Текст книги "Преступники"

Автор книги: Анатолий Безуглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

– Не знаю. Может быть, посмотрите по вашим документам, не лежал ли в клинике?

– Лично я не помню… Минуточку.

Орлова позвонила какой-то Вале. Через минуты три та сказала, что Меджид Гаджиевич Гаджиев лежал у них в прошлом году. Проживает в Дагестане.

По просьбе следователя из архива была извлечена его история болезни. По книге входящей и исходящей корреспонденции Чикуров установил, что пациент с Северного Кавказа писем в клинику не присылал. На всякий случай Игорь Андреевич изъял историю болезни Гаджиева и попрощался с Орловой. По плану следующим у него был разговор с Шовкоплясом.

Березкинская участковая больница находилась поблизости, чуть ли не на одной улице. Но какой контраст с клиникой! Скромное двухэтажное здание, обыкновенная больничная обстановка.

Геннадий Савельевич Шовкопляс был коренаст, с упрямой линией рта и крутым подбородком; взгляд у него был внимательный, изучающий. Возможно, от привычки определять недуг больных, которых он на своем веку повидал немало. Кисти рук жилистые, с редкими веснушками.

Чикуров представился и прежде всего поинтересовался состоянием Баулина.

– Боюсь сглазить, – сказал хирург. – Но уже есть надежда. Вообще, если бы мне сказали, что человек с таким ранением живет вот уже пятые сутки, я бы не поверил! Однако – живет! И, похоже, выкарабкается. Хотя еще раз повторяю: это просто чудо.

– Скажите, Геннадий Савельевич, его скоро можно будет допросить?

– О-о! – протянул врач. – Многого захотели. Я не знаю, будет ли он вообще говорить. Травмированы очень важные центры в мозгу. Ничего нельзя предсказать. Может пролежать в постели до конца дней своих, потерять память, зрение… Рефлексы пока очень неважные. – Шовкопляс вздохнул. – Скажите, кто же это в него пальнул? Если можно, конечно.

На прямой вопрос хирурга Чикуров решил ответить тоже прямо:

– Не знаем. Версий много.

– Подозреваемых? Так, кажется, у вас принято говорить?

Чикуров кивнул и сказал:

– Между прочим, вы тоже входили в их число. Но… – Он замолчал.

– Спасибо за откровенность, – усмехнулся Шовкопляс. – Ну да, отношения у нас с Евгением Тимуровичем – хуже некуда… И, как в старые добрые времена, – дуэль! Вот только секундантов не было… А ведь, товарищ следователь, Баулину повезло, что в то утро я находился в больнице… Понимаете, с вечера поступил больной: упал с четвертого этажа…

– Это как же его угораздило? – спросил Чикуров,

– Как? Очень просто. Пошел он к знакомым на новоселье и упился до такой степени, что забыл, где находится, у себя дома или в гостях.

– Ну и что? – не совсем понял Чикуров.

– Понимаете, он живет в своем домике. От водки нашло затмение: решил вылезти в окно, справить малую нужду, как иной раз, видимо, делал дома. А тут четвертый этаж… Три операции пришлось делать… Вот до чего доводит зеленый змий!.. Уже хотел было идти домой, а тут привозят Евгения Тимуровича… Счет шел буквально на секунды.

Он замолчал, испытующе глядя на следователя.

– Да, вы выложились полностью, – сказал Чикуров. – Даже нейрохирург из области признался, что не прооперировал бы профессора лучше.

– И за комплимент благодарю, – устало произнес хирург, но было видно, что похвала не оставила его равнодушным, он как-то успокоился. – Понимаете, у меня была двойная ответственность… Не дай бог, Евгений Тимурович умер бы на операционном столе! Представляю, как злорадствовал бы кое-кто! Нет, я не мог этого позволить.

– Чего же вы не поделили с профессором? – спросил Чикуров.

– Поделили, не поделили… Вопрос в другом. Мы же не дети, которые ссорятся из-за цацки. – Шовкопляс вздохнул. – Много субъективного и объективного… Все как-то перемешалось.

– А если попытаться отделить одно от другого?

– Пожалуй, это трудновато. Так уж устроен человек. – Врач усмехнулся.

– Хорошо, начните с субъективного, – попросил Чикуров.

– Вам известно, что до приезда Баулина тут никакой экспериментальной клиники не было?

– Известно.

– Существовала больница. Я был главврачом и, естественно, хотел оставаться им и дальше… Думаете, карьерист, честолюбец? – Следователь пожал плечами, а Шовкопляс продолжал: – Впрочем, я за самоутверждение! Это свойственно любому человеку. И за карьеру, если хотите, – с каким-то вызовом произнес хирург. – Но честную! Когда не локтями или потому что где-то рука, а своим умением и горбом. Понимаете, о чем я говорю?

– Вполне, – кивнул Игорь Андреевич.

– Точно не знаю, вмешивался Баулин, чтобы меня убрали с главврача или нет. Думаю, что приложил руку. Позвольте спросить, я должен был после этого его благодарить? – сощурился Шовкопляс. – Нежно любить? Не могу! Вот и весь субъективный фактор!

– Ясно. А объективный?

– Ну, тут дело посложнее. Не уверен, что поймете.

– Попытаюсь.

– Я – хирург. Это сразу поставило нас по разные стороны, так сказать, баррикады.

Врач стал охлопывать карманы. Наверное, искал сигареты. Чикурову самому хотелось курить. Он вынул пачку.

– Угощайтесь, Геннадий Савельевич.

– Благодарю. – Шовкопляс с удовольствием затянулся. – Так вот, я – хирург, но не считаю, что хирургия является панацеей от всех бед! Признаю даже, что иной раз мы режем от бессилия… Конечно, раковую опухоль лучше было бы ликвидировать с помощью медикаментов, камни в печени – растворять, катаракту снимать мазями или еще чем… Но ведь бывает такое состояние больного, когда терапия бессильна. Не доросли! Так что волей-неволей приходится браться за скальпель, иначе – смерть, слепота, глухота и так далее… Баулин же убеждал, что многие болезни, которые устраняем мы, уже сейчас можно лечить без хирургического вмешательства.

– Вы считаете его утверждения беспочвенными?

– Преждевременными. Понимаете, мы оба максималисты. Возможно, истина где-то посередине. Но, право же, иные его заявления… – Шовкопляс поморщился. – Простите меня, но это уже фанатизм.

– Я читал его работы. В них есть рациональное зерно. – Видя, что хирург скептически усмехнулся, Чикуров поправился: – Конечно, я далек от медицины, но идея активно использовать средства народного врачевания, лекарства, взятые у самой природы, видимо, заслуживает внимания.

– Что значит использовать, – встрепенулся хирург. – Так называемые народные средства, лекарства, взятые у самой природы, и сегодня входят в арсенал современной медицины. Каждого врача. Что такое, например, грелки, ножные ванны, банки? Этим пользуются все, а не один Баулин. А валерьянка, которую прописывают доктора? Настой травы. Или широко известный раунатин? Не что иное, как препарат из растения под названием Раувольфия… Таких примеров я могу привести сколько угодно. Так что некоторые утверждения уважаемого профессора – это, простите, попытка ломиться в открытую дверь. Но у него есть и другие, менее безвредные.

– А именно? – поинтересовался Игорь Андреевич.

– Отрицание достижений современной фармакологии. В частности, антибиотиков… Господи, в чем только не обвиняется их применение! А главное забывают: великое открытие Флеминга дало в руки врача грандиозное средство против воспалительных процессов – этого страшного бича человека! Антибиотикам обязаны миллионы исцеленных!

– Ну хорошо, – прервал хирурга следователь. – А разгрузочно-диетическая терапия? Попросту говоря, лечение голоданием? Хотя бы для того, чтобы сбросить вес?

– Хочу вас поправить: разгрузочная диетотерапия не полное голодание. Это во-первых. А во-вторых, если уж говорить о голодании как методе лечения… Это, по сути, перестройка работы всего организма, и сравнить ее можно со сложной хирургической операцией… Станете вы ее делать дома? Нет. Но, увы, голодать теперь стало модно… Между прочим, Николаев и Нилов – они, по-моему, одни из самых компетентных врачей в лечении голодом – в своей книге приводят случаи, когда самовольное голодание оканчивалось чуть ли не летальным исходом… Понимаете, доступность метода вводит в заблуждение… Вы затронули вопрос о похудении. Да, многие желают сбросить вес. И голодают. Лично я считаю это глупостью. Стоит потом человеку вернуться к прежнему питанию, как все его достижения, добытые так мучительно, очень быстро сводятся на нет.

– Но Баулин, насколько я понял, рекомендует вообще изменить подход к самому принципу питания. А отсюда – и образу жизни.

– Да, да, – кивнул хирург. – Свести до минимума потребление мяса, жира, особенно животного, не есть шоколадных конфет, тортов, сократить мороженое, исключить шлифованное зерно и прочая, и прочая, и прочая. – Он откинулся на спинку стула и покачал головой. – Черт возьми, сколько развелось новомодных пророков! Одни хают молоко, другие против любого мяса, третьи считают, что нужно питаться только фруктовыми и овощными соками… Возьмем, к примеру, Шаталову. Вы слышали о ней?

– Слышал и читал ее статьи, – кивнул Чикуров.

– Так вот, Галина Сергеевна Шаталова считает, что дневной рацион человека не должен превышать тысячи калорий. Откуда она взяла эту цифру, позвольте спросить? Между прочим, хорошо на ее теорию ответил доцент Горшков, завкафедрой гигиены питания Первого московского медицинского института в одном журнале. Оказывается, в фашистских концлагерях узники получали в сутки примерно такое же количество энергии. По-моему, комментарии излишни.

– Но ведь Шаталова приводит убедительные примеры: спортсмены, питающиеся по ее принципу, даже завоевывают призы.

– Все может быть. Возможности человека нам до сих пор до конца неизвестны. – Шовкопляс улыбнулся. – Кто знает, если бы те спортсмены питались нормально, возможно, стали бы олимпийскими чемпионами. Кстати, о возможностях. Всякие конкурсы по поеданию огромного количества пищи на Западе подтверждают то же самое, только в обратную сторону.

– Ну а шлаки… – начал было следователь.

– Ждал этого вопроса, ждал… Об этом сейчас много говорят, пишут. Возникла даже целая теория о необходимости методического очищения организма от белковых шлаков голоданием… Опять же отсылаю вас к той же статье Горшкова. Уверен, он в этом деле очень компетентен и утверждает: не удалось установить, что при голодании удаляются именно белковые шлаки. Вот так! Более того, нервной системе и эритроцитам крови необходима глюкоза как источник энергии. А голодая, человек ее не получает и для синтеза глюкозы использует собственные глюкогенные аминокислоты. При этом образуются вещества, как раз „загрязняющие“ внутреннюю среду организма.

– Тогда мне непонятно, – задумчиво произнес Чикуров.

– Что? – спросил хирург.

– Кто же согласился на создание целой клиники? Такое помещение, штат! А условия! Неужели никто не понимает, что методы профессора Баулина весьма спорны? Или боятся прослыть ретроградами? А?

– Вы хотите сказать, Евгений Тимурович шарлатан?

– Кажется, в этом его обвиняете именно вы.

– Полемический задор, – отмахнулся Шовкопляс и серьезно добавил: – Признаюсь, Баулина я уважаю. Как борца за свои идеи. Да, да, уважаю по-настоящему! Был бы шарлатаном, не стал бы даже с ним спорить. С мошенничеством всегда все ясно. Вот Акопян – фокусник. Гениальный причем. Но он и сам это знает… Однако когда фокусничество выдается за правду – нет уж, увольте… Но вернемся к Евгению Тимуровичу. Один случай меня просто потряс. С больным Чебаном. До сих пор я, как говорится, в шоке, – и хирург развел руками.

– Что это за случай? – заинтересовался Игорь Андреевич.

– Есть тут у нас один учитель. Точнее – историк Флеров… К нему приехал погостить друг по фамилии Чебан. Дело было этой весной. Вдруг Чебан слег в постель. Температура, рвота… Вызвали терапевта, оказалось, камни в желчном протоке. Боли адские! Положили к нам в больницу… Что делать? Это прежде всего влияет на работу печени, а она из тех органов, с которыми шутки плохи… Надо оперировать. Срочно! Чебан согласился. Операцию назначили на следующий день… И тут ко мне прибегают жена Чебана и Флеров. Категорически против операции. Я говорю им: вы хоть понимаете, в каком состоянии больной? Впадет в состояние комы, три часа – и никакие меры уже не помогут! Они уперлись и ни в какую…. Хорошо, говорю, пишите расписку, что забираете больного под свою ответственность… А что мне еще оставалось делать, а? – Хирург внимательно посмотрел на следователя.

– Все правильно, – кивнул Чикуров.

– Слушайте, что было дальше… Не знаю, какими путями, но Баулин согласился положить Чебана к себе в клинику. Попасть туда ой как непросто! Вы себе даже представить не можете!

– Знаю.

– Проходит около месяца, – продолжал рассказывать хирург. – Встречаю на улице Чебана. Естественно, перво-наперво спрашиваю о самочувствии. Он говорит: отлично! Говорю: как камни? Отвечает, что нет никаких камней… Я не поверил. Зайдем, предлагаю, в больницу… Просветили – действительно нет камней. Думаю: что за черт, может, у нас аппарат барахлит? Предложил съездить в район, где новое, современное оборудование… Чебан отвечает: рад бы, да не могу, вечером лечу домой… Билет показал… Вот так!

– Его в самом деле вылечил Баулин?

– Поразительно, но факт! – воскликнул хирург. – Понимаете, я попросил Чебана черкнуть мне через месяц. Он сдержал слово… В мае получаю письмо из Кишинева…

– Откуда? Из Кишинева? – встрепенулся следователь.

– Да, из столицы солнечной Молдавии, – подтвердил Шовкопляс. – Чебан пишет, что чувствует себя прекрасно, о болях и думать забыл…

„Интересно, не он ли звонил Баулину, когда мы проводили осмотр профессорского особняка?“ – подумал Игорь Андреевич.

– Простите, то письмо у вас, случаем, не сохранилось? – спросил он.

– Кажется, нет… Вы думаете, он темнил? – удивленно сказал Шовкопляс.

– Не думаю.

– Я могу показать вам другое его письмо, вчера получил… Очень тревожится, что с Баулиным.

– Вот как?

– Наверное, даже туда докатилась весть о покушении.

– А это последнее письмо? – начал было следователь, но хирург успокоил его:

– В полной сохранности. Могу прямо сейчас принести, оно у меня в столе лежит.

– Если вам нетрудно, – попросил Чикуров.

„Возможно, это кончик важной ниточки, – размышлял Игорь Андреевич. – Надо срочно встретиться с этим Чебаном. Но кому? Дагуровой предстоит лететь в Москву, Латынис разыскивает Кленову… Мне?“

– Вот черт! – расстроенно сказал хирург, вернувшись. – Конверт на месте, а письма нет! Куда я его подевал? Вечная история… Все теряю…

– Конверт можно посмотреть?

– Извольте. – Шовкопляс протянул следователю пустой конверт.

„Адрес есть – это главное“, – радовался про себя Чикуров, запоминая адрес Чебана и возвращая конверт хирургу.

Раздался телефонный звонок. Шовкопляс снял трубку и привычно ответил:

– Больница… Да, Чикуров здесь. Передать трубку?.. Нет?.. Ясно. – Он некоторое время молча кивал, а закончив разговор, сказал Игорю Андреевичу: – Вас разыскивает Мелковский. Сейчас будет здесь.

– Какой Мелковский? – удивился следователь. Он вроде уже слышал эту фамилию, но где?

– Вы не знаете Рэма Николаевича? – в свою очередь, выразил крайнее удивление хирург. – По-моему, чет таких людей, кто бы не знал его. Главный пропагандист достижений „Интеграла“ и клиники Баулина. Пишет об этом книги, статьи, сценарии… Весьма любопытная личность. Говорить с ним одно удовольствие. Впрочем, сами убедитесь.

Минут через пять мимо окна проехала белая „Волга“.

– Вот и Рэм Николаевич, – сказал врач.

Так как беседа у них со следователем закончилась, они вышли на улицу. Навстречу им от машины уже спешил Мелковский, в элегантном светло-голубом костюме и дымчатых очках. Игорю Андреевичу показалось, что этого человека он когда-то видел.

– Рад приветствовать вас, Геннадий Савельевич! – Мелковский обнял Шовкопляса и озабоченно спросил: – Как Евгений Тимурович?

– Надеемся, – скромно ответил хирург.

– В области только и говорят о вашей операции, – продолжал Рэм Николаевич, отстраняясь от врача и похлопывая его по плечу. – Блестяще! Поздравляю!

– Спасибо, – смутился Шовкопляс.

– Насколько я помню – Игорь Андреевич? – сделал шаг к следователю Мелковский и протянул руку.

Чикурову ничего не оставалось делать, как ответить на рукопожатие.

– Извините, – спохватился хирург, – что сразу не догадался представить… Рэм Николаевич Мелковский.

– Полноте, – отмахнулся тот. – С уважаемым следователем по особо важным делам мы пару раз в одни и те же часы обедали в столовой Прокуратуры Союза… Не припомните? – спросил он.

– Да-да, – кивнул Чикуров. Кажется, он действительно видел Мелковского именно там.

– Знаете, когда я рассказываю своим друзьям о столовой Прокуратуры СССР, мне не верят.

– Это почему же?

– Ну, там как-то все просто: один зал, один порядок для всех – и для генералов, и для рядовых. Все с подносами стоят, все за собой посуду убирают… В общем, не то, что в некоторых ведомствах, где даже в столовой все по чинам да рангам расписано: кому официантка принесет, а кто самообслуживанием обходится… Но я, кажется, отвлекся… Мы ведь с вами, Игорь Андреевич, заочно знакомы, – продолжал журналист. – Надеюсь, Надежда Максимовна говорила вам обо мне?

– Н-нет, – растерялся Чикуров, подумав: может, и говорила, да он забыл.

– Странно, – пожал плечами несколько обескураженный Мелковский. – А она уверяла… Я ведь давал репортаж о выставке „Мода-84“. Коллекции Надежды Максимовны были посвящены почти пятьдесят строк. – Он повернулся к Шовкоплясу: – Модели на уровне лучших мировых стандартов! Не хуже, чем у Диора, честное слово! Кстати, Игорь Андреевич, я чуть не забыл передать вам от Надежды Максимовны, – снова обратился к следователю Рэм Николаевич и, достав из внутреннего кармана пиджака глянцевитый четырехугольник мелованной бумаги, с почтением протянул Чикурову.

Тот взял, поблагодарил.

Это была хорошо знакомая ему визитная карточка Нади. Такие дорогие ему имя, отчество и фамилия. На четырех языках – русском, английском, немецком и французском (по своей работе ей приходилось общаться с представителями зарубежных фирм). На визитке быстрым почерком, известным Чикурову до мельчайших штрихов и загогулинок, было выведено:

„Игорь, вернулась в Москву досрочно из-за болезни мамы. Звони. Надя“.

„Даже „целую“ нет, – отметил про себя Чикуров. – Впрочем, вероятно, из-за того, что передавала послание через малознакомого человека“.

– Ну что, товарищи, – обратился к хирургу и следователю Мелковский, – пообедаем?

– Что вы, Рэм Николаевич, у меня через пятнадцать минут операция, – посмотрел на часы Шовкопляс.

– Жаль, – искренне огорчился Мелковский. – Придется нам вдвоем, Игорь Андреевич…

И он показал на „Волгу“. Чикуров мгновение колебался. Перевесило желание узнать о Наде.

Попрощавшись с хирургом, сели в машину. Чикуров успел заметить, что номер у машины был московский, служебный.

– Может, в „Трактир“? – обратился к Чикурову Рэм Николаевич.

– А что это такое?

– Не волнуйтесь, – улыбнулся Мелковский. – Отличный уютный ресторанчик. Не хуже, чем подмосковные „Русь“ или „Иверия“… Правда, ехать с полчасика.

– Пожалуй, столько времени у меня не будет, – сказал Игорь Андреевич. – Давайте в гостиницу „Приют“.

Мелковский сделал знак водителю. Машина отъехала от больницы.

Мысли Чикурова были далеко. В Москве.

„Да, не везет нам с Надей на встречи, – невесело размышлял он. – Ожидал, что хоть в Молдавии свидимся. Собрался в Кишинев, а она уже в столице“.

– Где вы виделись с Надеждой Максимовной? – спросил он у Мелковского.

– Понимаете, забежал вчера перекусить в ЦДРИ, смотрю, работники Дома моделей обедают, – принялся объяснять Рэм Николаевич. – Директор, ведущие модельеры… Директор – мой старинный приятель, позвал к своему столу. Разговорились. Надежда Максимовна, узнав, что я еду в Березки и увижу вас, черкнула пару слов на визитке…

Центральный Дом работников искусств… Сколько раз Чикуров обедал там с Надей… Ему хотелось расспросить Мелковского, делилась ли она, что с матерью, но постеснялся. А журналист продолжал:

– Вы, кажется, и познакомились с Надеждой Максимовной в ЦДРИ?

„Господи, вам и это известно!“ – чуть не вырвалось у Чикурова, но он лишь молча кивнул.

– Да, иной раз первая встреча может сильно поразить, – мечтательно произнес Мелковский. – Вы знаете, Лев Толстой, когда увидел старшую дочь Пушкина, Марию Александровну Гартунг, настолько проникся ее обаянием, живостью и изяществом, что вывел ее в образе Анны Карениной. В первоначальных набросках к роману она была у Толстого не Каренина, а Гагина, Пушкина… Любопытно, не правда ли?

Мелковский сидел вполоборота к следователю, небрежно положив руку на спинку переднего сиденья. Выглядел Рэм Николаевич очень респектабельно, чему немало способствовала шикарная обстановка салона машины – белая с красным обивка и чехлы из пурпурного бархата в крупный рубчик. Тут же был красный аппарат радиотелефона, а над задним сиденьем – колесики стереомагнитофона.

– Интересно, – согласился Игорь Андреевич и решил переменить тему: – Вы давно знаете Шовкопляса?

– Лет пять. Прекрасный хирург! Сама аккуратность, скрупулезность и четкость. А в жизни удивительно рассеян. – Мелковский улыбнулся. – Хорошо, что не в своем деле… Знаете, какой курьезный случай произошел в одной из больниц города Канны? Делали рентгеновский снимок головы одному пациенту, который жаловался на сильную мигрень. И что вы думаете? Снимок показал, что у бедняги в голове находится отвертка!

– Да ну? – поразился Чикуров.

– Вот такая! – Рэм Николаевич развел ладони сантиметров на двадцать. – Однако вскоре выяснилось, что отвертка не в голове больного, а в самом рентгеновском аппарате. Механик оставил нечаянно…

Подъехали к гостинице, зашли в ресторан. Метрдотель встретил Мелковского подобострастно, сам проводил к укромному столику.

– Скажите, Рэм Николаевич, – не выдержав, спросил Чикуров, – вас действительно знают везде?

– Не везде, – засмеялся журналист. – На островах Фиджи, например, никто не знает.

– Какое упущение с их стороны, – с иронией заметил Чикуров.

– А что вы хотите, Игорь Андреевич, – уже серьезно сказал Мелковский, – я больше двух десятков лет в прессе… Начинал с небольших информашек. Дадут в газете десяток строк, я и рад, готов до неба прыгать… Потом заметили, стали поручать серьезные репортажи, очерки, проблемные статьи… Весь Советский Союз объездил, как поется, с лейкой и блокнотом. Причем не считался с расстояниями, временем года, условиями… Кому, например, охота зимой на оленьих упряжках в далекое, забытое богом селение оленеводов, промысловиков? У того жена родила, у этого радикулит… Мелковский же всегда готов!.. Или летом в раскаленную пустыню к чабанам? Опять Мелковский! Это теперь не меня выбирают, а я решаю, куда и зачем ехать…

Подошел официант с подносом и стал расставлять блюда.

– За что люблю Березки – везде, даже в простых столовых, полно овощных блюд, – сказал журналист. – Неужели это трудно сделать и в Москве? А то сплошное мясо, мясо!.. Посмотрите: цветная капуста, кабачки, салаты, зелень! И всегда свежие, а не консервированные соки.

– Почему бы вам не предложить столичному общепиту последовать примеру Березок, а?

– Это идея. Вернусь и предложу проблемную статью в „Литературку“.

– Рэм Николаевич, я знаю, что и у журналистов есть своя специализация. Скажите, а каковы ваши, так сказать, творческие интересы? Наука? Сельское хозяйство? Медицина?

– Я широкопрофильный, – улыбнулся Мелковский. – Между прочим, не раз готовил материалы и о юристах. Следователях, работниках прокуратуры, суда…

– Для кого?

– По заданию центральных газет, телевидения, Всесоюзного радио. В прошлом году на радио была большая передача о вашем теперешнем шефе, Олеге Львовиче.

– Вербикове? – уточнил Чикуров.

– О нем. Правда, тогда он был следователь-важняк, как и вы… Получили очень много отзывов на передачу.

Игорь Андреевич вспомнил, что об этой передаче говорили и в прокуратуре. Вербиков смущался. Теперь у Игоря Николаевича отчетливо всплыло в памяти, как Мелковский приходил к ним в управление, брал интервью у Олега Львовича.

Оказалось, что у них с Рэмом Николаевичем есть общие знакомые и помимо Вербикова. Среди работников МВД СССР и Верховного суда республики.

– А сколько мне приходится заниматься жалобами! – признался Рэм Николаевич. – К нам, журналистам и литераторам, обращаются за помощью по самым различным вопросам. Пишут даже из колоний, я имею в виду осужденных… Шлют письма отовсюду. А иные обиженные и сами приезжают… Недавно, между прочим, занимался делом вашего коллеги…

– В каком смысле? – поинтересовался Чикуров.

– Видите ли, в роли обиженного и ищущего справедливости оказался один из работников прокуратуры. Помощник райпрокурора одной из областей. Если не возражаете, я не стану уточнять, кто именно, дабы не осложнять отношений…

– В чем же заключается его обида?

– Уволили из органов… Если вам интересно и есть время…

– Все равно обедаем, – пожал плечами Чикуров.

Шовкопляс прав: с Мелковским было интересно беседовать.

– В двух словах, – начал Рэм Николаевич, – когда этого помощника райпрокурора уволили, он приехал в Москву и сразу ко мне. Рассказал свою историю. Показал приказ. Читаю: уволить из органов прокуратуры за то, что: а) исполняя обязанности прокурора района, он дал санкцию на незаконный арест одного парня, обвинявшегося в хулиганстве…

– Незаконный арест, а вы говорите, – перебил журналиста Чикуров.

– Не торопитесь, товарищ следователь, – постучал пальцем по столу Мелковский, – дослушайте до конца, а потом делайте выводы.

– Во-первых, неизвестно, кто больше виноват: молодой прокурор, давший санкцию на арест, или пожилые свидетели, которые в суде изменили показания. Во-вторых, этот факт имел место два года назад, а в-третьих, об этом, как вы говорите, незаконном аресте еще тогда, два года назад, знали начальник следственного отдела и прокурор области, но ограничились лишь воспитательной беседой. Ясно? Пойдем дальше. Второе основание, фигурировавшее в приказе, состоит в том, что этот помощник райпрокурора, злоупотребляя своим служебным положением, обратился в райисполком с просьбой разрешить ему во дворе построить гараж, но получил отказ… Смех, да и только. Спрашивается: в чем же это злосчастное злоупотребление. Кстати, и этот факт имел место полтора года назад… Наконец, третье основание: помпрокурора несколько дней ездил на машине шурина без доверенности. Ну не смешно ли? Прокурор области запретил своим подчиненным ездить на машинах родственников и любых других частных лиц даже и по доверенности. А на каком основании? Хорошо, помпрокурора действительно взял машину на несколько дней у шурина, но только потому, что не было служебной машины; в район, где он вел расследование, общественным транспортом добираться долго и сложно… К этому еще добавлю, что и этот факт имел место свыше года назад, о нем тоже знали и не придали тогда значения… Потом уже, когда молодой помощник прокурора, выступая в суде в качестве государственного обвинителя, наступил на хвост каким-то влиятельным лицам, посыпались звонки вышестоящих инстанций. Вот тут-то прокурор области собрал все в единый букет и издал свой приказ!

– И все же трудно поверить, что молодого специалиста уволили только из-за этого. – с сомнением покачал головой Чикуров.

– Повторяю: я сам лично читал приказ за подписью прокурора области. Кроме того, по заданию редакции я выезжал туда, интересовался, проверял. Отзывы о помощнике прокурора весьма положительны. Более того, буквально за несколько месяцев до увольнения ему было присвоено звание юриста третьего класса. По ходатайству райпрокурора. Характеристика очень похвальная. Честный, принципиальный, грамотный юрист, не знающий компромиссов в борьбе с правонарушителями. И так далее и тому подобное… Честно говоря, я взялся ему помочь, потому что видел: человека обидели незаслуженно. От души стало жаль его. Бывает же так?

– И каковы результаты?

– Я был на приеме у прокурора области. Он выслушал меня и говорит: восстановить на работе в органах прокуратуры не можем. У нас, мол, должны работать только кристально честные люди! Я ему: тогда надо уволить с работы девяносто девять процентов прокуроров, потому что они ведь не святые, а просто смертные люди… На облпрокурора все мои доводы не произвели никакого впечатления. Он стал ссылаться на „Положение о поощрениях и дисциплинарной ответственности прокуроров и следователей органов прокуратуры СССР“… Вы его знаете?

– Естественно, – кивнул Чикуров.

– И все же я хочу напомнить, – не унимался Мелковский. – В статье семнадцатой говорится, что дисциплинарное взыскание налагается не позднее одного месяца со дня обнаружения проступка, не считая времени болезни работника, нахождения его в отпуске, а также времени служебной проверки. Дальше в положении говорится, что взыскание может быть наложено только не позднее одного года со дня совершения проступка. Подчеркиваю: не позднее года. Правильно?

– Совершенно верно, – подтвердил следователь, несколько удивленный осведомленностью журналиста.

– А того самого помощника прокурора уволили через два года после его проступка! – поднял палец Мелковский. – Я напоминал об этом прокурору области. Но тот стоит на своем и приводит довод из того же положения, где говорится, что в случае совершения работником действий, несовместимых с занимаемой в органах прокуратуры должностью, увольнение его производится независимо от срока свершения этих действий… Мы заспорили. Я спрашиваю: как вы определяете, когда эти действия совместимые, а когда нет? Критерий, так сказать? Например, одно дело совершить преступление с использованием служебного положения, другое – перейти улицу в неположенном месте, поссориться с соседом или нагрубить теще… Да мало ли что случается! Он мне опять: ездил, мол, без доверенности. И снова про кристальную честность… Так мы ни к чему и не пришли… Но, скажу я вам, какое-то каучуковое положение… Выходит, можно увольнять любого по пустяку? Причем и за давние грехи?

Чикуров подумал о том, что Мелковский затронул действительно спорный вопрос. И в чем-то был прав. Об этом Игорь Андреевич говорил как-то с Вербиковым. Они тоже не могли разобраться в тонкостях. Например, сколько максимально времени может продолжаться служебная проверка? Неделю? Месяц? Год? Ведь для следствия существуют сроки, установленные законом, почему же нет такого времени для служебной проверки?..

– Сложно все это, – сказал Игорь Андреевич.

– Я за кристальную честность! – продолжал Мелковский. – Но против ханжества! Вы знаете, Игорь Андреевич, надо же случиться такому совпадению! Буквально сразу после приезда из той области меня пригласили на конференцию нештатных корреспондентов журнала „Социалистическая законность“. Я выступил. Затем другие корреспонденты. И вдруг на трибуну выходит начальник отдела прокуратуры области, в которой я только что был по делу разжалованного помощника райпрокурора… Выступившего спросили: как вы готовите статьи для журнала? Тот, ничтоже сумняшеся, отвечает: анализирую, мол, статистику, факты, затем ищу проблему. Потом еду на место, собираю примеры, пишу статьи, отшлифовываю… Когда все готово, иду докладывать прокурору области. Тот подписывает материал, и мы отсылаем в ваш журнал…