Текст книги "Преступники"

Автор книги: Анатолий Безуглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

– Вот этот кусочек отломился, – показал главный инженер на кончик крыла лебедя. – Я поставил его на эпоксидку. Намертво… Звоню, значит, утром Евгению Тимуровичу домой – нет его. Ну, думаю, бегает трусцой или поехал на Лавутку купаться… Прихватил эту штуку с собой на работу… Отсюда звоню снова. Опять никто трубку не берет. Тогда я позвонил в клинику. Там сказали, что профессор еще не приходил. – Семизоров вздохнул. – Откуда мне было знать, что в это время… – Он махнул рукой. – Одним словом, я поехал к Евгению Тимуровичу домой. Он просил вернуть лебедя непременно третьего, то есть позавчера…

– На какой машине поехали? – спросил Чикуров.

– На своей, – удивился вопросу главный инженер. – Приезжаю, стучу – никого. Толкнул дверь – открыто. Я зашел, позвал хозяина. Никто не отвечает. Я оставил лебедя в комнате, вернулся в машину… Затем подумал: а вдруг зайдет кто посторонний и унесет? Дверь-то не заперта… Евгений Тимурович говорил, работа эта уникальная, сам автор подарил… Ну и решил я забрать от греха подальше лебедя с собой и передать профессору из рук в руки… Снова зашел в дом… А дождь лил как из ведра! Так я этого красавца под плащом прятал, когда ходил туда-сюда… Ну вышел и уехал. Вот и все.

– Георгий Фадеевич, – спросила Дагурова, – когда вы заходили в дом Баулина, снимали туфли?

Семизоров задумался.

– Туфли? – переспросил он. – Не помню. Возможно, снимал. Машинально. На улице была ужасная грязища!

– Понятно, – кивнула Ольга Арчиловна и еще раз уточнила: – Значит, вы были в летних туфлях, которые вам привез Банипартов?

– Да, в ереванских, – подтвердил главный инженер.

– И еще один вопрос, – сказал Чикуров. – В котором часу это было?

– Что-то около десяти, – ответил Семизоров. – Может, в половине десятого…

– Когда вы ходили из машины в дом и обратно, сильно промокли? – спросил Чикуров.

– Я же говорю, плащ накинул.

– Что он из себя представляет?

– Длинный такой, с капюшоном, – объяснил Семизоров. – Из водоотталкивающей ткани.

– Цвет?

– Темно-синий.

– А где он сейчас?

– В машине держу, в багажнике.

Игорь Андреевич посмотрел на Дагурову: будут ли у нее вопросы? Она отрицательно покачала головой.

– Ну что ж, Георгий Фадеевич, – как бы подытожил допрос Чикуров. – Мы сейчас оформим наш разговор протоколом. А потом, если у вас есть время, съездим к вам домой за теми ереванскими туфлями.

На стоянке у подъезда машины не оказалось. Но это совершенно не обеспокоило главного инженера.

– Наверное, Гнедышев поехал на ферму, – спокойно сказал он. – Мой заместитель… Придется пешком. Это займет минут пятнадцать.

– Пешком так пешком, – согласился Чикуров.

Семизоров шел споро, так что следователи едва поспевали за ним.

– А я принял вас за изобретателей или рационализаторов, – сказал он. – Смотрю, с папочкой и портфелем… А ко мне чуть ли не каждый день приходят, предлагают что-нибудь интересное, оригинальное. И не только наши, березкинские… Я знакомлюсь, если стоящее – рассматриваем на заседании клуба «Эврика».

– «Эврика»? – переспросила Ольга Арчиловна, вспомнив приглашение Ростовцева. – Говорят, это интересно. А чем там занимаются?

– Как вам объяснить, – взлохматил свою шевелюру Семизоров. – Костяк клуба составляют самые башковитые работники «Интеграла». В основном молодежь. Каждая идея или ценная мысль, касающаяся любой стороны жизни, становится темой обсуждения. Производство, быт, культура, отдых… В субботу будет очередное заседание клуба. Если вам интересно, милости просим. Не пожалеете!

– А где заседает клуб? – поинтересовался Чикуров.

– В молодежном кафе или в летнем театре. Пьем соки, фруктовые и молочные коктейли и дискутируем. Каждый может предложить идею или критиковать кем-то выдвинутую. У нас полная демократия. – А вот мой дом, – сказал Семизоров, показывая на пятиэтажное здание.

– Георгий Фадеевич, понимаете, по закону мы должны пригласить понятых, – сказал Чикуров.

– Надо так надо, – спокойно ответил Семизоров.

– Вас не смутит, если это будут соседи? – спросил Игорь Андреевич.

– Нисколько, – улыбнулся главный инженер и повторил: – Надо так надо… Я уже однажды через это прошел…

– В каком смысле? – заинтересовался Чикуров.

– Обыск, следствие, суд… И знаете, не особенно волновался.

– Вас судили? За что?

– Долгая история, – отмахнулся Семизоров.

– И все же?

Главный инженер заколебался. Остановившись у самого подъезда, он сказал:

– Ну, если вы настаиваете… Давно это было. Я работал главным конструктором небольшого машиностроительного завода. Это километров семьдесят отсюда… По заданию министерства надо было срочно разработать принципиально новые агрегаты… Ребята взялись дружно. Появились смелые, оригинальные идеи… А когда стали рассчитывать, смотрю – уж больно медленно движется дело. Почему? Да потому, что по старинке, чуть ли не на бухгалтерских счетах косточки гоняют туда-сюда. И это в наш-то век научно-технической революции! Нет, думаю, так дело не пойдет. Потребовал у директора электронные калькуляторы, он в ответ: а где их взять? Откуда деньги? И так далее… И тут как раз какой-то товарищ предложил достать за наличные. Теперь уже передо мной встал вопрос о деньгах. «Умные» головы подсказали, что надо оформить премию конструкторам и себе, а на эти деньги купить электронные калькуляторы… Так и сделали. Ну, кому-то стало обидно отдавать премию в общий котел, он и звякнул в ОБХСС… Пришли, проверили, установили. Да я и не отказывался, рассказал все как было… Следователь мне посочувствовал, а дело передал в суд. В результате – один год исправительных работ без лишения свободы с удержанием двадцати процентов… Наказание отбывал на другом предприятии. Рядовым. Вот и вся история.

Он решительно направился к подъезду.

Чикуров постучался в две квартиры, попросил соседей Семизорова быть понятыми. Потом зашли к главному инженеру.

Он занимал однокомнатную квартиру, в которой царил холостяцкий беспорядок. Туфли, интересовавшие следователей, стояли в прихожей, под вешалкой. Действительно, точно такие же, как у Ростовцева. Даже размер совпадал.

Оформив, как положено, изъятие, решили вернуться с Семизоровым в дирекцию – следователи хотели все-таки осмотреть машину главного инженера.

Процедура изъятия туфель, по-видимому, никак не подействовала на него. Он был спокоен, благожелателен. Шли назад так же быстро – темп задавал главный инженер. Он вообще все делал спешно, словно куда-то опаздывал.

– Давно вы в Березках? – полюбопытствовал Чикуров.

– Восьмой год. Когда я тогда оказался на мели, меня разыскал Ганжа. Другие не брали даже простым инженером, а он не побоялся, предложил сразу место главного… Я однажды потом спросил у него: Сергей Федорович, как это вы решились? Вопреки слухам, болтовне всякой… Обо мне такие небылицы ходили! Нахапал, мол, нажился за счет других… А он мне ответил, что ему нужен человек, а не анкета. – Семизоров вздохнул. – Что и говорить, такие, как он, всегда людьми остаются. В самом настоящем смысле слова! Недаром у Сергея Федоровича такой авторитет. И депутат, можно сказать, истинно народный. Я в участковой избирательной комиссии был – ни единого бюллетеня против! Комментарии излишни… За все болеет. Вчера вечером вернулся с курорта, а сегодня утром уже звонит – торопит с решением о втором «Циклоне».

– А где он живет? – спросил Чикуров.

– На Сиреневом бульваре. Третий домик на правой стороне. Да вы спросите любого – покажут.

Семизоров еще долго говорил об отставном генерале. О том, как он храбро воевал, сколько сделал для Березок. Не заметили, как подошли к зданию дирекции «Интеграла».

– Вот и моя машина, – указал главный инженер на черную «Волгу», стоящую у подъезда.

Следователи обратили внимание на номер: 12–84. И еще, что их удивило, дверцы машины не были заперты, а ключи торчали в замке зажигания.

– У вас всегда так? – спросила Дагурова.

– А если кому-нибудь надо срочно подскочить куда-нибудь? – сказал Семизоров.

– Не боитесь, что уведут? Или мальчишки захотят прокатиться и натворят бед? – заметил Чикуров.

По-видимому, главный инженер об этом не задумывался.

– Еще не случалось, – ответил он растерянно.

– Потом будет поздно, – сказал Игорь Андреевич.

Плащ с капюшоном, такой же, как и у шофера генерального директора «Интеграла», находился в багажнике. Он был совершенно сухой.

– Вы надевали его после той поездки к Баулину? – спросил Игорь Андреевич.

– Нет. Свернул, бросил в багажник и не прикасался.

Больше вопросов к главному инженеру не имелось. Семизоров, попрощавшись, стремительно исчез в подъезде здания, предварительно заперев машину. Игорь Андреевич глянул на часы – без четверти двенадцать.

– Присядем и помозгуем немножко, – предложил он, указав на скверик через дорогу. Ольга Арчиловна молча кивнула. Они устроились на пустой скамейке.

– Черт возьми! – вырвалось у Чикурова. – Кто же ездил к Баулину? Если Семизоров, то почему соседка сказала, что номер машины был 35–35? А у «Волги» главного инженера 12–84… Вы что-нибудь понимаете?

– Не больше вашего, – кисло произнесла Ольга Арчиловна. – Объяснение, зачем Семизоров ездил к Баулину, выглядит очень достоверно. Этот лебедь… И время сходится.

– Все сходится, кроме машины. – Игорь Андреевич побарабанил пальцами по своему портфелю, лежащему на коленях, – знак раздражения на себя. – Да, застопорились мы на этом эпизоде. Визит к Ростовцеву сегодня отменяется. Сначала пошлем на экспертизу туфли Семизорова.

При слове «туфли» по лицу Дагуровой пробежала тень. Игорь Андреевич заметил это.

– Не ваша вина, что на вашем пути встретились две одинаковые пары обуви, – улыбнулся Чикуров. – Кстати, зайдите к коммерческому директору, допросите насчет туфель.

– Фамилия у него звучная – Банипартов! – заметила Дагурова.

– Но сначала я бы попросил вас занести штиблеты Семизорова в отделение милиции. Хрусталев, я уверен, уже вернулся и привез заключение экспертов.

– Придется ему опять срочно ехать в область, – вздохнула Ольга Арчиловна.

– Что поделаешь, – пожал плечами Чикуров. – А я отправлюсь на Сиреневый бульвар. Мне кажется, Ганжа человек, который знает тут всех и вся. Самое время поговорить с ним…

Бульвар – это было громко сказано. Улица, чуть пошире других в поселке, с аллеей посередине, засаженной кустами сирени.

Дом заместителя председателя исполкома поссовета Чикуров нашел без труда. Двор утопал в цветах: от калитки до деревянного крыльца с навесом тянулись густые заросли флоксов, взметнули вверх свои упругие стрелы темно-красные гладиолусы.

Плодовых деревьев было мало. Среди них стоял пяток ульев.

Игорь Андреевич поискал на заборе кнопку звонка. Не найдя ее, зашел во двор. Чикурова увидели сразу. С крыльца сошла пожилая женщина в легком домашнем халатике и шлепанцах на босу ногу. Она была маленькая, кругленькая, с приветливыми глазами.

– Извините, – сказал следователь, – Сергей Федорович дома?

– Проходите, – пригласила женщина Чикурова в дом. – Он у себя в мастерской.

Игоря Андреевича несколько удивило, почему его не спросили, кто он и по какому делу. Женщина провела его через веранду и открыла дверь в небольшую комнату. Крупный мужчина в галифе, майке-сетке с короткими рукавами и кедах стоял к ним спиной у маленького токарного станка.

Негромко жужжал мотор, пахло свежеструганым деревом и лаком.

– Сережа, к тебе, – сказала женщина.

Ганжа обернулся. Черты лица у него были крупные, резкие. Он остановил станок, зачем-то обтер могучую пятерню о брюки и протянул следователю.

– Ганжа.

– Чикуров, следователь.

– Это который из прокуратуры республики? – Голос у генерала был глуховатый.

– Он самый. Хотелось бы поговорить с вами.

Через несколько минут они сидели в плетеных креслах под сенью раскидистой яблони. Ганжа надел поверх майки белую, тщательно выглаженную рубашку.

– Возвращаюсь я вчера из Ессентуков, а меня как обухом по голове! – рассказывал отставной генерал. – Даже не поверил… Это же надо! Чтобы у нас в Березках пальнули в человека… И в кого? В Евгения Тимуровича!.. Кто же это, Игорь Андреевич?

– Увы, пока не знаем, – признался следователь.

Ганжа покачал головой.

– Поверите, всю ночь не спал. Выходит, в Березках-то наших не все тихо да гладко. И я, видимо, как зампредисполкома тоже чего-то недоглядел… Вот сегодня с утра встал за токарный станок. Нервы успокаивает. Я ж потомственный краснодеревщик. С мебельной фабрики и ушел воевать. После войны остался в армии. А потом судьба приговорила меня к разным кабинетам. Хотя в душе я краснодеревщик. – Ганжа увидел жену, которая несла им чайник и чашки. – Как моя Таисия Никаноровна прирожденный агроном. Вся эта красота, – он обвел рукой сад, – ее рук дело.

– Расхвастался, – пожурила его хозяйка.

– Я правду говорю, – сказал Ганжа. – Лимоны выращивает, мандарины. На окне.

Таисия Никаноровна расставила чашки на столике и ушла в дом. А хозяин продолжал:

– Тоже ведь война распорядилась ее биографией. – Он улыбнулся чему-то своему. – Знаете, как мы с ней познакомились? В сорок втором, когда я попал в медсанбат: осколком царапнуло… Восемнадцатый год ей шел. Пигалица, а на груди медаль «За отвагу»!.. Знаете, Тася ведь три заявления подала, прежде чем уйти ей в армию медсестрой. – Он снова улыбнулся. – Взяли, а амуницию подобрать не могут. Нет такого размера! Специально сшили сапожки тридцать четвертого размера, ну и форму соответственно… Солдатики шутили: «Тебя, дивчина, можно в кармане носить…» Не тут-то было. Сама Тася скольких вынесла на себе с поля боя! Рослых, здоровых! Больше трехсот человек спасла… Ее наградили даже медалью Флоренс Найтингейл. Очень редкая награда. Международный Красный Крест присуждает. За особую самоотверженность.

Завидев возвращавшуюся жену, Ганжа замолчал. На этот раз хозяйка принесла вазочку с медом, печенье. Укоризненно глянув на мужа, она пожелала Чикурову приятного аппетита и удалилась.

Сергей Федорович разлил чай по чашкам.

– Рекомендую мед. Свой.

И, не дожидаясь согласия гостя, Ганжа налил ему в розетку золотисто-янтарной сласти.

– Спасибо, – поблагодарил Игорь Андреевич, отгоняя от розетки пчелу.

– Ишь, учуяли, – усмехнулся хозяин. – Так о чем я говорю… Многие у нас занимаются не своим делом… Мы, старики, статья особая. Время нас кидало то в одну, то в другую сторону. А те, кто нынче выбирает дорогу в жизни? Вот кому надо помочь правильно определиться, найти свое призвание… Сегодня показывали по телевизору: ученики одной сельской школы решили всем классом идти на совхозную ферму! Не дело это, я считаю, не дело, – покачал головой Ганжа. – А может, среди этих девчонок есть вторая Любовь Орлова? Или в какого-нибудь паренька от рождения заложен талант Королева – Главного конструктора космических кораблей?.. И пропадут эти таланты на ферме! Как это можно – всем классом на ферму, на завод? С таким же успехом можно сказать: подадимся всем классом в театральный институт, а еще лучше – в Академию наук…

– По-моему, – заметил Игорь Андреевич, – реформа школы и направлена на то, чтобы дать возможность самим школьникам разобраться, к чему душа лежит.

– Будем надеяться… Ранняя профориентация – это хорошо. Я свою первую табуреточку сколотил пацаненком. – Он показал рукой на метр от земли. – Сейчас хорошим бы мастером был. И сердечко не болело бы…

– От этого в Ессентуках лечились? – поинтересовался Чикуров.

– Язва желудка…

– А разве в вашей экспериментальной клинике не лечат?

Хозяин отхлебнул чай, помолчал.

– Предлагал мне Евгений Тимурович лечь к нему. Но предупредил, что придется поголодать… Эх, Игорь Андреевич, знаете, сколько я в своей жизни голода насмотрелся!.. Помню, когда наши отступали в сорок первом, жгли хлеба, чтобы немцам не достался… Так мы собирали горелые зерна и ели. Да и когда здесь партизанили, то, бывало, по нескольку дней голодали. Картофельные очистки считались за деликатес, кору деревьев варили. – Лицо Ганжи посуровело. – А Ленинград? Там у меня родственники были. Все в блокаду… – Он махнул рукой крест-накрест. – Пули не боюсь, бомбы никакой, а голод… Нет, не могу…

– Подлечили в Ессентуках?

– Вроде лучше. Я там и раньше бывал, правда, лет двадцать назад. Ну и город – не узнать! Разросся, похорошел, а вот порядки…

– В каком смысле? – не понял Чикуров.

– Даже за минеральной водой – Ессентуки номер четыре и семнадцать – очередь! Лечебную ванну получить – тоже надо отстоять бог знает сколько времени. Правда, за трояк – пожалуйста, вне очереди! В общем, куда ни сунешься… Настроение только портится. Разве это лечение? Помыться и то проблема. Простой воды не хватает.

– Да, мне говорил один приятель, – подтвердил Чикуров. – И обслуживающего персонала нехватка.

– Оно и понятно, – усмехнулся Ганжа. – Каждый день по радио объявляют: требуются нянечки, санитарки, даже официантки. А прогуляешься по городу – прямо на улицах и во дворах здоровые молодые девахи торгуют пуховыми платками, вязаными шапочками и прочим. А милиция – хоть бы хны. – Он вдруг спохватился: – Наверное, думаете, разворчался старый брюзга! Это ему не так, то не этак…

– Не думаю, Сергей Федорович, – сказал Чикуров. – Конечно, и в милиции встречаются разные люди. И равнодушных хватает. Все зависит от человека.

– Вот-вот! – подхватил Ганжа. – Каждый должен быть на своем месте! Уважать свое дело! Взять, к примеру, грязелечебницу в тех же Ессентуках. Чистота, порядок, тебя встречают с душой… Возглавляет ее человек, который любит то, чем занимается. Понимаете, любит! Я не удержался, зашел к нему, поблагодарил от всего сердца. Потому что он думает о больных и старается, чтобы каждая мелочь помогала им выздоравливать. Ведь врач, как я понимаю, – это не только выслушать легкие, сердце и выписать рецепт… Ну как тут не вспомнить Баулина! Доктор, целитель! Впрочем, у него было с кого брать пример – со своего учителя Троянова. Замечательный человек!

– Вы хорошо его знаете? – спросил Чикуров.

– Максима Савельевича? Еще бы! Это теперь он крупный ученый, светило! А я помню его как просто Максима, военфельдшера. Оба выходили из окружения, партизанили. Как раз в этих местах, где мы сейчас сидим… Я возглавлял партизанский отряд, а Максим штопал ребят, лечил их, – Ганжа вздохнул. – Туго нам приходилось. И ему. Бывало, посылаю партизан на задание, а он просит: «Братишки, берите у фашистов медицинские сумки…» Те отмахивались: сдались, мол, твои сумки, побольше бы оружия да боеприпасов! Потом поняли, что фельдшер прав. Не хватало ни бинтов, ни йода. Оперировал в землянке, где стены были обтянуты парашютным шелком. В основном ампутировал, иначе – гангрена. А инструмент? Обыкновенная плотницкая ножовка… Сколько раненых спас! Самого пуля не миновала, вывезли самолетом на Большую землю. Но остался без руки… Потом я потерял Максима Савельевича из виду. И вдруг лет пять назад приезжает к нам в Березки Баулин. Прежде всего зашел к Шуре Лозовой, нашей травнице. Передал от Троянова огромный привет. Ну, Шура прибежала ко мне: мол, Максим Савельевич отыскался… Вспомнили мы, как партизанили, товарищей боевых, тех, кто полег в землю…

Ганжа замолчал, печально глядя поверх головы следователя, словно видел там, в светлом небе, образы боевых друзей.

– После этого вы встречались с Трояновым? – спросил Чикуров.

– А как же! Сразу написал письмо. Максим с ответом не задержался. А как только поехал я по делам в Москву, наведался. – Сергей Федорович вздохнул. – Что делают с людьми годы! Сухонький, седой… Ходит с палочкой. Это после инсульта. Но как был рад меня видеть! Не удержался я, прослезился, – смущенно признался Ганжа. – Он о Шурочке расспрашивал, о тех, кто помогал нам с фашистами драться. Я сказал, что Лозовая жива-здорова, а сын ее – главный зоотехник у нас в Березках…

– Рогожин? – удивился Чикуров.

– Ну да, Юрий Юрьевич.

– Вы семью эту хорошо знаете?

– Еще с тех времен, когда воевал тут… Шурочка – теперь-то она Александра Яковлевна – у нас в партизанском отряде за медсестру была. А дед ее, Прохор Лозовой, помогал Троянову лечить раненых. В роду Лозовых все травниками были, знали, какую травку от какой болезни пользовать. Я же говорил, что с лекарствами в отряде туго было. Простенькое ранение могло обернуться большой бедой… Так дед Прохор разные снадобья и мази готовил из того, что природа-мать дала. – Он обвел рукой вокруг. – Не совру, если скажу, что многие наши ребята обязаны Лозовому жизнью… Одним словом, настоящий кудесник был. Знаете, какую бы хулу ни возводили на тех, кто занимается врачеванием по рецептам народной медицины, у меня свое определенное мнение. Верю! Потому что сам видел, какие чудеса творил Лозовой… Но раненому не только лекарство нужно, но и уход, слово задушевное. А это уж Шурочка умела! Не знаю, что больше лечит… Шурочку все любили, молодые заглядывались. А выбрала она Юру Рогожина, сержанта, будущего отца главного зоотехника…

– Судя по возрасту сына, они поженились в отряде? – спросил Игорь Андреевич.

Ганжа помедлил с ответом, вздохнул.

– Тут такая история, – начал он неспешно. – Как сейчас помню, дело было накануне какого-то немецкого праздника… Готовились и мы его отметить. Своим партизанским салютом… Заходит ко мне в землянку сержант Рогожин… Он ладный парнишка был. Из студентов. Стихи здорово читал, газету выпускал партизанскую… Образованный! Так вот, смотрю, мнется наш Юрий. Потом говорит: Сергей Федорович, я по личному делу. Валяй, говорю. А он: хочу, мол, жениться на Шурочке. Я спрашиваю: она согласна? Отвечает: согласна-то согласна, только у нее нет паспорта, она не успела его получить, потому что наши оставили Березки… Хорошо, говорю, а сколько ей годков? Я раньше как-то не интересовался. Оказалось – семнадцать. Подумал я: почему бы и нет? А что война, так ведь сердцу не прикажешь. Жизнь продолжается… Хорошо, говорю, женитесь. Он прямо засиял весь… Но задание – сегодня ночью подорвать фашистский склад – остается в силе. Пошли поздно вечером. Жених с ними. Вдруг видят, на здании, где раньше размещался исполком поселкового Совета, флаг со свастикой развевается. Немцы, значит, к своему празднику повесили… У ребят такая злость вспыхнула! Решили сорвать. Сержант Рогожин взялся… Флаг-то сорвали, но тут – ракета! Немцы заметили партизан. Началась перестрелка. Двоих наших ранило, Юру – в живот… Подхватили их ребята – и в лес… Фашисты пустились в погоню с собаками… Ребята, естественно, все ходы, все тропки знали. Короче, ушли от погони. Принесли Рогожина на базу еще живым… Как ни хлопотали над ним Троянов, дед Прохор и Шурочка, а поделать ничего не могли… Солнышко встало, а Юра скончался… Похоронили честь по чести. Помянули за столом, который приготовили для свадебного пиршества. Не знаю, что получилось – свадьба или поминки… Язык не поворачивался назвать Юру неживым… Шурочка ни слезинки не проронила, сидела словно каменная… Через неделю прилетел самолет с Большой земли. Мне было приказано вылететь в Москву… Я получил назначение в полк и в отряд не вернулся… Дошел до Берлина. Воевал в Японии. Потом, как уже говорил, дослужился до генерала. А когда вышел в отставку, выбрали депутатом. Затем стал секретарем облисполкома… Из дома вышла Таисия Никаноровна.

– Сергей, – обратилась она к мужу, – может, подать что-нибудь посущественнее? Одним чаем сыт не будешь…

– А что, Игорь Андреевич, перекусим? – спросил Ганжа. – Время обедать…

– Благодарю вас, чая вполне достаточно, – отказался Чикуров.

Таисия Никаноровна укоризненно покачала головой и ушла в дом.

– Что же получается? – спросил Чикуров. – Формально, то есть по документам, Лозовая не является вдовой Рогожина?

– Погодите, погодите, – остановил его жестом Ганжа, – я не все еще рассказал… Когда я был уже секретарем облисполкома, докладывают мне как-то, что председатель Березкинского исполкома поссовета самовольничает. Документы неправильно выдает и так далее. А облзагс был как раз в моей епархии, да и тогдашнего председателя исполкома поссовета знал как облупленного. Ведь он наш, партизанский. Ну, скажу вам, такого взрывника надо было поискать!.. Звоню в Березки, интересуюсь, что он там натворил, если люди жалуются? Документы какие-то выдал без всякого основания… А он мне: основание – наша совместная борьба с фашистами, товарищ Ганжа… Оказывается, Шура Лозовая пришла к нему и попросила выдать свидетельство о браке с сержантом Рогожиным. А на основании этого получила в милиции новый паспорт, потому как она решила взять фамилию мужа. И эту же фамилию получил сын… Поехал я в Березки, чтобы разобраться на месте. Встретился с Шурой. Она показала маленького Юрку. Вылитый отец! Деда Прохора, правда, уже не было в живых. Фашисты убили… Вот вы, Игорь Андреевич, юрист, как скажете: нарушил председатель закон?

Чикуров пожал плечами.

– С формальной точки зрения, – начал было он, но Ганжа перебил следователя:

– А по существу – нет. Вот это мне и пришлось доказывать товарищам из милиции. Потому что нашлись злопыхатели, которые накатали жалобу в Москву… Отстоял. Разве Александра Яковлевна и Юра не имели права носить фамилию сержанта Рогожина?!

– Значит, вы крестный отец Юрия Юрьевича…

– Лучше бы у него был жив настоящий, – вздохнул отставной генерал. – До сих пор не могу себе простить, что разрешил тогда пойти сержанту Рогожину на задание. В канун свадьбы!.. Может, все обернулось бы по-другому. И Шурочке не пришлось бы одной поднимать сына на ноги… А хлебнула она, видимо, изрядно… Дала Юрию образование – он ведь академию в Москве закончил! Трудился в Подмосковье. Потом взяли в Министерство сельского хозяйства… А спустя много лет мы стали работать вместе, уже в Березках.

– А как вы сами сюда попали?

– Я же был депутатом областного Совета от Березкинского округа… Насмотрелся… Хозяйств много, а толку никакого: заработки низкие, а жилья нет, люди бегут… Вот я и предложил: создать объединение. В обкоме согласились. А меня директором послали сюда. И вообще, дорог мне этот поселок. Наверное, потому, что получил здесь суровое крещение в сорок втором. Как и Шурочка Рогожина… Между прочим, когда Баулин ехал сюда устраиваться, Троянов посоветовал ему первым делом наведаться к деду Прохору. Не знал Максим Савельевич, что Лозовой убит… А тут его внучка, то есть Шурочка, тоже стала отменной травницей. Сама бабушка уже… Евгений Тимурович первое время без нее ни шагу. Он ведь у себя в клинике широко применяет фитотерапию. Слышали?

– Да, – кивнул Чикуров.

– Баулин оформил Рогожину в клинику. Консультантом. Зарплату положил… Сам мне признавался: Александра Яковлевна – клад! Учила народной мудрости по части целебных растений… И вдруг – скандал!

Следователь насторожился.

– Какой скандал? – спросил он.

– Ой, история, скажу вам! – почесал затылок Ганжа. – Понимаете, на том месте, где стоит ее изба, было решено построить сокохранилище. Рогожиной предложили квартиру со всеми удобствами. Она – ни в какую! Банипартов – он тогда оставался и. о. генерального директора, так как Ростовцев был в отпуске, – дает команду снести избу, и вся недолга!.. Ну, подъезжает ранехонько утром к дому Рогожиной бульдозер. Свалил забор. Шурочка выбегает, кричит бульдозеристу, чтобы проваливал, не то худо будет… Тот смеется. Молодой, озорной, прет своим бульдозером прямо на избу… Рогожина шмыг за дверь и тут же выскакивает на крыльцо с автоматом в руках.

– С чем, с чем? – удивился Чикуров.

– Самым настоящим автоматом, немецким. Выяснилось потом: Шура хранила дома. Бульдозерист увидел направленное на него оружие – в штаны наделал, бросил машину и бежать… Через полчаса приехал сам Банипартов. С бульдозеристом. Приказывает парню: вали избу! Тот трусит, прячется за спину начальника. А Рогожина грозит им из окна кулаком… Словом, парень наотрез отказался. Банипартов разозлился, сам взялся за рычаги и повел бульдозер на дом… Шурочка опять выскочила на крыльцо. Теперь уже с винтовкой. Да как шарахнет из нее!

– Выстрелила? – не поверил следователь.

– Ну да! В воздух! – Ганжа рассмеялся. – Неизвестно, кто быстрее бежал – Банипартов или бульдозерист… В тот же день к Шурочке нагрянула милиция. Завели уголовное дело. За незаконное хранение оружия, сопротивление представителям власти и так далее. Узнали мы в поссовете, обсудили и решили, что нельзя так поступать с Александрой Яковлевной.

– Но дело-то возбудили не зря, – заметил Чикуров. – Автомат, винтовка… Стреляла…

Ганжа вздохнул.

– Ведь рядом с ее избой похоронены наши ребята-партизаны. Ваня Турков, Евдоким Сорокин, муж Шурочки Юра Рогожин и еще четверо… Вы бы видели, как она ухаживает за братской могилой… Каждый год на Девятое мая родные погибших приезжают… Святое место! – Он опять вздохнул и повторил: – Святое!

– А что, Банипартов не знал этого? – спросил Игорь Андреевич.

Ганжа пожал плечами и продолжил:

– Короче, надо было выручать Рогожину… Я – в райком, к прокурору. Никита Емельянович спрашивает: откуда боевое оружие? А у Шуры нашли еще две винтовки и гранаты. Она объяснила, что это с войны осталось, бывший арсенал партизан. – Отставной генерал улыбнулся. – Еле уговорили сдать… А тут и Ростовцев вернулся, вступился за Александру Яковлевну. И райком поддержал. Более того, решили увековечить память тех, кто погиб. Поставили обелиск. Аркадий Павлович не поскупился, из Москвы скульптора пригласил. Тот барельеф сделал – лица всех героев на мраморной плите… Вот так обернулось. Но с тех пор сын Александры Яковлевны, главный зоотехник, с Банипартовым не здоровается.

– Сергей Федорович, а с Баулиным Рогожин здоровается? – спросил следователь.

Прежде чем ответить, Ганжа некоторое время раздумывал.

– Я догадываюсь, Игорь Андреевич, почему вы спрашиваете. Серьезный вопросец. – Он помолчал. – Скажите, верно, что вчера Рогожина держали в милиции по поводу покушения?

– Верно, – ответил следователь, решив не темнить с Ганжой. – Так как же?

– Не здоровался Юрий Юрьевич и с Баулиным, – сказал Ганжа. – Причем демонстративно.

– Почему?

– Разные причины…

– А конкретно?

– Ох и не люблю я обсуждать чужую личную жизнь! – поморщился Ганжа.

– Из-за Орловой? – пришел ему на помощь следователь.

– Точно не знаю. Возможно, и из-за нее, – вздохнул Сергей Федорович. – Она ведь была женой Рогожина.

– Знаю. Действительно у нее что-то с профессором?

– Говорят… Но опять же, что между двоих, знают только они… Однако похоже, что это не сплетни. – Ганжа смущенно прокашлялся. – Если бы вы не были следователем, я вообще отказался бы затрагивать эту тему.

– Понимаю, – кивнул Чикуров. – А другие причины были?

– Мать Рогожина, Александру Яковлевну, уволили из клиники.

– За что?

– Не знаю, – развел руками Ганжа. – Только Юрий Юрьевич при мне возмущался. Говорит, вышвырнули, как собачонку, даже спасибо не сказали… А вот за что… – Ганжа замолчал.