Текст книги "Следствие ведут знатоки"

Автор книги: Александр Лавров

Соавторы: Ольга Лаврова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 94 (всего у книги 103 страниц)

Он выхватил пистолет раньше, чем они успели со своими ножами. Потом сел в машину и погнал, высматривая телефон-автомат.

Набрал первый номер. Недоверчиво послушал длинные гудки: кто-то обязательно должен был ответить. Набрал второй телефон – сразу отозвался казенный чужой голос: «Вас слушают».

Каменея лицом, он нажал рычаг и в последний раз набрал семь цифр. Длинные гудки. И здесь длинные гудки?! Даже сторожа нет?

– Але, – наконец прозвучал старческий тенорок.

– Крушанского, Феликса, кого-нибудь! – распорядился Коваль.

– Нету. Никого нету. Арестовали всех.

Он сразу поверил, что не ослышался. И сразу, не выходя из будки, позвонил совсем в другое место «аварийному» человеку, которому сказал только:

– Мне нужен билет… Пока.

Потом вернулся к машине. Вспорол обивку под задним сиденьем. Вынул оттуда кейс. Захлопнул дверцу и направился прочь.

…Перед самой отправкой он сел в международный экспресс под хрип диктора: «Провожающих поезд Москва – Вена просят покинуть вагоны». Пистолет, завернутый в газету, остался в вокзальной урне…

Коваль отрывается от воспоминаний. Он стоит на мостике, по набережной катят иномарки, под мостиком течет Яуза.

Если следовать примете, Ковалю должно бы икаться, потому что Ландышев весьма энергично его поминает недобрым словом. И хочется ему с кем-то душу отвести, но как это сделаешь? Ведь никому не доверяешь! Только Руслану, пожалуй. Руслан при Ландышеве на такой должности, что коли и ему не верить, то от нервов раньше помрешь, чем от пули.

– Руслан! – рявкает бывший доцент и вместе с ним затворяется в кабинете.

– Слушай, не нравится мне все-таки третейский судья. Я рассчитывал с ним общий язык найти. Шпрехен зи дойч и все такое. А теперь боюсь, как бы с Авдеевым не стакнулся. Как их контролировать?

Руслан слушает с интересом. Для него Коваль не просто кто-то там, а прежний босс. Руслан сохранил остатки былой преданности и уважительного страха. Он мнется, но преодолевает колебания – надо угождать нынешнему хозяину.

– Давайте Катерину к нему подошлем, – предлагает он. – То да се. А заодно пятое-десятое. Долго ли «жучок» поставить.

Ландышев на лету схватывает поданную идею.

– Позови ко мне Катьку! – приказывает он секретарше в переговорник.

Офис у Ландышева невелик, но и не мал. В большой комнате за столами, оснащенными современной конторской техникой, обычно работает человек восемь, преимущественно женщины, и преимущественно хорошенькие. Среди них Римма Анатольевна самая старшая. Сейчас часть столов пуста, но оставлены какие-то вещи; люди просто отошли на перерыв.

Секретарша зовет:

– Катерина, к боссу.

– Я обедаю, – отвечает Катерина – бойкая девушка с налетом вульгарности, которая смягчается ее молодостью и привлекательностью. Она увлеченно играет в компьютерную игру.

– Прекрати свои штучки.

Катерина нехотя встает из-за своего компьютера и, вертя попкой, направляется к начальству.

– Катька, тебе боевое задание, – встречает ее Ландышев. – Надо окучить одного иностранного хмыря.

– Пожа-алуйста, – отзывается она не моргнув глазом. – Только я языков не знаю.

– Хмырь из русских. – Ландышев оборачивается к Руслану: – Думаешь, клюнет?

Тот всматривается в лицо девушки и заверяет Ландышева:

– Клюнет. Только макияжа поменьше.

– Значит, так, Катька. Валяй на полную катушку, – инструктирует Ландышев. – И то и се, и пятое-десятое, ну… в общем, не тебя учить. И в номере у него поставишь технику – Руслан покажет.

Катерина заданием не смущается. Не потому, что очень развратная, просто считает, что надо быть современной, то есть не придавать серьезного значения ничему, тем более постельному вопросу.

– Как оплатите? – торгуется она. Самое смешное, что на деньги Катерина не жадная. Беззаботно живет себе от получки до получки, хватает. Но деньги – это опять-таки современно, все всё продают, все должно быть оплачено. Если бы было модно беречь честь смолоду, то и Катерина бы берегла.

– В койку уложишь – тринадцатую зарплату выдам, – хмыкает Ландышев. – Если что с него получишь – не отниму.

Между тем Римма Анатольевна – ныне тайный агент Интерпола – поводит чутким носом в сторону кабинета Ландышева. Она и по натуре любопытна, да еще озабочена сбором информации. Тут годятся любые новости, слушки и сплетни. Что это за длинный разговор у шефа с Катькой? Что они могут обсуждать? Может быть, девочке дают выволочку?

Наконец появляется Катерина в сопровождении Руслана.

– Только не болтай, – говорит он ей.

Девушка возвращается к своему столу. Руслан медлит, провожая ее задумчивым взглядом, честно говоря, ему неловко.

– На тебя Руслан глаз положил, – перехватывает Катерину Римма Анатольевна.

– Да ну! – отрицает та.

– Смотри, шеф приревнует.

– Да он уже на Светку перевесился! – беспечно сообщает девушка.

– Правда? Как я отстала от жизни, – посмеивается над собой Римма Анатольевна и, завидя секретаршу, устремляется в курилку. Катьке сказано не болтать, ну и ладно, есть еще кое-кто, кого можно повыспросить. Женщины оживленно шушукаются. А затем Римма Анатольевна звонит по предложенной Томиным схеме: два раза по три гудка. Назначена встреча через час.

На сей раз Томин явился первым и ждет за столиком, мусоля стакан сока. Римма Анатольевна подходит поспешно и сразу начинает рассказывать:

– Кто-то приехал к боссу из-за рубежа. По делам.

– Когда?

– Дня два.

– Не раньше?

– Нет-нет, совсем недавно. Говорят, из Австрии.

– Так… – Томин оценил новость. – Они встречались?

– Этого не знаю. Знаю, что он в гостинице «Советская» и что босс из-за него нервничает. Все. Бегу.

Официант, собравшийся было обслужить посетительницу, вяло останавливается на полдороге. Томин ставит липкий стакан и берется за мобильник. Нынче многое можно сделать, не бегая ногами.

Дальнейшие сведения о приезжем он уже сам излагает Знаменскому:

– Некто Янов Максим Алексеевич. Прибыл из Вены, – нажимает Томин голосом.

– Дублер Нуриева? – предполагает Пал Палыч.

– Думаю, да. Я так и ждал, что Мокрый Ландышева не оставит. И он поторопился нам помочь.

– Погоди, Саша, погоди.

– Да уж очень все одно к одному!

– Бывает и одно к другому, – проявляет Знаменский некоторый скепсис.

– Паша, я что получил, то в клювике и принес. Будем его прокачивать. Но надо за Яновым приглядеть.

– Спору нет, – соглашается Знаменский. – Поручу хорошим людям.

– Отель «Советский», номер двести восемь, – сообщает Томин и делает движение уйти: пора заскочить в «ихнее бюро».

– Постой, Саша. Я хочу вызвать Ландышева, поприжать его на допросе, помотать нервы. Есть предлог на него посмотреть.

– Какой? – удивляется Томин.

Пал Палыч кладет руку на стопку папок, старается изложить покороче, раз другу некогда.

– Да крутится одно подозрение… по другому поводу. Я забрал в свое производство десяток дел по грабежам на дорогах. Нередки нападения на машины с ценными грузами.

– Ну и что?

– На машины, застрахованные Ландышевым, нападений нет.

– M-м… – начинает догадываться Томин. – Тогда стоит потолковать и с его клиентами. Только, знаешь, сначала взгляну-ка я на него живьем.

Все работают – Прекрасная Татьяна гуляет по зоопарку. Ну, не совсем гуляет, в принципе она при деле, даже можно сказать, она тут по службе: Пал Палыч просил покопать насчет усыпляющих ампул. А раз попросил Пал Палыч, то она расстарается. К Пал Палычу она питает слабость, но пока тайную.

Пал Палыч волновал ее воображение задолго до того, как они впервые увиделись. Ей повезло разговорить Кибрит, и та порассказала немало впечатляющего и… заразила Татьяну собственной влюбленностью в друзей.

И все же Татьяне трудно было поверить в Знаменского. В Томина проще – остряк, актер, прирожденный опер, гений сыска; сам в тридцать три узла завяжется и окружающих завяжет, но добьется успеха. Что ж, бывают самородки.

Но Пал Палыч… Абсолютная неподкупность? Редкостная доброта? Проницательный ум? Психологическая грамотность? Умение строить сложные безошибочные допросы, и притом отказ от любых обманов? Рыцарь без страха и упрека? И неженат? Такие встречаются на свете?

Китаева еще не приняла окончательного решения по теме «Пал Палыч». Вопрос находится в стадии пристального рассмотрения. А пока она неспешным шагом двигается от вольера к вольеру.

Заметно, что некоторые животные вызывают у нее особую симпатию. Воровато оглянувшись, она сует, например, печенье слюнявому буйволу, который клянчит у сетки. Следующие ее любимцы – хищники. Когда их удается увидеть – Татьяна ест зверей глазами: какая сила, какая пластика! Но вот один из вольеров пуст, сколько ни смотри.

В вольере с надписью «Тигрица уссурийская…» пусто.

– А что с тигрицей? – интересуется Китаева у проходящего мимо молодого служителя. – Не заболела?

– Вы ей что, родня? – заигрывает тот.

– В какой-то мере, конечно, – Китаева окидывает его царственным взором.

Парень слегка «контужен».

– Операцию ей собираются делать, – и он долго смотрит вслед женщине.

А та направляется в ветчасть зоопарка про ампулы, а заодно и про тигрицу спросить.

У Томина сказано – сделано. Он уже сидит в офисе Ландышева, в комнате охраны. Играет в очко с двумя охранниками и Русланом, который держит банк.

– Еще одну, – говорит Томин, посмотрев на карту. – А какая у вас охрана грузов?

– Нормальная, – неопределенно поясняет Руслан. – Еще берешь?

– Хватит. Себе. Ребята с оружием?

– Ну!

– Какое оружие?

– Нормальное. Раскроемся? – Лезет в карман: там пищит телефон. – Босс подъезжает, – говорит он охранникам.

Те торопятся выйти.

– Торжественная встреча? – усмехается Томин.

– Всегда, – усмехается в ответ Руслан.

Карты раскрыты. Руслан забирает выигрыш…

…Ландышев с Томиным на «ты», но долго разглядывает его визитку.

– Что за фирма? Я не слышал.

– Недавно зарегистрировали. В офшоре.

Томин спокоен: разговоры не опасны. Была проведена ловкая оперативная комбинация через третьи руки, и в результате известный авторитет попросил Ландышева «помочь Саше». Бывший доцент просто цену набивает.

– В офшоре… – с удовольствием повторяет он. – Ну, раз Магомедов тебя рекомендует… Что повезешь?

– Разный груз. Он – разный.

– Конкретно?

– Это играет роль?

– Для тарифа.

– Бери по высшей ставке и не лезь в наши ящики.

– Лады. Откуда куда?

– Из Ростова в Грозный, точнее, в окрестности.

Ландышев присвистывает.

– Вона! Это будет тройной тариф.

– Не беспокоит.

– Кто получатель?

– Я сам поеду, нас на месте встретит кто надо.

– Допустим. Расчет налом.

– Разве я похож на кидалу? Мне только лучших охранников дай.

– Конечно, конечно.

– Кстати, должен познакомиться с условиями договора об охране.

– Они не разглашаются.

– Но для клиента?! – негодует Томин.

– Только после предоплаты. В твоем случае – восемьдесят процентов, Александр.

Томин и здесь легендирует себя под своим именем. Так не грозит провал в случае, если кто-то окликнет, а ты автоматом отреагируешь. Если тот, кто по легенде Николай, отзовется на Васю – оно бывало, – ему не поздоровится. Возможен и летальный, по терминологии медиков, исход. В Москве сотни людей, называющих Томина Сашей. А земля, как он любит повторять, до того круглая, где угодно с кем угодно можно столкнуться, не исключая ландышевского кабинета, из которого Томин вынес сложное ощущение: с Ландышевым предстоит повозиться… А вот насчет охраны грузов – это, похоже, полная фикция.

В бытность Крысиным, когда он вел со студентами занятия на тему «Составные части и источники марксизма» или толковал про эмпириокритицизм, Ландышев попал случайно на бега и «заболел» просторным полем, лошадьми, жокеями, разноголосым возбуждением толпы, которое то волнами накатывает, то спадает до следующего круга.

Раза три он побывал тут – на грани риска карьерой. Преподаватель марксизма играет на бегах? За такую формулировку клади партбилет. У них на кафедре был выразительный пример – персональное дело только что «остепенившегося» парня. Обыкновенный кандидатик, держался, как все, но оказалось, таил мечту о красивой жизни. По будням перебивался чайком с баранками, а в воскресенье обедал в «Метрополе», всегда один и подолгу засиживаясь.

Через известное время постоянного посетителя кто надо заметил. Проследили, установили личность и место работы. Сигнализировали в райком. Райком – в партком. В решении записали: «Буржуазное разложение и аморальное поведение». Так что Ландышев, тогдашний Крысин, задушил свою тягу к ипподрому в зародыше. Однако теперь, когда ему не надо было выбиваться в люди по научной части, он регулярно ходил на бега, предпочитая этот, по нынешним временам невинный вид азартной игры всяким боулингам и казино…

…На ипподроме очередной заезд.

Ландышев активно «болеет». Рядом волнуется Руслан и скучают два совершенно равнодушных охранника.

– Ну, ну, ну… Прибавь, прибавь… Ну же!.. Эх! – расстраивается Ландышев.

«Его» лошадь не выиграла.

– Даже ноги замерзли, – жалуется он Руслану. – Я говорю: ноги замерзли.

Руслан достает фляжку. Ландышев рвет билеты и делает несколько глотков, закидывая голову, – фляжка уже наполовину пуста. Мобильный телефон Ландышева сигналит.

– Да?.. А что такое?.. Сейчас подойду, – недовольно отвечает Ландышев.

И пробирается к выходу вместе с Русланом и охранниками. Те держатся близко сзади и спереди, раздвигая встречных. В народе есть на этот случай поговорка: «Шире грязь – навоз ползет».

Ландышева ждет в немноголюдном месте Авдеев.

– Здорово, – Ландышев чуть разомлел от «согревания ног». – Что за спешка?

– Вызывают в МВД, непонятно зачем. Что, если из-за нашего спора?

Ландышев кривит губы. На бега он пришел, чтобы расслабиться, снять напряжение, и на тебе!

– Меня тоже. Тебя когда?

– Завтра в десять.

– Значит, вместе. Я думал, прежняя история… Но раз вместе… надо согласовать показания. Почему ты у меня стал страховаться?

– Репутация надежная, охрана грузов.

– Так. Сколько раз встречались? Кто познакомил?

– Давай решим.

– Ты пришел по объявлению в газете, – решает Ландышев. – Со мной виделся при подписании договора – и всё. Смотри, чего не ляпни в простоте души.

Слышен звон колокола, означающий новый заезд. Ландышев с сожалением оглядывается.

– Мои секреты небольшие. За собой смотри, – огрызается Авдеев.

Слова его усиливают впечатление Ландышева, что компаньон настроен нелояльно.

– Знаешь, – лицемерно начинает он, – может, нам уладить конфликт мирно? Сдался тебе этот народный заседатель.

– Заплатишь страховку?

– Четверть. И скажи большое спасибо.

– Не могу. Пусть как третейский судья решит.

Они прощаются сдержанно-враждебно, и Ландышев сверлит спину Авдеева злыми глазами.

– Видал, как он на него надеется?! – обращается Ландышев к Руслану, который стоял ближе телохранителей и мог слышать разговор. – Ты Катьку натаскал?

Катьку Руслан натаскал, техникой снабдил, и направляется она на «боевое задание»; к своей миссии девушка относится юмористически.

В тяжелых гостиничных дверях коротко препирается со швейцаром, тыча ему под нос папку с документами, и получает доступ внутрь.

– Я от Ландышева. Вам ведь звонили? Можно войти? – щебечет она, с веселым любопытством оглядывая Коваля.

Тот, посторонившись, пропускает ее в номер.

– Я принесла документы. Тяжелая папка. Я немножко отдохну?

Коваль делает приглашающий жест. Катька присаживается на поручень кресла, не поправляя короткой юбчонки. Коваль открывает папку.

– Вы будете читать эти бумаги сейчас?

Глаза у Катерины бесстыжие, откровенные. Коваль приближается, пристально всматривается в ее лицо, отводит волосы со лба. Если б не выражение глаз, то… Он боится себе признаться, кого ему эта девочка напоминает. Ощущение и болезненное, и сладкое, даже пульс зачастил.

– Как тебя зовут?

– Катерина. Катя.

– Зачем тебя прислали?

– Папку передать… – смеется она. – Но если вам скучно…

Коваль отступает колеблясь. Видя это, Катерина нарочито роняет платочек и смотрит вызывающе.

– Подними-ка платочек, – приказывает Коваль.

Она вытаращивается: не ожидала. Но, поиграв в «гляделки», все же подчиняется.

– Утри нос и иди в постель, – говорит Коваль и указывает на спальню.

А в постели весь смех с Катерины сходит. Она шалеет от его рук, она обнаруживает в себе неведомую пылкость. И после удивленными, сияющими глазами следит за Ковалем.

Как неожиданно обернулось «боевое задание».

– Какой ты… – говорит она. – Ласковый… У тебя давно не было русской женщины?

– Русские женщины теперь везде есть, – отзывается он и думает: «Дурашка. Сладкая маленькая дурашка…»

Она уезжает из гостиницы как барыня на вызванном такси, ночь спит без задних ног, а утро наступает такое лучезарное – под стать настроению, – что кажется, впереди сплошной праздник. Однако надо на работу.

При входе в офис – комната, где собираются охранники. Там сейчас и Руслан. Дверь открыта, Руслану виден коридор.

– Катерина! – окликает он и выходит. – Как вчера наш гость?

– Нормально. – Удобное словечко, им всегда можно прикрыться.

– Не староват?

– Тебе бы его старость! – насмешливо осаживает его девушка и цокает дальше каблучками.

Руслан доволен: стало быть, в порядке Олег Иванович, не укатали крутые горки. Вот бы сесть, поговорить, вспомнить былое! Но раз он – Янов, то нельзя, еще навредишь, пожалуй. Может, ему… может, себе. Он не обрадуется свидетелю. А что касается прослушивания – не маленький он, поостережется.

Пока Руслан это думает, Коваль осматривает свой номер. С помощью специального приборчика через некоторое время обнаруживает «жучка».

Держит в руке, раздумывает – и прикрепляет обратно. Пусть будет, что Катька хорошо исполнила поручение.

Китаева по тихой пешеходной улице приближается к заведению под вывеской «Дом красоты». Тут тебе и аэробика, и косметические процедуры. Это нужно каждый день. Она взглядывает на часы, звонит по мобильнику:

– Горветинспекция? С кем говорю?.. Из МВД России капитан Китаева. Проконсультируйте, пожалуйста, как-то учитывается расход усыпляющих ампул для животных?.. Для крупных… – Некоторое время слушает. – Значит, нет. Спасибо.

Ничего с этими ампулами не получается. Никаких концов. Что-то плохо она помогает Пал Палычу, совестно немножко.

Кабинет у Знаменского хороший, даже Томину по французским меркам понравился. Все как надо, все под рукой, но абсолютно ничего лишнего, глазу, что называется, не на чем отдохнуть. Это не случайно и не потому, что Пал Палыч обожает казенщину. Просто он не только руководит, но и допрашивает. А помещение, где идут допросы, должно быть голым.

Если на стене висит какой-нибудь, скажем, пейзаж, то независимо от качества живописи допрашиваемый при жестком нажиме может использовать картину, чтобы «уходить» в нее от следователя. Тот наседает: где ты стоял? Когда выстрелил? А подозреваемый мысленно бредет по полевой дорожке, ромашки разглядывает, следователь выпустил его из зоны психологического контроля. Иному хватает незатейливой вазы, чтобы ускользнуть в созерцание…

В группе Знаменского сегодня череда допросов: все брошены на клиентов Ландышева. Задача: выяснить, что представляет собой на деле его страховка.

Знаменский, сидя у себя, находится в курсе событий, благо в каждой комнате работают скрытые камеры и передают изображение на экраны мониторов. Против стены с мониторами – диван, обтянутый отличного качества как бы кожей, непотертый и необмятый, потому что на нем редко сидят.

Сейчас тут расположились Пал Палыч и Томин, а между ними выносной пульт. Они следят за происходящим, обмениваются замечаниями, по ходу дела решают, кого послушать.

Против Юрьева на экране сидит Авдеев.

– Объясните, как таксист из Солнцева стал владельцем транспортной фирмы.

– Полагаете, я – подставное лицо солнцевских братков?

– Я только спрашиваю. – Юрьев спокоен, но не равнодушен, и в его повадке есть оттенок благожелательности по отношению к Авдееву.

– Когда таксопарки – как государственные предприятия – закрывались, я взял лицензию, выкупил у парка этаж и пятнадцать новых машин. А потом пошло.

– Откуда деньги?

– Получил кредит, – говорит Авдеев без паузы.

– Хороший кредит получить нелегко, – возражает Юрьев.

– Расскажу. – Авдеев говорит правду, и это видно. – Когда я ездил таксистом, несколько лет у меня был постоянный клиент. Сам машину не водил. Вместо правой руки – протез. Хорошие были отношения, даже выпивали иногда. Как заварилась перестройка, он стал директором коммерческого банка и предложил мне ссуду на божеских условиях. И он же, кстати, вовремя шепнул, помог пережить дефолт.

– Назовете его? – Юрьев насторожился, это большая проверка.

– Назову. Если будет необходимость.

Ну, тут пока все ясно, Томин переключается на допрос Ландышева, его ведет еще незнакомый ему следователь.

– Это Вася Канделаки, – поясняет Пал Палыч. – У Юрьева – шахматы, у Канделаки – театр.

Действительно, Василий Канделаки – следователь иного склада, чем Юрьев. Если последний немногословен и в идеале бесстрастен, то Канделаки эмоционален, любит поговорить, при случае поактерствовать, попритворяться.

– Ну и как вам жилось в Европе? – нежно улыбается он Ландышеву. – Где вы в основном обитали?

– Да всюду болтался, – «откровенничает» Ландышев. – Хотелось свет повидать.

– Это распространенное желание, вполне понятное. Неплохо зарабатывали?

– Не, я в ихнюю жизнь не вписался… Но вернулся, конечно, с опытом рыночной экономики.

– Как судьба причудливо поворачивается! Уехал простой счетовод – возвратился владелец страховой компании. Вы ведь сразу по возвращении основали компанию? Не олигарх, положим, но все же… Какой взлет! – Канделаки играет восхищение. – Поделитесь опытом, как добывались средства?

– Деньги я получил от друзей.

– Живут еще на Руси добрые люди. Живут. А кто они? – с умильной улыбкой.

– Займы были конфиденциальные. Носили частный характер. Не могу оглашать, – в тон следователю «извиняется» Ландышев.

Тут Томин не выдерживает и комментирует:

– Еще бы он огласил. Большие друзья – ограбленные ювелиры.

– А как он, кстати, перевел деньги сюда? – спрашивает Знаменский.

– Через подставную фирму.

– Ее засекли?

– Паша, все документы числятся утерянными… – вздыхает Томин.

Он нажимает другие кнопки на пульте, следя, как идут дела в остальных комнатах, слушая минуту оттуда, минуту отсюда.

– Вернись-ка к Юрьеву, – говорит Пал Палыч. – Он, кажется, ухо навострил.

Юрьев и впрямь подобрался к интересному моменту: страховка у Ландышева значительно дороже, чем в других фирмах.

– Насколько?

– На сорок процентов, – с заминкой признается Авдеев.

– Что же побудило вас сменить прежних страховщиков?

– Да ведь на дорогах разбой. У меня вот шло пять трейлеров. Вдруг поперек шоссе стоит сгоревший автобус. Машины тормозят. Из леса выскакивают мужики в масках. Шоферов – на обочину. Кто сопротивлялся – избил. Трейлеры угнали и перегрузили. И с концами.

– И тут вам предложили иной вид страховки?

– Н-нет… не предложили, я прочел в газете.

Авдеев соврал – Юрьев замечает.

– Давайте разбираться. Сколько было нападавших? Чем вооружены? Какой груз? Где нашли пустые машины? Куда заявляли?

– Юрьев двинулся за деталями, это надолго, – определяет Знаменский и переключает монитор: как там Канделаки?

Канделаки между тем вышел на ту же тему:

– Есть, знаете, некая зависимость между грабежами на шоссе и появлением у вас новых клиентов. Из числа пострадавших, – он источает подчеркнутую благожелательность. – Следите за моей мыслью, если ошибусь, поправьте. Доставщики грузов имеют неприятности – переходят к вам под крыло – неприятности кончаются.

– Естественно, мы же даем сопровождение!

– Но ни одной схватки разбойников с вашей охраной не было, верно?

– Ой, не накликайте! – «пугается» Ландышев и плюет через плечо; он тоже не прочь поломать комедию.

– По-моему, вам опасаться нечего. Другие машины подвергаются нападениям, но с вашей страховкой проходят свободно. Похоже, грабежи выборочные. Кто-то, похоже, корректирует, кого грабить, кого нет. Как вам мой вывод?

Ландышев злится: все эти улыбчивые заходы следователя ему не нравятся. Но внешне он сохраняет как бы доверительный тон:

– Вполне возможно. Грабители внедрили куда-то своих наводчиков и нападают, когда безопасно.

– Мой дорогой, у вас ясная голова! А что вы скажете о случаях, когда разбойники ничего не брали, но портили груз? Ломали, вскрывали? Будто вразумляли доставщика – иди, дурак, страхуйся с сопровождением! По иронии судьбы вы в прямом выигрыше.

– Ну… можно сказать, логика жизни толкала ко мне людей.

Томин, наблюдая поведение Ландышева, констатирует:

– Психует. Пойду-ка подключусь, Паша. Тряхну на слабину.

Идти Томину недалеко. Две двери миновал, в третью вошел. Вошел хозяином – и сразу:

– Поговорим о пропавшем гражданине Нуриеве.

У Ландышева при виде Томина слова застревают в горле, и он с трудом произносит:

– Да я уже сказал, что ничего не знаю.

– Вы-то сказали, да я не верю. У вас есть знакомые в зоопарке?

– Где?

– Вы слышали.

Так как Томин не садится, то и Ландышев невольно поднимается, одергивает пиджак, чуя в пришедшем имеющего власть. Вот как жизнь учит! Был свой парень Саша, «разный товар» в Грозный возил, от Магомедова рекомендацию имел… Когда это было – позавчера? Третьего дня?

– Нет у меня знакомых в зоопарке. Ни людей, ни зверей.

Вопрос ему непонятен, совершенно дурацкий вопрос, но тон ответа вежливый.

– А среди ветеринарных врачей?

Ландышев смотрит недоумевающе, пробует осторожно пошутить:

– Я лечусь у терапевта. Зачем мне ветеринар?

«Как раз ветеринар тебе и нужен, – мысленно острит Томин. – Который по волкам и шакалам».

– Сейчас объясню, – говорит он вслух. – Нуриев был убит. Вас это не удивляет, верно? Но сначала в него выстрелили усыпляющей капсулой.

– Да?.. Интересно… Но я при чем? Я ведь, честное слово, чист, как ангел!

Повозившись с Ландышевым еще немного, прозондировав в нескольких местах, Томин возвращается к Пал Палычу сверить живые впечатления с мнением «человека со стороны».

– Саша, а ведь Ландышев не знает подробностей убийства: ампула и прочее, – встречает его тот.

– Не знает, – соглашается Томин. – Не его люди убирали Нуриева. Китаева права: простое заказное убийство.

– Прекрасная мысль, с которой ты еще год будешь сидеть в Москве, в моем прекрасном обществе.

– И погублю карьеру. Я не могу даже заикнуться: дескать, здорово, Крыса ученая. Он выйдет и растворится в воздухе. И опять ищи его по всему свету, – сетует Томин, следя, как Ландышев на экране прощается со следователем и направляется к двери. – Когда раскрутишь эти дорожные грабежи?

– Трудно сказать.

– Паша, да ведь явный рэкет!

– Да, но… надеяться могу только на своих. Привлекать территориальные органы опасно.

– Почему? – изумляется Томин.

– Возможна смычка с криминалом… Ты немного отстал от нашей действительности.

– Так все худо?

– Если оглянуться на историю, бывало хуже.

Посидев на диване плечом к плечу с другом, Томин подводит итог:

– Раз так обстоит дело, наш главный интерес – новый приезжий иностранец.

– Наружное наблюдение установлено.

Наружное наблюдение, проще наружка, а еще проще – слежка – штука вроде бы нехитрая. Ходи, смотри. Отходил свою смену – подай рапорт, дескать, в такое-то время объект вышел из адреса такого-то, поехал (или пошел) в адрес такой-то, пробыл там столько-то часов (или минут). При этом виделся с тем-то, передал ему нечто (описание вещи), затем пошел (поехал) в адрес такой-то, где обедал за одним столиком с женщиной, личность которой не установлена (следуют приметы), и так далее и тому подобное, порой до бесконечности, если «объект» ведет подвижный образ жизни.

Но это штука нехитрая лишь на первый взгляд. В действительности же она требует искусных исполнителей, чтобы «объект» не засек «хвост». Знаменский обещал поручить Коваля хорошим людям, и тот пока «хвоста» не замечает.

Он подходит к юрисконсультации.

– Меня ждет Валентина Николаевна, – бросает дежурному.

Валентина Николаевна предупредительно встает навстречу ему, просит садиться.

– Все сделано, что можно. Но, к сожалению, сведения несколько огорчительные.

Она справедливо полагает, что человек, разыскивающий мать с сыном, делает это скорее из добрых, чем из злых побуждений.

Коваль молча вопросительно смотрит.

– Хомутова Любовь Николаевна была осуждена за производство наркотиков на восемь лет и скончалась в заключении.

– Когда?

– В девяносто третьем. В ноябре. То есть она отбыла примерно четыре года.

Валентина Николаевна выжидает некоторое время. Ей хочется от Коваля каких-то эмоций, слов. Но тот молчит. Он надеялся, что Люба жива, надеялся повидаться; может быть, что-то сделать для нее, если она плохо устроена. Знал, что она будет счастлива их встрече – самая верная, самая преданная ему душа. Он сумел бы вознаградить ее, пусть с опозданием… Но худое так часто опережает хорошее.

– Теперь о ее сыне, – продолжает Валентина Николаевна, не дождавшись от клиента эмоций. – Михаил Сергеевич Хомутов жив. Когда мать арестовали, он был помещен сначала в детский дом. Но ребенок – сейчас уже молодой человек – не знаю, известно ли вам, – он не совсем здоров психически. В настоящее время Хомутов находится здесь, – она передает Ковалю адрес. – Такое невеселое учреждение.

«Психоневрологический интернат», – читает Коваль и лезет за деньгами.

Потом он идет по улице, спрашивает о чем-то встречных.

Входит в открытый храм. Человек он, видимо, по-своему верующий, но не церковный. Умеет перекреститься, знает, куда поставить свечу за упокой, но молится «своими словами», не по уставу.

Взяв две большие свечи, идет к кануну. Вблизи никого, мешать некому. Зажигает первую свечу:

– Упокой, Господи, маму… Царствие ей Небесное.

Ставит вторую свечу:

– Это за Любу. Прости меня, Люба…

Постоял, собрался было уходить, но что-то не пускает.

Возвратился с третьей свечой.

– Упокой, Господи, убиенную Веронику… – и что-то еще шепотом, глядя на строгий Спасов лик.

И снова Коваль идет по набережной Яузы.

Минует горбатый мостик. Приближается к дому, где жила Вероника. Он останавливается напротив подъезда, поднимает глаза к окнам ее когда-то квартиры.

Стоит долго, дав волю воспоминаниям.

Видит ее – юную, радостную, любящую. Видит последний день – как он вне себя бил по щекам девушку, находившуюся в наркотическом «отпаде», видит свои собственные руки, которые сняли подушку с лица бездыханной Вероники.

До сих пор он допускал в сознание эти картины, даже в снах сумел поставить против них барьер. Думалось, десять лет, проведенных за границей, защитят его от боли прошлого. Он приехал в Москву, намереваясь и город, и все былое обозреть глазами туриста. А былое набросилось… Еще эта девочка замешалась – другая, конечно, и чужая, но такая похожая…

На стоянке машин возле министерства на Житной Знаменский возится со своими «Жигулями».

Он собирается домой, а по дороге прихватит Томина у аптеки. Тот уперся было: не знаю я там аптеки.