Текст книги "Преступники"

Автор книги: Анатолий Безуглов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 31 страниц)

– Обо мне вы зря, – улыбнулся Мелковский. – Там я, считайте, свой. Двенадцатый номер всегда мой, даже если я на диком бреге Иртыша…

– Удаляюсь. – Администратор взял свой портфель и направился к двери.

– Да, – обратился к нему Мелковский, – нас будут встречать?

– А как же! – ответил администратор. – За вами пришлют директорскую «Волгу».

– За себя я не беспокоюсь. А как остальные? Аппаратура ведь, вещи…

– Такси возьмем, – невозмутимо пожал плечами администратор. – Для этого мне дают деньги.

– Зачем шиковать? – поморщился Мелковский. – Копейка-то государственная, разбрасываться не стоит… Ты вот что сделай: позвони от моего имени Ростовцеву.

– Генеральному директору «Интеграла»?

– Ну да, Аркадию Павловичу. У них есть транспорт. Кстати, не без моей помощи достали пяток «Икарусов»… Попроси, чтобы подогнали автобус в аэропорт.

– Автобус, конечно, лучше, – согласился администратор и пошел звонить.

– А какие у тебя затруднения? – спросил Мелковский у Лётова.

Тот взял сценарий будущей передачи, полистал, нашел нужное место.

– Вот. Интервью с генеральным директором…

– Не интервью, а беседа, – поправил Рэм Николаевич. – Неужели сам не понимаешь? Кому нужны казенные слова, избитые вопросы?.. Непринужденная беседа. И снимаем не в кабинете, а на натуре.

– Это само собой, – обиженно произнес режиссер. – Я же тебе не какой-нибудь ремесленник…

– Ну вот, в амбицию полез…

– Ладно, хорошо… Я вот что хотел уточнить. Кто будет в кадре с Ростовцевым? По-моему, лучше тебя…

– Конечно, я не мальчик, разговор пойдет на равных… У меня идея – снять беседу с ним на фоне озера. Красотища там – почище Швейцарии!

– Заметано, – сказал Лётов, делая запись на полях страницы. – Как он из себя? Может держаться перед камерой?

– Не волнуйся, – улыбнулся Рэм Николаевич. – Опыт имеется. Областное телевидение снимало. Да и для ЦТ сюжет делали… Ростовцев – мужик обаятельный, современный. Внешность – соответственно. Впрочем, сам увидишь… И оценишь гостеприимство. – Мелковский многозначительно хмыкнул.

– Пошли дальше, – сказал режиссер. – Этот самый Баулин, профессор?..

– О, Евгений Тимурович своеобразнейший мужчина! Голова! «Баурос», можно сказать, его гениальное детище.

– А что это за препарат? Ведь ты книжки о нем писал, фильмы делал.

– Самое удивительное – идея гениально проста. Основа – фитотерапия, то есть лечение травами. Никакой химии! Ну, еще современная техника. Тут уже заслуга Ростовцева… Между прочим, «Баурос» расшифровывается так: «Бау» – Баулин, «рос» – Ростовцев… Клинические результаты просто поразительны! Можно сказать, из могилы вытаскивают людей.

– Так их выдвинули на премию за «Баурос»?

– Вот именно.

– Признаюсь, старик, еду с тобой не бескорыстно, – улыбнулся Лётов. – С тещей у меня нелады… Хочу помириться. Она давно прослышала о чудесах, что творятся в Березках… Замучилась с ишиасом… Уразумел?

– Чего проще, – кивнул Мелковский. – Привезем ей «Баурос».

– А положить тещу в их клинику?.. – Режиссер с надеждой посмотрел на Рэма Николаевича.

– Поговорим на месте, – пообещал Мелковский. – Думаю, не откажут…

– Так. Значит, в кадре с Баулиным тоже будешь ты? – снова заговорил о передаче Лётов.

– Разумеется, – ответил Рэм Николаевич. – Но с Баулиным лучше беседовать в помещении. Вернее, в клинике. Сразу заявка – врач. Исцелитель! Понимаешь, чтобы не объяснять зрителю. И потом я убежден, что увлеченный делом человек лучше рассказывает о себе на рабочем месте.

– А чем разбавим производственную тему? А то все про болезни да лечение – грустновато на душе станет… Может, у него имеется какое-нибудь хобби? Или…

– А что, это идея! – оживился Мелковский. – Вначале организуем и снимем выставку картин профессора Баулина и его учеников… Понимаешь, своеобразие этой экспозиции в том, что творческие способности ее участников пробуждены не совсем обычным способом. Погружение в гипнотическое состояние того, кто до этого никогда не брал в руки кисть, «вживание» его в образ какого-нибудь известного художника, например Репина, позволяет ему освоить сложные приемы живописного искусства. Загипнотизированный как бы видит, ощущает, воспринимает окружающую его среду в «новом свете», с новых позиций, глазами другого человека, проявляется новое «видение мира»…

– А после того, как человек проснулся? Все исчезает?

– В том-то и дело, что после гипнотических сеансов у испытуемых на некоторое время сохраняется заданный врачом уровень творческой активности. Люди начинают особенно ярко воспринимать красоту окружающего мира, музыку, поэзию, творения великих мастеров…

– Хорошо бы снять и сам процесс такого эксперимента! – загорелся Лётов. – Профессор согласится, как ты думаешь?

– Уговорим. Баулин увлечен этой идеей. Он считает, что с помощью гипноза можно учить не только живописи и музыкальному мастерству, но и укреплять способности к техническому творчеству, развивать математические задатки, быстро «вводить» человека в любой иностранный язык… Обо всем этом я и поговорю с ним в кадре. Хорошо?

– Отлично! Смотрибельно и интересно! – заключил режиссер.

– А с второстепенными людьми пусть уж ваш редактор… Как он работает перед камерой?

Режиссер не успел ответить. В комнату буквально ворвался администратор.

– Братцы! – произнес он взволнованно. – Поездка в Березки отменяется!

– Как? – вскочил Рэм Николаевич. – Ты что-то путаешь!

– Что, дозвонился до «Интеграла»? – в свою очередь задал вопрос Лётов.

– Дали тут же. У них ЧП! Не до нас. Сегодня утром убит профессор Баулин.

– Баулин?! – воскликнул Мелковский. – Не может быть! – И уже тише добавил: – Это же надо, умереть на пороге славы…

Он схватил телефонную трубку, потом, раздумав, бросил ее на рычаг и стремительно вышел из комнаты, бросив на ходу:

– Свяжусь с прокуратурой.

От заместителя председателя Гостелерадио Рэм Николаевич позвонил к заместителю Прокурора РСФСР, с которым был хорошо знаком. Тот подтвердил, что в Березках произошло ЧП: профессор Баулин тяжело ранен.

– Туда вылетает следователь по особо важным делам, – закончил зампрокурора республики.

С этими вестями и вернулся Рэм Николаевич к огорченным режиссеру и администратору.

Удивительная это штука – возвращение из отпуска. Вчера вечером Игорь Андреевич Чикуров междугородным автобусом Новгород – Москва вернулся в столицу. В нем еще жили широкие северные просторы, несуетливые провинциальные городки, по которым он совершил немалый путь. А сегодня утром, как только Чикуров переступил порог своей квартиры, началась совершенно другая жизнь, привычная и стремительная. Когда он вошел в свой кабинет с табличкой «Следователь по особо важным делам И. А. Чикуров», отпуск улетел куда-то в прошлое, словно его и не было.

В комнате стоял прогретый дух бумаг, пыли и еще чего-то знакомого. Игорь Андреевич потянул носом. Так и есть. Отсутствовал почти месяц, а табачный дым не выветрился. Запах мучительных размышлений, трудных допросов, нелегких решений…

Чикуров распахнул окно. Ворвался шум машин и человеческой толпы. С утра парило, остро пахло выхлопными газами.

Вдруг Чикурова охватила жажда общения. Совершенно неодолимая. Какая бывает только у вернувшихся из отпуска. Он вышел, торкнулся в соседнюю дверь. Закрыто.

Чикуров решил зайти к своему непосредственному шефу – начальнику следственной части Прокуратуры РСФСР Олегу Львовичу Вербикову. И не столько доложиться о прибытии, сколько поделиться впечатлениями о проведенном отпуске.

Олег Львович еще недавно, с год приблизительно, был свой брат, следователь-важняк. Начальственный апломб его пока не коснулся, и генеральский чин (государственный советник юстиции 3-го класса) в общении не ощущался. Во всяком случае, с Чикуровым он так и остался на «ты».

– Привет, привет, – встретил Вербиков Игоря Андреевича улыбкой. – Отгулял, значит, на всю катушку… И где же?

– Проехался по Северу…

– Везет же людям, – вздохнул Олег Львович.

Он молча показал на стол, заваленный делами, бумагами. Вообще начальник следственной части выглядел неважно: бледен, под глазами мешки.

– Не мешало бы и тебе встряхнуться, – не удержался Чикуров.

– Чего захотел, – протянул Олег Львович. – Тут передохнуть некогда, а ты… Расскажи лучше, как отдыхалось на Севере? Монастырь на Соловках отреставрировали?

– Где там! Одно реставрируется, другое ветшает… Работы-то ведутся медленно.

Затрезвонил один из многочисленных телефонов на столе. Вербиков снял трубку. Разговор был коротким. Олег Львович в основном отвечал «да» или «нет». А когда закончил, сказал:

– Знаешь, санкцию на арест Шахова мы все-таки получили.

– Того самого заместителя министра? – уточнил Чикуров.

Он вспомнил, сколько нервов и сил стоило это начальнику следственной части.

– Его, голубчика… А то, понимаешь, на свободе нажимал на все рычаги, чтобы уйти от ответственности.

– Показания дает? – поинтересовался Чикуров.

– Как миленький. Через три дня после ареста накатал покаянное письмо на имя Генерального прокурора. Все признал… Но там еще раскручивать и раскручивать.

Вербиков постучал авторучкой по столу, внимательно посмотрел на Чикурова.

– Что, хочешь на это дело бросить меня? – напрямик спросил Игорь Андреевич.

– Нет-нет. – Олег Львович некоторое время молчал, что-то обдумывая. – Насчет тебя другие планы… Ты как-то рассказывал, что едва не стал певцом…

– Было такое, – ответил Чикуров и удивился: при чем тут его биография?

Действительно, в далекие теперь уже времена юности он, Чикуров, поступил в Московскую консерваторию. По классу вокала. И быть бы ему, наверное, певцом, однако судьба распорядилась по-другому. На третьем курсе, после злополучного гриппа, которым переболело полстолицы, у Игоря Андреевича случилось осложнение. На горло. По закону подлости – «бутерброд всегда падает маслом вниз»… Врачи ничего не могли сделать. Полная профнепригодность. Пришлось переквалифицироваться. И он пошел в МГУ на юридический факультет…

Игорь Андреевич уже давно забыл об этом эпизоде (так он сейчас воспринимал историю с гриппом, хотя тогда переживал ее как трагедию), а вот начальник вспомнил. К чему?..

– УБХСС копнуло в концертных организациях, – продолжал Вербиков. – Оказывается, некоторые наши эстрадные звезды такие деньги гребут, что иным торгашам и не снилось…

Олег Львович нырнул в ворох бумаг и безошибочно достал почтовый конверт, к которому канцелярской скрепкой было пришпилено несколько исписанных листов.

– Прочти, – протянул он бумаги следователю. – Весьма и весьма любопытно… Письмо от одного администратора.

– Анонимка? – спросил Чикуров, беря конверт.

– Да нет. И подпись и адрес – все чин чином. И как выяснилось, близко к правде…

Письмо было написано аккуратным, несколько старомодным почерком. Чувствовалось, что это пожилой человек: дрожащие линии, неровность строк.

«Уважаемые товарищи! – читал Игорь Андреевич. – Пишет вам ветеран советской эстрады, заслуженный работник культуры. Хочу сразу оговориться, что я не кляузник и не личная корысть заставила меня взяться за перо. Не могу больше безучастно смотреть на безобразия, которые творятся. В этой системе я работаю очень давно. Имел счастье работать с Леонидом Осиповичем Утесовым, Клавдией Ивановной Шульженко и многими другими замечательными певцами, любимыми нашим народом. С чувством глубокой любви и уважения буду всегда вспоминать этих во всех отношениях прекрасных людей. Их высокую культуру, истинный талант, простоту и человечность…»

– Интересный, наверное, человек, – оторвался от чтения Чикуров.

– С такими певцами работал! – отозвался Вербиков. – Читай, читай дальше.

«Как известно, у каждого певца есть ставка за выступление, за концерт. Имеется также определенная месячная норма. Выполнил план – хорошо, перевыполнил – еще лучше. И артистам, и зрителям, и, естественно, мне как администратору. Существовало железное правило, что заработанные деньги они получали в кассе бухгалтерии. Ни о каких „левых“ не могло быть тогда и речи.

С чем же приходится сталкиваться в последнее время – прямо стыдно говорить. Звонит, к примеру, мне домой новая взошедшая кино– или телезвезда. И сразу ставит условие: „Возьму тебя администратором, если обеспечишь мне тысячу рублей в день…“ Иногда я не выдерживаю и спрашиваю эту, с позволения сказать, звезду: „А как обеспечить тысячу, не подскажете?“ Она мне в ответ: „Это уж твоя забота“. Вот и приходится крутиться. На какие только уловки не идешь! Залезаешь в карман профкома, уламываешь администрацию предприятий, обдираешь бедного зрителя как липку. Что и говорить, работаем под куполом, как говорят в цирке, без всякой страховки. Случись что-нибудь, я имею в виду, если соответствующие органы раскопают, то возьмут, извините, за заднее место меня, а звезда останется в стороне. В худшем случае ее упомянут не полной фамилией, а лишь буквой в фельетоне…»

Чикуров весь ушел с головой в письмо и не замечал, как Вербиков говорил по телефону, давал какие-то указания секретарю.

«…И еще я не понимаю, – сообщал автор письма после перечисления махинаций, к которым ему приходилось прибегать, выколачивая левые заработки, – куда девалась профессиональная гордость, трепетное отношение к искусству? Я уже не говорю об элементарном уважении к зрителю. Недавно обнаружилось такое, что, как говорится, ни в сказке сказать, ни пером описать. Один довольно известный певец умел раздваиваться. В один и тот же день и час одновременно выступал в Иркутске и Калининграде. Выяснилось это совершенно случайно в бухгалтерии. Не подумайте, что речь идет о мистике. Ларчик просто открылся. Есть у этого артиста двоюродный брат, очень похожий на него, который выступал в художественной самодеятельности и решил использовать свое внешнее сходство со своим ставшим популярным родственником. Сам известный артист гастролировал в Сибири, а предприимчивый двоюродный брат под его именем, с его афишами и под его фонограмму „радовал“ в это же время зрителей Прибалтики. Вот какие в наше время существуют графы Калиостро! Когда же будет положен конец всем этим безобразиям?!» – вопрошал пишущий.

Далее он приводил конкретные фамилии, города, факты. Сообщил данные и о себе.

– Что скажешь? – спросил начальник следственной части, когда Чикуров отложил письмо.

– Уф-ф, – только и молвил Игорь Андреевич. – Прямо не верится…

– По данным УБХСС подтверждается, – сказал Вербиков. – Так что принимайся. С новыми силами… Как видишь, и у звезд, оказывается, есть теневая сторона…

– А как получить материалы из УБХСС? – спросил Чикуров.

– Завтра пришлют. Сегодня отдыхай.

Игорь Андреевич поднялся. Из селектора раздался голос секретаря Вербикова:

– Олег Львович, Дагурова пришла.

– Пусть подождет минутку, – ответил начальник следственной части и сделал жест Чикурову, чтобы тот снова сел. – Вот черт, забыл! Тебя касается… Эта Дагурова будет стажироваться у тебя.

– Зеленая молодежь? – поинтересовался следователь.

– Молодая, но не зеленая. Уже имеет опыт. Из Сибири. Старший следователь областной прокуратуры. Прислали на месяц повышать квалификацию.

– Но почему именно ко мне?

– Это уж ее выбор, – усмехнулся Вербиков. – Знает несколько твоих дел. Так и сказала: хочу к Чикурову… Кстати, стажер тебе сейчас вовсе не помешает. С этими артистами придется здорово повозиться. Бухгалтерские и командировочные документы, уйма запросов, сотни свидетелей… И потом, пора тебе уже опыт передавать.

– Я думал, ты обо мне лучшего мнения, – покачал головой Чикуров.

– Как это? – удивился Олег Львович. – Наоборот…

– Есть одна, по-моему, мудрая поговорка: умный хочет учиться, а дурак учить…

Вербиков засмеялся.

– Хорошо, хорошо, – сказал он сквозь смех, – считай это служебным долгом… Такая постановка вопроса тебя устраивает?

– Не возражаю, – улыбнулся Игорь Андреевич.

– Только без всяких ухаживаний, – пошутил Вербиков. – Она замужем, есть ребенок. А то ваш брат холостяк…

– Что за глупости! – всерьез обиделся Игорь Андреевич.

– Брось, шучу… Я тебя знаю: однолюб…

«Однолюб – это верно», – тихо вздохнул Чикуров.

Пригласили Дагурову.

Когда она вошла, невысокая, стройная, в форме юриста 1-го класса, Чикурову показалось, что он где-то ее видел.

Вербиков представил их друг другу.

Ольге Арчиловне Дагуровой на вид было лет двадцать семь. Смуглое лицо, темные прямые волосы и серые миндалевидные глаза.

«Арчиловна, – отметил про себя Игорь Андреевич. – Определенно с кавказской кровью».

Еще он отметил, что его подопечная просто красива. И держится хорошо – открыто, спокойно, с достоинством.

– Вам, по-моему, повезло, – сказал Олег Львович Дагуровой. – Игорю Андреевичу поручено интересное дело. – Вербиков кивнул на письмо ветерана эстрады, которое Чикуров почему-то еще держал в руке. – Он введет вас в курс… Короче, желаю успехов.

Начальник следственной части поднялся из-за стола, давая понять, что о дальнейшем они договорятся сами. К тому же на его столе одновременно зазвонили два телефона.

Чикуров и Дагурова вышли из кабинета.

– Пойдемте ко мне, – предложил Игорь Андреевич. – Знаете, я только сегодня из отпуска…

– Знаю, – кивнула Ольга Арчиловна.

– С гостиницей как устроились? – поинтересовался Чикуров, когда они шли по коридору прокуратуры.

– Спасибо. Просто отлично. В «Будапеште», Олег Львович посодействовал.

– Совсем рядом, – заметил Чикуров. И, открыв дверь, пригласил Дагурову в свой кабинет.

– Садитесь, – предложил Чикуров, показав на стул у стены и устраиваясь за столом. – На сегодня, собственно, работы у нас нет. А завтра я попрошу, чтобы вам поставили отдельный стол. – Он окинул взглядом свой скромный кабинет; дополнительный стол съест оставшееся свободное место. – Как говорится, в тесноте, но не в обиде…

Их разговор прервал звонок внутреннего телефона.

– Игорь, – это был Вербиков, – срочно ко мне. С Дагуровой.

– Идем, – коротко ответил Чикуров и пояснил Ольге Арчиловне: – Начальство.

– Вас подождать?

– Да нет, просят нас обоих.

Олег Львович встретил их озабоченно. Никаких посторонних разговоров, отвлеченных тем и шуток.

– Я только что был у руководства, – сообщил он официальным тоном. – Срочно отправляйтесь в поселок Березки. – Вербиков посмотрел в запись, назвал район и область. – Покушение на убийство… Жертва – крупный ученый-медик Баулин… Очень тяжелое огнестрельное ранение головы. Врачи считают – смертельное. Делают все возможное, чтобы спасти. Но надежд – увы… Вы ничего не слышали о Баулине? Или, может, читали?

– Это, по-моему, один из создателей «Бауроса»? – спросила Дагурова.

– Он самый, – кивнул Олег Львович. – Вместе с генеральным директором знаменитого «Интеграла» выдвинут на премию…

– Ростовцев! – воскликнул Чикуров. – Как же, я недавно о нем читал! Интересная личность. За несколько лет добился поразительных успехов.

– О них по телевидению передачу показывали, радио тоже не осталось в стороне, – продолжил начальник следственной части. – Словом, командировочные документы уже оформляют. Самолет в пятнадцать тридцать пять. Есть время собраться. Возьмите машину… Все ясно?

– Куда уж яснее, – ответил Чикуров. – Значит, дело артистов эстрады…

– Этим займется кто-нибудь другой… Просьба: постоянно держите связь со мной. Информируйте. Дело на контроле.

– Хорошо, – кивнул Игорь Андреевич и, посмотрев на Дагурову, развел руками. – Вот видите… Ехали стажироваться в столицу, а попадете в Березки.

Они взлетели точно по расписанию. Над стремительно уходящей вниз землей не было ни облачка. Лесные массивы быстро превращались в разрозненные лоскутки курчавого паласа. Глядя в иллюминатор, Чикуров думал о том, что в Москве после отпуска он пробыл менее суток. Да и кто заметил его приезд и отъезд из дома? Друзьям позвонить не успел. Надя отдыхала в Молдавии с сыном Кешкой у каких-то родственников. Договорились созвониться и встретиться десятого июля, когда она вернется из отпуска.

Сегодня было лишь третье. Десятого он никоим образом не сможет очутиться в Москве.

Этот год был у них не из удачных. В смысле встреч. Зимой Игорь Андреевич около двух месяцев проторчал в Оренбурге, расследуя сложное хозяйственное дело. Только приехал в Москву – Надя отбыла в командировку в Венгрию с группой работников Всесоюзного Дома моделей. Когда вернулась, тут же заболела ее мать. Встречи были редкими, как солнечные дни в осеннее ненастье.

Затем отпуск. Сначала у нее, затем у него.

Игорь Андреевич надеялся, что с июля, наконец, будет меньше отлучек из Москвы. Ан нет – летит в какие-то Березки. И кто знает, сколько времени займет расследование.

– Наверное, тайгу напоминает? – кивнул Игорь Андреевич в круглое окошко.

Он посчитал, что молчать не очень удобно.

– Это разве тайга! – бросила Дагурова.

– Понимаю, – улыбнулся Чикуров. – Все равно что озеро в сравнении с океаном.

– А вы были в наших краях? – охотно поддержала разговор Ольга Арчиловна.

– В Биробиджане.

– Это недалеко от нас… Понравилось?

– Довольно своеобразно. Природа – чудо! Но… – Игорь Андреевич поежился. – Все настроение портит гнус.

– Я согласна с вами: к этому никогда не привыкнешь… Установлено, что комары пролили больше крови, чем волки и другие хищники. Имеется в виду не только человеческая кровь, но и животных… Вот такая крохотная тварь, – Ольга Арчиловна показала самый кончик ногтя, – а сколько доставляет неприятностей! На Севере в год массового гнуса даже олени не выдерживают, гибнут. Тучами вьются, забивают им носоглотки…

– Как же там люди живут? – покачал головой Чикуров. – Геологи, строители, рыбаки…

– А вы знаете, у работающих в тех районах на открытом воздухе производительность труда из-за гнуса снижается на треть… Мой муж был как-то со своей изыскательской партией в тундре… Он геолог… Говорит, случалось такое скопление комаров, что их гудение напоминало звук работающего невдалеке трактора…

Самолет пошел на посадку. Скоро его колеса коснулись земли. Только они успели выйти из самолета, как услышали по радио:

– Товарищей Чикурова и Дагурову просят подойти к справочному бюро!

Встречал их прокурор Сафроновского района.

– Никита Емельянович Харитонов, – представился он.

Лет под шестьдесят, на петлицах одна звездочка младшего советника юстиции.

Шофер прокурорского «газика» открыл дверцу прилетевшим. Дагуровой – рядом с собой, Чикурову – на заднее сиденье. Его знаки отличия – старший советник юстиции – вызвали у водителя явное уважение.

Никита Емельянович взобрался в машину не без труда. И тут только Игорь Андреевич понял, что у него вместо левой ноги протез. Недаром он шел медленно, враскачку. Чикуров еще подумал: не хочет, мол, суетиться, ронять достоинство перед столичными следователями…

– В Березки, – дал Харитонов команду водителю и пригладил растрепавшиеся на ветру редкие светло-русые волосы. – Я уже четвертый десяток лет в этом районе. Начинал со следователя… Впервые к нам пожаловали такие чины из Москвы… Знаете, справлялись обычно сами.

Сказал по-доброму, без подковырки.

– Потерпевший как? – поинтересовался Игорь Андреевич.

– Я звонил буквально полчаса назад, из аэропорта. Жив пока, – вздохнул прокурор. – Геннадий Савельич – голова! Вернее – золотые руки!

– Кто такой Геннадий Савельевич? – спросил Чикуров.

– Шовкопляс. Хирург. Наш Бурденко! – с уважением произнес Харитонов. – Опытный. Делает такие операции, что не каждому академику под силу… Недавно о нем писали в нашей районной газете. Так что, если есть хоть один шанс из ста спасти профессора, Геннадий Савельевич его не упустит.

Машина мчалась по отличному асфальтированному шоссе, проложенному в густом лесу. Хоровод сосен, берез, елей и осин кружился по обе стороны дороги. Изредка мелькал могучий дуб. Сильно парило.

– Далеко до Березок? – спросил Чикуров.

– Минут за сорок доберемся, – ответил Никита Емельянович и в свою очередь поинтересовался: – Как там, в Москве?

Никита Емельянович стал расспрашивать о некоторых работниках Прокуратуры Союза и республики. Выяснилось, что у них с Чикуровым есть общие знакомые. В основном люди его, Харитонова, возраста. С одним сафроновский прокурор учился, с другими начинал работать.

…Лес неожиданно кончился, сбоку ослепительно ударило солнце. Все невольно зажмурились.

– Жизнь сегодня, – вел дальше неспешный разговор Харитонов, – совсем не такая, как вчера. Нельзя руководить по старинке. Ждать у моря погоды… И ведь от людей все зависит. От руководителя… Взять хотя бы наши Березки… Еще лет двадцать назад был захудалый поселок! Дорога – одни колдобины. А весной и осенью, в распутицу, и вовсе не доберешься. В райцентр за хлебом на тракторе ездили… Леспромхоз, лесопилка, совхозик – вот почти и вся индустрия. Да и на этих предприятиях работать было некому: кто в город подался, кто в шабашники, а из тех, кто остался, многие беспробудно пили. Отсюда воровство, хулиганство, поножовщина… Казалось, конца и края тому не будет. Оказывается, нет. Нашелся человек и навел в Березках порядок. Да еще какой!

– Ростовцев? – вспомнил Чикуров фамилию генерального директора «Интеграла».

– Ростовцев потом пришел. А начал-то Ганжа Сергей Федорович. Наш брат фронтовик. До генерала дослужился. Когда ушел в отставку, секретарем в облисполкоме был.

– А потом в Березки? – удивилась Ольга Арчиловна. – Проштрафился, что ли?

– Как и почему он оказался в Березках, говорили разное. А вот то, что он в поселке настоящую революцию совершил, так это вам каждый в районе подтвердит… И не силой взял, не лампасами или, там, связями в верхах, а энергией своей, настойчивостью, умением считать, доказывать, убеждать… Вот сейчас «Интеграл» гремит на весь Союз… А чья была идея объединить все предприятия Березок в одно? Ганжи! Кто первый поставил задачу: «отходы – в доходы?» Ганжа! Кто предложил мединституту построить в Березках клинику? Опять Ганжа! А знаете, в связи с чем родилась мысль насчет клиники?

Чикуров пожал плечами. Харитонов продолжил:

– Дело в том, что над Березками испокон века шефствовал мединститут. А что это означает, вы сами хорошо знаете. Надо косить – присылают студентов, доцентов и даже докторов наук. Пришла пора полоть – опять они едут. А когда наступает пора уборки – сам бог велит медикам на картошку… Смотрел, смотрел Сергей Федорович на это безобразие, а потом сам поехал к ректору и говорит: не надоело, мол, вам не своим делом заниматься? Те даже опешили от неожиданности, не могли взять в толк, что к чему и куда целит Ганжа. А он им прямо, по-военному: если хотите помочь нам выйти в люди, давайте построим в Березках клинику, да такую, чтоб со всех концов Союза ехали лечиться… И построили… А тут еще повезло, что приехал Баулин. Он и Ростовцев достигли таких успехов, что Березки теперь чуть ли не пуп земли.

– Из-за «Бауроса»? – спросил Чикуров.

– Достать его – проблема даже для местных… Если вы думаете, что в березкинской клинике лечат только «Бауросом», то глубоко заблуждаетесь. Тут чего только не применяют, можно сказать, все, кроме скальпеля и химии. Стараются использовать силы природы. Экспериментируют. Ведь и клиника-то не простая, а экспериментальная. Чуть ли не единственная на весь Союз… Вот и едут сюда одни лечиться, другие учиться.

– И все же, в чем суть их методов лечения? – допытывался Чикуров.

– В зависимости от характера болезни… Одних – салатами из одуванчиков разных, крапивы и других трав, вторым – голодать приходится, даже по нескольку недель; третьих – гипнозом; четвертых – соками из овощей, трав да фруктов… Даже танцами…

– Танцами? – удивилась Дагурова.

– Не верите? – улыбнулся Харитонов. – Сами убедитесь. Причем прямо так и предписывают: вальс, танго или современные танцы. Каждый день по сорок пять минут танцуют – это дает правильную нагрузку на сердце, легкие, суставы… Более того, когда я сам лег в эту клинику, то на прогулке в саду видел, как больные ходят по земле босиком. Оказывается, это тоже предписание врачей. Во-первых, для закаливания организма, во-вторых, для размагничивания какого-то… Одним словом, полезно.

– Никита Емельянович, – обратился к Харитонову Чикуров, – я не ослышался, вы сами лечились в этой клинике?

– Точно, – прокурор потер левую ногу. – Год назад так схватило, думал, все, пора, брат, на пенсию. Что вы хотите: месяц валяюсь, два-три дня кое-как отработаю и снова на больничный… Евгений Тимурович узнал, сам ко мне приехал. Давайте, говорит, попробуем по нашей методике. Положил к себе в клинику… Не поверите, через три недели всю хворь как рукой сняло. Вот, бегаю до сих пор. Так что на себе убедился… Да и за другими наблюдал. В общем, я теперь верю в силу овощей и свежих соков. Сам регулярно пью и всех домашних приучил. Евгений Тимурович рекомендовал, особенно морковный… У него в прошлом году вышла книжка о соколечении. Не читали?

И на такого человека какая-то сволочь подняла руку! – Никита Емельянович разволновался. – Трагедия! Столько людей он вылечил, а скольким бы еще вернул здоровье, жизнь!.. Баулин не просто отличный врач, а энтузиаст!.. И надо же такому случиться…

– Скажите, Никита Емельянович, – обратился Чикуров к районному прокурору, – значит, командует сейчас «Интегралом» Ростовцев, так?

– Так. Лет пять уже.

– А Ганжа? Тот, что революцию в Березках сделал?

– Сергей Федорович получил полтора инфаркта, и врачи посоветовали не напрашиваться на следующий.

– Как это полтора? – удивилась Ольга Арчиловна. – Не слышала такого.

– Очень просто: один обширный, а другой – микро…

– И его на пенсию, или, как теперь любят выражаться, на заслуженный отдых? – улыбнулся Игорь Андреевич.

– Насчет пенсии – точно, а вот с отдыхом у таких людей, как Ганжа, не получается… Избрали его заместителем председателя исполкома Березкинского поссовета. На общественных началах. А трудится он, пожалуй, побольше тех, которые два раза в месяц расписываются в ведомости. Тем более председатель у них молодой, на курсы послали. Вот Сергей Федорович и пашет за двоих…

В машине воцарилось молчание. «Газик» катил мимо молодого леса. Прямые ряды светло-зеленых пушистых сосенок тянулись по обеим сторонам шоссе.

– Добрую память оставит о себе Ганжа, – сказал Харитонов, кивая на лесопосадки. – Нас не будет, а другим поколениям пользоваться да радоваться… Вот и Баулин, – снова вернулся к трагедии в Березках прокурор. – О таком никто не скажет, что зря прожил жизнь.

Их на скорости обогнала «Волга», затем – низкая иностранная машина, но с советским номером.

– Вот видите, люди едут за «Бауросом», – вздохнул Никита Емельянович, показывая на обгонявшие их машины. – И не знают, что его творец… – Он помолчал, затем добавил: – А утром одна за другой мчатся. Туда и обратно.

– А где в Баулина стреляли? – спросила Ольга Арчиловна. – При каких обстоятельствах?

– Подробностей, увы, не знаю, – признался Харитонов. – Понимаете, вчера поехал в село с проверкой в порядке общего надзора. Соблюдение Устава колхоза… Жалобы имелись… Там и заночевал… А когда это случилось, меня разыскали. Потом звонил из Москвы зональный прокурор, просил встретить вас… На место происшествия выехал наш следователь Макеев. Молодой, правда, но толковый. Два года назад окончил юрфак в Воронеже, приехал к нам на практику да и прижился.