Текст книги "Принцип злой любви (СИ)"

Автор книги: Алена Воронина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

– Да, спасибо. Удачи вам, – Маша подарила барабанщику нежный поцелуй в щеку.

Мы пересели на указанное место. Здесь было темнее, но от этого лучше было видно сцену.

До начала концерта было около получаса, Маша убежала в туалет прихорашиваться. Девушка хмурилась, потому что, похоже, написала вокалисту сообщение, а он на него не реагировал.

Мне же вспомнился тот момент, когда я увидела Артема первый раз, и сразу захотелось вылететь пулей из стен, которые давили и угнетали мою расшатавшуюся психику. Да, это не тот ресторан, но ощущение дежавю не отпускало.

Я, покачиваясь, прошла в туалетную комнату, где почти десять минут склонившись на раковиной, пыталась наладить дыхание и сердцебиение. Умывание ледяной водой совсем не помогало.

В итоге, собрав последние силы, я вышла и тут же споткнулась о ковер, устилавший широкий коридор.

Чьи-то руки бережно меня подхватили.

– Ты в порядке? – в голосе Егора звучало неподдельное беспокойство.

Он развернул меня к себе, не разжимая рук. Долго изучал мое бледное лицо.

– Ты опять ничего не ела?

– Ела. Немного.

Он помог мне добраться до наших мест, заказал сладкий кофе и салат. Официант, слава богу, заказ принял и принес все очень быстро.

– Тебе надо поесть.

– Не хочу.

– Я уйду, если ты не поешь.

Он мне угрожает?!

– Уходи, – это было сказано так буднично и спокойно.

– Вика! – глаза мужчины блестели от ярости. – Тебе так трудно сделать то, о чем я прошу?

Я тяжело вздохнула, но вилку взяла.

Салат, и правда, немного вернул ясность мысли, а кофе ему помог. К тому моменту, как я закончила перекусывать, публика заполнила зал. Маша присоединилась к нам, когда заиграла музыка. Она хмурилась и не отрывала взгляда от сцены.

Через минуту раздались аплодисменты, и на сцену вышли ребята из группы, расположились каждый на своем месте, к микрофону подошел Олег.

– Добрый вечер, мы очень рады, что наши самые преданные фанаты и самые строгие критики собрались здесь, каждый альбом для нас – это новый мир. Прошлый год выдался тяжелым, несмотря на то, что мы пошли на невиданный подъем, мы потеряли хорошего музыканта и прекрасного человека Артема Зиновьева. Тема, ты всегда с нами!

Публика одобрительно зааплодировала.

– Потому, этот альбом мы, в том числе, посвящаем нашему ушедшему так рано другу, в песнях осталась частичка его души, его умений, знаний и идей. Любим тебя, Темка! Ну, начнем, ребят, поддержите нас!

И заиграла та самая мелодия, которая никак не хотела выходить у меня из головы. И полился голос Богдана.

Он тоже умел, как и Артем, настраивать сердцебиение на свой лад, каждое слово, каждый звук.

Публика завозилась, как довольный зверь, послышались радостные крики. Богдан был во всем черном. Свет софитов четко очерчивал его профиль. Он умел петь. Я слышала, как эту песню пел Артём и при всем уважении к таланту брата Егора, Богдан вложил в эту песню больше души. С единственной лишь разницей. Я понимала, о чем писал песню Артем, а Богдан, он тоже понимал, но чуть сменил стиль.

Маша захлопала и даже встала, полная обожания и восторга.

Егор рядом со мной тоже следил за выступлением, но он был не столь впечатлен. А может до него только-только стало доходить то, что я кричала тогда в коридоре квартирки.

Я не ошиблась, все десять песен принадлежали Артему и Насте, и все одна лучше другой. Переработанные вокалистом и группой, улучшенные настолько насколько в принципе возможно улучшить совершенство.

Когда отзвучала последняя песня, группа осталась на сцене и выслушала восторженные отзывы публики. А потом попросила перерыв и готова была спеть то, что будет приятно гостям.

В тот момент, когда спина Богдана скрылась за занавесом, Егор встал и направился к боковой двери, ведшей за кулисы.

Как ни странно, нас никто не остановил, во-первых, потому что возмущенная Маша, обогнав мужчину, пошла впереди, а во-вторых, официанты и охрана видели, как с ней разговаривал Олег, да и многие знали Артёма в лицо, и появление его точной копии сбивало людей с мысли, заставляло шарахаться в сторону.

– Вам туда нельзя, мы так не договаривались!

– Я хочу выразить свое восхищение... – Егор это почти прорычал, и далеко не нежно отодвинул девушку с дороги, распахнул дверь и исчез в темноте.

Я помчалась за ним, Маша пыхтела сзади.

Как Егор понял, в каком из помещений гримерка, я не знала. Но он точно знал, какую ручку резко дернуть вниз и куда сделать уверенный шаг.

Комната была достаточно большая, разместить пять музыкантов было не проблемой. Зеркала, стойки для одежды, кресла и удивленные замершие люди. Они ведь знали о том, что у Артёма был брат (после смерти музыканта, конечно), да и Егор рассказывал, что приходил и общался с членами группы, но сейчас они смотрели на него, как на призрака, а призрак буравил взглядом Богдана.

– Егор Зиновьев, каким судьбами? – Богдан развернулся, окинул нас взглядом. На красивые губы наползла понимающая усмешка. – Уж не с тобой ли у меня встреча?

– Пятница. Маркиза. Навигатор, – Егор шагнул к Богдану. Они оба были одного роста. Только Богдан, если и был напряжен, то виду не показывал, а вот Егор был весь, точно камень. – Мы поговорим при всех или наедине?

Приятное лицо вокалиста вдруг потемнело.

– Ребят, можно? Маш...

– Я не уйду, – сложила руки на груди моя родственница, и, если бы взглядом можно было убить, Маша давно уже отправила бы на тот свет и меня, и Егора. – Вы хотели послушать музыку...

– И они ее послушали, солнышко, – у вокалиста было время, чтобы оценить обстановку. – Садись. И молчи, дай поговорить взрослым, хорошо?

Мужчина поманил пальцем, и девушка послушно подошла к нему и села рядом. Музыканты, кидая странные взгляды на Богдана и Егора, удалились, тихо закрыв дверь.

Повисла тишина, ее нарушила я.

– Это произведения Артема и Насти. Не ваши.

– Да, это их песни. Все до одной, – он не стал отпираться. Говорил открыто и прямо. – У нас с ним был уговор, как бы не выгорело дело, в котором я ему помогал, он отдает мне песни и музыку целиком без авторства.

– Как он добыл деньги? – Егор, не мигая, смотрел на мужчину перед ним.

Богдан молчал.

– Ты знал про Войцеховскую?

– Знал, – решил-таки ответить вокалист.

– И ты не боялся ее?

– Ее нет, – усмехнулся Богдан. – Ее бывшего мужа – да. Это ведь его, – губы мужчины скривились, – дело. Она, мне кажется, и не в курсе того, что проворачивает ее олигарх.

– А Ира? – подал голос Егор.

– По горло в это дерьме. Она искала лохов, в том числе и по моим наводкам, которым нужны были быстрые маленькие деньги, и которые мало что понимали в этом, считая, что ни за что ответственности не несут. Студенты, приезжие, мигранты, маргиналы, детдомовцы. Она их окучивала. И направляла до определённого момента. Некоторых вела до последнего.

– Но если Войцеховская не замешана, почему он не мог обратиться к ней за помощью и получить деньги на лечение Насти?

– Это большие деньги, Войцеховская не столько богата, чтобы раздавать такой объем, особенно после развода. Тем более на лечение шанс был весьма призрачный, Настя летала в мае в клинику в Испании на обследование, и там ей сказали, что новая трансплантация, скорее всего, не приведет к улучшению, а может, и наоборот.

– Почему?

– Я не врач, – пожал плечами Богдан. – Она жила с этим недугом с рождения. Может быть, организм сам уже сдавался, ведь ему приходилось работать на износ. Артем же был одержим. Он готов был на все. И мне кажется, Настя это чувствовала. Она смирилась и хотела жить без клиник, без постоянного контроля. Просто творить. Но он не отпускал. Он просто не умел этого делать.

– Вы с ней виделись? – я была удивлена.

– Да, она приезжала год назад где-то. Хорошая девочка. Очень талантливая. Жаль, что жизнь с ней так поступила.

Опять повисла тишина. Траурная. Богдан был искренен. Ему действительно было жаль и Артема, и девушку.

– Это ведь были вы! – сказала я, наконец, голос мой прозвучал тихо-тихо, но будто оползень набрал силу и врезался в тишину, расколов ее.

Богдан посмотрел на меня:

– Прости. Я не хотел ударить, оттолкнуть хотел, а ты развернулась. Неудачно вышло...

Егор сжал кулаки, и я почти слышала, как зубы его заскрежетали.

– Я тебя убью! – прошипел брат Артема.

– Давай, попробуй! – Богдан тоже завелся. – Эти песни принадлежат мне! Я слишком много отдал за них! Я тоже рисковал! – он приблизился к Егору почти вплотную.

Я же сделала шаг и самую тупую вещь на свете – протиснулась и встала между ними, рискуя получить от взбешенных мужчин.

– Убей лучше того, кто не спас твоего брата, – выплюнул Богдан.

Егор побледнел. Его рука вдруг схватила мою ладонь и крепко сжала. Я накрыла его руку своей.

– Кто... – любимый почти всхлипнул.

– Ирка.

Мы с Егором лишились дара речи.

– Как...

– Она ведь все это провернула. Ирка давно в это системе, именно она и давно еще нашла чувака, который торчал, как не в себя, он отпрыск какой-то шишки, которая от семейного позора отказалась. Но нарик был особенный, богема. Сам мазню писал периодически. Он хорошо вписывался во все мероприятия, умел себя подать. А потом он еще и от Ирки поплыл. Он бы для нее все сделал, разве что торчать бы не бросил. Его назначили директором, очень хорошим директором, его «мойка» держалась дольше всех, потому что через нее прокручивали уже почти чистый легал. Артем просил Ирку помочь, он был готов на что угодно. А это влюблённой в него с детства дурочке и надо было. Она, якобы по велению сверху, велела нарику подписать договор купли-продажи. У нее были все документы его фонда. Она его "курировала". По договору фонд чувака продал «чужое» помещение, в том плане, что оно должно было уйти на конечном этапе нужным людям, а ушло обычным покупателям, не замешанным ни в чем. И получил реальные деньги. Положил в ячейку. Я думаю, нарик даже не понял ничего, они так часто делали. Чем больше сделок проходят деньги, чем белее они становятся. Только вот незадача. В этот раз вышел облом. Ирка ключ от ячейки взяла, а Артем как раз зарегистрировал фонд на себя. Но он боялся, что не успеет, что хватятся. Он должен был тебе сказать, – ткнул Богдан пальцем в Егора. – Чтобы ты его подстраховал. Точнее Настю. Ему на себя было глубоко плевать. Он снял ячейку на твое имя в банке и туда все перетащил из нариковской. Там банк веселый, сотрудники не входят с тобой в хранилище, чуваки, которые отмывкой занимаются, часто такой трюк проворачивали. А потом... Он позвонил в клинику в Израиле, ждал реквизиты перевода, и подтверждение, а ему позвонили из больницы. Девчонка, в общем... Когда он узнал, что Настя умерла, он был на гране помешательства, он потерял близкого человека, подставил под удар нарика, долгов набрал. Ирка утешала его, она стояла рядом с ним на том чертовом балконе и говорила ему, что они все преодолеют, что уедут, у нее есть деньги, много денег, и все будет хорошо. А он ей сказал, что никогда в жизни ее не любил, и что теперь сам умереть хочет.

Богдан замолчал, но Егор, продолжавший сжимать мою ладонь, хотел знать все до конца:

– Дальше...

– Ему было очень плохо. А она… У нее крышняк поехал. Она рванула в комнату, там, в рамке стояла фотка его с Настей. Ирка вытащила ее, помотала перед носом Артёма и рвать начала, злорадно так улыбаясь. Молча. Аж сочилась ненавистью. Он рванулся к ней, хотел забрать то, что осталось, но поскользнулся. Дождик прошел, а там, на полу старая плитка… Скользко.

– Ты лжешь! – прохрипел Егор.

– Я это видел своими собственными глазами.

– Как?

– Я посоветовал Артёму снять эту квартиру, моя соседняя, наши балконы рядом. Это помогало, мы часто вместе работали над музыкой.

– Нигде в протоколах нет об этом сведений. Как и о фото.

– А откуда имя взяться? Я неофициально снимаю квартиру у того, кто не хочет, чтобы об этом знали. А фотка… Обрывки, наверное, среди листвы застряли или ветром унесло.

– Дальше...

– Он... Он поначалу уцепился руками за ограждение. Но было скользко. И она не помогла. Попятилась... А потом вообще через перила перемахнула. Я уж подумал, что все, трындец. Второй труп. А там последний этаж в доме надстроен был еще в советские времени, и вдоль стыка шел жестяной карниз, между балконами метра три, она просто по нему побежала, хотя сама должна была свалиться, но нет! Четыре шага, и она пришла ко мне. А он... Разжал руки.

Егор ссутулился, прижав меня к себе второй рукой так сильно, что даже вздохнуть было трудно. Я обняла его, почувствовала его горячее дыхание на своей макушке, уткнулась лбом в грудь. Я так боялась за его сердце...

– Дальше…

– Мне с ней не с руки было ругаться, она спала с Никлясовым, а это босс под Войцеховским, его правая рука. Она сидела у меня тихо, как мышка, мы оба сидели... Пока все не разъехались. А потом ушла. И сразу же улетела в Турцию, прямо в эту ночь.

Повисло молчание.

– Ты искал ноут Артёма?

– Я знал, что он его заложил. Но почти сразу готовился выкупить после гонорара, Темка все спустил на лекарства и больницу для девочки. До копейки. Я только не знал, в какую комиссионку он его сдал. А Ирка нашла и выкупила. Она родственница. И может продавцу дала. Ей хреново, конечно, пришлось. С такими серьёзными дядями не расплатиться мордашкой. Сами понимаете. Ирка могла раздвинуть ноги, но кто-то должен отработать чужие деньги. Она надеялась их как-то из Израиля вернуть, а нарик сгинул и, чувствую, за руку уже с твоим братом там поздоровался.

– А почему она не сдала Артёма? – спросила я. Значит, Ира и Богдан не в курсе, что деньги в ячейке так и остались.

– Я не знаю, любила, наверное, по-настоящему... Они встречались ведь, но совсем недолго. А потом Артем встретил Войцеховскую…

– Но если Ира знала о Войцеховской. Почему она помогала Артему? Неужели не ревновала? – удивилась я.

– Я не баба, не могу представить, что у вас в голове, – скривился Богдан. – Вы такую муть иногда творите, сами себе ее придумываете и сами в нее верите. Сами себе радужные замки рисуете. Она считала, что для Артема это просто выкачивание денег из богатой бабенки, за которой саму же Иру поставили наблюдать. Она не считала ее соперницей. Она даже собирала компромат на семейство Войцеховских, чтобы иметь пути отхода. Только компромат пропал.

Ира настолько верила Артему, что отдала ему все, что нарыла за годы работы в «прачечной». У себя видимо боялась хранить. Богдан этого не знал. Иначе, возможно, Егор не отделался бы трещиной в руке.

– Я жду! – повисшую тишину Богдан посчитал полной нашей капитуляцией. – Он обещал отдать музыку мне!

– Он и отдал, – холодно проговорил Егор, подняв голову, и посмотрел на мужчину в упор. – Десять песен твои. И скажи за них спасибо. Все остальное у Войцеховской.

Я удивленно замерла. В смысле все остальное?

Вокалист же "Вечных сумерек" не был к такому готов, его рассказ стоил гораздо дороже. Он стоил славы. Обожания толпы. Пути наверх. Перед ним стоял Егор, но мне почему-то показалось, что вокалист увидел в нем Артема, свою надежду на прекрасное будущее, которое от него ускользнуло еще и потому, что Артем разжал руки. Богдан Смехов рванулся к Егору. Не знаю как, но любимый был быстрее. Он ушел из-под удара, уведя меня с траектории движения мужчины, его же ответный пришелся прямо в скулу Богдана, тот отлетел, врезавшись спиной в стену, и, кажется, потерял сознание.

***

Кладбище в это время года пустынно и едва проходимо. Тут все замирает до весны кроме центральных аллей, и если бы они тоже засыпали хотя бы до весны… Но нет. Свежие могилы тоже попадались.

Егор сидел на скамейке возле небольшого гранитного памятника в окружении голых кустов сирени и березы. Артема подхоронили к матери и деду с бабушкой по ее линии. Его могила, была завалена цветами, я и забыла, кем он был. Он уже стал для меня будто часть семьи, часть Егора, любивший, страдающий и несчастный, и тоже любимый, как брат. А для кого-то он был красивым и талантливым…

– Прости, Темка…

Егор плакал, и мне было так больно.

Мне так хотелось, чтобы боль дала ему жить дальше, чтобы отпустила. Я подошла, присела на корточки рядом и, перехватив его ладонь, прижала к своим губам, пытаясь ее согреть. Сказать было нечего, теперь все встало на свои места, хотя все равно смириться с этим было сложно.

– То, что случилось, останется между нами, ты слышишь?! – он вытер слезы, проведя по лицу рукой. – Если дядя и отец узнают, это разрушит все. Всю их многолетнюю дружбу. А для отца дядя, как родной брат.

Такое решение было тяжело принять. Да, Артёма не вернуть, а жить дальше надо. Да, это наверняка, разрушит взаимоотношения между добрыми друзьями и близкими родственниками. Может подорвать здоровье отца.

– Ты, правда, отдал Войцеховской музыку?

– Да, ее было нелегко уговорить, но мы смогли договориться, что после оформления документов, я ей передам права на нее с небольшим процентом для моего отца и матери Насти. У нее их музыке будет лучше. Она зазвучит. Никто из нас не сможет так распорядиться ею, как она. И теперь до нее Богдану не добраться.

– Но если Артем обещал ему…

– Ты представляешь, сколько судеб загубил этот выродок? Он ведь тоже в схемах участвовал, ты же слышала! Он мог покалечить отца! Он мог убить тебя! Этого я ему никогда не прощу.

– То есть ты еще до клуба понял, кто написал?

– Да, я послушал песни брата и заметил, что Богдан присвоил себе авторство.

Я тяжело вздохнула.

– А что ты будешь делать с деньгами?

Этот вопрос спустя, мне кажется, миллиард часов заставил Егора выпрямиться.

– А что с ними?

– Артем не взял ни одной лишней копейки. Он хотел, чтобы эти деньги пошли на благое дело, хотя понимал, что отдает за это очень дорогую цену. Я думаю, что они должны послужить тому, ради чего Артем так много отдал. Это будет его вклад в чье-то будущее, в чью-то жизнь. Чтобы он хоть не зря…

– То есть, вместо того, чтобы помочь моей семье, я должен отдать это не пойми кому?

– У твоей семьи все здоровы, им есть, что есть и где жить. И на этих деньгах крови больше, чем на любой взятке. Ты сказал, что твой брат не вор, ну так и ты им не становись.

– Знаешь, Вик, я сейчас не готов решать их судьбу. Я понимаю одно, что если бы ты не соврала мне и отдала винчестер тогда, все могло бы сложиться по-иному. Ты не имела права вмешиваться в дела моей семьи. Не имела права решать за нас. За меня.

Он резко встал. А я сжалась. Мне стало страшно. Точно приближалась буря. И я никак не могла ее остановить. Но и отступать смысла нет. Мы так и стояли друг напротив друга, и, если он злился и наверняка меня ненавидел, то я любила еще больше.

Он ушел. А я сидела возле могилы Артема еще долго. Стемнело, зажглись далекие фонари, их жидковатый свет создавал ощущение того, что я захлебываюсь и мне не всплыть.

Я пошла пешком. До дома было недалеко. Но я и не хотела идти домой. Не хотела встречаться с Егором, потому что его отчужденность не давала мне возможности нормально дышать.

Мимо проносились машины, падали снежинки, мне кажется, уже на излете зима решила показать всем, каково это по-настоящему много снега. Я дошла до набережной и пошла вдоль замершей реки, которая вскоре всей своей массой отряхнется от льда и пляжи покроются таракашками купальщиками, детьми в ярких панамках и так будет постоянно из года в год.

А сейчас…

Сейчас в выходной на набережной никого. Только ветер и снег. Я глубоко вдыхала одиночество. Забытый и теперь горьковатый вкус.

Дома никого не оказалось.

Только ноут и свитер.

И тишина.

***

Стол был красиво накрыт, огоньки свечей подрагивали и бросали причудливые тени на белоснежную посуду, тонкий хрусталь и позолоту.

Нина была на удивление спокойна, для человека, который настолько запутался во лжи других, и настолько используем ими, что Лера Александровна была почти готова устроить какую-нибудь неприятность, чтобы эта встреча не состоялась.

Но едва входная дверь их когда-то Московской квартиры хлопнула, и послышались знакомые шаги, как и ее собственные страхи испарились. Мир сузился до крохотной светлой точки и бесконечному черному туннелю к ней, как к единственной надежде на конец всей истории.

Виктор вошел в гостиную, бросил пальто на диван и подошел к бывшей супруге. Ее рука утонула в его протянутой ей ладони, и она через секунду уже запрокинула голову, отдаваясь страсти его поцелуя.

– Нельзя надолго уезжать, я с ума схожу, пока не в тебе.

Виктор выдохнул признание, сжав Нину в объятиях так, что она почти надломилась. Ее руки метались по его спине, резко прочерчивая ногтями полосы на ткани.

– Я надеюсь – это капитуляция.

Она не отвечала, закрыла глаза и будто выпала из реальности, отдавшись ему, ее руки скользили по плечам и спине, заставляя мужчину еще больше распаляться.

– Пойдем наверх, – он окинул взглядом сервированный стол, – поедим позже, сейчас другого вкуса, кроме твоего, я не почувствую.

Она кивнула. Как послушная куколка, доверчиво шла за ним в спальню.

Не было их долго, часа два не меньше.

Если бы ощущения хозяйки были связаны в сексе исключительно с физиологической составляющей без вмешательства чувств и желаний, то Виктор был бы сейчас идеальным партнером. Уж что-что, а дело свое мужское он знал.

Они вернулись к столу, когда было уже за полночь. Блюда давно остыли, но Виктора это мало смущало. Он положил себе на тарелку кусок мяса и орудовал вилкой и ножом, виртуозно разрезая толстый стейк на тонкие полосы.

Одетая лишь в легкий пеньюар Нина сидела рядом с ним и с бокалом вина. Волосы ее спадали золотом по спине, тонкие пальцы то водили по ножке бокала, то начинали крутить ее меж пальцев.

Пожалуй, именно сейчас Лера поняла, что многих привлекало в ней. Гармония, податливость, покорность, нежность. Ее хотелось прятать за спиной, защищать, холить. И Виктор оказался не исключением. Она тоже манипулятор. Просто природный.

– Ты спросил, капитуляция ли это? – нежно проговорила она, перехватив его руку и целуя запястье, заставляя Войцеховского едва сдерживать стон.

– Я думал, ты мне уже ответила.

– Да, я ответила, – она посмотрела на него прямо. – Но мы с тобой уже проходили это. И если уж капитулировать, то на выгодных условиях.

– И что же хочет моя девочка?

– Девочка хочет знать все. Чтобы не сомневаться, не оглядываться. Ей богу, я заслужила твою честность.

Он промолчал, налил себе полный бокал вина и осушил его за несколько глотков, не отрываясь.

– Есть вещи, которые опасны для маленьких девочек.

– Возможно, но я выросла и должна понимать, почему... ты позволил мне уйти, а теперь ... теперь ты везде, – она вложила его палец в свой рот.

Вы видели, как выглядит довольный хищник. Лера сейчас видела перед собой сытого волка, которому удалось не только поесть в лютую зиму, но и найти теплую безопасную нору.

– Зачем тебе это, маленькая моя?

– Я хочу понимать, что происходит вокруг меня. Я хочу, чтобы ты был со мной честен. Потому что ложь ... Я не осилила.

Он отложил вилку и вновь пригубил вина, наполнив бокал почти до краев.

– Я хочу понять, когда все это началось.

Он усмехнулся и поцеловал ее, долго смакуя женщину, также как вино.

– Не зря мать твоя была следаком, гены чувствуются. Сладкая моя, я могу много тебе поведать. Но поверь, если я скажу, ты уже не уйдешь от меня. Ты готова?

– Как никогда.

Он окинул ее долгим взглядом.

– Что же, может это и хорошо. Но ты должна понимать, что ты ничем не рискуешь. Никогда бы я не подставил тебя.

– В каком смысле?

Он на мгновение прижался к ее губам, встал и подошел к большому окну, за толстым стеклом как на ладони лежала огромная сияющая Москва.

– Мой бизнес долгое время не приносил той прибыли, что мне бы хотелось. Не приносил связей, ничего из того, что мы с тобой сейчас имеем и заслуживаем. Долго, очень долго я думал, что ты – мое единственное достойное приобретение в жизни, да оно до сих пор лучшее, – он улыбнулся. – Мелкие предприятия, крохотные рейдерские захваты с попыткой выбраться на уровень повыше, где крутятся совершенно другие деньги, но ничего не получалось. Лет десять назад я уперся в невидимую стену. Дальше меня никто не пускал. В какой-то момент судьба, – он усмехнулся, – дала мне шанс. Не такой, маленькая моя, какой мне бы хотелось, поверь. Его привел один из ... А собственно неважно кто. Я мог не соглашаться, но я сказал "да". У него была взятка, хорошая такая взятка по тем временам. Сто тысяч долларов. На эти деньги можно было купить очень хорошую квартирку в Москве, для простого чиновника это был заработок ну лет так за десять. Он сказал, помоги, и мы не забудем. И они не забыли. Все прошло как по маслу. Но эта была услуга за услугу. А тут опять звонок, и он уже был скорее приказом, нежели предложением. Меня уже не спрашивали, мне просто говорили, вот эти деньги надо переварить в недвижимость, машины, драгоценности, предметы искусства, объекты за границей. Я у них стал зачищателем, сам для себя поразившись сложившейся ситуации.

– И много? – Нина опустилась на диван, не выпуская из рук бокал с вином.

– Очень много, малышка. Но теперь это была не просто услуга, там была и оплата, и это было рукопожатием с тем, с кем мне даже рядом раньше стоять не приходилось. Они доверяли мне свои наворованные миллионы. А это доверие стоило дорого. Оно стоило, например, пакета акций, которые после развода отошли тебе. Они стоили процентов и весьма не маленьких, недвижимости. Раньше процент устанавливали они, позже я стал сам его устанавливать. И они платили, потому что платить с того, что тебе не принадлежит и никогда б не принадлежало, если бы не коррупция и криминал, дешевле, чем не иметь ничего. Это стоило им дорого.

– А насколько дорого стоит жизни человека?

– Ах-ха, сокровище мое, люди с их жизнями меньшая проблема для тех, кто имеет такие деньги. Всякое было. Я тебе больше того скажу, моя жизнь ничего не стоит, чего уж говорить о простых смертных.

Повисло молчание.

– А мой фонд...

– Нет, твой фонд всегда был чист, это было мое условие, потому что это твое детище, такое же невинное, как и ты.

– Зачем тебе нужно было продавать м… наши акции?

Войцеховский обернулся и посмотрел на супругу как-то до щемящего нежно.

– В корпорации шел передел власти. Тот, кто попросил меня об этой услуге, заплатил много больше, чем стоил тогда пакет. Но ему он давал право стать мажоритарным акционером.

– Значит, ты оказываешь услуги всем, кто не чист на руку, – Нина все еще держала в руках полный бокал вина.

– Скажем так, это мой супер прибыльный бизнес. Но иногда я был хорошим и помогал деятелям искусства.

– А ты не хочешь перестать это делать?

Он подошел к ней опустился на колени, его руки обхватили ее бедра, подвинули к нему, заставив ноги женщины раздвинуться, обхватив его талию.

– Милая, вопрос стоит по-другому, могу ли я? И я отвечу. Попытаюсь. А после этого попытаюсь выжить. Хотя бы потому, что есть ты.

***

Он спал, прижав ее к себе. А Нина не смыкала глаз, она смотрела на потолок и ждала, но ожидание было слишком долгим, а ее сердце слишком бешено билось. Она все решила. Все. Но как заставить сердце очерстветь, жизнь не подсказала.

Взгляд ее упал на окно, там должны быть еле видные на фоне мерцающего города красноватые точки.

– Витя…

– Ммм, – он лишь крепче сжал руки.

– Витя…

– Да, малышка…

– Это ловушка, ты же понимаешь. Ты чувствуешь это! Ты видел камеры!

Он сонно усмехнулся.

– Давно?

– Порядочно…

– Значит, и в гостиной…

– Нет, я оставил им их в качестве десерта.

Нина прижалась к мужу. Ей не было страшно. Сейчас, уже сделав шаг за черту, она хотела вернуть все назад.

– Они решают, как поступить, но ты не сказал ни одной фамилии, копать под фирмы будет тяжело. У тебя есть время исчезнуть.

– Если я исчезну, слишком велик шанс, что мы больше не встретимся, слишком велик шанс, что пострадаешь ты. Мы с тобой слишком зависим друг от друга.

– Нет, – она прижалась губами к его лбу, – ты не понимаешь. Так и должно быть. Весь наш брак – это не любовь, это зависимость.

Он заурчал, как кот, уткнувшись в ее шею.

– Поехали со мной, котенок, у нас будет домик на берегу океана, у тебя будет рояль, и больше никаких условностей, ревности, лжи.

– Я не могу... Я беременна, Витя! Это наш ребенок!

Он резко вскинул голову.

– Почти месяц уже. Я не хочу, чтобы он стал изгоем.

Он подмял ее под себя, оказался сверху, заслонив весь мир.

– Тогда я останусь.

– Нет! Если ты попадешь им в руки, они тебя убьет, и ты это знаешь. Ты будешь разменной монетой слишком много знающей, а тем, кто будет защищать свои активы, не нужен человек, который много знает. Ты должен выторговать себе свободу. Мы сделаем это вместе!

Он зарычал.

Тени в камуфляже появились в спальне бесшумно, дула автоматов наставились на Виктора Войцеховского. А следом также тихо в лакированных ботиночках показался один из не мелких сошек следственного комитета. Власов… Сам пришел за добычей. Жалко. Что ее, как на королевском пиру, уже готовой принесли повара.

– Войцеховский Виктор Александрович, вы арестованы по обвинению в даче взяток, отмывании доходов, полученных преступным путем, мошенничестве в особо крупных размерах, создании фирм однодневок.

– Я думал, ты дашь мне больше времени, – Виктор улыбнулся бывшей жене, и в этой улыбке было столько тепла, что сердце женщины дрогнуло.

Нина, не стесняясь своей наготы, встала и подошла к маленькому человеку в блестящих ботинках. Она остановилась возле него и внимательно посмотрела. Эту игру в гляделки проиграл вошедший.

Власов кивнул.

– Все договоренности будут соблюдены. Вы можете быть спокойны. Уведите.

Уходил Войцеховский сам, он не забыл даже галстук повязать. И выглядел так, будто идет на прием к губернатору, а не в СИЗО. Хозяйка была для своего положения удивительно спокойна, настолько, что Лера Александровна начала лихорадочно вспоминать, где лежат самые сильные транквилизаторы, которые к слову хозяйке сейчас нельзя.

Войцеховский обернулся у самого выхода. Одно мгновение, заставившее Леру чуть нахмуриться и на долгие годы запомнить взгляд, полный любви и обожания, обращенный к бывшей жене и слово, которое прошептали его губы:

"Умница"

Леру вдруг лишь на мгновение кольнуло странное чувство. Она никогда не видела такого взгляда мужчины, обращенного к себе. И если поверить, что мы живем лишь раз, вселенная – это самое жестокое место.