Текст книги "Голому рубашка. Истории о кино и для кино"

Автор книги: Анатолий Эйрамджан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 36 страниц)

Раздались аплодисменты, крики «Браво!», «Верно!». Химик поднял руку, успокаивая собравшихся.

– Огромное количество населения нашей страны прошло через зоны, лагеря, тюрьмы, не меньшее пребывает сейчас в заключении и такое же количество потенциально обречено на попадание в зону, – продолжил он. – А это почти треть населения нашей родины, равная по численности населению таких стран, как Франция, Бельгия, Германия и Дания вместе взятых. Вот для этой огромной аудитории и организован нашими общими усилиями канал «Правильное телевидение»! Девиз канала: «Для тех, кто сидит, для тех, кто отсидел и для тех, кто сядет!». Прошу считать премьерную ленточку перерезанной! – объявил под аплодисменты Химик. И тут же в зале вспыхнули плазменные телевизоры, и ведущие на экране – известные дикторы телевидения – начали вещание «Правильного телевидения». Говорили они на фене, и в переводе на русский вот о чем:

– «Вести от братков»! Для ознакомления с опытом и укрепления дружеских связей недавно в Курганскую преступную группировку прибыла делегация из Италии во главе с братаном Сержио Луспеконе – руководителем сицилийского отделения «Коза-Ностры». За время визита наши гости побывали на семинарах, симпозиумах по интересующим их темам, посетили несколько тюрем области и преподнесли подарки заключенным, а также прекрасно отдохнули, посетив все подведомственные хозяевам увеселительные заведения. (Все это, как принято на телевидении, сопровождалось видеорядом).

Гости, увидев веселые сцены в русской бане и в стриптиз-клубе, дружно зааплодировали.

Дальше был показан сюжет о встрече с колумбийскими наркодиллерами, потом интервью с выпущенным досрочно главарем Хабаровской преступной группировки и т. д. Потом пошел репортаж о схватке с милиционерами при грабеже отделения «Сбербанка» в Ростове. (Неслись по шоссе машины, милицейские «Москвичи» и «Лады» и «наши» – «Джипы» и «Ауди». Естественно, «Москвичи» и «Лады» перевертывались, вспыхивали, взрывались, а «наши» уходили). Все это шло под аплодисменты публики казино «Рояль-Палас».

– Вадим! Ты просто гений! Каюсь, что я в свое время тебя не раскусила, – призналась Инна, прижимаясь к Вадиму.

– Лучше поздно, чем никогда, – счастливо смотрел на нее Вадим.

– А какие у тебя в голове сценарии? Расскажешь? – горела нетерпением Инна.

– Со временем узнаешь. Это только начало! – показав на экраны телевизоров, уверенно сказал Вадим.

Вадим сидел в кабинете директора студии.

Вошла секретарша:

– К вам главный редактор студии?

– Пусть войдет, – сказал Вадим.

Вошел Игорь Михайлович.

– Дорогой Игорь Михайлович! – вышел из-за стола Вадим. – Вы всегда можете заходить ко мне в любое время, открывая дверь ногой. Не забывайте, своим нынешним положением я обязан вам, – сказал Вадим.

– Поверь, Вадим, я не предполагал, что все так выйдет! – виновато сказал, присаживаясь, Игорь Михайлович. – Кстати, твой отец меня не осуждает?

– Что вы, Игорь Михайлович?! – сказал Вадим, доставая из ящика стола бутылку коньяка и две рюмки. – Мы все счастливы и благодарны вам. А меня полюбила, наконец, девушка, о которой я мечтал всю жизнь! – сказал Вадим, усаживаясь напротив своего бывшего редактора и поднимая рюмку. – За вас, мудрый вы мой редактор!

Они выпили коньяк, и Игорь Михайлович сказал:

– Все твои сценарии, Вадим, хранятся у меня в шкафу. Я как будто чувствовал, что их час настанет.

– Не настанет, Игорь Михайлович, – сказал Вадим.

– Почему?

– Потому что сейчас эта тема меня абсолютно не волнует, – признался Вадим. – Перечитал недавно – стыдно стало, каким я был розовым романтиком! Прямо маразм чистой воды!

– Но хорошие ведь сценарии! – возразил Игорь Михайлович. – Таких сюжетов сейчас абсолютно нет – о чистой любви, верности, дружбе.

– А кому это нужно, Игорь Михайлович?! На таких сюжетах бабки не сделать.

– Но, Вадим, я был уверен, что теперь, когда студия у нас в руках мы с тобой начнем выпускать фильмы добрые, светлые, оптимистические, очищающие человеческие души, вселяющие в людей надежду, веру, дающие силы преодолевать трудности!

– Не мне вам говорить, дорогой Игорь Михайлович, что наши зрители уже давно сидят на сериальной игле, через которую в них иньекцируются насилие, секс, и сильные ощущения – погони, убийства, драки и перестрелки. Ну, кого сейчас могут всерьез заинтересовать истории в духе, как вы говорили, пиписичного трагизма? Или комизма? А кино, несмотря на утверждение нашего пролетарского вождя, не искусство, а все же бизнес.

– Да, к сожалению, ты прав, – кивнул грустно Игорь Михайлович.

– И у меня есть несколько сценариев для начала, – сказал Вадим. – Супербоевики. – Он достал из ящика папки со сценариями. – Вот они! «В оптическом прицеле»! «Все осталось в сейфе»! «Мигающая смерть на крыле»! «Замурованные заживо»! «Любовь зла – задушишь и козла», «Изотопами по яйцам»! Чувствуете тематику?

– Чувствую, – сказал Игорь Михайлович. – Аж мурашки по коже пошли…

– Вот! А на фронтоне студии напишем, знаете что?

– Что?

«Из всех бизнесов для нас важнейшим является кино»! Здорово?!

– Вадим, а может, теперь ты пошлешь меня на стажировку в какую-нибудь вашу структуру? – нерешительно спросил редактор – А то я так сходу не врубаюсь… Мне надо адаптироваться.

– Нет проблем, Игорь Михайлович! – Вадим достал телефон. – Очень своевременная идея! И деньжат подзаработаете и квалификацию повысите! А потом мы с вами таких фильмов наделаем – Голливуду не снилось!! Боржом! Сейчас к тебе приедет от меня человек, практикант, подключи его к текущим делам, нагрузи по полной. Он мне как отец, понял?

– Понял, Фартовый! Обучим, покажем, растолкуем. Все по понятиям. Не впервой, сам знаешь. Обещаю – сделаем из него Крестного отца!

Боржом смотрел телеканал «Правильное телевидение».

Под говор дикторов по фене и под зажигательные мелодии блатных песен пройдут финальные титры фильма.

КОНЕЦ

РАССКАЗИКИ

«Е» ПИШЕМ «I» В УМЕ

Вот именно такими штучками я и занимаюсь, с мучениями изучая английский язык. Пишу одно, читаю другое, произношу третье. Ну вот, например, слово «океан», по ихнему пишется «ocean», а читается как «оушен». Кто мне покажет здесь букву «у» – дам сто долларов, а за «ш» могу дать и двести. Потому что буква «ш» у них образуется из хитроумных комбинаций двух-трех-четырех, а может, и большего числа букв, притом в самых неожиданных и не предвещающих появление этого звука случаях. И это еще не самое страшное. Они ведь когда говорят друг с другом, то все время спелают, то есть повторяют слово по буквам, чтобы собеседнику понятно было, о каком слове идет речь, потому что на слух у них почти каждое слово слышится как и несколько других. И вот, представляете, как выглядит такая беседа? Лучше уж флажками махать, как моряки.

Ну, ладно с языком, каждый народ имеет тот язык, который сам себе придумал. А вот почему у них в наш космическо-компьютерный век существуют средневековые фунты, унции (мера веса), пинты, галлоны (для жидкости), фиты, инчи и мили (меры длины) – вот с этим я смириться никак не могу. Весь мир имеет кг, метры и литры, а у них допотопная чушь! Так им этого мало, они еще и голову людям пытаются заморочить! Например, на всех ценниках вместо фунта написано «Lb»? Все говорят продавцу – взвесьте мне два фунта сыра, никто не говорит ведь – взвесьте два Lb сыра? Я опросил кучу народа, притом даже американцев – никто не знает, что значит это «Lb»; говорят – паунд (еще одно название), то есть фунт. А почему «Lb»? И почему «паунд»? Не знают.

Или на всех бутылках с молоком или банках с пивом написано «OZ», что означает «емкость в унциях». А почему не «UN», что было бы понятно, a «OZ»? «Что это за OZ такая?» – хочется воскликнуть подобно ребуснику Синицкому. Ответ пока не найден – никто не знает. Одни головоломки.

А попробуйте перевести инчи в фиты, мили в ярды и все это в метры – такое под силу только великому математику Перельману. А температура? Без специальной формулы и калькулятора невозможно сравнить температуру по Фаренгейту с Цельсием!

Рост свой называют в фитах, например – 3 фита, 8 инчей. А ИНЧ, оказывается тот самый дюйм, от которого произошла Дюймовочка – длина верхней фаланги большого пальца. Все это знают, но называют дюйм инчем. Почему? Догадайся, почему!

Может весь народ издавна у них занимается чем-то вроде нашего КВНа? Все такие веселые и находчивые, что без загадок просто не могут жить?

Или, например, время, вот эти «АМ» и «РМ». Я вначале думал, что это диапазоны радиоприемника, вроде FM и АМ, пытался найти такую станцию на приемнике. Оказалось, это время – одно после полудня, другое после полуночи. У нас просто: 22 часа – вечер, а 3 часа – утро. А у них на вечер или утро указывают вот эти самые АМ и РМ. А как эти буквы расшифровываются и что означают – знает от силы каждый десятый, притом довольно продвинутый человек. Да и то некоторые все равно путают, какие буквы до полудня, какие после полуночи. Как говорят у нас, «без поллитру не разобраться!».

И вот теперь, когда вам ясно, какой бардак у них с этим делом, – с языком, весом, с длиной и температурой, мне вдруг не стала давать покоя мысль: а что это они часы, минуты и секунды оставили у себя нормальными? Ведь налицо явный диссонанс. Нарушение стиля. Надо, чтобы все у них было в ажуре, чтобы время было в одной системе головоломок с остальными параметрами. И вот я хочу им предложить для полной гармонии новую систему времени.

Пусть в сутках у них будет не 24 часа, а 73 и 87 чака. Притом называть этот чак они могут флютом, а обозначать буквами «ST» кому как нравится. Один чак или флют пусть равняется 123 и 35 кичей, а каждый кич, предположим, содержит 49 и 23 тайпа. Буквы АМ и РМ оставим, потому что в этой системе они как раз на месте. На вопрос «Сколько времени?» они теперь будут отвечать примерно так: 43 флюта (а кому нравиться – «чака») и 87 и 421 кичей РМ. Почта работает до 43 ST и 19 кича РМ. Чемпион США пробежит стометровку за 32 и 227 тайпа! И пусть весь мир гадает-рекорд это или нет!

Ну, как? Мне нравится. С их сообразительностью, я не сомневаюсь, они быстро освоят все эти чаки-флюты, тайпы, ST и кичи. А в сочетании с виртуозностью, которую они проявляют, читая одни буквы и издавая другие звуки, это будет для них вроде легкой разминки, перед тем как начать читать и писать. Как говорится, «вперед и с песней!».

А мне все же не дает покоя – почему в их алфафите нет буквы «Е». Ведь без этой буквы язык уже не язык, на мой взгляд. Как мне, например, послать все эти их заморочки к той самой матери, без буквы «Е»?

Остается только написать одно, а подумать другое.

ЗА ЧЕСТЬ СЕМЬИ

Литературовед Василий Гулькин выступил по телевизору и рассказал о бурной любовной истории, вспыхнувшей между великим Александра Дюма, во время путешествия всемирно известного писателя по Закавказью в 1859 году, и девушкой по имени Кнарик. Историю эту раскопал сам В. Гулькин, потратил на это много лет и теперь приводил добытые им воспоминания современников, документальные свидетельства очевидцев, донесения в губернскую полицию, записи из дневника писателя.

По Гулькину выходило, что Дюма, остановившись переночевать на постоялом дворе маленького закавказского городка, был поражен красотой девушки Кнарик, дочери продавца ковров из местного магазина, и застрял в этом городке на целый месяц. Осада Кнарик длилась непривычно долго для опытного ловеласа, каким слыл Дюма, – девушка понятия не имела о знаменитых романах «Три мушкетера» и «Граф Монте Кристо», по-французски не говорила, а вид толстого и почти всегда жующего иностранца вызывал у нее лишь легкую усмешку. Но, как удалось установить В. Гулькину, талант, напор, дорогие подарки, а также покупка писателем оптом дюжины дорогих ковров у отца девушки сделали свое дело – Кнарик уступила притязаниям великого женолюба.

В кругах исследователей-биографов Дюма работа В. Гулькина вызвала большой интерес; он получал поздравления от многих мировых дюмаведов и никак не был подготовлен к тому, что произошло буквально через неделю после его выступления по ТВ.

Он только закончил доклад в литературном клубе при заводе «Новый шарикоподшипник», вышел на улицу и тут же был остановлен, как теперь говорят, тремя представителями «лиц кавказской национальности».

– Ты Гулькин? – спросил его бородатый кавказец.

– Да, – занервничал от такого непочтительного обращения Гулькин. – А в чем дело?

– А ты не знаешь? – спросил второй, который был без бороды, но усатый.

– Нет, – сказал Гулькин и сделал попытку ретироваться. – Мне некогда.

– Подожди, – остановил его, крепко взяв за локоть третий, гладко выбритый, самый молодой. – Тебе уже незачем торопиться. Впереди только вечность!

– Что вы хотите, господа? – Гулькин решил попробовать по-джентльменски перевести разговор в цивилизованное русло. – Я вас слушаю.

– Мы хотим правды, – сказал самый старший.

– Какой правды? – спросил Гулькин.

– Правды о нашей пра-пра-прабабушке, – сказал усатый.

– Рубен, пять раз «пра» надо говорить, – поправил его старший.

– Какой прабабушке? – ничего не мог понять Гулькин.

– Отойдем – поговорим, – сказал самый молодой. Вместе с усатым он взял Гулькина под руки и отвел через дорогу в сквер. Усадили на скамейку.

– Ты по телевизору оскорбил на всю страну нашу дорогую родственницу, – сказал старший.

– Выставил ее самой настоящей шлюхой, – сказал усатый.

– Надругался над памятью нашей любимой пра-пра-пра-пра-прабабушки, – сказал самый молодой.

– Подождите, я ничего такого не делал! – всполошился Гулькин. – Это ошибка. Вы меня с кем-то путаете!

– Нет, мы тебя хорошо запомнили по телевизору. Вот, твой портрет, – показал усатый фотографию Гулькина, сделанную во время его вступления по ТВ. – Что, и теперь будешь отпираться?

– Вы – родственники Кнарик Гюльназарян? – догадался вдруг Гулькин и сам не поверил в свою догадку.

– Да! – хором ответили кавказцы. – Мы ее пра-пра-пра-пра-правнуки.

Не может быть! – Гулькин был поражен. Правильно говорил академик Тягачев, что нельзя опираться только на документы. мемуары; надо ездить по историческим местам, говорить с потомками героев своих изысканий. – Такого не может быть!

– Очень даже может, – сказал ему бородатый. – Зачем ты оскорбил нашу любимую Кнарик?

– Я не оскорблял! Все мои слова подтверждены документально. И потом, разве это оскорбление – вызвать любовь такого всемирно известного человека?

– Про этого человека мы ничего плохого не говорим, – сказал усатый. – Мы очень даже любим «Три мушкетера».

– И «Графа Монте-Кристо», – добавил младший.

– Но наша Кнарик не ответила на его любовь. Этим гордиться весь наш род уже больше 150 лет! Тебе понятно это?! – строго спросил бородач.

– Но слуга Дюма Мишель говорил соавтору Дюма Огюсту Маке, что у его хозяина был роман с девушкой по имени Кнарик! – чуть ли не выкрикнул Гулькин.

– Этот слуга что, свечку держал? – горячо вскрикнул усатый.

– Успокойся, Рубен, – остановил его старший. – Выбирай слова, когда говоришь о наших родственниках.

– Прости, Ашот, – согласился Рубен.

– Требовательный к себе ученый должен знать, что истина не в словах, которые оставляют после себя многие люди, а в поступках и фактах, – сказал самый младший.

– Ты прав, Гамлет, – сказал Ашот – Только на неопровержимых фактах должен строить свои гипотезы ответственный ученный.

– Но, помилуйте, господа, дело происходило чуть ли не 200 лет назад, в глухом, забытом богом местечке в горах Закавказья, тогда ведь не было ни кино, ни радио, ни телевидения, ни даже фотографии. О каких фактах может идти речь? Миссия ученого-биографа во многом состоит в том, чтобы как пчелка, собирать малоизвестные крупинки из жизни своего героя и пытаться из этого, зачастую противоречивого материала собрать хотя бы мозаичную картину.

– Ты собрал не картину, а абстракцию, все факты перевернул с ног на голову! – с душой сказал тот, которого звали Гамлет.

– Что, например? – уже забыв об опасности, исходящей от лиц кавказской национальности, с вызовом спросил Гулькин. Было задето его профессиональное самолюбие.

– Ну, например, про подарки, которые Александр дарил Кнарик, – сказал Гамлет.

– Кнарик не приняла ни одного его подарка! – сказал Ашот.

– Откуда вы знаете это? – запальчиво спросил Гулькин.

– Это и тогда было известно всем в Болнис-Мгере, и потом переходило в нашем роду от отца к сыну, от матери к дочери, – сказал Рубен.

– Об этом наши предки говорили своим девочкам под портретом Кнарик! – сказал Гамлет.

– Мы все с детства знаем, что в нашем роду не было человека, способного ради денег, дорогих подарков продать свою честь, – сказал Ашот.

– Даже если все это все исходило от такой знаменитой на весь мир личности, как Александр Дюма-отец! – добавил Гамлет.

– Охотно верю. Но ответьте, пожалуйста, на такой вопрос. Разве отец Кнарик не продал Дюма партию ковров?! Двенадцать хоросанских ковров ручной, разумеется, работы? – азартно спросил Гулькин.

В его архиве имелась копия чека, выписанного на имя Дюма продавцом ковров Айрапетом Гюльназаряном.

– Продал, – сказал Ашот. – И что из этого? Айрапет всем продавал ковры.

– Это был его, как теперь говорят, бизнес. Понимаешь? – опять не выдержал, и повысил голос Рубен.

– Понимаю. Только, мне кажется, Дюма купил такое количество ковров, чтобы продемонстрировать свои чувства Кнарик! Подкрепить слова, как говорят, делом, – хитро прищурился Гулькин.

– Думай, что говоришь! – грозно сказал Рубен. – Предупреждаю по-хорошему.

– По-твоему, достаточно было заезжему человеку купить у отца Кнарик товар на приличную сумму, как дочь продавца должна была тут же отблагодарить покупателя? – спросил Гамлет.

– Но скажите, пожалуйста, зачем Дюма нужно было покупать так много ковров? За тысячи километров от своей родины! – не сдавался Гулькин.

– Откуда мы знаем? Это его дело, – сказал Рубен.

– Может он хотел перепродать их в Париже? – сказал Ашот. – Наверняка бы наварил 100 процентов.

Во всяком случае связывать продажу ковров с взаимоотношениями между Александром и Кнарик для серьезного ученного некорректно, – сказал Гамлет.

Это было уже прямое оскорбление Гулькину, как ученому-биографу.

– Тогда скажите, почему в записной книжке Дюма есть имя Кнарик, и это имя рукой Дюма заключено в виньетку из роз? – выбросил свой последний козырь Гулькин.

– А вот посмотри, пожалуйста, у меня в записной книжке записано «Гулькин» и рядом с этим именем нарисованы череп и кости, – открыл свою записную книжку Ашот. – Но ты ведь жив? И мы с тобой просто говорим. Пока…

– Толковать эту запись каждый может согласно своему мировоззрению, – сказал Гамлет.

– В меру своей испорченности, – добавил Ашот.

– Вот ты уверен, что за дорогие подарки и откат в виде покупки партии ковров порядочная девушка способна отдаться первому встречному? – спросил Рубен.

– Но этот первый встречный – всемирная знаменитость? – не сдавался Гулькин.

– Ну и что из этого? Будь он даже Наполеоном! Без любви в нашем роду близость невозможна! – сказал Ашот.

– Тем более для женщин! – добавил Гамлет.

– Она не дала твоему Дюма, понимаешь! – схватил Гулькина за грудки Рубен. – Не да-ла!

– О родственниках я просил такими словами не говорить, – остановил его Ашот. – В нашем роду это не принято.

– Извини, Ашот! – отпустил Гулькина Рубен.

– Кнарик вышла по любви замуж за Мушега, красивого юношу, и родила ему пять сыновей и двух дочерей. И так продолжился наш род, – сказал Гамлет. – И понимаешь ты, что твое ни на чем не основанное заявление бросает тень на всех, кто родился в нашем роду после нее?

– На всех наших четыре раза «пра», три раза «пра», два раза «пра», один раз «пра» дедушек и бабушек, и даже на нас самих, – сказал Ашот. – А такое у нас на Кавказе не прощается.

Гулькин понуро сидел и молчал. Он понимал, что метод дедукции и индукции, который он применял при обработке полученных материалов, явно дал трещину при соприкосновении с реальными людьми. Это вам не споры с академиком Тягачевым или профессором Ле Шануа. Этим людям ничего не докажешь, да и доказывать, в общем-то, нечего. А неприятностей от них можно ждать любых…

– Что мне теперь делать? – спросил наконец он.

– Дать опровержение, – сказал Ашот.

– На телевидении и в прессе, – добавил Рубен.

– А лично мне справку, что ничего подобного с мой пра-пра-пра… – начал Гамлет.

– Пять раз «пра», – напомнил Ашот.

– Да, вот что с моей пять раз «пра» бабушкой ничего подобного не было, – сказал Гамлет. – Ваша подпись под таким документом будет для нас как охранная грамота.

– Честь нашей семьи должна быть восстановлена! – подытожил Ашот.

– Я исполню все, что вы сказали, – твердо сказал Гулькин. – Приношу вам свои извинения.

– Мы их принимаем, – сказал Ашот, расстегивая замки своего кейса-атташе. – А это вам презент от нас, – протянул он Гулькину бутылку армянского коньяка. – Называется «Кнарик», – перевел он надпись на бутылке. – В честь нашей пра-пра-пра…

– Пять раз «пра», – напомнил Рубен.

– В честь нашей пять раз «пра» бабушки, – закончил Ашот.