Текст книги "Следствие ведут знатоки"

Автор книги: Александр Лавров

Соавторы: Ольга Лаврова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 73 (всего у книги 103 страниц)

– Рублей пять… семь…

– Вы контролируете его расходы?

– По-моему, это естественно.

– Значит, больше – исключено?

– Ннет… – выдавливает женщина страдальчески. – Раз он отсутствует… возможно, у него и была крупная сумма.

– Порядка?

– Сто рублей… даже сто пятьдесят, я допускаю. Ему предложили какие-то фары, колпаки…

– А если бы у вашего мужа обнаружились не сотни, а тысячи рублей?

Артамонова вскидывает руки к вискам и замирает в ужасе.

– Как бы вы их объяснили?

– Это не его, не его, нет! – громкой лихорадочной скороговоркой открещивается она. – Это чужие. Чьи-нибудь, конечно…

– Чьи же?

– Спросите, Толя скажет. Он объяснит. Его спрашивали?

– Меня интересует ваше мнение.

– Я не знаю. Какие тысячи? Немыслимо! – Она вдруг находит единственную точку опоры в охватившем ее смятении: – Я вам не верю! – Отнимает руки от лица, отчаянно сцепляет на коленях. – Не верю!

Изумленный управляющий застывает с открытым ртом.

Пара на улице скрывается за углом, через минуту возвращается, и мужчина перехватывает взгляд шофера.

– Фиалки пахнут не тем, – говорит он. – Пойду разбираться.

– Я с тобой!

– Только ни во что не вмешивайся.

– Почему это?

– Потому что так надо!

Они сворачивают к подъезду.

* * *

Пал Палыч в раздумье: рассказать Артамоновой правду или еще погодить. Колебания прерывает Томин, знаком вызывающий его в коридор.

– Паша, родственники волнуются. Этот шурин или деверь рвется к тебе.

– Милости просим. А ты поприсутствуй – как там сестры встретятся.

Оба возвращаются в кабинет.

– Галина Степановна, наш сотрудник вас проводит.

Артамонова молча выходит в сопровождении Томина. Знаменский набирает ноль-два.

– Дежурного по городу.

* * *

На месте дорожного происшествия рядом с «Волгой» расстелен кусок брезента, на нем разложены предметы, найденные в машине Артамонова: бумажник с документами, сигареты, зажигалка, аптечка, уже известный нам чемодан, разорвавшийся газетный сверток с чеканкой по металлу, сплющенная шляпа и плащ.

Фотограф делает снимки, щелкая аппаратом.

– Попросить, чтобы поставили на колеса, Зинаида Яновна? – спрашивает молодой эксперт, указывая на лежащую в кювете «Волгу».

– Да, пожалуй, – но, помедлив, говорит: – Погодите, Володя, возьмем-ка пробы грунта. И с протекторов и с днища. Смотрите, какие нашлепки грязи.

– Хвойные иголки прилипли, – замечает молодой эксперт, присматриваясь.

– Проселочная дорога, Володя.

* * *

– Благодарю за услугу, Дмитрий Савельич, – прощается с управляющим конторой Знаменский. – Доверите мне еще на часок кабинет?

– Хоть до утра.

Управляющий берет свой журнал, кепку… и не выдерживает:

– Простите стариковское любопытство – вправду, тысячи?

– Вправду.

– А… сколько же?

Знаменский не успевает ответить, как на пороге появляется шурин Артамонова, приятной наружности, лет сорока.

– Бардин, – представляется он.

– Знаменский, – так же коротко отзывается Пал Палыч.

Сделав Знаменскому ручкой за спиной Бардина, разочарованный управляющий покидает кабинет.

– Бедный Анатолий! – восклицает Бардин. – Хорошо, что пока Галине не сказали, я боялся застать ее в истерике.

– О чем не сказали?

– Но у него же авария?

– Откуда вам известно?

– Машины на обычном месте нет, самого нет, а здесь милиция… – Бардин разводит руками: дескать, все ясно. – Он в больнице?

– Нет. В морге.

– Разбился?!..

Бардин сгибается, упирается лбом в сжатые кулаки…

…Три дня назад в теплый солнечный день они гуляли в парке: обе сестры с мужьями и на плече у Артамонова трехлетний сынишка. Женщины с мальчиком отправились на качели, а мужчины, наблюдая за их весельем, пили пиво неподалеку, и Артамонов повторял с тоской:

– Думал, буду другой человек… жизнь увижу… вроде достиг, а все не то…

– Мы давно это обговорили, Толька, – отозвался Бардин с раздражением. – Знал, на что идешь.

– Много я знал… Все не так, и не пойму, что делать… Тупик!..

– Куда вы сегодня вместе собирались? – слышит Бардин голос Знаменского и возвращается в настоящее.

– К теще на именины, – тяжело вздыхает он. – А вы не из ГАИ?

– Нет, не из ГАИ… Было заранее уговорено заехать за Артамоновым?

– Они с Галиной повздорили что-то. Думали по дороге их помирить. Кому нужны постные лица за столом? Простите, с кем имею честь разговаривать?

Знаменский подает удостоверение. Бардин разглядывает его дольше, чем требуется: внутренне готовится к серьезному разговору.

– Куда мог отправиться Артамонов, если день на службе не разъездной?

– Тут, скорей, Галина…

– Галина Степановна сочла мои вопросы странными.

– Да?

– А вам они не кажутся странными?

– Что прикидываться! Раз вы с Петровки, очевидно, не просто авария. Что-то еще вас смущает… – Он выжидающе замолкает, но Знаменский не отрицает и не подтверждает. – Потому вы от Галины и скрыли, чтобы разговор не потонул в слезах… Так что вопросы, я понимаю, любые возможны. Пожалуйста.

Бардин держится свободно и с достоинством, но Пал Палыч не спешит переходить на доверительный тон. Meшает скрытое давление собеседника: ну спрашивайте, спрашивайте, у меня готовы ответы!

Бардин первый прерывает паузу.

– Я должен помочь, чтобы рассеялось недоразумение. Толя парень безобидный. Возможно только недоразумение.

Пал Палыч – что с ним случается редко – пускается на хитрость: прикидывается простачком.

– Если безобидный, куда я дену подозрительный факт? Мелкий служащий, скромная зарплата – и вдруг…

– Что?

– А то, что начальство с меня голову снимет, если я не выясню, куда и зачем ваш родственник катался. На Калужском шоссе угораздило, пятидесятый километр. Какая нужда его погнала?

– А он… по дороге туда или обратно?

– Обратно, – говорит Пал Палыч, «не замечая» острого интереса собеседника.

Бардин узнал нечто важное.

– Ах, Толя, Толя, – бормочет он, быстро решая что-то для себя, и потом спрашивает осторожно: – Позвольте догадку: при нем нашли крупные деньги, да?

– Откуда им быть? – уклоняется Знаменский. Тон намеренно фальшив.

– В принципе, могло быть такое совпадение. Толя знал мою давнюю мечту – катер высокого класса. И недавно был разговор: обещали ему что-то вроде долгосрочной ссуды. У одного человека.

Знаменский делает вид, что клюнул.

– У кого?

– Вы меня ставите в затруднительное положение. Анатолий по секрету, под честное слово… Я, правда, не относился серьезно, мало ли что наобещают… – Для достоверности Бардин должен немного поломаться, а Знаменский надавить.

– Нет уж, товарищ Бардин, досказывайте: у какого человека? На слово верить – должность у меня не та.

– Это верно… Ну что поделаешь – Климов. Здешний его приятель. Толя говорил: Климов «имеет выход на деньги».

– Как это понимать?

– Ничего не хочу домысливать. Повторяю, что слышал.

– Домысливать не надо… – И, сбросив маску, Пал Палыч жестко кончает: – А сколько катеров вы хотели купить?

– Простите?..

– Я спрашиваю, сколько катеров: два? три? четыре?

* * *

Уже вечереет, когда Знаменский и Томин возвращаются в служебной машине из конторы.

– Слушай, Паша, ты веришь в тещины именины?

– А ты – нет?

– Странно: человек везет шестьдесят две тысячи – и вдруг сбегаются родичи в едином, так сказать, порыве! Поджидают, волнуются… Не напоминает типовую картину?

– В смысле, предстоит дележ и склока?

– Ну да, каждый боится, чтоб не обжулили. Тем более шестьдесят два на четыре ровно не делится, – шутливо добавляет Томин и трогает шофера за плечо: – Меня где-нибудь здесь. – И снова Знаменскому:

– Ты над этим поразмысли.

Машина приостанавливается у тротуара. Томин выходит.

– До завтра.

…А наутро в кабинете Пал Палыча друзья продолжают вчерашний разговор.

– Я поразмыслил, Саша. Жена Артамонова в твою схему не укладывается.

– Почему?

– Просто по ощущению.

Этого Томину достаточно – интуиции Пал Палыча он привык доверять.

– Нет так нет. Танцуем от печки. Маленький человек. Большие деньги. Откуда: ограбление, наркотики, шантаж подпольного миллионера?

– Теоретически, что угодно, за исключением конторы. Там нечем разжиться, я справлялся в УБХСС.

– Знаешь, мне нравится, что этот Артамонов такой скромненький и тихий, это сулит неожиданности. Давненько не было роковых тайн! – усмехается Томин.

– Доброе утро. Как успехи? – входя спрашивает Кибрит.

– Все ясно, Зинаида, – сообщает Томин. – Пользуясь неисправностью уличных часов, Артамонов похищал у добрых людей время и сбывал его втридорога. Деньги не фальшивые?

– Ну что ты!

– Жаль, – говорит Пал Палыч. – Сашу потянуло на экзотику. Как они лежали в чемодане?

– Очень аккуратно. Новенькие пачки по тысяче рублей в стандартных банковских заклейках. И отдельно две тысячи – в конверте.

– Предназначались кому-то персонально, – делает вывод Томин.

– Да, там даже проставлены буквы «А. П.» Вероятно, инициалы.

– А. П., – повторяет Томин. – Учтем.

– Похоже, поспешный грабеж отпадает, – размышляет Знаменский. – Скорее, пахнет неким учреждением. Слушай, Зиночка, купюры новенькие, незахватанные… А есть ли там отпечатки пальцев Артамонова? Вдруг он знать не знал, что там в чемодане? Вдруг его использовали как курьера?

– Тогда зачем мне купюры? Достаточно посмотреть замки.

Знаменский итожит разговор.

– Связи, – говорит он Томину. – Отпечатки. – Кибрит: – А это самое «А. П.» – характерным почерком?

– Нет-нет, ничего не выйдет, почти печатными буквами.

На стук в дверь Знаменский говорит:

– Войдите!

Появляется Бардина, женщина лет тридцати пяти, довольно яркой наружности, с манерами, выдающими привычку бывать на людях и нравиться.

– Я – сестра Гали Артамоновой, – заявляет она с порога.

– Не будем мешать, – поднимается Томин.

Они с Кибрит выходят, и в коридоре Томин интересуется:

– А, кстати, по какой причине авария?

– Не ясно пока. Шофер грузовика рассказывает, что Артамонов его обогнал, но шел странно, неровно – то сбросит скорость, то опять припустит. И потом «не вписался» в поворот.

Бардина тем временем, всхлипывая и торопясь, выкладывает, с чем пришла.

– Эти деньги Толя нашел!

– Как так нашел? – изумляется Знаменский.

– Да вот нашел – и все!

– Алла Степановна, откуда столь… оригинальная идея?

– Он вчера мне звонил, сказал: «Аля, поздравь, я нашел кучу денег!» Я говорю: «Не выдумывай». А он: «Совершенно серьезно, такую кучу, что и не снилось!» Конечно, ему нельзя было садиться за руль в таком состоянии…

– Он и сумму назвал? («Ну и ну! – думает Знаменский. – Похоронить не успели – прибежала с небылицами!»)

– Сумму – нет. Сейчас, говорит, приеду и сдам деньги в милицию. Вы не верите? Но я клянусь, что Толя звонил! – Это сказано так достоверно, что Пал Палыч на минутку сбит с толку.

– Вы рассказали об этом мужу и сестре?

– Потом, когда узнала про несчастье и подтвердилось про деньги. Я сперва подумала, он дурачится. Толя иногда наговорит с три короба…

– Ясно, – машинально произносит Знаменский в раздумье. – Как восприняла Галина Степановна?

– Разве ей сейчас втолкуешь… Как каменная… И вообще… моя сестра настолько непрактичная, трудно представить!

– Время звонка не заметили? – Пал Палыч приготовился записывать.

– Около четырех.

– А откуда Артамонов звонил?

– Он сказал: «Я из автомата, сейчас еду в город и сразу в милицию». Вероятно, был где-то под Москвой.

– Верно, Алла Степановна, под Москвой. Давайте думать, куда он ездил.

– Чего не знаю…

– Попробуем друг другу помочь. Я бы с удовольствием оформил всю сумму как находку, и с плеч долой. Но надо, как минимум, установить, кто потерял. Понимаете?

– Дда… – неуверенно отзывается Бардина.

– Интересы наши совпадают. Вы ведь пришли с той мыслью, что за находку полагается вознаграждение – четверть суммы?

– Я считаю, справедливо выплатить Гале. Анатолий не виноват, что не успел сдать.

– С доказательствами слабовато. Хотя бы намек, где искать. Калужское шоссе, Алла Степановна. Какое-нибудь предположение, а?

Бардина разводит руками.

– Это плохо. Допустим, я за вами повторю: «Нашел кучу денег». А мне скажут: «Ты видел, чтобы деньги кучами валялись?» Если б Анатолии хоть описал вам: дескать, лежали там-то и там-то, в черном портфеле без ручки и завернуты в полотенце… Не описывал?

Бардина порывается было подтвердить: да, да, описывал! Но вовремя спохватывается и избегает ловушки.

– Ннет…

* * *

Теперь перед Пал Палычем сидит Бардин. И тоже припас сюрприз.

– Я не ослышался? Вы отрицаете слова жены?

– Запишем, что мне лично о находке ничего не известно. – Он полугрустно, полусердито крутит головой. – Чудачка! Предупреждал, чтобы не лезла с этой историей. Нет, все-таки!..

– Вынужден спросить, чем вы объясняете подобные показания своей супруги.

Бардин, немного подумав, отвечает:

– Разумеется, не будем превращать ее в лжесвидетельницу. Как-нибудь сформулируем поприличней… вроде того, что гибель Артамонова меня чрезвычайно расстроила – оно так и есть – и потому я мог поддерживать разговор, не вдумываясь в содержание и не отдавая себе отчета… В таком вот духе.

– Извольте, запишу, хотя, если звонок действительно был, я вас не понимаю.

– «Если был». В чем и загвоздка! Не для протокола – для вас: Аля милая наивная женщина. Думает, приду, расскажу по правде – и Галине отвалят куш. Да такой бухгалтер еще не родился, чтобы заплатить! А я, если не верю в результат, то и рукой не пошевелю.

Трещит телефон, Знаменский снимает трубку.

– Да?..

Звонит ему Кибрит:

– Это я, Пал Палыч. Вести с переднего края науки. Внутрь чемодана Артамонов не заглядывал!.. Разумеется, мог знать, но только с чужих слов… Точно, точно, при такой конструкции замки не откроешь и не закроешь, чтобы не оставить отпечатков!

Знаменский кладет трубку и упирается хмурым взглядом в Бардина.

– Когда вы услышали от жены версию с находкой «денежной кучи»?

– Да с первыми рыданиями… До чего злая шутка судьбы! – Бардин напрашивается на сочувствие, но Знаменский холоден.

– Смерть всегда трагична, но порой вокруг начинается недостойная склока. У меня, признаюсь, впечатление, что Алла Степановна не стала бы действовать по собственному почину, вопреки вам. Эти противоречия в показаниях – намеренный расчет.

– Совершенно не в моем характере! – протестующе восклицает Бардин.

– Напротив. Ведь вы вчера с первых слов взяли меня на пушку: сделали вид, что уверены насчет аварии. А вы ни в чем не были уверены, вы ужаснулись, услышав о гибели Артамонова!

Бардин открыл было рот, но Пал Палыч поднимает руку, предупреждая возражения.

– Этап следующий: вы изложили туманный вариант о Климове, «имеющем выход на деньги». Сейчас новый нежданный поворот. Зачем вы с женой морочите мне голову?

* * *

Томин звонит в МУР – «накачивает» своих помощников по телефону:

– Судимый? Так-так, годится. А после освобождения?.. О-ой, слушать стыдно! В ваши годы я бегал втрое быстрей! Ладно, что еще?.. Ну попытайтесь, молодцы. А кто смотрит дела с необнаруженными ценностями?.. И когда?.. Шевелитесь, братцы, скорость, скорость! Если что – я в архиве.

Он возвращается к столу, заваленному толстыми следственными делами. Отодвигает том, начинает листать другой, на чем-то задерживается, углубляется в чтение.

– Прямо роман! – бормочет себе под нос. – «Смотри лист дела»… Посмотрим… – прижав локтем страницу, он отыскивает в следующей папке нужное место и снова читает. – Батюшки, и вы здесь, юный Рокотов? Сколько лет, сколько зим… – Томин усмехается, что-то вспоминая. – Ага, вот наконец и Бардин!

* * *

Утро. В контору стекаются служащие – среди них и те, что нам уже знакомы; с перешептыванием оглядываются они на Знаменского, стоящего неподалеку от подъезда. Подходит поздороваться с Пал Палычем управляющий, что-то выслушивает и согласно кивает. Наконец появляется тот, кого ждет Знаменский, – Климов, ничем не примечательный человек с лицом, сумрачным то ли от природы, то ли от невеселого сейчас настроения. Он останавливается, когда Знаменский спрашивает его: «Вы Климов?» – и еще больше мрачнеет.

– Наверно, из милиции?

– Да. В прошлый раз я вас не застал.

Климов разговаривает со Знаменским грубовато, отвернувшись в сторону:

– Жил хороший парень, кого трогал? Чем нормально похоронить да пожалеть… на пяти этажах работу побросали. Толкутся, роятся, плетут ахинею. Двадцать тыщ! Завтра до миллиона дойдут! А-а! – Климов в сердцах машет рукой. – Бабка моя, темная, правильно говорила: о покойнике плохо нельзя. А вы на покойника уголовное дело!..

– Отвели немного душу? – спрашивает Знаменский замолчавшего собеседника. – Еще несколько вопросов. Артамонов брал у вас в долг?

– Ну кого это касается? Давно прошедшие времена.

– А говорят, вы ему недавно заем обещали.

– Если двадцать тыщ ищете, то ошиблись карманом! – угрюмо усмехается Климов.

– Дружба между вами слегка пошатнулась? Или тоже пустой слух?

– Ну раньше вдвоем подрабатывали, в новых домах двери обивали. Понятно, общие интересы. Потом Толька откололся, – в голосе Климова проскальзывает нотка то ли обиды, то ли неодобрения.

– Я чувствую, он вас подвел?

– А! – отмахивается Климов.

…Однако обида всплывает, и на месте Знаменского видится ему Артамонов, слышится обрывок разговора:

– Обрыдло на чужие двери жизнь тратить!

– Толька! Мы же целому подъезду обещали сделать до холодов! – возмутился Климов. – С первого этажа задаток взяли – забыл?

– Я понимаю, Сеня, ты извини. Задаток я, конечно, верну, а дальше ты уж как-нибудь один. Я – шабаш! Галке не говори, ладно? Иногда охота бесконтрольный вечерок… – Он глянул на Климова повеселевшими, шальными глазами:

– Понимаешь, жизнь зовет!..

Вопрос Пал Палыча выводит Климова из задумчивости:

– Говорят, Артамонов последние месяцы переменился?

– В чем?

– Вам виднее. Что-нибудь замечали?

Климов старается отвлечься, блуждая взглядом по сторонам.

…Еще одна, более поздняя сценка встает в потревоженной памяти: они оказались рядом у прилавка магазина накануне Восьмого марта. Артамонов покупал духи.

– Два по пять пятнадцать и вон те – в коробке. – Он указал на стеллаж поверх головы продавщицы.

– Восемьдесят рублей! – отрезала та: надоело уже отпугивать покупателей ценой.

– То, что нужно! Заверните отдельно.

– Богато живешь! – сказал из-за спины Артамонова Климов.

– Ты тоже тут?..

– Тоже.

– Это я Галке… – безнадежно соврал Артамонов про восьмидесятирублевый флакон. И вдруг ошарашил приятеля: – Хочешь, твоей такой же куплю?..

– Так что перемены? – спрашивает Знаменский, не дождавшись ответа. – Вы ведь что-то вспомнили?

– Нет. И ничего я такого не замечал!

* * *

У Томина тоже начало нового рабочего дня. При входе его в кабинет уже заливается телефон.

– Кто?.. – спрашивает Томин в трубку. – Привет. Давай. – Он выслушивает доклад, вставляя короткие замечания, удивленные, одобрительные или сердитые:

– Да ну?.. Нет, отставить!.. Ладно, учту… Невозможно – не бывает, бывает – неохота… Вот это спасибо… Так-так… Собачка мужского пола или женского? То есть как – не разберешь? Ногу задирает?.. Нет, это не лишнее. Уточни кличку. Более того – узнай, не было ли щенят. А если были, еще более того – выясни, куда их дели!.. Да?.. Вот как? Тогда давайте сюда, покажете.

В успехе Томина, кроме собственных его «сыщицких» талантов, немалую роль играет умение мобилизовать и верно нацелить своих сотрудников.

Оживленный Томин догоняет Кибрит в коридоре.

– Зинаида, пошли, кой-что расскажу. Есть время?

И вот вся троица в сборе у Знаменского.

– Года полтора назад Артамонов внезапно перестал нуждаться в приработке, – говорит Пал Палыч. – Тут список адресов, где они обивали двери.

– Не случалось ли квартирных краж? – с полуслова понимает Томин. – Ладно, а как тебе Климов?

– Неприязнь к органам, сожаление об Артамонове. Но, я бы сказал, не в размере шестидесяти двух тысяч.

– Не торопись с выводами! У Климова имеется сосед и с младенческих лет дружок – Муромский. Год назад его арестовали. В области тогда очистили кассы двух универмагов. Очень запутанное было дело, Муромского взяли по подозрению, потом освободили за недоказанностью, кого-то посадили. Но половину денег не нашли!

– Ну и что? – скептически спрашивает Кибрит.

– Пока ничего. Я ищу вокруг погибшего «бродячие деньги». Как к нему попали – уже следующий этап… Климова тебе подсунул этот шурин-деверь? – обращается Томин к Пал Палычу.

– Он. Тоже что-нибудь?

– Весьма. В прошлом крупный валютчик. Осужден с конфискацией имущества. Но гарантии, что конфисковали все, разумеется, нет. Освободился он условно-досрочно, работает и прочее. Но опять же не дам гарантии, что ничем не балуется. Это вам второй «выход на деньги». Дальше. Выход номер три. И снова через Бардина! Недавно его одноделец, тоже бывший валютчик, в своем кругу именуемый Мишель, погорел с хищениями на хладокомбинате. Как человек аморальный, от следствия он скрылся и пребывает в розыске. Кубышку успел прихватить с собой. Есть предположение, что далеко Мишель не побежал, а снял где-то дачу и отсиживается на природе. Причем – прошу отметить – Бардин Антон Петрович, то бишь – А. П. Правда, А. П. у меня широкий ассортимент: и Александр Павлович есть, и Алексей Прокопыч, и даже Анна Платоновна. Но возвращаюсь к Бардину. Сейчас некий Кумоняк рассказывает, будто Мишеля пригрозили продать и сорвали сто тысяч отступного. Сто, думаю, преувеличено, а шестьдесят две…

Знаменский молча делает пометки, но Кибрит не выдерживает.

– Шурик, я совершенно запуталась!

– Ну? В трех соснах! – Томин коротко растолковывает: – Погиб Артамонов. Шурин Артамонова…

– Бардин, бывший валютчик, это я усвоила. Но какой Кумоняк?

– Это не важно. Важно, что у Антона Бардина старый знакомый в бегах и кто-то его «раскулачил».

– Саша полагает, что Бардин с Артамоновым заодно, – вставляет Знаменский. – Свободный полет мысли.

– Чем я выгодно отличаюсь от тебя, – парирует Томин.

– Извини, Шурик, хоть ты и старший инспектор – снимаю шляпу, – но иногда рассказываешь вещи, о которых, по-моему, просто нереально знать!

– Почему, Зинуля? Ну, представь, что у короля треф украли корону. Созываем узкое совещание. Здесь те, кто разбирается в жизни короля треф и его дамы. Здесь те, кому ясна конъюнктура в торговле коронами. – Он показывает то на одну, то на другую сторону стола. – Стоит их свести – и готов ответ: корону стащила шестерка пик, загнала ее бубновому тузу, а платил за все червонный валет. Объяснил?

– Лучше некуда! – смеется Кибрит и встает, собираясь уходить. – Пора за микроскоп.

– Паша, не наблюдаю аплодисментов! – Томин тоже поднимается. – Я тебе притащил гору информации…

– Твоя информация касается разового мероприятия, – говорит Знаменский, с сомнением качая головой. – А у Артамонова, по-моему, появилось какое-то занятие. Более-менее регулярное.

– Ладно-ладно, поглядим. Сгоняю в район происшествия: может, кто приметил старенький голубой «Москвич».

– Почему старенький «Москвич», а не новую «Волгу»? – останавливается Кибрит.

– Зинаида, какая «Волга»?

– Серая, двадцатьчетверка.

– Паша, на чем ездил Артамонов?

– Естественно, на «Москвиче». А разбился… Зина?

– По-твоему, я не отличу «Волгу» от «Москвича»?

– Еще и чужая машина! – ахает Томин.

– О чем вы? Документы на его имя. Сама акт подписывала.

– Да что ж ты нам-то не сказала?! Общеизвестно, что у Артамонова допотопный «Москвич», который он собрал по частям своими руками!

– Вы говорили «машина», и я говорила «машина»…

– Ну, сыщики! – веселится Томин. – Ну, пинкертоны! Все-то мы знаем!

– И про Мишеля, и про какого-то Кумоняку, – поддевает Знаменский. – А такой факт, на самой поверхности – эх!.. – Пал Палыч крутит головой. – Побеспокоим семейство, – берется он за телефон. – Не отвечают… – Набирает другой номер: – Будьте добры Антона Петровича Бардина… Прошу прощенья, – кладет трубку. – На похоронах.

* * *

Высокий и тощий, философски настроенный сторож ведет Знаменского по территории кооперативных гаражей.

– Все, бывало, шуткой: сообщите, мол, дедушка, когда сто лет стукнет, «Чайку» вам подарю… – Он отпирает гараж запасным ключом, и Знаменский видит горбатенький «москвичок» четыреста первой модели, но аккуратный и очень ухоженный.

Сторож пробирается в угол, где странно притулился зеркальный шкаф, и подзывает Пал Палыча. В шкафу обнаруживается целый набор носильных вещей: кожаное пальто с меховым воротником и шапка, три костюма, рубашки в нераспечатанных полиэтиленовых пакетах, галстуки и даже перчатки, а внизу несколько пар хорошей обуви. Теснятся какие-то свертки, торчат горлышки бутылок с иностранными наклейками.

– Полный гардероб, – поясняет старик. – На разные сезоны. Прикатит, все переменит – и до свидания…

Сторож вспоминает, а мы видим, как Артамонов подъезжает к гаражу на «Москвиче» и выводит «Волгу», а «Москвича» ставит на ее место, оглядывая его при этом бережно и любовно: где-то протрет тряпочкой, поправит коврик на сиденье, готов, что называется, пушинки сдувать.

На приборной доске «Москвича» красуется фотография: голова крутолобой, длинноухой собаки с умными глазами.

Артамонов привычно переодевается. Скидывает скучный свитерок и поношенные ботинки, прихорашивается перед зеркалом и превращается в этакого состоятельного молодого пижона.

Небрежно с маху хлопнув дверцей, он трогает «Волгу» и выезжает на улицу, помахав сторожу на прощанье…

– Вот таким манером, – говорит старик. – А когда вернется, то все, значит, в обратном порядке.

– Вас это не удивляло?

– И-и, товарищ дорогой! Тут ноги протянешь, если на все удивляться, что удивления достойно!

Они беседуют в дверях гаража, и старик оглядывается на «москвичек».

– Та у него была парадная, а этот для души, – глубокомысленно изрекает он. – На этом он бы нипочем не расшибся.

– Конечно, скорость другая, – поддакивает Пал Палыч.

– Нет. Тут глубже. Психология!

* * *

Вдоль тихой улицы пожилой мужчина с желчным лицом прогуливает коренастую, с гротескно длинными ушами собаку, точный портрет которой украшал приборную доску артамоновской машины.

С видом гуляющего появляется Томин.

– Какая миленькая собачка!! – восхищается он. – Умная?

Мужчине Томин не очень нравится. Но так как к собаковладельцам на улице чаще обращаются с бранью, чем с комплиментами, он отвечает вежливо:

– Своя собака всегда умная.

– Она какой же породы?

– Редкой. Бассет.

– А как ее зовут?

– Абигайль. Аба. – И, свистнув собаку, собирается уходить.

Томин заступает ему дорогу.

– Какое совпадение – я, кажется, знаком с ее матушкой! Ту зовут Фанта, и они очень похожи, очень. Но, пожалуй, мамаша попроще, вы не находите?

– Молодой человек, что вас так занимает: я? моя собака? ее происхождение?

– Ну вот, рассердились. Я надеялся – позовете чай пить, и мы бы уютно побеседовали.

– О чем, черт возьми?

– Обо всем, что меня занимает, Алексей Прокопыч, – уже серьезно говорит Томин.

– А-а… – догадывается мужчина и переходит на иронический тон. – Билеты в оперу распространял оперуполномоченный.

– Инспектор. Терминология меняется. Так будем чай пить?

* * *

А в кабинете Знаменского впервые появляется жена Артамонова.

– Товарищ следователь!.. – произносит она и, задохнувшись, останавливается у стола.

– Вам будет проще по имени-отчеству: Пал Палыч.

– Пал Палыч, – повторяет Артамонова, чтобы запомнить.

– Садитесь сюда. Бояться меня не надо.

– Я не боюсь, но я очень волнуюсь! – Она присаживается на край дивана, Знаменский – спиной к столу, так что беседа ведется как бы в неофициальной обстановке.

– Я пришла вам рассказать, что сегодня случилось. Это очень важно!

– Слушаю.

Пал Палыч не может не сочувствовать женщине, похоронившей мужа. Но пока он отнюдь не убежден в ее искренности и чистоте побуждений, и в голосе его сдержанность.

– Сказали, что нужно взять Толины вещи. Сестра пошла и принесла… совершенно чужие вещи, Пал Палыч! Какой-то плащ, шляпу, ботинки. Говорят, все это было в машине, но это не его!

Знаменский, знающий, что хранилось в зеркальном шкафу, не воспринимает новость как сенсацию.

– Вы мне не верите? – поражается Артамонова. – Я говорю правду!

– Вполне возможно, Галина Степановна. Вы бывали в гараже?

– Зачем? – Артамоновой кажется, что ее просто отвлекают от темы. – Как вы равнодушно приняли… Я думала поразить вас, и вы сделаете вывод, что…

– Что в машине ехал кто-то еще? И бумажник и деньги этого кого-то?

– Да-да!

– А чемодан вы видели? – Пал Палыч достает чемодан, где лежали деньги.

– Нет.

Знаменский убирает чемодан.

– Он тоже был в машине.

– О… все чужое!.. Куда же делся тот человек? Вы знаете?

– Предусмотрительно покинул машину до аварии. И оставил на память ботинки и чемодан денег.

Артамонова беспомощно смотрит на Пал Палыча.

– Это непохоже на правду, да?

– Не очень. Проще поверить, что ваш муж все нашел.

Знаменский приглядывается к ней испытующе: проверяет реакцию на россказни сестры.

– Нет… – горько отказывается женщина. – Это Аля мне в утешение… извините ее.

Звонит телефон.

– Простите, вы заняты, – говорит Артамонова, вставая. – Я отнимаю время.

– Мое время целиком посвящено делу вашего мужа.

– Боже мой, если б я могла помочь! – со стоном восклицает Артамонова. – Я бы все на свете отдала, чтобы смыть позорное подозрение! Я живу в стыде и кошмаре…

Она снова опускается на диван и закрывает лицо. Сегодня в ней нет той чопорности и манеры поминутно оскорбляться, как при первой беседе в конторе. Но какая-то если не театральность, то чрезмерность в выражении чувств продолжает отталкивать Пал Палыча.

– Слезами не поможешь, Галина Степановна, – дежурно говорит он, выдержав короткую паузу.

Артамонова отнимает руки от лица и сжимает виски.

– О, я не плачу. Плакать легко! Разве я могу себе позволить… Если б он просто погиб – это можно понять… хотя Толя в совершенстве владел машиной… но смерть не разбирает… Проклятые, проклятые деньги! Любая смерть лучше, чем бесчестье!

– Галина Степановна, услыхав про деньги, вы сразу сказали «чужие». О ком вы подумали?

Женщина молчит, потупясь…

Перед мысленным ее взором возникает эпизод из прошлого. Она держит двумя пальцами пачку купюр – на отлете, со страхом и гадливостью.

– Толя, я чистила твою куртку, и вот выпало…

Артамонов, смотревший по телевизору футбольный матч, оглянулся, пережил мгновение паники, затем протянул с почти натуральной беспечностью:

– А-а… это не мои, Галочка. Один тут просил достать запчасти.

– Поклянись, что Антон ни при чем!

– Антон? Клянусь, чем хочешь!

– Прости, Толя. Я вдруг подумала… Прости…

Артамонова поднимает глаза на Пал Палыча.

– Умоляю, избавьте меня от этого вопроса! Я не могу.

* * *

Томин тем временем беседует с Алексеем Прокопычем, сидя в скверике. Старик держится обходительно и улыбчиво, припрятав свое раздражение.

– Вашей собачке, по-моему, год или около того? – говорит Томин.

– Около того.

– Значит, из конторы по починке времени вы три года как уволились. Но с Артамоновым поддерживали контакты?

– Ах, инспектор, собачка довольно маленькая, верно? До слона каких размеров и какого назначения вы намерены ее раздуть?