Текст книги "Преступники"

Автор книги: Анатолий Безуглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)

– Какие обстоятельства? Кто тянет? – строго спросил Чикуров. – Или снова память отказывает?

– Ничего подобного!.. Но прошу понять меня правильно! – умоляюще произнес Рубцов-Банипартов.

– Постараемся понять, – кивнул следователь. – Для этого мы и разбираемся.

– Первые месяцев пять мы строго придерживались рецептов и технологии, – начал рассказывать бывший коммерческий директор. – Вплоть до миллиграммов! Отличный шел «Баурос»… Вы, впрочем, могли оценить сами… Экспортное исполнение до последнего времени остается на высоте. Так что Мелковский дал вам «Баурос» – люкс!

«Да, – подумала Ольга Арчиловна, – Игорь Андреевич был тысячу раз прав, отказавшись принять те бутылки бесплатно и запретив Рэму Николаевичу в дальнейшем делать подношения… На таких „невинных“ подачках можно крепко споткнуться, а потом – упасть».

– Но однажды, – продолжал Рубцов-Банипартов, – нам задержали присылку трав из Армении… Очереди в Попове были уже такие же, как теперь, – сутками ждали… Ну, я и рискнул! произвели партию без трав и пустили в продажу населению… Сошло. Никаких претензий… Но в клинику тот «Баурос» поставлять не стал… В другой раз поступил к нам мед. Из потребкооперации. Оказалось: мед, да не тот! Какие-то ханыги-пчеловоды обдурили приемщиков. Скармливали пчелам сахарный сироп… Это уже, конечно, не мед… Я подумал: один раз сошло без армянских трав, и сейчас покупатель не заметит фальсифицированного меда… В следующий раз – это было в конце зимы – по чьему-то головотяпству у нас сгнила морковь, заложенная на хранение… Один из компонентов «Бауроса» – морковный сок… Для экспортного исполнения и для клиники мы закупили морковь на стороне, а в Попово пошла партия, так сказать, в облегченном варианте, без морковного сока… И снова никаких жалоб! Наоборот – хвалят, просят еще!.. Вот так и происходило. То этого не хватает, то другого… А мы знай гоним «Баурос» уже без меда, без трав…

– Но ведь лучше было вовсе не гнать, как вы выразились, чем обманывать людей! – возмутилась Дагурова. – Они платили деньги! Более того, надеялись излечиться!.. Кто вас заставлял идти на прямой подлог?

– Кто, – усмехнулся обвиняемый. – Обстоятельства… Фирма наша росла, росли и запросы нашего генерального директора! Разницы, которую мы имели на закупке трав, – а если говорить честно, то не только их, – уже не хватало! Ростовцев требует: надо столько-то и столько-то на подарки, на приемы… И с каждым разом – все больше… Если, предположим, раньше сходил коньяк армянский, то в дальнейшем выставляли французский. И никакой другой! Сначала дарили какой-нибудь «паркер» или хрустальную вазу, а потом – японский магнитофон, не меньше!.. Где взять деньги? Ростовцев не снисходил до таких мелочей. Он спускал директиву, а выкручиваться предоставлял мне… Я вижу, «Баурос» идет нарасхват! Без меда, без лимона, без трав! И все требуют и требуют, словно осатанели! Видишь ли, нашли святую воду – от всего помогает!.. Честно говоря, я уже не верил ни в баулинский рецепт, ни в ростовцевский РАП. Особенно когда прочитал в газете, как один мошенник-знахарь продавал таким же дуракам, которые бьются в Попове за моим зельем, простую воду из своего колодца, зашибая при этом бешеные деньги. Пока не замели, конечно. Один зашибал! А я содержал Ростовцева и его семейку!.. А скольким начальникам я отвозил презенты, от кого зависело поставить нам какое-нибудь оборудование или протолкнуть наше предложение! Не счесть!.. Теперь вы меня понимаете?

– Кое-что понятно, – сказал Чикуров. – Но не все… Итак, в Попове продавали воду. И в клинику шла туфта?

– Не совсем, – отрицательно покачал головой Рубцов-Банипартов. – В клинику мы старались давать, в общем-то, хороший «Баурос». Лишь с некоторыми отступлениями от рецепта. И то за последние месяцев девять… С теми бутылками, которые послал в Москву на анализ Рудик, вышла накладка. Очевидно, экспедитор нечаянно перепутал, привез в клинику партию «Бауроса», предназначенную для населения… А может быть, и специально, чтобы меня подсидеть… Иди теперь разберись, – вздохнул он.

– А во второй раз вы послали Алехину уже кондиционный «Баурос»? – спросила Дагурова.

– Естественно! Голощапову мы тоже давали только кондицию. Это касается и экспортного исполнения.

– А деньги, якобы выплаченные за тонны апельсинов, овощей, целебных трав, меда для липового «Бауроса», вы тоже присваивали? – спросила Ольга Арчиловна.

– Я же говорю: шли в дело, – устало произнес Рубцов-Банипартов. – Есть пословица: большому кораблю – большое плавание… А я бы добавил: а сколько ему нужно при этом смазочного материала!.. Эхе-хе! – еще тяжелее вздохнул обвиняемый и, поморщившись, стал массировать затылок. – Как пить дать, подскочило давление… Может, сделаем перерыв, а? Как вы на это смотрите, граждане следователи?

Чикуров переглянулся с Дагуровой и Харитоновым.

– И поесть бы не мешало, – добавил обвиняемый.

– Хорошо, прервемся, – сказал Игорь Андреевич.

Он вызвал конвой, и Рубцова-Банипартова увели.

– Тайм-аут потребовал, подлец, – сказал со злостью прокурор. – Чтобы обмозговать, подыскать версии.

– Пусть тужится, – махнул рукой Чикуров. – Крыть ему нечем… И чтобы потом не писал, что мучили больного человека, есть не давали…

– Вы правы, – вздохнул Никита Емельянович, Он тяжело встал, прошелся по комнате. – Что творили, мерзавцы, что творили! В голове не укладывается!

– Афера, конечно, грандиозная! – покачала головой Ольга Арчиловна. – Дурачили тысячи людей! Так цинично, беспардонно! – Она вдруг нервно рассмеялась. – А я-то, чудачка, два выходных толкалась в Попове, чтобы купить обыкновенную подкрашенную воду!

– Благодарите бога, что не досталось, – сказал с улыбкой Игорь Андреевич. – Оказались бы среди одураченных.

– Представляете, – остановился посреди комнаты Харитонов, – лавочку в Попове уже прикрыли, а народ продолжает валом валить… Возмущаются! Ко мне звонят, приходят: почему исчез «Баурос»? Что, спрашивают, его теперь только по блату продают?.. А действительно, его еще выпускают? Ну, хотя бы в экспортном исполнении?

– Нет, – ответил Чикуров. – Цех по производству «Бауроса» опечатан. До выяснения…

– Надо бы людям разъяснить, что к чему, – сказал Харитонов. – Через газету, что ли…

Вспомнив разговор с Суичмезовой, Чикуров сказал;

– Пускай выскажутся компетентные люди – физики, медики, фармацевты, пищевики…

– И то верно, – вздохнул Никита Емельянович и вдруг хлопнул себя по лбу. – Но я-то! Я!.. Ничего себе, блюститель законов в районе! Под носом, можно сказать, орудовали мошенники!.. Где были мои глаза?..

Следователи сочувственно посмотрели на него. Прокурор сел на стул.

– Давайте ваше постановление о мере пресечения, – сказал он Чикурову. – Тут никаких сомнений – взять под стражу.

И когда Игорь Андреевич дал ему документ, Никита Емельянович расписался в углу, где значилось:

«Утверждаю. Прокурор Сафроновского района, советник юстиции Харитонов Н. Е.»,

затем вынул из кармана круглую печать в футлярчике, ожесточенно дыхнул на нее и, приложив к постановлению, долго и крепко прижимал ее к бумаге, словно хотел насмерть раздавить ядовитое насекомое.

– Я вас оставлю на некоторое время, – сказал Чикуров, положив постановление в папку с Делом. – Вызову врача…

– Зачем? – удивился Никита Емельянович.

– Пусть осмотрит Рубцова,

– Понял, – кивнул райпрокурор. – Хотите добить его гуманностью?

– Облегчаю нам работу, – улыбнулся следователь. – Если никакого давления нет, будем допрашивать. И пусть потом жалуется…

Приехавший по просьбе Чикурова из поликлиники врач осмотрел подследственного. Артериальное давление у него оказалось в норме. Рубцова-Банипартова снова привели на допрос.

– Поели? – спросил у него Игорь Андреевич.

– Спасибо, – кивнул обвиняемый. – Конечно, не столичный «Арагви», но ничего…

– Жалобы есть? – поинтересовался райпрокурор, подыгрывая Чикурову.

– Жалоб не имею, – ответил словно по уставу обвиняемый.

– Ну что ж, продолжим, – сказал Игорь Андреевич, проставляя в бланке протокола допроса время и место его проведения и включая магнитофон. – К вашим махинациям с «Бауросом» мы вернемся потом. А сейчас прошу рассказать, при каких обстоятельствах и с какой целью вы убили Ростовцева?

– Я не хотел его убивать! Честное слово! – взволнованно произнес Рубцов-Банипартов. – Ив мыслях не было!.. Стечение обстоятельств! Трагическое!.. Он довел меня!..

Руки у обвиняемого задрожали. Чикуров удивился, так как в общем-то Рубцов-Банипартов держался спокойно. Даже пытался острить.

Он продолжал:

– Не подумайте… Я видел в колонии мокрушников. Сторонился их, как чумы… Никогда бы не мог поверить, что смогу выстрелить в человека… Но если бы вы видели ту сцену… Он так измывался надо мной! – Рубцов-Банипартов потряс в воздухе сжатыми кулаками.

– Успокойтесь, – сказал следователь. – Расскажите, почему и как он вас довел…

– Вы сейчас все поймете. – Обвиняемый потер пальцами виски. – Даже не знаю, с чего начать… Наверное, с покушения на Баулина. Вы не возражаете?

– Пожалуйста, – кивнул Чикуров.

– Нет, надо еще раньше… Начну с небольшого пояснения… Баулин и Орлова к дивидендам от «Бауроса» никакого отношения не имели.

– Вы хотите сказать, к нечестным доходам от его реализации? – уточнил Игорь Андреевич,

– Да, именно так… Правда, Азочка что-то пронюхала от своей подружки Ванды, которая торговала в Попове… Так вот, как-то Азочка намекнула мне, что не мешает, мол, поделиться с ней и Баулиным… Уверен, это ее личная инициатива. Евгений Тимурович и не догадывался, что мы гнали… Я говорю Орловой: цыц! Хватит вам шерсти и со стриженых овечек – с больных…

– Вы знали, что главврач и главная медсестра клиники брали взятки? – спросил Чикуров.

– Меня не проведешь. Более того, я понимал, что Аза и Баулин наедине не только обсуждали врачебные дела… И не удивился, почему именно она фактически была если не главным врачом, то заместителем по госпитализации – это точно! Правда, их чистая дружба, – последние два слова обвиняемый произнес с нескрываемой иронией, – дала трещину… Когда стрельнули в профессора, я думал, что это разбушевалась Азочка… Тут вы приехали, заинтересовались ею… Ведь каждый ваш шаг был известен всем Березкам!.. Ну, думаю, рано или поздно нашу красавицу арестуют, и она быстренько расколется. Опыта ведь нет… И потянется ниточка к нам с Ростовцевым, к «Бауросу» то есть… Решил с ней объясниться, дать совет, как себя вести… И вот, знаете, все в жизни лепится одно к одному. Плохое к плохому, хорошее к хорошему… А у нас пошла черная полоса. Заявился неожиданно Пляцковский… Значит, двадцать пятого июля я с утра был в нашем охотничьем хозяйстве. Видите ли, у легавой Аркадия Павловича какая-то парша объявилась. Собака находилась у егеря, а я повез туда ветеринара… Вернулся назад, Ростовцев рвет и мечет: Пляцковский накричал на него да еще пригрозил разоблачить…

– Что разоблачить? – уточнил Чикуров.

– Так ведь Пляцковскому сообщили, что наш «Баурос» – липа! Вот Феликс Михайлович и примчался в Березки, чтобы срочно забрать жену. Ростовцев, извините за выражение, наклал в штаны… И вот когда я приехал из охотничьего хозяйства, он накинулся на меня… Я говорю: тише, нашел место выяснять отношения… Он понял, говорит: вечером, попозднее жду тебя у себя дома… Жена и сын у него отдыхали в Теберде… Ладно! Ну, думаю, дело совсем швах! Дальше с Орловой тянуть нельзя… Пошел к ней, вызвал в гараж…

И Рубцов-Банипартов пересказал сцену разговора с Азой Даниловной, которую следователи знали со слов Орловой. Расхождения были лишь в мелких деталях, да еще, может быть, в выражениях речи.

– В то, что Азочка якобы не стреляла в Баулина, я, разумеется, не поверил, – продолжал Рубцов-Банипартов. – Сам лично видел, возвращаясь из области утром в день покушения, как она ехала от Лавутки… Ну, завернул я наган в платок и сунул к себе в карман. Вышел со двора. Посмотрел на часы – начало двенадцатого. Самое время идти к Ростовцеву… В соседних домах уже не было света – спали. Я незаметненько прошел к нему во двор. Дверь в дом была открыта. Аркадий Павлович работал у себя в кабинете. Увидел меня и снова раскудахтался. Прямо пена изо рта… А слова какие! Честное слово, граждане следователи, не поверите, в колонии и то не приходилось слышать таких слов!.. Получалось, будто бы во всем виноват я! Видите ли, подложил мину под «Интеграл», клинику и лично под его высокопревосходительство Ростовцева!.. Потому что Пляцковский назвал Баулина и Ростовцева убийцами его любимой жены! И, если она умрет, отвечать будут они. Уж тогда Феликс Михайлович упечет Ростовцева куда следует!.. Слушал я, слушал Ростовцева, а потом и говорю: чего квакаешь? Кто настоял, чтобы Пляцковский положил свою жену в клинику Баулина? Ты! Кто гарантировал ее полное выздоровление? Опять же ты!.. А ведь я, друг Аркадий, тебя предупреждал: с огнем играешь!.. И напомнил ему то, что узнал от одного моего знакомого, замдиректора известного института в Москве, который считал: Пляцковскую нужно немедленно оперировать… Знаете, что сказал мне тогда Ростовцев? Мол, три-четыре месяца Пляцковская в клинике у Баулина протянет наверняка, а потом… Потом, говорит, выпишем и пусть уезжает в Москву. А уж там – как бог распорядится. Помрет – значит, не судьба ей жить на этом свете. – Заметив недоверие на лицах присутствующих, обвиняемый ударил себя в грудь кулаком. – Так и сказал, честное слово! Я ему: смотри, Пляцковский разгадает твой ход, и что тогда будет? Ростовцев похлопал меня по плечу и усмехнулся своей ехидной усмешечкой: поздно, говорит, будет, мы уже положим в карман дипломы лауреатов, так что попробуй нас тронь!.. Вот какая была скотина!

– Разрешите вас перебить, – сказала Дагурова, которой это сообщение показалось просто чудовищным по своему цинизму.

– Пожалуйста, пожалуйста…

– Баулин тоже знал заключение московских врачей? И все же положил Пляцковскую в клинику?

– Про Баулина в этом случае ничего сказать не могу, – ответил Рубцов-Банипартов. – По-моему, Ростовцев его заставил… Профессор в последнее время был просто размазня.

– А в других случаях? – спросила Ольга Арчиловна.

– О чем вы? – не понял или сделал вид, что не понимает, Рубцов-Банипартов.

– Хотя бы в случае с Ульяшиным… Ведь Баулин положил его к себе по вашей просьбе, так?

Рубцов-Банипартов помялся и нехотя признался:

– Ну, так! Однако Ульяшин жив-здоров…

– Но это не ваша заслуга, – сказала Дагурова. – Поняв, что в клинике ему стало еще хуже, он быстренько махнул в Москву. А там его оперировал профессор. – Ольга Арчиловна повернулась к Харитонову. – Он делает такие операции на легких – весь мир удивляется! А если бы не он? Человека заведомо обрекли бы на смерть!.. А история с Бабаянцем? Его тоже по вашему настоянию госпитализировал Баулин. Но диагноз был опасный – аневризма головного мозга… Вы знали, что в клинике ему не могли помочь? – Рубцов-Банипартов промолчал. – Снова едва не погубили человека! Хорошо, что Бабаянца спасли в Прибалтике. Применили лечение магнитным полем… Ладно, продолжайте о том, что происходило в тот вечер между вами и Ростовцевым.

– Короче, страсти стали накаляться. Я тоже дошел до точки кипения. Особенно после того, как Ростовцев обозвал меня скрягой. Из-за этого, мол, мы и погорим… Тут меня взорвало. Слушай, говорю, сопливый барин, каким ты приехал в Березки? У самого потертый полушубок, который выдавал за дубленку, а у жены воротник на пальто из драной кошки! А теперь твоя благоверная ездит на рынок в норковом манто!.. Ростовцев на меня так и вызверился: я сам, кричит, всего добился! Положения, достатка и вообще!.. Хорошо, говорю, давай вспомним. Поначалу я отстегивал тебе ежемесячно до тысячи целковых. Едешь в отпуск – два куска сверху… Потом этого тебе стало мало. Три тысячи к зарплате и пять кусков на отпуск. Было? Да ты без меня, кричит… Тише, успокаиваю его, тише. Я не все сказал… Когда ты присмотрел в Пскове у вдовы одного генерала охотничью собаку, Дик ее кличка, я туда поехал и выложил за пса две с половиной тысячи. Без слов! Тоже из твоего кармана?.. Ростовцев этак нагло посмотрел и заявляет: без меня ты ноль без палочки. Я и тут, еле сдержавшись, говорю: эти самые палочки с нулями на купюрах поставляю тебе я! И напомнил ему только еще один момент, как он вызвал меня в Москву, Ростовцев там был в командировке, и приказал привезти с собой сорок тысяч…

– Зачем? – спросил Чикуров.

– Не хватало на новенький «мерседес».

– И вы привезли?

– В тот же день. Денежки за машину отдавал лично я.

– Но по документам у Ростовцева только собственная «Волга», – заметил Чикуров.

– Какой же дурак будет оформлять такую покупку на свое имя! «Мерседес» числился за его братом, что в Серпухове живет… Машина там, в гараже. Под замком…

– Вот вы все перечисляете, сколько имел от вас Ростовцев… А что имели вы сами в результате махинаций с «Бауросом»? – спросила Дагурова.

– На себя ничего не тратил, – твердо ответил бывший коммерческий директор. – В этом вы можете убедиться, побывав в моем доме.

– Хорошо, какая у вас была зарплата? – продолжала Ольга Арчиловна.

– Триста пятьдесят.

– На руки – триста. Ну, пускай, премии… Из этих денег вы каждый месяц посылали Варничевой в Ялту двести. Так?

Рубцов-Банипартов стал рассматривать свои руки. Потом пригладил растрепавшиеся волосы.

– Таню я любил, – сказал он, не поднимая головы. – Очень жалел ее, когда она осталась одна… Муж трагически погиб. – Он тяжело вздохнул.

– Скажите, Андрей Романович, как вы ухитрялись кормить, одевать и обувать семью на сто рублей в месяц? – спросила Дагурова.

– Скромно жили… Я же не Ростовцев, – все еще не поднимая глаз, ответил обвиняемый.

– Ну, если вы считаете, что истратить на одну сауну с крытым бассейном сорок тысяч, это скромно… – усмехнулась Ольга Арчиловна.

– Баня – единственная моя страсть и отрада, – жалобно произнес обвиняемый. – Все, что я имел в жизни. Из благ материальных, так сказать…

– А золотые слитки, монеты, – стал перечислять Чикуров, – камешки…

– Ка-какие камешки? – заикаясь, переспросил Рубцов-Банипартов.

– Не галька, разумеется… Бриллианты. На сумму более двухсот пятидесяти тысяч…

– Откуда? – изобразил на лице крайнее удивление обвиняемый.

– Откуда – это вам лучше знать, – сказал следователь. – Вы прихватили их с собой в Ялту. А когда поехали с Варничевой в Новый Афон, оставили на квартире будущей жены в старом обшарпанном портфельчике…

Рубцов-Банипартов с шумом выдохнул воздух. Он несколько минут сидел словно оглушенный.

– Что, нашли при обыске? – тихо спросил он.

– Татьяна Николаевна сдала в милицию, – сказал Чикуров.

– Сама?!

– Сама.

– Вот дура! Жрала бы всю жизнь хлеб с маслом, а сверху – икры на три сантиметра!.. И я еще хотел на ней жениться!..

– При живой-то жене и детях? – заметил Игорь Андреевич.

На это обвиняемый ничего не ответил. Игорь Андреевич попросил его вернуться к рассказу о роковом вечере в доме Ростовцева.

– На чем я остановился?

– Вы с Ростовцевым стали выяснять, кто что для кого сделал, – напомнил Игорь Андреевич.

– Да, да, да!.. Подвели, так сказать, баланс… Этот надутый индюк вдруг заявляет мне: если бы я знал, что ты подлец, то никогда бы не сделал тебя своим заместителем… Я, конечно, в долгу не остался, говорю: простить себе не могу, что из паршивого кандидата наук сделал генерального директора!..

– Вы действительно сделали? – спросил Чикуров.

– Факт! Когда Ганжа ушел по состоянию здоровья, – Рубцов-Банипартов с опаской глянул в сторону Харитонова, – возник вопрос, кто встанет на его место… Конечно, лучше бы всего – Семизоров. Ох, мужик! Ох, голова!.. Но биография не всем нравилась… Да и в мои планы он не вписывался, хотя я знал, что Ганжа его проталкивал… И тут приехал в очередной раз Ростовцев знакомиться с безотходным производством, которое вовсю разворачивал Семизоров. Ростовцев тогда работал старшим научным сотрудником в научно-исследовательском институте… Я пригляделся к нему, вижу, человек чего-то хочет, желания бурлят… Разговорились. Оказывается, у него дядя какая-то шишка… Ну, я и кинул мысль, а не перебраться ли Аркадию Павловичу в Березки?.. Он, как всегда, напустил на себя гонору: да что ты, да если я захочу!.. Стану чуть ли не академиком!.. Но я-то справочку уже о нем навел. В Москве ему как раз ничего и не светило. Кандидатскую диссертацию защитил со второго захода. Кабы не дядя, вообще бы не защитил. РАПы его никто внедрять не брался – сомнительная штука… Как-то вечером я пригласил его к себе, распили бутылочку коньяка. Гну свою линию: берись, мол, твой дядя поможет, да и у меня кое-кто в области есть, и повыше… Он спрашивает: ты-то чего печешься обо мне?.. Я ему прямо: станешь генеральным директором, возьмешь меня заместителем по снабжению. Будешь как сыр в масле кататься. А что глушь – ерунда. Лету до Москвы – всего ничего… Вижу, проняло его. Улетел в столицу, а недели через три, опять же не без моих людей, был назначен… Вот это все я ему и напомнил… Ростовцев будто и не слышит. Говорит: если бы не я, то «Интеграл» так и остался бы захудалым объединением! Я ему: врешь! «Интеграл», который сейчас, не ты, а такие, как Семизоров, Рогожин, ребята из «Эврики» и многие другие сотворили! Он кричит: что такое «Эврика»? Пацаны! Фантазеры!.. Хорошо, говорю, почему ты боишься свои РАПы выставить на обсуждение? Может, что-то усовершенствовали бы? Он аж позеленел от злости: что ты сравниваешь мое гениальное изобретение с какими-то игрушками, которые выдумывают в «Эврике»! Меня умоляют переехать в Москву, предлагают высокий пост в министерстве, но я не хочу бросать «Интеграл», который тут же захиреет!.. Я ему: брось трепаться, без тебя дела пойдут лучше, ей-богу! Ты даже толком-то не знаешь, что творится в нашем объединении! Принимаешь делегации, сидишь в президиумах, любуешься своими портретами и статьями в газетах, которые организовывает шестерка Мелковский… Паразит, говорю, ты! Перед всеми хочешь казаться добрым, заботливым, всемогущим! Если кому надо отпустить «Баурос» для «дела», пишешь резолюцию: выдать! А когда хочешь отказать, посылаешь ко мне и звонишь: не давать! Ну да, как же, Ростовцев душа-человек, а Банипартов сволочь и скряга!.. А история с Рогожиной?.. Ведь это он дал мне команду выжить Александру Яковлевну с ее участка, чтобы там построить сокохранилище. Рогожина отстояла свой дом и место, где похоронены партизаны. Два раза посылал меня туда Ростовцев. На посмешище выставил… Но когда почувствовал, что райком и общественность на стороне Александры Яковлевны, мне высказал публичное порицание и выделил деньги на строительство памятника героям-партизанам!.. Каков мерзавец, а?.. Так что слава, говорю, у тебя дутая! А сам – тьфу! – и плевка не стоишь!.. Понимаете, граждане следователи, накопилось у меня, ей-ей! Сколько унижений я от него вытерпел, только мне одному известно!.. Расскажу лишь один случай… Охотились мы в прошлом году на уток. Осень уже была, холодина, сырость… Мы на лодке в камышах затаились. Ростовцев, естественно, со своим Диком… Поднялся косяк. Он вскидывает свой «зауэр» и дуплетом… Стрелял, сволочь, хорошо… Две упали в камыши. Я думал, он собаку пошлет принести трофей, а этот мерзавец приказал лезть в воду мне! Спрашиваю, а Дик для чего? Он отвечает: вода холодная, собака может простудиться… Ну не подлец, а?

– И вы полезли? – спросила Ольга Арчиловна, на лице которой появилось отвращение.

– А что делать? – развел руками Рубцов-Банипартов. – Приходилось играть в поддавки… Этот случай я тоже напомнил ему там, в особняке… Говорю: больше не собираюсь таскать для тебя уток из вонючего болота!.. Он этак сквозь зубы процедил: будешь таскать, как миленький… Я был тогда уже на пределе. Думаю, врезать ему, что ли, промеж рогов? До того мне была омерзительна его холеная рожа!.. Все-таки взял себя в руки. Хватит, говорю, погорячились. Надо искать выход, потому что Пляцковский так дело не оставит. Утро вечера мудренее, завтра встретимся, подумаем, позвоним кое-кому… Ей-богу, разошлись бы мы тогда по-мирному, ничего бы не случилось. Но… – Обвиняемый тяжело вздохнул. – Видно, от судьбы никуда не уйдешь… Воды можно, граждане следователи?

– Пожалуйста. – Чикуров налил ему воды. Рубцов-Банипартов медленно выпил ее, отдал стакан.

– Да, от судьбы никуда не уйдешь, – повторил он. – Я уже было направился к двери, он приказывает: стой! Выход один – бери все на себя! Мол, ослабил контроль в цехе по производству «Бауроса», не доглядел, прошляпил и так далее… Мы с помощью товарищей замнем… Я говорю: басни эти пой кому-нибудь другому. Тут пахнет уголовным делом. Как начнут раскручивать – докопаются до всего… Ну что ж, отвечает он, одному, срок дадут меньше, и колония будет с режимом помягче. Это я, мол, устрою и еще гарантирую, что каждый месяц твоя семья будет получать пятьсот рублей… Я, ей-богу, опешил, спрашиваю: ты серьезно? Он говорит: вполне… Я и рявкнул: садись сам, если ты такой умный, я твоей семье в месяц тыщу обещаю!.. Ростовцев обозвал меня последними словами и пригрозил: если не соглашусь, он через своих дружков сделает так, что на меня еще повесят и покушение на Баулина. Тогда, мол, на вышку потянет… Я прямо обезумел! Он еще смеет грозить, гнида этакая!.. Последней каплей были его слова… Доподлинно привожу: «Запомни, ты никто! Скажи спасибо, что я пока забочусь о тебе… Пшел вон!» А сам преспокойно уселся за стол, словно меня и не существует вовсе…

Рубцов-Банипартов нервно хрустнул пальцами, несколько раз судорожно сглотнул. Его не торопили, понимали, что сейчас для обвиняемого последует самое тяжкое признание.

– Меня трясло!.. – заговорил Рубцов-Банипартов. – Я готов был перегрызть ему горло зубами!.. От такого состояния пот с меня бежал градом… Полез за платком… Вспомнил: пистолет… А в голове – тук-тук-тук… Словно бес нашептывает: убей гада, всем будет лучше… Выхватил наган, шагнул к нему… Эта сволочь, кажется, что-то почувствовала… Он чуть приподнялся со стула… Я… Я… Приставил дуло к виску и сквозь платок нажал на курок… Как бабахнет!.. Все!.. Он упал лицом на стол…

Рубцов-Банипартов опять замолчал, сидел обмякший, жалкий. На его худом, изможденном лице затухал ужас вновь пережитой сцены.

Дальнейший рассказ его протекал вяло, как будто из обвиняемого вышла вся жизнь, осталась лишь внешняя оболочка. По словам Рубцова-Банипартова, после выстрела он пришел в себя не скоро. Первая мысль – скорее бежать из этого дома! Он действительно выскочил во двор. Через дверь. Свежий воздух подействовал на него несколько отрезвляюще. Вот тогда и возникла мысль инсценировать самоубийство Ростовцева.

Он вернулся в дом, закрыл наружную дверь на ключ. Затем прошел в кабинет, поднял брошенный ранее на пол наган, приложил к его рукоятке безжизненную руку Ростовцева.

Создав видимость, что генеральный директор «Интеграла» покончил с собой, Рубцов-Банипартов теперь уже покинул особняк через окно кабинета.

Уехал он из Березок 27 июля, через день, успев дать задание через секретаршу Ростовцева его шоферу, чтобы тот встретил жену Аркадия Павловича.

Потом была Теберда, инсценировка своего самоубийства…

– На что вы надеялись? – спросил Чикуров. – Какую цель преследовали?

– Я не особенно верил, что вы примете смерть Ростовцева за самоубийство… Но несколько дней выигрывал, – признался обвиняемый. – Вы ведь должны все проверить – разные там экспертизы, анализы… И анонимку я послал вам, Игорь Андреевич, с той же целью – потянуть время…

– «Самоутопление» вы обставили довольно грубо, – заметил Чикуров. – Даже пожалели оставить вместе с одеждой свои фирменные часы. Купили дешевые…

– Жаль было расставаться с «Ориентом», – смущенно произнес Рубцов-Банипартов. – Простая человеческая глупость: ворочаешь тысячами, а горишь на копейках… С «Ориентом», конечно, я сплоховал… Но другая моя ошибка была совсем непростительна. Совершенно вылетело из головы, что Азочка знала о Варничевой… Башковитый у вас этот опер, прибалт. Латынис обставил меня, как мальчишку…

– Вы на самом деле хотели жениться на Татьяне Николаевне Варничевой? – спросила Дагурова.

– Возможно, и женился бы, – помедлив, ответил обвиняемый. – Сначала хотел поближе узнать. Ведь она даже не представляла, что за мной тянется.

– Андрей Романович, – спросила Ольга Арчиловна, – неужели вы никогда не задумывались, что станет с вашей женой и детьми? Каково им теперь?

– Ольга Арчиловна, умоляю, не надо об этом, – чуть не плача, произнес обвиняемый. – Как немного забудусь, так передо мной встают Ромка и Коляшка… Почему-то всегда держатся за руки… Такая тоска берет – жуть! Хочется разбежаться и головой о стенку!.. Чтобы дурацкие мои мозги повылетели!..

Рубцов-Банипартов уставился в пол безумными глазами.

Чикуров решил на сегодня закончить. Допрос измотал обвиняемого, следователей, прокурора.

Когда Рубцова-Банипартова увели, все расслабились. Игорь Андреевич опустил пониже узел галстука, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, закурил. Но мысли все еще вертелись вокруг того, что удалось установить в ходе следствия.

– Игорь Андреевич, – прервала молчание Дагурова, – вы посмотрите, куда гнет Рубцов! Хочет убедить нас, что убил Ростовцева в состоянии аффекта?

– Точно, – подтвердил Харитонов. – Хитер. А я убежден, что он это сделал для того, чтобы трупом Ростовцева прикрыть свою безопасность. С мертвого взятки гладки. И следствие не станет копаться в хозяйственных махинациях «Интеграла»…

– Да-а, – протянул Чикуров, – работенки, чувствую, не на один месяц… Наворотили дел Ростовцев и компания… Никита Емельянович, к вам будет просьба: подключите ко мне, пожалуйста, Макеева, когда он вернется из отпуска. Хорошо?

– А это уж вы будете решать с новым прокурором, – ответил Харитонов.

– Как с новым? – удивился Игорь Андреевич. – А вы?

– Ухожу. Подал заявление…

– Вот те на! – вырвалось у Дагуровой. – Почему так вдруг?

– Пора… И не имею теперь морального права оставаться… Такое творилось под боком!..

Сознавая справедливость слов Харитонова, Ольга Арчиловна, однако же, постаралась смягчить его переживания.

– Ведь были еще народный контроль, ОБХСС…

– Проморгали, как и я! – в сердцах произнес Харитонов. – Кстати, о никудышной работе ОБХСС я уже сделал представление. Потребовал освободить начальника, а других наказать… Стыдно! Всем нам в районе должно быть стыдно!.. Для чего здесь существует милиция, прокуратура, если не смогли разоблачить безобразия в клинике и «Интеграле»! Москва за нас должна работать, да? Мы были обязаны сделать то, что сделали вы! Так, Игорь Андреевич?

– В принципе – да, – кивнул Чикуров.

– Как прокурор, я уйду на пенсию. Но коммунистом ведь остаюсь! И готов отвечать. Вы знаете, что намечено на бюро обкома обсудить вопрос о том, что творилось в Березках?