Текст книги "Преступники"

Автор книги: Анатолий Безуглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

– Еще один вопрос, Софья Андреевна, – сказал Латынис. – У Жанны Велемировны не было никакого оружия?

– Оружия? – округлила глаза хозяйка.

– Ну да. Пистолета, например?

– Откуда? Этого только не хватало! Я бы вовсе со страху померла!

– А по нашим данным, вроде имеется…

Урусова задумалась.

– Так это вы, наверное, про зажигалку! – с облегчением произнесла она. – Сноха смолила одну сигарету за другой… Слава подарил ей зажигалку, а то спичек не напасешься… Такая блестящая, вроде пистолета. Я сама испугалась, когда в первый раз увидела: не дай бог пальнет…

– Где в настоящее время эта зажигалка? – поинтересовался Латынис.

– С собой взяла, в клинику.

„Да, вероятнее всего, у Кленовой видели зажигалку, – подумал Ян Арнольдович. – Если уж здоровые люди принимают ее за оружие, то о больных из отделения Соловейчик и говорить нечего“.

Капитан поднялся. Хозяйка тоже.

– Софья Андреевна, к вам будет просьба. Если ваша сноха объявится или вам станет известно, где она…

– Знаю, знаю, – закивала Урусова. – Тут же уведомлю. Меня уже просили об этом товарищи из нашей милиции.

Ян Арнольдович подошел к мальчику.

– До свидания, Левушка, – протянул он ему руку.

Мальчик молча вложил свою теплую ладошку в руку капитана. У Латыниса сжалось сердце. Что ожидает это ни в чем не повинное существо? Убережет ли его судьба от болезней отца и матери?..

Когда оперуполномоченный вышел на улицу, то с облегчением вздохнул. Высокие развесистые тополя роняли пух. Небо было синее, чистое.

„Как можно загонять свою жизнь в темный безвыходный тупик! – почему-то со злостью подумал он о сыне Урусовой. – Да еще ставить под угрозу будущее своего сына!“

Весь день Латынис посвятил выявлению близких знакомств Кленовой в этом городе. Таких не оказалось. Были только сослуживцы, которые старались как можно меньше говорить о Жанне Велемировне. Вероятно, знали о ее болезни и прошлом, а потому побаивались сказать лишнее.

Еще что сделал Ян Арнольдович по пути в Березки – зашел в Москве в Краснопресненское районное управление внутренних дел и попросил понаблюдать за Ваганьковским кладбищем, где могла появиться Кленова.

Латынис и сам посетил могилу Сергея Есенина. Возле нее он застал несколько человек, которые пришли почтить память поэта, возложить цветы. Жанны Велемировны среди них не было.

Утром в номере Чикурова появился Мелковский. Щеки его были выбриты до блеска, влажные волосы тщательно причесаны. Он энергично поздоровался со следователем за руку, прошелся по номеру.

– Игорь Андреевич, как вы смотрите на то, чтобы вместе позавтракать? – весело спросил журналист.

– Я еще не брился, – довольно сухо ответил следователь, доставая электробритву и усаживаясь на стул возле розетки.

У него была тайная надежда, что Мелковский отправится в буфет без него.

– Я подожду, – не поняв намека, сказал Рэм Николаевич и сел в кресло. – Надеюсь, вы не держите на меня обиды за „Баурос“?

Чикуров, водя бритвой по щеке, отрицательно покачал головой.

– Ну и славненько! – произнес Мелковский обрадованно, беря со стола одну из оставленных вчера книг. – Ей-богу, не знал, что вы такой щепетильный. Просто подумал: вы не из тех, кто будет стоять в очереди за „Бауросом“. А быть в Березках и не отведать этот волшебный напиток!.. Кстати, как он вам показался?

– На вкус приятный, – заставил себя поддержать разговор Чикуров.

– Приятный – да, но он еще и чертовски полезный! За него валюту не жалеют! Иностранцы, разумеется…

Игорь Андреевич старался продлить бритье, поглядывая на телефон: позвонил бы кто-нибудь, тогда удалось бы, сославшись на дела, избавиться от журналиста. Но телефон, как назло, молчал.

– А что вы скажете о моей работе? – Мелковский показал книгу „Интеграл“ нацелен в будущее».

– К сожалению, только бегло просмотрел, – ответил Чикуров. – Честно говоря, не очень разобрался с этой дезинтеграторной мельницей… РАП, кажется?

– Да, Я считаю, это эпохальное изобретение. И Ростовцев имел полное право увековечить в нем свое имя. Запоминающе звучит, не правда ли? РАП – Ростовцев Аркадий Павлович… Так что же вам непонятно?

– В чем состоит принцип технологии, предложенный Ростовцевым.

– Охотно объясню, – сказал Мелковский. – Постараюсь коротко и популярно… Понимаете, до изобретения Аркадия Павловича человечество пользовалось тремя компонентами технологии: изменение температуры – раз, давления – два, растворение и катализ – три. Так воздействовали на материалы и вещества, чтобы получить конечный продукт… Это вам ясно?

– Вполне, – кивнул Чикуров.

– Я, разумеется, обобщаю… И вот Ростовцев предложил четвертый компонент – механической активации… Не буду вдаваться в подробности, что и как… Суть его изобретения: если вещество пропустить через дезинтеграторную мельницу Ростовцева, то активность продукта неизмеримо вырастет. Принцип работы мельницы гениально прост: как можно быстрее и сильнее размельчить вещество механическими средствами, одновременно воздействуя на него электрическими и электромагнитными полями… Понятно?

– То есть размолоть? – сказал Игорь Андреевич, закончив бриться и растирая лицо кремом.

– Грубо говоря – да. Хотя этот процесс более сложный… Эффект оказался потрясающим! – закатил глаза журналист. – Например, если пропустить удобрение – фосфоритную муку – не через шаровую мельницу, а через РАП, то урожайность ячменя увеличивается на одну треть! Или еще. Опыты показали, что, если железную руду предварительно измельчить в РАПе, это позволяет на сто градусов снизить температуру восстановления металла, а время процесса – более чем на двадцать процентов! Представляете, какая экономия энергии! Впечатляет, да?

– Действительно, впечатляет, – согласился Игорь Андреевич.

Он понял, что не сможет отвязаться от Мелковского, и смирился с этим.

По дороге в буфет журналист продолжал рассказывать:

– РАПы можно применять где угодно. Вода, пропущенная через них, становится прямо-таки «живой» водой! Если ею поливать, к примеру, поля, разводить в ней рыб, то увеличение роста составляет от пятнадцати до ста процентов! В дезинтеграторных мельницах можно активизировать различные отходы – бумагу, стекло, резину, полимеры, превращая в ценнейшее сырье! Изобретение Ростовцева позволит человечеству перейти не только к безотходному производству, но и к безотходному потреблению. Это, если хотите, революция в мировой технологии! По существу, мы получили новый источник энергии, равный, быть может, энергии атома!

В буфете они заказали по стакану свежего морковного сока (Игорь Андреевич уже пристрастился к нему) и бутерброды с сыром.

– Ценность «Бауроса», – продолжал Рэм Николаевич, – в огромной степени зависит от того, что он проходит процесс активации в РАПе. Целебные травы плюс машина Аркадия Павловича. Отсюда его исключительно высокие лечебные свойства. «Баурос»! Я уверен, что Ростовцев и Баулин получат за него премию. Уверен! Думаю, что они заслуживают даже Нобелевскую… Да-да, я не преувеличиваю!

– Пожелаем им успеха, – сказал Чикуров, вытирая рот салфеткой и поглядывая на часы.

Журналист заметил это.

– Очень заняты? – спросил он.

– Да, весь день, – ответил следователь, упреждая попытку Мелковского навязать свое общество.

– Жаль, – огорчился Рэм Николаевич. – Я хотел показать вам здешнее охотничье хозяйство. Идея Ростовцева. Может, все-таки решитесь?

– Увы, – развел руками Игорь Андреевич, – Работа…

– Кстати, о работе, – озабоченно сказал Мелковский. – Сегодня я буду говорить с Москвой, с Константином Анатольевичем, заместителем Генерального прокурора… Если есть какие трудности, могу замолвить словечко…

– Спасибо. – Следователь отрицательно покачал головой.

– Подумайте, – настаивал Рэм Николаевич. – Может, не мешало бы прислать вам в помощь еще одного следователя? Или требуется кого заменить?

Чикуров молчал, еле сдерживаясь. Его уже бесила настырность журналиста. А тот, очаровательно улыбаясь, продолжал:

– И вообще, Игорь Андреевич, подумайте о моем предложении насчет более тесного сотрудничества… Не пожалеете, честное слово! Я не настаиваю. Ради бога! Дело хозяйское. Но выступление в центральной газете вам бы не помешало… И не всю ведь жизнь ходить в следователях. Пора подумать о более спокойном житье-бытье, о генеральских звездах в петлицах…

Чикуров сделал вид, что занят своими мыслями и не слышит собеседника.

Взяв в буфете пачку сигарет, он расстался с Мелковским. В девять часов у следователя была назначена встреча с Рогожиным. Но того в своем кабинете «Интеграла» не оказалось. Через секретаря Ростовцева Чикуров узнал, что главного зоотехника срочно вызвали в райцентр на хозяйственный актив. Он просил передать следователю свои извинения, что не мог с ним встретиться.

Игорь Андреевич был раздосадован: не любил, когда допросы откладывались. Тем более к главному зоотехнику у него накопилось много вопросов.

«Тогда придется сначала поговорить с его матерью», – решил Чикуров.

Он зашел в отделение милиции. Участкового инспектора Манукянца он застал с газетой «Футбол-хоккей».

Игорь Андреевич дал лейтенанту очередное задание и отправился к Рогожиной. Вызывать пожилую женщину повесткой в милицию Игорю Андреевичу не хотелось. Лучше побеседовать в привычной для нее обстановке. Манукянц предложил отвезти следователя на мотоцикле, но Чикуров решил встретиться с Рогожиной один на один. Он даже пожалел, что был в форме. Есть люди, которых она сковывает.

Вот отец Игоря Андреевича, фронтовик, прошедший войну от звонка до звонка, уважал форму и чтобы все регалии были на месте – знаки отличия, ордена, нашивки. Придя с Великой Отечественной младшим сержантом, он до сих пор даже перед старшим сержантом готов был встать навытяжку.

А как относится к этому Рогожина, Чикуров не знал. Он поехал к ней без шофера, сев за руль милицейского «Москвича», предоставленного замначальника отделения. Водительские права Игорь Андреевич всегда имел при себе, на всякий случай. Хотя о своей собственной машине и не помышлял: не желал забот и хлопот с запчастями, гаражом и так далее.

Чикуров выехал из поселка, миновал лесопилку, небольшое озеро. Он увидел могучий дуб со сломанной бурей верхушкой – ориентир, где ему надо было сворачивать в лес. До избы Рогожиной отсюда было с километр. Игорь Андреевич остановился, вылез из машины. Дальше он решил идти пешком. Оставив в «Москвиче» форменный китель и заперев дверцы на ключ, следователь потопал вдоль просеки.

Лес был старый, с густым подлеском. Солнце не проникало сквозь кроны деревьев. Жара загнала все живое под сень елей, берез и дубов.

Идя по тропинке, Чикуров весь отдался лесным звукам и запахам разогретой хвои, цветущих трав, от которых его охватывала сладкая истома, даже чуточку закружилась голова. Где-то стрекотали кузнечики, перекликались невидимые птицы. Тенькала пеночка, посвистывала иволга, трещали сороки.

«Почему-то дятла не слышно», – подумал Игорь Андреевич.

И, словно в опровержение его мыслей, совсем неподалеку вдруг раздалось: тра-та-та-та, тра-та-та-та-та… Будто кто-то выпустил несколько очередей из автомата.

Хозяйство Рогожиной открылось сразу, как только он вышел на небольшую поляну. Первое, что увидел следователь, – сверкающий на солнце конус обелиска, обнесенного чугунной оградкой. Он был отделан мраморной крошкой, искрившейся точно весенний снег. У подножия обелиска на мраморной доске был выполнен барельеф с профилями семерых солдат. Их имена бронзой отпечатались на камне. У всех один год гибели – 1942-й. Среди них – имя сержанта Юрия Рогожина, отца главного зоотехника «Интеграла». На могиле героев лежали чуть подвядшие полевые цветы.

Чикуров невольно задержался возле ограды, отдав почесть погибшим солдатам. Затем двинулся дальше.

Двор травницы начинался метрах в пятнадцати за обелиском. Он был обнесен нехитрым забором из тополиных жердей. Калитка открыта настежь. Следователь пошел по дорожке, посыпанной желтым песком. Земля была тщательно возделана. На кустах висели еще зеленые помидоры, змеились по грядкам плети огурцов. Высоко взметнулись стрелы лука, оставленного на семена, соцветия укропа, от запаха которого рот невольно наполнился слюной, напоминая о пряных домашних солениях. Тут же росли чеснок, петрушка, сельдерей, кабачки, мята и морковь. Большой участок был отведен под картошку.

Изба Рогожиной словно вросла в землю. Бревна сруба потемнели от времени, зато железная кровля блестела свежей краской. Глянув на крышу, Игорь Андреевич в недоумении остановился. Издали он подумал, что береза эта растет за домом. Оказывается, она пробивалась сквозь… крышу.

Чикуров поднялся на скрипучее крыльцо, постучал в дверь. Никто не ответил. Он постучал громче. Снова тихо.

«Может, хозяйка туговата на ухо?» – подумал следователь и толкнул дверь. Она отворилась.

– Есть кто дома? – крикнул Игорь Андреевич.

Ему никто не ответил.

Он прошел через прохладные сени, заглянул в комнату. Она была просторная, с надраенным до цвета яичного желтка некрашеным полом, с русской печью посередине. Здесь стояли стол, кровать, шкаф, буфет и телевизор на тумбочке.

Белый, словно светящийся, ствол березы, выходя из пола, прошивал потолок.

Пахло разнотравьем. Игорь Андреевич чувствовал себя так, будто находился среди летнего распаренного луга. Аромат этот исходил от бесчисленных пучков растений, развешанных по стенам, лежащих на полу и полатях.

Находиться в пустом доме без хозяев было неудобно, и следователь вышел на улицу. Обогнул избу. За ней располагался сарай, стоял навес, под которым на разровненной и утоптанной площадке сушились травы.

Рогожина, видимо, куда-то отлучилась. Может быть, даже пошла в поселок.

«Вот незадача, – досадовал Игорь Андреевич. – Что же делать? Ждать или наведаться сюда в другой раз?»

Он вышел со двора, остановился в нерешительности, поглядывая по сторонам. Вокруг была такая красота и благодать, что уезжать не хотелось.

«Ладно, подожду с полчасика», – решил следователь и присел на удобную скамейку, врытую в землю возле ограды обелиска. Краску на скамейке недавно обновили. И вообще тут чувствовалась заботливая рука: постамент и площадка были чисто выметены, кругом ни соринки, ни былинки.

На свежем воздухе под тихий шелест молодых березок вокруг братской могилы хорошо думалось.

Размышляя над тем, что удалось установить по делу, Игорь Андреевич пришел к неутешительным выводам: они с Дагуровой очень мало продвинулись в расследовании покушения на профессора. Он уже знал по своему опыту, что если не удается изобличить преступника сразу, так сказать, по горячим следам, то предстоит серьезный и кропотливый труд – проверять множество людей, скрупулезно собирать факты, отрабатывая одну версию за другой.

Факты, с которыми они столкнулись, были настолько разноречивы, что от внимания ускользало главное – на какой почве было совершено преступление. Смутно, каким-то шестым чувством, следователь угадывал, что тут замешано, видимо, сугубо личное, а также дело, которому посвятил себя Баулин. Еще смущало Игоря Андреевича присутствие такого человека, как душевнобольная Кленова.

Чикуров понимал: он еще не знает до конца, что представляет собой профессор Баулин. Последние месяцы жизни Евгения Тимуровича отмечены какой-то непонятной нервозностью и опасениями. Об этом говорят окружавшие его люди – домработница, жена. А вот ничего конкретного никто еще пока не сообщил.

Каковы мотивы страха Баулина? Кого или чего именно он боялся? Игорь Андреевич вспомнил, какие книги лежали на тумбочке в спальне профессора. Было ясно, что Евгения Тимуровича влекла философия. По отметкам, сделанным Баулиным, можно было догадаться, что он задумывался о смысле жизни, о вопросах бытия: предназначении человека, чести, морали… Что это могло означать?

Вдруг где-то вдалеке послышался звук колокольчика. Чикуров удивленно вскинул голову. Может, ему почудилось?

Нет, мерное позвякивание раздавалось все ближе. Уже явственно различались чьи-то голоса. Игорь Андреевич повернул голову. Из леса на поляну вывалилась ватага подростков. Они окружали тележку на шинах-дутиках, в которую был запряжен… козел. Рогатое, с длинной седой бородой животное гордо вышагивало по траве, звеня в такт своим шагам колокольчиком, подвешенным на шею.

Рядом с тележкой шла высокая стройная женщина в длинном ситцевом платье в горошек и косынке. Тележка была завалена различными травами, цветами, кореньями. В руках у ребят тоже были охапки растений.

Чикуров поднялся со скамейки и двинулся им навстречу. Так как он шел со стороны солнца, женщина приставила козырьком руку ко лбу, чтобы лучше его разглядеть.

– Здравствуйте, Александра Яковлевна, – поздоровался с ней Чикуров, когда они сблизились.

– День добрый, – приветствовала следователя Рогожина, не удивляясь, что незнакомец знает ее имя и отчество. – Давно ждете меня?

– Минут двадцать, не больше.

Подростки с любопытством оглядывали Чикурова.

– Посидели бы в доме, – сказала травница.

Она терпеливо ждала, когда Чикуров назовет себя сам.

– На воздухе лучше, – сказал он и представился: – Игорь Андреевич Чикуров.

– Из района, что ли? – спросила Рогожина.

– Из Москвы.

Ребята с уважением посмотрели на столичного гостя.

– По делу? – поинтересовалась травница.

– Да, по делу, – кивнул Игорь Андреевич, которому не хотелось говорить при подростках, что он следователь.

– Ну пойдемте поговорим, – пригласила гостя Рогожина, указав на калитку. – Только сперва с молодежью разберемся. Задание у них важное.

Ребята прошли через калитку во двор. Козел шествовал впереди.

– Какое такое задание? – полюбопытствовал Чикуров.

– Конкурс, – гордо ответила девочка лет тринадцати с длинной русой косой. – Вы, наверное, слышали, что каждый год ЦК комсомола и Центральный союз потребительской кооперации проводят всесоюзный конкурс среди комсомольцев и молодежи по сбору лесных ягод, грибов и лекарственных трав?

– Да, конечно, это очень важное задание, – ответил Игорь Андреевич, хотя слышал об этом впервые. Ему хотелось подбодрить ребят, придать вес их делу. – Молодцы!

– А еще, – серьезно сказал мальчик в очках и с фотоаппаратом на груди, – мы участвуем в операции «Зеленая аптека».

– В прошлом году заняли первое место в районе по сдаче лекарственных растений, – радостно сообщила другая девочка.

– Что ж, поздравляю, – сказал Чикуров.

Все расположились у крыльца дома. Стали, разгружать тележку. Взяв пучок травы с лиловыми цветками, мальчик в очках подошел к Чикурову и спросил:

– Вы знаете, что это за трава?

– Вероятно, лечебная, а вот как называется – увы, – развел руками Игорь Андреевич.

– Тысячелистник, – объяснил мальчик. – А еще называется ахиллесова трава.

– Про ахиллесову пяту знаю, но что трава этим именем называется, впервые слышу, – признался Чикуров. – Ты знаешь, почему ее так называют?

– Конечно! – еще больше оживился мальчик и, поправив очки, менторским тоном принялся разъяснять: – Согласно преданию именно такой травой Ахилл – герой Троянской войны – лечил раны своим боевым друзьям… И у нас еще в Древней Руси пользовались целительной силой этой травы и крестьяне и воины. Смачивали рану соком или присыпали толченой сухой травой, и кровь останавливалась… Вот почему тысячелистник еще называли «солдатской травой». Именно ее прославляют русские летописи, рассказывая об исцелении внука Дмитрия Донского, изнемогавшего от носовых кровотечений.

– И откуда ты все это знаешь? – спросил Чикуров, удивляясь эрудиции мальчика.

– От Александры Яковлевны, – кивнул он в сторону травницы, объяснявшей в сторонке что-то маленькой девочке. – Знаете, сколько интересного мы от нее узнали! Главное…

В это время Александра Яковлевна обратилась к мальчишке, разговаривающему с Чикуровым:

– Тимоша, спустись-ка в погреб, принеси трехлитровую банку с квасом. Она на третьей полке, с краю.

Тимоша извинился, побежал к избе, а Рогожина стала разбирать сегодняшний «урожай». Вдруг она нахмурилась.

– Кто сорвал? – спросила она, показывая длинное растение.

– Я. А что? – откликнулась девочка лет двенадцати.

– Негоже так, Валя, – покачала головой травница. – Я же говорила, что луковичку тревожить нельзя… Небось лень было аккуратно срезать? – журила она девочку.

Та покраснела.

– А вот это срезано как надо, – продолжала Рогожина. – Низо́к стебля не нужен, толку в нем мало…

Рогожина перебирала собранные растения, рассказывая, как надо и как не надо делать. Вернулся из дома мальчик с квасом. По кругу пошел эмалированный ковшик. Пили все жадно – разогрелись на солнце.

– Отведайте, не пожалеете, – предложила хозяйка Чикурову, когда все дети напились. – Черемуховый квасок.

Игорь Андреевич с удовольствием пригубил чуть играющий терпкий напиток, приятный на вкус и освежающий, и даже не заметил, как выпил целый ковш.

Увидев у одной девочки в руках стебель лопуха с корнем, Чикуров подумал, что этот сорняк в ее корзину попал случайно. Но девочка, оторвав и отбросив стебель и отложив корень, сказала Игорю Андреевичу:

– Вот у нас его считают за сорняк. А во Франции, Бельгии, Америке и Китае употребляют в пищу… Вернее, едят молодые корни.

– Неужели? – удивился Чикуров.

– Факт, – подтвердил Тимоша. – А в Японии даже специально разводят на огородах и промышленных плантациях. Так же, как в Западной Европе культивируют первоцвет…

Затем дети, дружно попрощавшись с Рогожиной и Чикуровым, нагруженные лесными трофеями, потянулись со двора.

– Собирание трав тоже, смотрю, премудрость, – сказал следователь, провожая их взглядом.

– Как всякое дело, – философски ответила хозяйка, сметая в кучу забракованные ею растения, листья и другой мусор. – Мне дед рассказывал: в старину отправлялись за травкой, попостившись, уходили подальше от жилья, где не слышно петушиного крику, да еще имея при себе выкопанный заранее без помощи железа корень плакун-травы, который якобы отгонял злое чародейство… И, прежде чем начинать, раздевались догола, купались в росе, читали заклинание… Вот какое отношение было! Лекарей тогда мало было, ценили травников… Теперь из-за пустячной простуды бегут в аптеку за таблетками да микстурами. А надо бы чайку с малиной, мятой или листьями смородины и медком – вот и все лечение… Правда, надобно знать, где какую травку искать, когда срывать. Иные думают: вышел в поле или же в лес – на каждом шагу найдешь, что тебе угодно… Ан нет! И потом, нынче многие растения стали в редкость. Конечно, теперь в лес идут и едут все, кому не лень. Достаток у людей появился – машины, мотоциклы… В город возвращаются с охапками черемухи, ландышей, иван-чая, а потом выбрасывают, не думают, что это сущая погибель для природы. Иной раз пойдешь в лес, где наезжали туристы, – фиалки не найдешь. Значит, истребили всю… Плакать хочется…

Александра Яковлевна аккуратно сложила мусор на рогожку и понесла куда-то за дом. Вернувшись, спросила:

– Так вы специально из Москвы по мою душу? Интересуетесь целебными травами?

– Нет, к сожалению, по другому делу. Нерадостному.

Рогожина внимательно посмотрела на него.

– Зайдемте в дом, поговорим там, – предложила она.

Чикурова уже и впрямь потянуло в прохладу избы – уж очень сильно припекало на улице.

Хозяйка провела его в знакомую горницу. Чикуров не знал, с чего начать разговор. Он погладил рукой ствол березы.

– Откуда такая диковина?

– Постарше меня будет, – ответила хозяйка. – Избу еще дед рубил. Полы не успел настлать, смотрит – росток. Жалко стало вырывать. Вот и росла себе березина, под потолок вымахала, пришлось крышу прорубать… Сколько себя помню – дерево всегда было. А во время войны партизаны на нем наблюдательный пункт устроили…

Вдруг откуда-то раздался скрипучий голос:

– Аллек-сандрра!

Следователь огляделся по сторонам.

– Сейчас, голубчик, выпущу, – сказала Рогожина, открывая дверь в другую комнату.

Чикуров остолбенел: в горницу влетел… ворон и прямехонько опустился на плечо следователя. Потоптавшись и пристроившись поудобнее, стал рыться клювом в его волосах.

– Кыш-кыш! – строго погнала его хозяйка. – Ишь, хулиган!

Птица захлопала крыльями, взлетела, уселась на жердочку и, наклонив голову, стала оглядывать гостя.

От неожиданности Игорь Андреевич растерялся.

– Последние волосы хотел выскубать, – проговорил он, приглаживая растрепанную и впрямь давно уже поредевшую шевелюру.

– А вы отвар из шишек хмеля пробовали? – спросила Рогожина, несколько смущенная беспардонным поведением ворона.

– Нет, – признался Игорь Андреевич.

– Хорош для роста волос… Помогает также отвар из лопуха, – посоветовала травница.

– Спасибо, – поблагодарил следователь, с опаской поглядывая на ворона. – Откуда он у вас?

– В лесу подобрала. Молодым. Лапа у него была поврежденная… Вырос хулиганом… Оставишь здесь, – она показала на пучки растений, развешанных по стенам, – все растреплет, размечет по горнице. Так я, когда ухожу, запираю его в другой комнате… А говорить ребята научили… Что же это мы стоим, – спохватилась хозяйка и, когда они сели на стулья возле стола, спросила: – Так что вас интересует, Игорь Андреевич?

– Ваша жизнь, – ответил следователь.

Она бросила на Чикурова внимательный взгляд, но опять вроде бы не спешила узнать, кто он.

– Что именно из моей жизни?

– Как партизанам помогали, как сложилась ваша судьба в дальнейшем…

Рогожина начала не очень уверенно, потом стала говорить все охотнее. Как она со своим дедом Прохором Лозовым лечила раненых бойцов, как в день свадьбы похоронила жениха.

– Хороший он был, Юра Рогожин, – рассказывала травница об отце своего сына. – Кругом кровь льется, фашисты лютуют, а он не хотел о войне думать – все мечтал о мирном времени. Представляете, пекся о людях, которые жили в безводной пустыне Сахаре. Хотел после войны проект подать, как туда доставлять большие горы льда из северных морей, айсбергами называются. По воде буксировать, как баржи… Да, если бы не вражеская пуля, и у меня другая жизнь была бы. – Рогожина надолго замолчала, задумчиво глядя в окно.

– А как погиб ваш дед? – поинтересовался Чикуров.

– Тем, что сейчас с вами беседую, я деду своему обязана… Согнали, значит, нас фрицы в балочку. Всех, кто помогал партизанам. Сорок три человека. Ну, меня и деда, конечно… Начали палить из автоматов… Дед то ли нечаянно, то ли специально, до сих пор не знаю, повалился и подмял меня под себя… Кругом крики, стоны… Лежу под дедушкой и чувствую, как на меня его кровь льется… Потом фашисты ходили, добивали, кто шевелился… Лежу ни жива ни мертва, даже дышать боюсь. Вдруг слышу голоса. Два полицая, из наших, отец и сын Порфирьевы… У-у-у, лютовали, гады!.. Останавливаются рядом, младший Порфирьев говорит: «Давай снимем одежду с Лозового…» У меня аж сердце зашлось от страха: поднимут деда, увидят, что дышу, и… Старый Порфирьев сплюнул, отвечает: «На кой ляд нам его обноски. И так воз барахла дома, девать некуда…» И ушли. Под вечер выбралась я из-под мертвых. Совсем девчонкой была. Ужас берет, но я всех перещупала, сердце слушала, может, кто живой остался… Нет, всех порешили, кроме меня… Ну, подалась в лес, к партизанам. Там и родила Юрия…

– А Порфирьевы? – спросил Чикуров.

– Немцев погнали, и они исчезли. Потом уже, кажется в 1952 году, их все же нашли в другой области. Суд в Березках был… Расстреляли душегубов.

– Где дед Прохор похоронен?

– В той же балке, где расстреляли наших. Там братская могила, памятник стоит…

Ворон вдруг заходил по жердочке, что-то выкрикивая. Игорь Андреевич прислушался, но слов разобрать не смог.

– Не понимаю я тебя, дружище, – улыбнулся Чикуров птице.

– Представляется вам, – «перевела» хозяйка. – И спрашивает, кто вы.

– Бор-ря, – более отчетливо прохрипела птица. – Кто вы?

– Значит, Боря?

– Точно, Борькой величают, – кивнула Рогожина.

– Ну а я следователь. Выясняю, кто покушался на профессора Баулина, – уже для хозяйки сообщил Чикуров.

– Я сразу догадалась, – вздохнула хозяйка. – Сын говорил, что его держали в милиции, подозревали… Вы допрашивали… От Юры я и узнала, что в Евгения Тимуровича стреляли… Беда-то какая! И за что? Вы сказать можете?

– Пока не знаем, – признался следователь.

– Я как прослышала, побежала в больницу. Говорю Шовкоплясу: есть у меня травка, внутрь принимать и снаружи. Например, живучка мохнатая помогает кровь останавливать, раны заживляет. Или тот же подорожник… Во время войны мы его к ранам прикладывали. Только хирург сказал, что профессору все это не поможет. Сильные, говорит, нужны лекарства, современные. – Рогожина безнадежно махнула рукой. – Я знаю, он просто не верит, что травками можно вылечить… А вот Евгений Тимурович верил…

– Вы считаете, что лекарственные растения помогают лучше, чем химические средства?

– Не мне судить, – пожала плечами Александра Яковлевна. – Но скажу: ваших городских лекарств за всю жизнь ни разу не употребляла, так что не могу сравнивать. И потом, я же не врач…

– Но вы ведь лечите людей, – заметил Чикуров.

– Не-а, – мотнула головой Рогожина. – Лечит доктор, а не аптека. Я, считайте, аптека. Природная. Врачи теорию знают, ставят диагноз. Что же касается меня, то могу присоветовать ту или другую травку, если вы скажете, что у вас болит. – Она внимательно и довольно долго смотрела на следователя. – Сердце не пошаливает?

– Бывает, – кивнул Игорь Андреевич. – Давление…

– Небось кофе любите?

– Люблю. Но врачи запретили.

– А вы вот что сделайте. Накопайте корней одуванчика, подсушите и поджарьте. Потом помолите… По вкусу очень напоминает кофе, а вреда никакого. Даже полезно.

– Простой одуванчик? – удивился Чикуров.

– Он самый. А для понижения давления лично я пользую боярышник. Настой из ягод и цветков. Но очень важно, когда срывать цветки: как только распускаются. А вот ягоды надо брать самые спелые. Без плодоножки…

– А что, попробую, – сказал Чикуров.

– Но сыну не говорите, что я присоветовала, – серьезно попросила Рогожина. – А то он твердит все время: брось, мама, не то плохо кончатся для тебя советы и услуги людям. Я говорю: чего же в этом плохого? А он мне: в Ленинграде, мол, одного такого судили… Я не поверила, так Юра мне газету принес. Прочла я и ахнула! Вы, может, читали, Малышев его фамилия? Певец был, в театре выступал. Потом заболел, стал глохнуть и слепнуть. Какой уж там театр! Здоровье совсем ни к черту. Он в семи больницах лежал, в семи! Не помогло. Сами же врачи и сказали: обратитесь к народной мудрости. Малышев и пошел к нам, травникам. Стал прислушиваться к старым людям, разные книги читать, изучать народную медицину. И, представьте себе, вылечился. Правда, в театр не вернулся, зато теперь здоровый человек… Ну, к нему, конечно, люди потянулись, просили помочь им. А как откажешь? По себе знаю: приходят с последней надеждой. Как тут не порадеть?