Текст книги "Принцип злой любви (СИ)"
Автор книги: Алена Воронина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)
Глава 23
«Все всегда заканчивается хорошо. Если все закончилось плохо, значит это еще не конец»
Пауло Коэльо
Что-то постоянно не давало упасть в полную тьму и расслабиться, а так хотелось, я так стремилась туда. Там не было образов и звуков, запахов, воспоминаний, там не было света. Я глубоко вдыхала, стоя на «границе», и та самая вожделенная тьма просачивалась сквозь поры, заполняла нос и рот, как в каком-то фильме ужасов, но меня не пугало это, наоборот, я еще глубже ее вдыхала
– Вика, Викочка! Господи, крови-то сколько, Вика! Потерпи, потерпи, доченька! Скорая сейчас приедет...
Голос. Вроде знакомый, а вроде и нет, почему-то тьма его пугалась, она отхлынула от лица, но цеплялась за ноги.
Папа? Нет, у папы голос ниже. Папа курил, оттого пах сигаретами. Этот запах бесил у других, но отцовский был дорог. Папа чуть хрипит. А кто тогда?
Тьма опять подкралась к лицу.
– Пожалуйста, сюда, сюда быстрее!
Что-то рядом грохнуло, вроде и не сильно, но так, что уши резануло, я скривилась, стараясь уползти от звука глубже во тьму.
– Полицию вызвали? Кто удар нанес, видели?
– Нет, – сокрушался голос, – я вот только из аптеки пришел, смотрю, а она лежит, и крови столько!
– Ну, крови немного. Не пугайтесь! Вас как зовут?
– Михаил.
– Михаил...
– Михаил Федорович...
А я знаю это имя... Знаю!
– Девушку как зовут, Михаил Федорович, знаете?
– Вика. Это невеста моего сына!
Вика...
– Не волнуйтесь, Михаил Федорович, сейчас глаза откроет ваша Вика. Ну вот!
Тьма отступила резко, и нахлынул свет, слезы брызнули из глаз, потому что вместе со светом пришла боль. Силуэты все же стали обретать очертания, свет тускнел, обратился захудалой лампочкой в общем коридоре первого этажа знакомого подъезда и фонариком в руках женщины. А вот боль не унималась
– Кто-то сильно вас по голове ударил, кожа повреждена. Кровит, но все не критично. Вика, слышите меня?
– Да...
– Очень хорошо. Вы этого мужчину узнаете? – женщина в синей куртке указала на отца Егора, который стоял рядом со мной на коленях.
– Боже, – моя ладонь закрыла глаза. – Как больно, – рука потянулась к затылку.
– Не надо так делать, – аккуратно перехватила мою руку врач. – Сейчас я вас чуть подклею, и поедем в больницу. Так мужчину помните?
– Да... Конечно. Михаил Федорович, папа... Егора Зиновьева.
– Отлично, что помните последнее?
Я крепко зажмурилась, чем вызвала новый спазм боли.
– Дверь... была открыта, в квартире кто-то был.
– Да, этот кто-то вам и нанес травму. Тошнит?
Я постаралась пробиться сквозь ощущения
– Вроде нет.
– Сейчас мы с вами встанем, и затошнит, – обрадовала женщина, – не пугайтесь – это нормально, – она размотала толстый шарф и передала его Михаилу
Федоровичу. – Хорошо, что вы одеты были плотно, одежда смягчила удар, особенно когда вы упали, – задумчиво произнесла врач скорой. – Михаил Федорович, дайте мне свой номер телефона. Нужно Вику в больницу отвезти, поедем в Третью Советскую, – опережая вопросы мужчины, проговорила врач. – Там девушку осмотрят. Я вам наберу, как довезем и сдадим. Телефон и документы с собой есть, Вика?
– Да...
– Умница, так теперь осторожно встаем.
Она оказалась права. Как только я встала, мир пустился в дикий пляс.
– Боже...
– Все хорошо. Сейчас дойдем до скорой я тебя поудобнее усажу и отдохнешь.
– Михаила Федоровича ... нельзя оставлять, вдруг его... ему.
– Егор уже мчится, Вика, – замахал руками пожилой мужчина – Езжай! Мы разберемся со всем.
Я не стала сопротивляться и возражать, тем более что из квартир показались и давешняя бабулька и муж Яси, который, похоже, спал после смены. По крайней мере, Михаил Федорович не один.
Муж Яси помог довести меня до машины скорой, где я опустилась в кресло, сжала кулаки, потому что тошнота опять напала вместе с головокружением.
***
Егор метался по разоренной квартире, точно загнанный зверь. Сердце Михаила Федоровича сжималось от боли, глядя на сына, тот был бледен, взгляд затравленный. Мужчине всегда легче принять удар самому, чем беспокоиться за того, кто для него очень важен, а сидеть и ждать – это худшее наказание. Особенно тут, где все Егору напоминало о хорошем, они же с Викой наверняка часто пили чай и болтали о своих молодых делах на этой маленькой кухне.
– Какого черта они так долго? И ее телефон сел, похоже. Я поеду.
– Погоди. Врач сказала, что в приемный покой не пускают из-за карантина. Ей сейчас анализы сдать, сделать снимки, это не быстро, сынок, – пытался успокоить сына Михаил Федорович, хотя у самого сердце больно сжималось в груди. Он должен был пойти с девушкой. – Врач – хорошая женщина, я уверен, она позвонит. Там же ведь еще очереди. А если, не дай боже, реанимация!
– Реанимация… – сын побелел еще больше.
Михаил Федорович обругал себя старым дурнем и уже готов был сам звонить куда угодно, лишь бы Егора успокоить, как вдруг в его кармане затренькал телефон. Егор рванулся и, почти вырвав трубку из рук отца, прижал ее к уху.
– Да!
Повисла тишина, сын внимательно слушал то, что говорил ему неизвестный голос. А Михаил Федорович все силился услышать, что Егору вещает собеседник, да только слух был уже не тот.
– А когда? Завтра? Почему завтра? Да, я понял. Хорошо. А что из вещей? – было очевидно, что сын крайне недоволен услышанным, но в спор вступать не стал. А когда собеседник отключился, медленно положил отцовский телефон на стол.
– Положили в отделение, – Егор потер лицо руками, – сказали, что она вроде хорошо себя чувствует, рану обработают, снимки сделают, если все нормально будет, то завтра – послезавтра отпустят, – сын глубоко вздохнул, но потом взгляд его упал на лежавший на кухонном столе Викин шарф, испачканный кровью. – Твою мать! – кружка с какой-то забавной надписью разлетелась на крохотные осколки, встретившись со стеной, на общем фоне хаоса эта потеря была незаметной.
Квартиру, которую сын и Вика снимали вдвоем, некто перевернул вверх дном. Вещи валялись на полу, на диванчиках, пожилой мужчина заметил, что собственные Егора не сильно заботили, он поднимал их, бросал в кучу, а вот Викины он собирал осторожно, бережно складывал на диван в ее комнате. Домушник успел «навести порядок» и в шкафу с книгами, и комоде с одеждой, порыться в компьютерном столе, а там у девушки лежали провода разные, винтики, отвертки. Ценные вещи, кольцо и сережки Викины так и остались в коробочке на шкафу. Казалось, что некто искал больше в комнате, где были вещи сына, нежели у девушки.
Украли ноутбук Егора. Стационарный компьютер Вики был спасен, похоже, только ее приходом, потому что системный блок валялся у входа, корпус был хороший, с отличным шумоподавлением, но тяжелый, его видимо, нести было крайне неудобно, да еще мимо хозяйки.
Сначала несанкционированные обыски прошли у дочери Семена Семеновича, потом у самого Зиновьева-старшего, и вот теперь здесь. Но главное Егор показал отцу записку, которую некто оставил на подоконнике в комнате сына:
"Верни все"
Ее Егор не стал показывать приехавшей полиции, и вообще со стражами порядка был довольно холоден. Им поступило сообщение, что пострадала девушка, так что отрабатывать полиции придётся, но не более того. Да и не верил никто из сидящих сейчас на кухне мужчин, что полиция кого-то найдет.
– Тот, кто побывал в наших домах, искал совсем не золото, или копейки на черный день, он искал очень большие деньги.
– О чем ты, сынок? – похолодел Михаил Федорович. – Неужто Артем...
– Да! – Егор дернул себя за волосы на макушке, чтобы хоть немного собраться и не расклеиться. – Придурок!
– Егор! – попытался осадить мужчину отец.
– Что Егор? Он угробил себя, тебя до ручки почти довел и чуть мою девушку на тот свет не отправил! – сын пытался взять себя в руки, но получалось плохо. – Я думал, что пронесло, ведь столько времени никто не появлялся. Я почти поверил, что Артему не удалось. Но нет!
– И что же делать теперь? – старший Зиновьев никак не мог поверить в происходящее. – Еще долги... Сколько он еще должен был? Квартира...
– Какая квартира, пап! – простонал Егор. – Тут надо почку продать и душу закладывать!
– Душу... – как эхо повторил Михаил Федорович.
– Двадцать миллионов, и это только то, о чем я знаю хоть приблизительно.
Пожилой мужчина прижал руку к груди, там, где билось сердце.
– Двадцать...
– Я не знаю, что делать! У меня нет ничего, никакой информации, никакой зацепки... Пустота. Одна чертова пустота! Я не могу пойти в полицию, потому что мне не с чем туда идти. А самое главное, я не знаю, во что это выльется! Эта женщина поставила на уши всю полицию! Может ее интересовал совсем не Артём, а то, куда он дел деньги! Ее муж с высоким постом в Москве. Для них не проблема избавиться от человека! – молодой мужчина опустился на стул и уткнулся лицом в ладони. – Я этого, пап, тебе бы не сказал, но я боюсь! Я бл… боюсь за тебя, за Вику, за дядю с Танькой! Я его ненавижу! Ненавижу!
Они сидели так долго, пока в стекло не заколотил самый настоящий снежный буран, каштан под окном трепетал и раскачивался, как страшное чудище из старых советских мультиков, кажется еще немного, и он войдет в дом, и всему наступит конец.
– Так, – Егор выпрямился. Лицо его было холодным и злым.
Михаил Федорович посмотрел на сына и, пожалуй, только сейчас осознал, как симпатичен внешне Егор, и таким же был Артем. Помнится, Аленька порой руками всплеснет, головой покачает и скажет: «Ой, девки бедные! Кто на наших, Миша, управу найдет? Как бы бобылями им не остаться. А то зазнаются, семья не нужна будет» А он все не понимал, он в них пацанов видел. А сейчас… Лицо Егора от переживаний заострилось, мягкость ушла, осталась лишь какая отчаянная красота. Михаил Федорович любил рыбалку, но порой ходил на охоту с друзьями, стрелять зверя не любил, но помнил однажды, как на волка охотники наткнулись, красивый, серо-серебристый. Аж светится в лучах фонарей. Ранили, а у того глаза лютые, шерсть на загривке стоит, бок в крови, а клыки щерит, рычит, до последнего не сдался, только пуля победила.
– Позвони дяде Семену, поживете у него, – Михаил Федорович приподнялся, дабы возразить, но сел обратно. – Пап, не надо, не спорь. Я должен быть уверен, что и ты и Вика будете в порядке.
– Ты думаешь, мне жизнь нужна, если и с тобой что-то случится? – в отчаянии воскликнул отец. Егор вдруг на мгновение скинул маску и с нежностью посмотрел на Михаила Федоровича.
– Пап, поверь мне, все будет хорошо, у меня на жизнь еще слишком много планов.
***
Солнце мягко коснулось неяркими зимними лучиками щек и даже совсем чуть согрело их. Я же с каким-то странным спокойствием пыталась, не открывая глаз, понять, где нахожусь. Рука запуталась в одеяле. Ткань шершавая. Тени и свет по-другому расположены, звуки…
– Просыпаемся, хорошая моя, просыпаемся. Осмотр.
– А! – в кровати я подскочила чересчур резво, отчего меня и повело. Мир закрутился, как карусель в парке развлечений, только в отличие от карусели, где каждый круг платный, тут аттракцион денег не просил, но и никак не хотел останавливаться.
– Ох и ретивая пошла молодежь, – усмехнулся мужской голос. – Давайте пока начнём с чего-то попроще. Открываем глаза...
Я, жмурясь и щурясь, кое-как смогла хоть чуть-чуть разомкнуть веки.
Так...
Передо мной симпатичный мужчина улыбчивый, лет тридцати пяти – сорока в белом халате. Хотя по стилю общения – профессор лет под семьдесят.
– Сейчас будет не очень приятно, но чуть потерпим.
В руке незнакомца появился крохотный фонарик, и доктор занялся изучением моих глаз.
– Так, хорошо, очень хорошо. Зрачки симметричны.
Только тут я заметила, что рядом с моей кроватью переминаются пять явно будущих медиков. Стажеры... или как их там.
– Теперь посмотрим на рефлексы.
Я терпеливо ждала вердикта, пока доктор постукивал, теребил мои конечности и, казалось, всячески издевался, если бы прикосновения его не были легче перышка, что забавно, ибо он отличался массивностью и не брезговал ходить в качалку, наверное, раз пять в неделю.
– Что же, не вижу ничего плохо, отрицательной динамики нет. Голова покружится пару дней, а вот рана будет заживать чуть подольше, так что обезболивающие понадобятся, но не злоупотреблять. Спать, гулять, хорошо питаться. Витамины, особенно группы В. А через недельку можно и на работу выходить.
Когда экзекуция была завершена, я уже более-менее пришла в себя и включилась в реальность. Вчера после анализов и прочего меня накачали какими-то лекарствами, перевязали рану, и отправили в палату, где я уснула, едва коснувшись подушки.
Изучение местного санузла застопорилось на висевшем там зеркале.
– Выгляжу я сейчас просто огонь. Вот Анька бы себе такого не позволила, – прошипела я своему лицу в отражении, которое даже после умывания, выглядело как вареный пельмень.
– Господи! Михаил Федорович!
Я точно помню, что оставила его, когда он направился в аптеку.
Так, Вика, дыши! Дыши! С ним все хорошо! Если с отцом что-то случилось, меня
Егор прикопал бы уже под кустиком!
Телефон лежал на тумбочке рядом с кроватью. Оставалось молиться, чтобы он включился, а то моя батарея оставляла желать лучшего. Пока погружалась операционка, я осмотрелась. В палате на четверых нас было двое, женщина в дальнем углу спала, судя по мерному похрапыванию, даже мое мельтешение и толпа докторов ее не разбудили, что странно. Хотя, судя по времени, этот осмотр был эксклюзивно для меня.
Прошло, наверное, секунд пять с момента, как телефон включился, когда раздался звонок. Егор.
– Да...
– Малыш, – взволнованный голос любимого. – Как ты? Что врачи говорят? Поставили диагноз? Когда тебя забрать можно будет? Тебе надо что?
– Я, будучи здоровой, столько вопросов за раз не осилю, – хрипло рассмеялась я. – Все нормально! Доктор осмотрел, поставил сотрясение мозга и рваную рану небольшую.
– Нормально... – выругался Егор на другом конце. – Что-то сказали по поводу выписки или хотя бы посещений?
– Врач сказал, что если ничего не изменится, то завтра-послезавтра отпустят. С твоим папой все хорошо? Я с трудом помню, что было возле квартиры, – по чести так вообще не помню.
– С отцом все хорошо, переживает. Он нашел тебя в коридоре, когда из аптеки вернулся. Он и скорую вызвал.
– Блин, ему только этих волнений и не хватало, – грустно выдала я. – Надо извиниться…
– Тебя все-таки сильно приложили, завтра рано выписывать, – съязвил Егор, – отец живой и здоровый, а тебе полголовы чуть не снесли.
До этого самого момента состояние моего сознания можно было описать, как глухое лесное озеро – стоячая вода, ничего не трогало, ничего не болело, но в тот самый миг, когда Егор сказал про нападение, на самом дне водоема вдруг открылась заслонка, и вода начала вращаться вместе с мыслями все быстрее и быстрее, обращаясь на выходе страхом.
– Что с квартирой?
– Разгром, как и у отца. Ноутбук ушел.
– Это ведь уже не совпадение, я же права?! Сначала Семен Семенович, потом Михаил Федорович, теперь мы.
– Не забивай себе этим голову, тебе надо выздоравливать, – отмахнулся Егор. – Что надо привести?
Я, почувствовав приближающийся приступ головокружения, опустилась на кровать и откинулась на подушку. Самое главное не спалиться перед мамой. А то она вчера пожурила, что я редко звоню. Не дай боже узнает, что я в больнице. Но мне нужны вещи... А значит, придется просить своего молодого человека собирать по квартире мои труселя... А если там разгром, он и так все видел. Даже те, с кошачьими лапками… А если видел... Стыдно-то как!
– Мне нужна щетка зубная, расческа, крем тональный, он на полочке в ванной, и ... и кофта, и зарядка для телефона. Я сейчас узнаю расписание и все скину. Знаешь, я, может, маме позвоню, она соберет то, что мне надо?!
– Я сам могу все собрать, Вик, – глухо поведал мне Егор, – у меня есть руки, и я все равно к тебе приеду, зачем мать пугать?
– Ты прав.
– Жду сообщения.
Те с кошачьими лапками я даже сама себе не показывала… Анькин подарок, блин!
Он приехал через час с пакетом, даже двумя, в одном были вкусняшки, а во втором одежда и даже нижнее белье. Егор сначала крайне внимательно (даже покруче, чем утренний доктор) осмотрел меня с ног до головы, будто я скульптура в музее, даже спиной повернул, а потом крепко обнял.
– Жуть, – последовал вердикт. – Бледная, как смерть, круги под глазами. И наверняка ничего не ела.
– Я выпила чай с… булочкой. Ладно без… Есть боюсь, как бы тошнить не начало.
Егор тяжело вздохнул, и я прижалась к нему сильнее, в его объятиях было очень уютно и совсем не страшно.
– Ты помнишь что-нибудь?
– Только как я к дому подходила.
Мы вышли из палаты, Егор поддерживал меня за талию, крепко прижав к себе, хотя падать в обморок я пока не собиралась.
– Кто-то что – то ищет...
– Не что-то, – горько усмехнулся мужчина, – деньги, либо их следы. Я одного не понимаю, почему они так долго ждали?
– Почему ты решил, что они…?
– У меня в комнате была записка "Верни все". А что я могу вернуть еще? – Егор крепче прижал меня к себе, остановился у окна и посмотрел вдаль.
Он осунулся, от него пахло злостью.
Я знаю, что должна была что-то сказать, но соображала еще недостаточно хорошо.
– Секунду, телефон, – Егор полез в карман, взглянув на экран, он замер, рука соскользнула с моей талии. – Слушаю...
– Здравствуй, Егор, как же давно мы с тобой не виделись.
Молодой мужчина стоял так близко ко мне, что я слышала даже то, как выдохнул собеседник имя Егора... Выдохнула.
– Нина Павловна, – Егор на мгновение прикрыл глаза.
– Надеюсь, ты – разумный мальчик, и приедешь сегодня к восьми часам ко мне, адрес я тебе пришлю. Нас с тобой ждет крайне серьезный разговор.
Я покачнулась, Егор едва успел подхватить меня и прижать к себе.
– Я приеду.
– Нет! – я мотала головой так, что все кружилось, рану саднило, сердце колотилось, как бешеное. – Нет!
Егор засунул телефон в карман и обнял меня.
– Вика, послушай. Это надо сделать! У нее наверняка есть ответы, которых нам не получить.
– И ты полезешь в логово льва! – меня трясло.
– Я не могу иначе. Не могу. Могут пострадать те, кто мне дорог, если я не донесу до нее, что у меня нет денег, что я их не брал и в глаза не видел. Вик, – он прижался на мгновение к моим губам. – Поверь, так надо. Все будет хорошо…
– Чушь! Я не отпущу тебя! – слезы полного бессилия и злости потекли по щекам. – Нет!
– Надо, Вика…
Телефон тренькнул, принимая сообщение. Его телефон.
– Нет, – я вцепилась в рукав свитера Егора.
– Малыш, – осторожно пытался разжать мои пальцы Егор. – Ложись и отдыхай. Я позвоню, как освобожусь.
– Скажи мне хотя бы адрес. А и…
Из его сумки появилась коробка. Я взяла ее в руки, даже не глянув.
– Егор, пожалуйста, я тебя умоляю, не надо!
Меня поцеловали в лоб, крепко обняв.
Он довел меня до дверей палаты, и уже собрался уходить, но обернулся, в его глазах мне вдруг почудилось какое-то отчуждение, не узнавание, будто я – навязчивая поклонница, замучившая его звонками глубоко за полночь.
– Отдыхай.
– Егор! – но он уже скрылся в коридоре.
Голова кружилась, и я опустилась на кровать и сжалась в комочек.
Динь.
«Высотка на набережной, 35 этаж. Зарядка в пакете.»
Я непонимающе смотрела на сообщение, а через пару секунд уже на то, как мой телефон с нулевым зарядом погасил экран и заснул. И только сейчас я поняла, что левая рука до сих пор сжимает коробку, которую мне дал Егор. Слезы заструились по лицу. Айфон 7. Новый.
***
Водитель остановил авто у высотки, где у Нины Павловны была квартира на одном из самых высоких этажей, чтобы любоваться видом на реку, закаты и восходы и быть поближе к аэропорту.
Сколько всего она передумала за последнее время, сколько прошла от непонимания, до злости и ненависти, от страсти до прощения, принятия всего того, что знала и не знала.
Виктор. Она была так зла на Артема, что простила ему все – вечное доминирование. Готова была на все, снова быть куклой. Но лишь одно смущало ее, как только он уезжал по делам, уходил в спортзал, просто покидал ее личное пространство, ощущение менялось, она будто пьяный моряк, который понимает, что скоро отплытие, но объятия шлюхи для него сейчас самая манящая из пучин. Она уже распробовала свободу и никак не могла отделаться от ощущений, которые та ей дарила.
Нина Павловна погрязла в жалости к себе, ее перестало интересовать чтобы то ни было из того, что приносило раньше радость. Она не думала о фонде, о воспитанниках, о том, как жить дальше в принципе.
Когда они вернулись из Канады, Лера (которую в этот раз не взяли) смотрела на хозяйку с горечью, и, как и сейчас не могла понять, что сделало из умной женщины некое подобие истерички, которую загнали в угол и засунули кляп в рот, она так хочет беситься и выть, а не получается.
Молодой мужчина появился в холле уже без верхней одежды и замер у входа в гостиную, ожидая приглашения.
– Проходи, малыш, – Нина Павловна так позволяла вести себя только с теми, кто либо сильно ее радовал, либо с теми, кто сильно огорчил.
– Простите...
– Садись, – она похлопала ладошкой по дивану рядом с собой. – Что ты как неродной? В нашей с тобой ситуации надо уже трахаться с порога.
Мужчина, как и Лера Александровны, напрягся, но в спор вступать не стал, однако предпочел держаться подальше от хозяйки дома, присев на диван напротив. Это заставило хозяйку лишь улыбнуться.
– Как поживают отец и твоя новая пассия?
В этот момент Лера Александровна действительно испугалась. Да, где-то там, на кухне сидел водитель и попивал чай, но он вряд ли сможет быть настолько быстрым, чтобы спасти Войцеховскую от свернутой шеи, а именно это желание сейчас явственно читалось на лице гостя.
– Это ваших рук дело?
Интересно, о чем это он?
Нина Павловна хмыкнула, встала и направилась к бару.
– Виски? Водка? Ничего легче нет.
Егор не двигался, почти не мигая, смотрел на женщину. Она же, окинув его задумчивым взглядом, усмехнулась:
– Твой братик тоже не пил. Берег голос, – она плеснула себе немного виски в пузатый стеклянный стакан, вернулась к дивану, но уселась рядом с
Егором, провоцируя его, заставляя Леру Александровну нервно сжимать руки в кулаки.
Ее тонкие пальцы коснулись его щеки, нежно скользнув до губ, мужчина дернул головой, уходя от прикосновения. Однако Войцеховская не обиделась, лишь улыбнулась.
– Я слышала, что близнецы мыслят похоже. Думала, если Артем любил меня, то и ты будешь, – ее рука скользнула по груди мужчины, тому от этого прикосновения было не уйти, только если встать. – И я сама себя решила обмануть. Мне так хотелось быть обманутой. Только бы перестало болеть в груди. Я хотела, чтобы ты стал им… Чтобы ты им был. Но я рада, что мне открыли глаза и на него и на тебя!
– О чем вы? – глаза Зиновьева сощурились.
– Не надо делать удивленное лицо, – протянула хозяйка. – Ты же не считаешь меня дурочкой. Хотя, вы оба считали… Я, правда, одного не понимаю, зачем он вышел с балкона, когда все уже было сделано? – женщина горько усмехнулась. – Пока я все не узнала, я ведь искренне верила в его чувства. Но он подменил любовь ложью. Он встречался за моей спиной с другой. Он любил ее настолько, что с балкона вышел. А меня использовал! Но ты и так прекрасно знаешь, что он делал, и что он обокрал меня. Нет! Не только как женщину. Но и как того, кто хотел для него лучшего! Кто вкладывал в него все: силы, время и деньги! Он вытер об меня ноги во всех смыслах. И даже не он, а вы, вы оба!
Егор непонимающе смотрел на Войцеховскую. И Лере Александровне, несмотря на то, что она знала, что произошло, это удивление казалось вполне искренним
– Он, наверное, очень страдал! Еще бы, с его девочкой такое случилось! Правда, Егор? Ему было больно? Я так хочу услышать, что было! – она глубоко вздохнула. – Я была бы счастлива это узнать. И я верю, ад есть, и он там тоже страдает в вечном огне предательства. Предатели ведь на последнем круге, правда, Егор? Но мне этого мало! Я хочу, чтобы всем, кто ему был дорог, было больно. Например, тебе, малыш! Что мы сами для себя, правда, малыш? Страшнее, когда страдают те, кого мы любим?
Егор рванулся, перехватив руку хозяйки, бокал вылетел из рук и разбился, встретившись мраморными плитами пола. Лера Александровна, почти срываясь на бег, помчалась к Нине Павловне, но двое на диване обратили на нее внимания меньше, чем на пролетавшую мимо пылинку, поднятую сквозняком.
«Надо позвать Сережу! Это опасно, то, что она затеяла, опасно!» – билось набатом в голове помощницы.
– Не трогайте мою семью! Вы же не убийца? – прошипел Зиновьев.
– Почему ты так решил? У меня много талантов и много поклонников, – хищно улыбнулась хозяйка. – Ты был в их числе совсем недавно. Или ты думаешь, что я не видела, как ты на меня смотрел. Ради чего ты приезжал ко мне. Хотя, зная вас с братом, думал урвать еще что-нибудь? Так почему передумал? Что случилось, Егор? Ты решил, что вы и так хорошо поработали с братом. Легкие деньги от влюбленной дуры. Интересно, чем так тебя привлекла эта твоя нынешняя девка, что ты решил отказаться от моего внимания? От моих денег? Или она – просто попытка держать меня на расстоянии?
Егор побелел. Ладонь его, удерживающая руку хозяйки, вдруг разжалась. Войцеховская же, закинув обе ноги на диван, уселась напротив него на коленях, обхватила его лицо ладонями и прижалась к его губам своими. Женщина закрыла глаза, отдавшись своим понятным лишь ей ощущениям и чувствам, а он так и замер, не двигался, не дышал.
– Ты вкусный... Пряный… Как и твой брат. Я представляю себе его на твоем месте… – ее язык пробежался по его губам напоследок. Губы женщины приникли к шее мужчины, пальцы погрузились в волосы. – Ты хочешь меня, Артем? – поцелуй был долгим, а потом она отстранилась и вдруг расхохоталась. – Не пугайся, малыш, я шучу… Пока шучу. Но я всегда получаю то, что хочу. Давай усложним игру! На что ты пойдешь, чтобы не увидеть свою девчонку, хм... с пробитой головой, например? Что ты готов сделать?
– Все, что захотите, – это было сказано глухо, но отдаленно напоминало просыпающийся вулкан, когда в его глубоком жерле закипает лава, она еще бессильна, но скоро выплеснется наружу, и всему вокруг придет конец.
Войцеховская замерла. Она была удивлена и, кажется, не поверила:
– Все?
– Все.
– Тогда верни мне то, что украл Артем.
Но мужчина резко встал.
– Я верну все!
– Какие вы верные с Артемом, только не тем, кому надо, – Войцеховская улыбнулась, но улыбка у нее была какая-то странная, в ней было так много боли.
Лера поняла вдруг, что хозяйка, и правда, любила Артема, слишком сильно, чтобы отпустить.
– Сколько?
Хозяйка задумчиво приложила пальчик к губам.
– Знаешь, я добрая, я учту, что сама виновата в случившемся, надо учиться не доверять всякому сброду. Ну и налоги мне с этого не платить, так что вычту тринадцать процентов. Восемнадцать миллионов думаю, покроет ненадолго дырку в моем бюджете, который, благодаря твоему брату, теперь у меня сильно сократился.
Лера Александровна знала, что именно столько пришло бы дивидендов с акций, доверенность на которые была передана бывшему мужу Войцеховской за кругленькую сумму Артемом. Именно отсюда оплачивалось многое, в том числе и помещение, которое выкупил для Нины Войцеховский бывший муж. Но ведь такие поступления должны приходить раз в год. А теперь их не будет. Бывший муж же использовал это не только, как попытку проучить женщину за ее слабость к мальчишке, но и новый рычаг давления, чтобы она не покидала его кровати и его жизни, потому сейчас доходов у нее практически не было, а все, что давалось, отсыпалось милостливой рукой Виктора Александровича.
– Хотя ... – ее пальцы скользнули по ноге, задирая платье. – А может, ну их, эти деньги, и ну ее, эту девочку, а, Егор?! С ней все будет в порядке, клянусь тебе, я даже ей подкину денег, чтобы не обиделась, а ты будешь моим, моим мальчиком, моей игрушкой, бедствовать не будешь, обещаю. Я очень щедра к послушным малышам. И отец будет обеспечен.
Егор ушел молча, не прощаясь. Просто развернулся и исчез в коридоре, где через пару мгновений хлопнула дверь.
Помощница вдруг с грустью ощутила, глядя на то, как хозяйка, как ни в чем не бывало, уселась за ноутбук и принялась за дела фонда. Она менялась, и Лера уверена, что виной тому совсем не братья Зиновьевы, а Виктор Александрович Войцеховский, он так влияет на женщину, которая умела дарить надежду другим, а теперь научилась ее отнимать. Лере было страшно от того, что любимая ею столько лет Нина стала вдруг так походить на бывшего мужа. Когда-то, кажется в другой жизни, она старалась всячески этого избегать. А теперь, что может остановить обманутую женщину? А что если мальчик чист? Откуда у него деньги? И шагнет ли он сам в пропасть, загнанный в угол? И переживет ли это сердце красивой женщины за столом, она ведь совсем еще новичок в таких играх, и убивать не научилась?
***
Меня выписали из больницы в понедельник, рекомендовали покой и избегать стресса, в общем, все то, чего я не могла себе позволить. Меня бросало то в жар, то в холод, мне было безумно страшно. Сначала потому что Егор долго не отвечал на телефонные звонки и сообщения, а когда соизволил – тщательно избегал самой важной темы. Приехал за мной в больницу на выписку любимый вообще в образе Зои Космодемьянской – ни одного слова, даже лишнего вздоха. По дороге домой мне пришлось поболтать еще и со следователем, отдать ему выписку с описанием травмы и услышать, что вряд ли «мы» что-то найдем... Или кого-то.
О, я это понимала, как никто другой.
Но больше всего мне сейчас хотелось понять, что случилось в высотке на набережной. И то, что любимый на любой подобный вопрос отвечал, что нельзя волноваться, выводил меня из себя еще больше. И хоть объятий и поцелуев было вдосталь, но ощущение складывалось, что я – соседка по общаге. Это изводило. Закинув меня домой и строго настрого наказав Михаилу Федоровичу за мной следить (а точнее шпионить), чтобы я, не дай боже, не принялась за уборку, Егор укатил на работу. Вернулся он поздно вечером, в руках пакет с продуктами, а за спиной шлейфом мороз, накрывший город ледяным одеялом после легкой оттепели. Поцеловал. Нет, не вскользь, но так будто мысли его были от меня как Саргассово море от Эвереста.
– Если будешь хорошо себя чувствовать, съездим к Саше в субботу? Он попросил посмотреть его комп.
– Да, конечно.
Ужинали мы под тихий разговор отца и сына, я больше молчала, почти физически ощущая, как над Егором нависла жуткая темная тень. Он тоже знал, что она сверху, но старался делать вид, что все хорошо. Семен Семенович по рассказам отца Егора слег с простудой. Жена и дочь хлопотали рядом, но сил у него пока не прибавлялось. А значит, Михаил Федорович поедет к себе, и нечего Егору переживать. Егор на отца посмотрел, поджав губы, а потом написал кому-то в мессенджере. Через пару минут пришел ответ.
