Текст книги "Преступники"

Автор книги: Анатолий Безуглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)

Баулина округлила глаза.

– Вы и об этом знаете? – вырвалось у нее.

– Да. И прошу ознакомить меня с ними.

Регина Эдуардовна закурила. Подумала, пожала плечами.

– Но в них только личное… Муж никого ни в чем не обвиняет…

– И все же, – настаивала следователь. – Понимаете, может, для вас там и нет ничего такого, а для следствия…

Баулина вздохнула, поднялась. Вышла в другую комнату и вернулась с двумя распечатанными конвертами.

Дагурова глянула на почтовый штемпель. Они были отправлены из Березок 1 июля. За два дня до выстрела на Лавутке!

Она начала с того, которое было адресовано Норе.

«Дорогая, любимая дочурка! – писал Евгений Тимурович. – Когда ты станешь самостоятельной, живи только честно! Я знаю: ты хочешь стать врачом. Мечта прекрасная и осуществимая, если очень захотеть. Лично я желал бы, чтобы из тебя вышел врач. И не просто врач, а хороший, настоящий. Это ведь не служба, не работа, а как любовь, где надо отдавать себя всего целиком. Убежден, что посредственному врачу нельзя доверять здоровье людей. А потому учись, учись всю жизнь, даже после получения диплома, даже после получения ученой степени.

Как отец, как человек, посвятивший себя этому делу, заклинаю тебя: никогда не роняй высокого звания врача. Помни: каждый человек, обратившийся к тебе за помощью, вверяет в твои руки самое дорогое, что у него есть, – свою жизнь. А любая жизнь всегда бесценна. И никто никогда не даст тебе права злоупотреблять этим доверием!

Ты дашь клятву врача Советского Союза. Помни: клятвы даются для того, чтобы следовать им до последнего вздоха. Это ведь не просто слова, а обет на всю жизнь! Если врач нарушает эту клятву, он становится проклятым. И самое страшное проклятие, самый страшный приговор выносит совесть. Прошу тебя не забывать об этом никогда!

И еще запомни: никакими обстоятельствами нельзя прикрыть или оправдать вероотступничество.

Доченька, родная, пишу тебе об этом потому, чтобы ты никогда не испытала ужас катастрофы. Я в эту бездну заглянул…

Любящий тебя крепко-крепко твой отец».

Ольга Арчиловна задумалась.

«Так это же не письмо, – мелькнуло у нее в голове. – Это завещание… Духовное завещание».

Она вспомнила отрывки фраз в письме Баулина к дочери, клочки которого обнаружили в камине. Начало там было такое же. Значит, это второй вариант? Но от каких несчастий предостерегает дочь? Может быть, ответы на эти вопросы имеются в послании к жене?

Ольга Арчиловна взяла письмо Баулина к Регине Эдуардовне.

Та сидела напряженная, не спуская глаз со следователя, и курила сигарету за сигаретой.

«Гина, – писал Баулин, – тебя интересует, зачем мне деньги и почему я прошу выслать кулон, серьги, кольцо, которые подарил Норочке и тебе? Наконец признаюсь: мне все это нужно, чтобы вернуть душевный покой, который потерял давно. Я получал подарки даже от тех, кто был обречен, и за лечение которых я не имел права браться. Вот уже несколько месяцев я не живу. Мое существование превратилось в истинный кошмар. Я боюсь живых, боюсь мертвых, боюсь спать, все время передо мной стоят лица тех, кто скончался в моей клинике. Проклинаю тот день и час, когда дал уговорить себя на сделку со своей совестью.

Теперь у меня только одна задача, одна цель – вернуть, раздать людям все, что у меня есть, и как-то искупить свою вину. Может быть, это поможет мне снова ощутить себя человеком, примириться с совестью… Не знаю…

Сколько раз у меня возникало непреодолимое желание пойти в милицию, все рассказать и облегчить наконец душу. Я бы так поступил давно, если бы не Норочка. Она ведь ни в чем не виновата. И вынесет ли позор отца?»

Ольга Арчиловна кончила читать и некоторое время сидела молча. Надо было все это переварить.

– По-моему, – вымолвила она наконец, – в письме не только личное.

– Он себя оговорил! – выкрикнула вдруг в истерике Баулина. – Все это преувеличено!.. Больное воображение!.. Женя не мог, понимаете, не мог заниматься низкими, грязными делами! Я его знаю! Он не мог!

– Вы успокойтесь, Регина Эдуардовна, – сказала Дагурова, напуганная этой вспышкой.

– Как я могу быть спокойной – продолжала жена профессора. – Он всегда был труженик, настоящий ученый!.. А совесть – это у него самое болезненное!..

Ольга Арчиловна пыталась перевести разговор в более спокойное русло. Спросила, известны ли Баулиной конкретные случаи подношений или взяток, о которых писал Евгений Тимурович. Но Регина Эдуардовна твердила свое: письмо написано в состоянии депрессии. И если кто-то обвиняет ее мужа в неблаговидных поступках, то это навет, клевета. Врагов и недоброжелателей у Евгения Тимуровича всегда хватало…

Регина Эдуардовна выглядела измученной, издерганной, нервной. Конечно, предыдущая ночь и день у нее выдались трудные. Дагурова решила закончить допрос. Впрочем, она сама находилась не в лучшей форме. Подташнивало. Может, от голода, а может… Она изъяла письма, с которыми Регина Эдуардовна рассталась с большой неохотой, сказав при этом:

– Нормальный человек не мог написать такое…

Вообще-то Дагурова сама обратила внимание на рваный, пляшущий почерк. В рукописях его научных работ он был иным…

В Дегунино, к подруге, она добралась, когда уже была ночь.

Первым Чикурову утром в номер после его возвращения из Молдавии позвонил Мелковский. Игорю Андреевичу показалось: московский журналист озабочен, что не вязалось с его всегда приподнятым бодрым тоном. Рэм Николаевич попросил разрешения зайти к следователю.

– Пожалуйста, – сказал Чикуров, хотя не испытывал восторга от этого визита.

Мелковский пришел расстроенный.

– Несколько дней не могу встретиться с Ростовцевым, – пожаловался он. – На радио ждут его выступления в ответ на многочисленные письма, а он как в воду канул.

– Спросите у его секретаря, – посоветовал следователь

– Она тоже не в курсе. Говорит: все время звонят, спрашивают Аркадия Павловича, а она не знает, что отвечать.

– Чтобы Эмма Капитоновна не знала, где шеф… – покачал головой Чикуров. – Ну а жена, сын?

– Они оба в Теберде. Там «Интеграл» имеет свою базу – собирают лекарственные растения для производства «Бауроса». Несколько домиков… Райское место для отдыха…

– Вы давно видели Ростовцева? – поинтересовался следователь.

– Третьего дня. Договорился записать его на магнитофон… Торкнулся к нему в кабинет, а у Аркадия Павловича сидит Пляцковский. Он занимает немаленький пост в Москве – начальник главка… Обычно Пляцковский сама любезность. Они с Ростовцевым приятели. А тут, слышу, разговор идет на повышенных тонах… Я решил зайти потом. Так и сделал. Секретарь передала мне записку от Аркадия Павловича, что нам лучше встретиться у него дома утречком. А там, мол, не дадут спокойно поработать… Утром я позвонил Ростовцеву – никто не откликается… Пошел в дирекцию «Интеграла». Секретарь рот раскрыла от удивления, еле добился от нее толковых слов. Оказывается, Аркадий Павлович не появлялся. Более того, вчера предупредил, что на следующий день задержится, будет сидеть со мной, работать над передачей. На службу явится только к одиннадцати… Я прямо из приемной позвонил Аркадию Павловичу домой, трубку так и не подняли. Я подумал, может, его срочно вызвали куда-то, а он не смог меня предупредить?.. Попросил секретаря звякнуть в гараж. Завгар сказал ей, что Носик, шофер генерального директора, выехал в шесть часов утра. Но сторож, который выпускал Носика с территории гаража, не знает, куда тот поехал. У Носика всегда с собой подписанные, но пустые бланки путевых листов, так что он сам вписывает маршрут…

Зазвонил телефон. Чикуров снял трубку. Звонил из отделения милиции Латынис.

– Вы мне нужны, – сказал следователь.

– Так мне что, подскочить в гостиницу? – спросил Ян Арнольдович.

– Нет, я сам приеду в отделение, – подумав, сказал Чикуров.

Мелковский услужливо предложил подбросить Игоря Андреевича в нужное место, предварительно спросив, завтракал ли следователь, и если нет, то он с удовольствием разделит с ним утреннюю трапезу.

– Увы, уже побывал в буфете, – разочаровал журналиста Чикуров.

По пути в милицию Рэм Николаевич продолжил рассказ о своих затруднениях:

– Я подумал, может, Аркадий Павлович отправился провожать на самолет Пляцковского с женой, которые съехали из гостиницы рано утром, и задержался у районного начальства… Но шофер Ростовцева приехал вечером один. Оказывается, Аркадий Павлович отпустил его в деревню к родителям. Кажется, кто-то из них заболел. Носик обещал шефу вернуться к обеду, но задержался…

«Исчезновение генерального директора выглядит довольно странно, – подумал следователь. – Чтобы никто не знал, где руководитель, возможно ли такое?»

Но вслух ничего не сказал. Они уже подъехали к отделению милиции.

– У меня вхолостую тратится время, – закончил Мелковский. – На радио ждут выступление Ростовцева… Да мне самому необходимо уже быть в Москве: пришли гранки из издательства. – Рэм Николаевич с надеждой посмотрел на следователя и спросил: – Вы не передумали насчет моего предложения?.. Ну хотя бы дайте интервью…

Игорь Андреевич не отреагировал на просьбу и, поблагодарив Мелковского, вышел из машины.

Возле стола дежурного стоял Манукянц – оба были увлечены разговором о футболе. Увидев следователя, участковый инспектор как-то весь собрался, подтянулся.

– С приездом, Игорь Андреевич, – поздоровался он.

Чикуров ответил. Спросил, где Латынис. Манукянц проводил его в одну из комнат и снова вернулся в дежурку.

Капитан доложил следователю о том, что недавно звонила Дагурова, не застав Чикурова в гостинице.

«Жаль… Какие-то пятнадцать минут…» – подумал следователь,

Латынис рассказал также о том, что ему удалось установить в Закарпатье и Калининской области.

– История с вкладом в сберкассу и завещанием Шубниковой кажется мне подозрительной, – закончил Латынис.

– Мне тоже.

Чикуров помял подбородок и снова с досадой подумал о Мелковском: не дал хорошенько выбриться. Игорь Андреевич всегда чувствовал какую-то неуютность, если был нечисто выбрит.

– Как ведет себя Орлова последнее время? – спросил он.

– Вроде спокойно. Никуда не выезжала… Между прочим, собирается в Адлер!

– Когда? – насторожился Чикуров.

– Взяла через знакомую билеты на следующую субботу. – Латынис кивнул на телефон. – Я звонил в кассу Аэрофлота, там подтвердили… Хочет отдохнуть на море со своим последним женихом и дочкой.

– Боюсь, придется расстроить ее планы… Понимаете, Ян Арнольдович, уже доказано неопровержимо, что она брала взятки… Баулин, как видно из писем к жене и дочери, скорее всего действовал с ней в одной упряжке.

– Эх, Аза, Аза! – покачал головой капитан. – С ее-то внешностью можно было бы устроиться в жизни нормально, честно… Себя погубила, дочку… А куда ее, если мать под стражу?

Чикуров вздохнул.

– Хочу поговорить с Рогожиной. Родная бабушка ведь. И отец есть.

– Это вы хорошо надумали, Игорь Андреевич! Я уверен, девочке с Александрой Яковлевной будет неплохо! Интересный она человек…

– Я вот о чем размышляю, – сказал Чикуров. – Предположим, взял профессор у кого-нибудь кругленькую сумму, а лечение в клинике не дало результатов или же больной умер. У Баулина потребовали назад деньги, но он не отдал… В отместку его решили убить…

– Теперь это выглядит вполне вероятно, – кивнул капитан.

– Когда Ольга Арчиловна обещала вернуться? – спросил Чикуров.

– Сказала, что постарается завтра. А уж послезавтра – обязательно. Ведь у нее масса дел. Зайти в Третьяковку и так далее…

– У вас есть еще что-то? – спросил Игорь Андреевич, увидев в руках Латыниса блокнот.

– Есть, Игорь Андреевич.

По торжествующему тону и виду оперуполномоченного угрозыска Чикуров понял, что капитан оставил самое важное напоследок.

– В течение последних трех месяцев Баулин послал из Сафронова много денежных переводов и посылок, – сказал Латынис. – Кому, куда, что и сколько я выписал.

– И вы молчали! – волнуясь, погрозил ему пальцем следователь.

– Гридасову Валентину Петровичу, – стал невозмутимо читать капитан. – Куйбышев, отослано две с половиной тысячи рублей… Финогенову Николаю Сидоровичу, город Тольятти – пятьсот… Хвостовой Марии Филаретовне, город Тамбов – тысячу двести… Клементу Антону Григорьевичу, город Душанбе – семьсот пятьдесят рублей…

Список был длинный, на сорок три человека.

– Погодите, погодите, – о чем-то смутно догадываясь, сказал Чикуров. – В сейфе Баулина были истории болезней именно Финогенова, Хвостовой и Клемента!.. В этом же списке и Бульба!.. Значит, это…

– Да, Игорь Андреевич, – торжествующе посмотрел на него Латынис. – Это люди, которые давали взятки, чтобы лечь в клинику.

– Точно, – кивнул Чикуров. – Скорее всего так оно и есть. – Он достал из портфеля бумагу, которая давно не давала ему покоя: список, найденный в доме профессора при первом осмотре. Он сверил его с перечнем лиц, кому Баулин отослал деньги. – Теперь все ясно, – заключил он. – Тоже сорок три человека… Первые три заглавные буквы – фамилия, имя, отчество. Цифры – сумма взятки… Ян Арнольдович, вам придется выехать, побеседовать с некоторыми людьми, кому профессор выслал деньги.

– Господи! – вырвалось у Латыниса. – Куйбышев, Тамбов, Душанбе, Иркутск, Новосибирск… За год не объедешь!

– Кто поближе. Остальных по нашей просьбе допросят местные товарищи, – успокоил капитана следователь. – Пошлем отдельные требования.

– Ну это еще куда ни шло…

– А теперь займемся Орловой. – Игорь Андреевич взялся за телефон. – Надо съездить в райпрокуратуру, встретиться с Харитоновым насчет санкции на арест.

Но не успел он набрать номер, как в коридоре послышались быстрые шаги и в комнату буквально влетел Манукянц. Он был крайне возбужден.

– Ростовцева нашли мертвым! – выпалил участковый инспектор.

– Что?! Где?! Когда?! – Чикуров хотел положить трубку на рычаг, но она выскользнула из руки и со стуком упала на столешницу.

– Сегодня нашли! Только что! – взволнованно продолжал Манукянц. – У него дома!

– Кто нашел? Кто сообщил? – все еще не мог прийти в себя от этого известия Чикуров.

– Шофер Ростовцева! Он сам только что звонил сюда, дежурному! А дежурный сейчас связывается с районным начальством…

Машина районного прокурора подъехала к особняку Ростовцева почти одновременно с милицейской из березкинского отделения, на которой прибыл и Чикуров. Там уже собралась толпа. Люди стояли группами, негромко обсуждая случившееся, поглядывали на солидный дом генерального директора «Интеграла», крытый красной черепицей. Из «газика» прокурора вышли Харитонов, судмедэксперт Грушин и эксперт-криминалист Хрусталев. Тут же, у ограды, стояла «скорая помощь» и как-то неуместно выделявшаяся своей ухоженностью «Волга» Мелковского. Во дворе по дорожке, ведущей к коттеджу, прохаживался совсем молоденький милиционер, следящий за тем, чтобы никто не заходил на участок.

Московский журналист, увидев направляющегося к воротам районного прокурора и следователя, бросился к Чикурову.

– Игорь Андреевич, я только что приехал и хотел выразить свое сочувствие супруге Аркадия Павловича, но меня не пускают! – проговорил он возмущенно.

– Потом, дорогой товарищ, потом, – ответил за следователя Харитонов.

– Да, Рэм Николаевич, вы уж, пожалуйста… – начал было Игорь Андреевич.

– Понял! Понял вас! – прикладывая руки к груди, попятился Мелковский. – Извините…

Чикуров пропустил вперед районного прокурора, а уж потом вошел во двор сам.

– С чего начнем? – спросил он у Харитонова. – Допросим свидетелей или приступим к осмотру места происшествия?

– Вы уж командуйте сами, – ответил Никита Емельянович. – Вам виднее.

Чикуров попросил работников милиции подобрать понятых, пока он будет допрашивать шофера Ростовцева.

Носик сидел в беседке, скрытой от посторонних взоров диким виноградом, обвившим изящное строение из дерева до самой крыши. Огромный детина был перепуган как мальчишка. У него дрожали руки, на лбу выступили крупные капли пота.

– Как вы обнаружили Аркадия Павловича? – спросил следователь.

– Это… Утром мне сказала Эмма Капитоновна, ну, секретарша Аркадия Павловича, что Банипартову звонила из Теберды супруга Ростовцева. – Носик почему-то кивнул на дом. – А Банипартов велел передать, чтобы я встретил Инну Александровну в аэропорту… Я встретил. Спрашиваю еще: вы одна, без Павлика? Это сын ихний… Она говорит: Павлик остался отдыхать… Чемоданчик ее получил. Две штуки. Один легкий, с вещичками, другой потяжелее. Инна Александровна предупредила, что фрукты там, поаккуратней чтобы… Ну, это… По дороге она все спрашивала, почему не встретил Аркадий Павлович. Я успокаивал: наверное, в область уехал, к начальству, значит. – Носик судорожно вздохнул, вытер пот со лба. – Она просит: скорее, скорее… Видимо, чувствовала… Ехали с превышением… Вышли из машины. Она впереди, я сзади, с чемоданами… Инна Александровна открыла двери своим ключом… Зашли в переднюю. Она попросила оставить чемоданы там. Сама пошла в кабинет… Вдруг – крик! И что-то как грохнется… Я, значит, туда… Ой, товарищ следователь, никогда такого не видел! До сих пор очухаться не могу…

Носик замолчал, вытер о брюки потные ладони. Чувствовалось, что он сильно волновался.

– Так что вы увидели? – поторопил Чикуров.

– Аркадий Павлович вроде бы сидит за письменным столом, склонившаяся голова в крови. И наган валяется…

– А Инна Александровна? Что она?

– Сразу обморок с ней. Как грохнулась на ковер у порога, так и лежит. У меня самого ноги ватные… Кого звать, куда звонить? Ну, оттащил Инну Александровну в столовую, спрыснул лицо водой. Она глаза закатила, мычит что-то… Я за телефон… В милицию позвонил, значит, и в «Скорую». Потом выскочил на улицу. Вижу, какая-то женщина идет. Я к ней: помогите, мол, Инне Александровне плохо!.. Ну прибежали в дом. Она Инну Александровну по щекам, по щекам… Тут милиция подъехала и «скорая помощь»… Ну, Инну Александровну увезли…

Носик обхватил голову руками и закачался из стороны в сторону.

– Вы в кабинете ничего не трогали? – спросил Чикуров.

– Что вы! – так и вскинулся Носик. – Вынес Инну Александровну и даже заглянуть боялся…

«Потом допрошу его подробнее, – подумал следователь. – Пусть немного придет в себя».

– Пойдемте в дом? – предложил он Харитонову, молча присутствовавшему на допросе шофера.

– Да, давайте приступим к осмотру, – поднялся с лавочки райпрокурор.

С ними в особняк отправились двое понятых, Хрусталев и судмедэксперт Грушин.

Миновали просторную веранду с плетеной мебелью, зашли в прихожую. Чемоданы, о которых говорил Носик, так и стояли у входа, исходя ароматом персиков, груш, яблок и пряной травы. Из коридора дверь выходила в гостиную, обставленную дорогой помпезной мебелью и увешанную коврами. Из гостиной вели две двери. Игорь Андреевич двинулся к той, что была открыта.

Это был кабинет. Сквозь легкие, шелковые занавески, задернутые наглухо, пробивался солнечный свет. Радостное золотистое освещение совершенно не вязалось с жуткой картиной, представившейся взорам вошедших.

За массивным письменным столом, уронив голову на стопку мелованной бумаги, сидел Ростовцев. Правая рука его покоилась на столешнице. Возле кисти лежал револьвер системы «наган» с барабаном, известный по многим фильмам о революции и первых годах Советской власти. Левая рука плетью висела вдоль тела.

На покойном был тонкий тренировочный костюм с фирменной эмблемой «Адидас».

Стол примыкал к подоконнику.

«Последнее, что видел Ростовцев, это золотистый узор занавесок», – почему-то подумал Игорь Андреевич.

Обе створки были плотно прикрыты, но не заперты на шпингалеты.

Воздух стоял спертый. Пахло смертью.

Первым делом труп был сфотографирован с разных точек, затем запечатлена общая картина кабинета.

Все как будто находилось на своих местах. Никаких признаков борьбы. Ничто не говорило о том, что здесь орудовал вор. Комната сохраняла подчеркнуто опрятный вид.

– Самоубийство? – хмыкнув, посмотрел на Чикурова Харитонов.

– Похоже, – кивнул следователь, беря в руки наган и соблюдая все меры предосторожности, чтобы сохранить возможные отпечатки пальцев и не оставить своих, не направляя канал ствола на окружающих и на себя, не опуская дульный срез вниз в целях сохранения остатков пороховых зерен. – Но от окончательных выводов пока воздержимся.

Чикуров осторожно осмотрел оружие. В барабане находилось пять патронов и одна стреляная гильза. Одно из гнезд было пустым.

Затем Игорь Андреевич принялся за составление схемы комнаты. Потом – за протокол осмотра места происшествия.

Все это было привычно. Но каждый раз по-новому. Главное – не пропустить ничего, не забыть какую-нибудь деталь, которая может оказаться самой важной.

Осматривая стол, Игорь Андреевич обратил внимание на странное пятно. Шириной с ладонь, оно находилось почти на самом краю у подоконника. Заинтересовался пятном и Хрусталев.

– Как вы думаете, Владимир Ефимович, что это такое? – посоветовался следователь с экспертом-криминалистом.

– По-моему, кто-то вставал на стол, – ответил Хрусталев. – Не всей ступней, а носком.

Это тоже было зафиксировано в протоколе, а сам отпечаток перенесен на специальную пленку.

– Может, раздвигали шторы, – высказал предположение Харитонов.

– Или что-то делали с окном, – сказал Хрусталев. Он тщательно, сантиметр за сантиметром исследовал оконный переплет. Все подозрительные пятна, возможные отпечатки пальцев тоже фиксировались на пленку.

Рассматривая бумаги на столе, Чикуров отметил, что перед смертью Ростовцев занимался подготовкой к выступлению по радио. Тут лежало несколько писем слушателей, в которых они обращались с просьбой рассказать о работе «Интеграла». Аркадий Павлович набросал несколько ответов на вопросы.

Что еще привлекло внимание следователя на столе – серебряный кубок очень изящной и тонкой работы, похоже, кавказской.

Приступили к осмотру трупа. Грушин, надев резиновые перчатки, тщательно разглядывал пулевое ранение.

– Выстрел произведен почти в упор… Ранение сквозное… Кожа вокруг раны опалена. Видны копоть и внедрившиеся зерна пороха…

– Дульный срез ствола был приставлен вплотную? – уточнил Чикуров.

– Нет. Штанцмарки, то есть отпечатка дульного среза, не видно. Выстрелили с расстояния трех-пяти сантиметров, – сказал судмедэксперт.

– Когда наступила смерть? – спросил Игорь Андреевич.

– Почти мгновенно.

– А само событие случилось?..

– Не больше пятидесяти часов назад.

Хрусталев обратился к Чикурову:

– Игорь Андреевич, вы, кажется, из присутствующих один курящий…

– Кажется, так, – подтвердил следователь..

– Подымите немного, – попросил эксперт-криминалист. – Сейчас определим трассу полета пули.

Отверстие в дубовой панели, в которой застряла пуля, было обнаружено сразу. Оно находилось в стене с левой стороны от письменного стола.

Чикуров усиленно задымил сигаретой.

– Единственный случай, – заметил с усмешкой Харитонов, – когда от курева какая-то польза…

Тем временем Хрусталев достал из своего чемоданчика плоский ящичек в виде пенала. Он встал на правую сторону стола, за которым был обнаружен труп. Тонкий луч лазера засветился в облаке дыма и уперся в отверстие в панели.

– Странно, – произнес Харитонов.

– Что такое? – встрепенулся следователь. Харитонов, Грушин и понятые напрягли свое внимание.

– Нет, вы посмотрите, на какой высоте проходит пулевая трасса! – взволнованно произнес эксперт-криминалист и попросил судмедэксперта: – Вы, кажется, одного роста с покойным… Сядьте за стол…

Грушин устроился на стуле, где до этого сидел Ростовцев.

Выходило, что пуля выпущена выше головы.

– Вы что-нибудь понимаете? – спросил Хрусталев.

– Догадываюсь, – кивнул Чикуров. – Стреляли, когда он не сидел…

– И не стоял, – подхватил Харитонов. – Какое-то среднее положение… Вроде бы он поднимался, но еще не встал во весь рост.

– Что-то я не припомню случая, чтобы человек стрелял в себя, находясь в столь неудобной позе, – задумчиво проговорил Чикуров.

– Конечно, чушь, – откликнулся Грушин. – Самоубийца всегда стреляет, приняв удобное, устойчивое положение. Это рефлекторно, независимо от сознания.

В кабинет заглянул Манукянц.

– Разрешите, товарищ Чикуров?

– Слушаю вас, Левон Артемович.

– Приехала машина из морга.

– Спасибо, – кивнул Игорь Андреевич и сказал судмедэксперту: – Труп можно забрать. Только большая просьба: поскорее дайте заключение.

– Постараемся завтра, – ответил Грушин.

Покойника увезли.

Продолжили осмотр. В особняке и вокруг него. Особенно тщательно – возле окна, выходящего из кабинета. Под ним росли ухоженные кусты роз. Земля была прополота и взрыхлена.

– Вот, товарищи, след, – обратил внимание понятых на вмятину, похожую на отпечаток обуви, Чикуров.

Эксперт-криминалист сделал гипсовый слепок. Факт занесли в протокол.

Когда закончили осмотр, понятых отпустили.

– Выходит, убийство, – сокрушенно покачал головой Харитонов.

– Технику не обманешь, – сказал Хрусталев.

– Та-ак, – протянул Харитонов. – Интересно, как убийца проник в кабинет? Как ушел из дома? Ведь особняк был заперт на ключ… Наверное, Ростовцев хорошо знал стрелявшего, а? – посмотрел он на следователя.

– Скорее всего, – задумчиво произнес Чикуров.

У него самого была масса вопросов, которые ждали ответа.

Если это убийство, то зачем преступник оставил наган? Сбить с толку следствие, инсценировав самоубийство?.. Или был в таком состоянии, что, бросив оружие, поспешно бежал?.. А может, выстрел был произведен из другого оружия, а оставшееся на столе принадлежало самому Ростовцеву?.. Не исключено, что убийца стрелял в целях самообороны. Но главный вопрос – кто стрелял?

Он поделился этими мыслями с присутствовавшими, попросив Хрусталева принять меры к тому, чтобы нужные исследования были проведены в минимально короткий срок.

Эксперт-криминалист, взяв с собой постановление следователя и вещественные доказательства, уехал в лабораторию судебной экспертизы. Харитонов дал ему свою машину, отправившись домой на милицейском «газике».

Игорь Андреевич еще раз допросил Носика. Затем – жену убитого. Она находилась в состоянии отчаяния и ничего интересного для следствия сообщить не могла. Или не имела.

Соседи напротив, через дорогу, которых допросил Чикуров, сообщили, что видели последний раз генерального директора «Интеграла» позавчера, то есть 25 июля, когда он приехал домой поздно вечером.

Никто не видел, чтобы после этого кто-либо заходил к Ростовцеву или выходил со двора.

Носик тоже показал, что привез шефа домой 25 июля, без четверти одиннадцать. Одного. Аркадий Павлович не говорил, что ждет гостей…

Сегодня было 27-е…

Чикуров, уставший и голодный, вернулся в гостиницу с вечерней зарей. В вестибюле «Приюта» сидел Мелковский. Какой-то слинявший, с тревожно бегающими глазами. Он, видимо, ждал прихода следователя и тут же бросился к нему навстречу.

– Ради бога, Игорь Андреевич! – осевшим от волнения голосом проговорил журналист. – Что там произошло?.. Умоляю вас! Это не для прессы, честное слово! Смерть Аркадия Павловича – мое личное огромное горе! Невосполнимая утрата!

– К сожалению, Рэм Николаевич, ничего вам сообщить не могу, – сказал Чикуров. – Не знаю…

Мелковский тяжело вздохнул и пошел прочь, ссутуленный и словно ставший ниже ростом.

Утром, чуть свет, хлопнула дверь напротив.

«Может, Ольга Арчиловна?» – открыл глаза Чикуров.

Вчерашнее событие всю ночь не давало ему уснуть по-настоящему. Чикуров глянул на часы – без двадцати семь. Он встал, прислушался. Дверь опять хлопнула, и послышался удаляющийся четкий перестук каблучков, приглушенный ковровой дорожкой. Да, приехала Дагурова.

Игорь Андреевич выглянул в коридор. Ольга Арчиловна говорила о чем-то с сонной дежурной.

Чикуров быстро накинул рубашку, надел брюки, открыл дверь и тихонько окликнул:

– Ольга Арчиловна!

Она зашла в его номер.

Оказывается, поезд пришел в пять, и Дагурова добиралась до Березок на какой-то повозке. Она забросала Игоря Андреевича вопросами по поводу гибели Ростовцева, так как была уже в курсе, но не знала деталей.

– Давайте уж выдержим субординацию, – с улыбкой сказал Чикуров. – Вначале доложите вы…

Ольга Арчиловна обстоятельно рассказала о посещении Дуюнова и семьи Баулиных. Дала Чикурову письма профессора.

– Непонятно, – сказал Игорь Андреевич, прочитав их. – Дочке пишет так, словно прощается с ней.

– Точно, – кивнула Дагурова. – Я сама подумала: не письмо, а завещание.

– Да, но зачем в письме к жене он просит ее приехать? По логике, Баулин должен был и Регине Эдуардовне написать в том же духе…

– По логике, – покачала головой Ольга Арчиловна. – Вы сами знаете, что профессор в последнее время вел себя странно. Это считает и Троянов. Я ведь разыскала его, беседовала

– Ну-ну! – встрепенулся Чикуров. – Рассказывайте, это интересно.

– Я показала Троянову письма Баулина к жене и дочери. Максим Савельевич расспросил, когда написаны письма, почему… Его очень удивил почерк Евгения Тимуровича – словно писал пьяный… А когда прочитав о взятках, то прямо посерел от негодования. Ругался и возмущался страшно… Что самое интересное, Игорь Андреевич, он высказал идею: не мог ли Баулин пытаться покончить с собой?

– С чего это? – насторожился Игорь Андреевич.

– По мнению Троянова, с психикой у Баулина не совсем в порядке. Судя по его поведению… Я сообщила кое-что Максиму Савельевичу… Он сказал, что самоубийство в положении Баулина было вполне возможно… Как выразился Троянов – приговор совести… Знаете, я и сама подумала: а не имеем ли мы дело с покушением на самоубийство?

– Господи, а заключение судебно-медицинской экспертизы?.. Выстрел произведен с большого расстояния: ведь вокруг раны нет пороховых вкраплений, края не обожжены…

– Между прочим, то же самое я твердила Троянову, но он только отмахнулся. Во время войны, говорит, он, как военфельдшер, имел дело со случаями самострела, когда наносили увечья сами себе, чтобы избежать фронта… Стреляли и через шинель, и через сапог, и через картон…

– Через преграду, – уточнил Чикуров и задумался. – Черт возьми!.. – И снова задумался, потом покачал головой. – Но ведь и оружия возле него не нашли…

– Это вопрос другой.

– Ладно, мы еще вернемся к этому. Обсудим и проверим… Что еще?

– Троянов подтвердил, что за год до переезда в Березки Баулин одолжил у него десять тысяч.

– Долг за разбитый «мерседес»?

– Ну да, – кивнула Дагурова. – А вернул, когда уже был главным врачом клиники здесь. Причем всю сумму сразу.

– Когда именно?

– В восьмидесятом году. То есть через год, как поселился в Березках.

– Неужели он с того времени занимался поборами? – покачал головой Игорь Андреевич. – Согласитесь, отложить из зарплаты такую сумму невозможно, даже если приплюсовать гонорары за печатные труды.

– Действительно, – согласилась Дагурова. – Все-таки новое место, обжиться надо, обставиться. Да еще своим высылал… Вот я думала, как мог такой человек пойти на сделку с совестью? Какие обстоятельства вынудили его к этому?