Текст книги "Следствие ведут знатоки"

Автор книги: Александр Лавров

Соавторы: Ольга Лаврова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 103 страниц)

9

Трое парней-топориков стоят курят, скучают.

Появляется Леша, несет в авоське бутылки с молоком. Поодаль за ним следует Виктор. Парни дают Леше приблизиться.

– Глядите, Леха-Ледокол плывет!

– А где ж твоя флотилия?

Леша оценивает обстановку.

– На приколе.

– Ходят слухи, он задается! – не отстают парни.

– Ходят слухи, она стал очень смелый!

– Соответствует действительности, – говорит Леша.

– Ах, как он грубо разговаривает! Ах, я боюсь.

– Ты что же ребенка обижаешь, Ледокол? За это можно и схлопотать.

– Вообще-то, я против вас ничего не имею. Но, если охота, готов, – он отступает на шаг, аккуратно ставит авоську и принимает боксерскую стойку.

Виктор наблюдает.

– Слыхал? – балаганит парень. – Он на все готов!

– Это очень опасно.

– Для него, разумеется.

– Учтите, бью первым. Такой принцип.

– Ах у него еще и принципы!

Парни надвигаются на Лешу. Короткая схватка, в результате которой один падает, другой хватается за скулу, третий в замешательстве отступает.

– Удар! Еще удар! – «болеет» Виктор.

– Могу быть свободным? – бравирует Леша. – Или желаете еще по порции?

– Отвесь им, отвесь посочней! С горошком! – подзуживает Виктор.

– По-моему, уж сыты.

– В следующий раз возьмем нож и вилку, аппетит будет лучше, – обещают побитые.

Виктор уважительно подает Леше авоську.

– Лихо!

Тот забирает авоську и двигается дальше. Виктор идет рядом.

– Первый разряд?

– Был одно время.

– Бокс – штука полезная. Но на улице может подвести.

– До сих пор служил.

– Это пока до серьеза не дошло.

– Что вы подразумеваете под «серьезом»?

– Видишь ли, парень… тебя Лехой звать? Может, будем знакомы? Виктор. – Обменивается рукопожатием с несколько озадаченным Лешей. – Сцепился ты, Леха, со шпаной, они теперь не забудут. Про ножик-то с вилкой поминали не зря.

– Да это треп.

– Сегодня треп – завтра серьез. Вилку, понятно, дома оставят, а нож возьмут, раз плюнуть. И что ты тогда с одним боксом?

– Ну, самбо я тоже немного знаю.

– А если и они немного знают? С чем ты против них выйдешь? Чтобы наверняка?

– Не на жизнь, а на смерть? – усмехается Леша.

– Вот именно.

– Не собираюсь.

– Не зарекайся, Леха. Прицепятся всей кодлой, а тебе характер не позволит хвост поджать, я же вижу.

– И что вы предлагаете? Есть продажный пулемет? Дымовые шашки?

– Три-четыре спецприема могу показать с удовольствием, потренируемся. Будут отлетать, как жареные.

– С какой стати подобная благотворительность?

– А что особенного? Понравилось, как держался, жаль, если дуриком покалечат.

Кибрит «принимает» Пал Палыча и Томина в лаборатории.

– Ну, Шурик, ты не зря ползал под лопухами, а Марина не зря сидела в пулегильзотеке. У пистолета бурное прошлое. Впервые он зарегистрирован как орудие преступления тридцать лет назад.

Томин присвистывает.

– Да, в феврале сорок седьмого. При ограблении магазина из него тяжело ранили сторожа. Поймали их… сейчас скажу: – заглядывает в записи: – «Шайка грабителей обезврежена спустя три месяца. По оперативно-розыскным данным, стрелял один из осужденных – И. Бондарь». Но твердо доказать это не удалось, и «ТТ» не нашли.

– А откуда он первоначально? Неизвестно?

– Значится как утерянный.

– Значится… это допускает разнообразную трактовку.

– Через тридцать лет что гадать, – говорит Пал Палыч. – Дальше, Зиночка?

– Дальше год пятьдесят девятый. Убийство. Дело не раскрыто. Затем семидесятый год. Убийство. Сводили свои уголовные счеты. По подозрению арестовали двоих, в том числе…

– Снова Бондаря! – догадливо восклицает Томин.

– Да, он тогда с год как освободился. И опять-таки были сведения, что он – главная фигура. Но соучастник принял вину целиком. Бондаря осудили за недоносительство.

– Если позже ни на чем не попался, то давненько гуляет на воле, – Пал Палыч оборачивается к Томину: тебе, дескать, карты в руки.

– Задача ясна, – кивает Томин. – Найти гуляющего Бондаря и проводить в твой кабинет. Ох вы, ноги мои, ноги, почему вас только две?.. А вдруг Бондарь – двоюродный дядя кассирши?

– Еще бы! – посмеивается Кибрит.

– Зинаида, пятнадцать секунд в месяц я имею право помечтать?

– Мечтай. Засекаю время, – она следит по часам. – Все, Шурик.

– Уже? – Томин поднимается. – Точные данные о Бондаре?

– Отдала справку печатать. Зайди в машбюро.

Томин весело подмигивает Пал Палычу:

– Утешаюсь злорадной мыслью, что тебе тоже предстоит пошевелиться. В частности, контакты с отделением…

– Понял, Саша, на мне.

– Видите, Ниночка, как мы скоро встретились. И на сугубо криминалистической почве.

– Скоро? – вырывается у Нины.

– Конечно. Прошло ведь месяца четыре?

– Целых пять с половиной! И вы даже не позвонили, – тихонько заканчивает она.

– Каюсь, замотался. А почему вы – Нина? От Антонины, скорей, Тоня.

– Девчонкой больше нравилось Нина, ну и прилипло. Но вы как хотите.

– Тоня… Нина… – пробует Знаменский на язык. – Ладно, решим. Рассказывайте, как вам работается.

– Ничего пока не выходит, Пал Палыч, замучилась.

– Не заметно, вид оживленный.

– Это потому что… просто рада вам. А с работой плохо. Про меня говорят: «Тетя маленьких не обижает, а больших сама боится».

– А я вам прибавлю забот.

– Догадываюсь. Конечно, тайком стрелять голубей – это ребята дорвались, не взрослое занятие. Но что пистолет тот же самый… как это возможно, Пал Палыч?

– Не знаю. По фотографии продавщица предположительно опознала Бондаря…. И голуби застрелены из пистолета Бондаря. А уж откуда он у детей… от «взяли без спросу» и до того, что кто-то дал разок побаловаться… с целью втянуть потом в какое-нибудь… Не знаю. Нужно искать подростков, которые имеют контакты с уголовниками. Семейные, соседские.

– По нашей картотеке – прямых контактов нет. Что до собственных впечатлений, то пока… – девушка виновато улыбается. – Плохая я вам помощница.

– Ладно, Нина-Тоня, будем знакомиться с вашими подопечными живьем.

Знаменский подходит к окну, словно обозревая будущее поле деятельности. Нина тоже подходит к окну и зябко запахивает жакет.

– Страшно подумать: вдруг кто-то и сейчас ходит с пистолетом в кармане. Две пули – в птиц. В кого третья?

– Надо успеть до третьего выстрела.

10

Леша с сестрой сидят буквально под забором, на сухой и жесткой траве – траве пустырей. Забор отделяет «их» двор от соседнего.

– Да не мешай ты себе жить, Натка! Чего ты боишься?

– Этот пистолет – вы от него ошалели. И вообще, с тех пор, как ты ушел из спорта…

– Не деликатничай, из спорта я не уходил. Меня ушли.

– Ну верно, тебя ушли – и ушли несправедливо. Но нельзя же со зла драться непрерывно! Вчера дрался, позавчера дрался, сегодня еще нет, но до ночи далеко.

– Сами лезут.

– Тебе последние дни хочется, чтобы лезли! Хочется покрасоваться перед этим Виктором. Скажи на милость, что он такое и зачем?

Как всегда, она первой слышит приближение друзей и еще издали встречает их вопросом:

– Что вы думаете о Викторе?

– Староват, правда, но ничего, не зануда, – высказывается Сенька.

– Местами даже занятен, – вторит Миша. – Есть конкретные претензии?

– Он слишком от обезьяны.

– Все-таки ты чистюля, Натка! – вскакивает Леша. – Мы закисаем в собственном соку. Почему не поконтактировать со свежим человеком?

– По-моему, к Виктору надо подходить потребительски, – рассуждает Миша. – Брать, что можно. Кое-что он знает, кое-что умеет. Леху тренирует, рассказывает довольно любопытные истории…

– Половину врет.

Сенька косится лукаво:

– Просто ты злишься, что он зовет тебя куколкой.

– Ставлю вопрос на голосование, – гнет свое Наташа.

– В какой формулировке? – деловито осведомляется «председатель».

– Мы прекращаем сближение с Виктором.

– «За»? «Против»?

Ребята голосуют «против». Наташа передергивает плечами:

– Легок на помине, рекомендую!

Приметная спина, которую Виктор видел после выстрелов, была Лешина спина. И Виктор вовсю обхаживает ребят. Он манит их в пустой дом, к ветхой деревянной лестнице, ведущей на второй этаж.

– А ну, кто пройдет и не скрипнет? – предлагает он.

Леша, посмеиваясь, поднимается. Лестница отчаянно скрипит.

– Двойка, – оценивает Виктор.

– Хорошо еще, не развалилась, – Леша трогает шатучие перила.

– Сэм, давай.

Стараясь ступать осторожно, идет Миша.

– Три с минусом. Ну-ка, Гвоздик.

Сенька крадется на цыпочках. Лестница упрямо скрипит. Все смеются.

– Плохо, ребятки. Утиль. Слушайте – не услышите.

Двигаясь по самому краю ступенек, Виктор бесшумно поднимается на второй этаж, где ребята встречают его аплодисментами.

– Конечно, если знать секрет… – скептически говорит снизу Наташа.

– А ты попробуй, – подзадоривает Виктор.

Наташа повторяет маневр Виктора. Лестница поскрипывает, но тихонько.

– Молодец, куколка, соображаешь!

Галдя, ребята спускаются вниз, а Сенька шепчет:

– Витя, не зови ее куколкой, она злится.

Во дворе Виктор усаживается на лавочку и закуривает.

– Зря не употребляете: копченое мясо дольше не портится.

Леша глядит на соседний дом.

– Давно ль мы с Фитильком ставили антенну, а уже покосилась.

– Дома знают, что в них больше не будут жить. Как только уходят люди, они начинают разваливаться сами собой… – задумчиво говорит Наташа.

– Это который Фитилек? – выясняет Виктор.

– Вы его не видели.

– Натка, что ты все «выкаешь»? – обижается Виктор.

– Я с вами на брудершафт не пила.

– Но ведь мы друзья? Я так считаю, что друзья. А, Леха? Отчаянный у тебя братишка. Прет безо всякого, один против троих!

– Бывало и жарче. Хук справа, хук слева, двое лежат, трое сидят, шестой бежит менять штанишки!

– А тебя исключают из спортшколы, – по-маминому поджимает губы Наташа.

– По какой же, так сказать, статье? – Виктору все надо знать.

– Применение профессиональных приемов в драке.

– Ну и что?

– Нет, ну, формально говоря, правильно, но там были такие обстоятельства, что если бы разобрались по совести…

– Да плюнь ты, Леха! Плюнь и разотри, – обнимает его за плечи Виктор.

– А я и плюю.

– На словах. А надо набрать полон рот слюней – и на всех… Тогда вместо переживаний будешь иметь удовольствие.

– Абсолютно на всех? – колко произносит Наташа.

– Нет, ну… с разбором, конечно. Конечно, на друзей, например, плевать не стоит, вы же понимаете, о чем речь… Ладно, нате вам еще одну задачку. Нужно до зарезу попасть вон туда, на второй этаж. А ключа нет. Допустим, потеряли. Какие будут мнения?

– Раздобыть по сходной цене пару крыльев, – говорит Леша.

Миша более изобретателен:

– Лечь под асфальтовый каток, стать как блин, и попросить соседей, чтоб сунули под дверь.

– Не ломайте голову, я звоню в ЖЭК и вызываю слесаря, – обрывает Наташа.

– А дело вечером, слесарь уже культурно отдыхает. – Виктор скидывает пиджак, подходит к растущему рядом с домом дереву, подпрыгивает, ухватывается за нижний сук и быстро лезет вверх.

Леша следит недоверчиво. Миша – с интересом, Сенька – завистливо, Наташа – с нарастающим страхом.

– Виктор, не надо! – не выдерживает она. – Ой, сейчас упадет!..

А Виктор уже в верхнем окне:

– Оп-ля, и готово!

– Надо попробовать! – загорается Сенька.

– Сеня, не смей!

– Он сумел, чем мы хуже?

– Леша, не позволяй ему!

Леша берет сторону сестры:

– Гвоздик, вобью.

Парк – удобное место для встреч.

Бондарь черпает ложкой раскисшее мороженое, смотрит на Виктора с раздражением.

– Мою науку на сопляков тратишь. Массовик-затейник!

– Нет, маэстро, я на правильном пути. Им интересно, и они у меня морально разлагаются.

– Если интересно, бери круче. Не знаешь, как сделать, что ли? Вечерком, по холодку, гуляючи. «А ну-ка, ребятки, попугаем вон ту дуру. Раз-два, за мной!» И сам на бегу сумочку у нее – хоп. Отдышались немножко: давайте, мол, делить выигрыш. Оглянуться не успели, как стали участниками преступления. Тут их и прижать, чтобы выложили пушку.

– Не выйдет, маэстро, – вздыхает Виктор. – Не простые ребята, языкатые. Мудреные словечки любят. Не всегда и поймешь.

– Значит, культуры не хватает! Анекдот получается: нашему брату стала культура нужна! Ты хоть уверен, что «ТТ» у них?

– Уже прямо при мне помянули.

– В открытую?!

– С хитростью. Думают, я не пойму. Девчонка что-то брату сказала, а он говорит: «Тотоша лежит дома». Я дурачком таким спрашиваю: «Заболел?» – А другой отвечает: «Нет, наш Тотоша – железный малый, но ему вреден солнечный свет».

– «Наш Тотоша»!.. – взъярившийся Бондарь даже тряхнул зонт, под которым они сидят. – Котята паршивые. Всех бы в один мешок. Значит, они с ним не ходят?

– Каждый раз щупаю.

– Вот что, помощничек дорогой, брось-ка ты культуру и всякие церемонии. Поставь пацанов в такое положение, чтобы им понадобилось с пистолетом ходить!

11

Под вечер Сенька возвращается домой. Входит в комнату, принюхивается. Мать, пригорюнившись, сидит без дела.

– Отец был?

– Уже сказали?

– Нет – накурено. В соответствующем виде?

– Трезвый. – Она уходит и приносит Сеньке ужин. – Только винегрет, Сеня. Зато чай будет с тортом.

– С каким?

– Не смотрела. Наверно, твой любимый. Он помнит.

– Совсем трезвый?

– Недавно из больницы. Теперь долго даже в рот брать нельзя. Не пересолила я?

– Нормально, – Сенька уписывает винегрет. – Сто лет его не видел, с самой зимы. Ничего он?

– Ничего, Сеня, поправился. Помолодел даже.

– Может, совсем вылечили?

– Дай, бог…

– А как он вообще?

– Работает. На прежней должности. Денег принес.

– Не взяла?

– Взяла уж, Сеня. Трезвого неловко обижать.

– Что он меня не подождал?

– Да так… Ты сам навести, Сеня. Я обещала, что навестишь.

– Ма, обратно звал, да?

– Теперь поздно, Сеня. Зови – не зови…

– Если он не пьет… Когда не пил, он был ничего, а?.. Ты надрываешься за жилплощадь, а там квартира пустует.

Гвоздарева пытается отделаться шуткой:

– Там тоже работы полно: пять окон мыть, да ковры…

– Сравнила! Рассуждаешь, просто как девчонка!

– Чайник поставлю… – растерянно говорит Гвоздарева.

Возвращается она и с большим тортом, опускает его на стол и обнимает сзади сына.

– Сеня, родненький, прости ты меня… Конечно, отец нужен, надо было терпеть, да … не люблю я его.

– Ну ладно, ладно. Не любишь, как хочешь… – он легонько отталкивает ее. – Вышла бы замуж за другого, что ли. Пока не очень старая.

– За кого?

– Хоть за начальника ЖЭКа. Он, правда, зануда, но пережить можно.

У Гвоздаревой высыхают ресницы, губы дрожат в улыбке.

– Сеня, да он женатый! На что это ты родную мать подучаешь?

– Подумаешь! Я бы на твоем месте отбил у какой-нибудь, да и неженатые есть. Ну чего смеешься?

– Сенечка, хватит с меня одного раза. Вот так хватит!

– Ладно, как хочешь… Только противно, что выдумывают…

– Они не со зла, Сеня. Просто понять не могут, зачем это от мужа уходить, который обеспечивает. Ну их! Давай чай пить!

Сенька машет рукой и открывает коробку с тортом.

– Обалдеть!

И тут – звонок. Гвоздарева отпирает, в дверях стоят Нина и Знаменский в форме.

– Здравствуйте. Можно?

– Пожалуйста. Проходите, – как дворника вид милицейской формы Гвоздареву не пугает.

Все входят в комнату.

– Мы хотели бы с вами побеседовать, – говорит Нина.

– Сеня не помешает?

– Напротив, разговор о нем.

– О нем?!

– Нет-нет, ничего не случилось. Я новый инспектор по работе с несовершеннолетними, решила познакомиться с ребятами поближе, в домашней обстановке. Антонина Васильевна. А это Знаменский, Пал Палыч.

– Александра Владимировна, – представляется Гвоздарева и подает руку Нине, затем с вопросительным выражением – Знаменскому.

– Я – следователь и занимаюсь одним происшествие в ваших краях. Вдруг случайно выявятся новые свидетели, – поясняет он.

– Сенька, по прозванию Гвоздик, – нервно заключает церемонию Сенька.

– Да присаживайтесь, что ж мы стоим.

Нина достает записную книжку, куда вносит при разговоре короткие пометки. Пал Палыч пристраивается в сторонке.

– Как ты кончил учебный год? – спрашивает Нина.

– Нормально.

– По литературе едва на тройку вытянул, – честно уточняет Гвоздарева.

– Литература, я думаю, милиции не касается.

– Отчего же, Сеня, это характеризует твои интересы. Какой кружок ты бы стал посещать?

– Автомобильный. «Мерседес» на днях покупаю, права нужны. Ой, чайник сбежал! – бормочет он под внимательным взглядом Знаменского и удирает на кухню.

– Вечно перед чужими ершится, – извиняется Гвоздарева.

– Большие трудности с его воспитанием?

– Да как сказать?.. Озорной, конечно. Но у нас не поймешь теперь, кто кого и воспитывает: он тоже меня жить учит. У него тоже трудности.

Улыбка у Гвоздаревой хорошая, Нина охотно улыбается в ответ. Возвращается Сенька.

– Сеня, кто твои друзья? С кем чаще встречаешься?

– С кем придется.

– Сейчас его компания – Терентьевы да Миша Мухин. Остальные разъехались.

– Ма, ведь не тебя спрашивают.

– Терентьевы – это брат с сестрой?

И снова отвечает Гвоздарева:

– Да. Леша и Наташа.

– Сеня, они хорошие ребята?

– Друзья должны быть интересные, – подчеркивает Сенька.

– Хорошие – не обязательно?

– Обязательно – надежные!

Сеньку не занимает Нина с ее «детским лепетом»; внимание мальчика приковывает следователь, тем более, что он откровенно его разглядывает.

– А вы вопросов не задаете? – идет Сенька в разведку.

– Присматриваюсь, – отзывается Пал Палыч. – Ты для меня загадочная личность.

– Почему?

Знаменский выдерживает тревожную для Сеньки паузу.

– Потому что про тебя есть загадка: «А посредине – гвоздик». Александра Владимировна, недавно было совершено вооруженное ограбление магазина.

– Да, Миронов – участковый рассказывал.

– Сверх этого вы ничего не слышали?

– Нет.

– А ты, Сеня?

– Его поймали?.. – жарко выдыхает Сенька.

Следующий визит – к Мухиным. Самого Миши нет, но зато дома Мухин-отец, бригадир поездных проводников.

Беседуют об ограблении магазина, Мухин выдвигает ряд нелепых версий и предлагает практическую помощь.

– Когда же тебе-то? Дома почти не бываешь! – машет руками жена.

– Я на линии Москва – Владивосток, – вносит ясность Мухин. – Туда – назад – больше двух недель.

– Значит, воспитание сына в основном на вас? – оборачивается Нина к Мухиной.

– Нет, извиняюсь, тут мое влияние главное. Отец – не мать. Парень меня уважает.

– И-и, никогошеньки он не уважает! – ехидно вставляет дед.

– Это вы, папаша, бросьте, – хмурится Мухин. – Я и всыпать могу и материальными рычагами владею. Он вон книжки собирает, а книжки денег стоят. Как меня не уважать, если я хочу – дам, хочу – не дам?

– Есть трудности с воспитанием Миши? – Нина принимается за свой вопросник.

– Кругом трудности. Постричься, и то не допросишься!

– Тут Ксюша права. Трудности имеются. Но, я бы сказал… – Мухин подыскивает слово, – рядового порядка.

– А как учится? – осведомляется Знаменский от стеллажей, где пестрит корешками обширная библиотека.

– Способный парень. Все на свете знает, даже на удивление! – самодовольно говорит Мухин. – Да что же мы разговариваем всухомятку? Соорудить бы чего-нибудь.

– Извините, мы на работе.

– Так хоть чайку, а? Пока Мишу дожидаетесь.

– Как, Антонина Васильевна? – советуется Знаменский.

У той еще во рту сладость от гвоздаревского торта, но она покорно разводит руками. Мухина обрадованно убегает хлопотать. Дед солидно откашливается:

– В мое время – не в обиду вам, конечно, – приходит, бывало, околоточный либо квартальный, так ему непременно на подносе – стопка и ассигнация. Он и не мыслил, чтобы отказываться. А озорства, между прочим, меньше было!..

Громко хлопает входная дверь, и появляется Миша. При виде гостей настороженно останавливается.

– Добрый вечер.

Мухин делает свирепое лицо.

– Милиция в доме. Ясно? Думаешь, все шито-крыто? Выплыли твои штучки, придется ответ держать!

Миша зыркает на деда, тот подмигивает, давая понять, что розыгрыш.

– Минутку, сейчас соберу вещи и сухари.

Знаменский тотчас улавливает привычный Мише тон.

– Если кроме сухарей я разрешу взять три книжки, какие возьмешь?

– «Сумму технологии» Лема, «Алису в стране чудес»… и отрывной календарь для женщин, – полупоклон в сторону Нины.

– Любимое изречение?

– Жизнь дается человеку один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно. Конец цитаты.

– Хм… И каковы отношения с преподавателем литературы?

– Пакт о ненападении.

– Какое качество ты ценишь больше всего?

– Не быть как все.

– Книги в основном твои?

– У меня большая информационная емкость.

– Проверим. Кто такой Джо Луис?

– Довоенный чемпион мира по боксу.

– Когда пала Бастилия?

– В 1789 году.

– Чему равен аршин?

– Семьдесят один сантиметр.

– В какую сторону выбрасывается гильза у пистолета?

– Вправо.

– Кроме «Вальтера» тридцать восьмого года. У того – влево. Это чтобы ты мог блеснуть при случае эрудицией.

Насчет «Вальтера» – для отвода глаз, чтобы диалог не закончился на вопросе, к которому Знаменский вел.