Текст книги "Тмутараканский лекарь (СИ)"
Автор книги: Алексей Роговой
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)
Как только ладьи оказались в самом узком месте пляжа, из-за камней и кустов к ним выскочили вооруженные копьями, саблями и луками кочевники. По пологому склону холма с криками и визгами скакали к ладьям конные печенеги. Всего грабителей было, по меньшей мере, человек шестьдесят. Гребцы сразу, будто бы испугавшись их, спрятались за ладьи. Когда разбойники подбежали на расстояние двадцати шагов к кораблям, из-за щитов на их бортах внезапно появились вооруженные лучники и начали, как в тире, практически в упор расстреливать незадачливых печенегов. Вторым залпом накрыло конных кочевников.
В то же время со стороны ближнего островка по мелководью выбежала дюжина дружинников, возглавляемая широкоплечим светловолосым и русобородым воином в кольчуге, который держал в руках большой двуручный меч. «С нами Бог, братья! Вперёд на степняков!» – яростно кричал он. Подбежав к врагам, он двумя взмахами меча отправил к праотцам двоих кинувшихся на него разбойников. Другие воины тоже сыпали удары направо и налево.
Неожиданное подкрепление сломило дух печенегов. Поначалу они, хоть и не ожидали, что русичи будут готовы к их нападению, но всё равно пытались отстреливаться, однако почти все их стрелы попадали в заранее приготовленные русские щиты. А потом, не выдержав натиска дружинников, разбойники побежали врассыпную. С ладей им вдогонку продолжали лететь стрелы.
Матвеев сражаться не умел, поэтому битву наблюдал со стороны. Он видел, как метко стрелял Кытан – каждая его стрела достигала цели и поражала врагов либо в голову, либо в грудь. Русичи тоже сработали все, как одна команда. Благодаря этому, удалось обойтись без потерь, если не считать двоих лучников, слегка раненых печенежскими стрелами. На берегу Днепра осталось валяться несколько десятков убитых разбойников. По приказу капитана у них забрали оружие и оставили лежать на местах.
После непродолжительной битвы главный кормчий Буслай сам подошел к Кытану и поблагодарил его. Сергей переводил слова.
– Пусть Господь сохранит тебя, степняк, за то, что ты вовремя почуял засаду. Прости, что мы не до конца верили тебе сразу. Если бы не ты, то мы бы здесь потеряли и людей, и время, и товары.
– Печенеги были и нам врагами, а теперь раз уж моя судьба больше не связана с Кипчакской степью, давайте будем с вами друзьями.
Главный кормчий Буслай пожал руки Кытану и Ильдею. Его примеру последовали и другие кормчие. С того времени оба брата половца стали считаться русичами за своих. Единственной проблемой был языковой барьер, но Матвеев помогал им как можно скорее его преодолеть.
Пока спускали на воду первые две ладьи, Сергей решил помочь раненым. Одному из них пробившая щит стрела оставила неглубокую кровоточащую рану на наружной поверхности предплечья. У второго печенежская стрела проткнула насквозь левый бицепс. От предложенной помощи воины поначалу отказывались, сочтя их небольшими царапинами, но Сергей был убедителен. Потратив немного времени на поиски чистой воды и куска материи для перевязки, вернувшись к раненым, Матвеев обнаружил возле них отца Никона. Священник нараспев читал «Живый в помощи Вышняго» и обрабатывал раны воинов. Рядом стоял дружинник с раскаленным добела мечом. Увидев подошедшего Матвеева с импровизированным бинтом, отец Никон пригласил парня подойти поближе.
– Господь услышал мои молитвы – я только подумал, что у меня нет повязок для раны. Я слыхал от Яна, как будто бы ты молвил, что лекарскому делу обучен.
– Да, это так, отче. Меня обучали монахи в Святых горах.
– Добро! Тогда я вытащу стрелу из руки Феодора, а ты перевяжи его рану. Ну, с Богом! Держись, Феодор!
С этими словами священник поломал стрелу и извлек ее обломки из двух сторон раны. Из освободившихся от инородного тела отверстий стала сочиться тёмная кровь. По знаку отца Никона дружинник прижёг рану калёным железом. Раненый Фёдор не проронил при этом ни звука, лишь на его лице заиграли желваки. После этой термической обработки Сергей быстро перевязал рану мужественного воина. Отец Никон остался доволен.
– А в каком, ты молвишь, монастыре ты подвизался и кто там игумен? Где находятся эти Святые горы?
– Он находится на меловых горах на берегу Северского Донца. А игуменом у нас был архиепископ Арсений.
– Архиепископ Арсений?! Хмм… Что-то не припомню. Да и про эти горы слышу впервой.
И тут мозг Сергея пробила внезапная догадка, что в XI веке Святогорской лавры вполне ещё могло не быть. А священников в сане архиепископа в то время вообще можно было по пальцам одной руки пересчитать, чего не мог не знать отец Никон.
– Ну, вообще-то это был не совсем монастырь – если точнее, просто пещеры, в которых мы молились. И насчёт сана отца Арсения я тоже мог что-то напутать, – как будто оправдываясь, сказал Сергей.
– Ладно, пусть Господь благословит тебя за помощь. Мы ещё с тобой увидимся, сын мой, – внимательно глядя на Матвеева своим проницательным взглядом, ответил отец Никон.
После разговора с ним Сергею стало как-то не по себе. Ведь вся его легенда, которая была пригодна для половцев, скорее всего была не сильно правдоподобной для священника того времени.
«Что ж, будем надеяться, что у меня из-за этого не возникнет проблем с отцом Никоном или с другими русичами» – про себя подумал парень.
* * *
Остальные четыре порога флотилия прошла за последующие три дня без особых затруднений. Стоя у борта ладьи, Сергей любовался красотой широкого Днепра, сверкающими брызгами воды, летящими от ритмично поднимающихся весёл и покрытыми зеленью островками, которые попадались им по пути. С интересом для себя Матвеев отметил, что каждый островок был по-своему особенным. На одном гнездилось несколько семейств белых цапель, берег другого был покрыт толстым слоем речных мидий. Братья половцы, не привыкшие к таким долгим речным путешествиям, хоть и смотрели с любопытством по сторонам, но это не мешало им вместе с русичами ставить паруса и перетаскивать ладьи по суше.
Преодолев последний порог, ладьи причалили к острову Хортица. Отец Никон прочел благодарственные молитвы, все моряки и воины поблагодарили Бога и всех святых за успешное прохождение такого сложного участка пути. А после этого русичи достали из трюмов две бочки с брагой и пивом, разожгли костёр и устроили небольшое празднование в честь победы над печенегами и днепровскими порогами. Засидевшиеся на ладьях без дела воины стали соревноваться в борьбе. Кытан и Ильдей тоже присоединились к ним. Победителем вышел светловолосый красавец Мстислав, возглавлявший пешую атаку на печенегов. Победив последнего соперника, которым оказался Ильдей, он осушил залпом большую кружку пива и запел старинную победную песню. Другие воины стали ему подпевать.
– Наш друг Сергий тоже хорошо петь песни, – хлопнув по плечу Матвеева, сказал по-русски Кытан.
– Ну-ка, будь добр, спой нам то, что половцам пел, – попросил Сергея кто-то из дружины.
Серёга вначале отнекивался, а потом взял да и спел несколько песен из своего «половецкого» репертуара. Теперь он пел уже на русском. Дружинникам его песни пришлось по вкусу. Впрочем, выступать Матвееву пришлось недолго. Когда на землю спустилась теплая июльская ночь, все отправились спать, ведь плыть предстоялоещё долго.
Утром, пока воины пополняли запасы пресной воды и грузились на ладьи, к Сергею подошел отец Никон с серебряным крестом в руках и отозвал его в сторонку.
– Наблюдаю я за тобой, Сергий, уже несколько дней и вижу, что есть в тебе нечто странное. Поведай-ка мне, как на духу, кто ты и откуда к нам пришёл, сын мой, – сурово сказал священник. Серые глаза отца Никона пристально смотрели в карие глаза Сергея.
– Вы же уже знаете мою историю. Мне скрывать от Вас нечего. Клянусь, что я не половецкий лазутчик, если Вы об этом.
– По глазам вижу, что не лазутчик. Но я не знаю никакого монастыря в Святых горах, кроме греческого Афона, но ты же не ромей. И про архиепископа Арсения ничего не слыхал. Да и песни ты поёшь всё диковинные, со словами неведомыми. Итак, кто же ты? Предупреждаю сразу, мне лгать смысла нет – я многое на своем веку повидал.
«Действительно, от него истины не утаишь. Отпираться и что-то выдумывать бесполезно. Надеюсь, я сейчас не допускаю большую ошибку. Слава Богу, на Руси инквизиции в то время точно не было, и меня, по идее, не сожгут на костре. Эх, была-не была…», – подумал Матвеев и рассказал отцу Никону реальную историю своих приключений. Тот его внимательно выслушал, ненадолго призадумался, а потом ответил:
– Готов крест целовать на своих словах?
Сергей кивнул, перекрестился и поцеловал предложенное ему священником серебряное распятие. Теперь его тайна по странному стечению обстоятельств была известна двум людям в этом мире – пришедшему из будущего волхву и хранящего заветы старины священнику.
– Вот теперь я тебе верю. Эвона как тебя угораздило к нам на Русь попасть! Видать, на то была Божья воля. Но не отчаивайся, сын мой, я помогу тебе здесь выжить. Только ты более никому про твою жизнь прежнюю не сказывай. Ты куда со своими друзьями-язычниками направлялся?
– В Херсонес, отче. Думали там скрыться от погони и найти себе работу.
– Поехали с нами в Тмутаракань. Я духовник тамошнего князя Глеба Святославича. Это добрый благочестивый князь и умён не по годам. Будешь ему служить и не пропадешь. Степняков этих тоже с собой бери – воины они хорошие, князю в дружине сгодятся. И ещё – вижу, что парень ты толковый в лекарском деле и ежели пожелаешь, я тебе поведаю о лекарских травах, которыми мы сейчас хвори разные лечим. Тем более, что старый княжеский лекарь не так давно почил, а я один со всем не справляюсь. Посему я как раз ищу себе ученика, авось ты и сгодишься. А ты взамен расскажи мне про развитие лекарского дела в ваше время.
– Дай Бог, тебе здоровья, отче. Я с удовольствием принимаю твое предложение, отправлюсь с вами в Тмутаракань и готов стать твоим учеником. Думаю, что Кытан и Ильдей тоже возражать не будут. Благослови меня, отче, на новый путь.
Отец Никон благословил Матвеева, и они оба сели в ладью, которая поплыла по спокойным теперь уже водам вдоль по течению великого Днепра.
Глава XII
В Херсонесе
Древнейший град – в развалинах, в пыли,
Но память о веках неистребима…
Клочок сухой щебенистой земли
На тесной кромке побережья Крыма
Л.В. Фирсов, «Херсонес-Херсон-Корсунь»
– Мы прибыли на Лукоморье! – разбудил Матвеева крик кого-то из моряков. Лукоморьем назывался изгиб левого днепровского берега в форме лука в низовье Днепра.
Последняя неделя путешествий прошла спокойно, и вот флотилия приблизилась к устью Днепра, где располагался русский форпост – городок-крепость Олешье, основанный более ста лет тому назад для охраны речной торговли. Хоть этот городок и находился за пределами Киевской Руси и был отделен от неё степью, но имел важное стратегическое значение, потому что был расположен неподалеку от впадения Днепра в Чёрное море, а значит, все суда, идущие по маршруту «из варяг в греки», неизбежно должны были останавливаться здесь. Кроме того, в Олешье дружинники киевского князя нередко встречали византийских послов и духовенство.
Русская крепость представляла собой огороженную частоколом территорию, на которой располагались землянки рыбаков и воинов, конюшни, торжище, небольшая церквушка и деревянный сруб воеводы. Всего в поселении проживало около семи тысяч человек, занимавшихся в основном рыболовством и торговлей. Олешьем же городок назвали из-за большого количества ольховых деревьев, растущих вокруг него.
Лукоморцы радушно встретили прибывших к ним черниговцев и тьмутараканцев. Их потчевали днепровской и черноморской рыбой различного вида приготовления: здесь была и вкуснейшая уха из плотвы и окуня, и осетрина, и жареная щука. Гости взамен угощали хозяев пивом и медовухой со своих ладей. Нежданно-негаданно получился неплохой пир.
Прогуливаясь после обильной трапезы, Сергей обратил внимание на высокий кряжистый вековой дуб, стоящий на берегу Днепра. Дуб был увешан, как новогодняя ёлка, различными вещами: тут были и ожерелья, и браслеты, и даже крупная, в два пальца толщиной, золотая цепочка. Серёге сразу на ум пришли бессмертные строчки Пушкина, и он подумал, не об этом ли дубе писал поэт. Вот только кот ученый по этой цепочке не ходил, и русалок на ветках дуба видно не было.
– Скажи, отче, что это за дуб и чем он примечателен, что его так украсили? – спросил он у отца Никона.
– Видишь ли, вроде как уже все русичи на словах христианами стали, а на деле многие ещё чтут языческие обычаи. Ибо сказано в Писании: «Блажен муж, емуже есть имя Господне упование его, и не призре в суеты и наставления ложная». Но пока это не все воспринимают. Так вот те люди, что покидают воды Славутича-Днепра, и собираются путешествовать по Русскому морю, оставляют на этом дубе какую-то свою ценную вещь, чтобы вернуться за ней живым. Наши вон тоже – погляди, подобными суевериями занимаются. Слушают-слушают мои проповеди, но исполняют их не всегда.
И действительно, все кормчие во главе с Буслаем подошли к дубу и прикрепили к его мощным ветвям свои личные вещи.
– Коли изволишь, погоняю этих неслухов, отец Никон! – сказал присоединившийся к диалогу Мстислав.
– Оставь их в покое, сын мой. Свобода выбора – это величайший дар от Бога человеку, она же и погибель для многих. Однако насилием к Господу души не привести, они должны только по своей воле к Нему прийти, ибо невольник – не богомольник. Тем более, что моряки – люди суеверные, а путь по морю займет не один день, и они хотят соблюсти все традиции. Так что мне ещё много нужно работы провести, чтобы привести их к истинной вере.
Переночевав в Олешье, ладьи Буслая отправились в дальнейший путь, и уже к исходу следующего дня они увидели, как заходящее солнце осветило своим розовым светом гостеприимные воды теплого Черного моря.
Однако море было гостеприимно не на всем своем протяжении. Уже следующим вечером с запада подул сильный ветер и разыгрался настоящий шторм. Вот тут Сергею и пришлось столкнуться с «морской болезнью». Пока они плыли по Днепру, и пока море было спокойно, Матвеев был уверен, что его вестибулярный аппарат справится с любым испытанием. Но когда началась буря, и морские волны действительно изрядно потемнели (из-за чего Чёрное море и обрело свое название), Сергей убедился, что его организм к такому не был готов.
Ладью бросало из стороны в сторону. Она то взлетала на гребне волны, то падала в морскую бездну. Русские моряки, проявив недюжинные усилия, наконец, убрали парус и сели на весла, пытаясь держаться подальше от гибельных скал. Вместе с ними принялись работать веслами братья-половцы и даже отец Никон, чем очень помогли своим нынешним товарищам по несчастью. Сергей тоже хотел поначалу присоединиться к остальным, но быстро понял, что ему не то, что грести веслом, но вообще ходить будет почти нереально. И теперь он лежал в одиночестве весь зеленый от тошноты на полу некоего подобия каюты на корме и молил Бога, чтобы буря поскорее закончилась, и они все выжили. Для него время шторма казалось вечностью, хотя на самом деле прошло лишь несколько часов.
Наконец постепенно волны начали утихать, и из-за туч показалась растущая луна. На ладьях зажглись огни, и стало видно, что ладья кормчего Яна, на которой плыл Матвеев, плыла неподалеку от «флагманской» ладьи Буслая. Огонькидругих двух ладей виднелись где-то на горизонте, а вот пятой ладьи видно совсем не было. Решив, что она погибла в морской пучине, флотилия продолжила путь дальше. Но перекрикивания капитана и команды Сергей слышал уже в полудреме. Ладью наконец-то прекратили нещадно качать волны, и он смог забыться крепким сном.
* * *
Когда Матвеев проснулся, легкая слабость во всем теле еще оставалась, но, по крайней мере, его уже не шатало по сторонам, и тошнота тоже прошла. Сергей вышел на палубу и осмотрелся. Разбросанные штормом четыре оставшихся ладьи теперь плыли вместе. Над ними в поисках рыбы летели и кричали ненасытные чайки. Солнце уже подбиралось к зениту, и его лучи, переливаясь, играли золотом на куполах многочисленных храмов. Парень обрадовался – вдали виднелся Херсонес. Прямо перед ними располагалась просторная гавань, в сотне метрах от которой возвышались величественные и неприступные каменные стены города. В портовые ворота въезжали повозки, запряженные осликами, а по морской глади в разные стороны сновали маленькие рыбацкие лодочки. Жизнь в большом приморском городе кипела.
– С возвращением в наш мир, – улыбаясь, поприветствовал Сергея отец Никон. – Вот мы уже и прибываем в этот чудный город.
– Спаси Господи, отче! Я до сих пор не могу поверить, что шторм остался позади. Как мы все его пережили?
– Слава Богу за всё! Да, ночью нам всем пришлось побороться со стихией. Ладью капитана Бориса так и не нашли. Будем молить Бога, чтобы они остались живы и приплыли вслед за нами. А вот тебе неплохо бы немного восстановиться перед прибытием в Херсонес. На, вот, выпей – это зелье придаст тебе сил, – сказал отец Никон, подал Сергею глиняную кружку и налил в неё какой-то пряной жидкости из фляги.
Зелье было горьким, но, в то же время, бодрящим. Прошло всего несколько минут и от прежней слабости у Матвеева не осталось и следа.
Тем временем русская флотилия зашла в уютную и закрытую от штормов херсонесскую бухту. В ней мерно покачивались на волнах несколько кораблей. Кормчий Буслай приказал опустить паруса и остановить свои корабли. Пока моряки выполняли его распоряжения, от берега к главному кораблю подплыла лодка с византийским чиновником и тремя воинами в блестящих доспехах. Буслай подошел к краю борта, поприветствовал византийцев и принялся по-гречески общаться с прибывшими. Чиновник, маленький смуглый человечек в шелковой желтой длинной рубахе, видимо, его знал, потому что улыбался ему как давнему знакомому и после непродолжительного диалога разрешил всей флотилии заходить и швартоваться в бухте.
Сергей с интересом рассматривал византийских воинов – настоящих солдат великой империи. Они были одеты в пластинчатые начищенные до блеска доспехи, а головы их венчали сфероконические шлемы. Каждый воин был вооружен коротким мечом и копьем. Все трое солдат тоже внимательно осматривали русские ладьи, чтобы не пропустить ничего подозрительного.
Наконец чиновник махнул рукой, и лодка направилась обратно к берегу. Вслед за ней двинулись и русские ладьи. Матвеев обрадовался, что сможет наконец-то размять ноги на твердой земле. Кытан и Ильдей тоже оживились – детям степей впервые доводилось видеть такой большой город, и им было очень интересно его посетить, да и морское плавание с непривычки их порядком утомило. Но, как оказалось, они рано обольщались возможности быстрой высадки на берег – после того, как ладьи причалили, прошло еще около двух часов прежде, чем на борт взошли инспекторы, проверяющие грузы, ввозимые в Херсонес. На палубу из трюмов были вынесены бочки с медом и пивом, меха и пшеница. Византийские проверяющие, тщательно всё осмотрев, остались довольны, и, к великой радости Сергея и половцев, дали разрешение морякам сойти на берег, а купцам, плывшим вместе с ними на ладьях, торговать своими товарами на херсонесском рынке.
– А куда мы теперь пойдем? – спросил отца Никона Матвеев, когда они по деревянному трапу спустились на песок.
– Некоторые моряки останутся ночевать на своих ладьях, а мы с тобой и твоими друзьями, как и большинство воинов, отправимся на постоялый двор.
– Но у нас с собой нет денег, чтоб расплатиться за проживание.
– Не волнуйся, сын мой, Буслай весьма благодарен Кытану за то, что он предупредил нас о печенежской засаде и любезно согласился заплатить за вас троих.
Братья-половцы заулыбались, когда Сергей перевел им слова священника. Все вместе они пошли на постоялый двор вслед за Мстиславом и остальными русичами, с огромным любопытством глазея по сторонам. Они прошли двое ворот, ведущих в город, и направились по широкой дороге к вершине холма, над которым возвышался золотой купол православного храма. Матвеев старался тщательно запоминать пройденный путь, чтобы как можно быстрее ознакомиться с Херсонесом. По дороге он встречал крестьян, везущих на тачках свой урожай; водоносов, на плечах у которых были глиняные амфоры и кожаные бурдюки со свежей водой; воинов, патрулирующих городские улицы, по которым шли русичи; богачей, которых несли в паланкинах крепкие рабы.
Сергею все было здесь ново и по особенному интересно – ведь он был когда-то лет десять назад еще с родителями на экскурсии в Херсонесе своего времени. Но тогда на месте всего этого великолепия были просто руины. А здесь, за более девяти столетий до его первого визита в Севастополь, всё было совсем по-другому. По обеим сторонам улицы красовались аккуратные белые домики, крытые красной черепицей. Вокруг домиков росло много фруктовых деревьев, плоды которых висели прямо над дорогой и, протянув руку, можно было сорвать спелый сочный инжир. Далее по маршруту их следования в небольшом храме колокол звонил к обедне, а в казарме, располагавшейся по левую руку от дороги, молодые местные воины тренировались обращаться с копьями под пристальными взорами опытных византийских солдат. Наконец их отряд вышел на большую улицу, мощенную гранитом, по обочинам которой росли высокие стройные кипарисы. Улица проходила мимо большой площади, на которой располагался величественный храм с золотым куполом. Матвееву показалось, что он уже видел этот храм где-то раньше.
– Это храм Рождества Пресвятой Богородицы, – ответил на его немой вопрос отец Никон. – Именно здесь крестился почти восемьдесят лет назад наш великий князь Владимир. Именно отсюда и начала распространяться по Руси вера христианская.
Русичи остановились возле храма, почтительно сняв шапки и шлемы. Все, кроме половцев, перекрестились и отправились дальше. Но идти им пришлось недолго – всего через каких-то двести шагов они подошли к постоялому двору, где и рассчитывали остановиться на несколько ночей. Номера представляли собой тесные комнатушки, в которых стояло совсем рядом друг с другом по пять-шесть кроватей. Однако после морской качки Матвеев был рад и такому ночлегу. Как оказалось, мест для всех не хватило, и поэтому часть воинов отправилась в другой постоялый двор неподалеку, а остальным пришлось возвращаться ночевать на ладьи.
Но для начала все дружно прошли в таверну «Трезубец Посейдона», что была через дорогу от их постоялого двора, и расселись за столами. Русичей радушно встречал хозяин – низенький толстый грек, который суетливо обслуживал дорогих гостей. Служанки принесли свежеприготовленную рыбу, жареное мясо и вино, и моряки с купцами устроили пир в честь успешного визита в Херсонес. После дальнего похода всем хотелось расслабиться. Воины активно налегали на принесенные яства и обильно запивали их крепким вином из местных виноградников. Вспоминали потерявшуюся ладью капитана Бориса с его командой, все тяготы похода, потом пели походные и веселые песни. Поднимали заздравные чаши за кормчего Буслая, который благополучно провел всех через пороги, за Кытана с Ильдеем – новых половецких друзей русичей. Застолье продолжалось долго – солнце уже успело сесть за горизонт, и столовую освещало лишь пламя камина да зажженные хозяином таверны факелы. К шумному веселью стали присоединяться местные девушки, и спустя какое-то время моряки стали исчезать вместе с ними в окрестных садах.
Матвеев пытался пить наравне со всеми и с непривычки быстро захмелел. Сергею вдруг почему-то вспомнилась Бике, ему стало грустно на душе, и он не захотел проводить ночь в объятиях портовой девки. Да и к тому же, с медицинской точки зрения, это было бы не лучшей идеей – не хватало ему еще подхватить от них какую-нибудь инфекцию в доантибиотиковую эру. Поэтому Матвеев осушил свою кружку до дна, попрощался с друзьями и вышел на ночную улицу. Прохладный морской бриз слегка освежил и протрезвил его. Сергей потянулся и посмотрел по сторонам. Улица освещалась факелом у входа в таверну. Где-то вдалеке играла лютня и слышалась песня на незнакомом языке, лай собак. Возле постоялого двора прохаживались двое ночных стражников, смеривших его взглядами. Они подошли к оборванцу, сидящему возле одного из домов. Один из стражников наклонился к нищему и подал ему мелкую монету. Тот заискивающе заулыбался и начал что-то бегло рассказывать воину.
«Скорее всего, этот оборванец совмещает работу нищего и полицейского соглядатая. Времена проходят, а ничего особо не меняется», подумал, зевая, Сергей и побрел в свою комнату, занял свободную кровать и крепко проспал до утра.
Утром отец Никон взял с собой Матвеева, и они направились на херсонесский рынок. По распоряжению князя Глеба Святославича нужно было купить церковные облачения и богослужебные книги для храма. На рынке продавались товары со всего мира: персидские ковры, китайские шелка, русские меха, местные фрукты и вино, и многое другое. Тут можно было найти все, что могла бы в то время пожелать душа. Они поздоровались с купцом Стояном, плывшим с ними на одной ладье. Он уже с утра пораньше занялся торговлей, ведь у него было всего около недели, чтобы распродать свой товар.
Отец Никон повел Сергея к книжной лавке, находившейся в глубине рынка.
– Нам много есть чему поучиться у ромеев, – сказал священник. – Их держава очень древняя и славится своими выдающимися учеными мужами. А книги хранят мудрость прежних веков, ибо от слов книжных постигаем мудрость и воздержание. Это ведь реки, напояющие вселенную, это источники мудрости неизмеримой глубины. Ибо кто часто читает книги, тот беседует с Богом и святыми мужами. Посему так важно грамоту разуметь и разные языки знать. Ты греческий язык разумеешь?
– К сожалению, не имел возможности его учить, отче.
– Но тогда вот тебе и возможность его выучить вместе со мной. Мы уже пришли, – сказал отец Никон, указывая на небольшой павильон с колоннами.
В книжной лавке, где царил полумрак, к изумлению парня, священник после недолгих поисков приобрел не духовную литературу, а «Медицинский сборник» Павла Эгинского в семи книгах на греческом языке.
– Церковные облачения можно будет купить и попроще, а этим книгам цены нет, – объяснил свой выбор отец Никон. – Мыслю, князь Глеб тоже меня поддержит, что надо развивать лекарское дело в Тьмутараканском княжестве. Нашей с тобой первоначальной задачей будет написать перевод этих книг на русский.
– Всецело готов помогать тебе, отче, в этом благом деле. Да вот только не умею я быстро и правильно писать по-старославянски, – с досадой ответил Сергей.
– Ничего, опыт – дело наживное. Приноровишься – и у тебя получится быстрее, чем у меня. А теперь помоги мне отнести книги в надежное место.
Они вернулись на ладью и положили книги в сундук, ключ от которого был только у отца Никона.
Позже в свободное время Матвеев полистал тяжелые фолианты. Действительно, все они были написаны греческим языком, но в них были иллюстрации, благодаря которым становилась понятна тематика книги. Сергей понял, что каждая из этих книг представляла собой особую ценность: в первой рассказывалось о гигиене и рационе питания, вторая повествовала о лечении лихорадки, еще одна – о ранах и укусах ядовитых животных и т. д. Но более всего Сергея заинтересовала шестая книга, посвященная хирургии. В ней красочно описывались и изображались различные оперативные пособия того времени. Поскольку Матвеев увлекался хирургией, он с удивлением про себя отметил, что некоторые из этих операций, например, трепанация черепа, применялись и в нашем времени. Он понял, что отец Никон с его знанием греческого и природной мудростью действительно может стать хорошим наставником, и парень сможет заниматься привычным делом пусть даже и в таких непривычных обстоятельствах.
После покупки свечей, облачений и богослужебных книг в церковной лавке уже в послеобеденное время Сергей был полностью свободен и предложил Мстиславу, Федору и Кытану с Ильдеем пойти на море. Благо, пригодный для купания пляж находился как раз недалеко от их постоялого двора. Кочевники не уставали поражаться огромной водной глади, уходящей далеко за линию горизонта. Пока русичи и половцы устраивали шуточное морское сражение неподалеку от берега, Матвеев отплыл чуть подальше, и уже лежа на спине, смотрел на каменистый берег и знаменитый херсонесский колокол, который в то время служил для подачи сигналов проплывающим кораблям. Прикрыв глаза от яркого солнца, он качался на теплых морских волнах и на мгновение почувствовал себя в отпуске. Хоть какое-то время можно просто отдохнуть на море и ни от кого никуда не бежать, не страдать от морской болезни, не ждать, что каждую минуту тебя могут убить.
* * *
Четыре дня спустя на праздник Преображения Господня отец Никон, Сергей и еще несколько русичей пошли в главный храм Херсонеса – Рождества Пресвятой Богородицы. Праздничную литургию служил сам епископ херсонесский. В этот день в соборе собралось много людей – яблоку негде было упасть. Возле центрального аналоя на большом блюде переливался в солнечном свете белый и темный виноград, предназначенный для освящения. Служба велась, естественно, на греческом языке, и хотя хор пел хорошо поставленными голосами, Матвееву был понятен лишь общий ход литургии и некоторые возгласы священников. Поэтому он больше ощущал себя туристом, чем участвовал в общей молитве, лишь иногда подпевая «Кирие Элейсон» – единственный известный ему возглас на греческом. Взглядом он окинул храм – впереди на почетном месте стоял катепан Валерий Алеат – наместник города, рядом с ним молились стратиги – военачальники и высшие чиновники со своими семьями. За ними стояли купцы и землевладельцы, а потом – простой люд и приезжие.
Высокие стены храма были покрыты богатыми фресками и мозаиками, изображавшими библейские истории. Вот Господь изгоняет согрешивших Адама и Еву из рая, а на страже Эдемского сада ставит архангела с огненным мечом. Там – Иосиф разгадывает сны фараона и становится вторым по значимости после него. А вот – Моисей переводит израильский народ через Чермное море, поглотившее египетские колесницы.
Мысли Сергея вернулись к событиям последних дней. После покупки всего необходимого отец Никон особо не нагружал его работой, и он был рад побродить улочками Херсонеса и хорошо познакомиться с городом. Сергей был и на чеканном дворе второго города империи, где имели право чеканить монету; он заходил на руины античного театра и представлял, какие там когда-то были спектакли; вместе с Мстиславом и капитанами побывал и на вилле винодела, угощавшего их вкусным вином собственного производства. А два дня назад вечером в таверну «Трезубец Посейдона», где русичи часто ужинали, наведался командир херсонесской городской стражи. Высокий немолодой воин в красном плаще, покрытый с ног до головы шрамами, зашел в таверну в сопровождении двух воинов.
