Текст книги "Хождение за три моря"

Автор книги: Анатолий Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

К бухану же съеждается вся страна ИндЂйскаа на чюдо бутово. Да у бутханы бреются старыя жонкы и дЂвки, а бреют на собЂ всЂ волосы, и бороды и головы, да поидуть к бутхану. Да со всякыя головы емлють по д†шек шени пошлини на бута, а с коней по 4 футы[159]159
  Фута – серебряная монета.


[Закрыть]. А сЂжщается к бухану всЂхъ людей бысть азаръ лекъ вахтъ башетъ сат азаре лекъ (20 тысяч лакхов, а бывает время и сто тысяч лакхов)...

А свиней у них велми много. А ядят же днёмъ двожды, а ночи не ядять. А Ђства же их плоха. А вина не пиють, ни сыты. А с бесермены не пиютъ, не едять. А ядят брынець да кичири с маслом, да травы розныя, ядят всё рукою правою, а левою не приимется ни за что, а ножа не держать, а лъжицы не знают. А на дорозЂ кто же собЂ варит кашу, а у всякого по горньцу. А от бесермян скрыются, чтобы не посмотрилъ ни в горнець, ни въ яству. А посмотрил бесерменинъ на Ђству, и он не ясть. А ядять, иные покрываются платомъ, чтобы никто не виделъ его».

Впечатлений было много. Особенно поразила Хоробрита в дороге разобщённость воинов-индусов и мусульман-хоросанцев. Как же они воюют, если каждый индус сам себе варит пищу, да ещё укрывается платком, чтобы никто не видел его? Будут ли они защищать хоросанцев? Не написать об этом было нельзя. Как нельзя было не побывать в Мекке индусов – Парвате, куда, как говорили Афанасию, съезжается вся Индия. Конечно, всего населения множество государств он подсчитать не мог. Да и кто способен на подобное? Хоробрит поступил иначе. Он заплатил нескольким жрецам храма каждому дал по золотому, и они назвали сумму денежного сбора в праздник. По этим суммам Хоробрит прикинул, что ежегодно сюда прибывает разное число людей. Самое малое – два миллиона, но бывает и десять миллионов. Отсюда нетрудно было подсчитать количество боеспособных воинов в данных государствах – около полутора миллионов. Но если по полученным сведениям у султана Мухаммеда была трёхсоттысячная рать, у Махмуда Гавана двухсоттысячная и ещё сто тысяч имел Малик Хасан, то вся империя Бахманидов могла выставить не более семисот тысяч воинов. Следовательно, восемисот тысяч войска имели другие государства, с которыми династия Бахманидь были во враждебных отношениях. Отсюда ясно, что противостояние Бахманидов с Виджанаягаром и соседними государствами было примерно равным. Вот почему война между ними длится уже двадцать лет и каждый из них был то бит, то побеждал. И нет оснований считать, что положение может измениться. Да к тому же разобщённость и соперничество мусульман и индусов в самой империи Бахманидов не свидетельствовали в пользу того, что все их силы могут быть собраны в единый кулак. Если к этому присовокупить предыдущие выводы, то можно определённо сказать, что многолюдная Индия слаба, разобщена и никому, кроме внутренних врагов, угрожать не может. Но и помочь тоже. «Сказание об Индийском царстве» и на самом деле оказалось ложью. Можно было возвращаться домой. Осталось дождаться Махмуда Гавана, чтобы вручить письмо государя Ивана.

Бидар был прекрасно укреплён. Город и крепость внутри него обнесены стенами в десять саженей высотой и такой ширины, что поверх могли пройти шесть воинов в ряд. Как раз перед приездом Хоробрита все тридцать семь башен крепости приспособили для использования пушек – расширили амбразуры, усилили перекрытия, и сейчас каждая башня щетинилась медными и бронзовыми стволами орудий. Причём пушки были отлиты местными мастерами, но оказались настолько тяжелы и громоздки, что могли служить лишь для обороны.

В первый же день пребывания в Бидаре Хоробрит натолкнулся на огромную змею, ползущую по улице столь же свободно, как если бы она охотилась в джунглях. Люди уступали ей дорогу. Извивающееся чудовище толщиной в бедро человека скрылось в норе под домом. В Бидаре священным животным – змеям и коровам – позволялось бродить везде, где им заблагорассудится.

Перебравшись в завийю, Хоробрит продолжал работать над записями. Когда ему нужно было разбавить отчёт бытовыми особенностями жизни индусов, он бродил по городу, посещая рынок и ремесленные лавки. На рынке он видел, как приезжие индусы в укромных местах на костерках варили себе пищу, стараясь спиной заслонить горнец от нескромных взоров. Покупатели сами брали то, что им нужно из еды, отсчитывали деньги и клали их на прилавок. Продавец совершал над монетами обряд очищения: что-то шептал над ними, дул на деньги, а затем преспокойно укладывал в кису. Для мусульман и гарипов были устроены отдельные прилавки, где они могли торговать мясом. Мусульман-торговцев Хоробрит видел много, но гарипов не было. Гарипом он оказался один. Хотя и был одет, как хоросанец, но выделялся среди смуглых, а то и вовсе чёрных жителей светлыми волосами и белой кожей, поэтому порой толпы любопытных сопровождали его. Сначала Хоробрита это раздражало, ибо он привык к совершенно обратному – быть незаметным, но шила в мешке не утаишь. Слух о появлении в Бидаре белокожего человека разнёсся по городу.

За Хоробритом следили. С того времени, как он поселился в завийе. Это не было безотчётным вниманием любопытствующих, а упорное сопровождение, дабы узнать, с кем он встречается, то есть следил соглядатай. В Бидаре Хоробрит мог быть опасен только одному человеку – Малику Хасану, ибо новый визирь наверняка уже знал, что чужеземец прибыл в свите казначея Махмуда Гавана.

Однажды, когда, полный смутных мыслей, Хоробрит шёл по улице, его обогнал незнакомый индус и осторожно показал два сомкнутых пальца – знак внимания, шепнул:

– Иди на улицу оружейников, господин. Там, в лавке Вараручи, тебя ждут.

С оружейником Вараручи Афанасий успел познакомиться, ибо в первую очередь проведчик обязан знать две вещи в чужой стране: умение воинов и качество оружия. В лавке Вараручи не было хороших сабель. А его луки стреляли не далее двухсот шагов. Это очень мало. В первый день их знакомства Вараручи, оправдываясь, сказал:

– Что поделаешь, господин, наши мастера неумелы.

А когда оружейник узнал, кто такой чужеземец, он уже обстоятельно пояснил, степенно поглаживая бороду:

– На самом деле наши мастера умелы, господин. Они могли бы ковать сабли не хуже дамасских, изготавливать луки, стреляющие на пятьсот шагов. Но почти всё наше оружие приобретают хоросанцы. А мы не хотим поставлять им хорошее боевое снаряжение. Ты видел пушки на башнях?

– Да, видел.

– И надеюсь, обратил внимание, насколько они неуклюжи и громоздки? Их отлили такими не потому, что плохи литейщики, а потому, что хоросанцы – завоеватели!

Афанасия не удивило услышанное, а лишь подтвердило то, что он уже знал. Во всей империи завоевателям-хоросанцам оказывали тайное сопротивление. Это не могло кончиться добром[160]160
  И на самом деле. Вскоре после отъезда Афанасия Никитина из Индии Бахманидский султанат из-за внутренних неурядиц распался на ряд мелких княжеств.


[Закрыть].

Чтобы попасть на улицу оружейников, надо было пройти через рынок. Хоробрит, направляясь туда, как бы случайно обернулся и тут же заметил юркого человечка, который поспешно скрылся за углом. Пробираясь в толпе, Афанасий встречал знакомых индусов, которые ему приветливо улыбались. Но не останавливались и не пытались заговорить. В толпе полно соглядатаев куттовала города, приближённого Малика Хасана. И если собирается несколько человек, то соглядатай тут как тут. Подобно выжлецам, они везде вынюхивают заговоры. Потому даже ночью по городу ездили сотни стражников с факелами. Подобного количества сторожей Хоробрит не видел ни в одном городе, которые ему довелось проезжать.

Когда Афанасий вышел в конный ряд, мимо прошёл страж, стуча колотушкой в тулумбас и громко взывая:

– Жители славного Бидара, бойтесь похитителей, берегите свои деньги. Куттовал извещает, что в наш город проник багдадский вор!

Предостережение было нелишнее. Воровство в многолюдной столице процветало, случались и грабежи. Наказание для уличённого в воровстве жестокое – пойманному по первому разу отрубали руку, по второму разу – вторую. Знакомые индусы рассказывали, что озлобленные воры, лишившись обеих рук, умудрялись воровать культями или зубами. Оставалось только удивляться, как это им удаётся. Кражи кошельков в последнее время участились, поэтому и прошёл слух о появлении знаменитого багдадского вора, известного всему востоку своей ловкостью и смелостью. Уж не тот ли это приземистый плутоватый парень, который в Йезде едва не увёл у него Орлика?

В конном ряду было особенно многолюдно. Лошадей на продажу пригнали из Чагатая. Тамошние кони ценились за выносливость. Хоробрит приметил необыкновенно могучего жеребца, похожего на Орлика, такого же широкогрудого, мускулистого, с красивой гривой и золотистой шерстью. Жеребец был редкостно хорош. Хоробрит долго им любовался, забыв, зачем он сюда явился. Вспомнив о деле, поспешил к Вараручи. Выбравшись из толпы, он случайно коснулся рукой своей одежды и обнаружил, что халат его в том месте, где висел мешочек с деньгами, умело разрезан и деньги исчезли. Он кинулся было обратно в толпу. Но в людском водовороте обнаружить похитителя невозможно. Особенно если его не знаешь. Кругом мелькали разномастные лица. Досадуя на собственную оплошность, Хоробрит поспешил к оружейной лавке.

По там его встретил работник Вараручи и, показав два сомкнутых пальца, шепнул, что хозяин ждёт его в другом месте. Велев Хоробриту идти вперёд по узкому переулку, работник проверил, нет ли за русичем слежки. Потом догнал его. Уже темнело, накрапывал дождь. Воздух был прохладен и влажен. Индус долго вёл Афанасия узкими переулками между глинобитными хижинами бедняков, где под навесами, тускло освещёнными масляными плошками, на циновках ужинали семьи. Наконец он привёл Хоробрита в крохотный дворик. Здесь находилось несколько человек. Работник остался на улице сторожить. Голос Вараручи произнёс:

– Мира и радости тебе, русич, присядь вот сюда, на циновку. Мы ждём тебя.

Невидимая в темноте рука усадила Хоробрита. Пришлось скрестить по-татарски ноги. Та же рука вложила в его ладонь чашечку с кисловатым напитком, по вкусу напоминающим сок киви. Из дома выскользнула женщина и молча поставила перед Афанасием блюдо с кичхери. По обычаю, разговор с гостем начинают после того, как он насытится. Когда Афанасий отодвинул опустошённое блюдо, кто-то подал ему кувшин с водой, полил на руки.

– Послушай новость, важную для тебя, – произнёс Вараручи. – Сегодня мы получили известие, что в Камбее высадился отряд татар, которые разыскивают русича-проведчика. Они направились в Джуннар по длинной дороге. Это было больше трёх недель назад. Отряд конный и идёт быстро.

Значит, Муртаз-мирза опять настиг его. Скоро преследователи будут в Бидаре.

– За что они преследуют тебя?

– Я убил сына султана Астрахани.

Присутствующие ахнули, зацокали языками, показывая, что дела у русича плохи. Татары теперь не отстанут, будут гнаться за убийцей, пока не настигнут. Вараручи негромко заговорил с кем-то. Но не на санскрите[161]161
  Санскритом, то есть «усовершенствованным языком», появившимся в III веке до н. э., владели многие индийцы. Это был объединяющий литературный язык. Но кроме него параллельно существовало множество наречий – пракритов. К примеру, на миллиард нынешнего населения Индии пракритов насчитывается 284.


[Закрыть], которым Хоробрит сносно владел, а на одном из пракритов, коих в Индии великое множество.

– Где сейчас Кабир? – спросил Хоробрит.

– Твой друг в Гулбарге. Но тебе туда нельзя. Это тараф, что означает владение, Малика Хасана. Вчера мы узнали, ты ему ненавистен, потому что приехал с казначеем Махмуда Гавана, его личным врагом. Малику Хасану стало известно, что ты хочешь встретиться с великим визирем. Ты кому-нибудь об этом говорил?

Имеющий уши – услышит. Да, он говорил многим. Откуда ему было знать, что у великого визиря есть смертельные враги.

– Теперь ты враг Малика Хасана, – произнёс в темноте чей-то голос. – Он не оставит тебя в покое, за тобой постоянно ходит соглядатай.

Вараручи, помолчав, сказал:

– У нас есть верные люди во всех дворцах Бидара. Один из них предупредил, что вчера Малик Хасан велел тебя убить. Ты друг Кабира, и мы хотим тебе помочь.

– Что вы мне посоветуете?

– На время покинуть город.

– Куда мне идти?

– В Парват. Скоро туда отправится множество паломников. Там храм бога Шивы, а ему поклоняется большинство индийцев. Парват по ту сторону границы султаната. Люди, с которыми ты пойдёшь, будут тебя оберегать. Ты сможешь вернуться, когда Мухаммед-шах отправится воевать с Виджаянагаром. Вместе с ним уйдут все визири, в том числе и Малик Хасан. Это лучшее, что мы можем тебе предложить.

Подтверждался вывод Хоробрита, что Индия будет долго ещё вести внутренние войны. Но он на всякий случай спросил, не ложная ли эта весть.

– Преданный человек передал из дворца Мухаммед-шаха, – отозвался Вараручи. – Это так же верно, как если бы услышать новость от самого султана.

– Спасибо вам. Я отправлюсь в Парват.

– Не стоит благодарности. Мы всегда помогаем друг другу. Иначе простым людям трудно выжить. Мой работник привёл тебя сюда, чтобы ты остался здесь. В Парват паломники пойдут дня через два.

– Но я этого сделать не могу. В конюшне завийи остался мой жеребец. Мне нельзя его лишиться!

– Ты хочешь смерти?

– Мне нельзя разлучаться с Орликом. Без него я тоже пропаду.

Только вернувшись в завийю, Хоробрит вспомнил, что у него украли деньги. Вот незадача. Остаться без средств к существованию в чужой стране – смерти подобно. Правда, казначей велел хозяину завийи кормить русича и его жеребца бесплатно. Но для хождения в Парват нужны деньги. Отправиться к Мехмед-аге? Больше взять не у кого. Был ещё заработок, которого Хоробрит несколько стеснялся и о котором предпочёл бы не вспоминать. Вчера служанка принесла ему ужин и начала к нему ластиться. То ли свой муж надоел, то ли не хватало его. Баба на удивление крупная, налитая, бёдра что у раскормленной кобылицы, губы что розы, и глаза горят. С ней и хозяин завийи при нужде баловался, и слуги, что помоложе. Всё одно – мало.

– Приласкай меня, гарип! – попросила она умильно. – Я тебе шеш кени дам!

Кени – монета мелкая, шеш кени – три монеты. Как раз на день прокормиться ему и Орлику. Конечно, Хоробрит не был монахом, тем более – сама просит. Значит, её и грех. Пришлось приласкать. Три раза. Она так и вцепилась в него, глаза закрыла, блаженно застонала, а горяча – спасу нет. Хоробрит даже вспотел, пока ласкал. Убралась она довольная. И принесла не шеш кени, а десять кени. Хоробрит поинтересовался, что, мол, они у неё, лишние? Звали служанку Зензюль.

– Лишние, лишние! – уверила она, смеясь. – У нас такой обычай, за хорошую любовь женщина должна платить! Я завтра опять приду!

Следовало поторопиться. Афанасий и сам уже желал встречи с любвеобильной Зензюль. Он зашёл проведать Орлика. И тут в конюшню как бы по делу заглянули две молодые женщины; увидев гарипа, захихикали, завиляли бёдрами. Одна зашла в денник, принялась гладить жеребца, томно изгибаясь, зазывно хихикая. Вторая осталась у входа сторожить. Приблизившись к Афанасию, первая служанка как бы случайно коснулась горячей ладонью порток чужеземца пониже пояса, ойкнула.

– Гарип сильный мужчина, большой! Хочешь меня?

Хоробрит только зло сплюнул, сказал:

– Жеребца бы тебе, Камала, а не мужика!

– Жеребца Камала нет! – отказалась она. – Слишком велик. Гарип как раз. Зачем сердишься?

– У вас своих мужей нету, что ли?

– Есть. Но мелкие. Любят слабо.

– По десять кени с каждой, – потребовал Афанасий.

– Ой, у нас только десять на двоих.

– Вот когда принесёте, тогда и полюблю.

Камала разочарованно выскользнула из денника, сообщила подруге:

– Олафу просит. Жалованье. По десять кени.

Женщины скрылись. Афанасий отправился к усадьбе Мехмед-аги. Ещё издали увидел, что усадьба ярко освещена, во дворе слышны крики, мечутся факелы.

– Что там случилось? – спросил Афанасий у пробегавшего мимо индуса.

Тот прокричал:

– Отравили казначея! Прибыл куттовал, всех арестовал.

Индус убежал. Поколебавшись, Хоробрит решил вернуться домой, надеясь утром узнать подробности. Ах, как плохо. Он не сомневался, чьих это рук дело. Малик Хасан спешил до приезда великого визиря. В усадьбе слышались грубые голоса стражей, сгонявших жён Мехмед-аги во двор. Поистине, несчастье не приходит одно. Вернувшись в свою каморку, он с досады записал:

«В Бедери же торгъ на кони и на шолкъ, да на овощь; а на Рускую землю товару никакова нЂтъ; да в нём же купите люди черныя, всЂ бо там черны, а все злодЂи, и тати, и лживъцы, а жонки такоже все бляди, да вЂдь, да тать и государей своих зельем морять».

И тут в комнатку Хоробрита заглянул хозяин завийи. Сначала в дверь просунулся огромный живот перса, а уж потом пухлое бородатое лицо с настороженными глазками. Хоробрит едва успел спрятать тетрадь. Перс уже знал о смерти казначея и бесцеремонно потребовал у русича оплатить расходы на проживание и корм его и лошади.

– Но Мехмед-ага велел содержать нас бесплатно, – напомнил Хоробрит.

– Казначей мёртв! – живо возразил хозяин. – Кто теперь вернёт мне потраченные на вас деньги?

– Казначей заплатил тебе за месяц вперёд. Или ты забыл?

– Этого не было!

– Но Мехмед-ага сам предупредил меня об этом.

– Он солгал!

В это время во дворе раздались взволнованные голоса, шумно что-то обсуждающие. Кажется, новость была настолько поразительной, что вызвала переполох. В каморку Хоробрита в поисках хозяина заглянула Зензюль и, расширив в ужасе глаза, сообщила, что Мехмед-ага жив.

– Лекарь великого визиря влил ему противоядие! – кричала она. – Мехмед-ага вдруг поднялся с носилок и спросил, почему в его усадьбе так много народу, уж не умер ли кто. А его старшей жене уже отрубили голову!

Новость повергла перса в величайшее изумление, он бросился было к двери, мелко семеня ногами, но Хоробрит окликнул его:

– Эй, постой! Ты, кажется, говорил, что казначей солгал?

– Ничего я не говорил, почтенный.

– Сейчас я отправлюсь к Мехмед-аге и расскажу о твоём мздоимстве.

Хозяин посерел лицом, взвыл, от досады стукнул себя кулаком по плешивой голове, кляня за торопливость.

– Сколько, почтенный, стоит твоё молчание?

– Пятьдесят футунов, – деловито отозвался Хоробрит.

Хозяин опять взвыл. Но делать было нечего. Он мог столь же легко лишиться головы, как и старшая жена Мехмед-аги, заподозренная в том, что отравила мужа.

– Хорошо, я согласен. Принесу завтра утром.

– Немедленно, – сказал Хоробрит.

Плюясь и проклиная всё на свете, перс отправился в свои покои и вскоре вернулся с деньгами. Что у него происходило в душе, когда он отдавал запрошенную сумму, было видно по жёлтым, выпученным от бешенства глазам.

И тут во дворе вторично послышались изумлённые крики. Спустя короткое время в каморку влетела ещё более запыхавшаяся и растерянная Зензюль, крича:

– Мехмед-агу опять отравили! О, небо! Вторая жена! Он попросил пить, а она подала ему питьё, в котором был яд! Она клялась, что ничего не знала, что в питьё кто-то успел подмешать яд! Но её никто не послушал и тотчас отрубили голову. Куттовал приказал отрубить заодно ещё двум слугам и двум жёнам.

Он заявил, что если настоящий убийца скрывается среди десяти невиновных, то отрубить головы следует всем одиннадцати, тогда убийца понесёт заслуженную кару!

Странное понимание справедливости было у начальника охраны порядка города. Хозяин завийи ещё больше посерел, лицо налилось кровью, казалось, его вот-вот хватит удар. Он вытолкал болтливую Зензюль за дверь, протянул к Хоробриту пухлую ладонь:

– Верни деньги!

– А ты не торопишься? – насмешливо спросил Афанасий. – Может, Зензюль ошиблась?

Перс, несмотря на свою дородность, пушинкой вылетел во двор. Вскоре вернулся.

– Плати мне за молчание сто футунов! – взревел он.

Хоробрит вытянул вперёд правую руку, состроил известную на Руси фигуру из трёх пальцев и молча показал хозяину. Тот понял её правильно, вдруг успокоился, зловеще сказал:

– Хорошо же, чужеземец, ты ограбил меня. По деньги не пойдут тебе на пользу. Береги свою голову, над ней витает смерть!

С этими словами он ушёл. Думал Хоробрит недолго. Он не сомневался, что ему попытаются отомстить. Теперь уже неважно, подошлёт ли убийц Малик Хасан, или это сделает хозяин завийи. Скрыться? Но к Вараручи сейчас не пойдёшь, ночью его жилище найти невозможно, да и стража куттовала ездит по улицам. Каморка Хоробрита находилась на втором этаже, дверь вела на галерею. Он выскользнул из неё и спустился во двор. Здесь толпились верблюды и люди. Только что прибыл караван. Хоробрит прошёл к каморке Зензюль. Женщина обрадовалась, увидев его, а узнав, что он хочет провести с ней ночь, и вовсе расцвела. Из галереи вдруг донёсся зов хозяина завийи:

– Зензюль! Зензюль, размести прибывших но спальням!

– Сейчас, хозяин, бегу! – отозвалась она и шепнула Хоробриту: – Подожди меня здесь, я скоро вернусь.

Он придержал её, сказал:

– Посели купца в моей комнате, Зензюль. Мы с тобой будем наслаждаться до утра, вернёшься – я не выпущу тебя из своих объятий!

Женщина торопливо показала, что всё поняла, исчезла во дворе.

Вернулась она после полуночи. Оказалось, купец, расположившись в комнате Хоробрита, потребовал себе роскошный ужин и самую красивую служанку. Самой красивой оказалась Зензюль.

– Купец такой жирный, толстый, как слизняк, бр-р! – сообщила она. – Мне пришлось обмываться в водоёме. Купец дал мне тридцать кени. Я отдам тебе всё!

Поистине, любовь за ценой не стоит.

В момент особенно бурной ласки, когда Зензюль приглушённо стонала и извивалась под ним, подобно скользкой рыбе, Афанасий услышал на галерее крадущиеся шаги. Там скрипели половицы под чьим-то грузным телом. Афанасий зажал рот женщине. Она притихла. В комнатах завийи двери не запираются на ночь. Хозяин экономил на замках и нанимал сторожа. Тот сейчас спокойно спал у ворот. Хоробрит напряг слух. Вот тихо скрипнула дверь. Так тихо, что звук могло уловить только опытное ухо проведчика. Вдруг он ощутил явственный запах смерти, наполнивший воздух каморки Зензюль жутью. Чужая смерть всегда отзовётся безотчётной тревогой в бодрствующей душе. Зензюль вскрикнула.

– Тише! – шепнул ей Хоробрит. – Купец в комнате один?

– Да. Ты думаешь, его убили? О, аллах!

– Молчи! Всевышний успокоит его душу.

Шаги возвращались. Вот скрипнула лесенка, ведущая из галереи во двор, две тёмные тени промелькнули мимо оконца, направляясь к воротам. Афанасий соскользнул с ложа.

– Не оставляй меня одну! – взмолилась женщина. – Я пойду с гобой!

Во дворе было пусто. В дальнем углу возле коновязи стояли верблюды, пережёвывая жвачку. Хоробрит бесшумно поднялся на галерею. За ним тенью – Зензюль. Дверь в помещение купца распахнута. Вокруг – сонная тишина. Но в этой убаюкивающей благости явственно витала смерть. На пороге комнаты свернулся клубочком человек. Он казался спящим. Но там, где должна быть голова, расплылось тёмное пятно. Голова валялась в двух шагах от туловища. В слабом свете был виден страшный оскал мёртвого лица. Пахло свежей кровью. Хоробрит перешагнул через труп. Купец лежал на кровати. И у него оказалась отрезана голова. На полу чернела большая лужа. За спиной Хоробрита испуганно вскрикнула Зензюль.

Хоробрит быстро увлёк женщину обратно. В случае чего служанка расскажет, что здесь произошло на самом деле, что Хоробрит не виноват в убийстве купца и его телохранителя. Он быстро собрал свои пожитки, попрощался с Зензюль, велел ей не выходить из своей каморки до утра. Уже рассветало, когда он вывел Орлика из конюшни.

Стражей порядка на улицах не было, лишь у ворот дворца султана бодрствовала охрана. Хоробрит благополучно добрался до жилища Вараручи. В крохотном дворике жена оружейника готовила на костре еду. Вараручи молча выслушал рассказ Хоробрита о том, что произошло ночью в завийе. Как отравили казначея и отрубили головы его жёнам, он уже знал.

– Меня хотели убить люди Малика Хасана. А помогал им хозяин завийи, – закончил Хоробрит. – Малик Хасан спешит убрать людей Махмуда Гавана.

– Ты прав. Куттовал – человек нового визиря. Он отрубил головы жёнам Мехмед-аги, чтобы представить дело так, будто они отравили своего мужа. В этом Малик легко убедит султана, а с мёртвых не спросишь. Ну что ж, тебе ещё раз повезло, русич. Всевышний всегда на стороне хороших людей. – Вараручи оглядел Орлика, одобрительно прищёлкнул. – Жеребца тебе придётся оставить здесь. Не волнуйся, о нём позаботятся. Те люди, которые тебя будут сопровождать до Парвата, идут пешком.