Текст книги "Дневник"

Автор книги: Александр Гладков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 41 страниц)

21 фев. <…> Перед сном слушал по «Св<ободе>» размышления Амальрика. Не очень интересно. Любопытна только его статистика: подсчет открыто протестующих по профессиям. Кстати, всего их по всей стране чуть больше тысячи (если подсчет верен). Это куда меньше даже тех процентов, которые ставят при публикации итогов выборов, как голосовавших против. Больше всего ученых, затем идут деятели литературы и искусства и т. д. На последнем месте – студенты.

Этот Амальрик странный тип: не то шизофреник, не то провокатор. Сообщает для переписки свой адрес: улица Вахтангова, дом 5, квартира 5. Разумеется, письма будут зарегистрированы. <…>

Продолжаю читать мемуары Витте. Очень интересно. Я их читал и раньше – и даже в первом издании, – но как-то полностью оценил только теперь. Они далеко не объективны, автором владеют многие страсти, но он очень умный человек и лучше других понимает историческую ситуацию. Недооценивал он революционные движения (из-за бюрократической ограниченности) и Столыпина, видимо из элементарной ревности. Впрочем, острие столыпинского плана по крестьянскому вопросу (который В. называл «детским») стало ощутимо во всем значении только в исторической перспективе.

23 фев. <…> Саша <Борщаговский> говорит, что группа «Поезд в завтрашний день» с Э<ммой> завтра будет в Москве. Прошу его не выдавать мое местопребывание, он удивлен, но обещает. То же прошу у Левы и у Ц. И.

Начинаю думать об этом и пропадает рабочее настроение.

Иду обедать к Ц. И. <…> В «Карьера де ла С<ера>»^[84]корреспонденция о «Нов<ом> мире», в которой говорится, что А. Кузнецов был «ближайшим другом» Твард<овско>го и что его отец был «кулаком». Кацева виделась с Косолаповым: он весел, кокетничает, будто не уверен в назначении, с интересом слушал, что-де «вся Москва» говорит о том, что он отказался работать с Овчаренко и Большовым. У нее впечатление, что он отнюдь не огорчен новым постом, в противоречии со слухами. А Твардовский продолжает приезжать каждый день в редакцию. Нервы у всех там измотаны, но бумажки все нет. Статья Р. Лерт^[85]о романе Кочетова, резкая, умная. Витт<орио Страда> в письме благодарит меня за книги. Взял у Ц. И. 50 рублей.

24 фев. <…> Весь мир полон отзвуками ужасной гибели швейцарского лайнера, летевшего в Израиль. Явно, что политически это невыгодно для дела арабов. Значит ли это, что положение стало практически неуправляемым? Тогда взрыв новой мировой войны может произойти каждый день и час.

<…> Изнеможающе сижу над последними страницами 4-ой картины. Они уже написаны в двух вариантах, но кажутся безжизненными. И как обычно у меня, когда я «стараюсь», несколько концов, т. е. не разных, а несколько – один за другим: вернее, несколько «код»<,> потом являются две выдумки <—> элементарные, но ранее не приходившие в голову. Но уже устал и в одиннадцать ложусь. Целый день мучался за машинкой.

25 фев. <…> Звонит Юра и зовет обедать в ЦДЛ. Лавка писателей. ЦДЛ. Обедаем с Борщаговским. Потом Слуцкий и Винокуров. Все недоумевают по поводу затяжки с реорганизацией «Нов<ого> мира». Мало интересует это видимо только Винокурова. Он жалуется на гастрит и говорит только о нем. Саше Б. Гиллер (зав. клиникой Литфонда)^[86] сказал, что Кочетову делали на днях операцию. Опухоль. Метастаза. Он обречен. У Саши просвет с фильмом «Три ночи».^[87] Как теперь начальство смотрит картины: каждый на своей даче. <…>

В конце дня в ЦДЛ вешают объявление о смерти Корнелия Зелинского.

26 фев. <…> Утром не работается: устал… Еду к Леве. Оказывается, вчера все-таки пришла бумажка с принятием отставки Твардовского, но нет еще бумажки о назначении нового редактора. Все это ожидается завтра.

<…> Как раз, когда Бибиси передает недостоверную статью о Мейерхольде («Даму с кам<елиями>» играли в помещении б<ывшего> Зона?), меня зовут к телефону. Это В. Долго плетет разное, а мне хочется дослушать статью и неудобно стоять в коридоре, когда мимо все время шлендает хозяйка, и наконец я говорю что-то в этом роде и разговор иссякает, но статью уже закончили. Еще один повод для моей всегдашней ненависти к телефонам.

27 фев. <…> В пьесе остался последний «жим».^[88]Но он труднее всего. До сих пор не могу решить: стоит ли Евген<ию> Ник<олаевичу> приходить. <…>

В понедельник в три часа Твардовский встретится с Косолаповым, в чем и будет заключаться сдача дел по журналу. Сегодня старая редколлегия празднует 50-летие Кондратовича.

28 фев. <…> Вчера, рассказывая Ц. И. о трудностях окончания пьесы, наимпровизировал эпизод с телефоном. Для кино – это находка. В театре это так крупно не получится. <…>

Отдал хозяйке 50 р. за март. М. б. она уедет.

Март должен быть продолжением «карантина» в личных делах, окончанием и сдачей пьесы, и написанием кино-заявки для Мосфильма или другой студии. <…>

В газетах сообщается список произведений, выставленных на Лен<инскую> премию. Что касается литературы, кино и театра – проект этот небывало убог. Все пожимают плечами. За старые детские стишки, которым чуть ли не 40 лет, выставлен Михалков. Он служит верой-правдой и конечно премию получит.

Это все – одно к одному – идет общее наступление реакции на всех фронтах.

2 марта. <…> Ночью высокая температура. Термометра нет и я не меряю, но чувствую себя отвратительно. <…>

Оказывается, третьего дня в Москве была паника. Прошел слух, что водка с марта будет стоить 4 р. 30 к. Осаждали магазины, брали ящиками. Какой-то психоз. Будто бы есть проект: ввести «сухой закон» и повысить налог на 7 %, чтобы взять в бюджет ту сумму, которую дает водка.

Звонки Юры, Левы, Саши Борщ<аговского>. Множество медицинских советов и предложений помочь.

3 марта. Болен. Скверная ночь. <…>

Вечером еще звонок Левы: ему звонила Эмма со съемок: она сейчас приедет к ним. Прошу не выдавать мой телефон, отделаться незнанием и пр. Тем не менее – взволновался и даже приняв бехтеровку^[89], еле уснул.

4 марта <…> В Москве шабаш антиизраильских воззваний и митингов. <…>

5 марта. Под «антисионистским» воззванием стоят подписи Плучека и Райкина. Для Плучека – это большой карьерный успех. Подписи Слуцкого нет, так же как подписи Каверина. Оказалось вдруг, что Быстрицкая – еврейка.^[90]А в общем-то смысл всей этой к<а>мпании туманен, хотя проводится она рьяно и старательно. Вчера прессконференция передавалась по телевидению. Любопытно, что под воззванием есть подпись заместителя председателя еврейской автономной области. А где же председатель? Ясно, что он Петров или Сидоров.

Моя квартирная хозяйка, сестра Переца Маркиша, подтвердила мне, что М. Эппельбаум^[91] оговорил на следствии ее брата и других и стало быть на его руках была их кровь. Как шла очная ставка. Записать. <…>

Во вчерашней Лит<ературной> газете впервые в нашей прессе статья о Владимире Набокове, в которой говорится о нем все что угодно кроме того, что он очень талантлив. Впрочем, не утверждается, что он агент ЦРУ.

Сегодня вторично передавали по теле прессконференцию о сионизме. Жалкое лицо Райкина. Плучека не разглядел. Апломб старых карьеристов, прожженных демагогов, которым все равно, что говорить. Вялые, циничные, скучающие лица наших корреспондентов: напряженно хмурые иностранцев. Зловещая комедия!

6 марта. <…> Звонок В<еры>. Ее неудачи. Сердится, что я не слишком энергично сочувствую. Саша Палам<ишев> снова хочет видеться. Отговариваюсь. Лева рассказывает о поведении новой редколлегии в «Н<овом> м<ире>». Из № 2 снята только статья Рассадина о библиотечке «Огонек». Пока Косолапов заискивает перед аппаратом. Твардовский, как и следовало ожидать, запил…

7 марта. Мне лучше и я выходил на пол-часа: опустил письма (Леве и Т.) и купил хлеба. <…>

Утром Ц. И. мне сделала по телефону сцену, что не звоню ей. У нее тоже головные боли. Еще звонок Юры. Слух, что с 10-го все-таки подорожает водка

Я уже месяц в Москве. Буду ли я через месяц в Загорянке?

8 марта. <…> Звоню и «поздравляю» Ц. И.: мне звонят Юра и Лева. Юра маниакально боится заразиться гриппом и не заходит ко мне. <…>

Много и часто мучительно думаю об Эмме. От самого себя это можно и не скрывать. <…>

Сегодня взялся за пьесу, но не очень работается.

В Москве полтора десятка домов, где мне рады, когда я прихожу, но я по-чему-то нигде не бываю.

9 марта. Днем хозяйка ушла и я немного помылся. Потом поехал к Юре. Его уговаривает писать сценарий А. Зархи.^[92]Он советуется.93 Я откровенно говорю ему все, что знаю и думаю о Зархи.94 Он колеблется. Его посылают от СП на 10 дней в Монголию. Готовится сесть за «Желябова»: прочитал бездну. Я принес ему «Истоки».^[95]

Р. А. М<едведева> исключили и на КПК.^[96] Слух о готовящейся новой акции ак<адемика> С<ахарова>. А в общем во всем застой и торжество реакции. Твардовский пьет. Наверху сейчас самым влиятельным человеком называют Кириленко, который понемногу все забрал в свои руки. <…>

Кстати, А. Зархи прямо сказал Юре, что хочет иметь «долю», что «у нас обычно берут половину», но он согласен и на 30 %. Из своих 4‑х картин я давал «долю» только в первой – Рязанову – 25 % (или 30 % – уже не помню).

11 марта. <…> Позвонил Авениру Заку^[97], чтобы узнать телефоны Кинопроката. Он дал мне телефон их главной бухгалтерши и она сразу мне ответила, что напечатано уже 652 копии широкого экрана и в мартовской ведомости мне перечислят что-то около 5 тысяч рублей. Это меня как-то ошеломило и даже не верится. Таким образом, бедности осталось всего 2 недели.

12 марта. <…> Проснулся с мыслью, что в ответе бухгалтерши какая-то путаница. М. б. она не разобрала название фильма или мою фамилию? Уж как-то чересчур благополучно. Но звонить проверять неудобно. Можно было бы попросить Ольгу Константиновну в ВУАПе, но она всегда зла как чорт и может отказаться. Остается ждать.

14 марта. <…> Вчера в «Веч<ерней> Москве» объявление о том, что с 16-го будет демонстрироваться «Хламида».

16 марта. Сегодня в 22 кинотеатрах Москвы идет мой фильм. Но я вероятно схожу на него завтра.

17 марта. <…> Прочитал роман Ивана Шевцова «Во имя отца и сына» – это достойное продолжение «Тли» и «Чего же ты хочешь?» – еще один роман в жанре пасквиля, который у нас так успешно развивается.^[98] В книге много больших и мелких доносов и доносиков. Она грубо откровенна и выговаривает то, что более умные «охранители» прикрывают. Любопытно, что в книге совсем нет нападок на «русситов», в отличие от кочетовского романа. Уж не пытаются ли «охранители» заключить с «русситами» некий блок. На практике он уже, пожалуй, существует.

21 марта. Сегодня посмотрел «Хламиду» на обычном киносеансе в к/т «Встреча» на Садовой Черногрязской. Сеанс 16.10. Народу довольно много, но все же зал не полон. Я был вместе с Левой, Люсей и ее сестрой Олей.

Зрители смотрели фильм внимательно: был смех иногда.

Видимо я волновался, потому что после был как избитый: все болело, как после сильного физического напряжения.

24 марта. <…> Звонил Ольге Конст<антиновне>. Вычетов больше, чем 1200 рублей. Если отдам все долги и заплачу по всем счетам и обязательствам, то останется около 2000 рублей. Маловато, но могло бы быть и меньше. Чудо, что напечатали сразу такое количество копий. <…>

Сегодня в Кремле открылся Съезд писателей РСФСР. Вчера мне предлагали гостевой билет, но я не взял. Это витрина с муляжами. Радио сообщает, что на открытии были Брежнев и Косыгин. <…>

26 марта. <…> Звоню и под вечер еду к Надежде Яковлевне, которую не видел с осени. У нее, как обычно, люди: некий физик с дочкой^[99], еще какая-то дама, потом приходят очкарик Андрей^[100]и Мелетинский с женой.^[101] Обычные разговоры и споры о разном, но на этот раз без политического заострения. Спор о Набокове. Физик бранит Юрину повесть «Обмен».

Н. Я. показывает мне номер «Дейли Геральд» от 19 марта, где напечатана большая заметка о ее мемуарах. Рукопись каким-то образом попала за границу и осенью выйдет одновременно в Лондоне и Нью-Йорке. Н. Я. польщена, но и чуть-чуть испугана. Даже не бравирует. <…>

Я привез Н. Я. 2 бутылки Саперави, апельсинов и шеколад. У нее была бутылка настоящего французского Бордо, которое оказалось отличным.

28 марта. <…> Два дня подряд виделся с Юрой. Вчера обедали в ЦДЛ. Сегодня ели там в нижнем буфете пирожки с капустой с соком – ресторан был еще закрыт. Он завтра уезжает на 10 дней в Монголию с писательской бригадой.

<…> Очередной окололитературный скандал: Смеляков (наверно, в пьяном виде) сказал дочери Галины Серебряковой, что ее отец – палач, расстреливавший людей, а мать – б….. Серебрякова прижила эту дочь в лагере от местного начальника. Смеляков – хам, хотя все, что он сказал правда, но зачем это было говорить девушке, которая чуть не повесилась? Серебрякова хочет подавать на Смелякова в суд<,> и парторганизация ССП пытается это все замять.

30 марта. <…> Вечером приходит Лева. Рассказы о «Новом мире». Слух об опале Шел<епина>.

31 марта. <…> Прочитал вышедшее в Самиздате письмо А. Д. Сахарова, В. Ф. Турчина^[102]и Р. А. Медведева руководителям партии и правительства СССР.^[103] В нем дан анализ состояния экономики, развития техники и производства и образования в нашей стране с компетентно подобранными данными, констатируется общее отставание от всех передовых стран мира и с умеренным оптимизмом доказывается, что при постепенной общей «демократизации», выборности, гласности и пр. – это отставание может быть преодолено и – обратное – без них страну ждет катастрофа.

Слышал, что это письмо должны были подписать кроме Сахарова еще ряд академиков, согласных с его содержанием, но в последнюю минуту отказались и тогда Сахаров предложил подписать Р. А. Кто такой Турчин – не знаю. Под письмом дата: 19 марта 1970 г.

Критический анализ завершается планом (из 14 пунктов) конкретных реформ, как немедленных, так и постепенных, носящих не только организационный, но и политический характер. Впрочем, о внутрипартийном положении ничего не говорится, очевидно из своеобразного такта. Фразеология достаточно скромна: как бы все на основе решений ХХ и XXII съездов. Все это достаточно утопично, если говорить о конкретно-исторических возможностях. <…>

2 апр. <…> Фильм «Хламида» очень понравился В. Т. Шаламову, который успел его увидеть. Он приходил в «Новый мир» и рассказал об этом Леве.

3 апр. <…> Еду в ВУАП. На Красной площади хоронят Тимошенко и проезда через центр нет. Заезжаю в большой книжный магазин на проспекте Калинина и узнаю, что вчера там продавались «Литературные портреты» А. Моруа. Нет книги, которую мне хотелось бы читать сильнее.

В пол-четвертого в ЦДЛ приходит Соломоник^[104], которого я угощаю обедом. Много знакомых: Ва<н>шенкин, Окуджава, А. П. Старостин с Арием Поляковым^[105]и еще разные лица. Сима Маркиш^[106]бранит тетку – мою хозяйку…

Илья <Соломоник> приносит мне записку от Нины Мейнцендорф. ^[107]Чудеса! К ней приезжал ее сожитель с Мостовицы^[108]банщик Косяков, сволочь и стукач. Он сейчас где-то директор завода. Уговаривал ехать к нему. Он был с Мих<аилом> Вас<ильевичем> Беликовым, тоже известным стукачом Каргопольлага. И эта сволочь, погубившая в 37‑м году много народа, тоже где-то процветает.

Илья поссорился из-за антисемитизма на работе и собирается уходить. Хочет строиться в Туапсе. Он говорлив, неглуп, но рассказывает все с таким обилием ненужных подробностей, что теряешь нить рассказа.

4 апр. <…> Очень болит сердце, вернее аорта, т. е. центр груди. Еле хожу. Из Лавки <писателей> со встреченным там Левой едем ко мне. Слух о снятии редакторов «Правды», «Известий», АПН «Новости» и ТАСС. Французское радио днем передает слухи о больших перемещениях в Москве. Называют еще имена Косыгина, Машерова, Гречко, Подгорного. Они не были на похоронах Тимошенко. Но позднее передают о приеме Гречко Рауля Кастро.

6 апр. Вчера вечером был у Гариных. Обычные разговоры. Комментарии к слухам о перемещении. Будто бы новый фильм о Чайковском – провал: плохи Смоктуновский и Плясецкая.^[109] <…>

<…> Читал еще один пасквильный роман И. Шевцова «Любовь и ненависть». Он их печет как блины и печатает огромными тиражами. Это – явление. Нет на него молодого К. Чуковского. <…>

Бибиси передало комментарий <…>. Передавали и заявление жены Григоренко и его записки, пересланные из тюрьмы. Его поездка в Ташкент была спровоцирована. В ташкентской тюрьме его били и пр. Он заявляет, что считает ненужным сейчас создание подпольных организаций: нужен непрестанный протест против нарушения конституции, протест прямой и открытый, в легальной форме.

8 апр. Утром звонок: снят Демичев.^[110]Но это уже не так просто: он член или кандидат политбюро. Происходит широко задуманная операция реорганизации агитпропа и культуры, хотя смысл ее еще затемнен. Известно, впрочем, правило: все новое происходит в сторону ухудшения. <…>

Читаю Моруа. Это хорошо, хотя м. б. я ждал и большего. Масса звонков, но я не подхожу. <…>

Опубликован состав комиссии по литнаследству К. И. Чуковского. В нем нет Лидии Корнеевны, но есть ее дочь.^[111]Председатель – ничтожный Кассиль.

Все эти дни беспрестанно звенит дверной звонок. Маленькие школьники спрашивают: нет ли макулатуры?

9 апр. <…> Звоню Т. с тем, чтобы приехать. Сразу жалобы и слезы. Ссоримся и решаю не ехать.

11 апр. 1970. <…> Сегодня в 22 часа 13 минут по московскому времени с мыса Кеннеди должен стартовать «Аполло-13» на луну. В городе острят, что это приурочено к годовщине Ленина.

12 апр. Заходил к Н. П. Смирнову. Он уверяет (со слов Сартакова^[112]), что с Нового года будет основано новое большое издательство «Ясная Поляна», что дано указание купить бумагу заграницей. Н. П. человек малодостоверный.

В. А. Твардовская предлагает мне будущей зимой жить у нее на зимней даче.

<…> Вернулась моя хозяйка. Хочу дня через 2–3 попытаться перебраться в Загорянку.

Полет Аполло-13 проходит нормально. В четверг рано утром должна произойти посадка на луну.

Рассказ Мизиано о судьбе Меркадера (убийца Троцкого)^[113], живущего сейчас в Москве и работающего в архиве испанской компартии по протекции Долорес.^[114]Отношение к нему интербригадовцев. Его жена испанка (из гостиницы при тюрьме!) работает на радио в передачах для Испании. Мать порвала с сыном и партией после разоблачения Сталина и живет одиноко в Париже. Она ждала его с Этингером^[115]на углу улицы в машине, когда произошло убийство. Ей дали орден Ленина.

13 апр. <…> Впервые приехал в Загорянку. <…> В доме все в порядке. В моей комнате плюс 11 градусов. <…> Забор сломан в трех местах. Все как-то грязно, запущенно. <…>

И все же надо переезжать дня через два.

14 апр. <…> Час дня. Услышал по французскому радио, что этой ночью на «Аполло-13» произошла авария электрооборудования, пилоты перешли в лунный отсек и сейчас решается вопрос, как им помочь. Возможность спасения не исключена, но высадка на луне невозможна. Запасов кислорода достаточно, но вернуться на земную орбиту они могут только после перехода на лунную орбиту, т. е. не ранее пятницы.

15 апр. В шесть утра я уже ловлю «Г<олос> А<мерики>». Космонавтам полчаса назад удалось сделать маневр вокруг луны, благодаря которому они вышли на земную траекторию. <…> Во всех церквах США молятся за их спасенье. <…>

Обедаю у Ц. И. <…>

На обратном пути встреча с Л. Зориным.^[116] Он хвалит Эмму в пьесе Рахманова. «Прекрасно». Оказывается, премьера была 10-го.^[117] А я и не знал. Он удивлен. Укол боли. <…>

Итак, прошла первая за многие годы премьера Эммы, на которой я не был, не послал телеграммы, цветы.

Доигрались мы с ней.

17 апр. <…> Вечером с огромным волнением слушаю сообщения о приближении космонавтов к земле. Волнение делается нестерпимым, когда снаряд входит в атмосферу и радиосвязь прекращается. Кажется: вот сейчас они сожжены. Весь мир смотрит приводнения по телевизорам, кроме СССР и Китая. Но вот поймали голос космонавтов. И на экранах телевизоров уже виден снаряд на трех парашютах. Еще волнение. Когда открыт люк, но еще никто не показывается из него. Ура! Все благополучно. То, что казалось невероятным, произошло: космонавты спасены.

24 апр. Почему-то болит сердце. Как бы не попасть в больницу.

Тоска.

26 апр. Пасха. Ясный теплый день.

Днем Лева привозит № 2 «Нов<ого> мира» и пакет с вырезками. <…>

Лева рассказывает о тяжелой обстановке в редакции из-за интриг Лакшина.

27 апр. Теплый, почти жаркий день.

Убрал начерно весь дом: иначе жить невозможно. Осенью натаскиваешь много грязи, воцаряется хаос. <…>

Вчера ездил в город. Заехал за Ц. И. и отправились на празднование дня рождения Ю. А. Фельдмана.^[118] Оно было на квартире Мизиано (дочери б<ывшего> директора Межрабпомфильма, итальянского политэмигранта). <…> была Р. Лерт, автор статьи о романе Кочетова, которая полтора месяца назад ходила по рукам.^[119] Моя догадка оправдалась: это та самая Лерт, которая была секретарем редакции в «Рабочем искусстве», когда я начинал репортерить сорок лет тому назад. Она помнит меня юного, знает по моим изданным и неизданным статьям меня теперешнего, но никогда не отождествляла одного с другим.^[120]

Ю. А. предложил первый тост и минуту молчания за тех, кто не вернулся из лагерей. Второй в честь тех, кто вернулся: в доме их было трое: он сам, Ц. И. и я. Почти весь вечер разговаривал с Лерт. У нее есть копия «Встреч с Пастернаком». <…>

28 апр. В Воронеже вышел том «Ученых записок» местного института, целиком посвященный творчеству Андрея Платонова. В первой же статье, в первом абзаце цитируется моя статья о нем.^[121] <…>

Разговор с В. Розовым, который восхваляет мое о Мейерхольде и сожалеет, что у него сперли «Тарусские страницы».^[122] Обещаю ему подарить. <…>

Лева мечтает отделаться от «Нов<ого> мира», где хозяйничает Большов. <…>

29 апр. <…> Вечером сенсационное сообщение Израиля, что советские летчики ведут охранную службу над Египтом. <…>

30 апр. <…> Прочитал очень интересную книгу С. Шешукова «Неистовые ревнители».^[123] Это хорошо документированная история РАППа, написанная с явно антирапповских позиций, с явной симпатией к Воронскому и Полонскому^[124] при всех оговорках. Странно, что издательство «Московский рабочий» в такое время выпустило эту любопытную книгу. Автор, о котором я ничего не знаю, талантливый исследователь-историк. Он собрал множество фактов.

2 мая. Вечер. Одиннадцать. Только что уехала Эмма на «Стрелу». Она появилась вчера утром вместе с Левой. Лева скоро уехал. Примирение, легкое и быстрое, словно она его уже хотела… <…>

Трудный случай – брак Толи.

Сидим в саду, слушаем соловьев.

Не поехал ее провожать на вокзал в Москву, потому что болело сердце.

3 мая. Жаркий день. Привыкаю к ощущению душевного равновесия.

Полдня читаю старые номера «Былого».^[125]Какая удивительная страна Россия!

Надо лечить сердце – ничего не поделаешь. Может быть, еще поживем.

Меня в Ленинграде искал Некрасов^[126]на предмет сочинения сценария о его предке и была телеграмма от Молдавского.

Умер от своей гангрены Луспекаев.^[127]

4 мая. <…> Сообщение о смерти П. Жемчужиной-Молотовой.^[128]Молотову недавно исполнилось 80 лет и он вполне здоров.

Во второй половине дня градусник в тени показывал 30. Страшно нос высунуть. Тяжело сердцу.

8 мая. <…> «Сценарист Александр Гладков не был связан ни необходимостью строго следовать за документами, ни обязанностью идти за литературной основой – как уже упоминалось выше, в художественных произведениях самого Горького этот период его жизни не освещен.

<…> Надо сказать, что талантливый и опытный драматург А-р Гладков, давно зарекомендовавший себя произведениями на исторические темы, неплохо справился с этой непростой задачей. Она оказалась созвучна характеру дарования сценариста – дарования, умеющего сочетать историческую достоверность с веселым освещением характеров и событий. <…>

<…> Это интонация самоиронии, добродушно-насмешливый взгляд на нескладного, наивного еще во многом человека, жадно тянущегося к свету, к истине, к творчеству…» и т. д.^[129]

9 мая 1970. Снова праздник, снова юбилей. Нет уже мочи от них. <…>

Словно страна стыдится будней… <…>

Принес с почты толстенную пачку газет, а читать нечего: везде одно и то же…

11 мая. Ездил в город. <…>

Купил книгу о В. Я. Шебалине.^[130] Читаю ее с волнением. Я его хорошо знал и любил. Захотелось написать о нем.

13 мая. <…> Перед вечером невероятно поют соловьи. Самый виртуоз где-то в березах у забора за черноплодовой рябиной. Необыкновенно красиво.

Достал 28‑й том Герцена, которого у меня не хватало. Теперь совсем полный.

14 мая. <…> Неожиданно получаю бандероль от В. Розова. Его последняя книга «Мои шестидесятые», в которой 4 пьесы и статьи. Надпись: Александру Константиновичу Гладкову с благодарностью за Вашего Мейерхольда с пожеланием добра. В. Розов. 1970. 11 мая.

Прочел сборник о Шебалине. Жаль, не знал, что он делается, а то тоже написал бы. Я его хорошо знал и очень любил. И кажется, понимал. Было время, когда я встречался с ним часто и он бывал со мной открыт. Помню, как однажды, когда Тихон Хренников^[131] уже вошел в славу, он горько сказал о том, что тот по-серьезному «не состоялся». Многое для меня было новым. Я конечно слышал про его болезнь, но не знал, что это было так трагично. Да, пожалуй, после моего возвращения я уже с ним ни разу не встретился – теперь я понимаю почему.

Середина 30‑х годов, студия Хмелева^[132] и дом Вильямсов.^[133]Мы жили по соседству и всегда вместе возвращались. Потом – ГОСТИМ, Мейерхольд, затем в Свердловске во время эвакуации. Его рабочие планы. Он тоже хотел писать муз. комедию по «Давным-давно».

15 мая. <…> Сегодня окончательно раскрылась одна загадка. В театральном журнале Бибиси с отзывом на чешский спектакль «Ревизора» выступал Николай Рытьков.^[134] Это он – тот диктор английских передач, который делает много ударений. Я его хорошо знал и даже сидел с ним вместе весной 49-го года в одной из камер Лубянки. Вернувшись (он сидел дважды), он был в труппе театра Лен<инского> Комсомола, когда там ставилась «Первая симфония».^[135]Да, это он, сумасшедший эсперантист и чудак. Забавно. Пражского «Ревизора» он обругал: наверно, правильно.

16 мая. <…> Бибиси передает, что вчера в США умер от сердечного приступа Аркадий Белинков. Он недавно перенес операцию на сердце, а в конце прошлого года попал в Италии в автомобильную катастрофу, которая ухудшила его состояние. Он считал, что эта авария не случайна. Ему исполнилось 49 лет.

20 мая. <…> Ездил в город. Встреча в Лавке с бывшей Любой Фейгельман. До чего же она стала противна. Мы почему-то не здороваемся. Теперь она Любовь Руднева, член ССП. Пишет слащавые повестушки. К обширному лагерю прогрессистов не принадлежит. <…>

Умер Илья Нусинов, драматург и сценарист, писавший вместе с Лунгиным.^[136] Он был сын расстрелянного профессора Нусинова.^[137] Я с ним познакомился весной 1942 года в Свердловске, где он был с каким-то военно-инженерным училищем. Однажды там ему и его товарищам мы с Арбузовым читали только что дописанного «Бессмертного».^[138] Он был хороший человек. Помню его и на похоронах Пастернака.

22 мая. <…> Бибиси сообщает, что арестован этот таинственный Амальрик. Арестовали его на даче, а обыск был и на даче, и в Москве. В сообщении он назван «советским писателем».

25 мая 1970. <…> (АКГ в гостях у Ц. И. – М. М.) Марьямов прочитал первые 4 листа из нового романа Солженицына и говорит, что это очень хорошо.

Обедаю в ЦДЛ. <…> Еще встреча с Храбровицким, который тут же у гардероба начинает обличать Н. П. Смирнова как «провокатора», говорит, что написал на него заявление в ССП (я об этом знал от Н. П.) и прочее. Он производит впечатление сумасшедшего. Еле от него отделываюсь. <…>

29 мая. <…> Арестованный Амальрик будто бы перевезен в Свердловск, где были найдены его произведения. Свердловск запретный город для иностранных корреспондентов и там суд над ним вызовет меньше шума.

30 мая. <…> Умерла художница В. Ходасевич, бывшая любовница Горького, много знавшая и мало об этом в мемуарах сказавшая.^[139]

31 мая. <…> В без четверти шесть Бибиси передало, что в Москве арестован Жорес Медведев. Я с ним никогда не встречался, но читал его антилысенковскую рукопись. Он работал в Обнинске и несколько месяцев назад был снят якобы за устройство там выступлений Солженицына. Знаю это со слов Р. А. <Медведева>. Это может коснуться и его. <…>

Еще передали по радио, что в десятилетнюю годовщину смерти Б. Л. Пастернака к его могиле было паломничество. Поэты читали стихи и пр. А я, откровенно говоря, забыл про эту дату…

3 июня. С утра еду в город. Был у Юры. <…>

Поразительны подробности задержания Жореса Медведева (от Р. А., т. е. все точно). Ордера на арест не было. К нему на квартиру в Обнинск явился майор милиции и врач-психиатр. Он отказался подчиниться. Заперся. Ломали дверь. На его слова, что это незаконно, майор ответил: – Мы органы насилия… Его отвезли в Калугу и поместили там в сумасшедший дом в общую палату. На след<ующий> день Р. А. на машине бросился туда. С ним еще какие то друзья их отца, старого коммуниста. Зав. психиатрической лечебницей доктор Лифшиц, еще молодой человек, заявил, что он считает Жореса сумасшедшим на основании чтения его работ. Как Р. А. пошел к врачу на дом и ждал его, а жена врача угощала его пирожками и как чуть не упал в обморок врач, пришедший из больницы и увидевший Р. А. поедающего пирожки (он и Жорес схожи, как близнецы). Врач смущен и испуган. Р. А. ему говорит, что тот всю жизнь будет стыдиться лже-экспертизы и пр. Потом новая экспертиза, уже с москвичами. На нее прорвался один академик-генетик, друг Жореса. Телеграммы Твардовского, Капицы^[140] и др. Как Р. А. в воскресенье звонил на Лубянку и жаловался и ему дежурный ответил, что надо звонить в понедельник. – А если беззаконие совершено в воскресенье, кому жаловаться? – спросил Р. А. – Жалуйтесь своей жене! – ответил дежурный. Это все подлинно. Он сумел проникнуть к Б<,> помощнику Брежнева. Тот ничего не знал и обещал доложить Брежневу. Р. А. думает, что органы в стороне. Сомнительно. В общем вторая экспертиза признала Жореса здоровым, но требующим «наблюдения».

На днях будто бы состоялось расширенное заседание совета министров, где Брежнев поломал долго разрабатывавшийся пятилетний план, показав дутость многих цифр.

3 июня 1970 (продолжение).

Мише Шатрову грозит исключение из партии. Он со своей «документальностью» и методом сочинения пьес с помощью ножниц и старых стенограмм, где-то какую-то фразу Троцкого отдал Дзержинскому или что-то в этом роде. Его пьесы везде сняты. Он конечно не «троцкист», а бизнесмен, который сорвался. Он мало талантлив, но ловок. <…>

Жаркий день. В городе летит тополиный пух. Под вечер маленький дождик.