Текст книги "Солнечная ртуть (СИ)"

Автор книги: Александра Атэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 65 страниц)

Глава 47 Снова в столице

Оборотень внял совету Нердала и не привлекал внимания. Это было сложно: люди то и дело шарахались от него как от чумного, едва заметив на пороге. Драконы вели себя немногим адекватнее простых смертных, и то обходили десятой дорогой, то лезли с идиотскими вопросами – прощупывая, впрочем, каждое своё слово. Эрид старался отвечать по возможности любезно, но часто срывался и начинал язвить, показывая те черты своего характера, которые когда-то успешно маскировал остроумием. Придворные красавицы заглядывались на него лишь через раз, опасаясь болтаться под ногами у неуравновешенного оборотня, а дворцовые интриганы больше не пытались утянуть в свои сети. Такой оказалась репутация монстра, отсидевшего срок в темнице. От широкой общественности этот факт постарались скрыть, но при дворе знали все, как знали и то, что юную принцессу не просто так выдворили на Чёрные острова раньше срока.

Необъяснимо, но факт: в то время как остальные отдалились от дракона, один человек сумел наладить с ним контакт. Им оказался лорд-адмирал, которому много лет назад Эрид прокусил плечо. Конечность спасли и пришили, хотя и не смогли вернуть былых возможностей. Адмирал долгое время, как и положено в таких ситуациях, ненавидел обидчика и утешался настойками. А тут вдруг перестал кидать яростные взгляды и даже провёл краткую лекцию относительно шаткого положения в королевстве. Конечно, приятелями они не стали, но старый вояка видел, что место вспыльчивости заняла угрюмость, и оборотень уже способен хоть иногда думать о стране, а не о том, как поизощрённее плюнуть в лицо аристократии. Сам адмирал не забыл, что когда-то стал для Эрида объектом демонстрации – дракон показал на нём своё отношение ко всем им. Но советник больше не хотел вражды. Он придерживался мнения, что ненависть будет отвлекать от насущных проблем, а неосведомлённость не позволительна для того, кто однажды ближе всех станет к подножию трона. И посему провёл ещё парочку лекций, не отрываясь от рюмки. Эрид терпеливо всё выслушал и даже что-то попросил разъяснить.

А руку лорд-адмиралу всё-таки заменили, теперь у него был металлический протез. В перерывах между гонкой вооружений со скельтрами и пьянством, он показывал фокусы на светских приёмах. Дамам особенно нравилось, когда титановые пальцы неуклюже стирают в порошок хрустальные и фарфоровые сервизы. Им казалось это милым. Постепенно среди прислуги появилось правило не оставлять хрупкие вещи там, где отдыхал адмирал, благо серебряные кубки были не менее популярны во дворце, чем стеклянные бокалы. Пожилого мужчину не огорчали эти уловки, тем более, что у оборотней были похожие проблемы: часто, не рассчитав силы, они что-нибудь ломали, но на это уже никто не обращал внимания. А в новой механической конечности адмирал души не чаял. Она ему нравилась даже больше прежней.

Может, в этом таилась причина того, что он внезапно потеплел к дракону? Оборотень удивлялся перемене. И от удивления даже забыл, что при дворе до сих пор в моде рассказ о жутком нападении на лорд-адмирала.

Замок Эрид никогда не любил, но всё-таки часто посещал его, ожидая, что вот-вот произойдёт какое-то движение, поворот в судьбе – в его, а может и не только. Но наведывался и в другие места. Всё те же таверны, площади, улицы. Дракон бродил среди людей и безучастно наблюдал за ними. Всё было привычным и, чтобы окончательно не раствориться в знакомых стенах, он начал искать что-то новое: уголок, в котором прежде не бывал. Новый не столько по внешнему наполнению, сколь по смысловой нагрузке. И потому забрёл как-то в церковь, где ноги его сроду не было.

Она притулилась в небольшом закоулке, среди торцов скромных, опрятных домишек. Острые шпили двумя рогами прокалывали небо, но не создавали мрачного впечатления, а приятно контрастировали с опутавшим соседние стены виноградом. Солнце ласкало зелёные листья, а на колокольне истошно орали птицы: мелкий, хамовитый ворон задумал нападать на живущее там семейство голубей.

Удивляясь самому себе, Эрид направился внутрь.

Собор, как его по непонятным причинам называли горожане, встретил молодого человека полутьмой. Тройка прихожан как раз направлялась к выходу, и дракон решил, что он единственная живая душа среди скамеек и статуй неизвестных ему святых. Эрида привлекла белая крылатая фигура, стоящая особняком. Узкое витражное окно выхватывало её из тьмы и покрывало разноцветными бликами. Крылатый человек, посланец небес. Люди таким поклонялись, но иначе, чем оборотням: их-то сторонились и боялись. А ведь и монстры умели летать и были способны на добрые дела. Охраняли королевство, но воспринимались лишь как эффективное оружие, а не как живые существа. Их оскаленные изваяния были символом устрашения, а не веры. Чудовища, вестники смерти и огня – такими видели люди драконов.

Как будто в подтверждение этого, их отгородили от церкви. Некоторые проповедники утверждали, что у драконов нет души и, порождённые проклятием, после смерти они уходят в небытие. Будь их воля, они бы стёрли монстров с лица земли, но семейство Астор никогда не позволит этого сделать. Такими игрушками не разбрасываются. Клирикам пришлось довольствоваться тем, что ни на одном религиозным празднике оборотни не присутствовали, а простые люди относились к ним как адскому отродью. Тем, кто был познатнее, позволялось водиться с чудовищами, если им так уж этого хотелось. Во дворце свои правила и то, что всему королевству кажется грешным, вызывает здесь болезненный интерес. У придворных накопилось достаточное количество и более страшных проступков.

Эриду захотелось разрушить статую, но шорох в глубине храма отвлёк его. Оборотни мгновенно реагируют на любой звук. Чей-то мягкий голос сказал – не столько спрашивая, сколько утверждая:

– Вам нравятся скульптуры?

Тот, кто это произнёс, явно гордился застывшими в мраморе и гипсе украшениями собора – той особенной, возвышенной гордостью, которую позволяет религия. Он был тихо счастлив при мысли о том, что нашёлся ещё один человек, разделявший это мнение.

Из теней показался священник в сером облачении. Он оказался удивительно молодым. Вернее, так решил дракон, который обладал довольно скудными сведениями о служителях церкви, и полагал, что все пасторы должны быть старыми и седыми. Эрид ничего ответил и самым невежливым образом уставился на человека. Дракон ждал, когда тот смутится или недовольно нахмурится, но добродушная улыбка не сходила с открытого лица.

– Иногда мне кажется, что способность создавать такие вещи – куда большее чудо, чем умение летать, – кивнул на ангела пастор.

Статуя стала выглядеть какой-то обиженной. Замечание показалось Эриду достаточно интересным, и он всё же соизволил заговорить.

– Люди могут научиться искусству. Но крылья им не отрастить никогда.

Священник бесшабашно махнул рукой, совсем как мальчишка. "Да, однако они научились строить машины, которые поднимают их к облакам". Кажется, он много размышлял о крыльях и полётах. Большие голубые глаза, один из которых немного косил, смотрели на Эрида как на старого друга. Дракон молчал. Эти люди положительно скоро свихнутся, восторгаясь своими коптящими небо тарахтелками. Воспоминание об Агате неприятно обозначилось на краю сознания. Эрид пристально смотрел на пастора. Коротко стриженные каштановые волосы, низкий рост и какие-то по-женски припухлые руки. А ещё – ужасно лопоухие уши. Одним словом, ходячая добродетель. Как изменится её лицо, узнай она, кто переступил порог собора?

– Вам известно, с кем вы говорите?

Эрид перестарался, напуская яда в свой голос. Уже по одним шипящим ноткам можно было провести параллель со змеёй, а там уже и до правды недалеко. Дракон заранее предвкушал, как округлятся эти наивные детские глаза, и злая морщинка рассечёт лоб. Что сделает святоша – отшатнётся, переполняясь отвращением? Или сдержанно, скрывая страх, попросит удалиться? Священник выбрал третий вариант.

– Знаю-знаю, вы – человек-дракон! Я видел вас на празднике пару лет назад. Моё семейство, по удивительному стечению обстоятельств, оказалось на галерее замка Шамбри. Королева и её дочь прошли совсем неподалёку от нас, а вместе с ними вы и другие, эм, люди-драконы.

– Вы можете не стесняться использовать слово "оборотень". Для нас в этом нет ничего оскорбительного, – выдавил Эрид.

Это чудо природы знало кто он и не только не закатило истерику, но ещё и умудрялось мило болтать. "С семейством, значит" – пробормотал дракон, не зная, чем ещё заполнить паузу.

– Да-да, у меня мудрая жена и две прекрасных дочки четырёх и семи лет!

Невзрачный человек в серой рясе сам походил на ребёнка или, в лучшем случае, на монаха не от мира сего. Но уж точно не на главу семьи. Он по-прежнему светился добротой и это начинало раздражать.

– Почему вы не боитесь? Почему не прогоняете меня?

Пастор удивился.

– Вряд ли обычный человек сможет прогнать дракона. А бояться – зачем? Может быть, из-за тяжёлой жизни вы привыкли искать ссор. Я делаю такой вывод из вашего вопроса, – поспешил объяснить он. – Но если честно, я просто не думаю, что вы появились здесь, чтобы убить меня или обрушить своды этой скромной обители. Вообще-то люди приходят сюда за утешением и надеждой. Но я не обижусь, если окажется, что вы просто ошиблись дверью или заглянули, повинуясь любопытству. Ну а если вдруг решите всё-таки отнять мою грешную жизнь, то моя вера учит, что смерть – всего лишь переход в царство вечности. Очень удобно, как мне кажется: для страха просто не остаётся места.

Эрид задумчиво потёр подбородок, что-то припоминая.

– Ну да. Я слышал нечто подобное.

Сам он никогда особо в это не верил, но и не спешил опровергать. Кто знает, куда там попадают людские души, покинув хилые тела. В какие загадочные миры ведут врата склепов? Самим драконам не видать ни могил, ни надгробий. Они становятся пеплом и водой, вливаясь в озеро, впитываясь в огненную гору, из которой некогда вышли. Могут ли оборотни рассчитывать на достойную альтернативу людским представлениям о «том свете»? Может быть, стоило придумать свои рай и ад. В одном нет боли и ветер ласкает крылья, а в другом – прелестная девочка с золотыми глазами отдаёт приказы об убийстве.

– Нам запрещено убивать людей просто так, если вы не знали.

– Прекрасная новость!

Дракон прожигал взглядом случайного знакомого. Он снова, на этот раз неосознанно, понизил интонацию. Низкий вкрадчивый голос пробирался по собору как вор, как туман из преисподней. Слова звучали медленно, почти шёпотом. Мужчина не понимал, почему встретил такой радушный приём, не верил и сомневался, каждой фразой пытаясь изобличить обман. И вместе с тем надеялся, что ему не удастся этого сделать.

– Маленький и странный человечек. Тебе следовало ужаснуться, что проклятое существо вроде меня посетило твой храм, но ты не сделал этого. Мой род считается обречённым на вечную смерть, люди присвоили себе право на бессмертную душу, и лишили его нас! Нам не позволено ступать в места, подобные этому. И всё же ты приветствуешь меня и не выказываешь недовольства. Скажи, да что это с тобой не так?

Молодой пастор смешно дёрнул оттопыренными ушами.

– Я думаю, у всякой разумной твари есть разумная душа. Те, кто утверждают обратное, либо невежественны, либо очень злы. Нет ни одного эдикта, воспрещающего оборотням заходить в храмы. Я проверял. Вы всего-навсего не участвуете в церковной жизни, ограничиваясь светской. А люди уж раздули из мухи слона, в чём им помогли некоторые воинственно настроенные епископы. Разве небеса разверзлись, когда вы переступили порог?

– Нет. Но, теоретически, я мог бы это устроить…

Священник на мгновение завис, а потом понял, какую неподходящую метафору выбрал в разговоре с монстром, в чьей власти распоряжаться молниями. Он тихо рассмеялся – словно бусины посыпались на стёртые плиты храма.

– В любом случае, ничего страшного не произошло. Вам тут рады, как и всякой живой душе.

Женская фигура в чёрном плаще мелькнула в дверях и нырнула на одну из лавок в заднем ряду. Прихожане не особо торопились заполнить свой приход, но всё-таки иногда заглядывали. Дракон нехорошо улыбнулся.

– А вы ведь еретик.

– Немного, – кивнул священник, по-прежнему невозмутимый.

В двух словах он поведал Эриду о том, что изначально должен был служить в кафедральном соборе, на одной из главных площадей Йэра. Но из-за «легкомысленного» отношения к некоторым вопросам, его убрали с глаз подальше на окраину города, что ничуть не огорчило семейство пастора. На маленьких улицах меньше дыма и опасных машин, а соседи всё ещё знали друг друга по имени и отлично ладили.

Женщина в накидке сидела сосредоточенно, поджав губы. Эрид хорошо её видел, невзирая на расстояние и полумрак. Прихожанка пристально глядела на одну из статуй, изображающую некую святую. Требовательность и смирение соединялись в напряжённую, безголосую мольбу. Дракон вспомнил о мраморном ангеле, который привлёк его внимание, когда он только пришёл сюда.

– Вы сказали, что я не разрушу храм, но не далее четверти часа назад я раздумывал над тем, не разнести ли на куски одного из ваших идолов.

Он пытливо всматривался в молодое лицо, всё ещё не теряя надежды разочаровать нового знакомого. Всплеснув пухлыми руками, священник в ужасе посмотрел на Эрида снизу-вверх.

– Умоляю вас, не надо! Скульптор, сделавший их сорок лет назад, до сих пор сюда заходит, нельзя, чтобы он увидел порчу своего труда. Огорчать старика – дело последнее. Да, кстати, идол – слово некорректное. Но думаю, вы об этом знаете, и специально выбрали его, чтобы ввести меня в искушение.

– Я предпочитаю искушать женщин, хотя подозреваю, что речь о другом.

Ему очень хотелось смутить священника, но тому всё было как с гуся вода. Дракон сдался.

– Ладно, – он важно махнул рукой. Годы скитаний не сделали жесты более грубыми, а последняя неделя во дворце освежила придворные замашки. Хотя в целом Эрид стал резче, что напрягало людей. Но как бы его ни сторонились, никто не забывал, что дракону полагаются такие же почести, как и родственникам королевы. – Так и быть, статуи не пострадают.

– Вот и славно!

– Я подожду, пока скульптор умрёт и тогда разрушу сразу две.

Пастор хитро прищурился и снова засмеялся. Он уловил нотку сарказма не только в самой фразе Эрида, но и в еле заметной ухмылке.

Золотые глаза когда-то тоже умели смеяться, как и губы, только теперь дракона постоянно тяготили мрачные мысли. В самом деле: людям должно становиться не по себе под таким взглядом. Неестественный цвет, завораживающий, даже пастор залюбовался. Лицом и фигурой оборотень походил на языческих божков. Тёмные волосы слегка вились, доставая до плеч, а профиль мог переплюнуть аристократизмом самого чистокровного герцога. Сколько зависти Эрид вызывал бы, даже принадлежа к обычным смертным. И как много ненависти и презрения получал, находясь на своём почётном месте, в такой близости к трону. Священник слышал много удивительных и печальных вещей об этом драконе и удивлялся: не смотря на все невзгоды, мужчина сохранил крупицу веселья. Зла в нём было меньше, чем в иных людях.

– Могу ли я что-то для вас сделать, кроме как помолиться?

– О, это навряд ли.

– Тогда ограничимся этим. Раньше я просил небеса за её величество и её дочь. Теперь буду и о вас, Эрид, что бы вы там об этом не думали.

Священник был серьёзен, давая это обещание. Дракон не сомневался, что он его выполнит.

– Я думаю, что это не поможет ни мне, ни моей торитт, ни её матери. Но воля, конечно же, ваша.

Много предрассудков слышал пастор об оборотнях и их властелинах. А правду он видел в одном: все они своенравны и имеют склонность быть несчастными.

– Поможет. Хотя бы чуточку. Ваш крылатый народ и венценосную семью окружают несметные соблазны и испытания. Я человек далёкий от двора, и не очень разбираюсь в вашей жизни – но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять это. Власть приносит столько бед, – вздохнул коротышка и мужественно поднял взгляд. – Какое счастье, что меня определили сюда, а не в кафедральный собор! Чем ближе люди к замку Шамбри, тем больше они проникаются ядом власти. При этом даже не важно, кто они, даже слуги кичатся величием господ. А тут так хорошо… Ведь вы зайдёте как-нибудь ещё? Этот дом божий, покуда я несу здесь службу, никогда не закроет двери даже перед тем, кто, как люди говорят, проклят. Не отвечайте, не надо. Просто когда-нибудь вспомните мои слова. А меня, к сожалению, ждут дела. Точнее, к радости! Ведь моя служба в самом деле доставляет мне радость!

Лицо пастора озарила светлая улыбка. Когда он улыбался, то не выглядел дурашливо, как это случается с людьми его внешности. И он не был навязчив, чего опять-таки Эрид не ожидал от церковника. С этим человеком можно иметь дело, только как жаль, что встретились они слишком поздно. Раньше оборотень ещё мог помыслить если не о дружбе – всё же по сравнению с Алонсо священник недостаточно циничен, а дракон сближался с людьми именно на этой почве, – то о чём-то похожем на дружбу.

В собор вошли две старухи. Они явно пришли за советом, а может за исповедью, и смотрели в их строну. Пастор кивнул им и собрался уже подойти, но прежде чем покинуть Эрида, сделал в его сторону какой-то знак.

– Это что, какой-то заговор?

Дракон уже успел привыкнуть к тому, что его собеседника невозможно шокировать даже самыми крамольными замечаниями. Тот по своему обычаю только обрадовался.

– Это благословение. Но заметьте себе: только на хорошие дела. Может быть, когда-нибудь вы проявите доброту и не станете издеваться. И тем самым поможете выбраться из мрака какой-нибудь заплутавшей душе. Дадите теплоту ей и надежду. Ну, знаете, как это бывает…

– Нет. Не знаю.

Больше они ничего друг другу не сказали. Пастор вздохнул, улыбнулся и поспешил к старухам, чудом ухитряясь не спотыкаться в своей рясе. Оборотень задумчиво проводил его взглядом и медленно побрёл к выходу. Он не обернулся на скульптуру ангела, хотя и хотел было рассмотреть ещё раз мраморные крылья и кротость, соединённую с воинственностью в одном лице. Он был уверен, что больше никогда не вернётся сюда. Благословивший его человек заслуживал всего того, что ему обещали священнее книги. Возможно когда-нибудь дракон и правда вспомнит об этой встрече не с тоской, а с теплотой. Жаль только, что его будущие деяния, какими бы они не оказались, хорошими не будут. Драконов создавали не за этим. А затем, чтобы они подчинялись чужой воле.

Благословение пропало в пустую.

Глава 48 Чёрные острова

Босые ноги утопали в мокром песке. Песок был похож на холодную патоку, а ветер нёс в лицо солёные брызги.

Ей поручили стоять на берегу океана несколько часов – без движения, лишних звуков и посторонних мыслей. Когда-то это упражнение показалось бы Агате настоящей пыткой, ведь даже на парадах королевской гвардии, где наследнице полагалось выглядеть как истукан, она могла думать о чём-нибудь своём, да и картинка перед глазами менялась. Здесь же оставался всё тот же холод и всё тот же океан.

«Призови фером. Пропусти его через свой разум. Подчини. Не чувствуй ни усталости, ни боли в затёкших ногах».

Маги привели её на берег и оставили наедине с этими наставлениями. Они говорили ей «ты» и никогда не называли принцессой. Титулы теряли свою ценность на Чёрных островах, да и населявшие их люди с обритыми головами все до одного принадлежали к роду Астор – так или иначе. А значит, в какой-то степени являлись ровней. Так что никакой обиды. В обратном случае такое обращение уязвило бы самолюбие Агаты, будь живи тут хоть трижды великие колдуны.

Это слово магам никогда не нравилось. «Мы не призываем тёмные или светлые силы. Мы только раскрываем сущность нашего мира – тем, кто может на неё повлиять».

Одежды у них одинаковые – цвета ржавчины. Напоминали тоги древности и сари восточных земель. На первых порах принцесса путала, кто здесь мужчины, а кто женщины, но потом понемногу освоилась и научилась отделять одних от других.

Её называли по имени или просто девочкой и заставляли вставать на рассвете, который мало чем отличался от сумерек. Солнце крайне редко прорывалось сквозь свинцовые тучи. Когда это происходило, маги бросали любые дела и выходили на берег смотреть на чудо лилового неба, пронзённого золотом.

Этого металла не было в сложенных из камней цилиндрах, которые маги именовали жилищами. Белой глиной обмазывали снаружи, а внутри оставляли голую кладку. Окна вырубались небольшими и ромбообразными, они шли через определённое расстояние по всему диаметру стен. Дома были одинакового размера, несмотря на то, что в каких-то жил один человек, а в каких-то – сразу четверо. Некоторые использовали как склады или теплицы. Только одна из построек превосходила другие по площади, высоте и значимости – одна на оба острова. Там жили старейшины. Там же поселили Агату.

Здание было большим и состояло из многих комнат. Наружные стены опоясывали такие же, как и везде, ромбические окна. В центральные помещения скудный свет проникал через прорубленные «колодцы» в потолках, и факелы: маги не признавали электричества и паровых машин.

По утрам принцессе давали съесть кусок свежего хлеба и выпить стакан воды, а затем всучивали щётку, тряпку и ведро мыльной воды. И отправляли наводить красоту в коридорах. Очень скоро она поняла, что это ещё хуже, чем если бы ей доверили драить туалеты: каменные щербатые полы кольцами пролегали через все этажи, и казалось, конца края им нет. В коридорах не было отверстий в потолке, куда мог заглянуть хотя бы краешек неба. В отсутствии углов голова начинала кружиться. Всё-таки проводить каждое утро по нескольку часов, почти не разгибая спину, не так-то и просто: желудку не хватало скромного завтрака, а пальцы рук немели, цепляясь за щётку. Иногда принцесса вспоминала свои прежние занятия стрельбой и верхней ездой.

Она не сравнивала. Только вспоминала.

Агата не сопротивлялась этим странным людям и с тупым равнодушием делала то, что ей говорили. После казни бродячих артистов она разучилась спорить, требовать и просить. Тем более, как ей неоднократно напоминали, все наследные принцессы обязаны пройти через кровь, огонь и воду. Первым её обеспечивала гувернантка, доставляя по утрам кубок тёплой, бордовой жижи, взятой из чьих-то преступных вен. К сожалению, на памяти принцессы осталось достаточно крови других, невинных людей. За огонь отвечали драконы. И не важно, что Агате достался оборотень нового сорта – с электричеством вместо пламени. Ну а воды хватало здесь, на Чёрных островах: океан обступал со всех сторон.

Маги проводили здесь свою жизнь, вращаясь в однообразии, бесшумно нарезая круги в своих домах-цилиндрах. Агата вооружалась щёткой, и мужественно становилась частью такой жизни.

Она выжимала тряпку и развозила грязь – по бокам и к подножию стен. Грязь подсыхала, и по центру коридора образовывалась полоса, которую, если сильно напрячь воображение, можно было назвать чистой. Такой подход к делу неоднократно подвергался критике. Принцессу в сдержанных и непреклонных выражениях отправляли наводить порядок так, как это сделала бы добросовестная служанка, а не дочь королевы. Спустя пару недель Агата приучила себя справляться с заданием за один раз.

Маги её не хвалили. Однако замечаний стало меньше.

После уборки принцессе позволяли снова поесть и нагружали теперь уже умственной работой. Расписание установилось сразу, как только она приехала. Одно, и на семь лет вперёд.

***

А день, когда она впервые ступила на эти берега, её высочество запомнила хорошо.

Её доставили на настоящем дирижабле: сбылась многолетняя мечта и девочка смогла полетать на чудо-машине. Это не вызвало никакого отклика у неё в душе. Впрочем, она предпочитала смотреть в иллюминатор, а не на стену. Далеко внизу плескались волны-убийцы. Не все суда могли пройти по ним, но с тех пор как в этом регионе они стали воздушными, жизням пассажиров ничего не угрожало. Почти ничего – ни в чём нельзя быть уверенным на сто процентов.

Досадно было знать Агате, что всё пойдёт по плану. Но океан под ними хотя бы не бередил ни старых, ни новых ран. Когда в поле зрения появились две тверди, будто бы сплошь состоящие из теней, девочка даже успела забыть, что летит на дирижабле. Она смотрела на океан, не могла и не хотела о чём-либо думать.

Маги терпеливо проводили глазами водородную птицу, коим позволяли появляться на своей земле только в исключительных случаях, и приняли принцессу под свою опеку. Она спустилась по трапу одна. У девочки с собой не было никакого багажа, только одежда, которую первым делом пришлось заменить на такой же балахон, как и у всех здесь. В качестве поблажки ей разрешили не брить многострадальные волосы: отрастающие выкрашенные пряди собрали в тугой пучок. Ей было безразлично – Агата согласилась бы и вовсе избавиться от них. Никто не спрашивал, почему этот ребёнок такой угрюмый и откуда у него в глазах столько горечи. Девочка так никогда и не узнала, что магам рассказали о ней и была ли им хоть какое-то дело до того, что представляет собой её душа. Из задача – закалить дух. А остальное…

Агате выделили отдельную комнату. Она была пуста, не считая кровати и гвоздя для одежды. Да ещё в изголовье притулилась маленькая тумбочка, на которую можно складывать книги и свитки, когда те попадали к ней во временное пользование. Библиотеки не было на островах, большая часть знаний передавалась устно. Сначала принцесса не могла найти ни одного намёка на сакральные, обещанные ей тайны ни в словах, ни в действиях магов. Они приводили её на берег океана или скалистый уступ, а то и вовсе бросали одну в голом зале, где не было ничего, кроме одного единственного окна. Ромб света холодом озарял пустое помещение, и ничего кроме серого неба в него не увидеть.

«Найди фером. Дай знать ему, что ты уже готова следовать предназначенным путём». Так говорили ей, запирая дверь или уходя с утёса, оставляя девочку в полнейшем одиночестве. «Господи, какой бред» – думала принцесса и принималась за медитацию. Феромом маги называли некое вещество, которое заставляло биться сердце мира – или, вернее, миров. Всему сущему, видимому и не очень, маги дали название Мун.

Мун – земля и море, небо и солнце, планеты и звёзды. Он заключает в себе и Йэр, и Чёрные острова, и Огненную гору. И страны за пределами королевства. А также то, что даже здесь называется параллелью. Мун содержит много слоёв, они не пересекаются и существуют отдельно друг от друга, хотя всегда бывают исключения из правил.

Сначала у неё не получалось. Никто не торопил принцессу, благо впереди у неё были долгие годы тренировок. Она не жаловалась на недоедание, усталость непривыкших к работе рук и замерзающих ног. Не роптала на то, что совершенно и ни черта не понимает в поведении магов. Их это устраивало. Порой Агата даже ловила их на том, что они смотрят на неё с одобрением.

– В тебе много боли, девочка. Так раствори её в фероме. Закрой глаза, если так легче. Не думай о другом и позволь энергии наполнить твой разум… Нет, не надо их зажмуривать так рьяно. Ты не орехи колешь.

Они были правы. Почти: это не боль не желала покинуть Агату, это была ненависть к матери. Королева приказала убить тех, кто проявил столько доброты по отношению к принцессе. А Старший дракон подкинул ей эту мысль как удачное решение проблемы. Нердала принцесса ненавидела ещё сильнее. Но разве могла она сейчас что-либо с этим сделать? Пока – нет. Пока что в её силах было только найти и обуздать вселенскую энергию, которая по праву крови должна ей подчиняться.

Как и Эрид. На самом деле, как объяснили маги, именно фером делал оборотней зависимыми от воли торитт. Первые полгода, проведённые на островах, принцесса чувствовала его эмоции. Знала, какие страдания приносит заточение дракону, как оно обострило болезнь, которая сводила в судорогах плечи. Усилило злость, причиной для которой послужила сама Агата. Ему было слишком худо.

Принцесса и сама нередко думала о том, как просто было бы ринуться в пучину океана, лишь бы только не вспоминать день казни. Белые лица акробатов, крик Лиры, отчаянно умоляющей помочь. Безукоризненно отработанные действия палача, и безупречное внешнее хладнокровие самой принцессы. О, себя она ненавидела почти что наравне с Нердалом. Но только Агате уготовили наказание, а этот мерзавец и дальше продолжит разделять власть над королевством вместе с её матерью. Оба они сейчас решают дела государственной важности и вспоминают о наследной принцессе только для того чтобы недовольно нахмурить лбы и поджать губы. Нет, если она бросится в ледяные солёные воды, это не станет для них такой уж потерей. Они даже не слишком удивятся.

Принцесса отбросила эту мысль и принялась постигать науку магов. Ещё прежде чем познать хотя бы половину тайн Муна, она научилась – пусть и не без их помощи – ограничивать свои эмоции и отрезать их от внешнего мира. Даже на сенсорном уровне: страшных потрясений с ней не случалось, а смертельная, но уже привычная тоска больше не отражалась на Эриде. Вскоре после того как его выпустили из темницы, дракон получил частичную свободу от проклятия. По воле Агаты, но, конечно, только до тех пор, пока он ей не понадобится. Он мог шляться по всему белу свету, подгоняемый своей огненной натурой и ветрами средь облаков. Её высочество тем временем копила в сердце лёд, чтобы со временем одним махом разбить его и явить миру великую ненависть, обрушить на головы королевы и Нердала. Внезапную. Холодную, как обступивший магов океан, в котором насмерть замерзали глубоководные твари.

Да, её дракон мог пока быть свободен. Он это заслужил. Принцесса не держала зла на Эрида – во всяком случая такого, которое могло бы сравниться с тем, что она чувствовала по отношению к матери. Оборотень не упустит возможности отдохнуть от неё – что ж, на здоровье. Агата в некотором роде была за него рада, и испытывала еле заметное довольство собой: она смогла частично разорвать ментальную связь, а значит – всё-таки умела подчинять фером.

Дни шли, привычки укоренялись. На автомате по утрам Агата мыла пол, пока солнце только обозначилось на горизонте. Работала, не чувствуя унижения и пыталась постичь, поймать невидимые нити. Как её и учили. Она погружала босые ступни в песок и, не моргая, смотрела на океан, пытаясь добиться успеха. Когда-то то же самое делали её мать, бабушка и все предыдущие королевы, когда были такими же юными. Свою первую молодость они оставляли здесь, приносили в жертву ради знания и власти. Для Агаты это оказалось не так сложно: после казни посторонние мечты перестали отвлекать её. Ни путешествия, ни дружба, ни даже механика уже не занимали принцессу. Девочка запретила себе даже грустить и полностью сосредоточилась на этой странной, небывалой больше нигде, кроме как здесь, учёбе. Делая скидку на нежный возраст наследницам короны давалось ровно семь лет на то, чтобы занять своё истинное место в Муне и обрести силу, недоступную простым смертным. А сколько потребуется времени, если девочка до поры до времени сочла за благо думать о себе как о старухе? Цель сама подсказала ей эту тактику. Не будь цели – принцесса точно бы сломалась и полетела кубарем в океан. Дожить, дотерпеть выучить как можно больше. Зазубрить и использовать. Это всё, чего она хотела.