хоробритом, армия выступила в поход, имея всего четырёхдневный запас пищи.

– Наверное, ты уже обратил внимание, господин, что индийцы очень умеренны в еде, – объяснил Рама. – Едва ли каждый двадцатый воин употребляет мясо. Верблюды же легко переносят голод и жажду, едят всё что угодно.

Хоробрит повернул назад, только увидев своими глазами, как на стоянках мелкие торговцы и купцы, обязанные по приказу султана сопровождать войско, разбивают свои палатки и принимаются торговать съестным, погонщики выводят лошадей на поля, а фуражиры шныряют по деревням и забирают всё, что попадётся под руку, выводят слонов на крестьянские посевы и широкими граблями сгребают траву. Безропотные крестьяне молча наблюдали за гибелью своего урожая. Они имели несчастье поселиться вблизи военной дороги и теперь пожинали плоды своей непредусмотрительности. Чаще это были шудры, получившие от владетелей местных угодий – брахманов или кшатриев – клочок земли, который в любое время мог быть у них отобран. Крестьяне были безучастны по въевшейся в души привычке к покорности, ибо «только одно занятие Владыка указал для шудры – служение этим варнам (брахманам и кшатриям) со смирением».[180]180
  «Законы Ману» – сборник предписаний о долге, правилах поведения индийцев в частной и общественной жизни. Его составление приписывают мифическому прародителю людей Many. На самом деле, он создан брахманской школой и датируется началом нашей эры.


[Закрыть] В утешение перед смертью они могли сказать: «Слава вам, боги... Вы не поднимете против меня зла... У вас нет против меня обвинения, и вы скажете обо мне правду перед ликом Вседержителя... ибо я не оскорбил бога, и нет ко мне обвинений со стороны царя... Я чист, я чист, я чист!» А чем ещё, как не молитвой, может утешиться крестьянин, имеющий робкую душу? Глядя на индусов, Афанасий вспоминал русского мужика Степана Козьи-Ноги из сельца Медведково и поражался различию.

Теперь одна мысль владела Хоробритом: донести до родной земли всё увиденное и услышанное, а самое главное – передать соль впечатлений – выводы.

«Господи боже мой! На тя уповахъ, спаси мя, господи! Пути не знаю, иже камо пойду изъ Гундустана; на Гурмызъ поити, а от Гурмыза на Хоросанъ пути нЂтъ, ни на Чеготай пути нЂтъ, ни на Катобагряим пути нЂту, ни на Ездъ пути нЂту. То вездЂ булгакъ[181]181
  Булгак – смута (тюрк.).


[Закрыть] сталъ, князей вездЂ выбыли (выбили), Яшну мурзу убилъ Узуосанъбекъ, а Солтамусаитя окормили, а Узуосанъбекъ на Ширязи сЂлъ, и земля ся не обронила, а Едигерь Махмет, а тот к нему не ЂдЂтъ, блюдётся (бережётся). Иного пути нЂтъ никуды. А на Мякъку (Мекку) пойти, ино стати в вЂру бесерменьскую, заньже христиане не ходят на Мякъку вЂры дЂля, что ставятъ в вЂру. А жити в ГундустанЂ, ино вся собина исхарчити, заньже у них дорого всё одинъ есми человЂкъ, и яз по полутретия алтына на день харчю идёть, а вина есми не пивалъ, ни сыты».

Записав эти строки, перечислив дороги, ведущие на север и северо-запад, в Бахрейн и Аравию, Хоробрит не вспомнил о Иерусалиме, где можно встретить русских паломников и с ними вернуться на родину. Но запамятовал он Иерусалим не по оплошности. Душа противилась встрече с людьми, сохранившими православие в первозданности, слишком много за годы пребывания на чужбине он увидел, услышал, узнал, передумал, и ему любая вера, кроме той, что была завещана пращурами, которую олицетворял волхв, стала казаться притворной. Хоробриту привиделся в углу каморки волхв, как бы желавший напомнить о себе, о своей исступлённой надежде в животворящую силу родной земли, о бережении духов родного леса и воды – хранителей родины. Вера волхва – вера пращуров. Неужели они жили не по истине? Не знали истинного Бога? Но если, как учит пророк Кабир, Бог – в сердце каждого смертного, значит, он во всём сущем, к чему человек относится с любовью, – в каждой былинке, в каждой капле росы, в каждом цветке. Поклоняясь дубу, разве пращуры поклонялись не Богу?

И Хоробрит записал первыми всплывающими в его памяти словами мысль, показавшуюся ему крайне важной.

«Маметь дени иариа. А расть дени худо донот (Мухаммедова вера им годится. А правую веру Бог ведает). А праваа вЂра Бога единаго знати и имя его призывати на всяком мЂсте чисте чисто».

Он долго сидел за столом, обхватив обильно седеющую голову мозолистыми от рукояти меча ладонями. Господи Боже мой! На тебя уповаю, спаси меня, Господи! Молил – и не верил, что кто-то ему поможет, кроме родного дуба на поляне, где под замшелыми валунами скрыты родники с живой и мёртвой водой.

Боже, Боже, слаб человек и подвержен сомнениям, немощному ли духу противостоять искусительному разнообразию мира? Велики соблазны, но не столь велики силы, чтобы бороться с ними. Оттого и душа плачет.

Ночь – обитель грехов и сомнений. Но наступало утро, и Хоробрит вновь был твёрд душой. Прежде чем покинуть Бидар, следовало помочь Вараручи. Стыдно не отблагодарить друзей-индусов, людей мечтательных, с чистой и робкой душой, помогавших ему в трудную минуту. Они негодовали на Малика Хасана, но никогда бы не решились причинить ему зло. Но над душой Хоробрита не властвовали законы Ману, а справедливость он понимал как борьбу, а не как покорность. Да и велик ли грех отнять неправедно нажитое?

Ещё до отъезда визиря Вараручи показал русичу план дворца, начертив его на стене углём. А когда Хоробрит запомнил чертёж, немедленно стёр.