Текст книги "Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики"

Автор книги: Александр Никонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 71 страниц)

Тамара – Оля – Тамара

В начале сентября Оля с Моней приехали с отдыха в Москву. Прибыли они утром, и мы с Тамарой были дома. Оля, еще не видя Тамары, уже была «на взводе», она покрикивала на Моню, а тот виновато суетился. Первым увидел Тамару Моня, он обрадовался ей, и они расцеловались. А тут вступила Оля:

– А это еще кто такая?

– Давайте познакомимся, – предложил я, – Оля – любовница Мони, Тамара – моя любовница; остальные знакомы друг с другом достаточно близко!

Оля заворчала, но крыть было нечем. Я отозвал Олю в сторону и шепотом сообщил ей, что Тамара временно поживет со мной в маленькой комнате. А Оля, как я понимаю, будет жить с Моней в большой, или переедет к нему…

– Неправильно ты все понимаешь, – перебила меня Оля, – я с Моней поссорилась, в лучшем случае мы будем просто знакомыми. Я полагала, что мы с тобой будем жить, как и раньше, только без регистрации. Но теперь мне надо заниматься другими делами…

Оля всхлипнула и сквозь слезы сообщила, что она беременна.

– Успокойся, от Мони! – сказала она, видя, что у меня глаза вылезли на лоб. Мы устроились в Сочи в гостинице, – рассказывала Оля, – и этот чудак на букву «м» выдавал меня за своего сына-школьника. В гостинице поверили и поселили нас в одном номере. Тогда в Сочи у нас все еще было в порядке. А потом мы морем переплыли в Одессу, вернее, в Ильичевск к Феде, и там уже я поняла, что залетела. Подождали еще месяц, думали, может быть обойдется, но нет – все ясно, залетела! Советуюсь с Моней, оставим, говорю, первый раз, все-таки. А он наотрез – ни в коем случае, иначе утоплюсь в море! Делай аборт – и все! Так и порешили, поэтому я скоро лягу в больницу!

– Каким же я оказался предусмотрительным! – мысленно похвалил я себя, – что развелся. Иначе Оля обязательно родила бы, и я, «средний по величине рогатый скот», всю жизнь…Как татары – мудрый народ, говорят: «Пять минут сигарга – на всю жизнь – каторга!».

Моня как-то засуетился и быстро ушел, а мы отметили приезд Оли. Женщины быстро подружились, и к вечеру мы вместе пошли гулять по набережной Яузы, что была в пяти минутах хода. Оля, ложась спать, постелила себе в маленькой комнате на узкой тахте, а нам разрешила спать на широком брачном ложе (на котором собственно, я сплю и по сей день, но только совсем с другой Тамарой).

Скоро Оля легла в больницу, ей сделали аборт, но как-то неудачно, или что-то там обнаружили, поэтому задержали в больнице еще на месяц. Мы с Тамарой регулярно посещали Олю в ее палате, куда тайком приносили вино. А женщины из излишков своих обедов готовили закуску. Моня не посетил Олю ни разу – чего он боялся, не поймешь!

Когда Оля вышла из больницы, то Тамара взяла над ней шефство. Она водила ее по художественным ВУЗам, чтобы Оля могла поступить туда. Были в Суриковском (что в двух шагах от нашего таганского дома), в Строгановском, Текстильном, где есть специальность художника по тканям. Но почему-то каждый раз Оля, приходя с собеседования, где она показывала свои работы, ложилась лицом вниз на постель и громко ревела. В ее работах специалисты «не нашли школы», понимаешь ли! А то, что рисунки всем нравятся, им наплевать!

Новый Год мы встретили втроем, и как ни странно, очень весело. Были сильнейшие холода, около сорока градусов мороза, все боялись и нос показать наружу. Тогда я разделся до плавок и босиком, сильно выпивший вышел во двор. Я там ходил, размахивал руками, пугал случайных прохожих. Дамы смотрели на мои подвиги в окно. Тогда я и узнал о своей нечувствительности к холоду, что позволило мне позже стать «моржом».

А уже поздней весной Тамара развелась со своим Лешей и загуляла. То есть стала пропадать из дома. Мы с Олей переживали, но стали тайком от Тамары «встречаться». Если Тамара до часа ночи не приходила, то Оля перебиралась ко мне в брачное ложе.

Однажды Тамара пришла часов в семь утра, сильно выпивши. Высокомерно заявила, что выходит замуж за пожилого, но очень богатого человека по фамилии Вагин. Все хвасталась: «Вагин приказал, Вагин послал», и тому подобное. Я разозлился.

– Слушай, – говорю, – а когда ты выйдешь замуж за него, то переменишь свою фамилию?

– Конечно, – гордо ответила ничего не подозревающая «невеста», – я буду госпожой Вагиной!

– Нет, дорогая, перемени ударение, ты будешь просто Вагиной! – убил я ее своим каламбуром, – а если ты вагина, или по-русски просто еще проще, то катись отсюда колбаской по Малой Спасской. А лучше – скажи «деду» – своему престарелому Вагину – «в Москву еду!» То есть из Мамонтовки – к нему, деду, в Москву!

И я, на радость Оле, выпроводил пьяную Тамару за дверь. Ну, не примет ее «жених», поедет домой в Мамонтовку, это недалеко.

Мы снова зажили с Олей как прежде. Но она была уже ученой – попросила в больнице, чтобы ей поставили «спираль» против беременности. Так что мы были раскованы в своих действиях, не то, что раньше. Кроме того, очень раскрепощало меня то, что я уже не был связан с Олей брачными узами. Я, кажется, стал понимать грузина Коридзе, который «в нэволе нэ размножается»!

Летом мы поехали в Сухуми к маме в гости. Мой старший сын Владимир, который жил там же вместе с бабушкой, женился на своей институтской подруге Лене. Я, конечно же, не говорил, что развелся, и мама ожидала мою новую жену Олю. Когда же увидела нас вместе, только спросила: «А кто этот мальчик?»

Оля быстро сошлась характерами с сыном и невесткой, ну а мама никак не хотела признавать Олю женщиной.

– Я слышала, что в Москве существуют однополые браки, неужели у вас такой, а? Как стыдно! – тихо говорила она мне.

Соседи по дому видели, как Оля в джинсах, закинув ноги на ветку олеандра, с сигаретой в зубах, «резалась» с сыном во дворе в карты. И они тоже отказались признавать в ней женщину, тем более жену «большого абхазского ученого». Гомосексуализм на Кавказе исторически широко распространен, и соседи решили, что я привез на Юг своего «мальчика». Но они простили мне эту слабость, как «большому абхазскому ученому».

Вернулись мы в Москву – и не можем выйти из метро к своему дому, не выпускают. Мы вышли с Таганской-радиальной и увидели на площади огромную толпу народа. Мы решили, что это связано с Олимпийскими играми, но заметили, что все взоры направлены на Театр на Таганке.

– Что случилось? – невольно спросили мы у людей.

– Высоцкий умер! – ответили сразу несколько человек. Это было настолько неожиданно, что мы аж онемели.

– Власти убили, не иначе! – подумал я, – но формально оказался неправ.

Оля заплакала, мы постояли еще немного, и пошли домой. Помянули любимого барда и занялись своими делами. Меня ждал трудовой год, а что ждало Олю – не знаю. Скорее всего, опять «халтура» с Моней, игра на гитаре и пение. Рисование Оля забросила, как только узнала у «спецов», что у нее нет «школы». Так все оно и оказалось – «халтура» у Оли с Моней была, а былой близости с ним уже не возникало. Близость, зато, была у нас.

Я регулярно ходил в ИМАШ, нужно было работать с Моней по его докторской тематике. Ося успешно защитил диссертацию и уехал работать в Киев, на прежнее место. В Москву он приезжал часто.

Как-то я увидел Инну, она весело меня приветствовала и таинственно пригласила в свою комнату после работы. «Не иначе, понравилось в Расторгуево и хочет повторить!» – решил я, но ошибся. В шесть вечера я зашел в комнату к Инне и увидел на столе колбу с какой-то жидкостью, бутылку газировки и два гамбургера. По какому-то случаю пьянка, и это неплохо!

Инна заперла дверь, чтобы не беспокоили уборщицы, и мы врезали за встречу. В колбе оказался спирт, его иногда выдавали, как мы шутили, для «протирки электронной оптики». Уже захмелели, а причины «застолья» я не обнаруживаю.

– Инна, – не выдерживаю я, – скажи, в чем дело, ты снова хочешь переспать со мной или к чему мне готовиться?

– Нет, – фыркнула Инна, – про это забудь, а вот красивую бабу я тебе «подобрала». Она, оказывается, как-то видела тебя и «не возражает»! Едем?

Кто же будет возражать против красивой бабы, тем более, что она сама «за»? Я позвонил Оле, предупредил, что еду по делам, и мы с Инной выпили за успех «безнадежного дела». Если бы Инна знала, за какое «безнадежное дело» она пьет!

Мы остановили горбатый «Запорожец», который вела дама. Она согласилась подбросить нас, хотя предупредила, что только учится водить.

– Я езжу очень медленно, но зато не возьму с вас денег! – весело предупредила она.

Инна села с ней рядом и показывала дорогу. Почти через час я увидел, что мы подъехали к дому…Тамары маленькой!

– Инна, ты что мне голову морочишь! – вскричал я, – или я не вижу, куда мы приехали?

Инна поблагодарила даму-водителя, извинившись за мою горячность, и мы вышли.

– Я тебя веду к Людмиле, помнишь такую красивую женщину? – пояснила мне Инна. – Она с мужем развелась и сейчас свободна. А Тамару не бойся – у нее полно поклонников. Она ушла из Академии Наук и сейчас работает официанткой в ресторане «Охотничий». Ты представляешь, какой у нее там контингент? Приходит домой к часу ночи, а встает поздно, ты ее и не увидишь.

Людмила действительно была очень красива, и я, будучи подшофе, зайти согласился. Пошли мы «через магазин», где я прикупил вина. Пока Инна звонила в дверь, я стоял поодаль с бьющимся сердцем. Наконец, Людмила открыла, и я прошмыгнул к ней в комнату.

Было около девяти вечера. Мы прилично набрались, сидели, шутили, смеялись. Было жарко в комнате, и я разделся до плавок. К тому же я так выглядел выгоднее, чем одетый.

Когда пьешь много вина, извините, часто бегаешь «куда король пешком ходит». Я выразительно посмотрел на Людмилу:

– Иди так, там все спят, – успокоила она меня.

И я пошел, карабкаясь за стены темнющих коридоров, с трудом вспоминая дорогу в туалет, когда я по ночам ходил туда из комнаты Тамары. После яркого света в туалете, дорога назад показалась еще темней и запутанней. Я, напрягая всю свою память, шел на «автопилоте»; наконец, я нащупал дверь и, открыв ее, вошел.

В комнате горел ночник, и у кровати почти раздетая Тамара снимала с себя чулки. Ничего, не понимая, я замотал головой. Тамара взглянула на меня и спокойно спросила:

– Нурик, это ты?

Я закивал, дескать, да, она не ошиблась.

– Откуда ты? – продолжала Тамара, не меняя тона.

– Из дому, вестимо, – с сомнением, ответил я.

– Прямо так в плавках и шел? – не удивляясь, спросила Тамара.

– А то, как же! Нам, грузинам все равно… – но дальше не стал продолжать.

– Садись, коли пришел, – пригласила Тамара и накинула халатик.

Я присел на детскую кровать с проваленной сеткой, и колени мои тут же оказались выше головы.

В таком положении застала меня разъяренная Инна, отворившая дверь без стука. С Тамарой она и не поздоровалась.

– Вставай, пьянь, мы тебя по всей квартире ищем! – кричала она, пытаясь натянуть на меня свитер, – уже думали, что ты в унитаз провалился!

– Инна, добрый вечер, – спокойно поздоровалась Тамара, – присядь, поговорим спокойно!

– Я в твоих советах не нуждаюсь! – сверкнула на нее глазами Инна и выскочила за дверь. Через минуту она забросила в дверь Тамары мои шмотки и исчезла.

Так я и остался на ночь у моей «рабыни, выставленной на продажу». Я повинился, что ничего не знал о состоянии Тамары после наших встреч; к тому же Инна сказала мне, что я вам не нужен.

Тамара грустно улыбнулась:

– Как она здорово за нас двоих решила!

Потом Тамара без обиняков призналась, что она и сейчас беременна после лета. Она была на Азовском море в пионерлагере с дочкой. Сама устроилась на работу, а дочка отдыхала там же. Познакомилась с «вожатым» – и вот результат.

– Зато сегодня можно не опасаться, – рассудительно добавила она. Мы последовали этому совету и не ошиблись.

Утром я спросил Тамару, что заставило ее перейти из Академии Наук в официантки.

– Хотела больше зарабатывать, – призналась она, – а оказалось еще хуже. Обсчитывать клиентов я не могу, а обворовывают свои же. То скатерти украдут, то посуду. За все платить надо, да еще и откупаться – ведь предполагается, что официант обязательно обсчитывает клиента! Надо уходить – а то так и до тюрьмы недалеко. Уже вся в долгах!

Я оставил Тамаре сто рублей, что были у меня с собой, и решил зайти днем к ней в ресторан пообедать и разведать обстановку. Круглый, как цирк ресторан «Охотничий» был неподалеку от станции метро «Ботанический сад». Днем внутри было почти пусто. За дальним столиком «резались» в карты два клиента, за другими, составленными вместе, расположилась цыганская компания.

Узнав, какие столики обслуживает Тамара, я присел. Ждал долго, хотя народу не было. Наконец подошла невозмутимая Тамара, поздоровалась, спросила, что буду заказывать.

– Ты хоть узнала меня? – удивился я.

– Конечно, я же не пьяная! – спокойно ответила она.

Я заказал что-то и ожидал, что Тамара не возьмет с меня денег. Но она долго считала, путаясь в расчетах, и, наконец, насчитала восемь двадцать. Я обиженно заплатил и обещал прийти к закрытию ресторана проводить ее домой.

В полночь я подошел к «Охотничьему». Люди заканчивали выходить из ресторана. Шел бойкий разбор проституток, они перебегали от одного автомобиля к другому. Какие-то мужики пересчитывали пачки денег, передавая их друг другу.

– Бежать надо отсюда Тамаре, пока цела! – решил я.

Наконец, одной из последних вышла Тамара, и я взял такси. Таксист, точно решив, что я «снял» девушку, начал сальные разговоры. Потом понял, что мы давно знакомы и замолчал.

В комнату мы прошмыгнули незаметно. А утром Тамаре надо было опять рано вставать, и я решил остаться один. В туалет я, по привычке, вышел под утро, пока все спали, и сейчас отдыхал спокойно. Часов в десять я предполагал встать, одеться, выждать пока в квартире все затихнет, и потом тихо выйти, захлопнув за собой дверь.

Но вышло иначе. В комнату, резко отворив дверь, вбежали две маленькие собачки – хин и пекинесс. Уставившись своими «нерусскими» мордами, они начали облаивать меня. Я отмахивался от них тапочкой, пока вечно пьяная старуха-соседка, ворча и рассматривая меня как экспонат, не выгнала собак из комнаты. После этого мне спать уже не захотелось, и я, быстро собравшись, ушел.

Вскоре Тамара легла в больницу на аборт, и я навещал ее там.

– Вот судьба-то какая у меня – навещать не от меня беременных! – подумал я и решил, что лучше все-таки, когда не от меня. Греха меньше!

Я настоял, чтобы Тамара, как и Оля, вставила «что-то», предохраняющее от беременности, и теперь спокойно общался с моими «малогабаритными» дюймовочками. Чтобы не совершать «челночных» рейдов между Таганкой и Ленинским проспектом, я стал приводить Тамару домой. Оля была недовольна и не уступила нам широкое «брачное» ложе.

С молчаливой и замкнутой Тамарой-маленькой Оля общего языка так и не нашла. Она просто терпела ее, раздражаясь по каждому случаю, а как то всерьез заявила Тамаре, что она тут не «прописана». Та же ей возражала, что с московской пропиской она имеет право находиться, с согласия жильца, в любой квартире города Москвы. Так мои дамы соревновались в знании бюрократического жилищного кодекса.

Однажды у нас в квартире произошла интересная встреча, после которой я решил все-таки приходить к Тамаре домой самостоятельно. К Оле в гости приходили разнообразные типы и типчики. Однажды заявилась «сладкая парочка» голубых, пассивная компонента которой, некто Сергей, давно уже был нашим общим знакомым.

Весьма представительный, интеллигентный и красивый парень, вызывал большой интерес девушек. Он же сам их терпеть не мог, относился к ним даже с брезгливостью.

Как-то я с Сергеем ехал в автобусе, и некая, очень интересная девушка толкнула его при повороте машины. Девушка с очаровательной улыбкой извинилась, но Серега, весь взбешенный, стал кричать на нее, и, главное, спешно тереть и чистить то место на своем костюме, которого коснулась девушка. Та – чуть ни в слезы, но я подмигнул ей и предложил толкнуть меня: «Мне это будет только приятно!» – сообщил ей я. Девушка хитро заулыбалась.

Так вот, «сладкая парочка», уже выпившая, расположилась за столом на кухне. Там же располагалась Оля, когда мы с Тамарой пришли и тоже присели за стол. Активная компонента парочки – Мишка, совсем еще юнец прыщавый, безумно любил и ревновал своего Серегу, ну а тот был непрочь пофлиртовать.

– Я – черная моль, я – летучая мышь…, – завлекающим голосом пел Серега, строя мне глазки. Тамара с интересом наблюдала эту сцену, видно было, что она видит такое впервые. Сергей был очень красив, и я невольно залюбовался им.

Тут вышедший из себя юнец Мишка, не спускавший глаз со своей любви, взревновал, вскочил и стал кричать на меня:

– Что ты так смотришь на него? Бери, бери – я дарю его тебе! Я же вижу, что ты кадришь его!

Мы еле усадили нашего Отелло.

– Мишенька, почему ты так легко даришь меня ему? – томно произнес Серега, указывая на меня изнеженным, усталым жестом. – Ты что, уже не любишь меня больше? – и Серега в очередной раз подмигнул мне.

Мишка упал на грудь Сереге и, обняв его, зарыдал. Серега гладил его по голове и приговаривал:

– Не пойду я ни к кому от тебя, потому что я – твой навек!

Забегая вперед, скажу, что родители Мишки настояли-таки, чтобы их сына забрали в армию, оторвав его от любимого. Ну, а пока они были в апогее любви. Хочу только признаться, что слово «апогей» использовано мной здесь лишь случайно, и оно не имеет ничего общего со словом «гей».

«Друзья» попросили оставить их на ночь, и мы положили их на нашу с Тамарой узкую тахту. Сами же мы – я, Оля и Тамара улеглись втроем на «брачное ложе». Но это был не сон, а мученье. Я лежал между моими дюймовочками и не знал, как себя вести.

Тамара спала, а Оля вся напряженная, как струна, следила за каждым моим движением. Лежать на спине мне надоело, но как только я начинал поворачиваться набок к Тамаре, то меня хватали «за грудки» и возвращали на прежнее место. Не мог я свободно распоряжаться ни своими руками, ни ногами.

– Я не потерплю в нашей квартире разврата! – грозно прошипела мне на ухо Оля, чем вызвала мой гомерический хохот, разбудивший не только Тамару, но и спавшую в соседней комнате «сладкую парочку». Так вот, чтобы не приучать Тамару к «разврату» в нашей с Олей квартире, я отпустил ее жить к себе, и наведывался туда, предварительно позвонив по телефону. Я настоял, чтобы Тамара ушла из этого ресторана, откуда она уже начала приходить подшофе, и устроилась в НИИ, хотя там платили немного.

И еще – Тамара одержала над собой важную победу – бросила курить. Одномоментно и навсегда, сделавшись яростной противницей этого вредного и неэстетического занятия. Это был первый на моей памяти случай успешного отказа от курения.

Одни ЧП

Оля знала телефон Тамары; знала она и то, когда я бывал там. Поэтому часто звонила туда, в основном, когда не могла разгадать кроссворд. Оля решала эти кроссворды сотнями, причем аккуратно складывала и прятала уже заполненные. Она думала, что это когда-нибудь пригодится – продать, например, их в другую газету.

Поэтому я не удивлялся ее звонкам даже в очень позднее время – обычно «заклинивал» кроссворд.

– Ты должен знать, – звонит в полночь Оля, – «физик, изобретатель барометра», наверное «Гей-Люссак»? Если считать тире за букву – подходит!

– Оля, во-первых, это – Торричелли; во-вторых, ты должна знать сама, что врачи не советуют прерывать половой акт, а ты меня вынуждаешь делать это, когда звонишь ночью; в третьих, почему тебе в голову лезут одни «геи»? Что, сексуально нормальных физиков, как, например, твой бывший муж, тебе мало? – поучал я любительницу кроссвордов.

Но сегодняшний звонок последовал сразу же после моего прихода к Тамаре, и у Оли был очень взволнованный голос.

– Звонила из Курска Лиля, твоя первая жена. Она сказала, что Леван пропал из части, где служил. Георгий Дмитриевич (мой дядя) уже в курсе дела, а Лиля будет в Москве утром, чтобы полететь в Ташкент.

Я немедленно оделся и выехал на Таганку. Леван недавно пошел в армию, и его, как физически весьма сильного, забрали в узбекский город Карши, откуда обычно солдат посылали в Афганистан, где тогда была война.

Звонок дяде ничего не прояснил – Лиля получила телеграмму из части, что рядовой такой-то ушел в «самоволку» тогда-то и в случае его появления дома следует немедленно сообщить в часть. Утром Лиля прибыла прямо к дяде, и мы встретились. Я дал ей денег на самолет, а сам решил встречать все поезда, прибывающие из Ташкента.

Дядя организовал у себя дома целый штаб из знакомых в Узбекистане. Даже «знаменитый» первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана Рашидов занимался поисками Левана. Дядя был лично знаком с Рашидовым и звонил ему.

Прошла почти неделя, а о Леване ни слуху, ни духу. Военные из дядиного «штаба» сообщили ему статистику – если после исчезновения солдата проходит неделя и он нигде не объявился, то шансов, что он жив, очень мало.

Я уже с утра запил на кухне, как вдруг в дверь позвонили. Оля пошла открывать, и я слышу ее радостный крик: «Ты посмотри, кто пришел!» В дверях стоял Леван в военной форме; он смущенно улыбался и бормотал: «Я, кажется, что-то не так сделал!».

Я, как завороженный, стоял перед Леваном и только повторял исконно русскую фразу, образно определяющую нашу с ним степень родства. Наконец, Оля прервала меня, и мы затащили Левана в квартиру. Он рассказал нам, как нашел наш дом и квартиру. Оказывается, проезжая на автобусе с Курского вокзала, когда я провожал его на самолет в Узбекистан, я указал ему на дом с большой трубой у подъезда и сказал, что сейчас живу там, на первом этаже. Обладая очень цепкой зрительной памятью, Леван сумел найти этот дом и пришел к нам, обходя вездесущие патрули.

Оказывается, этот богатырь не выдержал издевательства «дедов», сбежал из части и тайно сел на медленный почтово-багажный поезд, идущий в Москву. Проводник, которому было скучно ехать одному, приютил его, и они всю дорогу пили водку в служебном купе.

Я тут же позвонил дяде и Лиле в Ташкент. Решили, что Леван даст покаянную телеграмму в часть, где сообщит о своем добровольном возвращении. Это чтобы не попасть под трибунал. А там дядя договорился со знакомым генералом, что тот возьмет его к себе шофером и будет лично курировать его. Леван незадолго до армии окончил шоферские курсы и имел водительские права.

Мы дня два пили с Леваном. Потом он захотел посмотреть стереокино, о котором мечтал всю жизнь. А на мое замечание, чтобы он бросил эту блажь, Леван капризно отреагировал:

– Что, я зря из армии убегал, что ли?

После этого мы переодели его в «гражданские тряпки», надели мою синтетическую шубу (в Москве уже лежал снег), и Оля повела его в стереокино.

А я, даже не звоня Тамаре (о приезде Левана я ей сообщил тут же), побежал к ней домой. Дома ее не оказалось, соседи сказали, что пошла в магазин. Я выбежал на улицу – и не знаю куда идти. Вдруг в переулке замечаю ее знакомое зеленое (опять зеленое!) пальто. Я бросился к ней и вижу, что она тоже бежит ко мне. Мы аж столкнулись с ней, и давай на радостях целовать друг друга! Этот момент я часто вспоминаю и сейчас.

Через пару дней я посадил Левана на поезд «Москва-Ташкент» и велел не чудить больше. Проблем с армией у него уже не было.

Приближался Новый Год, и я раздумывал – с кем его мне встречать. В Курск ездить уже не хотелось; Тамара-маленькая встречала Новый Год с дочкой и мамой, где я был неуместен. Оля традиционно встречала этот праздник в семье тети. Я уже подумывал возобновить отношения с Тамарой Ивановной, и если она еще не стала женой богатея, то встретить праздник с ней.

Но тут вдруг мне звонит Элик и взволнованно предлагает встретиться в ИМАШе. Встречаюсь и вижу, что мужика так и распирает от желания высказаться. Мы вышли с ним в коридор, и Элик серьезно пожимает мне руку: «Поздравляю тебя, ты породнился с Лениным!»

– Чего угодно ожидал, только не родства с вождем мировой революции, которого, к тому же, я принципиально не переношу. Спасибо, дорогой, может, расскажешь, как это меня угораздило! – поинтересовался я.

– Слушай сюда внимательно! – начал со своей любимой фразы Элик. У меня есть знакомый молодой генерал «из органов» по фамилии Ульянов. Мастер спорта по вольной борьбе и с виду качок! Правда, в голове всего одна извилина, ну от силы, полторы! Как говорят в нашем народе: «Баим поц ликт ауф дер пунэм!» (на идиш: «Будто «хвостик» поперек лба лежит»). Кстати, у него жена здесь в ИМАШе работает – кандидат наук, Ликой зовут.

И вот этот Ульянов через свою жену Лику находит меня в ИМАШе и просит свести со специалистами по вентиляции. Что он собирается там вентилировать – бомбоубежище, или скорее свой коттедж, не знаю. Но помню, что твоя Тамара…

– Которая? – перебиваю я его, чтобы разговаривать предметно.

– Понимаю, ты же тамаровед! Докладываю – Тамара Ивановна, которая работает во ВНИИТоргмаше. Помню, что она как раз по работе занимается ветиляцией, и у них есть бригада типа «шараш-монтаж» в этом направлении.

– Свожу я, значит, вчера Ульянова и Тамару в кафе «Кудесница», что рядом, на Лермонтовской площади. Выпили по стакану коньяка, Тамару твою развезло. Но договориться успели, телефонами обменялись. Выпили еще, она что-то ему на ушко нашептывать стала. Потом Тамара отзывает меня и просит ключи от моей «конспиративной» квартиры. «Ему, – говорит, – неудобно, он женат на какой-то твоей знакомой!»

– Дал я ей ключи, не мог же отказать твоей ближайшей подруге, – всерьез заметил хитрец Элик, – а сегодня утром здесь же в ИМАШе их мне отдает сам Ульянов. И хвастает:

– Не успел двери запереть, она тут же кидается на меня, валит на койку, раздевает сама. «Ты, – говорит, – самый красивый мужик в моей жизни, одни чистые мышцы! Мой бывший тебе в подметки не годится!» Ну, поползала она по мне, сколько надо, потом отвалилась, и мы стали выпивать. Я и спрашиваю, а кто это твой бывший? «Да это приятель Элика, доктор наук, мастер спорта по штанге!». Вот такая история имела место.

– Знаешь, Элик, – говорит Ульянов, – если бы не вентиляцию мне в коттедж устанавливать, ни в жисть с такой не стал бы! Как баба – никуда не годится, не возбудила она меня ни капли! Да и болтушка страшная, черт знает, что может наговорить!

– Ну, положим, он и сам болтун порядочный, даром что из «органов»! – высказал мне свое мнение о генерале Элик, и спрашивает:

– Что делать с Тамарой будем? Ведь это измена, предательство! – возмущенно провозгласил Элик, ударяя кулаком по перилам лестницы.

– А ничего, – спокойно ответил я Элику, – убью ее как-нибудь при встрече!

А сам вскипел весь внутри – все-таки и любил и ревновал я Тамару Ивановну бешено.

– А зачем же мне убивать свою любимую Тамару? – вдруг подумал я, – убить надо обидчика – генерала Ульянова! Или его жену трахнуть в отместку – она же здесь рядом – в ИМАШе! А лучше – и то, и другое! – стал распаляться я, и вдруг отчетливо представил Тамару, ползающую по голому телу здоровяка-генерала. От ярости у меня помутилось в голове, и я, как у меня уже бывало в экстремальных случаях, увидел себя и Элика со стороны, как бы с угла потолка.

В сумраке коридора застыли две фигуры – одна энергичного толстяка с кулаком, занесенным над перилами, а другая – моя, прислонившаяся к стенке, с понурой головой. Вдруг голова у моей фигуры поднимается, упираясь взглядом в толстяка и произносит чужим отрывистым металлическим голосом:

– Убивать Тамару не будем! А будем трахать жену Ульянова! Обидчик же мой сам себя погубит!

Постепенно я вернулся в свое тело и первое, что увидел – это вытаращенные глаза Элика.

– Что с тобой, ты вроде, как бы, не в себе? – Элик трясет меня за плечи, – да и голос у тебя стал как у Буратино! Что ты сказал – будем трахать жену генерала? Я – не буду, а ты – как знаешь! Это интересно, но опасно! Что, думаешь, он застрелится с досады? Да он скорее тебя сам застрелит! Ты что, серьезно все это, или прикидываешься?

Но бурный поток эмоций Элика был прерван – в коридор вдруг выбежал Моня и позвал меня:

– Иди, тебе Тамара Ивановна «на проводе»!

Таинственное существо – эта Тамара Ивановна! Всегда появляется вовремя, чувствует, гадюка, что о ней вспоминают. Я это много раз замечал! И тут возникла у меня идея разыграть ее, а заодно и отомстить за измену.

Разговорился с ней, будто бы ничего не случилось, будто бы вчера вечером только и расстались. Приглашаю ее на встречу в то же кафе «Кудесница» – вроде удобно, близко от ИМАШа.

Встречаемся, берем по стакану мадеры, выпиваем, а я и говорю:

– Спасибо тебе Тамара, спасибо! – и кланяюсь, чуть ли не лбом в стол.

– За что, дорогой? – вкрадчиво спрашивает Тамара.

– А за то, что породнила меня с вождем мировой революции! – серьезно отвечаю я.

– Ты что буровишь, охренел, что ли? – занервничала Тамара.

– Тогда я расскажу тебе небольшую историю, посмотрим, как ты ее откомментируешь. Должен был я вчера срочно передать Элику один отчет, ему сегодня его на работу возвращать надо. Звоню на его «конспиративную» – никого нет. А я как раз поблизости находился, дай, думаю, зайду и положу отчет на стол. Ключи от этой квартиры у меня всегда при себе. Подхожу к дому и вижу – в подъезд входит здоровенный мужик и ты с ним рядом. Тебя сильно «ведет», выпила, значит. Заинтересовался я – с кем и зачем моя любимая идет в квартиру Элика. И тихо за вами поднялся. Вы захлопнули дверь, а я подождал немного и неслышно отворил ее. Если что, извинюсь и скажу, что я тоже вхож сюда, ключи, дескать, имею. Но вы были в комнате, там и свет зажгли, а в прихожей – темно. Вы так были собой заняты, что на прихожую и внимания не обращали. Мужик рухнул на койку, а ты его раздевать кинулась. Раскидала шмотки по комнате и ну по нему сверху ползать, по голому-то! По мне, почему-то, ты так не ползала, у нас все по-людски было! Все бы ничего, но ты стала своего «бывшего» хулить. Ну, думаю, ты Бусю имеешь в виду, а ты и говоришь – доктор наук, мастер спорта, мол! Грустно мне стало, не захотел я эту вашу порнушку дальше досматривать, тихо вышел и закрыл за собой дверь. А сегодня утром в ИМАШе вижу того мужика, он Элику ключи передавал.

– Кто этот здоровый? – спрашиваю Элика.

– Это генерал Ульянов, – отвечает он с гордостью, – внучатый племянник самого Владимира Ильича!

– Поэтому я и говорю тебе, Тамара – большое русское спасибо, что породнила меня с вождем мирового пролетариата!

Тамара, молча, с ненавистью смотрела на меня, сжимая в руке стакан. Казалось, она хочет запустить им в меня. Но я поднялся, и, продолжая говорить: «Спасибо тебе, Тамара, спасибо!», спиной отошел к выходу, а там уже дал деру. От нее всего можно ожидать, когда она в ярости!