Текст книги "Тмутараканский лекарь (СИ)"
Автор книги: Алексей Роговой
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 32 страниц)
– Если мы теперь же не начнем лечить Василия, то можем его потерять, а все наши лекарственные снадобья остались в половецком стане. Что же нам делать? – сказал он об этом Мстиславу.
Тот позвал лекаря из черниговской дружины. Лекарь еще раз обработал рану Василия, нашел и сшил кровоточащий сосуд, но состояние монаха это не сильно улучшило, только рана перестала кровоточить. Но инфекция (или яд, которым, возможно, была смазана половецкая стрела) уже циркулировала в крови и убавляла шансы на его выздоровление.
– Ему бы продержаться до Чернигова, там у князя Святослава много хороших лекарей имеется и большие запасы нужных снадобий, – сказал лекарь. – В условиях похода тяжко ему придется.
– Не думаю, что он сможет – силы быстро его покидают, – взволнованно ответил Серега.
– Тогда лучше вам поворачивать в Киев – там в святых пещерах живет монах Агапит. Сказывают, он и от безнадежных хворей исцелить может.
– Агапит? Из пещер? – переспросил Матвеев. Он смутно вспомнил, как дома читал подаренное бабушкой «Житие Агапита Печерского». – Да, ты прав, это наш единственный шанс.
Он поблагодарил своего древнерусского коллегу за отличную идею и побежал к князю. Глеба Святославича не пришлось долго уговаривать.
– Заодно передайте от отца моего, князя Святослава, и от меня лично поклон киевскому князю Изяславу Ярославичу и это письмецо. Скажите, что князь Святослав-де молвит своему брату, чтобы он поскорее войско собирал. Не терпится отцу и мне отплатить половцам за наше поражение, да и в Тмутаракань вернуться охота, – добавил молодой князь.
Сопровождать Сергея и раненого Василия он отправил Мстислава и Кытана, поклявшегося некогда Бике защищать ее возлюбленного. Тихомир и Артемий продолжили путь в Чернигов вместе с основным войском.
До Киева нужно было проделать всего сорок верст пути, но Василию уже казалось, что он стоит у врат рая и беседует с апостолом Петром, пытаясь оправдать свои грехи и получить разрешения пройти в райский сад. Значит, дела были совсем плохи. Он уже не мог сам держаться в седле, поэтому его тщательно прификсировали к лошади, которую вели под уздцы.
– Это моя вина, – сокрушался Мстислав, – не надо было вас без доспехов пускать с нами в бой против половцев.
– Ничего, брат, не вини себя, – ответил Сергей. – Ты и так нас из плена спас, иначе мы все уже, вполне возможно, были бы мертвы. Нам бы теперь только до отца Агапита добраться. Долго ли еще ехать?
– Да еще верст двадцать будет – к вечеру должны быть на месте.
Последние версты пути тянулись невообразимо медленно. Наконец взору путников предстал красавец Киев, стоящий на крутом берегу Днепра. Переправившись на рыбацкой лодке через реку, они в вечерних сумерках, миновав Золотые ворота, вступили в столицу Киевской Руси.
Глава XXI
Древнерусский майдан
Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный.
А.С. Пушкин
Пещеры киевских монахов, в будущем знаменитая Киево-Печерская лавра, в то время находились на двух высоких холмах над Днепром в лесу за городом, неподалеку от села Берестового. К тому моменту, как Сергей Матвеев и его друзья подошли к этому месту, там уже стоял целый монастырь с деревянной церковью и кельями монахов, вырубленными прямо в пещерах. В небольшой пещерке отца Агапита было тесно не то, что для четверых взрослых мужчин – в ней и для одного-то места было мало. Во всех углах кельи, кроме красного, где были иконы, висели пучки высушенных целебных трав, от которых доносился насыщенный приятный аромат. Отец Агапит был совсем не таким, как его представлял себе Сергей. Он ожидал увидеть перед собой согбенного молитвами седовласого старца, а перед ним стоял монах средних лет с густой русой бородой и умными глазами, в которых читалась доброта и любовь к ближнему.
– Вы сами видите, люди добрые, – сказал он спокойным голосом, – здесь я не могу помочь вашему болящему как подобает. Отнесите его в баню, где омываются послушники и трудники. Там есть деревянная лавка, на которую можно его положить и там, с Божьей помощью, я и смогу ему помочь.
Друзья послушно перенесли уже не ходящего и лишь издающего слабые стоны брата Василия, в указанную отцом Агапитом баню. Матвеев взглянул на своего несчастного коллегу. Было очевидно, что тот пребывал в очень тяжелом состоянии – черты его лица заострились, лицо было бледным и все покрыто холодным потом.
«Эх, дружище, как же тебя так угораздило», – подумал Сергей и посмотрел на свою раненую руку. Ему повезло больше, и его рана почти зажила. «Все равно, наверное, останется шрам в память о половецкой стреле».
Вскоре в баню подошел и сам монах, держа в руках ящичек с разнообразными кувшинами и целебными травами. Отец Агапит попросил всех покинуть баню, затем осмотрел рану бедолаги, вышел к нетерпеливо ожидающим его вердикта друзьям и сказал:
– Рана глубока, и недуг его почти одолел, но нет ничего невозможного тому, кто истинно верует. Я останусь с ним на ночь, буду лечить страждущего лечебными зельями и молиться о его выздоровлении. А вы ступайте ночевать в избу для послушников. Если силы есть, можете тоже помолиться. Всеобщая молитва способна многое сотворить.
– Отче, я лекарь, обучался лекарскому делу у отца Никона в Тьмутараканском монастыре. Ежели дозволишь, могу тебе помочь, – вызвался Матвеев.
– Обязательно поможешь, но не сегодня. Сейчас я буду возносить особые, сугубые молитвы Господу, и важно, чтобы с болящим остался только я один. Посему иди с миром, а завтра утром приходи, может твоя помощь тоже сгодится.
– Пойдем, брат, почивать, – борясь с зевотой, сказал Мстислав. – Утро вечера мудренее.
– Слава Богу, мы его довезли, – воскликнул Сергей, когда они уже вышли наружу. – Теперь, я уверен, наш друг выживет.
– Не знаю, можно ли мне призывать помощь Тенгрихана в этом святом для вас месте, – промолвил Кытан, – но я тоже буду ему молиться о здоровье Василия.
– Какой Тенгрихан?! – отозвался Мстислав. – Твой ложный бог бессилен. Не хватало еще навлечь гнев Господа за поклонение идолу.
– Пускай помолится, хуже Василию он вряд ли этим сделает, – вступился Сергей в защиту Кытана. Пусть половец, если хочет, тоже почувствует себя полезным. – Ты же слышал, что сказал отец Агапит по поводу всеобщей молитвы. Тем более, как Кытан может молиться Христу, не будучи крещеным?
Мстислав лишь вяло махнул рукой, не желая спорить.
Когда друзья пришли в баню следующим утром, Василий был в сознании и встретил их слабой улыбкой. Жар у него спал, и чувствовал он себя уже лучше, хотя и был очень слабым.
– Господь услышал молитвы меня, грешного инока, – торжествующе сказал отец Агапит. – Значит, ваш друг будет жить.
– Да благословит тебя Христос, отче! – хором воскликнули Сергей и Мстислав.
– Отче, позволь полюбопытствовать, кроме молитв, какими травами ты лечил нашего друга? – поинтересовался Матвеев.
Агапит подробно рассказал ему об использованных зельях и даже выдал пузырек с порошком из толченой плесени – природного источника антибиотика пенициллина – в подарок.
– Теперь Василию нужно восстановить свои силы, – сказал монах. – Монастырская снедь ему пока не подойдет. Ему нужна куриная похлебка, так что ступайте в Киев и купите там курочку или можете поохотиться – в нашем лесу много дичи водится.
– Благодарю, отче, но нет у нас времени на охоту. Тем паче, что у меня для князя Изяслава Ярославича послание имеется, – ответил Мстислав.
* * *
Три часа прождали Сергей и Мстислав (Кытана они с собой не взяли, чтобы князь не разгневался при виде половца) у ворот резного красивого княжеского терема, ожидая встречи с князем Изяславом, но так и ушли не солоно хлебавши. Спустился к ним княжеский тиун и сказал, что князь сегодня никого не желает видеть, мол, приходите завтра. Хорошо хоть Матвеев за это время успел налюбоваться шедевром древнерусского зодчества. До этого такие аккуратные бревенчатые терема он видел только на картинках или вдалеке – когда они были в Переяславле. Но великокняжеский терем намного превосходил переяславский – он был и по размеру больше, и по убранству богаче. Ставни на окнах были из резного дерева, на воротах вырезаны диковинные звери, крыша украшена искусно выполненным флюгером в виде петушка.
Еще больше они оба насладились видом прекрасной Софии Киевской, в которую не преминули зайти и помолиться о победе над погаными половцами, а заодно и полюбоваться великолепными фресками и мозаиками русских и греческих мастеров. Конечно, знаменитой Софийской колокольни тогда еще не было построено, вернее колькольня была, но только не каменная, а деревянная, и стояла она с другой стороны от храма. Однако, это было не главное. Этому величественному собору не было еще равных на всей Руси, и это было действительно диво дивное для людей того времени, да и для Матвеева тоже. Софийский собор украшали тринадцать куполов, самый высокий из которых символизировал Господа Иисуса Христа, а остальные – двенадцать апостолов. Внутри храма Сергея поразила красота и величие мозаик, выполненных талантливыми мастерами прошлого. Хотя сейчас этот храм был новый – прошло всего чуть больше тридцати лет от его постройки во времена правления Ярослава Мудрого и, возможно, живы были еще умельцы, расписывавшие его. Поднявшая руки к небу Богородица Оранта как будто бы благословляла двух друзей на защиту родной земли, и это вселяло в них уверенность в скорой неминуемой победе.
Друзья спустились с горы, на которой располагались храмы и княжеские палаты, на Подол – район Киева, где находилось крупное торжище, и стояли терема купцов и избы ремесленников.
– Значит, придем завтра, – сказал Мстислав, – и завтра же нужно нам с тобой ехать в Чернигов, готовиться к новому походу на половцев. А Василий к нам приедет, когда наберется сил.
– Негоже нам друга бросать, – возразил Матвеев.
– Так, а мы его и не бросим. Он же монах, вот и пусть пока полечится в монастыре. А через пару недель, когда из похода вернемся, тогда и его заберем. Смотри, а что это на площади деется?
На площади перед рынком, куда они пришли, стояла толпа народа разных сословий. Здесь были и ремесленники, и крестьяне, и торговцы и даже несколько дружинников. Они смотрели на крепкого мужчину в одежде кузнеца с черным обручем-очельем на голове, стоявшего на бочках и сотрясающего округу мощным басом:
– Доколе поганые половцы будут разорять наши земли? Ежели дружина княжеская с ними не справилась, то каждый из нас может им силу свою показать. Пущай князь выдаст нам оружие, и мы сможем их прогнать обратно в степь. Верно я говорю, братцы?
– Верно, Славута!
– Еще как верно!
– Ежели не мы сами, то кто защитит наши поля, – поддержала оратора толпа.
Воодушевленный поддержкой народа, кузнец продолжал:
– Нужно отправить к князю ходатаев, вооружиться, немедля выступить в поход разом с черниговскими мужиками и тогда худо придется половцам.
– А ежели не захочет князь слушать волю народа, не даст нам оружия? – спросил кто-то из толпы.
– Ну тогда худо придется князю, – пробасил кузнец, – На то он и поставлен князем над нами, чтобы защищать людей и землю свою.
– Тогда ты и ступай в княжеский терем, Славута – будешь народным ходатаем, вон как у тебя лихо получается, – выдвинул кандидатуру кузнеца какой-то молодой плотник.
– И пойду! Пущай только со мной еще несколько человек из народа к князю пойдет. Он должен выслушать наши справедливые требования.
Сопровождать кузнеца в княжеский терем вызвалось еще пятеро человек. Под одобрительные возгласы народа они пошли на гору.
– Негодует народ киевский. Интересно, знает ли Изяслав Ярославич об этом? – спросил Матвеев у Мстислава.
– Теперь точно узнает, – усмехнулся русич. – Если князь Изяслав вооружит киевлян, да князь Святослав поднимет черниговское ополчение, то тогда мы точно отомстим степнякам за Альту. Ну а сейчас давай купим то, зачем сюда пришли.
На большом подольском торжище можно было купить все, чего бы пожелала душа жителя того времени: русские ремесленники продавали там свои изделия из дерева и железа, персидские купцы торговали роскошными коврами и шелком, булгарские – сталью, византийцы – вином, дорогой одеждой и украшениями. Кроме того, были здесь рыбные ряды, где продавали днепровскую и черноморскую рыбу. Всюду сновали подмастерья пекарей, распродавая бублики, рогалики и ватрушки, лежащие на деревянных лотках.
Путь Мстислава и Сергея лежал на ту часть рынка, где торговали животными. Матвеев глазел по сторонам – со времени своего первого половецкого плена он не видел столько коней, овец и козлов. Но больше всего его внимание привлек огромный бык практически красного цвета. Бык, как огромная гора, ходил по загону и тряс головой с внушительными рогами.
– Дорого, наверное, такой бык стоит, не так ли, Мстислав? – спросил Сергей.
– Да, изрядно. Но это не совсем простой бык – это ведь дикий тур. Таких редко ловят живьем. С одного такого тура вся дружина могла бы попировать. Боюсь, Василий его пока не осилит. А вот эти пташки для него будут в самый раз, – указал Мстислав на старушку, продававшую домашних птиц.
Они купили пару курей, одну – Василию для похлебки, а вторую – себе на ужин и отправились обратно, теперь уже через Угорские ворота, в Печерский монастырь. Их друг поправлялся на глазах – к нему уже вернулся аппетит, и он с огромным удовольствием съел целую миску куриного супа и искренне поблагодарил Сергея и Мстислава.
– Завтра, даст Бог, будем пробовать его поднимать, – сказал отец Агапит. – А пока пусть отдохнет. И вы тоже идите и отдыхайте, умаялись, небось, за целый день.
На следующее утро Мстислав и Сергей снова поехали в Киев, чтобы исполнить поручение князя Глеба. Вместе с ними увязался и Кытан, вдохновленный рассказами Сергея о красоте великокняжеского терема и мечтавший увидеть собственными глазами «шатер великого русского хана». Для маскировки Кытана одели в монашеский плащ с капюшоном.
Стражники у городских ворот узнали Мстислава и не стали задавать вопросы про его таинственного спутника в капюшоне. Выглядели они по непонятной причине какими-то встревоженными. Причину их беспокойства друзья поняли, когда приехали на подольское торжище. Еще вчера переполненное продавцами и покупателями сегодня оно было полупустым. Оставшиесяторговцы сгребали свой товар с прилавков и расходились в разные стороны. Мстислав и Сергей с Кытаном недоуменно переглядывались. Откуда-то издалека доносился неясный гул толпы. Решив разобраться, в чем дело, друзья пошли на шум и по пути встретили старушку, у которой вчера покупали курей.
– Мать, что тут деется? Куда все подевались? – спросил ее Мстислав.
– А вы идите на вече, милки, и все узнаете, – прошамкала она. И добавила заговорщическим тоном, подняв палец вверх. – Киев ждут лихие времена. Вона, уже оружейные лавки пограбили, – кивнула она головой в сторону оружейников. – Не хочу, чтобы и ко мне эти супостаты пришли.
Больше узнать от нее ничего не получилось, потому что она быстро собрала в мешок непроданную птицу и поковыляла восвояси. Друзья устремились к торговой площади и увидели огромную толпу людей. Народу было раза в три больше, чем прошлым днем. Вече было в самом разгаре. Громогласно вещал все тот же вчерашний кузнец, потрясая пудовым кулаком. Только теперь он был еще более решителен, а в руках у него был большой молот.
– Князь Изяслав снова отверг наши требования и не желает давать нам оружия. Он не хочет нас защищать от половцев и не дает нам возможности самим защищаться. И вместо того, чтобы выйти к своему народу, этот поганый князь посадил в темницу меня и других ходатаев. Ежели бы не вы, братцы, то сидели бы мы безвинно еще неведомо сколько! Так нужен ли нам такой князь?
– Нет!
– Долой этого труса и клятвопреступника!
– Истинно глаголю вам, попустил Господь разгром нашей рати половцами из-за нарушенного князем крестного целования, – важно сказал худой монах в потертой рясе. Его верхние резцы были настолько непропорционально велики, что он напоминал большого кролика, вставшего на задние лапы.
– Пошто мы должны отвечать за грехи беспутного князя? – выкрикнул кто-то из толпы.
– Так бери же сам оружие, киевский люд, и пойдем бороться за свою свободу! – продолжал кузнец. – Я готов ради этого благого дела предоставить все оружие из своей кузницы! Кто со мной?
– Мы с тобой, Славута! – ответили киевляне. – Будь ты нашим князем!
Мстислав обвел взглядом толпу. Из многочисленных переулков в нее стали по одному, а то и по несколько вливаться люди, вооруженные топорами, кистенями и копьями.
– Ого, да тут револющией попахивает, – произнес негромко Серега.
– Пора отсюда уходить подобру-поздорову, пока не началось, – сказал Мстислав своим спутникам. – Сдается мне, что…
– Дорогу княжескому воеводе Коснячко! – раздался зычный голос глашатая.
На площадь на вороном коне в сопровождении десятка дружинников выехал худой поджарый воевода. Народ нехотя расступился и дал ему подъехать к трибуне.
– Окстись, люд киевский, – начал он осуждающе. – Вы же не разбойники лесные, а православные христиане. Ибо сказано в Писании, что всякая власть от Бога дается. А значит, вы должны чтить волю княжью превыше всего, почти как Божью волю.
– А что, Изяслав-князь себя уже наравне с Господом ставит? – ехидно поинтересовался тощий монах. – Может и чтить мы его, как Бога, должны?
– Вестимо, нет! Он тоже грешен, но поскольку Христом Богом нам князем поставлен, значит, его воля должна быть непреложна. А его воля такова – прекратить беспорядки, вернуть оружие, украденное у оружейников, разойтись по домам и все будут прощены.
– А кто же нас защищать будет от половцев? – спросил Славута. – Одна разбитая княжеская дружина навряд ли справится.
– Киевские стены и валы – ваша защита. А через месяц мы выступим в поход против окаянных степняков вкупе с черниговской дружиной.
Ему ответом был недовольный ропот толпы.
– А пока за этот месяц половцы пограбят и пожгут все наши деревни, так? Кто их потом восстанавливать будет? – спросил какой-то старичок.
– Все равно сейчас ваши деревни уже не спасти. А потом вы же их и восстановите, когда мы половцев прогоним.
Толпа неодобрительно загудела. Стали слышны отдельные угрозы и проклятия воеводе и князю.
– Мы не согласны расходиться, пока князь не выдаст нам оружия для защиты града Киева от нехристей, – твердо произнес Славута, – правду я говорю, братцы? Нам нужно оружие!
– Оружие! Оружие! – стала скандировать толпа.
– Шиш вам, а не оружие! – разъяренно вскричал Коснячко. – Неужели так сложно выполнить княжеский приказ? Ежели не разойдетесь, то единственное оружие, которое вы получите – это будет меч в мятежное брюхо!
– Да он угрожает народу, братцы!
– Псу под хвост такого воеводу и трусливого князя заодно!
В Коснячко и его гридней полетели булыжники, тухлые яйца, обломки деревянных прилавков. В ответ княжеские дружинники стали награждать ударами дубинок тех горожан, до которых смогли дотянуться. Стали слышны стоны тех, по кому попали дубинками. Эта стычка могла перерасти в настоящее побоище, учитывая то, что у каждого гридня в ножнах был меч. Однако Коснячко приказал своим воинам отходить в княжеский терем. Под улюлюканье и гневные крики толпы он спешно ретировался с площади, прикрываемый щитами своих гридней. Когда он ушел, вече продолжилось.
– Ежели князь не доверяет своему народу, то как же мы можем доверять такому князю? – сказал хрипловатым голосом кто-то из толпы.
Сергей повернул голову в сторону говорившего и обомлел, а потом сразу же похлопал Мстислава по плечу и заставил его обернуться. Это был их старый тмутараканский знакомый Вышата Остромирович, нашедшийся в Киеве и примкнувший к бунтующей киевской толпе.
– Так вот, где засел этот предатель! – гневно произнес Кытан. – Надо бы его изловить и отвести князю Глебу на суд.
– Здесь мы вряд ли сможем что-нибудь сделать без разрешения князя Изяслава, а ему сейчас явно не до этого будет. Давайте лучше послушаем, что этот беглец еще молвит, – сказал Мстислав.
– И как такой князь, боящийся не только половцев, но и своих подданных, может называться великим князем? – продолжал Вышата.
Киевляне в ответ на его слова оживленно загомонили.
– Не может!
– Верно говорит Вышата Остромирович!
– Долой Изяслава!
– А кто князем-то будет?
– Да хоть и Славута – он храбр и силен, настоящий князь!
– Но и Славута князем быть не может, он – не княжьего роду!
– Да где ж его взять-то, княжьего роду. Неужто посылать к Святославу Черниговскому?
– Зачем к Святославу? У нас же тут, в Киеве, есть князь Всеслав – и как князь, молвят, неплохой, и полководец славный. С таким только половцев и бить. Последняя наша надежа, – предложил Вышата.
– Так он же вроде как оборотень, – сказал рослый детина с глупым лицом. – И в порубе сидит.
– Ну так пришла пора его из поруба освободить, – предложил кузнец Славута. – А то, что он оборотень, даже хорошо нам, а поганым от этого только худо будет. Ну что, волю Всеславу?
– Всеславу – волю! Долой Изяслава! – заревела толпа и устремилась на Гору, где находился княжий терем и поруб, в котором уже три месяца пребывал в заточении князь Всеслав, даже не догадывавшийся, что в скором времени его судьба круто изменится.
Оказавшиеся почти в центре толпы, как посреди быстрого горного течения, Матвеев, Мстислав и Кытан не смогли сопротивляться людской лавине и вместе с восставшими киевлянами отправились в недолгий, но опасный путь.
* * *
Тем временем в княжеском тереме проходил экстренный совет, на котором присутствовал сам князь Изяслав Ярославич, его жена, княгиня Гертруда, митрополит киевский Георгий, воевода Коснячко и прочие ближние бояре. Решался самый важный и насущный вопрос: как быть с начавшимся бунтом.
Князь Изяслав, еще не до конца оправившийся после поражения на Альте, сидел на своем золоченом троне и, пребывая в плену мрачных дум, рассеянно приглаживал свою густую бороду. Княгиня Гертруда, дочь польского короля Мешко II, сидела на меньшем троне справа от супруга. Это была красивая женщина лет сорока трех, цветущая своей зрелой красотой. Ее светлые волосы были собраны в косу и уложены в виде кольца на голове, а властный взгляд голубых глаз испытывающее смотрел на бояр, высказывавших свое мнение по поводу происходящего в Киеве. И никто, кроме князя Изяслава, не мог выдержать на себе этого тяжелого взгляда.
– Нужно разогнать эту чернь, – предлагал Коснячко. – Они сейчас поднимаются с Подола на Гору. Дозволь, княже, встретить их с дружиной близ Подольских ворот. Там мы их и проучим, что значит не исполнять княжеские приказы и бунт учинять.
– А если они не испугаются дружины и продолжат беспорядки устраивать? – задумчиво спросил Изяслав.
– Тогда потопим это восстание в крови! Испокон веку того не было, чтобы чернь перечила князю и поднимала на него оружие! И заодно давай прикончим Всеслава, а не то, по слухам, восставшие его уже хотят провозгласить князем вместо тебя.
– Негоже проливать кровь христианскую, – поднялся с места, опираясь на посох старый, но величественный митрополит Георгий. – Тебе, княже, Господом поручено пасти свое стадо. Худо будет, если ты будешь не пастырем добрым, а лютым волком, убивающих овец.
– Так что же мне делать? – произнес растерянный князь. Его мысли были настолько тяжелыми, как тучи перед грозой. Только вот дождь спасительных идей все никак не мог разразиться, чтобы принести князю облегчение. – Если я выдам оружие люду, они повернут его против меня. Если прикажу дружине разогнать уже вооруженную толпу, залью Киев кровью.
– Любый мой, – вступила в беседу Гертруда, – посули народу отмену налогов на время, пока не изгоните половцев. Выступайте в поход сообща дружиной и народным ополчением. Только выдай ополчению оружие похуже, чтобы его было не жалко. И то выдай не всем желающим, а ограниченному количеству, чтобы ополчения было не намного больше дружины. А после победы над степняками народ подуспокоится. Ну а ты потом устрани вожаков бунтовщиков и снова можно возобновлять налоги. Так и овцы будут целы, и волки сыты, так, кажется, у вас говорят? Только тебе самому нужно будет выйти и поговорить с народом, тогда он тебя должен послушать. А уж если князя слушать не захочет, тогда пусть дружина это быдло разгонит.
Предложение великой княгини, возможно, было самым правильным в сложившейся ситуации, и Изяслав это понимал, но не хотел его вот так вот сразу принимать. Он думал о том, что бояре скажут, будто княгиня, а не он, принимает судьбоносное для державы решение. Его гордость не могла ему позволить подчиниться совету жены на глазах у подчиненных.
– Может у вас, в Польше и приняты всякие хитрости, – раздраженно сказал он, – а мы – русичи – люди простые и решение здесь должно быть простое. Вот только осталось понять, какое именно…
Бояре смотрели на князя с надеждой, что сейчас он примет правильное решение, народ утихомирится и все пойдет, как раньше. Больше никаких идей никто не предлагал. Пока что князь только согласился с предложением Коснячко усилить охрану дворца.
В это время в зал совета вбежал запыхавшийся гридень.
– Княже, черный люд прошел через ворота детинца и подходит к твоему двору. В руках у них факела, а некоторые вооружены вилами и копьями. Что прикажешь делать? Кстати, воевода, – обратился он уже к Коснячко, – дюжина восставших ворвались на твой двор, тебя ищут.
Коснячко на мгновение побледнел, а потом со злостью сказал князю:
– Поступай, как знаешь, княже, а я беру своих людей и пойду выгонять этих изменников со своего дома.
Он резко развернулся на каблуках и быстро зашагал к дверям.
Князь заметно испугался. Он заерзал на троне и сказал, стараясь придать своему голосу решимость, что, впрочем, не особо у него получилось:
– Приказываю охране терема держать строй и никого в терем не пущать. Я буду из окна говорить со своим народом.
Он подошел к стрельчатому узкому окну. Вечерело. За окном сгущались сумерки, но тем ярче становился свет от факелов, установленных возле крыльца и вдоль крытой тесаной галереи. Из ворот, ведущих к княжьему терему, тоже приближался колеблющийся свет от многочисленных факелов. Внизу возле ступеней терема стояла двойная цепь дружинников. Княжий двор постепенно заполнялся народом. Вперед вышел народный вожак кузнец Славута. Вместе с ним стоял тощий монах. Вышаты за их спинами почему-то видно не было.
– Мы пришли к князю Изяславу за правдой, – сложив руки рупором, громко сказал кузнец, – и за оружием. Ежели нам выдадут оружие для борьбы со степняками, и князь с дружиной пообещает выйти вместе с нами в поход не позднее, чем через три дня, то на этом наше восстание прекратится, и мы вернемся по своим местам. Правду я говорю, братцы?
– Да! Верно! – одобрительно зашумела толпа.
– Княже, ежели ты не боишься своего народа – выходи к нам, потолкуем!
Князь вышел на крытую галерею и поднял руку вверх. Гул в толпе вначале усилился, а потом постепенно затих.
– Жители славного града Киева! Это похвально, что вы горите такой любовью к Родине и готовы защищать ее. Я тоже готов сражаться вместе с вами против поганых. Мы можем выдать оружие не всем, а только пяти тысячам желающих и выступить, но не через три дня, а через неделю, когда договоримся с черниговцами. Так что расходитесь по домам, а завтра вас начнут собирать по дворам по сотням и тысячам и будем готовиться к новому походу.
– Хорошо говоришь, княже, а почему же вчера за те же самые слова нас посадили в поруб? Не обманешь ли ты нас в этот раз? – недоверчиво спросил Славута.
«Да кто вы такие, чтобы сомневаться в моих княжеских словах?» – гневно подумал Изяслав, а вслух произнес: – Я – ваш князь, и мое слово крепко! Могу крест целовать на своих словах!
– Да знаем мы силу твоего крестного целования, – негромко сказал тощий монах.
– Ну что, братцы, поверим князю? – повернулся Славута к восставшим.
Толпа разделилась во мнениях. Наиболее законопослушные готовы были уже расходиться по домам, ведь князь услышал их требования и сам вышел к ним. Более скептичные, которых все же было меньше, предлагали заключить ряд между народом и князем, чтобы сказанное Изяславом было записано на пергаменте и скреплено княжеской печатью. Восстание уже готово было угаснуть, но тут случилось неожиданное. С крыши княжеского терема в горожан внезапно полетели стрелы. Первая стрела попала точно в лоб тощему монаху, вторая – пробила плечо Славуты. Остальные стрелы стали точно поражать восставших, опрокидывая на землю одного за другим. Мстислав, Сергей и Кытан одновременно подняли головы вверх. На крыше терема стояло около десятка одетых во все черное стрелков, искусно поражающих людей внизу. Они выпустили по нескольку стрел в толпу практически в упор и исчезли, так же быстро, как и появились. Но это и было то самое масло, которое вовремя подлили в затухающий было пожар народного восстания.
– Князь нас предал! Смерть Изяславу! – вытаскивая стрелу из руки, прокричал Славута.
– Смерть злодею! – взревела толпа.
В дружинников, охраняющих терем, полетели булыжники и факела. Один факел попал прямо в лицо молодому гридню, стоявшему без шлема. Как сухая степная трава, вспыхнули его длинные волосы, и бедняга, бросив оружие, закатался по земле. В ответ его сослуживцы начали копьями и мечами поражать восставших киевлян. Славута своим мощным молотом разбивал щиты дружинников, а остальные бунтовщики старались проткнуть их кольями и вилами.
Все это произошло так быстро, что Изяслав не успел опомниться. С минуту он стоял и смотрел на эту бойню в неком оцепенении, не до конца осознавая, что это наяву происходит здесь, в его тереме. Тогда, когда он уже почти договорился с народом. Наконец он встряхнул головой и проворно вернулся внутрь терема. Из зала совета бояре разбегались, увидев в окна, что творится снаружи. Изяслав безумными глазами смотрел на их суету.
– Княже, еще не поздно вызвать всю дружину и перебить бунтовщиков, – подошел к нему воевода Чудин.
Но князь посмотрел на него непонимающим взглядом и потом грозно рявкнул: – А ну, иди отсюда, ирод! Вы все предали меня!
Чудин махнул рукой и присоединился к беглецам.
– Любый мой, надо и нам бежать к моему племяннику Болеславу, в Польшу, – сказала князю Гертруда. – Иначе и нам и нашим детям висеть на воротах киевских.
– Да, ты права, как всегда, лада моя! – растерянно сказал Изяслав. – Быстро собираем наших сыновей, с собой берем пять сундуков с золотом, чтобы они не достались этим сволочам, и бежим скорее. Ох и поквитаюсь я с киевской чернью, когда вернусь…
Не прошло и часа как князь Изяслав со своим семейством, верными воинами и немалой частью сокровищ через Лядские ворота покинул Киев, бросив свою столицу на растерзание разъяренной толпы.
