Текст книги "Тмутараканский лекарь (СИ)"
Автор книги: Алексей Роговой
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)
«Видимо, полевые лекари постарались, – отметил про себя Матвеев, – Ну что же, уже неплохо». Однако, всё было бы ничего, если бы из-под повязки не доносился какой-то странный неприятный запах. Да и Рябина постоянно корчился от боли, хотя был не безусым юнцом, а опытным воином, привыкшим к различным ранениям и переломам. Даже крепкое вино ему эту боль не заглушало.
Георгий Ватомурос на обходе тоже почувствовал странный запах и предложил Сергею снять повязку с раненой ноги и посмотреть, что же там происходит. Стонущего Рябину взяли в перевязочную. Как только повязка была снята, зловонный запах окутал всё помещение, и лекарям предстала нога Рябины во всей своей красе. Его правая раненая нога была отечна, раза в три больше неповрежденной левой. Кожа вокруг раны, нанесенной, очевидно боевым топором, раздробившим несчастному голень, была серо-синюшного цвета. Из раны, где были видны обломки костей, вытекала темная жидкость, похожая на грязную сукровицу и издающая этот запах. При надавливании на кожу четко ощущалась крепитация – звук хруста снега на морозе. Рябина резко застонал от боли. Георгий и Сергей переглянулись – эта была газовая гангрена, грозная патология, при которой бедолага мог расстаться не только с ногой – его шансы на выживание тоже стремились к минимуму.
Причина гангрены тоже была налицо – рана была плохо обработана, свидетельством чего были комочки грязи и остатки штанов воина, которые Георгий извлек из раны.
– Неужели у них было столько раненых, что его просто не успели качественно обработать, – возмутился Матвеев. – На Тихомира и Артемия это не похоже. Это же не первый их поход и далеко не первый раненый!
– Но лубок же ему наложили, да и повязку тоже, – возразил Георгий, – Значит, время на обработку раны у тех, кто это сделал, все-таки было. Не думай плохо о Тихомире и Артемии – они не только твои друзья, но и мои ученики. А ты помнишь, как я вас учил, пусть жестко, зато самое важное вы запомнили навсегда, я надеюсь. А в первую очередь то, что рана должна быть чистой и хорошо промытой. И уж тем более в ней не должно быть грязи и посторонних предметов.
– Да я-то помню, только ТАКОЕ впервые вижу. Хотя за эти пять лет всякого повидать пришлось. Ума не приложу, как в этом случае поступить.
– В первую очередь, нужно погрузить его в глубокий сон, чтобы мы смогли эту рану хорошенько обработать, – распорядился Георгий, – Зовите сюда Абрама, да поскорее. У нас есть два варианта. Первый, и самый очевидный – ампутировать ему ногу и спасти жизнь. Второй – попытаться ногу спасти, но это будет большой риск для его жизни. Все-таки лучше жить одноногим, чем умереть с обеими ногами. Непростой выбор…
– Учитель, а давай поборемся за его ногу, – предложил Сергей, – у меня почему-то есть стойкая уверенность, что у нас все получится. С Божьей помощью, конечно!
– А если у него начнется огневица? (Так в те времена называли «сепсис» – заражение крови)
– Как только мы увидим первые признаки огневицы, то тогда ампутируем ногу и будем спасать его самого.
– Есть в вас, русичах, неистребимое желание рисковать. В этом я убедился за то время, что живу на Руси. Давай попробуем рискнуть, и да поможет нам Христос!
Убедившись, что наркоз подействовал, и Рябина громко захрапел, Георгий и Сергей принялись за его пострадавшую конечность. Для начала они тщательно промыли чистой кипяченой водой и обработали ее водой, в которой длительно лежали три серебряных креста – для дезинфекции – затем иссекли омертвевшие участки тканей и сделали по три лампасных разреза с обеих сторон голени. Из разрезов вытекла грязно-зеленая жидкость, и рана очистилась. Обломки костей Георгий сопоставил максимально анатомично, а на ногу снова наложил лубок, который можно было бы снимать для перевязки раны.
Утомленный Рябина после операции проспал почти целые сутки. На следующее утро ему было уже легче, и нога на перевязке выглядела явно посвежее. Для улучшения эффекта и скорейшего выздоровления воина его теперь отпаивали гранатовым соком, а рану обрабатывали поочередно отваром ромашки и дубовой коры с добавлением капли крещенской воды. Кроме того, как местно на рану, так и внутримышечно, Сергей вводил больному раствор «лечебной плесени». Грамотно назначенное лечение быстро пошло Рябине на пользу. Страшная гангрена постепенно начала отступать. Первым ушел запах, потом исчезла крепитация и стали понемногу затягиваться раны. Рябина выздоравливал на глазах. Прошло совсем немного времени, и его было уже не узнать. Через месяц он снова смог наступать на больную ногу, а еще через пару недель покинул госпиталь на своих двоих ногах. Перед уходом он горячо поблагодарил своих спасителей, крепко обнял их и долго тряс им руки на прощание.
– Ну что, чувствуешь удовлетворение от нашей работы? – спросил Георгий у Матвеева, провожая взглядом уходящего ратника.
– А то как же! – отозвался парень. – Не зря моя чуйка сработала – не зря мы рисковали. Еще одного воина в строй вернули, еще одну жизнь спасли. Вот ради такого и стоит работать лекарем.
Следующий запомнившийся Матвееву пациент поступил практически сразу после выписки Рябины. Звали его Берёза, и были у него сильно ранены обе ноги.
– Не иначе как мы санитарами леса заделались, – наигранно возмущался Сергей. – Будем теперь лекарями-дендрологами, деревья врачевать будем, – сказал он своему ученику и другу Соломону.
Но тот ничего не ответил, округлившимися глазами наблюдая за раненым. И там было на что посмотреть. Пока Берёзу обрабатывали и готовили к операции, он рассказал свою историю.
Как оказалось, хоть сражения с основными силами хазарского кагана и происходили на севере, но разбойничьи шайки из хазар-дезертиров шастали по округе, грабя мирных жителей и нападая на русско-аланские разъезды. Вот в одном таком разъезде и был Берёза. Поскольку давно никаких происшествий не было, воины проявили беспечность и не заметили вражеской засады. Разбойники напали внезапно, кинув в воинов два сосуда с зажигательной смесью и выпустив с десяток стрел. Одна из них вонзилась в руку Берёзы, а «бомба» взорвалась рядом с копытами его коня, раздробив ему обе передние ноги. Воин почувствовал резкую боль в правой стопе, но даже не успел на нее посмотреть. Истекающее кровью животное взбрыкнуло и упало на своего седока. Оглушенный и ошалевший от боли Берёза потерял сознание.
Когда он очнулся и выполз из-под туши коня, то обнаружил, что все его пятеро товарищей по дозору убиты и обезоружены. Берёза попытался встать на ногу, но закричал от боли – взорвавшаяся «бомба» лишила его трех пальцев на стопе. Левая нога если и не была сломана, то, по крайней мере, сильно ушиблена – на нее упал убитый конь. Кое-как воин вытащил стрелу из руки и перевязал свои раны. Живых рядом не было никого, помощи было ждать не откуда, идти Берёза тоже не мог, да и не знал куда. Местность для него была незнакомая. Восстановив в уме маршрут по обрывкам воспоминаний он пополз в предполагаемом направлении Семендера. Трое суток добирался раненый воин, питаясь падалицей и водой из луж. Как назло, тмутараканские разъезды по пути ему не попадались. Наоборот, он чуть не угодил в лапы тех самых разбойников, но припал к земле, притаился, и они его не заметили. Наконец, в десяти верстах от Семендера он наткнулся на тмутараканский патруль, привлек его внимание и лишился сил.
– А ты не заметил, когда у тебя в ране завелись они? – спросил Матвеев, указав Берёзе на опарышей – маленьких червячков, кишаших в ноге воина. Их было великое множество – десятки, а может быть, и сотни. И именно это так смутило Соломона. Действительно, зрелище было малоприятное.
– Честно признаться, не до того было. Я полз и полз, что было сил. Боли не чувствовал, только желание выжить и поскорее выбраться к своим. А что, всё вельми худо? Эти маленькие твари сожрали всю мою ногу?
– Да нет, ты можешь им даже сказать спасибо, – произнес Сергей. – Они сожрали мертвую плоть, и не дали распространиться заразе. А так бы ты Богу душу отдал, и никто бы об этом и не узнал. Пусть всю стопу мы тебе и не спасем, ибо это невозможно, но в сапогах это будет незаметно. А с Божьей помощью на обе ноги встать ты сможешь, только надо немного потерпеть, а потом много позаниматься над твоим восстановлением. Ну что же, приступим.
В операционную пришел Георгий, увидел ситуацию и тоже захотел поучаствовать в операции. Впервые в операционной бригаде было три хирурга. Опытным движением Пинхас погрузил Берёзу в сон, а лекари провели щадящую ампутацию стопы, сохранив больному пятку. При этом были отделены все плюсневые кости, пересечена связка между 2-ой плюсневой и 1-ой кубовидной костью, и сформирован рубец на тыле стопы. Это было очень важно, ведь после заживления раны исключалась нагрузка на нее при ходьбе. А так на пятку впоследствии Берёза смог опираться и ходить, пусть и немного прихрамывая. В наше время такая операция называется операцией Лисфранка, но в XI веке названия у нее еще не было.
Благодаря правильно подобранному лечению, отличному питанию и ласке и заботе прислужниц госпиталя – прообраза современных медсестер и санитарок – Берёза быстро восстанавливался. Через месяц все его раны зажили, и однажды на госпитальном дворе Сергей и Соломон встретили воина в полном боевом облачении и сапогах, тщательно скрывавших культю правой стопы.
– Ну вот и всё, – улыбаясь, сказал Берёза. – Я полностью здоров благодаря вам. Да спасет вас Господь! Низкий вам поклон, лекари.
– Рады видеть результаты своего труда! – ответил Матвеев. – Я же говорил, что ты всё же сможешь встать на обе ноги.
– Да, ты был прав. Но кое-чего все равно вы не предполагали, – хитро улыбнулся Берёза, – Хотите, покажу?
И тут он пустился в пляс прямо посреди госпитального двора. Было непривычно наблюдать за танцующим воином, тем более осознавая, что в правом сапоге у него только половина стопы. Сергей и его ученик переглянулись. Соломон в восхищении покачал головой, дескать, вот на какие чудеса медицина способна. А Берёза все танцевал и танцевал вприсядку под звуки обстрела, доносящегося откуда-то из порта, и этот танец был высшей благодарностью для лекарей.
Семендерский порт стал местом и печальных и радостных событий. В один из дней при обстреле погиб прекрасный местный лекарь Коснятин Ставрович. Он был потомком тех русичей, кто с князем Святославом больше ста лет назад разгромил Хазарию, да так и остался в покоренных землях. Потомок этого дружинника прошел отличное обучение и стал высококлассным лекарем. Коснятин Ставрович запомнился Матвееву как блестящий профессионал, особенно в области терапии, с хорошо развитым интеллектом и широким кругозором. Он очень обрадовался приходу русичей и сразу же после открытия госпиталя предложил свои услуги. По достоинству оценив его колоссальный опыт, Михайла Ратиборович поручил всех терапевтических пациентов именно ему. А еще Коснятин Ставрович любил готовить вкусный бодрящий напиток, напоминающий современный кофе, от которого у его коллег прибавлялись силы, и они могли работать, не покладая рук сутки напролет. Он всегда оказывался там, где был нужен и помогал всем делом или ценным советом. И в тот злосчастный день тоже оказывал помощь раненому воину, пока пущенная с корабельной баллисты тяжелая стрела не пронзила его насквозь. Коснятин умер на месте, на передовой, как настоящий воин. И русичам, и семендерцам тяжело было прощаться с коллегой, с которым бок-о-бок им довелось трудиться много дней подряд.
А потом пришло освобождение от ежедневных обстрелов и от агрессии адмирала Шуджи, и было у этого освобождения лицо Мстислава. Он появился в Семендере спустя три месяца после начала работы госпиталя. Похудевший, с обветренным лицом и радостной улыбкой на губах зашел он к своему побратиму Сергею и его коллегам.
– Здравы будьте, люди добрые!
Лекари поскакивали со своих мест в лекарской и восторженно приветствовали воина.
– Благую весть я принес вам – каган Исхак повержен! Богомерзкой Новой Хазарии более не существует. Союзное войско возвращается в Семендер, и через несколько дней князь Роман и царь Дургулель будут здесь.
– Ура! Слава Богу! Хвала великому Яхве! – раздались радостные восклики.
– Только есть у нас небольшая проблема – хазарский флот, – мрачно сказал Георгий, – Он уже два месяца держит город в осаде и уходить не собирается. Неужели у нашего войска есть корабли, чтобы справиться с врагами.
– Есть, – заговорщически подмигнул Мстислав, – И есть план, как разобраться с этими недобитками с наименьшими потерями с нашей стороны. Впрочем, вы скоро сами все увидите. А пока накормите моих воинов и дайте им место для отдыха – нам еще предстоит ночью работёнка.
Оказалось, вместе со Мстиславом прибыло всего сто всадников, но и для них нужно было найти место для ночлега.
Матвеев подошел к Мстиславу, чтобы узнать подробности, но тот ушел от комментариев.
– Не держи на меня обиды, друже, но я пообещал князю никому не разглашать наш план. А я человек слова, ты же знаешь. Могу только обрадовать тебя, что с нами приехал твой друг Алан. Он уже излечился от последствий колдовского зелья и жаждет отомстить хазарам.
– Где же он? – нетерпеливо спросил Сергей.
– Пойдем со мной, ежели не занят. Он тоже зело ждет встречи с тобой. Оказывается, он тоже смыслит в лекарском деле, а я и не знал.
Алан стоял на улице в тени высокого платана. Увидев старого друга, он улыбнулся во весь рот и так крепко обнял Сергея, что у того аж кости затрещали.
– Мы пережили эту войну, Серёга! – похлопал его по плечу Мамаев, – Хотя, как подумать, что меня запросто могли грохнуть свои же, мурашки по спине идут. Ну ничего, осталось сделать последний штрих и – свобода! Мне так много нужно тебе рассказать, но для этого нужно много пива и не меньше пары кило нежнейшего шашлыка, как я умею готовить. Так что придется потерпеть до завтра, хотя как хочется приятно провести время уже сегодня.
– Да и мне тоже нужно тебе столько интересных клинических случаев поведать! Сегодня не мое дежурство, и раненых вроде немного. Может, не будем откладывать на завтра то, что можно выпить сегодня? Или ты чем-то занят?
– Это военная тайна, – улыбнулся Алан. – Могу лишь сделать небольшой намек. Видишь те корабли? – указал он на хазарские галеры.
– Лучше бы я их не видел! Как они мне уже надоели за эти три месяца!
– Так вот завтра ты их уже и не увидишь. Но я тебе ничего не говорил. И ты тоже молчок – пусть это будет нашим маленьким секретом.
– Естественно, друже. Я только хочу пожелать вам удачной охоты!
– А вот это не помешает, – согласился Алан и пошел готовиться к ночному мероприятию.
Тем временем сгустились сумерки, и наступила ночь, последняя ночь этой войны. По крайней мере, в это очень хотелось верить и Сергею, и его жене, и всем сотрудникам госпиталя. Осознание того, что уже завтра не будет никаких обстрелов, а потом вернется войско из Итиля, и все отправятся домой, придавало сил, и заставляло сердце биться чаще. Только бы у них все получилось, только бы их план удался!
Ночь выдалась безлунной, и это было на руку Мстиславу и его команде. Вместе с ним в руинах порта собралось двадцать полуголых воинов, одетых только в кожаные штаны. Мстислав обвел взглядом своих бойцов, убедился, что все готовы, и сделал знак рукой. По команде все, как один, вышли на берег, взяли оружие в зубы и погрузились в темные воды. Бесшумно, стараясь не расплескивать волну, они поплыли в сторону вражеских кораблей.
Менее чем через полчаса русский десант уже взбирался на палубы хазарских галер и пока одни быстрыми ударами уничтожали ничего не подозревающих и не успевших сориентироваться врагов, другие разворачивали орудия и стреляли по соседним кораблям. Одновременно были захвачены две ближайших галеры, но оставалось еще тринадцать.
Адмирала Шуджу разъярил дерзкий поступок русичей, и он приказал открыть огонь по захваченным кораблям. Пока хазарские моряки приготовились к бою, ратники Мстислава отправили еще одно вражеское судно на дно. Но потом им самим пришлось горячо, ведь на них обрушилась мощь всего хазарского флота. Однако, к тому моменту, как начался массированный обстрел, русичей на вражеских кораблях больше не было – они уплывали обратно в город. На бортах обоих галер оставалось лишь по шесть самых бесстрашных воинов, стрелявших из корабельных катапульт и прикрывавших отход товарищей. Они продолжили стрелять даже тогда, когда корабли запылали, и в свете этих огромных факелов были заметны черные точки голов русских десантников, бодро плывущих по направлению к порту. Шуджа был так зол, что приказал стрелять по этим головам, не жалея снарядов.
Его подчиненные бегом принялись исполнять приказ, как вдруг раздался испуганный крик: «Адмирал, на нас напали». Этот крик сменился яростными возгласами – хазарский флот был атакован с тыла. На небольших, но многочисленных суденышках на галеры Шуджи напали настоящие пираты – пираты Каспийского моря, нанятые в Итиле князем Романом и аланским царем. Увлеченные боем хазары не заметили, как из-за мыса и скалистых необитаемых островков к ним подошли маленькие юркие струги, похожие на ладьи русов. Пираты взяли на абордаж сразу несколько хазарских галер, и теперь уже хазары были заперты в бухте. А из порта на подмогу пиратам выплывало сразу несколько десятков лодок, в которых сидели до зубов вооруженные и нереально мотивированные тмутараканские, аланские и касожские воины.
Как только загорелось первое хазарское судно, скрытно подобравшиеся к вражескому лагерю аланы с двух сторон напали на ничего не подозревающих хазар. Последних было больше и, придя в себя от неожиданности, они начали теснить непрошенных гостей. Однако, тут на выручку аланам подоспела легкая половецкая конница, резким наскоком ударившая в тыл хазарам. Конные половцы с легкостью разили пеших противников. Союзных аланов в темноте они распознавали по белым повязкам, которые те обвязали вокруг голов непосредственно перед нападением. Хоть кипчакам и пришлось сделать большой крюк, обходя хазарский лагерь с запада и выходя на дербентскую дорогу, но они успели как раз вовремя, и этим ударом решили исход схватки. Вражеский лагерь был разгромлен.
Морское сражение продолжалось до первых проблесков рассвета. Взошедшее солнце озарило неприглядную картину – вся акватория бухты была усеяна трупами хазарских моряков. В живых не оставили никого, кроме адмирала Шуджи, впоследствие повешенного на площади Семендера – слишком уж долго он и его воины безнаказанно уничтожали город, не жалея ни воинов, ни мирных жителей. Две ладьи медленно догорали, пять уже покоились на дне морском, оставшиеся восемь достались в качестве военного трофея пиратам. Их капитан дал слово никогда не нападать ни на Семендер, ни на Итиль, благо, Гирканское море большое, и им было, где поживиться. Конечно, доверять пиратам было нельзя, но в тот момент они были единственной надеждой русичей, не имевших своего флота.
Как и обещал Мстислав, это была последняя битва той войны. На этом полномасштабные боевые действия закончились, уступив место мелким стычкам с торками-дезертирами, но госпиталь функционировал еще в течение месяца, долечивая оставшихся раненых, количество которых с каждым днем все уменьшалось, ведь таких массовых поступлений, как раньше, больше не было. Лекари ликовали – за время работы госпиталя они смогли вернуть в строй целое войско – три тысячи воинов и еще столько же мирных жителей. Матвееву на какую-то долю секунду показалось, что все его приключения закончилось, но это было совсем не так.
Глава ХХХV
Назад, в будущее
Хочется верить, что все уже кончилось,
Только бы выжил товарищ мой раненый.
Ты потерпи, браток, не умирай пока…
«Любэ», «Давай за…»
Утром десантники, поддерживая с двух сторон под плечи, привели в госпиталь стонущего Алана Мамаева – хазарское копье пробило ему левый бок. Лицо бедолаги было покрыто холодным липким потом, он держался за раненый бок, а его пульс был слабым и очень частым. Тряпка, которую он прикладывал к ране, постоянно пропитывалась кровью.
Пришедший на смену Сергей осмотрел рану друга. К своему великому сожалению Матвеев заподозрил проникающее ранение с повреждением селезенки. Нужно было идти на полостную операцию. В то время такие операции почти никто не делал из-за несовершенных методов анестезии, но Сергей решил рискнуть. Ни теряя ни минуты, он позвал Михаила Ратиборовича, Георгия Грека, Абрама и вкратце объяснил им ситуацию.
– Сожалею, но твой друг может умереть во время операции, – участливо сказал дядя Миша.
– Да, риск есть. Но если мы ничего не будем делать, то он уж точно умрет. А так мы хоть попытаемся его спасти.
– Но тогда придется дать ему двойную дозу снотворного, – высказался Абрам. – Боюсь, его сердце может не выдержать.
– Посмотрите на него – он молодой парень, воин, – пристально оглядев Алана, произнес Георгий. – Если что – потерпит, Обидно будет, ежели он умрет. Давайте начинать поскорей.
Абрам напоил раненого снотворным зельем, через пять минут Алан захрапел, и операция началась. Абрам все время, пока длилось оперативное вмешательство, держал руку на пульсе оперируемого и прислушивался к его дыханию.
Хирурги вошли в брюшную полость, и нашли источник кровотечения. Как и предполагал Матвеев, это оказалась селезенка.
– Давайте попробуем ее зашить, – предложил Георгий.
– Она кровоточит из каждого вкола, – отметил Сергей, – Я предлагаю удалить селезенку от греха подальше и перевязать питающие ее сосуды. Без селезенки он точно прожить сможет, А вот истечь кровью у бедняги все шансы есть.
К счастью, старшие коллеги поддержали его предложение, удалили поврежденный орган, лигировали крупные сосуды и послойно ушили рану.
Алана в бессознательном состоянии перевели в палату, и Сергей всю ночь просидел у изголовья кровати друга.
«Не переборщил ли Абрам с зельем? А точно мы все сосуды перевязали? Не начнется ли у Алана сепсис – все-таки операция была полостная и тут просто необходимы антибиотики. Достаточно ли было моей «лечебной плесени?» – роились мысли в голове Матвеева, но ближе к рассвету и его ненадолго сморил сон.
Когда Сергей открыл глаза, его друг уже очнулся и улыбался ему.
– Спасибо, что спас мою жизнь, Док! – слабым голосом сказал Алан.
– И тебе спасибо, Док, что спас нас и весь город от вражеского флота. У вас же получилось? Как все прошло?
– Если не считать, что меня чуть не замочили, то план Мстислава сработал идеально. Хазары нас не ожидали и отхватили по полной. А потом еще и пираты им добавили.
– Что, правда, вам помогали пираты? – удивился Сергей. – Я вот настоящих пиратов так и не видел.
– Не много потерял, скажу я тебе, Док! Выглядят они как обычные разбойники, только на кораблях. Наш царь, оказывается, заключил с ними договор под Итилем. Да и не было у меня времени особо на них смотреть – я немного был делом занят. Слушай, а что за наркоз дают у вас в госпитале?
– А что, понравилось? Это фирменный рецепт местных лекарей. Они его хранят в тайне.
– Все было хорошо, и боли я не чувствовал почти. Только на несколько мгновений мне показалось, что я второй раз в жизни схожу с ума.
– В смысле – второй раз? А как было в первый?
– Ой, Док, лучше тебе не знать, – поморщился Алан. – Это было, когда мы попали в плен к хазарам под Алхан-Калой. Нас, как диких зверей, держали в глубокой яме, закрытой металлической решеткой. Тяжелораненых и слабаков сразу убили, а сильным воинам, типа меня, насильно дали пить какое-то зелье. Горькое и гадкое. Хуже всего то, что голова полностью лишается всех мыслей, и ты начинаешь делать все, что тебе приказывают. Знал бы ты, какими мерзостями нас заставляли заниматься хазары, издеваясь над нами. Но я не буду тебя «грузить». Хуже всего, что нас заставляли жестоко пытать и убивать своих же. Чувств, кстати, я тоже не ощущал никаких, кроме неутолимого голода. Хорошо еще, что память сохранила только обрывочные воспоминания об этом ужасном периоде моей жизни. Страшно даже представить, что мне приходилось есть. Слава Богу, что меня спасли от участи живого мертвеца, от этого кромешного ада наяву.
– Извини, Док, что заставил тебя вспоминать эти ужасы. Отдыхай! Тебе сейчас нужен покой и диетическое питание. Вот увидишь, как у нас в госпитале отлично кормят. Я к тебе еще зайду сегодня, – сказал Матвеев и ушел на утренний обход, обдумывая все услышанное.
Теперь он заходил проведать друга несколько раз на дню, и был очень рад, что состояние Алана начало улучшаться – он повеселел и нахваливал госпитальную еду, тем более, что его откармливали свежайшим мясом и отпаивали его любимым гранатовым соком. Правда, он еще был очень слаб: сказалась большая кровопотеря (литра 2, не меньше, по расчетам Сергея). По хорошему, ему бы надо было перелить пару гемаконов донорской крови, но Алан к своему стыду не знал собственной группы крови, а у Матвеева не было стандартных сывороток, чтобы ее определить и провести пробы на совместимость. Пришлось довольствоваться усиленным питанием, что помогало раненому достаточно быстро восстанавливаться. На следующий день с помощью друга Мамаев начал вставать и ходить по палате, а вскоре – и самостоятельно.
Однако, это мнимое благополучие продлилось недолго. На пятые сутки ближе к вечеру у раненого началась небольшая лихорадка, которой вначале не придали большого значения. Но через пару дней жар усилился и стал сопровождаться ознобом, сотрясающим все его тело. К этому присоединилась такая сильная потливость, что за сутки приходилось несколько раз менять постельное белье.
Сергей осмотрел друга и отметил, что его смуглая кожа у того заметно побледнела и приобрела даже какой-то восковой оттенок, а черты лица заострились. На запавших бледных щеках контрастно выделялся нездоровый румянец. Жизнерадостный Алан был безучастен и угрюмо смотрел перед собой. Всегда готовый к шуткам и никогда не терявший оптимизма, теперь он молчал и лишь тяжело и часто дышал. Случилось то, чего так боялся Матвеев – у Алана развивался сепсис. Сергей недоумевал: они же своевременно и правильно провели операцию, устранили источник кровотечения, обработали операционное поле кипяченой водой, сразу назначили антибиотики. Откуда же взялась инфекция? Молодой лекарь запаниковал, ведь у него не было чем лечить друга. Неужели Алан умрет у него на глазах после проведенной операции? Матвеев хотел идти на релапаротомию – повторную операцию, чтобы установить и ликвидировать очаг инфекции, но Алан был уже настолько слаб, что не перенес бы повторного вмешательства.
Ни Михайла Ратиборович, ни Георгий Ватомурос ничем не могли помочь несчастному Алану, состояние которого никак не улучшалось. Кроме того, будучи врачом, Мамаев и сам понимал свой диагноз и к чему он может привести. Сергей морально стал готовиться к худшему. Даже весть о возвращении в Семендер русской армии не могла поднять настроение ни тяжело больному Алану, ни тем более, переживающему тяжелое состояние друга еще и как личное поражение, Матвееву. Ольга, как могла, пыталась утешить мужа, но даже у нее это не получалось.
– Не казни себя, ты же сам меня учил, что все в руках Божиих, – поглаживая его голову, говорила она.
– Да, ты права, любимая, но все-таки, где же я допустил ошибку? – повернул к ней искаженное муками совести лицо Сергей.
– Но ты же сам говорил, что если бы вы его не прооперировали, он бы уже давно умер. Значит, вы ему хоть на несколько дней, но продлили жизнь. Я убедилась, что ты с другими лекарями, хоть и можете делать многое, но всё же не всесильны. Посмотри, скольким людям вы уже жизнь спасли.
– Должен же быть какой-то выход…
– Мне очень жаль, но единственный выход – смириться. И знать, что он погиб, как герой, защищая осажденный город и нас с тобой.
Но выход открылся внезапно и самый неожиданный. В день прибытия русской армии в Семендер Матвеева разыскал Кудеяр. Радостный старик увидел грустного Сергея, подпиравшего голову рукой.
– Возрадуйся, Сережа, война с хазарами закончилась! Мы победили! А самое главное, у меня теперь наконец-то есть вот что, – он торжественно продемонстрировал Матвееву все три части золотой пластины. – Я не хочу откладывать ни дня. Слишком долго я ждал этого момента! Завтра же едем на руины Беленджера, тут всего-то два дня пути. Представляешь, через три дня мы будем наконец-то дома, в своем времени!
– Я рад за тебя, дед! И за нашу победу тем более! Вот только возвращайся в будущее один – я никуда не поеду. Я четко осознал, что мое место здесь.
– Но как же… – опешил Кудеяр. – Как же твои родители, друзья-товарищи? Работа врача в хорошей клинике, про которую ты мне давеча плешь проел? Неужели все это неважно?
– Теперь – нет. Родители, я уверен, уже смирились, что я пропал, сколько уже лет назад? Шесть? Да они сойдут с ума, если я вдруг заявлюсь к ним спустя шесть лет после того, как якобы утонул в озере. Друзья? Настоящих друзей, готовых пойти за мной и в огонь, и в воду, не ища какой-то выгоды, я нашел именно здесь. Здесь же я встретил свою истинную любовь, и не могу бросить ни жену, ни своих детей. Работа? О лучшей работе, чем у меня здесь, в госпитале, и тем более – в Тмутаракани, я и мечтать не смею. Так что, прости, дед, но я остаюсь.
– Значит, так вот, да? Ты, конечно, молодец, Сережа! – еле скрывая раздражение, продолжал Кудеяр, – Но из-за твоего геройства и я никогда домой не попаду. Помнишь же, я тебе рассказывал, что попали мы сюда с Шуриком Знаменским вдвоем. Значит, и возвращаться тоже вдвоем надо, только на этот раз не с ним, а с тобой. Один я уже пробовал, не получилось… – виновато опустив глаза, выдавил из себя старик.
– То есть меня ты готов был оставить одного здесь, а мне вменяешь в вину мое «геройство»? – обиделся Матвеев.
– Прости, Сережа, но слишком велик был соблазн попробовать. Я сорок лет охотился за этой прелестью… И теперь она моя…
– Моя прелесть! – передразнил Сергей Кудеяра. – Тоже мне Голум! А пластина действительно красиво выглядит. Хорошая работа, тонкая, – залюбовался он.
Даже в разобранном состоянии пластина восхищала своей красотой и изящностью исполнения. По периметру кольца, внутри которого была змея, были нацарапаны слова на незнакомом языке. На спине у змеи была очень натурально выгравирована чешуя. Вместо глаз у нее были два крохотных рубина, приковывавшие взгляд. Среди мыслей Матвеева стали закрадываться чуждые помыслы о богатстве и могуществе. Парень помотал головой, чтобы убрать наваждение, и посторонние мысли пропали.
– Ладно, дед, извини, некогда мне с тобой долго болтать – у меня друг умирает…
