Текст книги "Принцип злой любви (СИ)"
Автор книги: Алена Воронина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)
Егор остервенело копался в этой куче вещей, бросая ненужные, по его мнению, бумаги на пол, часть оставляя на подоконнике, чем вызвал молчаливое негодование отца. Тот был еще не готов прощаться с этими кусочками жизни Артема.
– Ничего! Чтоб тебя!
– Сын! – привстал Михаил Федорович.
Но сын был, похоже, в том состоянии, когда до уважения далеко.
– Это все? – прорычал Егор.
Отец осекся. Он никогда не видел сына таким, тот в жизни не позволял себе повысить голос на родителей. И главе семьи, теперь совсем крохотной, хватило мудрости, чтобы почувствовать – не то время, чтобы свой авторитет показывать.
– Темка где-то за месяц до смерти еще коробку привозил, сказал, там диски группы. Сейчас принесу.
Михаил Федорович удалился в кладовку, заметив, как неодобрительно сверлил взглядом Егора двоюродный брат.
Когда коробка заняла место перед сыном на кухонном столе, тот продолжил проявлять неуважение к памяти Артема, беспощадно выкидывая и отшвыривая вещи. Михаил Федорович уже открыл было рот, чтобы отчитать Егора, как вдруг сын замер. Зажатый в его руке желтоватый листок подрагивал.
– Таак, – протянул молодой мужчина.
Пройдясь ладонью по щекам и подбородку, стараясь снять напряжение, Егор хмуро изучал записи на листке, потом схватился за остальные, еще раз более внимательно их прочтя.
– Что там такое? – Михаил Федорович и Семен переглянулись.
Егор не ответил, достал телефон, его пальцы забегали по экрану. Спустя полминуты сверившись с бумажкой, он то ли выдохнул, то ли всхлипнул, отшвырнул листочек, закружившийся как снежинка, чтобы медленно осесть на пол. Коробочка с печаткой, стоявшая на столе, была лишена 'резиновой защиты', щелкнула и откинула крышечку.
– Он все продал…
– Что?
– Он все продал. Женщина, с которой он встречался, деньгами не обижена, она покупала ему подарки. А он все продал, и их тоже. И твое кольцо.
Схватив ворох отобранных бумаг, Егор кинул их на стол перед мужчинами.
– Это квитанции из ломбардов, от антикваров.
Михаил Федорович, изумленно округлив глаза, взял одну из бумаг.
– Она подарила ему часы. Вот.
Перед мужчинами лег телефон с красочной картинкой мужских наручных часов, принадлежавших какой-то известной личности. Известной, потому что глаза обоих мужчин округлились при виде их цены.
– Двести тысяч за часы?
– Да, – Егор подхватил бумажку с пола и положил ее рядом с телефоном, развернув так, чтобы текст на ней можно было прочесть.
– Двадцать тысяч… Он продал часы стоимостью почти четверть миллиона за двадцать тысяч, – дядя Сема почесал лоб.
– Как будто у нас кто-то купил бы дороже? – с отвращением произнес Егор. – Куда, мать его, он влез?
Михаил Федорович вдруг закрыл лицо ладонями.
– О боже…
Егор воззрился на отца, напрочь забыв о существовании дяди. Михаил Федорович долго молчал.
– Ты обращался к нотариусу, чтобы имущество переоформить? – сын повернул стул и уселся напротив стола.
– А зачем? Свою часть в этой квартире он подарил мне за полгода до…
– Что?! – Егор удивленно отпрянул.
– Я не думал, что это как-то связано, – отец умоляюще воззрился на сына. – Он сказал, что хочет устроиться на работу, а там выделяют какие-то субсидии молодым, но у него ничего не должно быть из имущества. Сынок, я, правда, не знал. Я даже предположить не мог.
Егор сглотнул.
– Тебе никто не звонил за это время? Папа! К тебе кто-нибудь приходил? – взволнованно спросил Зиновьев-младший, опершись на стол.
– Нет, – замотал головой Михаил Федорович. – А должен?
– Судя по тому, что я вижу – не исключено. Не исключено, что Артем задолжал и много. И, возможно, Виктория права, в квартире с ним мог быть еще кто-то… И, возможно, у этого кого-то был мотив…
***
– Добрый вечер, Егор Михайлович, – Лера сегодня была не в духе, и появление того, кто опять всколыхнет весь душевный мир хозяйки, было сегодня просто вишенкой на торте в плохом смысле. – Вы договаривались о встрече с Ниной Павловной? У меня нет информации…
– Здравствуйте, Валерия Александровна, нет, не договаривался, однако я приехал исполнить просьбу Нины Павловны.
На ладони мужчины блеснули в свете ламп часы, вид которых Лере Александровне был очень знаком. Умный мальчик.
Эти часы хозяйке вручил тот, кого она боготворила, как музыканта и дирижера, кому готова была аплодировать стоя, тому, кто превозмог все против и стал тем, кем Нине Павловне стать не удалось. И кем, как она надеялась, станет ее любовник.
– Отлично, это очень… – начала было Лера Александровна, делая шаг в сторону двери.
– Егор? – хозяйка дома застыла на середине витой лестницы.
– Прошу прощения, Нина Павловна, за поздний визит, но я привез то, о чем вы просили.
Войцеховская засветилась и быстро спустилась вниз, легкое белое платье струилось по телу в такт движениям, волосы, свободно лежавшие на плечах, золотились в свете ламп.
– Часы! Лера! – Нина обрадовалась, как девчонка. – Благодарю вас, Егор. Я боялась, что они потеряются. Их истинная ценность для меня огромна. А не хотите ли поужинать с нами? – предложила вдруг хозяйка.
Мужчина замер, но длилось это лишь мгновение, а потом Лера Александровна стала свидетельницей преображения. Будто включилась какая-то внутренняя лампа. Плечи расправились, поменялись взгляд и осанка, даже сами движения мужчины.
– Был бы рад.
Подобное Лера видела уже не раз. Неужели решил занять место брата?
Глава 7
Лучше зажечь свечу, чем проклинать тьму.
Элеонора Рузвельт
– Надо продавать квартиру! – вздохнул Михаил Федорович.
Егор сидел на отцовской кухне, пил чай из большой кружки и разбирал бумаги, которые принес с работы.
– Я машину продам, этого, надеюсь, хватит.
– Ты ведь только кредит выплатил! – воскликнул отец, но умолк. Может взгляд сына, брошенный поверх стиснутых в руке белых листов, не дал возможности вступить в спор, а может, дело было в том, что малодушен оказался на старости лет Зиновьев-старший: с уютным, пропитанным воспоминаниями домом в его возрасте тяжело проститься.
Хотя кому эта квартира нужна? С собой на тот свет не забрать, а сына оставить с долгами?!
– Надо, – тряхнул головой Михаил Федорович, – Купим что поменьше, комнату вон в коммуналке, перебьемся, но хоть без этого позора. И машина моя…
– Пап, она стоит копейки! Это, во-первых! А во-вторых, я все решу.
Сказано это было так, что не предполагало возражений. Пожилой мужчина тяжело вздохнул, сын был абсолютно прав. Но как же тяжело от этой правды.
Все закрутилось спустя пару дней после обнаружения квитанций. Егор тогда сел и тщательно перепроверил все бумаги Артема. У Михаила Федоровича хранилось две коробки, одна со съемной квартиры, там больше безделушки, футляр без кольца, ноты, записки, а вот вторая, которую Артем привез уже давно, но как оказалось, пополнял частенько, когда забегал навестить отца, в ней залоговых билетов и прочей подобной документации было полно. Среди них была и расписка Артема, она была датирована концом прошлого года, и на ней некто Симонов Т. написал размашистым почерком, что все получил. Эта фамилия показалась Михаилу Федоровичу знакомой.
После ухода Семена, они с Егором еще долго сидели, не в силах поверить в происходящее, перебирая варианты того, что могло заставить молодого человека пойти на такое.
Но самое грустное их ждало впереди.
Что стало к тому толчком, трудно сказать. Может быть, человеческое сочувствие роль сыграло, ведь кредиторы в большинстве своем были не с улицы и считали, что время есть, и можно потерпеть с денежным вопросом. А тут… будто прорвало трубу. Звонили родственники, друзья, те, кого Михаил Федорович так давно видел, что и забыл об их существовании, и те, кого он видел чаще, чем хотел бы. Пять тысяч, две тысячи, тысяча… Копейки и крупные суммы. Они все множились и множились, и сердце в груди пожилого мужчины кололо все сильнее. А говорят, у нас люди не отзывчивые! Больше четырех десятков человек дали Артему в долг на общую сумму около трехсот восьмидесяти тысяч рублей.
Михаил Федорович боялся звонить Егору. Искал выход сам. Считал, сколько пенсии у него осталось, и сколько отложено на черный день – всех накоплений хватило бы покрыть от силы четверть суммы и то, если потом не есть и не платить за коммунальные услуги.
Что же ты натворил, Темка?
Этот вопрос мучил, не давал спокойно спать, отчего в пульте батарейки сели раньше обычного: Михаил Федорович бесцельно щелкал по каналам ночи напролет, даже не пытаясь заснуть. Лицо пожилого мужчины побледнело, сам он осунулся и постарел, ссохся, будто заболел страшной болезнью.
Привыкший всегда все проблемы решать сам, не взваливая их на чужие плечи, тем более на плечи семьи, Михаил Федорович теперь вдруг стал беспомощен и не представлял даже, что ему следует предпринять. Как же было обидно и горько! Он старался вырастить сыновей достойными людьми, а что получилось? Эх, Темка!
Когда после очередного звонка пришлось брать старый блокнотик и вносить в него записи о суммах и именах тех, кому эти суммы полагались, Михаил Федорович осознал, что не знает, как в такой ситуации поступить. И дело не в том, что он не смог бы все это пережить, смог бы… Но в этом новом страшноватом мире он боялся ошибиться и еще больше навредить сыну. Единственный выход – продать квартиру, потому что хуже, чем обидеть друзей или родственников, на свете дела нет. Только голубой экран поведал мужчине во всех красках, сколько вокруг мошенников.
Егор. Как же не хотелось впутывать в это сына! Но он разберется с бумагами лучше, чем кто бы то ни было. А все остальное решит Михаил Федорович. Ведь он в ответе за Темку!
Сын после звонка отца приехал минут через двадцать. Гнал как сумасшедший! А ведь снимал квартиру на другом конце города на набережной.
Слушая рассказ отца, молодой мужчина ходил из угла в угол маленькой кухни злой и взвинченный. Пробегая в очередной раз мимо холодильника, он полез в него, наверняка, за молоком, так и не избавившись от детской привычки пить его холодным из пакета, за что не раз получал нагоняй от матери. Только в холодильнике царила пустота. Михаил Федорович виновато пожал плечами. Кажется, сына это разозлило еще больше. Он вылетел из квартиры и минут через двадцать вернулся с пакетами, полными всякой снеди. Зиновьеву-старшему показалось, что такое количество невозможно и за месяц съесть.
Потом сын долго звонил по телефону, выудив из кармана куртки мятую сигарету и вертя ее между пальцев. Егор давно уже не курил, бросил. А ведь какие войны были! Отец, заметив у мальчишки эту гадость, а было это, когда сыновья учились в седьмом классе, достал ремень и хорошенько филейную часть Егора оприходовал. А это был единственный раз, когда отец себе позволил поднять руку на сына, обычно хватало сурового взгляда и короткого разговора. Темка, который ещё умудрился не попробовать табака, в тот раз с грустью смотрел на брата, который пару дней сидеть не мог. Но Егор тем и был хорош, что упрям, как баран. На какие только уловки он потом не шел от «да я рядом стоял», до «лучше получить по шее за запах алкоголя, чем за ''сижки''», и даже то, что он активно занимался спортом, не мешало ему этой дрянью баловаться.
Как бы дико это не звучало, но ситуацию спасла двухсторонняя ангина. Егор тогда разве что и мог, так только открыть рот ровно настолько, чтобы мать туда теплое молоко вливала крохотной ложкой, и то страдальчески закатывал глаза. Но с тех пор бросил. Даже на похоронах Али и Артема не курил. Но, видимо, носил с собой, как успокоение, как зарок. А может, как заначку на самый черный день. А без таких дней жизнь не обходится.
– Он же с тобой прописан был?
– Да, я его выписал после… – Михаил Федорович запнулся.
– Пойдешь к нотариусу, напишешь отказ от наследства. Чтобы никаких долгов на тебя не повесили!
– Егор…
– С родственниками я разберусь, пап! Если Темка во что-то влез, надо чтобы к тебе претензий не было.
Оба надолго замолчали, и лишь спустя целую вечность Михаил Федорович нашел в себе силы спросить:
– Ты, правда, ничего не знаешь? Не скрываешь от меня?
Егор тяжело вздохнул и прямо посмотрел на отца.
– Если честно, мы за последние полгода с Темкой редко виделись. Он звонил, может, раз в неделю-две. Приезжал также. Я занят был. Я работал, чтобы адвокатское удостоверение получить и в эту коллегию попасть. Я, честно, не думал, что у него могут быть такие проблемы. Даже предположить не мог! Я всегда считал… Если что… Мы нормально поговорим, обсудим, найдём выход. Он же мой брат!
Егор опять отвернулся к окну.
– Сделай на меня доверенность и отказ завтра. Я все сам улажу.
Отец печально покачал головой, ему хватило одного взгляда на Егора, чтобы увидеть то, чего он так боялся: замешательства, озлобленности, а самое главное, одиночества. Ведь близнецы всегда остаются близнецами.
– Да, кстати, – вспомнил вдруг Егор. – У меня давно уже нетбук лежит, – начал сын, но заметив непонимающий взгляд отца, добавил, – компьютер такой. Будешь осваивать. Сможешь бесплатно родне звонить, куда захочешь, да и веселее с ним. А не в этот ящик таращиться, где одно и тоже.
***
– Привет, пропащий, как дела? – прижав трубку плечом к уху, я дописывала короткий отчет – результат разбора полетов о работе новой загрузочной программы.
– Нормуль. Слышал о твоем несчастье, – пробасил Пашка, – Ванька рассказал, соболезную. Помощь нужна?
– Нет, справились. Но если ты мне подкинешь работы, буду рада, я просела по запасам деньжат слегка.
– Я собственно, поэтому и тревожу, – обрадовал меня Пашка. – Вряд ли ты сейчас готова сидеть в клубе и попивать пивко.
На самом деле все было легче, чем вспоминать о случившемся.
Первые несколько дней после смерти тетки я почти каждую ночь проводила дома с мамой. Она очень тяжело переживала произошедшее, и папа опасался, если что случится, он может не справиться. На нем супруга и пожилая мать.
Саша после похорон соизволила позвонить лишь раз. И, слава крокодилам, мне, иначе не представляю, во что вылился бы ее разговор с моей матерью, ведь интересовал двоюродную сестру лишь один вопрос – не нашлось ли в бумагах завещание, а то Анастасия Валерьевна как-то в порыве чувств грозила все отписать своей сестре вместо дочери.
Я, разумеется, маме ничего говорить не стала. Но желание «приласкать» Сашу хорошим матерком росло, забыв об уважении и разнице в возрасте, которая у нас без малого составляла больше десяти лет. Да что уж, почти пятнадцать.
Александра в ходе нашего с ней разговора (ощутив, видимо, мое негодование и верно предположив, что я – не нежная и добрая Анастасия Валерьевна, которой можно навешать лапши на уши) быстренько проинформировала, что приехать сможет только ближе к Новому году, после чего также быстренько отключилась.
Я не жадный человек, и знаю, что такое семья. И когда мама попросила у меня деньги на похороны из тех, что остались от продажи бабушкиной усадьбы, я без раздумий пошла в банк и сняла нужную сумму, и, разумеется, никогда в жизни у мамы не попрошу ничего вернуть, особенно, с учетом того, что именно они с папой и бабушкой эти деньги нам с Васькой подарили.
Мне не нравилась политика Саши считать всех обязанными ей помогать и входить в ее положение. Особенно с учетом того, что на тете Насте висел кредит, про который дочь прекрасно знала. Банки свое не упустят, а все, что было у тетки – это небольшая однушка на окраине города, которая два таких кредита и стоит. Надеюсь, Саша этого не понимает, иначе может и до могилы матери не доехать.
Эх, тетя Настя… Лучше б я тебе эти чертовы деньги отдала, вместо всего этого!
Народа на поминки пришло много, с шесть десятков человек. У Анастасии Валерьевны было достаточно друзей и знакомых, хоть и была она голосиста и прямолинейна, но чем могла, всегда помогала, утешить умела, может, это в ней и нравилось людям.
Мама заказала небольшой ресторанчик недалеко от дома тетки, так что все, кто знал, и кто уже в возрасте был, могли почтить память и выпить рюмочку за упокой, не катаясь на другой конец города
Саша связалась со мной на следующий день после моего сообщения, когда я уже потеряла надежду до нее достучаться. Вся в слезах она попросила все устроить, потому что приехать сейчас никак не может, ибо работу не бросить, иначе ее просто выгонят. Она, оказывается, прочла сообщение и от горя не находила в себе силы позвонить.
После поминок мы с мамой, отцом и нашим «шофером» – троюродной племянницей Машей приехали на квартиру тети Насти. Там все было, как обычно: чисто и аккуратно. Крохотная кухонька с расставленным в серванте уже неполным сервизом, фотографии, на стенах в спальне ковры, цветы в больших горшках, толстые деревянные двери, аккуратно выкрашенные белой краской, белье в тазике, полотенце на веревке в коридоре, потому что не было в однушке на первом этаже ни балкона, ни лоджии. Время будто застыло, выбежала тетя в магазин и вот-вот вернется.
Екатерина Валерьевна хотела забрать несколько фотографий и пару книг. Папа остался 'помогать', молча наблюдая за супругой со стула на кухне, а я спустилась к Маше. Тоскливо в квартире, куда больше не вернется всегда жизнерадостная, несмотря на трудности, женщина.
– Холодища! – поежилась я, забираясь на заднее сиденье авто, в котором было, кстати, очень тепло.
– Кошмар просто! На кладбоне думала, околею, – Маша отхлебнула из баночки какой-то газированной сладости. – Сашка не смогла приехать, да? Жесть.
– Да, жесть, – мы с Машей друг друга знали мало, общались-то наши родители в основном, ведь храмы огурцов и помидоров у них стояли супротив друг друга и даже построены были по одному макету.
Я знаю лишь, что молодая девушка только поступила на первый курс моего родного Политеха, на экономический, ей только исполнилось восемнадцать, и она наслаждалась правами и родительским подарком – маленькой подержанной легковушкой с корейскими корнями.
В салоне висело, лежало и приклеено невероятное количество всяких безделушек, вся торпеда была усеяна божьими коровками, змейками, выглядывали даже крохотные ящерки, я себя ощущала, как в некоем террариуме, думаю, любой мужчина (папа, например) был бы в ужасе от такого декора. Но, на мой взгляд, это было забавно.
Говорить нам было особо не о чем, хорошо, что и я и Маша это понимали и не настаивали на бессмысленной болтовне. Девушка с моего молчаливого согласия подключила флэшку к магнитоле, и салон наполнился приятной музыкой, что-то похожее на джаз с привкусом фолька, но слух не резало. Обе мы углубились в свои телефоны, пока после секундного затишья салон не наполнил приятный мужской тенор, который в своей манере выводил знаменитую композицию из 'Завтрака у Тиффани'.
Лунная река…
Многие пытались ее перепеть, но я и не думала, что кто-то кроме Синатры способен сделать это так, что я даже забыла, где нахожусь. Голос у исполнителя был выше, чем у знаменитости, но темп и музыка были такими, что заставили сердце трепетать, и, действительно, идти по той самой радуге за пусть и несбыточной, но мечтой.
– А кто это поет? – спросила я, едва последние аккорды затихли.
Маша отвлеклась от телефона.
– Это местная группа. Ребята – фантастические молодцы. Посмотри на моей страничке, там есть ссылка на их группу, называется «Вечные сумерки».
Я поспешила на страничку Маши, которая числилась у меня в друзьях, ибо до родителей ее, как и до моих, не всегда представлялось возможным дозвониться, и мы обменивались сообщениями на предмет поездки на дачу и не только, работая координационным центром.
На заставке группы гулял ветер из нот, ничего вычурного, все лаконично. Тексты песен, ссылки на группы-партнеры, объявления об отмене и переносе концертов.
– У них клавишник недавно погиб. Так жаль парня, красивый был до жути! И талантливый!
Но я уже и так поняла, о ком она говорит, потому что с фото-афиши группы на меня смотрел брат Егора.
Фотографий в альбоме группы было множество, там был и тот самый вокалист – приятный внешне молодой человек, бас-гитарист больше похожий на актера из голливудских фильмов пятидесятых годов, брутальный барабанщик, продюсер, самые активные поклонники, довольная публика, был и целый альбом, посвященный Артему, в котором не забыли отметиться восторженные девушки. Артем был на большинстве фото, особенно последних, именно таким, как в ресторане с той женщиной. Он умел себя преподнести (и у него выходило лучше, чем у брата) ведь в сравнении с Егором он выглядел мягче, и… я бы сказала, человечнее. Хотя это тоже, наверное, морок.
– Все хорошие музыканты так делают, модно, похоже, – послышался печальный голос Маши.
Я вскинула на нее непонимающий взгляд.
– С собой покончил клавишник. Из-за девушки.
– Откуда знаешь? – вышло резковато, да так, что я сама удивилась.
Судя по увиденному в отделении полиции, предмет его вожделения был жив – здоров.
– Ну, я как бы вхожа в их тусовку. Он вообще скрытный был. Но говорят, что у него девушка была, у нее там то ли рак, то ли что-то похожее. Спасти ее не смогли. Ну и… Он решил, что жизнь ему тоже не нужна.
В тот момент на Машу обрушился град вопросов, она даже начала на меня косо поглядывать, а в итоге вообще глаза подозрительно сощурила и развернулась в своем водительском кресле.
Но из ее рассказа следовало, что Артем присоединился к группе около полутора лет назад. Он хорошо играл и пытался писать очень неплохую музыку, в том числе и своеобразную неоклассику. Короче, талант имелся. С момента его появления в группе, ребята из любителей стали метить в профи. Помимо этого, его лицо использовали организаторы выступлений, хотя, разумеется, Богданчик (вокалист) был тем, кого не заменить.
Конечно, так близко, как хотела показать, Маша не была знакома с участниками (даже не знала, что у Артема есть брат-близнец), скорее получала сведения (а точнее, слухи) от тех, кто также узнавал их через третьи руки. Но девушку это вполне устраивало. У нее даже имелась совместная фотка с Богданом, где он улыбался и обнимал ее за талию, и ей это очень льстило.
Неужели Егор не знал о девушке брата? Еще об одной? А кто же тогда был в ресторане и в полиции?
***
– Так что, поможешь? А то я зашиваюсь, – трубка, только что вещавшая голосом Пашки, затихла в ожидании ответа.
– Может, мне что-то поближе дашь? – обнаглела я.
– Ближе нет, зато три выезда не очень обременительных.
Ладно, прогуляюсь, так и быть. Пашке спасибо надо сказать, а не ныть.
– Диктуй адреса…
Завтра суббота, так что можно выспаться в теплой постельке и, не торопясь, съездить по делам. Только надо теплую куртку достать и толстый шарф, в который я любила кутаться по самые глаза, не признавая шапки в принципе.
Холода окончательно покорили наш город. А пришедшие вместе с ними ветра сорвали последнюю листву с деревьев и нагнали серые тучи, полные дождей. Настоящие ливни шли всю последнюю неделю.
Каштан под окном уснул до весны, лужи на покореженном асфальте уже не просыхали, от реки, хотя она от нас была, считай, за два квартала, веяло холодом так, что хотелось проклеить старые окна съемной квартиры хотя бы скотчем.
Чашка горячего чая стала постоянным обитателем компьютерного стола у окна в моей комнате, хотя ее пытались выжить бумаги, которые приходилось брать с работы. Вот вроде техподдержка – какая может быть бюрократия? Ан нет! Бумаги – наша единственная защита от нерадивых клиентов.
С момента похорон прошло без малого две недели. Я уже дня три как ночую дома. Мама настояла, сказав, что нечего кататься на другой конец города, когда она в полном здравии и физическом и умственном.
Анька гремела посудой на кухне. Это дарило надежду на пир (когда у нас совпадали выходные, мы придумали ритуал: я покупаю что-нибудь, а подруга из этого что-нибудь готовит). Да, я говорила, что готовить Анька любит. Для нее это способ снять стресс. И даже в каком-то смысле отдохнуть. Она включала музыку в наушниках (приучалась к этому с моей подачи) и порхала по кухне. Нас и друзей не раз радовали манты, различные сложные салаты, курочка во всяких соусах. Вкуснотища!
– Вик! Открой! – послышался окрик с кухни, параллельно со старым чирикающим звонком.
Я отложила бумаги, которые пыталась распихать по папкам: «Важно», «Мега важно» и «Надо было сделать еще месяц назад» и поспешила в коридор.
– Ээээ!
На пороге стоял… Антон. Мой товарищ по работе. В руках у него было аж два букета: аккуратный с мелкими разноцветными ромашками и огромный роз на двадцать пять…
– Лексевна? – глаза мужчины округлились.
Куртка у него была вся в каплях моросящего с утра дождя. Светлые волосы поблескивали влагой. А лицо было довольным, как у кота. Ну, до момента, пока он меня не увидел, точно.
– Антоныч, – я вопросительно приподняла бровь. – Подрабатываешь курьером? Тогда с запоминанием адресов у тебя «траблы».
Он посмотрел на букеты в руках так, будто первый раз их видел.
– Да, нет, я…
– Антон, – из кухни выглянула удивленная подруга.
– Вы знакомы? – моя очередь удивляться.
– Э, ну да, – Аня вытерла руки о полотенце и с любопытством посмотрела на неожиданного гостя. – А ты?
– ?!
– Девочки, не волнуйтесь, – Антон взял «ситуацию под контроль». – Анют, мы с Викой вместе работаем в «Консалтинге» в одном отделе. Я и предположить не мог, что вы подруги.
Ане были переданы кроваво-красные розы, тугие набитые бутоны источали приятный даже какой-то в силу ситуации дерзкий аромат.
– Спасибо, – улыбнулась девушка.
– Лексевна, – маленький, но весьма увесистый букетик перекочевал в мои руки. – Тебе. Анюта говорила, что снимает квартиру с лучшей подругой, – мужчина улыбнулся. – Прости, Анютик. Я решил сделать ход конем, – хитрый взгляд в мою сторону, – а ты спутала мне все карты.
– Что?! – возмущению моему не было предела. – Я-то тут причем? И давно вы знакомы? – интересно же.
– На самом деле месяца полтора. А как ты узнал, где я живу? – сощурила глаза Аня, выжидательно уставившись на Антона.
– Сменщица твоя, Наталья сказала, – спустя пару мгновений сознался тот, опустив глаза долу. – За шоколад и вино.
– Жесть, – воскликнула подруга. – Она бы еще объявление повесила, чтоб все психи и маньяки мимо не проходили и поисками не мучились.
– Вот спасибо, – понурился Антон. – Прости, Анют, совсем не хотел, чтобы ты подумала, что… Ладно, я, наверное, пойду...
Пока один тонул в надеждах, а вторая буравила его подозрительным взглядом, я застыла в раздумьях: ретироваться в свою комнату или еще понаблюдать, потому что знакомство этих двоих стало для меня полной неожиданностью, хотя… не зря же великий классик наш город деревней обозвал.
Аня решила дилемму и весьма неожиданно для нас с Антоном, уже готовым испариться.
– Я пиццу готовлю, вино есть. Мы с Викой так по выходным заседаем. Будем смотреть дурацкие мелодрамы и плакать. Готов? – улыбнулась подруга.
– Ради того, чтобы подливать вам винцо и смотреть, как Лексевна плачет, точно стоить остаться, – улыбка чеширского кота (к которой я привыкла на работе) наползла на Антоновскую физиономию. – Вы точно не против? Я просто … Спонтанно как-то вышло, неудобно, – хотел он уже опять начать оправдываться, но мы с подругой, не сговариваясь, отступили в квартиру, и мужчина вошел.
Антон был нашим ровесником, закончил Астраханский Политех, а в наш город переехал к бабушке, которая тут постоянно проживала и в силу возраста требовала ухода. Здесь же быстро устроился на работу. Он был удивительно компанейским, с ним было легко, и в моей сфере у него была очень даже светлая головушка. Если честно, за то совсем небольшое время, что он у нас работает, мужчина успел разгрузить меня настолько, что я смогла заняться тем, что мне, собственно, больше всего и нравилось (и то, до чего в рутине не доходили руки), а именно анализировать программное обеспечение, выискивая его недостатки и способы их исправить и улучшить функционал. Антон мог еще и ценные советы давать, а это делало его идеальным коллегой.
Миша, глядя на нашу парочку, по-отечески ухмылялся, приговаривая, что раньше он сам был энтузиастом, хотел что-то улучшить, но потом все скатилось к обычному исполнению обязанностей без каких-либо инициатив.
В общем, то, что лично мне нравился Антон, как сотрудник и единомышленник – это ясно, а вот как он попался и смог удержаться пред светлые очи моей подруги, вот это вопрос! Он под ее типаж мужчины как-то совсем не подходил. Например, возрастом: ведь подруга предпочитала мужчин постарше, внешностью: он высокий, но полноват на взгляд Аньки. Хотя лицо у Тохи было открытое светлое и доброе, особенно яркие голубые глаза, и все это делало его своим, этим он выигрывал даже у того же Егора Зиновьева, который может и красив, как греческий бог, но его красота… она островатая, о нее можно порезаться (и чаще так и происходит).
За проведенный с друзьями вечер стало очевидно, что Антон от Ани без ума. Познакомились они, кстати, в магазине, где она работает, и куда он приехал выбирать чайник для бабушки. Эх, Тоха…
Вечер прошел отлично. Поселившийся в последнее время в моей душе мрак эти двое сумели разогнать. Пицца получилась шикарная, комедия попалась интересная, а вино под хорошую компанию зашло на ура – это самое главное.
***
Утром я встала в отличном расположении духа, и, прихватив свой «волшебный набор монтера» и ноут, потопала на конечную остановку автобуса.
Погода для осеннего денька была замечательная. Ласковое солнце едва-едва, но все же согревало, ветер с реки не приносил обжигающего холода. Он тоже затих, решив в выходные передохнуть. Город застыл в сонной осенней пустоте.
На площади, где располагалась остановка, тоже было безлюдно, даже возле нашей достопримечательности – Свято-Троицкого собора. В его «прадедушку», кстати, заглядывали Петр Первый с Екатериной. Правда, после этого и сам собор, и старый деревянный город не раз выгорали дотла.
Несмотря на месторасположение в самом сердце нашего «мегаполиса» и будучи одним из пунктов на маршруте экскурсий, которые в основном прибывали к нам на кораблях, курсировавших летом по Волге, это было удивительно тихое и спокойное местечко. Совсем недавно территорию вокруг стали облагораживать: появились цветы, газоны, и даже прудик с рыбками. Отчего местные с детьми любили здесь отдыхать.
Почти пустой автобус тронулся. На повороте мелькнула потемневшая, но спокойная, ловящая последние теплые деньки и готовящаяся покрыться толстой коркой льда река, блеснул шпиль речного вокзала и кусочек здания – Дворца, отданного под Краеведческий музей.
Поднатужив моторчик, мой транспорт медленно покатил вверх по Московской, одной из самых старых улиц нашего городка, вдоль которой выстроились старинные одно-двухэтажные особнячки: родовые дома купцов и знати, доходные дома, бывшие казармы, лавки, ставшие магазинчиками, редкими кафешками, клиниками, офисами и, наконец, жилыми домами, в которых встречались витые чугунные лестницы и такие же балконы, большие камины, узкие черные ходы, флигели и привидения.
