Текст книги "Игра Мелины Мерод. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Александра Гром

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

– Информацию такого рода мы не выдаём без особого предписания, – госпожа Орде произносит именно ту фразу, услышать которую я не желала более всего, – однако если вам нужна не карточка госпожи Овейн, а она сама, я могу подсказать, где вы можете её найти.

– Так она ещё жива?!

– Представьте себе, да, – управительница одаряет меня ещё одной печальной улыбкой. – Мы тоже удивлены этому факту и считаем его чудом!

– Простите, а девушке восстановить здоровье помогла… вера, или же ваши лекари открыли способ борьбы с её недугом?

– Вы вновь ошибаетесь. Беа всё ещё больна. Она угасает медленно, но неотвратимо. И я, если честно, не представляю, в чём она черпает силы, и что держит её в этом мире. – Госпожа Орде вздыхает. – Она не уверовала в Создателя так, как того хотелось, но мы разрешили ей жить в пансионате, находящемся в ведении монастыря нашей покровительницы, что расположен на южной окраине Розеля. Кроме неё там живут ещё несколько девушек, не принявших постриг. Они трудятся наравне с монахинями, помогают им вести хозяйство.

– То есть вы предоставляете им кров и пищу за работу.

– Именно так. Они вольны уйти, когда пожелают, но каждая из них нашла дело себе по душе и с удовольствием им занимается. Беа, к примеру, обожает возиться с цветами. Сёстры говорят, что в её руках и трухлявый пень возродиться деревом, но на восстановление Кермальского парка администрация нам уже который год не желает выдавать разрешение, а вот лицензию на продажу цветов и овощей продляет исправно.

Госпожа Окре замолкает. Мне остаётся только кивнуть задать последний вопрос:

– Вы подскажите улицу, на которой расположен пансионат?

Что-то и меня потянуло на философию…

Мелина в этой проде не успела добраться до хворой горничной:(Но в следующей их встреча неизбежна! Обещаю, наша героиня наймёт мобиль до пансионата и не станет делать остановок по пути!

Пансионат Святой Иристиды возвышается над крестными зданиями, поэтому его прекрасно видно ещё издали. Надо сказать он во многом превосходит мои ожидания, оказавшись менее мрачным местом, нежели лечебница.

Впечатление портит лишь забор, которым огорожены монастырские земли. Ширина его не менее десяти камней, а высота составляет три человеческих роста. Чтобы подъехать к воротам водителю мобиля пришлось совершить круг почёта. Во время этой импровизированной экскурсии я не заметила ни одного дерева на прилегающей территории, однако монументальную кладку венчают металлические штыри с грубо, но остро заточенными навершиями.

– Вас подождать? – водитель с непередаваемым выражением на лице рассматривает надпись, украшающую портал над входом.

Я тоже гляжу на буквы. Одного взгляда достаточно для того, чтобы рассмеяться, но я ограничиваюсь лишь внутренней усмешкой. Вызвана она, скорее, реакцией мужчины, нежели смыслом. Я заметила, насколько тщательно храмовники выбирают цитаты для своих проповедей. У паствы они создают вполне благодушный настрой. Самые же интересные и впечатляющие выдержки из Священной Книги последователи Создателя приберегают для личного использования. К примеру, запечатлевают в камне фразы, способные ввергнуть в шок любого человека, не зависимо от вероисповедания, и даже смутить дух самых ярых приверженцев религии.

Пока я молча посмеиваюсь про себя и ищу монеты, чтобы расплатиться, водитель с трепетом взирает на результат совместного труда архитектора, скульптора и резчика по камню. От протянутых денег он чуть было не шарахается в сторону.

– Ждать не нужно, – я настойчиво протягиваю оплату.

– Что?! – смерив меня настороженным взглядом, мужчина всё же принимает вознаграждение за труд.

Вот так впечатлительная натура! Про собственный вопрос позабыл!

– Ничего! Приятного вам дня!

С улыбкой покидаю мобиль и, пройдя несколько шагов по припорошенному свежим снежком тротуару, берусь за дверной молоток.

Привратником, к моему величайшему удивлению, оказывается пожилой мужчина. Не знаю, сколько лет он охраняет покой монахинь и их подопечных, но по его взгляду сразу понятно: смирение женщин он не перенял и не планирует этого делать.

– Сегодня неприёмный день, – скрипит он в своё оконце.

– Для меня день всегда приёмный, – я показываю заранее приготовленное удостоверение.

Старик близоруко щурится и пожёвывает губу, пока читает.

– Хорошо, пущу, – ворчит он и закрывает окошко.

Несколько секунд ничего не происходит, а после дверь в воротах всё же распахивается, медленно и с натугой.

Я проскальзываю в образовавшийся проход, пока грозный страж не передумал.

Оглядываюсь через плечо. О! Теперь понятно, отчего мужчину не было видно, когда дверь открывалась! Створку приходится толкать двумя руками, поскольку толщина дерева оказалась под стать стенам, плюс ещё вес металлических креплений и всяких кованых украшений, без которых вполне было можно обойтись – их эстетическая ценность вызывает сомнения, а весят они прилично.

– Вас к кому проводить? – старик вытирает шапкой капли пота, выступившие на лбу от натуги. Только он тут же водружает её на место – не весна на улице!

– А это уж вы мне подскажите, – я пытаюсь улыбкой растопить сердце этого человека. – Мне нужно побеседовать с одной из пансионерок.

Старик выразительно шмыгает носом и даже кривит при этом рот. Наладить контакт не получилось. Жаль.

– Это значит, я вас в главное здание провожу. Там сестра Тарина дежурит ради таких, как вы. Она вам, кого надобно, и найдёт.

Высказывание привратника оставляет весьма неприятный осадок, но вежливость – прежде всего! Несмотря на старания Клемена матушкино наследие всё ещё живо:

– Буду премного вам благодарна! А расскажите-ка подробнее, ради каких таких посетителей дежурят сёстры?

Вздохнув, старик лезет в карман и вытаскивает табакерку. О! Возможно, всё не так уж и плохо.

– Идёмте уже, – он машет рукой и подаёт пример, – чего морозиться!

Я не возражаю и пристраиваюсь с правой стороны от провожатого, стараясь при этом не отставать. Он же занят добычей табака, что, впрочем, не мешает ему вести беседу с любопытной посетительницей.

– Да всякие бывают, кому распорядок и расписание не указ. Правда, удостоверениями да прочими бумажками у меня перед лицом редко трясут. Чаще угрозами сыплют.

– Вам угрожают?

Надо же! А я всегда думала, что монастыри и такие вот пансионы – тишайшие места, куда приходят люди, признавшие поражение от жизненных обстоятельств и не желающие более нести ответственность за свою судьбу.

– Ну, не мне, конечно! Скажете тоже! – старик посмеивается и перекатывает между покрасневшими от мороза пальцами щепоть табака. – Приходят частенько разные экзальтированные девицы, просят их впустить, с сёстрами поговорить. В противном случае угрожают свести счёты с жизнью, прямо не сходя с места! И, не поверите, все как одна притаскивают с собой какие-нибудь склянки-бутылочки.

– С ядом? – во мне просыпается профессиональный интерес.

– Да кто его знает, с чем. – Мой собеседник, оказавшийся на редкость словоохотливым, ссыпает табак обратно в жестяную коробку и убирает. – Мы всего раза три проверяли, чего там аптекарь налил. Два раза это было слабительное, на третий – успокоительное, но слабое: можно было хоть весь флакон залпом осушить… Хотя все как одна уверяли, что это отрава, которой их снабдили знакомые лекари или аптекари, проникшись глубиной личной трагедии.

Интерес угасает также быстро, как и появился. Включается здравый смысл:

Надо полагать, и в планы остальных господ, отдавших всю свою жизнь медицине, не входит пребывание в тюрьме от пяти до десяти лет из-за нервных срывов впечатлительных барышень.

– Вот и я так считаю. Но репутацию заведения надо блюсти, потому сёстры сидят в приёмной. Ждут, когда очередная пташка прилетит.

– И многие у вас тут гнёзда вить остаются?

– Что вы?! – старик заходится прямо-таки молодецким смехом. – Большинство из них как видит, в каких условиях жить придётся, так разворачиваются – и к воротам! Хотя бывают и такие, что сёстрам часами беседовать приходится. Но такие молодухи обычно в деликатном положении находятся, а обстоятельства сопутствующие у всех разные, конечно.

– Понятно.

– А мы уже пришли! – привратник, привыкший по долгу службы обращаться с тяжеленной дверью, готовой выдержать осаду, к открытию её более лёгкой и послушной товарке прилагает столько же усилий. Он успевает предотвратить катастрофу в самый последний момент.

– Опять! – гремит на весь коридор возмущённый женский бас. – Сколько раз тебе говорила, не хлопай ты ей так! Мне же потом сестра-хозяйка всю душу вытрясет!

Хм… а эта дама про смирение слышала?

– Что, опять кого-то принесло? – сестра Тарина задаёт вопрос, не меняя интонаций, и продолжает в том же духе, – погоди, сейчас оденусь и заберу сама от ворот, а то ещё получится, как в прошлый раз…

– Да погоди ты тарахтеть! – наконец привратнику удаётся вставить своё слово в монолог монахини. – К нам тут особа важная прибыла. Пансионерку видеть хочет.

– А расписание часов приёма она видеть не хочет?

Женщина поднимается со своего места. Вот теперь я могу в полной мере оценить её габариты. В таком теле иному голосу и характеру не место!

– Моё имя – Мелина Мерод, – чувствую себя девчонкой, спрятавшейся за спиной взрослого и оттуда пытающегося что-то доказать обидчику. Хоть бы господин привратник сообразил посторониться и пропустил меня вперёд! – Я следователь Главного Управления. Мне нужно поговорить с госпожой Овейн.

Широкие чёрные брови монахини, собравшиеся на переносице в одну прямую линию, расползаются каждая на своё законное место. Жажда порядка и справедливости, полыхавшая во взоре уступает место растерянности. Сурово сжатые губы становятся мягче. И вот передо мной совсем другой человек!

– Беа? Да что же она могла натворить? Она у нас живёт, знаете сколь лет! И не выходила ни разу! – сестра Тарина бросается на защиту знакомой с тем же пылом, сто и проявляла заботу об имуществе монастыря.

– Мне это известно. Вашу подопечную никто ни в чём не подозревает. Я хочу с ней просто побеседовать.

– Ладно, – смирившись с неизбежным, женщина кивает, – подождите здесь, я её приглашу.

Она выплывает из-за стола и удаляется прочь, напоминая мне корабль, отчаливший от берега.

– Ну, и я пойду, – привратник разворачивается ко мне. – Вы на стульчик-то присядьте. Пока это её важнейшество нашу Беа разыщет…

Делаю шаг в сторону, давая старику возможность меня обойти.

– Вы, когда выходить будете, если меня возле ворот не найдёте, то в окно сторожки моей постучите. Она справа, надо только чуток по тропинке пройти.

– Благодарю.

Я раскланиваюсь с провожатым и подхожу к стулу, столь любезно мне предложенному.

Он такой же неудобный, как и тот, что в кабинете госпожи Окре. Пожалуй, я постою.

Сестра Тарина возвращается через пятнадцать минут. Без Беа.

– Вы её не нашли или она отказалась выходить?

– Уф! – монахиня садиться на свою табуретку. – А вы чего же не присели. Вам же вроде предлагали!

– Насиделась за сегодня, – я стараюсь не выдать нетерпение.

– Понятно… – женщина начинает обмахиваться тряпкой, снятой с корзинки, в которой я вижу мешанину разноцветных бусин и бисера. Должно быть, она разбирала весь этот бардак по отдельным коробочкам. Таковые на столе тоже стоят, только прикрыты крышками, вот и не видно, что в них. – Беа обещала подойти. Она как всегда в оранжерее с цветами возилась. Сейчас платье поменяет и спустится к нам.

– Очень хорошо!

Дальнейшее ожидание протекает под мерный шорох сортируемых украшений.

Причина моего визита в обитель Святой появляется спустя десять минут. Беа Овейн идёт достаточно бодрым шагом для того, чтобы её можно было заподозрить в том, что она оттягивает встречу.

Как только девушка подходит ближе, всё моё недовольство испаряется. Я чувствую раскаяние и жалость. От красавицы, которую я видела фотокарточке остались лишь воспоминания. Из-за болезни она очень сильно похудела, именно потеря веса так сильно сказалась на её внешности.

– Беа Овейн, – девушка протягивает руку.

Я отвечаю на жест, при этом усилием воли, заставляя себя не разжать пальцы – настолько неприятно прикасаться к ледяной коже и тоненьким косточкам.

– Мелина Мерод, – называю своё имя, хотя не думаю, что в этом есть необходимость. Я оборачиваюсь на монахиню, так и не оторвавшуюся от перебора вверенных сокровищ. – Вам уже сказали…

– Да, – обрывает меня бывшая горничная, – пройдёмте в комнату для посетителей.

Она показывает рукой на ближайшую дверь. И я смотрю именно на дверь, старательно избегая даже взгляда на испугавшую меня руку.

Госпожа Овейн следует за мной. Я слышу громкий шорох ткани. Мне нужно целых пять секунд на то, чтобы осознать: это платье трётся о бельё. Да, девушка похудела очень сильно.

– Прошу вас! – в последний момент она меня обгоняет, чтобы гостеприимно открыть дверь.

Мне на глаза опять попадается её кисть. Единый! Я столько всего повидала за годы службы и учёбы, дядя приносил домой весьма занятны картинки… Так почему же у меня вызывает отвращение вид этих рук?!

В попытке отвлечься рассматриваю убранство комнаты. Очень похоже на нашу допросную, только стены здесь покрашены в светло-серый цвет, стол у окна отсутствует. Впрочем, само окно тоже.

– Присаживайтесь, – на сей раз девушка кивает, указывая на ближайшую лавку.

Я сажусь, как велено. Она же обходит стол и устраивается напротив.

– Чем же я могла заинтересовать следователей?

О! Госпожа Овейн любит сразу же переходить к сути?

Ещё я бы сказала, что она спокойна и уверена в себе. Ровный голос, поза – это говорит о полном контроле. Но! То, как барышня сжимает левую ладонь, из которой виднеется кончик белоснежного платка, говорит о многом.

– Я бы хотела услышать от вас рассказ о последнем месте работы. О взаимоотношениях с коллегами… с хозяином.

Беа стискивает кисть сильнее и отводит взгляд.

– Мне очень жаль, но вы напрасно потратили своё время, разыскивая меня, – произносит она, уставившись в стену за моей спиной.

– Простите?

Она качает головой:

– Я ничего не скажу вам.

– Почему?

Девушка, наверное, из-за моей настойчивости всё же фокусирует своё внимание на моей персоне.

– Вы же хотите услышать что-то плохое?

Какая детская непосредственность!

– Вы можете рассказать хорошее, – предлагаю ей. – Я в любом случае выслушаю вас очень внимательно.

– Тогда слушайте! – Она резко кивает головой. Единый! Только бы ей не стало плохо! – У меня с остальными работниками сложились очень хорошие отношения. Особенно я нравилась господину Сафи. Я прилежно запоминала всё то, чему он меня учил и с успехом новые знания применяла. Единственным исключением был господин Дейн. Но этому человеку вообще мало что нравится в этой жизни.

Едва заметный румянец окрашивает щёки девушки. Неужели от негодования?

– Господину ли Жено, – продолжает частить она, устремив взгляд в потёртую столешницу, – я очень благодарна за заботу. Он оплатил моё лечение, пусть оно и не привело к нужному результату. На самом деле, я даже не ожидала от него подобного поступка. Наверное, его следует расценивать, как показатель довольства мной?

Беа вновь вглядывается в моё лицо и мне ничего не остаётся, как ответить:

– Возможно, вы правы.

Девушка вздыхает и пожимает плечами.

– Простите меня за бестактность, но чем вы больны?

– Что-то с лёгкими, – моя собеседница не выглядит оскорблённой, куда больше её интересует ручка моей же сумки, возвышающаяся над столом.

– Это не лечится даже магией?

В ответ я сначала получаю грустную улыбку, а потом уже признание:

– Причина болезни магическая. Кого-то из моих предков прокляли. Мы сами не заметили, как все Овейн вымерли. Я последняя в роду. Если бы не деньги господина ли Жено, я бы даже не узнала, в чём кроется причина недомоганий, терзавших меня с детства.

– Грустная история.

Беа кивает.

– У вас всё?

Теперь киваю я.

Действительно всё.

Я смотрю на девушку, и на краткий миг мне кажется, что на её лице мелькает какое-то выражение, отдалённо похожее на решимость. Однако мгновение проходит, и вот Беа уже так же безмятежна, как и была. Даже ослабляет руку с платком.

Несмотря на завершение беседы, никто из нас не торопится вставать. Девушка глядит на дверь, я гляжу на девушку. Она несколько раз прочищает горло. Потом и вовсе подносит платок к губам, заходясь в приступе кашля, который всё усиливается.

С тревогой наблюдаю за тем, как краснеет её лицо. Наконец, я соображаю, что следует немедленно звать на помощь! Подхватываюсь с места, но Беа останавливает меня, вцепившись в моё запястье.

– Я позову кого-нибудь… – мой голос больше похож на растерянный лепет. Отчаянно стараюсь разжать на удивление крепкую хватку, но всё без толку.

Прокашлявшись несколько раз в платок, она зачем-то вкладывает его мне в руку, а после… отпускает. Сама!

– Зовите, – хрипит Беа, распластавшись на столе.

Естественно, я тут же выбегаю из комнаты.

Сестра Тарина вскакивает с места, только увидев меня.

– Ей внезапно стало плохо! Позовите кого-нибудь!

Женщина озирается по сторонам, будто в пустынном коридоре толпа людей! А потом не находит ничего лучшего, чем закричать во всё горло:

– Кларис! В коридор!

Каким бы диким не выглядел этот метод со стороны, он показывает свою эффективность: где-то в отдалении хлопает дверь и слышатся чьи-то спешные шаги.

Наконец, в конце коридора появляется высокая худая женщина, на которой монашеская одежда сидит ничем не лучше, чем на Беа.

– Беа стало плохо! – продолжает сеять панику сестра Тарина.

Кларис, не знаю, какой уж у неё сан, без лишних вопросов направляется в комнату для посетителей. Через несколько секунд и с меня, и с монахини, поднявшей переполох, спадает оцепенение, и мы бросаемся к той же двери, за которой только что скрылась женщина. К сожалению, ни мы, ни она бедняжке Овейн помочь ничем уже не в силах.

Кларис отпускает запястье девушки и бережно кладёт её руку на плиты пола.

– Она мертва, – слышу я вердикт.

– Отмучилась, – раздаётся позади, а дальше – скороговоркой речитатив молитвы.

Я приближаюсь к монахине и умершей…

Она всё-таки выбраться из комнаты. Беа лежит в шаге от скамьи, на которой я оставила свою сумку. Чем же она ей так приглянулась?

Я решительно двигаюсь вперёд за своей вещью. Больше мне здесь делать нечего.

– Мне очень жаль, – вот и всё, что я могу сказать на полный скорби взгляд женщины по имени Кларис.

– На всё воля Создателя, – шепчет она еле слышно.

Кивнув, я разворачиваюсь и выхожу.

Прочь из этой комнаты! И из этого места!

Немного «водички» есть, конечно, но и до обещанных событий я всё же дошла:)

ГЛАВА 6

Сама не замечаю, как прохожу несколько кварталов. Крепостная стена пансионата осталась далеко позади. Вокруг кипит жизнь: по проезжей части то и дело проносятся мобили, прохожие спешат по своим делам, даже витрины кафе и магазинов выглядят живыми и уютными, отражая в стекле витрин скупой послеполуденный свет.

Некоторое время не могу сообразить, что именно заставило меня остановиться, но стоит об этом задуматься, как я слышу позади себя звонкий мальчишеский голос:

– Госпожа! Госпожа!

Чья-то рука цепляется за локоть.

Я оборачиваюсь. Передо мной стоит парнишка лет одиннадцати. Лицо чистое, но с первого взгляда видно: вещи на подростке с чужого плеча и явно не новые.

– Добрая госпожа, хотите, я расскажу вам стихотворение? – он настойчиво тянет меня за локоть, желая, чтобы я отошла к обочине тротуара, ближе к витрине. – Ну, послушайте! – канючит он.

Эта нелепая сценка вызывает интерес одного из стражников, так некстати проходящих мимо. Только этого мне не хватало!

Мужчина уже готов покинуть свих друзей и подойти отогнать уличного мальчишку, но у меня нет желания устраивать публичные сцены. Я ловлю взгляд бдительного стража порядка и отрицательно качаю головой. Он сначала в удивлении поднимает брови, а потом пожимает плечами и возвращается к прерванной беседе с сослуживцами.

– Госпожа! – всё никак не унимает ребёнок.

– Я тебе слышу, – пытаюсь освободить руку, но малец держит крепко. – Отпусти, и тогда мы подойдём к магазину.

Моё условие его устраивает – он разжимает руки и вприпрыжку пересекает тротуар, ловко избежав столкновения с несколькими пешеходами.

Обычно дети с улицы не такие доверчивые, а этот поверил мне с первого слова! Но делать нечего, я разворачиваюсь и иду следом.

Надо отметить, что встал мальчишка крайне неудачно – спиной к витрине. Я буду загораживать путь людям. Ну да ладно! Лучше не тратить время на пререкания, а как можно скорее распрощаться с чтецом и отправиться в Управление проверять работу Поля и его команды.

– Я тебя внимательно слушаю, – ободряюще улыбаюсь мальчишке.

Прочистив горло, он без лишних вступлений начинает декламировать:

– Вот дева юная ступает

Еле слышно и легко.

Будто о грядущем знает,

Что оно у ней светло!

Моё же сердце замирает,

В страхе сжалось всё внутри:

О беде она не знает…

Оглянись же и смотри!

Выступление мальчишки вызывает недоумение: слишком уж хорошо у него получилось! Ещё большее недоумение вызывает то, что едва закончив читать, он глядит куда-то мне за спину, словно и в самом деле предлагает оглянуться.

Я поступаю умнее: смотрю на витрину. В ней, как в зеркале отражается парочка подозрительного вида мужчин. Один из них делает вид будто пытается прочитать название улицы на табличке, а другой откровенным образом уставился в мою сторону.

Дилетанты! Но сама ситуация очень интересная.

Я достаю из кармана несколько мелких монет и протягиваю их подростку:

– Странный выбор стихотворения, но всё равно благодарю.

Мальчишка выхватывает деньги и в тот же миг срывается с места. Сломя голову он несётся к повороту. Не проходит пяти секунд, как его и след простыл.

Я разворачиваюсь и иду обратно к противоположному краю тротуара, на ходу размышляя о том, не было ли всё это представление предостережением от господина Альстейна. Мы с ним давно уже не обменивались вестями, но, как видно, он верен своему слову и присматривает за мной.

В это время поймать мобиль не проблема. Стоит махнуть рукой – один уже тормозит, а два других сигналят клаксонами, объезжая более удачливого коллегу.

– В Главное следственное Управление, пожалуйста!

Тьерри сам не свой. Он набивается мне в сопровождающие, стоит шагнуть на этаж, вот только ничего внятного я от него так и не услышала. Только возмущённые восклицания вроде «Как как они посмели?!», «Да кто им позволил?!» и «Вот господин Калло доберётся до вашего начальства, тогда они узнают почём беличьи хвосты в Тарисе!»

Возле дверей в кабинет стоит почётный караул: Пьер и Анри. Лица у обоих полицейских равнодушные, взгляды пустые. И то правда – на стене напротив ведь ничего интересного не висит!

– Господин Тьерри, благодарю вас за объяснения и компанию, но дальше я справлюсь сама.

Дежурный, в намерения которого явно входило посещение нашего кабинета, усмиряет свой пыл и отправляется восвояси. Я же открываю дверь. Только вначале проверяю, что мой защитник отошёл достаточно далеко и уже не сможет совершить какую-нибудь глупость, например, ворваться-таки в помещение.

Поль стоит возле моего слова и с деловым видом изучает какую-то папку. Приглядевшись внимательнее, в ней второй том третьего дела о душителе. В коробке стоящей возле ног полицейского уже лежат предыдущие тома.

Звук открывшейся двери привлекает внимание всех присутствующих в кабинете.

Наш Пьер поворачивает голову в мою сторону не удосужившись поменять позу и убрать зверское выражение с лица.

Клемен вроде собирается что-то сказать, но меняет решение, крепче стискивая челюсти. Вот это замечательный поступок! Если бы он не сдержался, чует сердце, мой словарный запас сегодня вновь бы пополнился. Однако мои познания в ненормативной лексике, которыми я, домашняя девочка, ещё некоторое время назад гордилась, – а как иначе! без неё порой жителей неблагополучных кварталов не понять! – начинают меня пугать.

Кристоф отсутствует, но, думаю, и он выказал бы своё неодобрение происходящим.

В общем, единственным человеком, который проявляет хотя бы намёк на воодушевление при моём появлении, оказывается, как ни странно, Поль.

– Что здесь происходит? – я прикрываю за собой дверь и подхожу к собственному столу.

Полицейский отступает на шаг и объясняет очевидное:

– Мне поручено изъять все материалы по делу, за которые вы расписывались.

– Кто распорядился? Виго?

– Нет. Кто-то выше.

Я киваю.

– И это всё, что ты сделаешь?! – не выдерживает Клемен. – Просто кивнёшь и позволишь забрать у тебя это дело?

– Нет. Если господин полицейский не возражает, я сама соберу их.

Поль выдыхает с явным облегчением.

– Вы сможете забрать коробку через час.

– Так долго? – удивляется он.

– Для начала я всё же побеседую с господином Лори, а уж после займусь сборами.

– Как вам будет угодно, – Поль коротко кивает. – Только нам с ребятами поручено нести вахту возле двери до тех пор, пока вы не передадите документы.

Я с самым безразличным видом пожимаю плечами.

– Как вам будет угодно, – отвечаю не предупреждение его же словами.

– Войдите! – слышен из-за двери привычно недовольный голос начальства.

Единый! Хоть что-то в этом мире остаётся неизменным!

– А, это вы явились! – на удивление спокойным тоном продолжает господин Лори, заставляя меня замереть на месте. – Ну, входите! Чего застыли на пороге? С чем пожаловали? С претензиями по поводу беспредела особого отдела или с истерикой… по этому же поводу, – он улыбается, довольный собственной шуткой.

А я-то думала, что-то изменилось!

Закрываю дверь и подхожу к столу. Терпеливо жду разрешения присесть, но господин Лори временно занят своей новой страстью – поеданием солёных орешков авато.

Наконец, он отрывается от миски и поднимает удивлённый взгляд на меня:

– Да сядьте вы уже!

Я занимаю ближайший к начальнику стул.

– Орешки будете? – он пододвигает ко мне тарелку и одновременно пытается обтереть платком соль с пальцев.

– Благодарю за угощение, но мне мои почки ещё нужны, так же как и желудок, и прочие органы пищеварительной системы.

Господин Лори хмурится:

– Ну что вы за человек такой, госпожа Мерод! Любое удовольствие превратите непонятно во что!

– Это вам лишь кажется.

Фыркнув, мужчина встаёт и убирает орехи… в сейф.

Единый!

– Так я могу уже излагать свой вопрос?

– Так вы всё же с вопросом пришли? – он оборачивается и глядит на меня через плечо. – Удивили! Ну, задавайте уже или излагайте, как вам удобнее.

Несмотря на лязг закрывающего механизма, – отчего-то сейф у господина Лори издаёт звуки исключительно при закрытии – я удовлетворяю просьбу начальника:

– Чем же так я прогневала господина Виго, что меня отстранили от дела без объяснений?

– А кто вам сказал, что в этом вопросе Виго вообще предоставили право голоса? – господин Лори садиться в своё кресло и ёрзает на месте, устраиваясь удобнее. – Приказ спустили сверху. Без каких-либо объяснений.

Я поднимаю брови, изображая вежливое удивление:

– И кто же займётся этим делом вместо меня?

– А дело, госпожа Мерод, закрывают.

– Как зарывают?! – чувствую, что маска благовоспитанности даёт трещину, и вбиваемые с детства правила поведения вот-вот сдадут позиции, уступив манерам, которых я насмотрелась у господина Калло. – А улики? А показания?

– Какие показания? – господин Лори округляет глаза. – Если вы имеете в виду то, что рассказал вам этот мальчик… Убэро, кажется… так два часа назад он явился сюда вместе с дедом и неплохим адвокатом, который заявил, что его клиент – речь идёт про Убэро, если вы не поняли, – желает отказаться от своих показаний. Если к нему есть какие-то претензии, то решать их придётся через международные суды, поскольку он является гражданином иностранного государства и сегодня вечером отправляется на родину.

Новость начальника никак не желает обретать логическое объяснение, поэтому я не нахожу ничего лучше, как спросить напрямую:

– Как это понимать?

– А понимать это надо так, – с удовольствием объясняет господин Лори, – три часа назад в их лавке произошёл пожар. Здание сгорело дотла. Мальчишка и его старший родственник чудом сумели спастись.

Я опускаю взгляд. Впервые за годы службы меня привлекает узор на столе в этом кабинете. Всё равно в голове пустота.

– Не знаю, до чего вы там докопались, – дело-то закрытое – но копать дальше вам никто не позволит.

Я хмурюсь:

– В принципе, я ничего пока толком и не узнала…

– Оно и к лучшему! – господин Лори перебивает меня. – Как только передадите материалы полицейским, отправитесь домой! – он безапелляционно хлопает ладонями по столу.

– Как домой? – я вскидываю голову. – А другие…

– Никаких дел у вас нет, госпожа Мерод, – произносит мужчина с нажимом, – и не будет в ближайшие две недели. Приказ о вашем отпуске я уже подписал.

– А моя подпись вам не нужна? – наконец, во мне просыпается хоть какое-то чувство, пусть это даже ирония.

– Ну, что вы в самом деле! – господин Лори машет рукой. – У моего секретаря она получается гораздо лучше, чем у вас.

Не удержавшись, склоняю голову к правому плечу.

– И как ЭТО понимать?

– Я побоялся, что вы начнёте упорствовать и сможете наделать глупостей.

Вот как! Не далее, чем пятнадцать минут назад я думала то же самое про Тьерри.

Мой взгляд приходится не по душе господину начальнику. Вздохнув, он щёлкает пальцами. По комнате просятся уже привычные алые всполохи.

– А теперь давайте поговорим начистоту, раз вы такая упрямая.

– Давайте, – соглашаюсь я. Отчего бы не поговорить, когда такие дела творятся.

– Вы должно быть до сих пор терзаетесь вопросом, почему я вас невзлюбил с первого же взгляда? – мужчина берёт паузу, но я молчу. – Можете не отвечать, – разрешает он, будто бы я собиралась! – Знаю, что он вас мучает. Так вот, сегодня я наконец открою вам эту тайну. Позвольте только начать немного издалека.

Полувопросительные интонации вынуждают меня кивнуть, давая одобрение.

– Вы же не станете оспаривать тот факт, что на любой службе каждый человек должен занимать то место, на котором будет приносить наибольшую пользу?

– Нет, не стану.

– Вот! – господин Лори удовлетворённо кивает. – И наша служба в этом вопросе ничем не отличается от остальных. Начальственные должности должны занимать люди, умеющие идти на компромисс, способные договариваться с начальством, прикрывая своих подчинённых, чтобы им давали возможность работать нормально. А главное, эти люди должны разбираться в окружающих – это залог всеобщего успеха! Подбирать подчинённых, расставлять их по местам, как фигуры на доске – вот то, в чём такие люди должны быть искусны.

– Я с вами согласна.

– Бесконечно рад это слышать, – мужчина отвешивает шутливый поклон в мою сторону, – поскольку ваше согласие позволяет мне перейти непосредственно к вам лично. Когда за вас просили преподаватели Академии, меня это насторожило. Они были ослеплены вашими успехами в учёбе, я же ждал личной встречи, и, к сожалению, результат её оказался именно таким, какого я боялся. Я понял: вашу кандидатуру утвердят так или иначе, и мне придётся с вами работать.