Текст книги "Следствие ведут знатоки"
Автор книги: Александр Лавров
Соавторы: Ольга Лаврова
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 76 (всего у книги 103 страниц)
– Знал бы заранее, – сказал Никитин, прикуривая и близко глядя в глаза Артамонова, – на версту бы не подпустил! Поставил бы на горке пулемет против всей вашей породы – и до последнего патрона! До последнего!.. Жив только верой и надеждой: авось всякую погань – с корнем! А коли нет, то сел бы в твой красивый автомобильчик, закрыл глаза и не стал сворачивать. Мочи нет, понимаешь?! Все сворачивать… везде сворачивать…
Донесся звук набата – резкие тревожные удары по металлическому диску, подвешенному на столбе. Опустошенный своей вспышкой, председатель сделал «кругом» и, сутулясь, пошел назад.
Артамонов долго смотрел вслед. Потом оглянулся и увидел окружающее иначе, чем прежде. Неблагополучием веяло вокруг. Слепо таращилась из-за поваленного забора нежилая изба. А поодаль еще одна была забита свежими досками…
Артамонов приблизился к покинутому жилищу и испытующе, словно стараясь что-то до конца понять, заглянул через забор в пустой двор…
Наваждение рассеял автомобильный гудок. Грузовик с полным кузовом новых ящиков для старухи в баньке давал понять, что легковушка мешает проехать.
Артамонов возвратился к «Волге» и подал назад, освобождая путь грузовику.
А затем рванул с места и покатил, покатил, не разбирая дороги…
* * *
У невысокого забора, ограждающего территорию детского сада, стоят по одну сторону Игорек Артамонов, по другую – Снежкова. Перегнувшись через штакетник, она умиленно гладит ребенка по голове.
– Золотко ты мое! Узнал тетю Тасю, миленький! А у меня конфетки есть, твои любимые! – Снежкова протягивает мальчику пакетик. – Большой-то какой стал… Вкусно, да? Надо же – узнал! Я думала, забыл уже… А папу ты помнишь!?
– Папа уехал.
– А помнишь, как ко мне ездили? Ягодки в палисаднике собирал, помнишь? Я, бывало, жду, пирогов напеку и с луком, и с капустой. Папа с луком любил… А у соседки курочки, помнишь? Цып-цып-цып… Беленькие… Игорек, а мама замуж не вышла?
– Не знаю, – затрудняется мальчик.
– Ну… новый папа к вам не ходит?
– Не-ет.
– Это хорошо. Неродной – он и есть неродной… А ты рад, что я пришла?
– Ага.
– Я к тебе еще приду. Чего тебе принести, Игоречек?
– Машинку принеси.
– А и правда! Ты все, бывало, в машинки играл… Как тебе приехать, я половики скатывала, чтобы не цеплялись под колесами…
Заворковавшись, Снежкова замечает Артамонову, только когда та приближается уже вплотную и кладет сыну руку на плечо.
– Мамочка, это тетя Тася!
– Я поняла, – ровным тоном отзывается Артамонова. – Конфеты отдай тете обратно. – Мальчик нехотя повинуется. – И иди побегай.
Тот, оглядываясь, отходит. Снежкова потерянно смотрит вслед, сжимая пакет с конфетами.
– Мой сын не нуждается в ваших подачках. И не смейте больше здесь появляться, – голос Артамоновой напряжен, но спокоен.
– Съем я его, что ли… – сдавленно бормочет Снежкова.
– Хватит того горя, которое вы причинили нашей семье. При всей неловкости и виноватости, какие неизбежно испытывает любовница при столкновении с законной женой, Снежкова не может смолчать.
– Не я, так другая была бы… При счастливой жизни от жены не бегут…
– А в той своей, вольной жизни… – помолчав, говорит Артамонова, – где была «Волга», вы и все остальное… там Толя был счастлив?
Прямота и серьезность вопроса заставляют Снежкову, может быть, впервые трезво взглянуть на прошлое и ответить искренне.
– Наверное, нет… – поникая, отвечает она. – Все за чем-то он гнался… хотел чего-то… а радости не получалось… Какое уж счастье… – кончает Снежкова на полушепоте и кидает в сумку злосчастные конфеты. – Пойду я…
Она идет вдоль ограды и вдруг слышит:
– Теть Тась!
– Игоречек, к маме беги, – трясет Снежкова головой. – К маме. Ты маму любишь?
– Люблю.
– Вот так ей и скажи, – моргает Снежкова мокрыми ресницами. – Как скажешь?
– Мамочка, я тебя люблю.
– Правильно, Игоречек… Беги.
― Дело № 18 ―
ПОЛУДЕННЫЙ ВОР
Два дела, параллельно ведущиеся Знатоками (о квартивных кражах, повершаемых дерзким вором, грабящий квартиры средь бела дня, и об угоне автомобилей), чудесным образом пересеклись на счастье Знатокам и на горе злоумышленникам.
Массивные замысловатые часы – бронзовое литье прошлого века – показывают двенадцать. В окна бьет солнце и освещает дорогую мебель в стиле «ретро», ковры, сияющую хрустальную горку. Вещей слишком много, и чувствуется, что хозяева их нежно лелеют. И тем более режет глаза беспорядок: распахнутые дверцы шкафов, выброшенная на пол одежда. На столе раскрыт небольшой чемоданчик, возле которого облигации трехпроцентного займа, женские украшения, золотой портсигар.
В комнате чужой человек – вор. Спортивного вида, располагающей наружности, лет тридцати с небольшим. Он сноровисто роется в белье; руки в кожаных перчатках быстро перебирают простыни и скатерти, нащупывают тугую пачку денег, метко кидают ее в чемодан. Вдруг вор замирает: в прихожей хлопнула дверь.
Плотный самоуверенный мужчина с портфелем и в плаще торопливо входит в комнату и останавливается, будто споткнувшись.
– Эт-то что?.. – начинает он грозно. И осекается…
– Обыск! – отрезает вор, стоя к хозяину почти спиной. – Изымаем ценности, гражданин Шарипов. Коля! – окликает он воображаемого помощника. – Стань на выходе, завмаг прибыл!
У Шарипова обвисают щеки.
– Сейчас подпишите протокол и поедете с нами, – цедит вор, выдвигая последний ящик. – Допрыгались до тюрьмы… Деньги и документы на стол!
Онемевший Шарипов выкладывает бумажник и документы.
– Теперь соберите белье! – командует вор. – Рубашки, трусы, носки. Живо-живо, я на работе! – прикрикивает вор.
Шарипов неверными шагами направляется в смежную комнату.
Вор молниеносно укладывает добычу и, сделав шутовской прощальный жест в сторону невидимого Шарипова, выскальзывает из квартиры.
На пороге появляется хозяин, молитвенно прижимая к груди несколько пар носков.
– Умоляю, дозвольте позвонить жене! – произносит он, не сразу замечая, что обращается к пустой комнате.
Постепенно ситуация начинает для него проясняться. Он прислушивается, бросается в коридор, возвращается.
– Обокрали! Всего-навсего обокрали!.. – В блаженном облегчении завмаг всхлипывает и утирается носками…
* * *
А вор уже далеко. Он сходит по трапу самолета… Предъявляет в гостинице паспорт на имя Шарипова… С лоджии первого этажа жилого дома спускает чемодан в густо растущие внизу кусты… В поезде сбывает попутчице золотую цепочку и кольцо…
Сменяются виды транспорта, пейзажи и города, а он, уверенный и неуловимый, не привлекает ничьего подозрительного внимания, пока в перронной толчее, садясь в экспресс, отправляющийся в Москву, не попадается на глаза женщине, которая хмуро и пристально смотрит ему вслед. А затем горячо рассказывает что-то человеку в милицейской форме.
И в то время, как вор любуется из такси московскими пейзажами, на стол перед Томиным ложится его фотография с объявлением о всесоюзном розыске.
– Кто таков? – спрашивает Знаменский.
– Глеб Царапов… Удачливый вор-гастролер, чтоб его ободрало! Прибыл в столицу. И почему-то считается, что я могу выудить его среди десяти миллионов!..
– Помчались, Саша! – торопит Знаменский. – Доцент небось волнуется…
* * *
Доцент действительно волнуется, разговаривая с ними во дворе многокорпусного дома.
– Все поняли, помните? – проверяет его Томин.
– Да помню-помню: здороваюсь, показываю сберкнижку. И тут подъезжает ваша машина.
– Главное, не нервничать, – советует Знаменский. – Средь бела дня и под нашим присмотром вам ничего не грозит.
– Просто я легко одет и как-то зябко… – доцент смотрит на часы.
– Пора, занимайте свой пост, – решает Томин.
Доцент уходит к одному из подъездов и там останавливается, стараясь принять непринужденную позу…
Издали во двор въезжает «Волга» с четырьмя пассажирами. Из машины выходит коренастый блондин в кожаном пиджаке и машет рукой, подзывая доцента.
Тот чуть медлит, украдкой косится на Знаменского и Томина и видит, что они поглощены безмятежным занятием: поставив на скамью хозяйственную сумку, перекладывают в нее свертки и бутылки из авоськи.
Доцент неуверенно двигается к блондину и на полдороге, не утерпев, снова оглядывается на своих заступников. В тот же миг «Волга» дает задний ход, стремительно выезжая со двора. Блондин с невнятными воплями припускает следом.
Тем временем из-за угла соседнего корпуса вылетает милицейский УАЗ, стараясь отрезать «Волге» путь к отступлению. Но перед ним мчится, закрывая проезд на улицу, блондин в кожаном пиджаке.
– И дернуло же вас оглянуться! – говорит с досадой Томин.
– Но вы оба стояли спиной… – бормочет доцент. – И абсолютно не обращали внимания… по-моему.
– По-вашему.
* * *
Кожаный пиджак, разумеется, задержан, и теперь они с доцентом находятся у Пал Палыча. Здесь же присутствует Томин.
Задержанный Агафонов пока еще не сообразил, в чем признаваться, а что отрицать, и потому отпирается от всего чохом. Врет он на самых искренних интонациях, без наигрыша, почти задушевно.
– Я же все рассказал! Вы же записали!
– А теперь мы спросим у товарища Пекуровского, – усмехается Знаменский. – Вы встречали человека, с которым находитесь на очной ставке?
– Да. Позавчера у комиссионного магазина «Автомобили» он предложил мне «Волгу». – За крепкими стенами Петровки доцент чувствует себя в безопасности и держится с достоинством.
– Да нет у меня никакой «Волги», хоть кого спросите!
– Ладно-ладно, Агафонов. По цене? – спрашивает Знаменский у Пекуровского.
– На тысячу рублей ниже государственной.
– Как он это мотивировал?
– Дескать, подает на развод. Но раньше, говорит, надо ликвидировать машину, чтоб жена не претендовала на долю.
– И жены у меня нет!
– Неужели я не понимаю, что ни «Волги», ни жены? – отмахивается Знаменский. – Продолжайте, товарищ Пекуровский.
– Ну… я в принципе согласился. И он мне отдал как бы в залог техпаспорт, а я дал задаток. Условились, что сегодня он за мной заедет с приятелями. А я захвачу зятя и поедем оформлять в какой-нибудь загородный пункт.
– Почему же не в городе?
– Да здесь деньги ему выдали бы через три дня, и жена могла, дескать, дознаться и поднять скандал. А там я плачу в кассу, и он сразу получает. Потому что там нет условий для хранения денег…
– И вы всему поверили? – подает голос Томин.
– Очень правдивым показался парень…
Знаменский взглядывает на Агафонова.
– Да, пожалуй. Но потом все-таки обратились в милицию?
– По счастью, жена засомневалась… в смысле – моя.
– Ясно. Ну? – обращается Знаменский к Агафонову.
– Товарищ что-то путает.
– Будет вам, Агафонов. Мы же видели вас в «Волге». Горзнак у нее тот же, что в техпаспорте, за который Пекуровский заплатил вам. – Знаменский показывает техпаспорт. – Владельцем здесь значится И.П. Агафонов. А номер машины, между прочим, фиктивный. Стало быть, «Волга» краденая.
Агафонов встревоженно вскидывается:
– Честно?
– Честно.
– Да чтоб я связался с таким делом! Да я лучше пойду в воду кинусь!
– Наверно, хорошо плаваете, – замечает Томин.
– Что? – не сразу понимает Агафонов. – А-а… – В настроении парня наступает перелом. – Правильно все товарищ Куровский рассказывает. Подтверждаю.
– Пе-куровский, – поправляет доцент.
– Давайте по порядку, – говорит Пал Палыч. – Что за машина?
– Якобы знаменитого артиста. Самому неловко продавать, в лицо узнают. И по знакомству сделали, как будто моя. – Теперь Агафонов разговаривает более однотонно и деловито. Говоря правду, он меньше заботится, чтобы поверили.
– Сказка для школьников.
– А что мне, начальник, я сбоку припека. Взяли заместо вывески – рожа, говорят, подходящая. И всей моей выгоды – что вот пиджак выдали. Ношеный, правда, но у меня и такого нет. Один ватник.
– Оттуда, что ли? – осведомляется Томин.
– Да, от хозяина. Второй месяц как вышел, а тут эти ребята…
– Кто они? – спрашивает Знаменский.
– А леший их разберет… Если подумать, – помолчавши, говорит Агафонов, – то ничего мне не известно.
– Ну-ну, Агафонов! – сердится Томин.
– Да вам ведь что нужно: фамилия, местожительство, где работают. А они мне анкету не показывали. Звали меня Ванечка, я их – Леша да Юра. И все.
– Где познакомились?
– Свела нелегкая у пивной бочки.
Пал Палыч и Томин переглядываются: только что разлетелись допросить, только задержанный перестал запираться – и осечка!
– Приметы? – хмурится Знаменский.
– Люди как люди. Один повыше, другой пониже. Который повыше – это Юра, у него темные очки. А Леша – тот лицом старше и лысоватый. За рулем третий сидел. Боря… – Агафонов приостанавливается. – Я описывать не умею… Ну, выпить не дураки. Одеты – дай бог каждому. А больше ничего приметного.
* * *
В вагоне метро все места заняты. У тех дверей, что обращены к стене тоннеля, Раиса Глазунова стоя читает журнал. Безукоризненно одетая и причесанная, с выражением независимости на лице, она являет собой образчик очаровательной деловой женщины. Неподалеку вор – Глеб Царапов, придерживаясь за поручни, рассматривает ее одобрительно, но в общем-то от нечего делать.
На очередной остановке поезд заполняют пассажиры, возникает давка, и Царапова притискивают к Раисе. Она пытается откинуться назад, вор близко видит ее глаза и нахмуренные в легкой досаде брови. Из желания порисоваться или поддавшись галантному побуждению, он опирается ладонями в дверь, отжимает толпу назад и сдерживает ее напор, освобождая вокруг женщины некоторое пространство.
– Читайте.
– Благодарю, – насмешливо произносит она и, стоя в кольце его рук, читает до следующей остановки. Там платформа оказывается расположенной со стороны Раисы и она выходит, оставив вора несколько разочарованным: он привык к вниманию. Но прежде чем скрыться, Раиса оглядывается, а сквозь стекло закрывшихся дверей он прощально и иронически приподымает руку.
* * *
Пригородный поселок. Глухой забор и крепкие ворота, в которых прорезана калитка. Раиса Глазунова нажимает кнопку звонка и нетерпеливо притопывает ногой. Наконец калитка отворяется, взору Раисы предстает давно небритый мужчина неопределенного возраста.
– Здравствуйте, Борис Анатольевич… Кажется, вы меня не узнаете, – снисходительно улыбается Раиса, замечая, что тот изрядно «под банкой». – Красный «жигуль», левое крыло и дверца.
– Помню, – говорит хозяин. Привалясь плечом к забору, он не проявляет желания впустить женщину внутрь.
– Не сделали! – догадывается она, мрачнея. – Это уже форменное свинство! Вы же знаете, что в среду я уезжаю!
– Где среда, там и пятница, – тянет хозяин.
– Да поймите, мы едем компанией на трех машинах. Вы попросту срываете мне отпуск!
– Как-нибудь перебьешься. Приболел я.
– То бишь запил. Ох, мужики!
Из-за ее спины с механиком здоровается проезжий, который затормозил против ворот.
– Боря, – спрашивает он, – чего-то у меня внизу звякает, не пойму.
– Тронься, – просит механик.
Тот трогает машину, проезжает метра полтора.
– Жмунькает, – мгновенно ставит диагноз автомеханик. – Крестовина.
– А-а… Вот спасибо тебе! – И автомобилист отъезжает. Этот короткий диалог напоминает Раисе, что ее собеседник – не только обманщик и пьяница, но и искусный мастер.
– Борис Анатольевич, миленький, – говорит она. – Будьте человеком! Если я в среду утром…
– Не-е. На той неделе.
– Тогда я забираю машину!
Соловые глаза мастера открываются пошире. Помедлив, он отступает назад, давая Раисе войти. Она обегает взглядом двор и оборачивается к хозяину с вопросительным и сердитым видом.
– Нету, – сообщает он. – Увели.
– То есть как? – медленно спрашивает она.
– Не знаешь, как уводят?.. Хошь кричи, хошь плачь – «жигуля» нету!
– Я, кажется, не кричу и не плачу, – каменным голосом говорит Раиса. – Но зачем вы морочили голову?
– Да ведь жалко, начинаешь переживать, – лицемерит хозяин. – А это, может, кто из своих. Может, еще пригонят.
– Из каких «своих»?
– Из поселковых ребят, здешних. Тут вот свадьбу играли, трое суток колобродили, может, кто под парами и того…
– Борис Анатольевич, вы заявили в милицию? – пресекает Раиса его скороговорку.
– Не.
– Послушайте, вы, конечно, нетрезвы, но все же в своем уме? Я вам доверила машину – машина пропала. Вы за нее в ответе. И не лопочите мне про свадьбу!
Видно, механик ожидал «ахов» и «охов», его удивляет проявленное женщиной присутствие духа.
– Если без скандала, полюбовно если – буду тебе понемножку выплачивать… сколько смогу. Но чтоб милиция не цеплялась, так и знай! А иначе – и не видел, и не слыхал, и ничего не ведаю, поняла?
– Нет! Не на таковскую напали! – взрывается Раиса.
* * *
Квартирная хозяйка, словоохотливая женщина средних лет, вводит Царапова в комнату. Он снимает себе жилье.
– Вот, пожалуйста, эта комната.
Вор осматривается и, перегнувшись через подоконник, выглядывает за окно.
– Вид из окна у меня превосходный! – заверяет хозяйка.
– А балкон справа тоже ваш?
– Нет, балкон в другой квартире и даже в другом подъезде.
– И что там за соседи? Очень шумят?
– Мертвая тишина! Летом они на даче… Тахта у меня, пощупайте, мягкая…
– Это немаловажно, – улыбается вор. – Что ж, пожалуй, поживу. Такие подробности, как прописка, вас не беспокоят?
– Н-ну… – мнется женщина.
– Я бы с удовольствием, но при командировках мы должны прописываться в ведомственной гостинице. А условия там, сами понимаете… Да не беспокойтесь, заплачу вперед, гостей водить не собираюсь, мы с вами поладим.
– Ну… хорошо. В конце концов, приличного человека видно…
* * *
Знаменский и Томин получают взбучку от начальства. Начальство новое, чего от него ждать, никто пока не ведает.
– Позорный провал операции! – Полковник не дает воли эмоциям, но заметно, что очень недоволен. – Вы себя обнаружили и упустили шайку буквально из рук!
– Виноваты, товарищ полковник.
– Безусловно. И будет приказ о наложении взысканий.
– Оперативную часть разрабатывал я, – заявляет Томин. – Знаменский присутствовал для оформления следственных действий.
Полковник бросает на него острый взгляд.
– Вы инспектор или адвокат? – И, не дожидаясь ответа, продолжает: – Каким образом сорвалось преследование?
– Не могу понять. Куда-то они очень ловко нырнули. Все ближайшие патрули были оповещены по рации.
– Даю сорок восемь часов на разработку плана мероприятий.
– Ясно, – вместе отвечают Знаменский и Томин.
Полковник делает пометку в настольном календаре.
– Вопрос второй, – адресуется он к Томину. – У вас дело Царапова. Что предпринято?
Томин мог бы сказать, что вопрос несерьезный. Даже нет уверенности, что вор в Москве. А если б уверенность и имелась, все равно ничего толкового предпринять пока невозможно. И практически никакого дела нет, а есть лишь мечтание поймать гастролера. Прежнему начальнику Томин так и отрапортовал бы. Впрочем, тот не задал бы подобного вопроса.
– Пустые руки, товарищ полковник, не с чем вести розыск. Направил запросы по всем местам, где за ним числятся кражи. Рассчитываю на вас в смысле сроков.
– Хорошо. Будет шифровка о немедленном исполнении. – Полковник оборачивается к Пал Палычу. – А вы, раз уж работаете сейчас в одной упряжке, примите к своему производству и дело Царапова.
* * *
А Царапов прогуливается по улице, наметанным глазом окидывает фасады и публику. По одежде, машинам, заворачивающим в проезды между домами, по множеству известных ему признаков определяет он степень зажиточности квартала и удобство его для своих целей. Облюбовав два дома, стоящих друг против друга, вор входит в один из них и поднимается на лестничную площадку перед последним этажом. В руке он несет рулончик, закатанный в газету.
Когда занята наблюдательная позиция и противоположный дом оказывается как на ладони, из рулончика появляется подзорная труба и вор принимается за изучение освещенных окон, которые не задернуты занавесками…
* * *
Раиса Глазунова явилась к механику с подкреплением: сегодня рядом с ней преданная подруга Татьяна, на первый взгляд бой-баба.
Автомеханик трезвый, злой, но более вежливый, чем накануне. Стараясь не смотреть на Раису с Татьяной, говорит куда-то в пространство:
– Зачем же я, да при вашей подруге, буду признавать такой факт? Такого факта не было.
– То есть вы не брались выправить мне крыло и дверцу? – с перехваченным горлом произносит Раиса.
– Совершенно верно, девушка. Для ремонту есть автосервис. Я же, если кому помогу, то исключительно по дружбе. А вы мне незнакомы.
– Ах, вот как?! – угрожающе надвигается на него Татьяна. – Ну тогда имейте в виду, я где угодно поклянусь, что я лично присутствовала, когда вы брали машину в ремонт!
– Спасибо, предупредили. Буду иметь в виду. Вспоминать буду, с кем в тот день напролет пиво пил. Ребята подтвердят. И кончен наш разговор, девушки. – Он поворачивается и идет к дому.
– Этот подонок думает, что меня можно без хлопот ограбить! – восклицает Раиса.
– Эх, прийти бы с мужиком, который может морду набить! Другой был бы разговор!
– Ты весь миллион моих друзей знаешь. Кто? – Раиса недолго ждет ответа подруги и сама подытоживает. – Людей навалом, а настоящего мужика нет!
Обе не обращают внимания на «Волгу», которая въезжает в ворота. Из нее вываливается Пузановский, грузный, лет пятидесяти мужчина «авторитетной» наружности.
– Здравствуйте, мастер, – говорит Пузановский.
– Здравствуйте… гражданин, – с запинкой откликается механик.
Этим «мастер» и «гражданин» они быстренько условились: я тебя не знаю – ты меня не знаешь.
– Чинить машину? – поворачивается Татьяна к новоприбывшему.
Тот издает нечленораздельное междометие, которое можно понять скорее отрицательно и перехватывает инициативу.
– Что-нибудь случилось? Конфликт? – обращается он к Раисе, стремясь уйти от вопросов Татьяны.
– Совсем маленький, – саркастически отвечает женщина. – Я отдала в ремонт «Жигули», и теперь машины нет!
– Где же она?
– Вчера сказал – угнали. Сегодня говорит, что вообще не брал!
– Черт-те что! Машина здесь? – рявкает Пузановский на механика.
– Нету, – опасливо и виновато отзывается тот.
Пузановский сглатывает ругательство и вновь переключается на женщин.
– Что вы собираетесь делать?
– Заявить в милицию, что же еще!
– Да, конечно… Садитесь, я подброшу. Я и минуты здесь свою машину не оставлю! – Он торопливо открывает перед подругами дверцы. – Прошу вас, прошу…
Прежде чем сесть, Татьяна придвигается к автомеханику:
– Таких, как ты, надо отстреливать в детстве!
* * *
На уличных часах без десяти двенадцать. Вор с чемоданчиком идет на дело – собранный, пружинистый, почти праздничный. Впереди – облюбованные им дома-близнецы.
Дверь квартиры задерживает его на одну-две секунды: к пробою замка он приставляет ребром что-то небольшое, плоское, отсвечивающее металлом. Слышится гудение, потом щелчок, и Царапов убирает приспособление в карман. Дверь послушно открывается и затворяется за ним.
В комнате он останавливается, опускает на пол чемодан и медленно-медленно обходит по кругу, ни к чему не прикасаясь, сосредоточенный и самоуглубленный. Не шарит суетливо глазами по стенам, даже не выделяет особо каких-то предметов, но, кажется, словно ему сейчас слышны голоса вещей и каждая сообщает о своем местонахождении.
Круг завершен. Вор стряхивает оцепенение и уверенно открывает одну из секций мебельной стенки…
И вот уже шагает с чемоданом прочь от подъезда, заворачивает за угол – и нет его.
Час спустя у подъезда роится кучка соседей: идут обычные в таких случаях пересуды.
– Четырнадцатую квартиру обворовали!
– Шесть магнитофонов взяли!
– Четыре, – поправляет подросток.
– Ну магнитофоны – не горе, – говорит одна из женщин.
Ветхая старушка подхватывает за женщиной:
– Какое горе, милая! Хоть потише станет, спасу не было. В однех руках шесть магнитофонов!
– Четыре, – упрямо вставляет подросток.
– Много он вам мешал, – заступается за потерпевшего мужчина с хозяйственной сумкой. – Всю жизнь по экспедициям, два месяца здесь, а десять – нету. Одна у человека радость была, музыку послушать!..
Из подъезда выходит Томин, и беседа прерывается.
– Товарищи! – обращается он к собравшимся, – кто-нибудь был вблизи подъезда около двенадцати часов?
– Да я почти безотлучно, – откликается старушка.
– Посмотрите, такой вот мужчина. Проходил он мимо вас в подъезд и обратно?
Старушка взволнованно рассматривает фотографию.
– Это жулик? Никогда не подумаешь!
Через плечо старушки заглядывают любопытные, и вот уже карточка пошла по рукам.
* * *
– Всю захватали, а толку чуть, – говорит Томин, бросая фотографию Царапова на стол. – Однако почерк его.
Вернувшись на Петровку, тройка заседает в кабинете Знаменского. Дело Царапова начинает обретать плоть.
– Есть хоть предположения, чем он вскрывает двери? – спрашивает Знаменский у Кибрит.
– Нет, Пал Палыч, совершенно «нестандартный» инструмент.
– Наш Цап-Царапов еще войдет в историю криминалистики! – усмехается Томин. – Очень ловкий прохиндей! И звериный нюх – ведь ни разу не полез в квартиру, которая поставлена на сигнализацию! А сегодня с этими магнитофонами? Даже по шкафам не рылся, пошел и достал. Причем какие магнитофоны – два наушных, роскошный «Шарп», «Грюндик»! Унес, и никто не видал!
– И, по-вашему, он работает без наводчиков? – спрашивает Кибрит.
– При его разъездах установить контакты на местах – маловероятное дело, – возражает Знаменский.
– Но как он в чужом городе определяет, у кого что взять? – продолжает сомневаться Кибрит.
– Не знаем, – разводит руками Томин. – Наверняка мы знаем одно: Царапов всегда орудует в полдень.
– Какая-нибудь суеверная примета, – замечает Кибрит.
– Дай-ка, Паша, справочки с мест. Покопаюсь еще раз… – Томин углубляется в изучение ответов на запросы.
– Между прочим, вы не забыли, что выговоры по автоделу висят? – спрашивает Кибрит.
– Это, Зиночка, незабываемо. Завтра – кровь из носу – начальству нужен план расследования, – вздыхает Пал Палыч.
– Шурик, отвлекись от вора!
– Сейчас, Зинаида. – Томин продолжает возиться с бумагами. – Про план я помню. Сейчас составим грандиозный план, как переворошить всю автомобильную подноготную города и области…
Махнув на него рукой, Кибрит достает технический паспорт на машину и заключение экспертизы, протягивает Пал Палычу.
– Мы думали, только горзнак подделан. Оказалось, весь техпаспорт фальшивый. Но подделка на очень высоком уровне. При разовом изготовлении подобного качества добиться нельзя.
– Налаженное производство фальшивок? Такой размах?.. Эх, как мы с доцентом напортачили! Остались в наследство никчемный Ванечка и красивые следы удравшей задним ходом «Волги».
– А слепки с них сняли?
– Сняли. Изобразили тщательную работу на месте происшествия.
– Послушай, Пал Палыч… – Некая мысль бродит у нее в голове, но еще не оформилась. – Если «Волга» из угнанных, то найти бы хозяина… Я, правда, не знаю, что это даст, но…
Томин захлопывает «воровскую» папку:
– Никаких зацепок. Только через сбыт краденого… Ну-с, к вашим услугам. Каким это манером ты собираешься найти хозяина «Волги»?
– По-моему, любой владелец скажет, что, например, левая задняя резина у него самая стертая, переднюю правую недавно чуть не пропорол об гвоздь и осталась метка и так далее. Я могу составить подробное описание. А вдруг…
– Ты, оказывается, фантазерка, – усмехается Томин. – Но трудолюбие надо поощрять, Паша. Выдай ей слепки.
* * *
У тех, кого нашим героям так хотелось бы изловить, тоже заседание. В квартире Пузановского собралась уголовная компания. Кроме самого хозяина и автомеханика Молоткова присутствуют Печкин, Тыква и Самородок. По форме главенствует Пузановский, по сути заправляет Печкин. Он минутами звероват, но без ярко выраженной блатной окраски в речи и повадках. Однако ухмылка выдает натуру хитрую, властную и жестокую.
– Это куда ж тебя повело? А, механик? – мрачно, с расстановкой спрашивает он Молоткова.
– Да, куда? – подхватывает Пузановский и подкрепляет фразу энергичным движением руки, в которой зажата надкушенная сосиска. Пузановский почти всегда жует.
Вскакивает Тыква.
– Уж ты падла!.. Себе кусок рвешь, да? В одиночку? – впадает Тыква в блатную истерику. – А знаешь, что за это бывает? – Трепеща от возбуждения, он выхватывает из кармана нож и поигрывает им.
Хотя Тыква наслаждается пока лишь воображаемой расправой, Молотков следит за ним неотрывно. И когда тот, пугая, делает выпад, в руках у автомеханика оказывается стул.
– Уйди, припадочный!
Пузановский перестает жевать. Ему нужен не мордобой, а воспитательное мероприятие в его, так сказать, коллективе.
– Леша… – просительно окликает он Печкина, которому картина потасовки доставляет некоторое удовольствие.
– Ладно, будя ножиком играть, – решает Печкин. – Хотя я лично Тыкву понимаю.
Пузановский вслед за Печкиным принимает суровый вид.
– Вот, Боря, до чего дошло! – укоряет он механика. – Мы тебе разрешили калымить по ремонту. Но если заказчик от тебя идет в милицию…
– Данилыч! Да постыдись! – возмущается Молотков. – Они разрешили! Да что бы вы без меня! Кто вам номера-то перебивает? Кто выучил машины из-под любой страховки брать? Кто вас вывез, когда задним ходом драпали? А Константина кто предоставил? – Автомеханик указывает на сидящего на отшибе Самородка. – И теперь нож сулите?!
Настроение присутствующих смягчается: заслуги Молоткова несомненны.
– Говори, куда продал машину! – требует Печкин.
– Не продавал я ее. Есть по деталям, по железу незаменимый человек. И месяц назад привозит своего «жигуля», как есть в лепешку. Аж стонет и плачет: сделай. А делать там – сдуреешь! Ну и тут подвернулась эта бабенка с машиной. Марка та же, цвет тот же… Глядел-глядел, плюнул и пустил на замену!
– Спиваешься, механик! – припечатывает Печкин. – Раньше ты из любой лепешки обратно вещь слепил бы! Сядешь через водку.
– Ничего они не докажут! Ну был участковый, покрутился-покрутился, с тем и ушел.
– Он срока не тянул, он смелый! – язвит Тыква.
Самородок в своем углу поднимается и прокашливается.
– Будешь говорить? – спрашивает Пузановский. – Слушаем нашего Самородка.
Самородок, поглощенный своим «призванием», органически безнравствен. Всех присутствующих, за исключением Молоткова, он глубоко презирает.
– Я делаю все, что вам требуется, – жидким тенорком начинает он. – Печати, бланки, права, всякие дерьмовые справки – извольте. Но я работаю на четких условиях: вы субсидируете мои научные исследования…
Тыква насмешливо цокает языком.
– Да, мое изобретение мирового масштаба! – взвизгивает Самородок. – За мою универсальную антиржавчину мне простится все! Я еще буду за вас ходатайства писать насчет амнистии! И я предупреждал: не втягивайте меня в ваши подробности. Меня это отвлекает. Я занятый человек, поймите наконец!.. Но должен заявить, что нахожу недопустимым обращение с Борисом Анатольичем. Это мастер, у него в пальцах больше ума, чем во всех ваших мозгах. Я протестую! – срывается он на фальцет и неожиданно садится.