Текст книги "Тмутараканский лекарь (СИ)"
Автор книги: Алексей Роговой
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)
После очередной тренировки князь Роман, с интересом наблюдавший за движениями боевых машин, подозвал к себе Сергея и Николу.
– Я ценю твой лекарский талант, Сергий, и твое искусство, Никола, но сейчас мне более важны ваши навыки управления нашим новым оружием. Ваши великаны действительно смотрятся как живые, в отличие от остальных. Пусть они еще упражняются, а вот вы скоро мне понадобитесь по другому поводу. Я посовещался со своими советниками и даже с Кудеяром по поводу дальнейших военных действий, и у меня созрел неплохой план.
Глава ХХХIII
Конец кагана Исхака
На каждую хитрую гайку найдется болт с левой резьбой
Народная мудрость
Когда к Семендеру подошло хазарское войско с двумя железными великанами, оба племянника кагана Исхака – Эрмия и Завулон, владеющие вторым по значимости городом в хазарской державе, приказали встречать прибывающих воинов с почетом. Накануне к ним прибыл гонец с подкладной грамотой, скрепленной тарханской печатью, оповестивший о победоносном походе тархана Беньямина и захвате Магаса.
– Дядюшка будет рад падению Алании, – сказал высокий и худой Эрмия. – Он давно ждал этого события.
– Теперь наступит очередь вернуть Таматарху. Довольно русы ею владели! – оживился его брат Завулон, широкоплечий юноша крепкого телосложения, – Только теперь надо упросить дядюшку самим возглавить поход и лично каждому из нас добиться ратной славы. Ведь мы этого достойны, брат! Давай же выпьем за грядущую победу и нашу славу!
Братья чокнулись кубками с вином и переглянулись. Племянники кагана в раннем детстве жили в нищете, а теперь под крылом у известного дяди пытались наверстать упущенное время за все свои годы лишений. За научными изысканиями Исхак так и не нашел времени, чтобы создать свою семью, а потому вымещал нерастраченную отцовскую любовь на племянниках, а те были и рады. Отныне жизнь их проходила в роскоши и праздниках. И хотя каган неоднократно пытался наставить молодых родственников на путь истинный, получалось у него ненадолго.
Чтобы привлечь будущих наследников к семейному делу, Исхак доверил управление Семендером обоим братьям под контролем верного и опытного тархана Беньямина. И первые пару лет племянники усыпляли бдительность дяди тем, что как будто бы действительно стали вникать в искусство управления городом, ремонт и строительство зданий. Но это было только для виду. Остепеневшись на время, вскоре братья продолжили веселиться с еще большим размахом, а после ухода тархана Беньямина в поход некому было контролировать правителей города. Они верили в непобедимость хазарского войска, а потому праздники в Семендере продолжались.
Эрмия и Завулон всегда кутили вместе, но сейчас у обоих во взгляде был заметен дух соперничества. Каждый из них жаждал больше власти и мечтал единолично править собственным городом, а такое было возможно, лишь завоевав его.
Тем временем к воротам устремилась процессия из двух десятков воинов и обоих великанов. В руках знаменосцев были флаги кагана Исхака, а воины были одеты в хазарскую броню, но все равно у стоящего на стене начальника гарнизона в глубине души зародилось какое-то недоброе предчувствие. Что-то было не так в их посадке на лошадях, жестах рук. Уж слишком правильно вышагивали великаны, как будто взаправду живые. Когда воины подъехали поближе, командир присмотрелся к ним и вдруг понял, что под хазарскими доспехами скрываются русы. Старый воин, пришедший в Итиль из Хорезма еще с Рустамом, приказал немедленно запереть ворота, но было уже слишком поздно.
Заметив движение на стенах, всадники пришпорили коней и галопом понеслись к закрывающимся вратам. За ними тяжелыми, но быстрыми шагами бежали великаны. С башен в них полетели стрелы, но от металлических гигантов они отскакивали, как соломинки, а всадники отработанным движением ловко перекинули щиты со спины на левую руку и укрылись от смертоносных жал. Всего двое из двадцати свалились с коней, а остальные мчались во весь опор. Вихрем они ворвались в город, украшенный праздничными флажками, и стали рубить бегущих к воротам стражников. Вышедшие встречать победителей мирные жители в ужасе разбегались во все стороны, создавая необходимую для захватчиков панику.
В надвратной башне стражники спешили как можно скорее закрыть городские врата и опустить массивную железную решетку. Русы ворвались в башню, и завязался жаркий бой. Однако, воротный механизм уже был запущен, и тяжелые створки ворот начали медленно закрываться. Казалось, еще немного и отчаянные русичи попадутся в ловушку.
Возглавлявший атаку Мстислав оглянулся – вот полетела на землю голова одного из его воинов. Там прижали к стене и нанизали одновременно на два копья другого. Вскоре почти треть его небольшого отряда уже лежала на земле, а остальные были связаны боем и окружены превосходящими силами пришедших в себя противников. Бесстрашный Ергар, размахивая двуручным топором, не давал приблизиться к себе хазарским воинам, разбивая в щепки их легкие щиты. Но и его постепенно оттесняли в угол, откуда бы он уже не смог выбраться. А ворота неумолимо закрывались.
Внезапно раздался звук сильного удара и треск ломающейся древесины – это управляемые Матвеевым и Николой великаны подоспели к вратам и мощным таранным ударом распахнули их вовнутрь. И с городских стен, и с узкого окошка в надвратной башне и даже из далекого дворца можно было увидеть, как к открытым воротам устремился поток русско-половецкой конницы. Великаны плотно держали створки ворот, и теперь уже никакая сила не могла их сдвинуть с места.
– Держитесь, братцы! С нами Бог! – закричал Мстислав и двумя мощными ударами меча отправил на тот свет сразу двух врагов.
Его штурмовой отряд приободрился и со свежими силами атаковал противника. У хазар оставалось все меньше шансов на победу. Тем не менее, один из них изловчился, присел под рукой Мстислава и нанес сильный удар кистенем по его голове. Прочный шлем спас голову русича от раздробления, но не от сотрясения мозга. Оглушенный Мстислав упал на землю. Увидев упавшего командира, русичи ожесточились и быстро расправились с остатками стражи.
А тем временем в ворота уже въезжала конная лава половцев и русичей. На стенах бой еще продолжался, но основной накал страстей переместился в центр города к дворцу наместника, где лучшие из воинов кагана пытались организовать отпор. Поняв, что у городских ворот их роль уже сыграна, оба великанских «оператора» тоже отправились на центральную площадь и быстро переломили ход сражения в пользу нападавших. Успех захвата еще был в том, что в Семендере других таких великанов не было – чудо-машины остались лишь в столице, а остальные были отданы тархану Беньямину и теперь либо были уничтожены, либо принадлежали русичам и их союзникам. Семендерцы яростно сопротивлялись, но их участь уже была предрешена. К исходу дня город был захвачен союзной армией.
Нежданно-негаданно потерявшим город Эрмии и Завулону сохранили жизнь – за племянников-то своих каган точно должен будет дать хороший выкуп. Наверняка он лично захочет казнить несостоявшихся полководцев, бездарно утративших древнюю столицу старой Хазарии.
* * *
Когда каган Исхак узнал о падении Семендера, а также о разгроме армии тархана Беньямина, его ярости не было предела. Больше всего его все же удручало то, что теперь секрет его непобедимых великанов и его стрелометы достались врагам. Собрав все войска и поручив их опытному полководцу Рустаму, он приказал ему отвоевать Семендер и уничтожить объединенное войско противников. Одновременно с сухопутной армией Исхак направил и весь свой флот для нападения на русичей с моря. Теперь ему оставалось только ждать своего верного и последнего друга Рустама, не проигравшего до этого ни одной битвы, с вестями о победе.
Генеральное сражение произошло в долине на середине пути между Итилем и Семендером. Матвеев в нем не участвовал – вместе с большинством других лекарей и Ольгой он остался в Семендере во вновь созданном госпитале. После сражений за Дедяков и Семендер, стычек за многочисленные аланские деревушки, набралось значительное количество раненых и заболевших от тягот похода. Многие из них горели желанием сражаться дальше, но неспособны были продолжать освободительный поход, а потому нуждались в лечении. В общем, лекари без дела не сидели, а в скором времени работы должно было прибавиться еще больше. Из всех друзей Сергея продолжать поход с войском отправился лишь Тихомир.
Тем временем союзное войско неуклонно приближалось к Итилю. Но продвижение было достаточно медленным, ведь теперь это была не аланская, а хазарская территория. По пути воинов атаковали летучие отряды торков, засыпая стрелами и дротиками русских и аланских пехотинцев. Эти нападения серьезного вреда не наносили, так как в большинстве случаев воины успевали надевать доспехи, и раненых среди них было немного, но основной целью хазар и их вассалов было запугать и деморализовать противника. С переменным успехом замысел Рустама удавался. Внезапные ежедневные нападения утомляли даже закаленных воинов. Некоторые половцы и касоги уже начинали роптать. Недовольство и недоумение росло и среди русичей и даже у аланов. Особенно оно усилилось, когда в вожаке налетчиков аланы признали бывшего царского гвардейца Алана, в котором Сергей Матвеев узнал бы своего одногруппника. Кроме того, среди разбойников были замечены и другие аланские воины, взятые в плен под Алхан-Калой.
– Не может быть, чтобы воин, поклявшийся мне лично в верности, оказался предателем, – восклицал царь Дургулель. – Здесь что-то нечисто. Не верю я, что он по доброй воле воюет против своих братьев по оружию.
– Значит, нужно выяснить секрет хазарского воеводы до начала главной битвы, – отозвался князь Роман. – Чем он смог привлечь на свою сторону ваших людей. Если сможем выведать его тайну – сможем одолеть его в сражении. Насколько я слышал, полководец Рустам, что сейчас идет против нас, пока не проиграл не одной битвы. Никогда не поздно начать делать что-то в первый раз. Давайте ему в этом поможем.
И князь послал уже зарекомендовавшего себя в качестве лазутчика Давида в хазарский лагерь. Благо, между двумя войсками оставалось всего около пятидесяти верст, которые он успешно и быстро преодолел, переодевшись торговцем вином и фруктами. Роль торговца Давид играл превосходно, ведь он частенько помогал своему отцу торговать рыбой в Тмутаракани. Его актерской игре поверил бы сам Станиславский. Поверили и начальники хазарских караулов, беспрепятственно пропустив Тмутараканского лазутчика с полной телегой кувшинов с вином и свежими фруктами в селение недалеко от своего лагеря.
Вернулся он через пять дней с хорошими новостями. Князь Роман приказал немедленно привести его к себе в палатку.
– Все прошло успешно, княже, – ответил он на немой вопрос в глазах Романа. – Я не только смог исполнить твою волю, но и неплохо подзаработал – распробовали враги аланское вино. Теперь смогу на выручку еще больше трофеев с похода привезти. То-то отец порадуется!
– Ты давай суть излагай, – нетерпеливо перебил его князь, – Выручку можешь оставить себе. Что тебе удалось выведать?
– Не просто выведать, а даже привезти кое-что с собой, – сказал Давид и с заговорщическим видом достал из-за пояса пузырек с темной жидкостью. – Я втерся в доверие к одному тархану, падкому на вино, раскрыл им пару наших секретов. Эти секреты не представляют особой ценности для нас, но вражескому полководцу было интересно, – поспешил вставить Давид, заметив негодование в глазах князя. – Наподобие того, кто командует нашими армиями, и куда будет нанесен следующий удар.
– Ладно, это и так мало-мальски смышленому полководцу понятно. Пусть знают и боятся. Но что же ты получил взамен на свое откровение? Что это за зелье?
– Дал бы тебе попробовать, княже, но не знаю всех его последствий. Основное действие же заключается в том, что выпивший его воин становится нечувствительным к боли и без сомнения выполняет любую команду. И в таком состоянии воин три дня ходит. А потом ему добавляет еще и еще. Так что, возможно, те аланы, которые сейчас сражаются против нас, находятся под влиянием именно этого зелья.
– Очень хорошо, – обрадованно воскликнул Роман Святославич, – Добрую службу ты сослужил мне, Давид Маркович!
У Давида глаза на лоб полезли от изумления – князь впервые назвал его по имени-отчеству, что в то время полагалось только по отношению к боярам и нарочитым мужам.
– Может быть благодаря этим сведениям, мы сможем лишить врага его преимущества, – продолжал князь, – Отдай этот пузырек Тихомиру – он хорошо разбирается во всяких ядах и снадобьях – авось он придумает, что с ним можно сотворить. А за твою верную службу я тебя щедро награжу.
Тихомиру потребовалось всего два дня и две ночи непрерывной работы, чтобы разобраться с составом зелья.
– Это усовершенствованный напиток, который пьют берсерки перед боем, – доложил он князю о результатах своей работы, – Полностью убирает боль и напрочь притупляет не только чувство страха, но и вообще способность соображать. Вот поэтому мы и видели, княже, воинов, которым и десяток стрел в теле, и отрубленные руки и ноги нипочем.
– Сие я уже уразумел, но что мы можем этому противопоставить? – спросил князь.
– С Божьей помощью я смог разработать противоядие. Оно полностью не может отменить действие хазарского зелья, но значительно ускоряет его распад. Теперь зелье будет утрачивать силу не через три дня, а всего за пару часов.
– Правильно я тебя понимаю, лекарь, – уточнил Роман Святославич, – значит, нужно добавить это противоядие в котлы, в которых готовится хазарское зелье, накануне битвы?
– Именно так, княже, – улыбнулся Тихомир, – осталось только выяснить, кто это сможет сделать? Но это очень опасная затея. Ежели хазары обнаружат лазутчика или узнают о нашей хитрости раньше времени, головы этому смельчаку не сносить, а наш план и вовсе обречен на провал.
– Есть у меня один отчаянный разведчик. Кроме него и поручить такое ответственное задание некому. Да ты его знаешь – кто принес нам это зелье, тот и сможет его обезвредить.
И на следующий день Давид в сопровождении добровольца-алана в качестве слуги снова отправился в хазарский лагерь. На этот раз ехать им пришлось недолго – хазарское войско было уже в дне пути от русского. Веселого и хвастливого торговца во вражеском лагере уже знали и встретили его радостно – воинам хотелось немного расслабиться перед предстоящим сражением. А Давид и помогал им в этом своими шутками и прибаутками. Пили немного, но зато почти все, кроме воинов-мусульман. Да и вина в этот раз Давид взял с собой немного – четыре из его десяти кувшинов составляли сосуды с противоядием.
Улучив момент, разведчик подозвал к себе одного знакомого с прошлого раза – жадного до денег торка – и, пообещав тому тугой кошель серебряных дирхемов, попросил помочь. По составленной Давидом легенде, нужно было принести вино одному из хазарских командиров, но так, чтобы полководец Рустам ничего не заподозрил. Давид выяснил, что палатка этого командира была недалеко от искомой им. Получив в качестве предоплаты пять дирхемов, торк лишних вопросов не задавал и сразу приступил к делу. Давид захватил с собой слугу и каждый из них взял с собой по два заветных кувшина, но им нужен был кто-то, кто бы мог провести их по вражескому лагерю к нужному месту. Удача сопутствовала тьмутараканцам – под покровом ночи в сопровождении торкского воина они вначале действительно занесли вино одному из тарханов, а потом смогли добраться до палатки с хазарским зельем. Торк получил обещанную награду и, поклявшись держать язык за зубами, ушел во тьму.
Пока Давид отвлекал своими увлекательными россказнями стражу, его слуга успешно опорожнил содержимое кувшинов в хазарские сосуды. Дело было сделано. Осталось только незаметно покинуть лагерь. Но тут фортуна, постоянная спутница Давида, внезапно оставила его. Окрыленный успехом, он не заметил, что за ним внимательно наблюдал один из соглядатаев Рустама. Когда Давид со слугой возвращались к своей повозке, их уже ожидали хорезмийские гвардейцы с саблями наголо.
– Что вы делали во глубине нашего лагеря, торговцы? – спросил старший гвардеец.
– Продавали лучшее вино по специальному заказу, о благороднейший, – поклонился в пояс воину Давид.
– Кто же упивается вином перед боем? Целых пять кувшинов было у вас, как мне сказали. Назови мне имя этого нечестивца, да покарает его Аллах!
– Это не только мой секрет, доблестный воин, и если я раскрою его, то может пострадать кое-кто из командования, – закатив глаза кверху, таинственно произнес торговец. – А ты же не хочешь, чтоб тебе потом по тюрбану прилетело, не правда ли?
– Они хотели отравить наших воинов, – визгливым голосом закричал какой-то худосочный человек в балахоне за спиной у стражника. – Я видел, как они подходили к палатке с зельем.
– Это правда? – сурово спросил гвардеец.
– Да Боже ж мой! Пусть меня покарает Яхве, если это так! Чтоб мне под землю провалиться! Чтоб у меня товар пропадал, и никто его не брал! Чтоб все мои покупатели покупали этот гадкий шмурдяк у Абрама с Семендера, если я хотел вас отравить! Да и чем? Вкуснейшим, как нектар вином? – разразился такой гневной тирадой Давид, что гвардеец почти ему поверил. – Вот, смотри, неужто я себе враг? – сказал тмутараканец и сделал несколько глотков из кувшина, который нес в руке.
Гвардеец пристально смотрел ему в лицо. Но у торговца не было и тени страха. Прошло несколько минут, но с Давидом ничего не происходило. Действительно, может, оклеветали невинного человека. Однако, это нужно было еще проверить. Давида и его слугу взяли под стражу и посадили под охрану до выяснения обстоятельств. Их били и пытали раскаленным железом, но оба стойко придерживались версии своей невиновности.
На всякий случай проверили хазарское зелье на одном из воинов – зелье все также работало, и воин стал безвольным зомби. Конечно, среди гвардейцев кагана не было никого с научной хваткой самого Исхака. Он бы несколько раз проверил свое зелье на разных воинах и поместил бы их под динамическое наблюдение на несколько суток. Но Исхак был далеко, в своей столице. Никто не стал долго наблюдать за воином. А ведь спустя два часа воля стала возвращаться к нему. Но то ли сам воин не отличался особым умом и раньше не особо проявлял свою волю, то ли все были заняты приготовлением к предстоящей битве, но перемен никто не заметил. Тем не менее, Давида и его слугу из-под стражи так никто не выпускал, но Тмутараканского разведчика больше беспокоило не столько его заключение, как то, что он не смог отправить весточку князю об успешном завершении задания.
А через два дня состоялось генеральное сражение. Обе стороны были очень мотивированы и подготовлены к нему. Для русичей и их союзников эта битва могла стать последним серьезным сражением, отделяющим их от победы в этой войне и окончания похода. Хазары же и торки сражались за вновь обретенные земли и понимали, что другого шанса победить сильного врага может и не быть. Тем более, что и русичи, и аланы теперь были не на своей земле и воспринимались как захватчики. Так что каждый из воинов противоборствующих армий готов был сражаться изо всех сил ради победы.
Началось сражение с обоюдного артобстрела из катапульт, которых у хазар было вдвое больше, и традиционной перестрелки легкой конницы. Огненные снаряды камнем упали с небес и унесли сразу несколько воинских жизней. Так в самом начале битвы ушел в Вальхаллу варяжский лучник Сигурд. Затем призывно взревели боевые рога, и в бою сошлись по пять железных великанов с обеих сторон. Их поединок можно было сравнить с танковым боем. Лязг и скрежет ломаемого металла далеко разносился над долиной, где кипела битва. И хазарские воины, и воины союзной армии с замиранием сердец смотрели за битвой гигантов, как за финальным матчем чемпионата мира по футболу. Каждый удачный удар сопровождался одобрительными возгласами, а в случае неудачи раздавались свист и улюлюканье. Силы были равны, но тут сказалось мастерство Николы. Он первым сумел повалить своего противника, а подняться железный гигант уже не смог. Расправившись со своим соперником, Никола пришел на помощь другим великанам русичей, и вскоре на ходу осталось только три управляемых русскими «операторами» механоида. Их покореженные оппоненты остались кучей металлолома на земле. Не теряя времени, великаны устремились вперед на хазар.
– Ура! За Русь! За Аланию! – прозвучало над рядами союзного войска, и пехота побежала вслед за железными машинами. По ним открыли огонь из катапульт и баллист. Один из гигантов упал после прямого попадания, но оставшиеся двое добежали до позиций хазарских артиллеристов и принялись крушить осадные машины. После того, как вражеские орудия были выведены из строя, великаны побежали к ставке Рустама, но добежать до нее не смогли. Сам Рустам на коне выехал им навстречу и, прицелившись, метнул копье. Оно попало точно в смотровое отверстие на животе гиганта. Если бы Никола вовремя не увернулся, то остался бы без глаза. Однако, копье пробило ему правое плечо, и он утратил управление. Второго механоида окружила толпа конных торков с арканами. Они закинули с десяток петель вокруг головы и конечностей железного чудовища и смогли все-таки повалить его.
А тем временем в смертельной схватке сошлась пехота. На флангах же схлестнулись половецкие и торкские всадники. В поддержку своим пехотинцам Рустам бросил зомбированных воинов. Их можно было узнать издали – почти все они были одеты для устрашения в звериные шкуры и издавали душераздирающие вопли, которые должны были вселять ужас в души врагов. Противники должны были поверить, что сражаются с бесами, с чудовищами, а не с одурманенными людьми.
Князь Роман напрягся – он не был уверен, смог ли Давид применить противоядие. И если смог, то успеет ли оно подействовать или эти безумные воины просто уничтожат пехоту союзников.
Зверолюди резво бежали в сторону касожских копейщиков, намереваясь обойти их с фланга и ударить в тыл. Их разделяло всего каких-то пять сотен шагов. Прошло пару минут, и расстояние сократилось вдвое. А они все так же продолжали бежать сломя голову. Некоторые спотыкались и падали, их затаптывали, и эта безумная масса неслась, размахивая шипастыми дубинками. А противоядие все никак не действовало. Дальше медлить было нельзя.
– Вперед, братцы! С нами Бог! – скомандовал Роман Святославич, обнажил меч, и тяжелая конница русичей сорвалась с места наперерез зомби-воинам. Он очень не хотел задействовать главный козырь русского войска, но что оставалось делать.
Вдруг, не добежав несколько десятков шагов до копейщиков, резко остановился один из воинов в звериной шкуре. Он схватился за голову, упал на землю и забился в судорогах. Следом за ним затормозили еще несколько. Кто-то из них тоже свалился на землю, кто-то остался стоять и ошалело смотрел по сторонам. До копейщиков добежали лишь немногие, но их оказалось недостаточно, чтобы сломить строй касогов. Действие дурман-зелья заканчивалось! Разум возвращался к бывшим хазарским пленникам. Воины не понимали, где они находятся и почему они одеты так нелепо, если это поле боя. А потом крик ужаса раздался из сотен глоток – прийдя в себя, несчастные поняли, что на них железной лавиной несется тяжелая конница русичей с копьями наперевес. Повезло тем, кто каким-то чудом успел отбежать в сторону или притвориться убитым. Остальных просто смели и размазали по степи. Но перед смертью они успели сыграть свою роль – хоть ненадолго сдержали убийственный натиск конницы Мстислава.
Рустам пустил в бой последний свой резерв – своих соотечественников, хорезмийских гвардейцев. Это были ветераны, закаленные в многочисленных боях. Именно благодаря им каган Исхак смог воплотить в жизнь свои замыслы и стать тем, кем он стал. И именно благодаря им в этот день битва не закончилась. Латная конница хорезмийцев смогла связать боем русских дружинников, не дав им добраться до своего полководца. Теперь силы были равны, и ни русичи, ни хазары, как ни старались, все никак не смогли добиться перевеса.
На других участках боя прогресса тоже ни у кого не было. Битва продолжалась до позднего вечера, пока обе стороны не разошлись от усталости по своим лагерям. Основным достижением союзного войска в этот день было то, что они смогли лишить преимущества хазарскую армию и добиться паритета сил. С другой стороны, хазары помешали русичам и их союзникам добиться быстрой победы.
Не закончилась битва и на следующий день, хотя снова и те, и другие сражались отважно. А на третий день прибыли послы от полководца Рустама – он вызывал на поединок аланского царя Дургулеля. Драться нужно было до смерти. Проигравшая сторона обязывалась сдать оружие и отступить к своей столице. Дургулель принял предложение – это был неплохой шанс одним ударом закончить эту долгую битву. Аланский царь поцеловал крест, а Рустам поклялся на Коране, что условия договора будут непременно соблюдены. Хотя Рустам слыл лучшим поединщиком не только в Хазарии, а и по всей прикаспийской и кавказской земле, аланский царь был уверен, что на его стороне Бог и правда, а значит, и победа тоже должна быть за ним. Так оно и вышло.
Оба были уже немолоды, но бились на равных, понимая, что у каждого это, наверное, самый важный бой в жизни. Их начищенные доспехи ярко блестели на солнце. Солнечные лучи отражались от клинков обоих противников, и казалось, что они сражались пылающими мечами. Каждый из них знал толк в фехтовании, но, хоть они и наносили неглубокие раны друг другу, долго никто не мог поразить соперника. В какой-то момент Дургулель отвлек внимание Рустама обманным ударом сверху наискось, а когда тот поднял щит, алан нанес сокрушительный удар между пластин доспеха хорезмийца. Темная кровь потоком хлынула на землю. Щит выпал из левой руки хорезмийца, а остаток сил он потратил, чтобы не выпустить меч из правой длани. Рустам понял, что убит, и устало улыбнулся противнику.
– Спасибо, что отправил меня прямиком к Аллаху! Я не думал, что встречу достойного противника и боялся умереть от старости на своей постели. А так я погибаю с оружием в руках от руки царя. О чем еще мне было мечтать? Сдержи свое слово – не губи моих воинов… Аллах Акбар!
Увидев, как их непобедимый полководец упал замертво, хазары испустили вопль отчаяния и разочарования. Но договор был договором, и его пришлось соблюдать. Однако, многие хазары отказались сдать оружие, а отступили в сторону Итиля, опасаясь, что аланский царь не сдержит слова и прикажет перебить их, как только они станут безоружными и беспомощными. Однако, умнее оказались те, что все же исполнили последнюю волю Рустама, но решили не возвращаться в свою столицу.
Израненный в бою царь Дургулель слег залечивать раны, а главнокомандующим союзными силами был назначен следующий по рангу – тмутараканский князь Роман Святославич.
* * *
Когда вернувшиеся в Итиль хазары принесли горестную весть о поражении в битве и гибели Рустама, каган Исхак вначале резко вскочил со своего трона, а затем упал на него в изнеможении. Его лицо мертвенно побледнело, тонкие пальцы были сжаты в кулак, а глаза горели мрачным огнем.
«Ну вот я и потерял своего последнего друга, – проносились мысли в его голове, – Единственного верного и преданного друга. Рустам был со мной от начала до конца. Может, и не стоило его ввязывать в это всё… Может быть стоило оставаться газнийским ученым, со временем добиться должности главного придворного ученого и не затевать всего этого… Нет… Это была моя мечта. И она осуществилась, благодаря моему уму и таланту. Ну и Рустам помог, конечно. Хоть и отдал свою жизнь… Но все же – что такое жизнь человеческая? Если бы Рустам не пошел за мной – он бы так и остался простым владельцем харчевни. А я бы никогда не стал каганом… Эх, Рустам, Рустам… Все эти сотни придворных лизоблюдов недостойны одной твоей жизни. Я готов был бы всех их казнить, лишь бы можно было вернуть жизнь тебе.
А что есть вообще человеческая жизнь? Люди живут просто так, без определенной цели или для того, чтобы оставить свой след в Истории? Впомнить, хотя бы те великие пирамиды, что видел я в детстве. Сколько тысяч лет они стоят и сколько простоят еще? А ведь их тоже построили люди. Рабы. Мои предки. Многие из них умерли молодыми при строительстве пирамид. А могли бы еще жить многие годы. Но с другой стороны – их уже нет много лет назад, но дело рук их живет в веках. Не это ли главное – сохранить память о себе? Даже если это стоит тысяч жизней».
«Конечно, легко рассуждать, когда ты при этом жертвуешь не свою жизнь, а всего лишь каких-то рабов», – заговорил где-то далеко давно забытый голос совести.
«Нет, я был рожден для более высокой цели, – возразил Исхак сам себе, – я не уйду в Вечность безликой тенью – память обо мне будет жить в веках. Ведь я из руин создал империю. И неважно, сколько умрет простых смертных ради этого. Они бы все равно умерли. Каждый из них мог бы добиться того, чего добился я. Нужно лишь было приложить усилия и терпение. Много усилий и терпения. Но оно того стоило. А они предпочли быть простыми ленивыми людишками и заслужили свою участь. Никого и ничего не жаль. Кроме моего хорезмийского друга…»
«А кому ты оставишь это всё? У тебя нет ни семьи, ни детей. Кто понесет знамя Новой Хазарии? Кто сможет победить наступающих врагов?» – снова проснулась совесть.
«Я не могу проиграть – ведь я был избран Всевышним на эту роль. Если нужно – я заманю врагов в город, сожгу его вместе с ними и со всеми жителями Итиля. И снова смогу возродить Хазарию из пепла. Я еще на многое способен» – заткнул он голос своей совести.
Всё то время, пока кагана терзали его мысли, в тронном зале замерли в безмолвии и прибывшие воины, и царедворцы. Наконец первый советник Азария кашлянул, чтобы привлечь внимание кагана.
– О, повелитель, враг уже скоро будет у ворот. Что прикажешь предпринять? И, позволь мне предложить сохранить жизни всем вернувшимся воинам – они нам пригодятся для защиты города.
– Закон непреложен – всем, трусливо покинувшим поле боя – смерть! Всем без исключения. Убить всех трусов и предателей!
– Но, повелитель, нам сейчас дорог каждый воин…
– Молчать! Никогда не терпел и сейчас не потерплю в своей армии трусов!
– Но наш полководец Рустам… Это был его приказ, – осмелился высказаться один из выживших командиров.
– За то, что не сберег своего полководца, ты умрешь первым, – сказал каган, невзирая на старость, резко поднялся с трона, быстрым шагом подошел, вынул кривую саблю из богато украшенных ножен и одним ударом снес голову несчастному.
