Текст книги "Тмутараканский лекарь (СИ)"
Автор книги: Алексей Роговой
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)
– Азария, приказываю всем готовиться к осаде! Распорядись, чтобы на крыше каждого дома стояли бочки с горючей смесью. Устроим им геенну огненную! Я – ваш Богом данный правитель и я всё сказал!
Первый советник переглянулся с тарханом Язидом – последним оставшимся в живых хазарским полководцем. Перспектива погубить цветущий город в огне казалась обоим страшнее, чем отдать его на несколько дней на растерзание русичам. Хотя обо всем же можно договориться…
* * *
Союзному войску недолго пришлось осаждать стены Итиля. Достаточно было одного дня плотного артобстрела из катапульт, чтобы боевой дух защитников города упал. Хазары первым делом попробовали разбить тараны и катапульты врага, организовав вылазку. Однако, умелым маневром отрезав хазарских нападающих, половцы хана Сакзя истребили почти весь атакующий отряд. Узнав, что у хазарской столицы осталось мало защитников, князь Роман приказал идти на штурм сразу после того, как были готовы тараны и осадные лестницы. С первой попытки штурма взять Итиль не удалось, но Роман Святославич не отчаивался, убедившись, что численное превосходство на стороне союзной армии. Молодой князь приказал атаковать сразу с трех сторон, чтобы растянуть по периметру городских стен защитников города.
Накануне второго штурма к нему в палатку тайно прибыла хазарская делегация во главе с тарханом Язидом. Туда же был приглашен и хан Сакзь. Хазарский полководец, тмутараканский князь и половецкий хан о чем-то долго совещались, но, в конце концов, все трое остались довольны беседой и пожали друг другу руки.
А наутро русский таран пробил врата Итиля. У защитников надвратной башни не хватило кипящего масла, чтобы остановить его натиск. В разбитые ворота устремилась половецкая конница во главе с самим ханом Сакзем. Вслед за ними в город въехали дружинники князя Романа, а уж затем зашла аланская и касожская пехота. Сопротивление захватчикам оказывали лишь хорезмийские гвардейцы кагана, лично преданные ему. Городское ополчение и регулярная хазарская армия сложили оружие.
Сакзь ехал на коне по опустевшему городу, жители которого попрятались в своих домах. Теперь этот город должен был стать его городом. Город, названный его именем, ведь именно Сакзь и его люди первыми въехали в Итиль. Так обещал князь Роман. Если он сдержит свое слово – у половцев начнется новая оседлая жизнь. А русичи навсегда станут их союзниками, по крайней мере, для его племени.
Теперь у половцев будет целых три дня пограбить этот богатый город. Категорически запрещалось только устраивать пожары и убивать мирных жителей, кроме тех, кто будет оказывать сопротивление. Но об этом уже побеспокоился наместник Итиля. Все самое ценное итильцы успели спрятать, а от захватчиков все равно откупались серебром и золотом, но не жизнями. Итильцы для виду повозмущались, но в принципе, были не против. Как говорили хазары: «Спасибо, Боже, что взял деньгами».
Сакзь ехал и любовался прекрасным городом, какого впредь никогда не видал. Мог ли он подумать об этом раньше? Итиль, город, который для его предков был всегда чем-то недосягаемым, теперь будет его владением. Теперь он будет носить название Сакзин. Покойный хан Тарх мог бы гордиться своим вторым сыном. Все-таки хорошо, что он согласился на предложение русского князя. Хотя, если бы княжескую грамоту не привез муж его сестры, то, скорее всего, Сакзь бы не стал помогать вчерашним врагам. Хвала Тенгри-хану за то, что надоумил Сакзя семь лет назад не казнить попавшего к нему пленника!
На крышах домов Сакзь заметил заготовленные бочки. Вот о чем предупреждал хитрый хазарин – в этих бочках, видимо, было страшное зелье, способное воспламенить все вокруг. Неужели хазарский каган способен был уничтожить свой прекрасный город, лишь бы тот не доставался победителям? Впрочем, неважно, больше Итиль кагану не принадлежит. Осталось совсем немного, и эта война будет закончена.
* * *
Каган Исхак покинул Итиль. Он бросил всё: свой прекрасный, но не приспособленный к осаде дворец, все свои сокровища, и что было более ценно для него лично – все свои книги и научные трактаты. У него осталась только заветная пластина, с которой он не мог расстаться. Вместе с последней сотней преданных ему гвардейцев на большой галере вниз по реке он отплыл в свою неприступную крепость, которую соорудил на безымянном скалистом острове в Гирканском море. В этой крепости, из которой был только один выход, его никто не смог бы достать. Здесь можно дождаться последнего союзника – хазарский флот, бесполезно осаждавший ненужный уже Семендер. У захватчиков не было кораблей – так что на море Исхак смог бы еще одержать не одну победу. А дальше всё снова сможет повернуться в его пользу. Недаром же он избран Яхве.
Исхак бросил прощальный взгляд на город, который возродился лишь благодаря его воле. Итиль стоял всё такой же красивый, на берегу одноименной реки, неподалеку от ее впадения в Гирканское море. Где-то вдалеке были слышны крики, отдаленный шум битвы, но каган ожидал большего. Он хотел бы, чтобы Итиль пылал, чтобы пламя взмывалось до небес. Пусть бы сгорело всё, но не досталось врагам! Пусть бы сгорели все предатели, которые вынудили кагана покинуть свою столицу!
В крепости Исхак наконец-то ощутил спокойствие. Здесь можно было пережидать осаду сколько угодно. А в лабиринте, вырубленном возле главного входа в крепость, сотня воинов могла сдержать пару тысяч противников. Каган отправил весточку к адмиралу флота с требованием срочно отправить все суда к острову. Теперь бояться было нечего и осталось только дождаться погони.
Впрочем, погоня долго ждать себя не заставила. Через неделю прибыли три галеры из Итиля с русскими воинами на борту. Около трех сотен русичей. Смешно! Скоро все они полягут на проклятом острове. Противники разбили на каменистом берегу небольшой палаточный лагерь. Неподготовленность русичей ввергала хазарского кагана в недоумение. Неужели они надеялись взять эту крепость, не соорудив даже захудалых осадных лестниц? Вдруг среди русов каган заметил старика в звериной шкуре. Он показался Исхаку странно знакомым. Где же они могли встречаться?
Русичи не спешили атаковать. Вперед вышел необычный старик и что-то закричал на хазарском. Ветер донес до Исхака, стоявшего на крепостной стене, лишь обрывки фраз.
«Ты… давно… часть… у меня…». Зрачки Исхака расширились, и глаза готовы были выпрыгнуть из орбит – в руках старика он увидел часть пластины, за которой охотился так долго. Она была так близка впервые почти за сорок лет! Рассудок старого кагана помутился – он не стал ждать ни своих собственных кораблей, ни пользоваться явным стратегическим преимуществом. Исхак приказал немедленно организовать вылазку с ночной атакой на врагов.
Надо отдать должное гвардейцам кагана, бились они отважно, несмотря на троекратное преимущество противника. Тем более, что внезапного нападения не удалось – их уже ждали. Пластина Кудеяра была хорошей приманкой. Все хорезмийцы полегли в этом неравном бою. Но Исхак не обращал внимания на доблестное сражение своих гвардейцев. Воины ему нужны были в качестве отвлекающего маневра. Он чувствовал небывалый прилив сил – с колоссальной уверенностью, походкой двадцатилетнего юноши, а не семидесятилетнего старца, каган спешил навстречу бессмертию. Кроме того, собрав наконец весь артефакт, он надеялся заполучить власть над временем.
– Оставьте меня! Дальше я сам! – крикнул каган кинувшимся его сопровождать гвардейцам.
С легкостью зарубив по пути одного за другим троих противников, Исхак ворвался в палатку, где должен быть обитать нужный ему старик. И действительно, на походном столике его цепкий взгляд увидел недостающую часть той самой пластины. Вдруг дорогу ему заступил старик в звериной шкуре. Теперь в его руке был не привычный суковатый посох, а обнаженный меч.
– Отойди с моего пути и не мешай мне взять то, что по праву должно принадлежать только мне. И, клянусь Яхве, я разрешу вам отсюда убраться живыми, – надменно бросил Исхак.
– Нет уж, каган, это тебе придется отдать то, что ты отнял у меня много лет назад, – возразил незнакомец.
– Так это ты был тогда на руинах Беленджера? За тобой я безуспешно гонялся столько лет? А ты трусливо от меня убегал… Видишь, судьба привела тебя снова ко мне. Последний раз предупреждаю, отдай пластину по-хорошему. Все равно ты не умеешь ей пользоваться. За эти годы я стал правителем великой страны, а ты как был оборванцем, так и остался.
– Надо было убить тебя еще сорок лет назад, сколько жизней можно было бы сохранить! – возмущенно воскликнул Кудеяр.
– Ты думай, с кем говоришь, гой! Чьих жизней? Тех, кто никогда не будет благодарен за все, что делаешь для них? Тех, кто будет роптать, даже если ты будешь осыпать дождем из золота и серебра? Тех, кто и имени-то своего написать не может? Я, и именно я создал державу, которая способна была бы покорить весь мир, если бы вы мне не помешали.
– А я жил в лучшем государстве на свете, где каждый человек мог свободно трудиться и получать достойный заработок за свой труд. Каждый мог обеспечить себе безбедную старость, и был уверен в завтрашнем дне. А такие, как ты, всегда вредили и через тысячу лет не перестанут вредить простому человеческому счастью.
– Не бывает таких государств и не будет никогда! – бросил каган, – Каждому свое – кто-то должен править, а кто-то подчиняться и беспрекословно выполнять волю правителя. Лишь единицы могут пробиться с низов к вершинам власти, и я тому подтверждение. Свобода – слишком ценный дар, и нельзя ее раздавать всем подряд. Так что не говори небылиц!
– Хочешь, докажу свою правоту? Давай соединим пластину вместе, и я покажу тебе свою Родину – Советский Союз. Ты увидишь, как живут свободные люди!
– Много лишних слов, рус, – поморщился Исхак. – Хватит болтать, пришло время покончить с тобой!
Два клинка одновременно взмыли вверх. Обоюдоострый меч Кудеяра высек искры, столкнувшись с кривой саблей Исхака. Два убеленных сединами старца бились со всей яростью молодых воинов, понимая, что для каждого из них этот бой может стать последним. По сути, это и был главный поединок в жизни обоих. Если какие-то битвы еще принесет грядущее тому, кто победит в этом бою, они будут не так важны. Вдруг Кудеяр, поднатужившись, нанес особо мощный удар, который Исхак парировал своей саблей совсем рядом с гардой. По какой-то причине прекрасная дамасская сталь не выдержала – сабля разлетелась в руках кагана. Он ошалело уставился на обломок своего оружия, а Кудеяр, не теряя ни мгновения, пронзил насквозь своего соперника.
– Нет! Нееет! Нееееет! Всевышний, почему ты оставил меня? – завопил Исхак. – Я был так близок к победе. Я не должен умереть.
Злорадно ухмыляющийся Кудеяр достал из-за пояса старый кинжал.
– Это тебе за Шурика Знаменского! Это – за княжича Евстафия! Это – за наших воинов павших! А это – за мою исковерканную жизнь! – приговаривал он с каждым ударом кинжала, выплескивая всю накопившуюся за эти годы ненависть.
Жизнь пронеслась перед глазами Исхака. Он вспомнил детство в Египте, годы учебы у Бируни, верного друга Рустама, свои научные изобретения, взлет и падение Новой Хазарии. Был ли он счастлив? Пожалуй, да. Но, как ни странно, ни тогда, когда стал всесильным властелином мощной державы, а тогда, когда открывал для себя безграничную вселенную науки. Но раскаиваться и что-то менять было уже поздно. Жизнь покидала тело кагана.
– Вы еще вспомните обо мне, когда получите мой прощальный подарок, – сорвалось с холодеющих губ Исхака. Но это были его последние слова.
Так закончил свой земной путь талантливый ученик великого Бируни, придворный ученый Газны, талантливый изобретатель, первый и последний каган Новой Хазарии Исхак бен Завулон.
Глава ХХХIV
Первый воинский госпиталь
Искала путь свой на войне душа.
Врачи, медсёстры, просто волонтёры
Пришли, помочь страдающим спеша,
И стали в строй без лишних разговоров.
Блошкина М.Н.
В занятом союзной армией Семендере стараниями Михаила Ратиборовича, Георгия Ватомуроса и Сергея Матвеева была развернута лечебница для воинов, которую они назвали «Первый воинский госпиталь». И он действительно был первым – отдельного госпиталя для лечения воинов разных национальностей и вероисповеданий пока еще никем придумано не было. Сюда поступали воины со всех направлений – штурмовавшие Итиль, отправившиеся в погоню за каганом Исхаком и даже получившие ранения еще под Дедяковым и в битве за Семендер. Все они получали здесь квалифицированную помощь. И хотя со временем туда стали поступать и пленные хазары, и мирные жители, которых все же лечили отдельно от воинов и содержали в обособленных палатах в рядом стоящем здании, название «Первый воинский госпиталь», или просто «Госпиталь» в народе прижилось.
Госпиталь располагался в просторном здании на берегу Каспийского моря в трехэтажном дворце бывшего семендерского вельможи. Теперь в просторных дворцовых залах, где еще месяц назад гуляли племянники кагана Исхака, хазарские богачи пили вина и услаждали взоры плясками полуголых танцовщиц, были оборудованы две операционные, три перевязочные и палаты для пациентов общей сложностью на полторы сотни коек. Местные семендерские лекари, не изменив своему врачебному долгу, тоже присоединились к персоналу госпиталя. Один из них принес с собой экземпляр «Канона врачебной науки» великого Абу Али ибн Сины на хазарском. Вот тут как раз и пригодилось владение Соломона, ученика Матвеева, этим языком. Благодаря его переводам, лекари русичей смогли вполне ознакомиться с шедевром восточной медицины и сразу же применить полученные знания на практике. Кроме того, в работу лечебницы внедрили и тмутараканский опыт применения «лечебной плесени» и методов асептики.
Со всех сторон дворец был окружен пышными садами. В прохладной тени инжиров, фиников и абрикосов воины дышали свежим морским воздухом и отдыхали после различных манипуляций. Неспешный ритм госпитальной жизни и само великолепие природы помогало им восстановить душевные и физические силы после тягот похода и жарких боев. В редкие часы отдыха лекари тоже прогуливались по дворцовому саду. Это прибавляло им сил и энергии для дальнейшего тяжелого кропотливого труда.
Кроме лечебной работы служители госпиталя занимались также и благотворительностью – одно из подсобных помещений дворца было превращено в трапезную, где кормили всех нищих и обездоленных. Со временем в госпиталь стали стекаться неравнодушные семендерцы. Одни занимались приготовлением еды и кормлением своих раненых родственников и соотечественников, другие стирали и штопали им одежду или наводили порядок в палатах, третьи изготавливали бинты и перевязочный материал. Работа нашлась для всех желающих. И коллектив госпиталя получился дружный, несмотря на то, что это были представители разных народов и разных сословий. Многие впервые ощутили, что значит быть полезным не только для себя и своей семьи, но и для других людей. Хотя по сути, русичи были захватчиками для населения Семендера, но с местными они обходились лучше, чем ставленники кагана – князь Роман не допустил грабежа и погромов в городе, а потому уставшие от грабительских налогов Исхака семендерцы быстро прониклись симпатией к союзной армии и сочувствием к раненым.
Раненых хазарских воинов, поклявшихся больше не поднимать оружие ни против аланов, ни против русичей, лечили тут же. Только их палаты были отделены от палат их бывших противников отдельным входом с вооруженной охраной, ведь клятва клятвой, а неприязнь все же осталась. Нелегко прощать бывших врагов. Хотя некоторые хазарские воины, понимая, что уже никогда не вернутся обратно к кагану, пытались завести дружбу с русичами, аланами и касогами, чтобы в дальнейшем сражаться в их рядах. У многих это получалось – простому солдату всегда легче договориться с другим таким же солдатом, когда над ними не стоит командир. Далеко не все хазары были профессиональными воинами, многие были виноградарями или рыбаками, добровольно-принудительно призванными каганом Исхаком для похода.
После первичной обработки ран при поступлении сестры милосердия заботливо обмывали воинов, подбривали запущенные за время похода бороды, переодевали в чистые холщовые длинные рубахи, запасы которых регулярно пополнялись местными швеями, а затем кормили, если позволяло их состояние. Питанием раненых воинов и сотрудников госпиталя занималась местная девушка Алькраса, что в переводе на русский означало «крапива». Но, в отличие, от этого жгучего растения, девушка окружала раненых теплом и лаской, кормила вкусной свежей едой. После того, как количество раненых стало все возрастать день ото дня, Алькраса организовала и возглавила целую команду поваров, отлично справлявшихся со своей работой. Каспийское море всегда было богато рыбой, а потому, даже при перебоях с доставкой продуктов на столах всегда была жареная и печеная рыба, а также вкуснейшие рыбные пироги, наподобие расстегаев. Привыкшие к простой походной еде воины уплетали за обе щеки кулинарные шедевры Алькрасы и всё нахваливали ее талант, ведь никто не уходил из госпиталя голодным. Потерявшим много крови воинам по рекомендации Матвеева, знакомого с диетпитанием при лечении анемии, для поднятия уровня гемоглобина давали усиленный мясной рацион и поили гранатовым соком, из плодов, выросших в местном саду. Лекарям, их помощницам и сиделкам тоже еды хватало, им не приходилось думать о пропитании, и они могли полноценно сосредоточиться на выполнении своих профессиональных обязанностей.
Старый друг Матвеева Никола тоже оказался очень полезен госпиталю – после исцеления раненой руки он активно включился в госпитальную жизнь. Никола был мастером на все руки (и на здоровую, и на выздоравливающую), как всегда, спокойно и уверенно он чинил буквально всё, что выходило из строя, и даже ремонтировал поврежденные строения. За короткое время парень стал самым настоящим завхозом, и по всем бытовым вопросам можно было обращаться именно к нему. Первым делом он соорудил пару тандырных печей и сделал систему подачи воды из колодца, чем значительно улучшил работу кухонной службы и покорил сердце Алькрасы, которой теперь не нужно было несколько раз в день с ведрами идти за водой.
К сожалению, все хорошее имеет свойство быстро заканчиваться. Еще не начали поступать первые раненые после битвы с воинством Рустама, как к Семендеру подошел огромный хазарский флот и закрыл вход в бухту. Теперь из нее невозможно было выбраться, минуя пятнадцать хазарских галер. На предложение сдаться русский гарнизон ответил категорическим отказом, что взбесило хазарского адмирала Шуджу. Попытка взять Семендер приступом с моря тоже не увенчалась успехом – с высоких стен защитники из башенных орудий смогли потопить несколько лодок штурмующих, а гарнизонная конница резким наскоком добила остатки высадившегося на песчаный пляж хазарского десанта.
Тогда Шуджа решил сменить тактику. Начался планомерный обстрел города из дальнобойных орудий, установленных на кораблях. Дефицита снарядов хазарский адмирал не испытывал – боеприпасы для его эскадры регулярно подвозились из Ширвана, чей правитель не только получал хазарское золото, но и был рад поквитаться со своими давними неприятелями – русами. Не рискуя больше осаждать Семендер, несколько сотен воинов с кораблей высадились южнее города и разбили укрепленный лагерь. Тем самым они перекрыли дорогу на Дербент, отрезав защитников Семендера от поставок продовольствия. Сами же они добывали пресную воду и продовольствие в окрестных деревнях, периодически вступая в схватки с русскими разъездами. Пользуясь отсутствием флота у русичей, хазары безраздельно господствовали на морском горизонте Семендера и зажигательными снарядами ежедневно разрушали еще совсем недавно свой собственный город, безуспешно вынуждая сдаться непокорных русичей. Каждый день уносил чьи-то жизни. Многие семендерцы подались в бега, но значительная часть осталась в городе и подвергалась обстрелам. Понятно, что все раненые, как мирные жители, так и воины, поступали на лечение в госпиталь, благо, он находился за вдающимся в воды Каспия мысом, и хазарские снаряды туда не долетали. Ежедневная битва за жизни, которую вели лекари госпиталя, была ничуть не легче битв, гремевших где-то на севере Новой Хазарии.
И хоть в посылаемых с кораблей снарядах не было пороха и взрывчатых веществ, и они были не так опасны, как современные мины и снаряды «Градов» или «Точки У», осколки раскаленного металла вполне могли представлять опасность для жизни своих жертв, а сопровождаемый этими ядрами огонь тоже представлял собой мало приятного. То в одной, то в другой части города вспыхивали пожары, каждый из которых при сильном ветре мог бы уничтожить весь город. Наместник города Вислоус из добровольцев сформировал пожарную команду, и отважные пожарные с крепостных башен следили за горизонтом, первыми попадали на места возгорания и оперативно их тушили. Порой пожарные попадали под обстрелы, и тоже поневоле становились пациентами госпиталя.
Хазарский адмирал Шуджа больше любил устаивать обстрелы в вечернее и ночное время, чтобы любоваться желто-красными языками пожаров на фоне темного неба. Его не сильно интересовало, куда именно попадут зажигательные снаряды, ведь основной целью было постоянно вносить панику и сумятицу и принудить русский гарнизон города к капитуляции. А этого можно было достичь изнуряющими ежедневными обстрелами. Но проходили дни, недели, а упрямые русичи не хотели сдаваться ни в какую, и это очень злило хазарского адмирала. Мало того, русичи где-то раздобыли или соорудили катапульты, из которых стреляли со стен порта и не давали кораблям Шуджи вплотную приблизиться к порту и вести еще более массивный обстрел города. Еще больше его злило отсутсвие вестей из Итиля, ведь было непонятно, смогло ли войско Рустама разбить армию захватчиков, и когда моряки под его началом наконец смогут заблокировать город с суши, чтобы у врагов не осталось ни шанса. И в бессильной злобе адмирал снова и снова отдавал приказ обстреливать несчастный Семендер. Для мирных семендерцев каждая ночь превращалась в ужас и кошмар.
А в это время в госпитале не прекращалась работа. С северных ворот в него везли раненых воинов союзной армии, а с восточной части города – пострадавших в результате обстрелов. За сутки поступало до пятидесяти человек. Для обеспечения круглосуточной работы госпиталя, все восемь лекарей – пятеро прибывших (Георгий Ватомурос, Михаил Ратиборович, Сергей Матвеев, Соломон Маркович и Шен Чен) и трое местных (Юсуф, Пинхас и Коснятин Ставрович) – организовали ночные дежурства бригадами по два человека. В случаях же массового поступления раненых в любое время привлекались все сотрудники госпиталя. Таким образом, кроме ежедневной работы, Сергею приходилось бодрствовать сутки через трое и ожидать поступления новой порции раненых. Однако, по сравнению с другими лекарями, все же у него было преимущество. Ведь, кроме второго дежурного лекаря с ним всегда выходила в ночную смену верная жена. Ольга помогала не только на операциях и в перевязке раненых, но и скрасить одиночество в редкие ночные минуты передышки. В разговорах на медицинские и прочие темы они могли провести всю ночь, и Матвеев очень радовался тому, что не потерял интерес к общению с женой и после четырех лет совместной жизни.
Спустя какое-то время семендерцы стали приносить в госпиталь своих больных и раненых детей. Приобретшая опыт в лечении собственных сыновей Ольга принялась лечить местных детишек, и показала такие впечатляющие результаты, что по общему решению совета лекарей госпиталя ее посвятили в детские лекари, к ее собственной несказанной радости и гордости за жену Матвеева.
Утро в госпитале начиналось с некоего подобия врачебной «пятиминутки», на которой обсуждались все происшествия минувших суток: тяжелые поступившие больные, проведенные операции, санитарные потери. Это было инициативой Матвеева – он хотел, чтобы тут тоже было что-то напоминающее привычную ему современную больницу. Заодно так все лекари узнавали о всем, что творится в госпитале. Идея быстро прижилась, и теперь главный лекарь, которым князь Роман еще до своего отъезда назначил Михаила Ратиборовича, каждое утро внимательно слушал доклады дежурных лекарей и раздавал указания на грядущий день. Потом следовал палатный обход с контролем состояния пациентов, а затем все лекари непосредственно приступали к своей работе – операциям и перевязкам раненых. К слову сказать, благодаря слаженной работе лекарей и умелому применению методов асептики и антисептики, за всю работу госпиталя не было ни одного летального исхода – и это было настоящим чудом, ведь пролечено в госпитале было множество воинов. Исключение составляли лишь те, кого привозили уже в агонирующем состоянии, но таких было немного. Большинство тяжелораненых воинов умирало уже на поле боя.
Естественно, при тогдашнем уровне развития медицины полостных операций лекари не делали, но иссечением грыж, ушиванием различных ран, ампутациями конечностей и сращиванием переломов занимались практически каждый день. «Дядя Миша» из одному ему известных лечебных трав изготовил лечебный элексир, который применялся непосредственно на раны и реально способствовал их скорейшему заживлению. В одном из помещений дворца он организовал молельную комнату, украшенную иконами, для исцеления душ раненых. Шен Чен активно применял свои волшебные иголки как для купирования острых состояний у больных, так и для реабилитации раненых. Матвеев вспомнил свои знания по фармакологии и организовал выпуск физиологического раствора для восполнения объема циркулирующей крови у раненых. Это был простейший раствор и готовился он в тех условиях так: чистую ключевую воду кипятили, растворяли в ней обычную поваренную соль, несколько мешков которой были найдены в подвалах дворца, из расчета 9 граммов соли на литр воды, а затем охлаждали до комнатной температуры и разливали по небольшим стеклянным сосудам, предварительно обработанных огнем. У местного стеклодува заказали полые стеклянные длинные трубочки, из которых изготовили первые капельницы. Эта нехитрая мера помогла спасти жизнь многим раненым, потерявшим много крови и нуждавшихся в ее восполнении. Матвеев наконец смог усовершенствовать свою «лечебную плесень» для парентерального введения и теперь вводил внутримышечно необходимое для раненых лекарство с помощью воссозданных по его чертежам многоразовых шприцов. Последние тоже изготавливались стеклодувом, теперь полностью работавшим для нужд госпиталя.
Двое местных лекарей, Абрам и Пинхас, давали раненым снотворное зелье немного в других пропорциях, чем это делал Тихомир, но на качество наркоза это не влияло, а наоборот делало его более глубоким. Хирурги приступали к своей работе, часто продолжавшейся до вечерних сумерек. Такая нелегкая совместная работа не только сплотила всех лекарей, но и обогатила их колоссальным опытом.
Как-то Сергей разговорился с семендерскими лекарями – они оказались достойными людьми, весьма образованными для своего времени.
– Жаль, что мы с вами поначалу были на разных сторонах в этой войне, – сказал как-то Матвеев. – Лучше бы мы познакомились при других обстоятельствах, например, на каком-нибудь пиру.
– А мы и не хотели войны. Не хотели похода, затеянного нашим каганом, – ответил Абрам, – Большинство моих друзей и родственников хотели просто жить в добрососедстве с аланами. Торговать с ними было гораздо выгоднее, чем воевать. Тем более, что все ключевые стоянки по Шелковому пути и так были наши, а аланские, русские, да и любые караваны, останавливаясь на них, и так нам должны были платить. Но что поделать, теперь мы стали заложниками этой ситуации.
– Тут главное, не изменить делу, которому ты служишь, – продолжил его друг Пинхас. – Не предать себя и тех, кого пообещал лечить. В мирное время наше ремесло приносило нам неплохой доход. Но как было написано на кольце у царя Соломона «Все проходит, пройдет и это». Прошло мирное время, наступило военное, но потом снова будет мир, я уверен. Что бы сказала моя мама, если бы я бросил ее и убежал в никуда? А заодно и всех своих многочисленных родственников, которые не оставили Семендер.
– Кто бы что тебе не говорил о хазарах, но знай, что не все мы такие, как каган Исхак, – перебил его Абрам, – Да, его большая заслуга, что он воссоздал нашу державу, но последнее время он стал слишком жесток не только с противниками, но и со своими собственными подданными. Да и назначение наместниками Семендера этих двух молодых ослов – Эрмии и Завулона, которые только и делали, что пили и веселились, тоже не придает кагану уважения. Понятно, для чего нужны все эти походы, если казна тратится на прихоти юных паразитов. Каган Исхак за последнее время сильно изменился и из-за этого погубит, если еще не погубил, созданное им детище.
– Так, а почему же вы не свергли его, раз были им недовольны, – спросил Матвеев. – Неужели во всей Хазарии не нашлось более достойного кандидата на престол?
Но тут привезли новых раненых, и вопрос Сергея так и остался без ответа.
За все время работы семендерского госпиталя перед Матвеевым промелькнуло сотни лиц раненых и больных людей, но лишь некоторые отпечатались в его памяти надолго. У него даже промелькнула мысль когда-нибудь написать мемуары на эту тему, но тогда было явно не до погружения в воспоминания, нужно было работать. Причем работать быстро, аккуратно и качественно. Раненых было немало, но Сергею такой темп работы нравился. Он в полной мере ощущал свою полезность и понял, что не зря попал в этот мир – именно здесь, в этом госпитале он и должен был находиться. Как тогда, во сне про молодого Кудеяра, который все равно должен был пойти в поход и очутиться диковинным образом в прошлом, так и Сергей отчетливо осознал, что его предназначениев составе тмутараканской рати в семендерском госпитале. Парень чувствовал прилив сил и ощущал вдохновение в работе. Как будто он фрегат, которому в паруса мощно дует попутный ветер, и он идет по бескрайнему лазурному морю к своей цели. Как будто действительно Господь помогает ему возвращать здоровье этим несчастным, но мужественным людям – русичам, аланам, половцам, хазарам, да впрочем, неважно… Значит, не зря он шесть лет штудировал медицину в университете, а потом лекарское дело при монастыре. Вот где его знания пригодились в полной мере!
Однажды в госпиталь поступил воин, которого звали Рябина. Скорее всего, было у него и православное имя, но все называли его именно так. Матвеев вообще заметил, что хотя подавляющее большинство русских воинов было крещено, но многие из них предпочитали употреблять свои прозвища или языческие имена, приберегая православные имена для служб в церкви или суеверно опасаясь сглаза. Так вот, у этого самого Рябины была сломана нога в битве с армией Рустама, на нее наложен фиксирующий лубок, а сверху лубка нога была туго забинтована повязкой из грубой ткани.
