Текст книги "Очень прекрасный принц (СИ)"

Автор книги: Алиса Чернышова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц)

7

– А не слишком ли это всё быстро? – Дин Ртутный, мой побратим, недоверчиво хмыкнул. – Никогда не подозревал в тебе излишней влюбчивости.

– Я не влюбился, – ещё не хватало. – Просто она не похожа на других.

– У… – Дин закатил глаза. – Она точно тебя чем-то накачала. К провидцу не ходи.

– Не будь таким недоверчивым, – обманчиво-мягко улыбнулся мой второй побратим, Рой Радужный. – Мне птички нащебетали, что она – весьма яркая девочка. С творческим подходом. И интересными аксессуарами…

– Об этом знает уже весь Дворец? – скривился я.

– Официально об этом не знает никто, – прищурился Рой лукаво. – Но неофициально – знают все, кому надо. А мои птички из тех, кому всегда надо.

– Угу, – фыркнул Дин. – Отрабатывают денежки на новые украшения для пёстрых пёрышек?

– Обижаешь, – проворковал Рой. – Я никогда не скуплюсь на украшения для своих птичек. А свежие сплетни они мне приносят так, по доброте душевной. И из любви ко мне.

– Ну конечно, – Дин вздёрнул бровь. – Вот прям сейчас возьму и поверю.

– Подозрительный ты, – назидательно поднял указательный палец Рой. – Даже параноидальный. Вот что бывает, когда растёшь в семье главного безопасника страны!.. А мои птички – это для души, вот. Для щебета тоже, конечно… Но больше таки для души.

И, довольный формулировкой, Рой утопил улыбку в бокале.

Хитрый засранец! Умудряется с совершенно невинной рожей и широко распахнутыми наивными глазами откалывать такие вещи, за которые кого другого уже прибили бы. Но Рой ничего: жив, здоров, всё так же очаровывает девушек пачками. Обладатель самого большого количества фавориток, как-никак! Сто пятьдесят девушек – этот рекорд ещё нескоро кто-то сумеет побить.

Самое интересное, что далеко не с каждой из них Рой спал. Взять ту же Акису, оборотницу-медведицу, обожающую зооцелительство и изучение редких видов (например, горных коз, будь они неладны – как вспомню, так хочется нецензурно выражаться). Они с Роем были близкими друзьями, а статус фаворитки позволял ей распрощаться с семьёй и спокойно работать в лабораториях Ртутного Дома, под его покровительством.

Отношения у Роя с Акисой были своеобразные. Они с удовольствием дрались на тренировочном полигоне, рассказывали друг другу завиральные истории, например, о непроходимости кишечника у кита (Акиса) или совершенно секретном пиар-проекте (Рой), выпивали на пару и обсуждали девочек, мальчиков и жизнь.

Было ещё несколько “фавориток”, которых Рой банально… пожалел. Сложно в это поверить, конечно (особенно зная, какой хладнокровной манипулятивной сволочью он порой может быть), но с Роем такое действительно случалось. То ли дело в том, что мать у него человек, то ли в наличии двух сестёр, но “человеческих слабеньких девочек, которых обижают” нашему Радужному частенько было жаль. Одну из своих первых фавориток (которая нынче уже успела стать почтенной замужней дамой и владелицей элитной сети кофеен) Рой увидел случайно и забрал у садистов-родственников. Другую, которая нынче служит у самой Радужной Госпожи в штате компаньонок, он выкупил из борделя. И примеров таких привести можно предостаточно.

Впрочем, это не значит, что Роюшка у нас такой бедненький и недолюбленный; с его смазливой внешностью, щедростью и обходительностью очередь в спальню к нему выстраивается та ещё. Девицы драться готовы, чтобы там оказаться – притом, даже не фигурально выражаясь.

Но есть у всех этих чудных девушек одна общая черта: все они с удовольствием поставляют Рою информацию. Некоторые – на вполне постоянной и профессиональной основе. Именно их Рой называет “птичками” – и получает благодаря им информацию едва ли не быстрее дядюшки Кио, нашего главного безопасника.

Радужные. Что с них взять-то? Они всегда умели крайне своеобразно подходить к таким вещам.

– Недавно познакомился с отличными девушками, – прервал Дин мои мысли. – Близняшки, танцовщицы. Пригласил их с подружками устроить нам небольшой частный концерт. Что думаете?

– Я – за, – просиял Рой довольно. – Очень люблю частные концерты!

Ну кто бы сомневался, собственно.

– Ладно, господа, – я отсалютовал бокалом и поднялся. – Мне надо проветриться – исключительно длинный был день.

– Вот и проветришься с девочками-танцовщицами, – хмыкнул Рой. – Что тебе хоть не нравится?

– Не то настроение.

Сегодня я слишком увлечён мыслями о Дайяне, чтобы смотреть… пусть будет частный концерт, если им так угодно это называть.

– О, как всё сложно, – Дин даже слегка нахмурился. – Не хочешь навестить тренировочный полигон?

– Нет, – я тонко улыбнулся. – Сегодня мне нужна моя особая комната.

– Ого, – Рой округлил глаза. – Всё настолько серьёзно?

– Более чем, – я подмигнул. – Ну а вы оставайтесь! Прикрывайте мои тылы, чтобы никто не заподозрил в порочащих наследника увлечениях.

– Императорские тылы – наше всё! – оскалился Дин. – Думаем о них денно и нощно! Особенно дядюшка Кид.

Рой фыркнул:

– Всё бы вам шутить о чужой личной жизни.

– А что нам делать, если сами мы одинокие и несчастные? – возмутился Дин. – Вся надежда – на частные концерты!

Я закатил глаза и оставил этих придурков развлекаться.

Это был очень длинный, эмоционально сложный день.

Мне жизненно необходима моя тайная комната.

*

Драконы не занимаются искусством.

Не то чтобы это было запретом, разумеется: нравы у нас достаточно либеральные, и настучать по кумполу могут только за совсем уж кровавые или травмирующие других увлечения. Но, как и у любого называющего себя обществом сброда, у нас есть свои негласные табу, которые принято соблюдать. И да, творчество входит в запретный список.

Тут, правда, не поймите меня неверно: мы любим творчество. Чужое. Смотреть, восхищаться, обсуждать, оценивать, спонсировать, поддерживать, коллекционировать. Но у самих драконов при этом склонность к творчеству проявляется крайне редко. Стихосложение, танцы с оружием, создание артефактов и ювелирное дело как дополнение – вот те сферы, в которых драконы частенько преуспевают. Порой и со скрипом в список можно добавить ещё зодчество. И всё.

Самым же несвойственным драконам искусством считается музыка.

Она от Рогатого. Она им придумана и дарована сидхе. Значит, она не для драконов…

Наверное.

Проблема в том, что в нашем Ледяном семействе пять поколений назад отметилась самая настоящая эльфийская принцесса.

И вроде бы в союзе с истинной парой всегда рождаются чистокровные драконы, не полукровки, и никакие качества матери в теории не передаются – но всё равно потомкам нечто эдакое, слегка фейское, до сих пор аукается.

Есть в этом списке наследие полезное, вроде ментальной и природной магии или врождённой способности к чарам обольщения и очарования. Есть не совсем удобное, вроде своеобразных личных пристрастий (привет, дядя Ирю и тётя Син) или острых ушей (у папы и сестры). Мне же достался вариант наследственности совершенно неожиданный – музыкальная магия.

Всё бы хорошо, но мой дедуля, не то словив приход после чего-то особенно забористого, не то очередную галлюцинацию, объявил сидхе и всю их культуру вражеским злостным элементом. Определённая закономерность, конечно, присутствовала: сиды, во-первых, активно препятствовали нашим завоеваниям, во-вторых, наряду с фоморами претендовали на исконно драконью вотчину – небо.

То бишь, со скрипом я дедулину логику всё же уловить могу. Но такая степень лицемерия даже у меня вызывает желание презрительно скривиться.

Так или иначе, дедушка отличился тем, что купировал себе и своим деткам предательски торчащие острые уши. А после на волне прогрессирующего маразма объявил для драконов презренными любые занятия, способные поставить их в один ряд с сидхе. По счастью, в чужие постели ему хватило ума не слишком лезть (с нашим народом это могло бы очень быстро привести к бунту), но вот на искусстве Первый Император отыгрался: для драконов оно оказалось под запретом. Особенно досталось музыке и театру. Смотреть, слушать – сколько угодно; увлекаться самим – значит, навлечь на себя гнев Императора и прослыть недодраконом, сомнительным элементом, сочувствующим врагу и вообще потенциальным предателем.

Годы прошли.

Дедушку, если верить официальной версии, утопили в море глубоководные фоморы. Что там произошло на самом деле, старшее поколение, может, и знает – но нам не расскажет. И, думаю, есть на то весомые причины. Так или иначе, мама с папой взошли на трон и даже худо-бедно разгребли тот кошмар, что успел образоваться в социальной сфере. Но… куда же без “но”?

Но драконы успели принять правила Ими, привыкнуть к ним. Два поколения выросло под его правлением, на минуточку! Так стоит ли удивляться, что некоторые пережитки тех времён намертво закрепились в головах? И нет, обычному дракону, разумеется, слова никто не скажет, если он начнёт петь или играть на барабанах (хотя посмотрят косо, тут да). Но наследный принц…

Быть принцем в этом смысле намного сложнее.

Я не имею права проявлять такие увлечения прилюдно – дурной тон. Вот и приходится обустраивать… тайные комнаты.

Для своей я выделил помещение в самом низу оборонительных катакомб, тёмное, полузатопленное и поистине огромное. Туда никому просто не пришло бы в голову сунуться… а я дополнительно позаботился о том, чтобы никто не забрёл сюда по чистой случайности.

Мы, драконы Льда, любим это: холодные подземелья, много воды и сырости, темноту… Конечно, обычным инструментам было бы плохо в таких условиях. Но помилуйте, кто тут говорит об обычных инструментах?..

*

Чёрная гладь воды, достигающей обычному человеку примерно по горло, заблестела приветственно, когда я спустился по старой винтовой лестнице. Я пошёл дальше по воде, оставляя на поверхности маленькие островки льда.

Для всех членов моей семьи не проблема – ходить по воде. Как и, в общем-то, договариваться с ней… Усмехнувшись, я встал посреди огромного помещения и вскинул голову.

– Пришло время играть! – в голосе моём прозвучала музыкой та самая мелодика, что свойственна только сидхе королевских родов.

И пещера откликнулась.

Это произошло не сразу; я сам так захотел. Это ведь моё любимое крещендо – так пусть и мелодия, и зрелище нарастают, как буря.

Сначала наверху вспыхнули призрачные огни, едва уловимые обычному глазу. Но они разгорались с каждой секундой, высвечивая огромные сталактиты причудливой формы, ледяные маски на стенах, взирающие на меня пустыми глазами, и тёмную, застывшую воду.

Красиво.

Но сейчас будет ещё лучше.

– Самое время, – пропел я, раскинув руки.

И мир обезумел.

Вода под моими ногами взорвалась, забурлила котлом Бездны, разлетелась ледяным крошевом. Я же просто прикрыл глаза, наслаждаясь и предвкушая...

А когда всё стихло, вокруг не было воды – только мой собственный Ледяной Дворец. С застывшими скульптурами, и креслом, и моей личной библиотекой, и рабочим столом, и скрипкой, и виолончелью…

И ещё, разумеется, роялем. Ледяным, декорированным драконьей атрибутикой, наполненным магией Льда и Музыки.

Моё лучшее творение.

Довольно улыбнувшись, я присел на банкетку и ласкающе провёл по крышке. За рукой моей потянулся иней, украшая ровный лёд причудливым дивным узором.

Это был длинный день. Из тех, что хочется сыграть…

Я откинул крышку и прикоснулся к клавишам.

Первые звуки были неуверенными, будто руки и клавиши заново знакомились друг с другом. Я ласкал их пальцами, как любовницу, как дикого непокорного зверя, капризного и прекрасного. Тихое, неуверенное звучание росло и ширилось, обретая глубину и акцент. Музыка нарастала с каждым аккордом, становилась всё гуще, и воздух звенел от магии – снаружи и внутри.

Вот уже и пришли в движение ледяные скульптуры, кружа; вот и ожили, зашептались на стенах маски. И тогда я прикрыл глаза, просто играя, просто выплёскивая в музыку всё, что скопилось во мне за этот день.

Эти дурацкие девицы, претендующие на место фавориток – как не вовремя.

Наставления отца.

Болезнь Биланны.

Дайяна.

Не знаю, в какой момент, но мысли мои заняла она одна. Понравилось бы ей? Хотелось ли бы ей быть рядом? У аристократок старой школы музыка в чести. Пусть формальная, классическая, но всё же… Я откинул голову – и представил, как играю для Дайяны. Вообразил это всё очень чётко: как она стоит рядом, изящная, будто статуэтка, прекрасная; как улыбается мне; как…

Что-то лишнее, неожиданное прикоснулось к моей щеке. Я распахнул глаза – и ошеломлённо проследил, как кружат вокруг белые, розоватые и сероватые перья.

А рядом, у самого рояля, стоит леди Дайяна Гохорд.

8

Алисия Майлифф

*

Я знала, что это сон.

Странный, но очень красивый сон.

В этом сне я летела по коридорам огромного Дворца, который никогда не спит. Вокруг меня кружились мелодии. У всего есть музыка, вы знаете это?

Совсем у всего.

Этот мир состоит из множества мелодий… для музыканта. Как для актёра, наверное, из множества ролей, а для писателя – из тысячи историй… потому что если ты живёшь искусством, то оно окружает тебя. Иначе это не работает.

Вокруг меня звучал Дворец. Шёпотом сплетен, ритмом шагов, грохотом суеты на огромной кухне, шелестом дорогих тканей, патокой интриг, что вплетается в мелодию исподволь и между строк… Но меня интересовала одна-единственная музыка. Она звучала где-то там, впереди, завораживала, манила… Она обещала мне что-то невиданное раньше, что-то необычное и неназываемое. И я летела вперёд по коридорам в облике пернатой змеи, раскрыв радужные гребни, навстречу этому зову. Я не боялась быть замеченной: сновидения тем и хороши, что способны уносить нас, незримых, куда угодно.

Моё “куда угодно” оказалось совершенно фантасмагоричной ледяной музыкальной комнатой. А моим музыкантом – прекрасный Ледяной Принц.

Он играл увлечённо, потерянно, чуть приоткрыв красиво очерченные губы (как хочется к ним прикоснуться!) и прикрыв глаза. Я видела иней, что подрагивал на кончиках его ресниц – как будто сама Мора в обличье Зимней Королевы поцеловала его глаза.

Всё казалось таким реальным, что я могла бы поверить, что не сплю – не будь при этом всё настолько нереалистичным. Ледяной рояль, скрипка изо льда, виолончель? Да полно! Я перетекла в человеческую форму, вспомнила, что ложилась спать в одной сорочке, и привычно сотворила наряд из собственных перьев. Выбрала лицо леди Гохорд в последний момент – сама даже не знаю, почему.

Наверное, просто не хотелось являться пред принцем чудом-чудным, настоящий он или нет. У меня нет человеческого лица; чем лицо Дайяны – не вариант?

Я встала и осторожно положила руку на рояль.

И в этот момент принц открыл глаза.

Наши взгляды столкнулись, и меня будто ударили пыльным мешком; его глаза были оглушающе прекрасны. Его пальцы замерли над клавишами, не касаясь, и мне стало почти больно – потому что смолкла музыка.

– Играйте же, прошу, – шепнула я, склонившись к его лицу. – Я вам всего лишь снюсь.

Он выгнул бровь. Его губы дрогнули в ироничной, немного порочной улыбке.

– На вас слишком много одежды, леди, чтобы быть моим сновидением.

Нет, ну какой же он...

– А вы ухитряетесь быть совершенно несносным, даже когда мне снитесь.

Он улыбнулся ещё шире. Я ласково погладила рояль.

– Играйте, пожалуйста, – попросила я. – Мне очень хочется знать, чем же закончится эта мелодия. Хотела бы я написать под неё стихи...

– Правда? – он лукаво прищурился. – Тогда спойте. Пока что без стихов и слов; или не сможете?

Неужели он думает, что я откажусь?

– Играйте – а там посмотрим, – я вздёрнула подбородок.

Это сон, а значит, можно и не привязываться к возможности человеческого диапазона. Можно просто – петь.

Мелодия взлетела вверх, взвилась, расширилась. Вокруг закружили перья со снегом вперемешку, его мелодия переплеталась с моим голосом, создавая идеальную гармонию… Странный сон. Смешной и немного горький. Как моему подсознанию могло только привидеться, что принц драконов может быть наделён музыкальной магией? Она же считается для них презренной!

Как глупо… как заманчиво.

А за спиной принца снег пускается в пляс, собирается в картину – ту, которую я забыла (ту, которую я никогда не забуду, конечно, но всегда буду делать вид, будто не помню).

Я снова вижу трущобы Вел-Лерии, которые кажутся не такими уж грязными и страшными под выпавшим предновогодним снегом. Но это иллюзия, увы: они всё ещё холодны, зловонны и опасны. Голод ходит по этим улицам, словно пёс, брошенный уехавшими хозяевами и на пороге безумия сорвавшийся с цепи.

В той части города ты или охотник, или дичь. И тем вечером дичью был странноватый оборванец, что сидел на крыше и играл на потёртой, но всё ещё хорошо звучащей скрипке. А хищником была огромная пернатая змея, завораживающая, как радуга, способная принимать разные формы, как ртуть, голодная, как любой низший фомор.

Эта змея подлетела к чудаку со скрипкой. Она хотела съесть его сразу, но… ей понравилось слушать музыку. И петь свои завораживающие трели, подражая мелодии.

А потом, когда музыка кончилась, чудак со скрипкой посмотрел спокойно и даже с симпатией в её оскаленную пасть. Глаза его были ясными, в них не было и следа дурмана, который навеивал голос селенити на добычу; он не был заворожен.

Просто искренне восхищался.

– Вы очень хорошо поёте, ма шери, – сказал он. – Мне нравится. Правда, ваш вибрато звучит грязновато… но это, наверное, из-за другого строения диафрагмы. Как вы думаете?

Та змея ничего не думала. Ей было десять лет от роду, она едва понимала половину человеческих слов (а та половина, которую всё же понимала, преимущественно состояла из нецензурщины и грубостей). Она совсем не умела говорить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Но в тот момент её жизнь изменилась. Потому что она не стала есть скрипача. Потому что она вернулась к нему.

Потому что даже ужасным монстрам, выброшенным ещё яйцом в канализацию, хочется тепла. Иногда… им просто хочется, чтобы кто-то смотрел на них и видел нечто большее.

Усилием воли я оторвала взгляд от разворачивающейся позади картины и перевела внимание на принца.

Он же смотрел куда-то мне за спину. Пальцы его порхали по клавишам, дыхание сбилось, как от большого волнения, а глаза затуманились памятью.

Интересно, что видит он? То же самое, что я? Нечто иное?

Я повернулась, но успела рассмотреть только роскошный сад, роняющий вниз вишнёвые лепестки, и одинокого мальчика, влюблённо наблюдающего, как играет на рояле роскошно одетая женщина. Больше увидеть не успела: музыка стала затихать, и картинка рассеялась.

– Странно это, – сказал принц.

Я повернулась к нему и ощутила вдруг непреодолимое, сжигающее изнутри желание прикоснуться. Как будто прикосновение здесь, сейчас что-то изменит; как будто без него потеряется нечто очень, очень важное. И кажется, принц почувствовал то же самое, потому что потянулись друг к другу мы одновременно. Когда кончики наших пальцев соприкоснулись, в воздухе, прямо между нами, расцвели роскошные, розовато-белые вишнёвые цветы.

– Ты… – выдохнул он.

И тут я проснулась.

В комнате было темно и тихо. Музыка, иллюзии, лёд, снежинки и цветы – всё это осталось там, за гранью воспоминаний.

– Что за ерунда с тобой творится, Лисси? – пробормотала я себе под нос.

По правде, мне нравилось это всё меньше. Когда это я настолько увлекалась кем-то? Почему так резко? Что со мной, во имя Моры?!

Краем глаза я заметила, как на стекле расцветает иней. И трусливо прикрыла глаза, выравнивая дыхание и притворяясь, что сплю.

Это всё чересчур быстро и нелепо; у меня чужое лицо и чужая жизнь; я…

Я чувствовала, что он там, за стеклом. Ощущала это каждой клеточкой своего тела. Застыла, дышала тихонько, равномерно и гадала: войдёт или нет?

Не вошёл. Улетел, хотя и далеко не сразу.

А я так и осталась лежать без сна до утра, глядя в темноту комнаты, постепенно вытесняемую туманным холодным рассветом.

9

Утро началось вяло и неохотно. Как говаривал один мой знакомый танцовщик, спать хотелось чуть больше, чем жить.

Мои сонные телеса приставленная компаньонка кое-как отскребла от кровати и даже привела в относительный порядок, причитая нечто о том, что леди стоило бы знать о полезности целебного сна. Спорить я не стала, но благами драконьей цивилизации, которые позволяли даже всклокоченное чудище превратить в красотку, порадовалась.

Как сообщила мне компаньонка, весь день нам предстояло разгуливать в традиционной драконьей одежде. Мол, киото больше не принято носить повседневно, Императорская семья уважает прогресс и признаёт удобство и демократичность человеческой моды магпромышленного века. Но и мы должны проявить почтение, если хотим, пусть и временно, войти в самое могущественное семейство страны.

Я не возражала, в общем-то. Мне доводилось пару раз выступать на костюмированных балах в драконьем стиле, и проблем на этом фронте быть не должно было… по крайней мере, мне так казалось.

– Наряды приказала подготовить сама Императрица, – вещала компаньонка, спешно упихивая меня в нижнее платье. – Так что это её личный подарок…

Она открыла свёрток, в котором хранился мой наряд на сегодня. Дальше последовала своеобразная пантомима: компаньонка подняла брови, вытаращила глаза и странно покосилась на меня.

Уже догадываясь, что меня ожидает очередной – на сей раз не самый приятный – сюрприз, я подозрительно заглянула в свёрток.

Ну, что сказать? Дивное сочетание фиолетового, нежно-салатового и ядовито-розового сражало наповал. Потрясающую картину сию разбавляло совершенно невозможное количество камней. Я ни секунды не сомневаюсь, что стоит это богатство просто сказочных денег, но вот проблема: смотрелось оно так, будто очень-очень неряшливый костюмер выбрал бросовые дешёвые стекляшки и пришил побольше из расчёта на то, чтобы даже с самых дальних рядов зрители певицу всё же рассмотрели.

И меня, не сомневаюсь, рассмотрят.

Я чувствовала на себе взгляд компаньонки. И вполне могла догадаться, о чём она думает. Что уж там! Её фирменный наряд, выполненный в сдержанных кофейных тонах, смотрелся куда дороже и элегантнее моего, хотя и стоил в разы дешевле.

Если и существует более красноречивый способ сказать “Тебе тут не рады”, то мне сложно его и представить.

Я удержала на лице спокойную улыбку, мысленно прикидывая, что делать. И по всему получалось, что, собственно – а что тут сделаешь? Отказаться от столь… великодушного подарка Императрицы? Оскорбить тем самым правящее семейство?

Нет уж. Во-первых, это опрометчиво. Во-вторых, потом именно Дайяне Гохорд придётся оказаться лицом к лицу с последствиями такого поступка. Да-да, сразу после лекарни. Принимать такие решения за кого-то – на мой вкус, всё же чересчур.

Да и, опять же, это не самый худший сценический костюм, в котором мне приходилось выступать. И, пожалуй, самый дорогой.

– Что же, – сказала я с улыбкой. – Это очень щедрый подарок. Поможете мне одеться?

*

Разумеется, вслед мне летели смешки. Неочевидные, неявные, те, что обычно звучат за спиной; они скользили за мной шлейфом.

Остальные девочки, подобные стайке прекрасных видений, искоса смотрели на меня и понимающе переглядывались. Я отметила, что больше всех выделялись две девушки. Вот вроде бы и ничего особенного, но их наряды были чуть элегантнее, сочетание цветов – благороднее, а крой лучше подчёркивал стать. Если я хоть что-нибудь понимала в жизни, подарки Императрицы были очень наглядной демонстрацией отношения… И, кажется, всем вокруг это было прекрасно известно.

Думаю, для юной аристократки это был бы очень болезненный удар. Для меня? Всё ещё не худшее, что со мной случалось в жизни. Да, неприятно, но, во-первых, лицо Дайяны Гохорд для меня всё же преимущественно чужое, во-вторых – я привыкла вздёргивать нос повыше и идти вперёд, наплевав на чужие насмешки. Однажды папа Буджо поделился со мной мудрыми словами, услышанными от какого-то иномирца: “Сначала они тебя не замечают. Потом смеются над тобой. Потом борются с тобой. Потом ты побеждаешь”.

– Позволь им смеяться, – говорил он. – И иди к победе, не оглядываясь.

Я и шла, собственно. Высоко подняв голову, улыбаясь, всем своим видом выражая удовольствие от жизни. И видела, как в некоторых глазах мелькает не только насмешка, но и хорошо узнаваемое сомнение.

Что она задумала? Почему так весела? Что знает, чего не знаем мы?

Я улыбнулась ещё шире. И позволила им гадать дальше.

Беда одна: это была далеко не единственная неприятность, которую припасло для меня это безумное утро.

Новый виток моих проблем начался с того, что меня выдернули из общего потока девушек, затолкали в какой-то потайной коридор и прижали к стене. Мужчина, который сделал это, ещё и впечатал руки по бокам от меня – вестимо, для надёжности.

Первым моим порывом было превратиться, вторым – начать вырываться. И тот, и другой я подавила. Сомневаюсь, что господин Дин, дракон Ртути, один из побратимов принца, всерьёз станет мне вредить: в наши дни драконов очень жестоко карают за насилие к слабым, это все знают.

Если же мне не повезло, то даже в облике пернатой змеи не сумею с ним справиться.

– Господин? – я демонстративно повела плечами. – Не могли бы вы отойти?

– Нет, не мог бы, – неприятно усмехнулся он. – Начнём с самого интересного. Итак, чем именно вы околдовали принца?

Чем дальше, тем веселее.

– Я не понимаю, о чём вы говорите.

– Правда? – деланно удивился он. – Кто бы сомневался, что вы ответите иначе! Даже странно: почему это я вам не верю?

– Действительно странно, – согласилась я сухо.

Ртутный холодно улыбнулся:

– Хватит игр, леди. Если вам интересно, я только вчера говорил с лордом Эрином. Или хотите сказать, что не были с ним близко знакомы?

Вот ведь… потрясающая ситуация. Да кто вообще этот лорд Эрин?! О нём добрые родители Дайяны ни словом ни обмолвились. А мне теперь что отвечать?

– Он утверждал, что вы ненавидите драконов, – порадовал меня Ртутный. – И хотели сбежать с мальчишкой из прислуги. Ну не забавно ли получается?

Какой чудесный день.

– Впервые об этом слышу, – что, в общем-то, даже не ложь.

– Полно, леди, – его голос стал ещё более вкрадчивым. – Я знаю, что вы лжёте. Знаю, что с вами что-то не так. У вас было с собой нечто помимо того кольца, которым вы столь поспешно удобрили цветочный горшок…

Я сглотнула. Вот ведь удружил лорд Гохорд с той дурацкой игрушкой!

– ...У вас было нечто другое, и я всё равно это найду, – Дин склонился ко мне ещё ближе. – И вот тогда, миледи, вас будут судить. Понимаете это?

– Понимаю.

Ещё как понимаю. Проблема в том, что у меня из запретного можно найти только… меня. Вот такой вот парадокс. Интересно, что сказал бы дракон напротив, увидев меня в облике пернатой змеи или рассмотрев настоящую ауру? Я подавила нервный смешок. Интересно, прикончили бы меня сразу или для начала запихнули в лабораторию? Интересный вопрос.

– Я вижу, что вы нацелились на принца, – шепнул Дин почти интимно. – Вижу, что заморочили ему каким-то образом голову и успешно пожинаете плоды. Но это – вопрос времени, леди Гохорд. И когда я пойму, что с вами не так, то превращу вашу жизнь в аналог Бездны…

– Отойди от неё. Сейчас.

Я даже не вздрогнула: каким-то образом ощутила его приближение за несколько секунд раньше. Но чувства, охватившие меня при звуках этого голоса, были очень смешанными: радость с одной стороны и трепет с другой. Или был в ярости. И не скрывал этого.

Дин Ртутный, нахмурившись, сделал от меня шаг назад.

– Мой принц…

– Ещё раз, – Или шагнул вперёд, оказавшись с побратимом нос к носу, – ещё раз приблизишься к ней ближе положенного или не окажешь почтения, и дело кончится вызовом.

Даже у меня мурашки поползли по коже от его тона.

– Об этом я и говорю, – заметил Дин. – Вы не в себе, мой принц. И ещё скажете мне, что я был прав. Моё почтение.

И, круто развернувшись, он пошёл прочь.

Или хмыкнул.

– Ну что же, он прав, надо признать. Что скажете, Дайяна? Вы околдовали меня?

Да уж. Понять бы ещё, кто меня околдовал! Тогда вообще бы хорошо стало.

– Да, – фыркнула я. – Сразила наповал своим убийственным Хоба. А вы как думали?

Принц склонил голову набок:

– У Дина чутьё, – заметил он. – Почти профессиональное. Если он говорит, что что-то с вами не так – значит, что-то не так. Но знаете что? Прямо сейчас мне наплевать. Я точно знаю, что не заколдован. А с остальным мы с вами разберёмся. Позже… И да, о неотразимости. Выглядите вы сегодня и впрямь очень… эпатажно. Подарок матери, я полагаю?

– Да, – я выдала вежливую улыбку. – Императрица была очень любезна.

– О да, это она умеет… – Или неопределённо хмыкнул. – Хочешь переодеться? Я возьму удар на себя, скажу, что приказал.

– И как это будет выглядеть? – возмутилась я. – Не хватало, чтобы вы из-за меня ссорились с Императрицей. Поверьте, это далеко не самое худшее, в чём мне доводилось представать перед людьми.

– Правда? – заинтересовался он. – И что же было самое? Мне даже немного страшно, если честно.

Я вздохнула, вспомнив начало своей карьеры и огромную ростовую куклу в форме коровы, в которой я пела гимн мясокомбината на годовщине открытия. Вот где был ужас! Только нечеловеческие гены позволили мне не задохнуться в том пыточном устройстве и не рухнуть со сцены прямо на директора и прочих любителей самодеятельности. Куда уж там подарку Императрицы до той невероятной прелести!

– Извините, – сказала я, скромно потупив глаза. – Боюсь, мы недостаточно тесно знакомы для того, чтобы я могла поведать вам о том эпизоде.

– Хм? – принц поиграл бровями. – Что, настолько неприлично? Я же теперь не буду спокойно спать, пока не узнаю!

– Ничем не могу помочь, – развела руками. – Приличные девушки в таком не признаются. Нас где-то ждут, или как?

– Хм, – он задумчиво окинул меня взглядом. – Ждут. Но для начала заскочим кое-куда? Думаю, мне нужно переодеться...

*

– Не чересчур ли это?

– В самый раз, – принц, облачённый в наряд совершенно диких расцветок, обезоруживающе мне улыбнулся. – Я не помню, по какому случаю приготовил этот кошмар, но даже рад, что представился повод его надеть. Мать будет в ярости!

– Так, может, не стоит её злить?

Он передёрнул плечами.

– А ей не стоит так открыто лезть в мои дела… Хотя, что это я. Вот вы, похоже, очень послушная дочь? Отец сказал прийти сюда – вы пришли.

– Да, я действительно послушная дочь, – сказала я честно. – По крайней мере, в том, что считаю разумным и объяснимым. Хотя больше это, конечно, про уважение перед теми, кто поднял меня и воспитал.

Добавлять, что не считаю лорда Гохорда достойным подобного уважения, я не стала. Для своей семьи, несмотря на их недостатки, я была послушной, любящей дочерью. И полагала это нормой жизни. Но не уверена, что смогла бы с тем же тёплым уважением относиться к родителям на месте Дайяны Гохорд.