Текст книги "Игра Мелины Мерод. Дилогия (СИ)"
Автор книги: Александра Гром
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)
– Спасибо, Рен.
Кивнув, он разворачивается и направляется в кабинет, где его ожидает не дающая мне покоя бутылка.
Поначалу я планировала самостоятельно обойти комнаты, не дожидаясь Рена. Однако, поразмыслив, отправляюсь вслед за ним.
– Не доверяешь? – он оглядывается через плечо.
– Доверяю, но лучше работать в команде.
Пожав плечами, Рен возвращается к прерванному делу – до конца открывает створки старинного бара. Вооружившись измерителем, он водит им над стоящими внутри бутылками.
– Нашёл.
Я подхожу ещё ближе.
– Светлый, едва до единички дотягивает.
– А вокруг? – спрашиваю с нетерпением.
Будущий эксперт удивлённо поднимает брови, но послушно проверяет створки, дно, боковые и даже верхнюю стенки.
– Ничего, – выносит он свой вердикт.
Я и сама вижу, что ничего. Стрелки прибора не шелохнулись ни разу.
– Выходит, на идее с разбитием бутылки в баре мы ставим крест. Может, профессор не был привередой и хранил бы выдохшееся вино, но если уж собирать бутылку, то почему бы и следы не убрать магией. Верно?
Рен кивает:
– И судя по коллекции алкоголя, которую я тут вижу, профессор был большим ценителем горячительных напитков. В свете этого теория про полтора года не выдерживает критики. Вообще, удивительно, как сюда затесалось обычное столовое вино.
– Может, подарок?
– Весьма сомнительный, – сокурсник настроен скептически.
– Ну, так давай осмотрим бутылку!
Рен тянет к ней руку, позабыв про обещание ничего не трогать, я едва успеваю её перехватить.
– Позволь мне, – отвожу в сторону чужие пальцы и вытаскиваю добычу на свет.
Действительно обычное столовое вино. Во всяком случае, так указано на этикетке…
– О! А это идея! – восклицаю почти восторженно.
– Что? – Рен не понимает причину моего воодушевления.
– Сейчас мы кое-что проверим. – С этими словами я ставлю бутылку на рабочий стол.
Особая прелесть моих раритетных перчаток в том, что они в буквальном смысле облегают руки второй кожей, а это значит – ноготки по-прежнему со мной. Я аккуратно подцепляю уголок бумажной этикетки, и отрываю. Совсем чуть-чуть, но этого хватает.
– Смотри, – я с торжеством демонстрирую своё открытие.
– Два разных вида клея, – задумчиво произносит Рен, рассмотрев отличающиеся по цвету следы на стекле. – Ты была права, лучше бы бутылку забрали на экспертизу.
Я достаю 'ключ'.
– Давай посмотрим, откуда она родом, – предлагаю сокурснику.
К его чести, он сразу понимает, что я собираюсь сделать. Звонкий звук от соприкосновения металла со стеклом мгновенно выдаёт подлог.
– Эта бутылка не из Лоэзи, – авторитетно заявляет Рен.
– Она из Абрейна, – заявляю столь же уверенным тоном.
– А ты откуда знаешь?
– Моя матушка родом из этой провинции и всегда предпочитала видеть на столе вино родного края. Ты бы знал, сколько экспериментов я провела, когда мне стало известно о том, что бутылки трёх 'винных' Дийонских провинций хоть и похожи по цвету и форме, но отличаются толщиной стекла!
Сокурсника мой ответ веселит, но я не обижаюсь.
– И что мы будем с ней делать? – Рен кивает на причину нашей с ним поздней вылазки.
– Аккуратно вернём на место, – пожимаю плечами и убираю бутылку обратно в бар.
– Получается, профессор Обели был отравлен, – молодой человек заметно оживляется. – Как думаешь, в лаборатории смогут установить, какой это был яд?
– Бутылка очень подозрительная, согласна, поэтому на данный момент отравление – единственная версия, но мы ещё не осматривали квартиру.
Пыл Рена несколько утихает. К сожалению, придётся огорчить его ещё сильнее.
– Напомни мне, пожалуйста, продолжительность самого длительного теста на наличие яда?
– Шесть часов, четырнадцать минут, – рапортует молодой человек.
– Вот ты сам и ответил на свой вопрос.
Рен недовольно морщится, а я киваю:
– Если бы полицейские что-то узнали, дядя бы рассказал тебе об этом во время вашей с ним встречи. То же самое с телом. Работа над ним давно закончена, а результат нулевой.
– Так может, он действительно заснул и не проснулся? – ворчит сокурсник.
– Может-может, – отвечаю рассеянно и оглядываюсь по сторонам, – но не будем заранее впадать в отчаяние. Мы ведь даже не огляделись вокруг толком!
Спальня становится последней комнатой, подвергшейся тщательнейшему осмотру, а попросту – обыску. Результата нет.
Рен выглядит расстроенным и вымотанным – того и гляди, упадёт в хозяйское кресло.
– Какие действия предпримем теперь?
Закрывая ящик комода, я его аккуратно придерживаю, чтобы не производить лишнего шума.
– Тебе ничего не показалось странным?
Усталость берёт своё, и мне очень хочется, обернувшись к сокурснику, облокотиться на такой удобный и надёжный с виду предмет мебели. Из последних сил заставляю себя стоять прямо.
– Показалось, – фыркает Рен, – такого идеального порядка как в этой квартире просто не может быть. Как думаешь, не в этом ли кроется отгадка тайны смерти профессора?
Смешно! Я даже позволяю себе улыбнуться.
– Насколько мне известно, за профессором Обели не закрепилась слава мизантропа, отшельника или молчуна. Он нормально общался с людьми. У него наверняка были единомышленники, и с другими учёными он должен был поддерживать связь. Верно?
Глаза молодого человека вновь загораются интересом.
– Ещё как общался! – соглашается он с моим предположением. – Многие одарённые студенты с его помощью смогли найти себе приличные места. У профессора был широкий круг знакомств. Если ученик обладал талантом, но не имел связей, профессор Обели по собственной инициативе и совершенно безвозмездно использовал свои.
– Так почему же мы не нашли ни одного письма? – задаю провокационный вопрос и для усиления эффекта изгибаю левую бровь.
Сокурсник замирает с открытым ртом. Подхожу к нему и пальчиком поднимаю нижнюю челюсть. Единый! Какая непосредственность!
– Мы же всё обыскали! Где они могут быть? – Рен сбит с толку.
– Пока не знаю. Только найти их стоит непременно. Возможно, профессору присылали письма с угрозами.
На лице молодого человека отражается внутренняя борьба, и я не могу оставить это без внимания:
– Тебе что-то известно?
Рен неуверенно качает головой, но немного помолчав, всё же решается.
– Не то чтобы я так уж пристально следил за профессором, но время от времени у нас с ним случались беседы. Последняя состоялась на прошлой неделе, – молодой человек смотрит на меня извиняющимся взглядом, – я бы не сказал, что он был чем-то напуган или обеспокоен. Скорее, наоборот.
– Тем не менее письма нужно найти. Во-первых, он мог не придать угрозе значения. Во-вторых, эта угроза могла быть настолько завуалированной, что профессору не удалось её распознать, за что он и поплатился жизнью.
Я замолкаю.
– А в-третьих? – Рен весь внимание и рассчитывает на продолжение.
– 'В-третьих' нет, но ты меня заинтриговал. Теперь мне хочется узнать, что могло послужить причиной приподнятого настроения преподавателя Академии, когда на носу сессия, и нескончаемая вереница студентов несёт 'хвосты' на проверку.
Вопрос 'Где же они в таком случае хранятся?' написан на лице сокурсника огромными буквами. Я вздыхаю.
– Не знаю. Выходит, мы что-то упустили из виду.
После моих слов в комнате воцаряется гнетущая тишина. Несколько секунд спустя её разрушает выдох Рена, больше похожий на стон.
– Мелина! Мы потратили на обыск без малого два часа!
Теперь выдыхаю я.
– Мне надо подумать!
– Отлично! – молодой человек разводит руками. – Я буду на кухне, чтобы не мешать процессу!
Мой помощник позорно сбегает из спальни, оставляя меня наедине со своими мыслями, точнее, с пустотой в голове. Взгляд невольно останавливается на часах. Подумаешь, второй час ночи! Неужели работа моего мозга настолько зависит от времени суток!
Фыркнув, я отворачиваюсь к окну. Портьеры плотно задёрнуты, как и на остальных окнах в квартире. Это хорошо, иначе наша с Реном авантюра очень быстро перестала бы быть тайной.
Тайны, тайны, тайны… Профессор Обели кажется мене сейчас одной большой тайной. Как жаль, что я не имела чести познакомиться с ним, когда он был ещё жив. Ох, да что толку сетовать на это сейчас! Ведь Рен на кухне ждёт блестящих результатов моего мыслительного процесса!
– Итак! – произношу вслух, но не очень громко. – Почему нигде нет писем?
Перед мысленным взором проносятся десятки полочек и ящичков, осмотренных за вечер. Все они заняты, аккуратно заполнены разнообразными бумагами, предметами, книгами…
– Неужели причина лишь в том, что не нашлось свободного места? – поджимаю губы. – Если он был таким педантом, то мог бы ещё какой-нибудь шкаф купить. Специально для корреспонденции. Комнаты достаточно просторные.
Так почему же их нигде нет? Он их выбрасывал? Или всё же хранил…
А зачем их хранить? Завёл бы записную книжку, и пополнял её новыми адресами…
Допустим, он избавлялся от писем сразу после прочтения. Такому человеку как профессор Обели пишут часто. Одно письмо в день, как минимум. Почту рассылают ежедневно в шесть утра и в шесть вечера. Получается, что письмо, пришедшее во вторник, перед его смертью, он должен был либо выбросить, либо сжечь. Однако все мусорные вёдра в квартире пусты, но это не дело рук домработницы – она только завтрак успела приготовить. Камины тоже не зажигали. Выходит, он их хранил. Вопрос: с какой целью?
В чём профессор Обели видел их важность? Судя по порядку, царящему в каждом уголке квартиры, где нет ничего лишнего, и всё лежит на своих местах, ради каких-то сантиментальных чувств он не стал бы копить гору макулатуры…
Все его труды на видных местах. Воруй – не хочу! А писем нет. Неужели, они были важнее? Если да, то почему?
Информация? Прочитал, оказалась ненужной – выбросил письмо. Оказалась нужной – переписал куда-нибудь. Так ведь искать потом проще.
Люди? Возвращаемся к записной книжке… Множество фамилий и адресов тех, с кем свела его жизнь… Его жизнь. Его собственная жизнь. Жизнь без помощи отца. Химик – это то, на кого он выучился благодаря родителю, а известный учёный – то, кем он стал сам. Благодаря своим связям. И профессор эти связи расширял… они стали для него важнее исследований.
– Рен! – мой голос заполняет всю спальню. Ох, я думала, получится тише!
Слышится тяжёлый топот, немного заглушаемый старинными ковровыми дорожками.
– Мелина! – молодой человек останавливается в дверях и опирается на косяк. – Ты почему кричишь?
– Профессор Обели обращался с просьбами к тем студентам, которым помог? После того, как он их устраивал на новые места.
– Да, – всё ещё обеспокоенный сокурсник склоняет голову, подтверждая свои слова, – обращался. Но ничего невыполнимого он не требовал.
Я улыбаюсь, довольная собой. Перемена в моём настроении Рена бодрит:
– Так ты придумала, где искать письма?
– В тайнике. Это его трофеи! Он как паук плёл паутину, а потом в нужный момент дёргал за ниточки!
– Мелина, мне кажется… – в тоне молодого человека угадывается недоверие и лёгкое опасение, но он замолкает, заметив мой взгляд. – Ищем тайник? – вопрос произносится уже без эмоций.
– Да. Сейчас только соображу, где он должен быть…
Едва я настраиваюсь, как меня перебивают.
– Так просто?! – басит Рен, тоже позабыв про конспирацию. Однако раз мой крик не потревожил покой соседей, и в дверь до сих пор не ворвался наряд дозорных или полицейских, пусть себе голосит!
– Проще, чем ты думаешь, – с удовольствием радую своего незаменимого помощника. – Во всех домах этого квартала предусмотрены тайные ходы для того, чтобы в случае необходимости незаметно покинуть здание. Вспомни, в какое время они строились.
Рен послушно напрягает память:
– Во времена, когда только-только осадили храмовников, пытавшихся настроить простых граждан против аристократии, и истерия среди обеих сторон ещё не улеглась до конца.
– Вот именно, – произношу со значением и поднимаю правую руку, прося тишины.
Мысленно представляю план здания. Ход должен находиться между квартирами, чтобы все жильцы могли им воспользоваться. Выходит он…
– Он здесь, – я киваю на стену за кроватью.
– А как он открывается, и где конкретно находиться, ты не знаешь?
Я не обращаю внимания на сарказм в голосе молодого человека. Понимаю: он очень устал.
Вместо того чтобы обидеться, рассматриваю деревянные резные панели, так удачно разделённые на секции. На первый взгляд, кажется, будто они ни чем не отличаются – сплошной ковёр из изящного растительного орнамента. Вся штука лишь в том, что рисунок не повторяется!
– Рен, мне нужна твоя помощь.
Сокурсник по-прежнему скептически смотрит на стену.
– Сомневаюсь, что смогу тебе чем-то помочь. Извини, но я зверски устал!
– Охотно верю, – соглашаюсь медовым голосом. – Именно поэтому тайную дверь найдёшь именно ты. У тебя сейчас мозг работает самым нужным образом.
– Сомневаюсь, что он вообще работает, – бубнит Рен, но всё же подходит к стене и оборачивается. – И каких действий ты от меня ждёшь?
– Внимательно посмотри на орнамент и скажи, не видишь ли ты чего-нибудь необычного, – выдаю указание.
– Например? Фразу 'Вход здесь'?
– Остроумно! А сейчас займись делом, будь любезен.
Рен приступает к выполнению поручения. Он внимательно осматривает панели. Дойдя до предпоследней, расположенной почти в углу возле окна, послушный, казалось бы, помощник резко разворачивается ко мне.
– Всё! – отрезает он. – Я больше не могу.
– Почему? – осталось же совсем немного!
– Потому что мне мерещится всякое непотребство, – смущённо признаётся сокурсник.
– А подробнее? – я подхожу ближе, предчувствуя скорое окончание поисков.
Рен смотрит на меня обиженно.
– Обнаженные по пояс дамы, – выдавливает он, стиснув зубы. И как только что-то произнести смог?!
– О! Покажи! – прошу, едва сдерживая нетерпение.
Вздохнув, Рен опять разворачивается к панели и неохотно обрисовывает некий контур, предлагая внимательнее всмотреться в изображение на этом участке. Постепенно витиеватый узор из растений складывается в женский образ. У незнакомки три примечательных черты. Первую из них заметил сокурсник. Вторая – широкая, немного таинственная и вместе с тем злая улыбка. Третья – невообразимый головной убор, по которому я устанавливаю личность дамы. Если можно так выразиться.
– Лехская богиня тайны и обмана, – я хлопаю по плечу растерянного Рена. – Ты нашёл вход. Дело за малым – открыть его.
Единый доволен нашими успехами и проявляет милость: на поиски секретного замка у нас уходит всего три минуты.
– Дамы вперёд? – насмешливо спрашиваю я у Рена, замершего в нерешительности перед открывшимся входом. Оттуда веет холодом и сырость. В неярком зеленоватом свете вспыхнувшего огонька видны живописные занавеси из паучьих сетей. Они свисают с потолка и колышутся в потоках воздуха. Подсветка придаёт им особое очарование. Полагаю, по расчетам проектировщиков зелёный цвет стекла магического фонаря должен был ассоциироваться у жильцов, попавших в беду, с надеждой. На деле же он похож на огонёк сказочной болотной нечисти, заманивающей путника в топь.
Сокурсник берёт себя в руки и шагает в неизвестность. Смелый поступок, учитывая его страх перед пауками!
Я проскальзываю следом. Тут так тесно, что мне приходится прижаться к спине молодого человека почти вплотную. Позади меня раздаются уже знакомые звуки: камни трутся друг о друга, а после щёлкает замок.
– Почему проход закрылся? – Рен пробует обернуться, но в итоге отказывается от этой затеи.
– Наверное, время вышло, – отвечаю равнодушно. – Я не очень интересовалась подробностями конструкций этих проходов.
– Нам повезло, что ты о них вообще знаешь.
– Благодарю за комплимент! Я тоже восхищена твоей смелостью, но предлагаю отложить обмен любезностями на некоторое время. Скажи лучше, что ты видишь перед собой.
– Паутину, – слышно, как молодой человек нервно сглатывает.
С трудом подавляю желание вздохнуть полной грудью. Из-за близости наших с Реном тел, впечатление от этого поступка будет, мягко говоря, неоднозначным. С моего благородного помощника вполне достаточно на сегодня сцены из книги и того факта, что я не удосужилась надеть корсет.
– Жаль растаивать, но розельские пауки даже ради тебя не станут менять ни свои особенности, включающие размер и степень ядовитости, ни гастрономические пристрастия. Они так и останутся совершенно безопасными для человека тварями, размером не больше ногтя. А шикарная паутина выглядит таковой в большей степени благодаря пыли, поэтому ты можешь спокойно отодвинуть её в сторону и посмотреть, что же она скрывает.
Рен молчит и шумно дышит. Долгое время ничего не происходит, я уже начинаю опасаться, что перегнула палку, но молодой человек наконец оживает. Одна белая завеса беззвучно падает на каменный пол.
– Тут дверь, – тихим голосом докладывает Рен. – Точнее, была когда-то. Сейчас ход замурован.
– Отлично! – мысленно я потираю ладони. – Всё, как и предполагалось. Сделай, пожалуйста, хотя бы шаг вперёд – хочу развернуться и осмотреть боковую стену, – я слегка надавливаю ладонью на плечо сокурсника, вынуждая двинуться с места.
Получив немного свободного пространства для манёвра, я оборачиваюсь к стене. Стараний маленького фонарика для её освещения не хватает, кроме того, от наших с Реном фигур на кирпичную кладку ложатся густые тени. Но всё это пустое! Средних размеров коробка белеет во мраке. Кто-то, я даже догадываюсь, кто именно, пристроил её в самом углу.
– Нашла! – ликую, но шёпотом.
– Справишься сама? – Рен, каким-то чудом сумевший развернуться, кивает на мою находку.
– Попробую. Она вроде бы маленькая, – я наклоняюсь, но сокурсник внезапно ловит меня за плечо.
– Стой!
– Что? – распрямившись, я недоумённо смотрю на него.
– Как думаешь, сколько писем может влезть в такой объём?
– Не так уж много, – прикидываю я в уме, и меня осеняет догадка. – А на самом деле их должно быть очень много! Боишься, что на них наложено заклятье уменьшения, а с весом профессор не поработал?
– Может быть и так. В этом случае она окажется просто неподъёмной для тебя. А если заклятье наложено криво, то от соприкосновения с твоими перчатками письма примут свой обычный размер. Картон от драконьей кожи не защитит.
– Тоже верно, – я прикусываю губу. – Давай тогда ты!
Наступает моя очередь отступать к стене, но помня о механизме, принцип работы которого является загадкой, я стараюсь держаться от неё подальше.
Сокурсник поднимает коробку с видимым усилием. Выходит, он был прав, о весе профессор не позаботился.
– Нам придётся нанимать мобиль, – замечаю расстроено.
– Для начала нужно удостовериться, что это действительно корреспонденция профессора Обели.
Я согласно киваю.
Рен притискивает коробку к стене и приподнимает крышку. Немного наклонившись в сторону, он даёт возможность фонарику хоть немного осветить содержимое.
По довольному выражению на лице молодого человека я понимаю, что наши усилия не прошли даром.
– Прекрасно! Теперь нам нужно спуститься вниз.
– Вниз? – удивляется Рен.
– Разумеется! К чему тратить время на поиски открывающего механизма, если можно выйти и отсюда? К тому же с такой ношей через двери квартиры мы так просто не пройдём!
Эти аргументы находят поддержку у сокурсника, и он без дальнейших понуканий с моей стороны начинает спуск вниз по узенькой лесенке.
Где-то на середине пути я обращаю внимание на капли пота, выступившие на шее Рена. Первая моя мысль: он устал и нужно предложить ему остановиться и отдохнуть. К счастью, я не успеваю высказать эту идею – очередное 'полотно' паучьей работы задевает меня по лицу. Тогда я смотрю на окружающую обстановку глазами молодого человека: по всюду свисают клочья густой паутины, а сами 'мастера' то и дело пробегают по стенам.
'Мелина, ты дура!' – сообщаю себе мысленно.
– Ты заметил, что двери остальных квартир тоже замурованы, – пытаюсь отвлечь сокурсника от нервирующего антуража.
– Угу, – невразумительно мычит мой помощник, но я не оставляю попыток:
– Мне даже интересно, что профессор Обели придумал с выходом. Уверена, 'ключ' выведет нас даже в том случае, если там окажется кладка, но всё равно… Целеустремлённый был человек! Не находишь?
– Когда ты начала говорить про трофеи и прочее, я подумал, что у тебя… в голове немного помутилось, – Рен всё же собирается с силами и пытается поддержать беседу, хотя и говорит сдавленным голосом, – а когда увидел верхнюю площадку и ту первую дверь… Всё же гениальные люди со странностями.
– Ты прав, однако, мне кажется, что дело тут не столько в гениальности, сколько в психологической травме, полученной в детстве. Они порой дают такие последствия во взрослой жизни!
'Мне ли не знать!' – думаю я и иронично улыбаюсь. Благо, Рен этого не видит.
– Полагаешь, причина в непростых отношениях с отцом?
Скорее, с отцами! Один лез в жизнь профессора из лучших побуждений, другой воспитывал, не имея на то моральных прав. Не стоит забывать о знакомых и родственниках, которым либо были известны обстоятельства рождения профессора Обели, либо они о них догадывались…
Это очень сложный вопрос, а мы уже дошли до выхода! Поэтому я ограничиваюсь одним словом:
– Полагаю.
ГЛАВА 6
Рен остаётся ночевать у меня. К принятию такого решения его могли подтолкнуть как усталость, так и здравый смысл. Предоставив в распоряжение гостя собственную кровать, сама ухожу в гостиную, разбирать бесконечные письма профессора Обели.
По-хорошему стоило бы приобрести или одолжить у знакомых амулет, нейтрализующий действие заклятия уменьшения и после этого спокойно изучать корреспонденцию. Но любопытство взяло верх над практичностью и стремлением к комфорту. Звучавшее в голове набатом 'Время!' тоже повлияло на мои планы касательно остатка ночи.
Сражение с коллекцией трофеев учёного, длившееся до шести утра, завершилось со счётом три – один в мою пользу.
Мне очень помог педантизм профессора. Все письма в коробке он рассортировал на четыре большие группы с бирками: личное, знакомые, ученики, проекты. Почерк, каким была сделана каждая из этих надписей, стал очередным доказательством моей теории. Аккуратнее всего профессор отнёсся к 'знакомым' и 'ученикам'. Второе место по праву досталось 'личному'. В 'проектах' же буквы плясали в разные стороны, как у ребёнка, впервые в жизни взявшегося за перо.
Несмотря на явное пренебрежение к своим научным достижениям, даже в четвёртом отделении царил идеальный порядок. Всё было разложено в алфавитном порядке, а в пределах каждой буквы ещё и в хронологическом.
Статистика показывает: чаще всего убийцами являются именно знакомые, поэтому разбор я начала с 'личного'. Наиболее активная переписка велась с неким Андре Робе. От него же профессор Обели неделю назад получил письмо с извинениями. Предположив, что именно оно стало поводом для радости учёного, я отыскала предыдущее.
На конверте стояла дата годичной давности. В своём послании господин Робе в весьма сдержанных выражениях выказывал своё недовольство отказом профессора устроить знакомство с Фернаном Ильри. Кроме того, он напоминал о том, скольким бывший преподаватель Академии ему обязан. Список вышел внушительный. После ознакомления с ним у меня сложилось впечатление, будто господин Робе всю свою взрослую жизнь положил на алтарь известности и успеха Астора Обели. Заканчивались претензии горьким и патетичным: 'Я всегда считал, что бы с тобой похожи, но твой отказ открыл мне глаза на горькую правду: никому нельзя верить'.
Находясь под большим впечатлением от прочитанного, я всё же не забыла записать оба неизвестных имени в свой блокнот.
'Знакомые' шли у меня вторым пунктом в списке. После двух десятков писем я пришла к выводу: лучше сразу перейти к 'ученикам'. Поздравления с праздниками и приглашениями на различные мероприятия мне были неинтересны, зато попалось несколько благодарностей. Неизвестные мне господа радовались юным дарованиям, которых подобрал им профессор Обели. Они в красках расписывали высокий профессионализм и глубокие познания бывших выпускников Академии.
В общем, я сосредоточила своё внимание на третьей секции коробки. Тут лежали письма с благодарностями от самих учеников за прекрасные рекомендации, шансы в жизни и прочее, прочее, прочее. Ознакомившись с дюжиной писем, я не стала читать остальные, просто аккуратно переписала все сорок девять фамилий, указанных на конвертах, выделив для этого списка отдельный лист блокнота.
Больше всего времени у меня заняла работа над 'проектами'. Сонный мозг оказывался пробираться сквозь нагромождения терминов и особенности профессионального языка. Я сдалась на пятом письме.
В любом случае отнести коробку на место мы всегда успеем. Материала для работы я набрала на большую часть уже начавшегося дня. Если результатов не будет, тогда и засяду за оставшиеся письма, написанные коллегами профессора.
До того, как лечь спать, необходимо выяснить ещё два момента. Что приятно, для этого мне нет нужды идти куда-то или копаться в каких-нибудь книгах. Источник информации мирно спит в моей кровати и даже не нарушает тишину своим храпом.
Сокурсник вольготно устроился на постели, заняв большую часть довольно широкого ложа. Мозг тут же генерирует с десяток названий этому зрелищу. Все они представляют собой вариации на тему 'Дремлющая сила'. До чего завораживающая картина! Как тут откажешь себе в удовольствии полюбоваться на неё хоть немного?
Лёгкий звон старого часового механизма выводит меня из дремотного состояния. С осени никак не могу отнести часы в мастерскую, потому хронометр до сих пор подаёт сигнал, когда минутная стрелка указывает на единицу.
Подхожу к кровати и присаживаюсь на самый её краешек.
– Рен, – я тихонько глажу молодого человека по плечу. В ответ раздаётся лишь невнятное бурчание, однако мою ладонь он находит без труда и жёстко фиксирует. – Рен! – зову чуть громче.
Сокурсник резко распахивает глаза, а вот сонливость уступает место недоумению медленно:
– Мелина?!
Рен опять открывает рот. Наверное, собирается возмутиться факту несанкционированного проникновения в его спальню. Однако прежде чем предъявлять претензии, утруждает себя тем, чтобы осмотреться по сторонам.
– Который час?
– Тебе осталось спать ещё пятьдесят минут.
Кивнув, молодой человек освобождает мою руку и опускает веки. Неожиданная побудка не вызывает у него никаких негативных эмоций. Даже искорка интереса не вспыхивает в его сознании. Он настроен спокойно доспать оставшееся до подъёма время. Очень жаль, но мои намерения не стыкуются с его планами.
Я достаю из кармана блокнот и ручку.
– Рен, у меня к тебе просьба!
– Какая? – сокурсник даже не открывает глаза.
Что ж, отвечать он способен и так.
– Напомни мне, какие яды труднее всего обнаружить.
Молодой человек хмыкает.
– Можно подумать, ты их не знаешь.
– Хочу уточнить. – Я хмурюсь. К чему тянуть время? Будто он не знает: пока я не получу ответ, не отстану.
– Рафа, томаш, Аритская Пыль, сальва и Тихая Смерть, – Рен перечисляет названия, а я сверяюсь с собственным списком – не упустила ли какое.
Нет, все на месте, только Тихую Смерть я назвала 'Ласковой'. Допущенную неточность можно понять и простить: яд очень редкий, мало изученный и применяется не часто.
Голос Рена отвлекает меня от внесения правок:
– Теперь я могу поспать?
– Конечно, только сначала ответь на один вопрос. Почему полицейские не сделали ничего из того, что сделали сегодня мы?
– Потому что им хорошо сидится на своих местах, они равнодушны к чужим жизням, и критика руководства их не трогает.
Понятно, вместо вразумительного ответа мне предлагают сухую выжимку из моей собственной обвинительной речи.
– Но ты правильно заметил: в Управлении не все бездари и лентяи. Возможно, самые достойные представители дийонского сыска слишком заняты каким-то другим делом? Более важным.
– Хорошая попытка, Мелина! – насмешливо хвалит меня сокурсник. – Только ты права, я не болтлив и не стану раскрывать служебные тайны дядюшки.
– И не надо! – с удовлетворённой улыбкой на лице кладу на тумбочку блокнот и ручку. – Твои слова сами по себе прекрасный ответ. Я рада тому, что мои будущие коллеги оказались заняты чем-то более серьёзным, а не растерялись на пустом месте.
Сдавленный смешок – вот и вся реакция. Ну и пусть!
Сняв туфли, укладываюсь рядом с Реном.
– Да подвинься ты хоть немного! – с ворчанием толкаю молодого человека в плечо.
– Мелина! – он взвивается на постели, растеряв, кажется, остатки сна.
– Что? Ты передумал спать?
– Но не здесь же?! – возмущается он. – В смысле – не вместе!
– Отлично! – я демонстративно поворачиваюсь на бок, лицом к нему. – Ты можешь перебраться на пол или попытаться устроиться на диване. А если желаешь наиболее изысканных ощущений после пробуждения, то в кресле. Я тебя не держу.
Сокурсник падает обратно на подушку и прикрывает рукой глаза. Ещё одна картина. На сей раз это 'Оскорблённая невинность'.
– Тебе вообще знакомо слово 'приличия', – шепчет он.
– Знакомо. Я даже о нём вспоминаю, но не в тех случаях, когда это идёт вразрез со здравым смыслом. Полагаю, мы доверяем друг другу в достаточной степени, чтобы не опасаться за собственную честь и свободу.
Рен молчит. Неужели он настолько сонный и уставший, что не способен понять довольно простую мысль?
– Другими словами, я не собираюсь использовать сложившуюся ситуацию тебе во вред и знаю: ты тоже не поступишь скверно.
Молодой человек тяжело вздыхает.
– Если бы ты всё это говорила, основываясь исключительно на вере в мои высокие моральные качества, я бы почувствовал себя польщённым, а так… На каком курсе ты составила мой психологический портрет?
– На первом. А это важно?
Сокурсник оглашает спальню очередным горестным вздохом.
– Если тебя не возьмут в Главное Управление, я поверю в истеричные статейки бульварных газет, в самых мрачных красках расписывающие, насколько глубоко наша страна увязла в коррупции. А теперь давай, пожалуй, поспим.
Вот сразу бы так!
Я не слышу, как звонят часы в семь утра, но в половине восьмого меня будит яркий свет, бьющий прямо в глаза. По счастливому стечению обстоятельств я забыла занавесить шторы на ночь.
Оставив притулившегося на самом краю постели Рена досыпать лишние минутки, убегаю в ванную комнату. Молодость – это прекрасное время! Не важно, как прошла ночь, прохладный душ и умывание ледяной водой придают мне свежий и цветущий вид.
Шум, доносившийся из ванной, пока я занималась своим утренним туалетом, никоим образом не повлиял на сон моего сокурсника. Он всё так же сладок и безмятежен.
Приступая к повторной побудке, чувствую себя чудовищем. Напоминание о том, что Рен и так проспал на час дольше, и вообще ему к третьей паре – успеет выспаться дома – не помогают. К тому же просыпается он опять с большой неохотой, что лишь усиливает мои терзания.
– Что за герой будит тебя по утрам? – интересуюсь лишь для того, чтобы притупить муки совести.
