Текст книги "Солнечная ртуть (СИ)"

Автор книги: Александра Атэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 65 страниц)

Глава 93 Наступила тьма

Пружинящий шаг, брючный костюм, в котором жакет вопиюще расстёгнут, а блузка мятая, – гвардейцы привыкли видеть эту странную картину в самое разное время суток. Ада не любила чинных прогулок и идеально выглаженной одежды. Но согласилась сменить кеды на более адекватную для замка Шамбри обувь. Сутулилась студентка, как и раньше, но приучилась вспоминать об осанке чаще двух раз за день.

Девушка вихрем пронеслась по анфиладе и притормозила у знакомой двери.

– Туда можно? – спросила она стражника скорее от скуки, чем потому, что её могли не пустить.

– Да, баронесса. Прошу, баронесса.

Гвардеец кое-как ей поклонился и небрежно махнул рукой в сторону покоев Агаты. С Адой теперь общались как с ребёнком богатых родителей, которого обижать нельзя, но без особого уважения можно обойтись.

Она проследовала привычным маршрутом, отметив, что в приёмной появился ковёр. Раньше здесь всё было из камня, дерева и металла, но за годы жизни в параллели мать обзавелась новыми привычками и теперь слыла главной сибариткой королевства: в Йэррии люди предпочитали блестящий, аскетичный и величественный гигантизм простому домашнему уюту.

Агата была не одна. На софе валялся Эрид и сосредоточенно читал какие-то бумаги. Кроме того, в комнате находились и фрейлины, но девушка уже уяснила, что их принято не замечать, будто у них нет ни глаз, ни ушей. Однако, в некоторых ситуациях от почётной свиты можно было избавиться хотя бы на час. Ада и сама освоила это искусство, что не мешало ей всё равно находиться под постоянным наблюдением.

Мать подняла голову. Она тоже изучала некие конспекты, сидя в кресле у журнального столика, положив ногу на ногу, и вообще выглядя как модель с обложки, а не человек, занятый работой.

– Вчера я заходила к тебе, и выяснила, что фрейлины тебя потеряли. Где ты была?

– Курила с бабушкой.

Дракон чем-то подавился и закашлял. Сплетницы у окна на миг заткнулись и прикрыли ладошками рты, чтобы не обнаружить смешки. Ада плюхнулась во второе кресло, сразу почувствовала себя неуютно, и вскочила. Обошла комнату, шаркая ногами, что невероятно раздражало в замке всех – от королевы до повара, – и остановилась у софы. Ада села на подлокотник, в ногах у Эрида и уставилась на оборотня. Девушка задумчиво переводила взгляд с матери на него, и наконец не выдала:

– Какого хрена? Вы ведь ненавидите друг друга, но сидите тут, как ни в чём ни бывало, копаетесь в макулатуре.

Она слишком много нервничала всю предыдущую ночь, да и накануне тоже. Впечатления последних дней смешивались со смутными подозрениями. Сиена чего-то недоговаривала, ссылаясь на то, что Агата сама расскажет нечто важное. Дара смотрела с сожалением и как будто боялась открыть какой-то страшный секрет. Ада так ничего и не добилась от фрейлины, и, в итоге, плюнула. Погода стояла замечательная, воздух был свеж, а столица каждый день открывалась с новой стороны, поражала своим разнообразием и сюрреалистичностью. Чем больше Аде нравилось здесь, тем сильнее становилась тревога. То, что знающие люди называли феромом, уже дважды поднималось из глубин сознания, замораживало вены и парализовало ум. Ей обещали каких-то магов, которые научат Аду укрощать колдовскую энергию. Было бы очень кстати, ведь эта дрянь расположилась в её организме как у себя дома, словно какой-то вирус, и время от времени пыталась убить. В этом мире приступы не такие болезненные и частые – девушке даже удавалось самостоятельно выходить из траса. Окружающие пугались, но зато она почти сразу могла ходить и говорить. Второй такой инцидент случился этой ночью, в покоях, аккурат после разговора с королевой. Дара – единственная, кто тогда был рядом – потом рассказала, что баронесса Маронская в беспамятстве ругалась на какие-то шестерёнки, а потом спрашивала, где Эрид. И чуть не плакала – не понимая, или не слыша ответов.

Жуткий позор. Ада заставила фрейлину поклясться, что она никому об этом не расскажет.

Всё утро внучка королевы промаялась как на иголках и, как только появилась возможность, отправилась к матери, чтобы выяснить, что происходит. Оказалось, у Агаты нет и десятой части тех душевных метаний, которые достались её дочери. Зато полно важных и интересных дел, да ещё компания нарисовалась.

Всё это привело к тому, что вопрос прозвучал нервно, грубо, с претензией, и не по существу. «Они скажут, что я ревную» – с ужасом поняла Ада. «А если не скажут, то точно подумают. И будут правы. Я в самом деле ревную, завидую и злюсь. Он проводит с ней намного больше времени, чем со мной, а мне остаётся только вспоминать… Не знаю. Ничегошеньки не знаю!».

Она в самом деле не знала. Иногда девушка забывала о драконе и не вспоминала о нём сутками, полностью погружаясь в свою новую жизнь. Но порой воображение упрямо рисовало бледное лицо с огромными золотыми глазами, чуть горбатым носом и идеальной линией губ. Хватало одной секунды неосторожных воспоминаний, и это начинало сводить с ума. Мучительно, томно, как пальцы на горле. Потом проходило. Потом при встрече они мило болтали, обменивались ехидными ухмылками и измывались над придворными. И девушка не понимала, что это такое на неё совсем недавно нашло. Казалось, этих недолгих, пустых встреч ей хватает с избытком, и после снова можно спокойно бродить по городу и замку, не думая о золотых глаз и бархатном голосе. Ада была упряма. Она решила, что ей попросту не хватает старого друга – как музыки или фастфуда. Решила именно так, и не хотела думать ни о чём другом, зная, что занимается грошовым самообманом. Она была упряма, но храбростью не отличалась.

Агата потянулась и отпила из фарфоровой чашечки.

– Ты, кажется, недавно приехала от Мадлен? Это объясняет твои манеры. Не зря в пору моей юности мне не разрешали подходить к ней и на пушечный выстрел, хотя девочка-служанка казалась мне забавной. Ну что ты смотришь? До того, как старый барон признал свою дочь, Мадлен какое-то время проторчала среди дворцовой челяди, потом её увезли куда-то. Куда-то, где она была не то дояркой, не то булочницей.

– Птичницей, – подсказал Эрид. Смотрел он на Аду и только на неё. Пристально, грустно, с раздражением. Печаль эта была так очевидна, что её не маскировала ни паскудная улыбка, ни вальяжная поза. Даже фрейлины казались какими-то нерадостными. Встречаясь взглядом с девушкой, они старались тут же отвернуться. Зато Агата была само довольство, и это начинало выводить из себя.

– Да-да, пожалуй, что так, – сказала она, делая ещё один глоток. Аде, нервная система которой уже потерпела молчаливый крах, захотелось вырвать чашку из тонких наманикюренных пальцев и разбить. Зачем? Затем, что всю жизнь, когда ей было плохо, её маме было хорошо.

– Что касается оборотня, – лениво продолжала Агата, – я его сюда не звала.

Ада перевела тяжёлый взгляд на Эрида. В последние секунды гнев так захватил её разум, что она снова чуть не забыла о драконе, точнее о том, что он значил для неё. Оборотень показался лишь антуражем, декорацией с пышными волосами и торсом Аполлона. И с некоторым запозданием девушка вдруг осознала: обида – самая основополагающая эмоция в её жизни. Она перекрывает всё.

Эрид отложил бумаги и закинул руки за голову. На Астор он больше не смотрел, предпочтя обеим потолок.

– Не так уж мне сюда хотелось. Но королева рассудила, что я должен хоть иногда составлять компанию своей торитт, и плевать, что нас больше не связывает проклятие. Якобы при дворе это не так бросается в глаза, как дракон, который гуляет сам по себе. Хотя я, на секундочку, больше десятилетия был именно таким драконом. А кроме того, – он зевнул, – господа из академии интересуются техническими достижениями иной параллели. Никто не знает об этом больше нас троих, но ты, Ада, во-первых, была в отъезде, а во-вторых, на тебя и так свалилось слишком много.

– Тем более, после этой выходки, когда ты принялась стращать кардинала машиной самоубийств, люди попросту боятся сведений, которыми ты захочешь их порадовать, – перебила мать.

Воспоминание о лице церковника и всех остальных было бы смешным, если бы только Аду не разрывало на части неведение. Настала её очередь перебивать.

– Что ты мне должна сказать?

– Прости, не поняла, – бросила Агата, возвращаясь к записям. И это окончательно вызверило Аду.

– Не отвлекайся на эту дичь, пока я с тобой разговариваю! Чем таким меня пугают уже который день? Думаю, пора бы мне узнать!

Она лишь однажды повышала голос на мать. Обычно девушка не выходила из состояния мямли, но в тот единственный раз выдала столько экспрессии, что сама почти испугалась. Это случилось в тот день, когда Агата снова появилась в её жизни, после семилетнего отсутствия. Тоже улыбалась и вела себя как ни в чём не бывало. Наверняка женщину посетили похожие воспоминания, так как она развернулась всем корпусом к фрейлинам и ленивым, не терпящим возражений жестом указала на дверь.

– Дамы, прошу вас прогуляться немного.

Свита нехотя поплелась из покоев, искоса поглядывая на странную троицу. Оборотень провожал их улыбочкой людоеда и добрым напутствием.

– Потрудитесь прогуляться дальше этой двери. У меня прекрасный слух, так что лучше не испытывайте судьбу, барышни.

Когда шаги затихли – во всяком случае для нормального, человеческого слуха Ады, мать допила свой проклятый кофе, который заставила-таки варить местных поваров и служанок, и поправила складку на рукаве.

– Ты должна покинуть Йэр.

Девушка ничего не почувствовала. Осознание таких вещей происходило у неё не сразу.

– Меня возвращают домой, к отцу?

– Нет. Туда ты едва ли когда-нибудь вернёшься.

– Ну так, – Ада сглотнула, по спине пополз неприятный панический холодок. Когда он доберётся до мозга, последствия будут непредсказуемыми, – куда, почему, и надолго это вообще?

– Куда-нибудь на юг, или на север. Выбирай сама и путешествуй на здоровье, а средствами тебя снабдят. Главное – подальше от центра империи. Ты, как и я, являешься носителем ферома, и это порождает дисбаланс, опасный для королевства. Какое-то время ты проведёшь вместе с магами – они всё объяснят. А нам обеим оставаться здесь нельзя. Но можешь навещать замок – три или четыре в год. Ты же вроде проявляла интерес к путешествиям? Так что не благодари.

Холодок добрался уже до шеи. Ещё немного, и он достигнет головы. А где-то за рёбрами обосновался вакуум, пустота, которую в ближайшие несколько секунд заполнит горючая смесь эмоций.

– Секундочку, – Ада медленно повернула голову. – А кого это мне не благодарить?

Агата не растерялась. «Судьбу» – заявила она, но улыбка была подозрительно натянутой. Дракон не вмешивался и наблюдал с некоторым беспокойством.

– Ты говоришь, что остаться здесь может только одна из нас. А кто это сказал? Это твоя мать приказала от меня избавиться, или тут что-то другое? Мне никто ничего не говорил, я и знать не знала, что тут обсуждают такие вопросы! А судя по намёкам королевы, разрешить их можно было как-то по-другому.

– В некотором роде. Но это бы только затянуло процесс, а результат всё равно оказался бы таким же. Её величество принимает некоторые решения не единолично.

Это так, в Паровой империи монархия не абсолютна.

– То есть это идея парламента?

– Нет. Решение принимали только ближайшие советники, а если говорить точнее – родственники.

– Я тоже родственник.

– Не обессудь.

– Да чтоб…!

Первый взрыв произошёл. Девушка выдала эпатажное базарное ругательство в ответ на односложные ответы матери. Та сидела и морщилась. За окном – близко-близко к Шамбри – проплывала металлическая, круглая «рыба».

– Почему, – Ада перевела дух, – Сиена упирала на то, что именно ты должна мне это сказать?

Дракон потерял интерес к потолку и принял сидячее положение: он предвидел кульминацию разговора.

– Потому что я поручилась за то, что ты не хочешь жить во дворце и оставаться в Йэре. Про себя я этого сказать не могу, моё место здесь. В принципе, это не так важно, сёстры всё равно не желают оставлять меня, я цитирую: «без присмотра». Так что не понимаю, почему вокруг моих слов устроили такой ажиотаж.

Это было сильно. Сказать, что ты решила за свою взрослую дочь, с которой ты почти не общалась, чего она хочет, проголосовать за то, чтобы её вышвырнули неизвестно куда, на задворки незнакомого ей мира, и при этом сохранить такое безмятежное выражение лица – это надо уметь. Словно не зная, чего от неё ещё хотят, Агата взяла настольные янтарные часы и принялась подводить стрелки. Вид у неё был скучающим. Женщина уверена, что больше ей нечего добавить и разговор окончен. Ада этого мнения не разделяла.

– Да мать твою раз мать!!!

Она вскочила с подлокотника и оказалась возле кресла, в котором сидела принцесса. Баронесса Маронская пристально смотрела ей в лицо, бледнея на глазах, потом раздельно и тихо спросила: почему с ней обращаются как с дерьмом?

– Дорогая, ты всё утрируешь…

Договорить Агата не успела, так как круглый столик вместе с часами, бумагами и так бесившей Аду фарфоровой чашкой с грохотом опрокинули. Кофейная гуща с готовностью въелась в бежевый и дорогой ковёр, листы плотной бумаги разлетелись по всей комнате. Принцесса не дрогнула, но посерела: ей было жалко ковра.

Оборотень правильно оценил ситуацию: не вмешайся он, и между титулованными особами разгорелась бы безобразная драка. Аду предусмотрительно оттащили к противоположной стене.

– Пусти, я не знаю, что с ней сделаю!

– Как раз поэтому и не пущу. Кулаками будешь в особняке Мадлен размахивать, а тут всё-таки твоя мать… Какая никакая.

– Тамбовский волк она мне, а не мать!

Ещё какое-то время она вырывалась с такой силой, что будь Эрид человеком, ему бы не поздоровилось. Потом девушка успокоилась. На удивление быстро, за считанные секунды ярость исчезла с её лица, и Ада почувствовала жуткую усталость. Это было связано не столько с личными переживания, сколько с феромом: Ада ощутила странный всплеск энергии, то же почувствовали мать и дракон. Она не понимала, что это, но что-то инородное щёлкнуло внутри и пропало. Девушка снова осталась наедине со своими эмоциями и с теми, кто, как ни крути, был ей очень дорог.

Агата сидела в кресле прямая как струна и мрачная как лондонское утро. По лицу Эрида ничего невозможно было понять: волосы растрепались и наполовину скрыли золотые глаза. Он крепко держал руки девушки и Ада чувствовала пульс дракона: замедленный в два раза по сравнению с человеческим. Наверное, поэтому оборотни так медленно стареют.

Ада уткнулась лбом в широкое плечо, ожидая, когда её собственное сердце восстановит нормальный ритм. Это произошло скоро, однако шевелиться по-прежнему не хотелось. От чёрной куртки пахло кожей и гарью. Немного, будто парфюмом.

– Ты останешься здесь, с нею? – спросила Ада у плеча. Где-то повыше ей ответили.

– Я останусь здесь, с моей королевой. Мой долг – служить ей, оленёнок. Я не могу делать то, что мне хочется и выбирать тех, кто будет рядом. Давно уже не могу.

Однажды он уже называл её так – забывшись и не строя из себя циничного придурка. Тогда ей понравилось, но теперь психическое состояние Ады далеко от нормального: любое неосторожное слово могло вывести её из себя.

– Какой же я, к хренам, оленёнок, если я козёл отпущения!

Да уж, развели зоопарк. В покоях Агаты этим утром слишком часто звучали упоминания тех или иных зверей: козлы, драконы, олени. Баронесса с мальчишеской причёской дёрнулась, и кивнула в сторону прекрасной принцессы.

– Из-за неё не можешь, да?

– Тшшш.

Руки, которые сдерживали её, теперь обнимали. Впервые. Лишь теперь, когда Аде надо паковать вещички и отправляться в изгнание.

Агата молчала в своём кресле. Ада осторожно, словно боясь спугнуть странного мужчину, который захотел её обнять, – её, такую нервную и неуклюжую, – повернула голову. Она думала, что мать за ними наблюдает – задумчиво, или просто с усмешкой, но принцесса занималась тем, что рассортировывала поднятые с пола бумаги. Те, которые отлетели в дальние углы, она даже не стала трогать, видимо, беспокоясь, как бы у служанок не поубавилось работы. Агата вернула своему лицу привычный цвет и выражение скуки.

– Когда я поеду… туда? Как долго там пробуду? Мне ведь можно будет вернуться, ты сказала?

Она не была уверена, что мать её услышит, но у Агаты прекрасный слух. Женщина пожала плечами и опёрлась подбородком на кулак.

– Чем скорее, тем лучше. Ты ведь заметила, что в Йэре всё немного странное – от людей до цветов. Всё вроде бы прекрасно, но ощущение грядущего катаклизма нарастает, и это не прекратится, пока баланс не восстановится. А вернуться, безусловно, ты сможешь. Ненадолго. Впрочем, если тебе так хочется, и королева не станет возражать, мы иногда будем меняться ролями: ты остаёшься в замке, я же отправлюсь на юг.

– А если не согласится?

– Ну, на нет и суда нет, – безапелляционно заявила Агата.

– Ты стерва, ты это знаешь? – буркнула девушка. Это был риторический вопрос, однако на него ответили. «Да» – сказала мама, возвращаясь к бумагам. Значит, и сама была такого мнения, и ничего не имела против.

Аде стало неуютно. Обниматься надоело. Отпихнув от себя мужчину, она беспрепятственно направилась к матери. На душе уже стало спокойней.

– Знаешь, – тихо сказала она, – я никогда тебя не прощу. А в целом, не злюсь – привыкла за столько лет к такому отношению. Ты никогда не была мне заботливой матерью. Даже мой отец так не облажался! Но запомни: я всегда буду помнить, как ты меня сначала бросила на семь лет, а теперь – попросту выкинула как мусор. Мне плевать, сколько Астор принимало участие в голосовании, и что твоё слово не было решающим. Для меня оно – самое важное.

Ада была совершенно спокойна, ей хотелось одного: скорее назад, в свои покои. Очень уж она устала, и это утомление начинало пугать. Слишком напоминало то, что происходило с девушкой во временной параллели. Ада боялась, что космическая пустота снова захватит её разум, и она утонет во вселенной. Чёрной, полной холодных звёзд и неизвестных бесплотных существ.

– Прекрасно понимаю это чувство, дорогая, и винить за него не стану. Ненависть к родителям – одна из наших фамильных черт.

Если бы Ада не росла в окружении книг и сдержанных разговоров, она бы плюнула на пол, прямо на этот драгоценный ковёр. Но так как выросла она хоть и в равнодушной, но интеллигентной среде, девушка ограничилась только «ну ты и…». Договаривать не стала, да и не до этого уже. Холодный гнев был последним, что ещё удерживало Аду в реальности, но в висках опасно стучало, фером бурлил в крови и оплетал тьмой глаза. Всё запуталось и смешалось, стало даже хуже, чем тогда, в ином пространстве и времени: раньше приступы не казались такими болезненными. Видимо, оборотень и принцесса заметили, что с их подопечной что-то не так, на неё смотрели с беспокойством и, вроде, порывались усадить в кресло. Девушка отмахнулась вслепую, наугад, так как видела перед собой только дверь – единственное, чего ещё не пожрал мрак. Она упрямо двигалась туда, к последнему источнику реальности.

Но до двери так и не дошла.

Ада не понимала, лежит она или сидит, её несут куда-то на руках или бросили там, где она остановилась. Видимость пропала, а слух ещё держался, и более того – обострился за счёт потери зрения и существующего лишь в воображении девушки звука колокола. До Ады долетали шумы и обрывки предложений. Среди этой какофонии внезапно и резко выделился топот ног и панические крики. Как же грубо и некрасиво! Кто-то ворвался в покои принцессы Агаты и чуть не налетел на перевёрнутый стол. «Неужели это потому что я упала?» – тупо подумала Ада. «Да нет, чушь какая-то», – решила она, всё ещё хватаясь за реальность. Внешне девушка едва ли казалась более живой и активной, чем труп. Кто-то что-то говорил, но слова эти так безумны, что баронесса усомнилась, что правильно поняла. Однако и безумие бывает правдой – даже в таком состоянии она не забывала об этом.

«Королева умерла».

Это было последнее, что она услышала, не считая чьего-то тихого вскрика. На этом слух отключился, однако голосовые связки, как ни странно, ещё функционировали. Ада поняла это, когда почувствовала, как её губы шепчут, направляя звук в ту сторону, где, как ей казалось, находилась Агата.

– Это тоже по твоей вине? Все неприятности… твоя заслуга. А могла бы и пожалеть… бабушку.

И наступила тьма.

Глава 94 Regina mortuus est*

– Королева умерла. Да здравствует королева!

Она ждала этого слишком долго.

Герольд склонил колено и протянул ей кольцо. Аврора приняла перстень и надела на безымянный палец. Обручальному украшению пришлось потесниться на мизинец, где оно оказалось большим. Потом надо будет придумать ему другое законное место. Сейчас не до этого.

В поклоне замерли все присутствующие, от камергера до старшей сестры. Аврора предпочла бы, чтобы всё происходило в Тронном зале или на парадной террасе, а не на лужайке в цитрусовом саду, ну да ничего. Одну из её предшественниц подняли с кровати среди ночи. Бедняга наверняка была заспанной и лохматой, и дай бог, если без любовника. Какое уж тут величие.

Женщина приказала всем подняться и ещё раз оглядела кольцо. Впору. У всех Астор одна комплекция, разве что эта Ада уродилась паршивой овцой. Но девчонке участь править и близко не светит. Бастард Агаты станет доживать деньки в самых зачуханных колониях и больше никогда не будет мозолить глаза обитателям замка.

Аврора посмотрела на солнце: полдень, хорошее время, точное и правильное во многих смыслах. Именно в этот отрезок суток следует встречать удары судьбы и благие вести. Сегодняшняя новость была как обоюдоострый меч: Сиена умерла.

Невероятно!

На самом деле что-то такое Аврора и предполагала, увидев, какие физиономии заполняют приближающуюся делегацию. Но готова всё-таки не была. Матери едва исполнилось шестьдесят три, отнюдь не престарелый возраст в эту эпоху, но… Астор не умирают от болезней, равно как и от покушений – все знают, чем грозит последнее тому, кто осмелится поднять руку на правящую королеву. Наказание, предусмотренное самим мироустройством, в котором магия нет-нет, да и проявит себя. А вот несчастный случай вполне мог стать роковым.

Авроре жаль, она любила мать. По-своему, конечно, с прохладой, но ведь у них в семье так принято. И она за всё ей благодарна, в отличии от этой твари Агаты. Сейчас Аврора слабо улыбается ей, и говорит слова утешения. Та отвечает взаимностью. И обе взаимно знают, что лгут. Даже если обе искренне скорбят о матери, друг друга они презирают.

Сиена зря её вернула. Не так страшен был нарушенный баланс, как тот факт, что бывшая наследная принцесса снова может всё перевернуть с ног на голову. Авроре нравилось думать так, но она знала, что матушка была права. К тому же, если бы не выходки Агаты, средней сестре так и пришлось бы куковать в каком-нибудь великом княжестве, играя второстепенную роль консорта, а не самостоятельного монарха.

Однако, всё-таки мать было жаль.

Её величество любила совершать прогулки. Конные, когда была моложе, а с возрастом пристрастилась к полётам на паровых машинах. То, что некогда она строжайше запретила старшей дочери, – из-за чего появились первые ростки их вражды, – со временем стало традиционным отдыхом. Сиена могла подниматься к облакам на аэростате, или неспешно плыть над черепичными крышами Йэра в металлической «рыбе». Но предпочитала всё-таки дирижабли. Кто знает, может если бы её дракон остался жив, у королевы не возникло бы такой привязанности к машинам. Но факт остаётся фактом – раз в неделю, когда часы по всему замку начинали звонить, клокотать и щёлкать – Сиена поднималась в небо и была там счастлива. Одна из её мелких причуд. Когда-то у матушки жила собака, которая, сидя на троне, ловила зубами блох, потом появился цитрусовый сад. У каждой Астор помимо холодной головы и железной воли рано или поздно обнаруживалась склонность к эксцентричным замашкам. Агата, к примеру, целиком и полностью из них состояла. А вот Аврора не обзавелась никакими привычками, кроме тех, что были полезны или необходимы. В лицо ей не говорили, но она с самого детства знала, что кажется людям скучной.

Не то что мать, не то что сестра…

Этим утром Сиена поднялась на площадку с ангаром, оборудованную на скале – на одном уровне со средним ярусом крыши. Там её ждал неприятный сюрприз: личный дирижабль королевы, сконструированный по последнему слову техники, проходил стандартную процедуру смены канатов. Обычно она проводилась раз в несколько лет, и почему-то именно сегодня пилотам вздумалось наводить порядок в ангаре. Королева строго отчитала персонал за то, что из-за них её строгий график мог оказаться под ударом, и потребовала другой дирижабль. Пусть не украшенный флагом и монограммой – главное, работоспособный.

Раньше на крыше Шамбри находилась только одна такая машина – большой, устаревший цеппелин, которым давно никто не пользовался. Сиене построили новую, изящную модель, а старый дирижабль она подарила старшей дочери, когда та вернулась в отчий дом спустя двадцать лет. Ведь некогда принцесса так мечтала об этой игрушке. Агата за подарок небрежно поблагодарила, и так ни разу им и не воспользовалась, предпочитая самоходные кареты. В мире, где сестра провела столько времени, у неё появилась привычка передвигаться преимущественно по земле. В глубине души Сиене стало обидно: ей хотелось сделать приятное, а оказалось, что она припозднилась и не угадала с подарком. Возможно, тогда она впервые поняла, что стареет.

Аврору передёрнуло. Эти воспоминания неприятны, но другие и вовсе хочется похоронить.

Её муж, который не терпел свекрови и её старших детей – Пьера и Агату – занимал несколько вполне конкретных должностей при дворе, так как был человеком деятельным и разумным. Одной из них стала должность начальника охраны. В его обязанности входило не только контролировать гвардейцев, но и лично следить за тем, чтобы замок был надёжно защищён от пожаров, коротких замыканий и разрушений. Разумеется, обязанность наблюдать за состоянием транспорта на гранитной крыше тоже лежала на нём. Однажды вечером супруг выдал:

– Твоя мать сделала твоей сестре крупный подарок. Нехорошо, если принцесса решит его использовать и обнаружит неисправность.

Аврора хотела ответить по-другому, но почему-то сказала именно это:

– Но ведь Агата не проявляет к нему никакого интереса. Ты говорил, на первый взгляд дирижабль в прекрасном состоянии. В таком случае, чего ради спешить с доскональным осмотром?

Теперь она знала, зачем. Но было уже поздно.

Что за дьявол нашептал тогда им на уши не трогать дирижабль? Оставить всё как есть, махнуть рукой, раз Агата всё равно не пользуется подарком – не потому ли, что оба надеялись, что наступит день, и бывшая наследница престола захочет прокатиться с ветерком?

Аврора могла поклясться, что не хотела смерти матери. Но раз уж это случилось, нет нужды корить себя лишний раз, лучше сосредоточиться на насущных проблемах.

Благо теперь у неё развязаны руки.

Вспомнив всё, чему её учили, и что она самостоятельно прочитала в хороших, правильных книгах, новая королева произнесла краткую речь. Её голос дрогнул в подходящем месте, а лицо осталось каменным – и то, и другое вышло непреднамеренно. Чтобы там ни говорили, Авроре не был чужд артистический дар, и она умела тонко чувствовать. Говоря о мудрости Сиены, она понимала, что говорит правду, знала, что не сможет стать второй Железной королевой, которой восхищаются, которую боятся, которую обожают. Голос на мгновение запнулся, потому что ей в самом деле было жаль, что нет уже перед глазами этого идеала, к которому она стремилась всю свою жизнь, но так и не сумела достичь.

Что до лица, то мраморная бесстрастная маска – это визитная карточка Астор. Если они позволят эмоциям проступить в полной мере, людей это разочарует. Они хотят идолов, и их получают. Даже Ада не так уж отстаёт в этом плане, хотя девчонка носит маску недовольства, а не спокойствия. Жаль, её здесь нет, интересно было бы посмотреть.

Вот Агата не подвела. Сестричка притащилась в цитрусовый сад сразу, как только ей доложили о случившемся – одна. Потеряла где-то свой жалкий выводок, да, пожалуй, и не искала его. И ведь тоже называется, с позволения сказать, матерью.

Её дракона рядом не было, как и других оборотней. Змеи ненавидят цитрусы и носа не покажут сюда, даже если тут станут резать женщин и детей, или насыплют горы золота. Впрочем, материальные богатства никогда не занимали их.

Аврора оглядела своих приближённых.

Люди. Только люди, и при хорошем воображении можно было бы представить, что это начало новой эры, где нет места чудовищам. Где лишь династия древнейшей крови является гарантом благополучия государства. Жаль, но это не так. Как только все покинут сад, монстры снова встроятся в дворцовый уклад, примутся играть ведущие роли, наравне с ней, с королевой. Они и в самом деле приносят пользу, пусть даже от некоторых Аврора предпочла бы избавиться. Варга бесила её изо всех сил, но первое место в этом списке занимал, конечно же, Эрид. Любимец публики, которого постоянно проклинают, но не могут налюбоваться ни на его выходки, ни на его лицо – порочное, нахальное, прекрасное. Когда-то, – когда Авроре в принципе не было до этого никакого дела, – многие мечтали растерзать дракона на месте. Но после победы над скельтрами оборотень обуздал свой норов и взвалил на себя огромный груз государственных тягот. Какого бы придурка он из себя порой не строил, Эрид умён. Собственный дракон Авроры вполне достойный слуга, но, к сожалению, во всём уступает оборотню сестрицы. Когда Аврора это поняла, тогда и невзлюбила выскочку. Потому что все они были связаны: если её дракон уступает Эриду, значит сама она уступает Агате. Опять. Как всегда.

Что ж, пока что Старший дракон останется прежний. Сиена не предвидела скорую гибель, но продумала все варианты, оставив тщательные инструкции. В них чёрным по белому предписывалось не смещать Эрида, пока дракон Авроры не наберётся нужного опыта и влияния. В какой-то степени это даже забавно: Агата лишилась своего высокого статуса, а её бывший раб – нет.

Пели птицы, благоухали листья грейпфрутов и лимонов. Когда с речью было покончено, люди стали нарушать торжественную тишину, хоть и не решались говорить в полный голос. Авроре шёпотом пересказывали то, что случилось с дирижаблем.

У Сиены было излюбленное место в долине, у подножия гор. Туда она прилетала всякий раз, когда отправлялась на воздушную прогулку. Там машина сажалась, и её величество, в сопровождении фрейлин, домочадцев, советников и вообще всех, кого захватила с собой под настроение, бродила среди трав и цветов, где рассветное золото граничило с тенями цепных гор. За эти сочные оттенки долину прозвали Изумрудной.