Текст книги "Дневник"

Автор книги: Александр Гладков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 41 страниц)

Дневниковые записи Александра Гладкова за 1968 год хранятся в РГАЛИ (Ф. 2590. Оп. 1. Ед. хр. 108), листы не переплетены и не прошиты, но с двумя дырками от скоросшивателя; машинопись, от 1 января до 31 декабря почти без пропусков, заполнено около 215 стр. Значительная часть дневника А. К. Гладкова за 1968 г., в известной степени совпадающая с настоящей публикацией, опубликована С. В. Шумихиным в Сборнике памяти А. И. Добкина «In memoriam» (СПб. – П ариж, 2000).

Публикатор дневника благодарит за помощь тех, кто принял участие в комментировании текста, – Владимира Михайловича Алпатова, Елену Александровну Амитину, Якова Аркадьевича Гордина, Дмитрия Исаевича Зубарева, Генриха Зиновьевича Иоффе, Жореса Александровича Медведева, Павла Марковича Нерлера, Дмитрия Нича, Константина Михайловича Поливанова, Людмилу Пружанскую, Александру Александровну Раскину, Наталию Дмитриевну Солженицыну, Сергея Александровича Соловьева, Габриэля Суперфина, Валентину Александровну Твардовскую, Романа Тименчика, Юрия Львовича Фрейдина, Елену Цезаревну Чуковскую, а также ныне уже покойных – Виктора Марковича Живова (1945–2013), Сергея Викторовича Шумихина (1953–2014) и за возможность публикации дочь Александра Константиновича, Татьяну Александровну Гладкову (1959–2014).

Михаил Михеев

1968

1 янв. Встретили Новый год у Кузиных.^[1] М ного выпил, но так как и много ел, то чувствовал себя в форме. Пить я еще умею. <…>

4 янв. С трудом и неохотно заставил себя думать о сценарии.^[2] Кое-что начинает видеться, но ждать вдохновенья уже некогда: надо писать… <…> К середине дня написал первые 2 страницы сценария. Но их должно быть 80. Конечно, начать – это большое дело. Если верно начато, дальше все пойдет легче. Больше не могу себе позволить уже никаких колебаний и творческих сомнений. Нравится, или не нравится – нужно идти вперед… <…> Всего за день написал 11 страниц. Это неплохо, но, правда, это все было давно продумано, хотя конечно кое-что я изменил. И все-таки неплохо, конечно я имею в виду количество.

5 янв. <…> Перечел написанное вчера из сценария. Это не так хорошо: просто я обрадовался вчера, что дело сдвинулось.

К ночи написал 10 страниц (стандартных, т. е. моих 5).^[3] В се как-то вяловато кажется, но с экспозицией покончено.

6 янв. <…> Лева <Левицкий> пишет, что дело с напечатанием «Ракового корпуса» затормозилось, вероятно потому что автор не идет на какие-то поправки и сокращения, касающиеся темы сталинских репрессий. Его ждут в журнале, а он не едет, видимо не желая даже вступать в переговоры.

<…> Хвалебное письмо Зингермана и бранная рецензия на фильм…^[4] «Моча в норме», как любит говорить Надежда Яковлевна <Мандельштам> или – «Вальс "Жизнь артиста“», как некогда говорил я сам.

7 и 8 янв. <…> В частности, Гинзбург обвиняется в пересылке в Англию отчета о деле Синявского.^[5] <…>

9 янв. <…> Главное обвинение видимо связь с НТС, эмигрантской организацией в Западной Германии. <…>

10 янв. Начал уставать, но сделано, что ни говори, уже более двух третей всей работы. Концы я всегда пишу быстро. Это не так хорошо, как могло бы быть, но и не так плохо, как тоже «могло быть», учитывая то, что фактически начал писать 4 января, и потом один день пропустил. Т. е. два с лишним листа художественного сценария я написал за 5 дней. Быстрее я кажется никогда не работал. Теперь подошел к кульминации, но боюсь, что тут будет пшик. <…>

Вечером вымыл голову и принял ванну.

Умер писатель Кирилл Андреев.^[6]

11 янв. <…> Начало пятого. Стучал, не отрываясь, и настучал почти семь страниц. Вплотную подошел к финалу. Еще 3–4 страницы и сценарий закончен. Придумал «монолог Пешкова» на тексте одного замечательного письма Горького к Е. П. Пешковой от мая 1896 года. Это может выйти прекрасно, если… если хорошо сделать режиссерски и хорошо сыграть. Но главное, это дает мне возможность текстом самого Горького защититься от упреков в противоречивости его, таким как он у меня написан.

<…> Будто бы более 30 «представителей сов. и нтеллигенции» потребовали гласного суда и полной информации в письмах к Косыгину и Подгорному. Пока названо 5 имен подписавших письмо: В. Аксенов, Белла Ахмадулина, проф. Пинский, художник Вайнберг и математик Шахнарович (кажется), проф. МГУ, лауреат Ленинской премии.^[7] (Из этих 5 я знаком с четырьмя…)

20 янв. <…> Здесь в доме все нервно и тяжело. Неурядицы с сыном <…> Эмма^[8] переносит и на наши отношения, и требуется много выдержки и такта, чтобы сохранять равновесие. Вечером – долгое объяснение на кухне. <…>

27 янв. <…> Меня поместили на афишу вечера памяти А. Платонова 31-го.^[9]

Вечером едем с Левой к Н. Я. <Мандельштам>. Там Наталья Ивановна Столярова. Она была свидетельницей на недавнем процессе. Н. Я. заново пишет воспоминания об Ахматовой.

Уходим скорее, чем предполагали.

<…> Сюжет построен хорошо^[10], но все как-то слишком «построено» и рассчитано: весь роман несколько геометричен, стреляют все ружья: нет того избытка богатства таланта, которого так много в «В круге первом». <…>

29 янв. <…> По слухам печатанию «Ракового корпуса» воспротивились Федин и Шолохов. Будто бы Солженицын болен.

1 фев. <…> Во вчерашней «Лит< ературной > газете» рецензия Олега Михайлова на книгу стихов В. Шаламова. Она давно уже лежала в редакц ии и ее не печатали, так как Шаламова стали издавать за границей и хвалить там же. И если ее напечатали, стало быть, это что-то значит, какой-то тактический ход…

2 фев. <…> Получил в Лавке 1-й том Стивенсона, любимого моего писателя. <…>

4 фев. (Дискуссия в «Вопр <осах > лит< ерату > ры» о Катаеве. – М. М.) Статья Сарнова^[11] самая неверная. <…> Сарнов очень узко прочел Катаева и предубежденно: он верно строит критическую модель «Святого колодца» (но уже не понял «Травы забвения»), но выводы из нее делает неверные и поверхностные. Он буквалист и часто даже не понимает сложных тропов: просто не умеет их прочесть. И у него нет того хоботка, которым берут с цветка мед. Он прозаичен по самому складу своего мышления. Долгие упражнения в жанре пародии его испортили: ему как в старом анекдоте кажется, что у бабы только «сверху зап …. овано»: а требование в наше время от художника (дважды повторенное в качестве главного вывода статьи) гармоничности души могло бы показаться наивностью, но это еще хуже. Если литературный кумир Сарнова Маршак <…>.

7 фев. <…> Не дозвонился до Л. Я. Гинзбург. <…>

8 фев. <…> Вечером принимал ванну и т. п.

Вчера вечером по просьбе Эммы прочитал пьесу Горького «Последние». Как она удивительно связывается с нашими днями. <…>

9 фев. <…> Условился с Л. Я. Гинзбу рг встр етиться 14-го. Она уже читает корректуру Мандельштама.^[12] <…>

12 фев. Закончил, переписал и еще раз переклеил статью о повестях Катаева и критике Сарнова. Написал ее искренне, но не могу окончательно решить: стоит ли ее печатать. Сарнов мне не близкий друг, но перспектива испортить отношения с человеком, в общем балансе скорее симпатичным, мне не мила.^[13] П олучилось приблизительно пол-листа, немного больше, чем просила Кацева.^[14] <…>

А вообще-то я сам себе малость надоел. Что-то хочется изменить – в себе или рядом с собой…

Довольно тепло.

15 фев. <…> Визы на книгу Мандельштама уже все получены, в последний момент вставили еще три стихотворения, Л. Я. читает корректуру и скоро она пойдет в производство.

16 фев. <…> Уже вышел 3-й том собрания Стивенсона. Перелистал и немного почитал. Какой это чудесный писатель. Впервые я его узнал в Озябликове^[15] летом 1923 года, м. б. в самое лучшее лето моей жизни.

22 фев. <…> Рассказы о новой группе неославянофильского направления: критики Палиевский, Кожинов, какие-то кинорежиссеры и поэты.^[16]

24 фев. Пишу в снятой мной комнате на Аэропортовской (дом 16 кв. 135). Переехал вчера вечером. Комната светлая, удобная, с большим окном на Красноармейскую улицу, на 9-м этаже. <…>

В № 2 В <опросов> Л< итературы > очень интересны дневники Кафки – замечательный человеческий документ.^[17]

26 фев. <…> Д. Самойлов считает, что сейчас общественное мнение растекается по пяти руслам: «русситы», т. е. националисты типа Солоухина^[18], либералы всех оттенков, «сталинисты» вроде Ф. Чуева^[19], нигилисты «крайние» – молодежь вроде А. Гинзбурга и Галанскова и добропорядочные ортодоксы. Это разумеется условно, но доля истины в этом есть.

Рассказ Самойлова о том, как недавно к нему пришел в Лен-де в номер И. Бродский и читал стихи, которые ему не понравились. Они были <…> совершенно неконтактны.

29 фев. <…> М. Алексеев, ставший лидером сталинистов вместо Кочетова, выдвинул кандидатуру Стаднюка.^[20] Его не утвердили. Тогда А-в выдвинул себя, а С-ка замом. <…>

1 марта. <…> Бросил все и лежу на кровати и читаю. Собственно, это всегда в жизни у меня самые счастливые минуты – когда читаю хорошую книгу в первый раз. Что с этим может сравниться? Ничто! 21

2 марта. <…> Журнал «Москва» отдают явным сталинистам.

6 марта. Вчера в ЦДЛ встретил Юру Домбровского^[22] с молодой женой. <…>

9 марта. <…> Сменил ленту – но новая оказалась слишком жирной. Придется все время чистить шрифт. Но старая была уж слишком избита …

10 марта. <…> После выступления Шолохова на съезде писателей^[23] почтовое отделение в Вешенской было завалено посылками в его адрес с томами его сочинений, которые отсылали ему. Дали указание, подобные посылки задерживать в Ростове, но и там образовались залежи. По особому секретному циркуляру, эти посылки стали вскрывать и книги передавать в библиотеки.

15 марта. <…> Читаю рукопись А. Марченко «Мои показания».^[24] Не очень нравится. Автор наивен, не слишком умен, преувеличивает «ужасы». Будто бы его снова арестовали. Но это еще нужно проверить.

17 марта. <…> Слух, что исключают из партии Карякина за выступление на вечере памяти Платонова в ЦДЛ. Будто бы в ССП была какая-то встреча писателей с цензорами. На том собрании прозаиков, откуда я ушел, оказывается, снова пламенно выступал Лева Копелев в своем обычном духе. Пожалуй, стоило послушать.

Читаю Марченко. О Владимирской тюрьме интереснее, чем вначале о лагерях. Прочитал уже две трети.

(Записывает услышанное по радио: о передвижении наших войск в Германии в сторону «Ч. Словакии». – М. М.). Это вряд ли вероятно: сейчас повторение 56-го года вряд ли возможно.

25 марта. Это сильнее и умнее, чем Марченко, с фактами и фамилиями.^[25]

26 марта. Три дня назад умер Илья Сельвинский. Сегодня в ЦДЛ гражданская панихида. Я не был с ним знаком и, когда мог познакомиться, избегал этого. Последние годы то, что он делал, производило впечатление деградации и величавой глупости. Впрочем, не только «последние»: таково почти все, им написанное с начала 30-х годов. А в середине 20-х он многое обещал и блестяще начал осуществлять. <…> Воспоминания Сельвинского о Мейерхольде тоже неумны и бестактны: он никогда не знал своего места – и тогда, когда надувался как индюк (большей частью), и тогда, когда приниженно льстил и кадил духу времени. Из троицы имен, названных Багрицким («А в походной сумке спички и табак, Тихонов, Сельвинский, Пастернак»^[26]), как это показало время, только один был поэтом истинным. Два других умерли раньше, чем прекратилось их физическое существование. И конечно, праведник умер первым, а самый сомнительный – еще живет. <…>

27 марта <…> Все гадают: куда пойдет дело у нас. Большинство думает, что впереди жесткая линия, вплоть до частичной реабилитации Сталина. <…>

Союз писателей сейчас как бы разделен на три группы: «охранители» – Кочетов, Алексеев и жур <нал> «Октябрь» и иже с ними^[27], Чаковский и «Лит. газета», а также почти все литературные чиновники, люди подобные А. Суркову, К. Федину; Твардовский и «Нов. мир» и очень пестрый и разноречивый «прогрессивный» лагерь.^[28] Э то конечно только схема. Большинство писателей занимает позиции «между». Многое определяется возможностью печататься и вообще «кормиться». Следует добавить, что многие сторонники «Нов. мира» и его линии весьма прохладно относятся лично к Твардовскому и окружающим его лифшицианцам.^[29] Н о эстетика здесь попирается политикой.

Ночью «Г< олос > А < мерики >» передает слух из Москвы об исключении из партии Карякина, Б. Биргера, Копелева и еще 3 человек.^[30] Во всяком случае, частично это правда.^[31]

28 марта. <…> В час дня квартирная хозяйка Анна Борисовна, плача, сказала мне, что в магазине говорили, что погиб космонавт Гагарин.^[32] Характерна психология таких людей: она сразу заговорила о вредительстве… <…>

В газетах вчерашнее интервью Дубчека (на совещании в Дрездене «по поводу новых путей Чехословакии». – М. М.), но слово «тревога» переведено как «беспокойство».^[33] <…>

Некто озабоченный: – Вот какая х …. на!..

Оптимист: – Ни х… товарищи, ни х..!..

Знающие люди утверждают, что подобный жаргон принят на совещаниях на высшем уровне. <…>

30 марта. День моего рождения.

Я его никогда не праздную и мало кто его вспомнит. И мне от этого ни досадно, ни горько. Не люблю праздников.

<…> < п осле строки отточий> Вечер. Л. Свобода избран президентом Ч. Словакии огромным большинством голосов при 6 воздержавшихся.

Обедал один в ЦДЛ. Ел рыбные блюда. Потом купил в буфете коробку к-т и поехал к Н ад. Як. <…> Она написала листов 5 книги восп-й об Ахматовой, но пока болен Евг. Як., не может продолжать. Звала приехать и почитать у нее. Говорим о Ч. Словакии. Немного спорим. Она считает, что «большевизм это глубоко национальное явление» и он глубже в толще народа, чем ей казалось раньше. Это и так и не так.^[34] Говорим о феодализме, о «цехах», кот. с тояли над личностью: этой «школы» не было в России. <…>

31 марта <…> Говорят, в театре на Таганке уволен актер Высоцкий неизвестно почему (прочитал или спел что-то не то).

1 апр. <…> Актер В-й выгнан за пьянство и срыв спектакля.^[35]

4 апр. <…> В ЦДЛ два вечера, много пьяных: большие компании подонков, у кот. н а улице праздник. <…> Снова пили коньяк. Два вечера подряд. <…>

На днях было какое-то партийное собрание, где в тон Михалкову выступали вчерашние либералы – А. Сурков и С. Щипачев. Кажется, они даже переплюнули его. Так же выступал и Тельпугов.^[36]

6 апр. Твердо решил завтра уехать в Загорянку. Мне здесь не по себе – и жарко, и хозяева действуют на нервы, и не работается. <…> Заезжаю за Ц. И. < Кин > ^[37] и едем с ней к Мацкину. Настроение везде одинаковое… М. говорит, что будто бы образована какая-то комиссия из представителей ЦК, КГБ, секретарьята ССП, прокуратуры и еще кого-то для исследования деят < ельнос > ти всех подписавших разные письма, а их больше тысячи. Ночью моюсь под душем и укладываю вещи.

7 апр. Утром сообщаю о своем отъезде хозяйке <…> и потом в Загорянку. День прекрасный. В саду лезут цветы. Первая травка. Но дом грязен и запущен. Начинаю потихоньку убираться. <…> Топлю немного печку и комнатная температура с 11 градусов поднимается до плюс 18. Жить можно. Так рано все эти годы я еще не приезжал в Загорянку. <…>

Лева и Володя Корнилов и конечно Сарнов каются, что подписали последнее письмо.^[38] Горе-либералы!

Итак, в первый раз в этом году я ночую на даче в ночь с 7 на 8 апреля. А обычно позже на месяц.

Идет подписка на собрание сочинений Хемингуэйя <так!>где в 3-м томе обещают дать «По ком звонит колокол». <…>

8 апр. <…> (Запись о дневниках Казакевича – «поразительно неинтерес-ных». – М. М.) Кто-то предложил такое объяснение: в начале 50-х гг. К< аза – кеви >ч ждал ареста и вел для будущего следствия маскировочный дневник. Он сохранился и из него-то и черпает вдова матерьялы для публикаций. Готовый сюжет для новеллы.^[39]

11 апр. <…> Днем Бибиси сообщило, что «сов. р ук-во резко реагирует на события в Ч. Словакии и объявляет борьбу против запад< ных > идей» – так сформулированы итоги пленума.

12 апр. <…> В Москве идет слух о готовящихся обысках с целью изъятия самоиздата. К вечеру снова похолодало.

О пленуме ничего толком не известно, кроме слухов о том, что обсуждение событий в Ч. Словакии имело место. <…>

13 апр. <…> На этой неделе в литер< атурном > приложении к газ< ете > «Таймс» напечатаны отрывки из «Ракового корпуса» С-на.

15 апр. Прочитал заявление генеральному прокурору СССР Руденко М. Якубовича, одного из обвиняемых на известном процессе «Союзного бюро РСДРП» (меньшевиков) в 1931 г. и единственного ныне живого участника процесса. Оказывается, уже этот процесс был организованной органами и прокуратурой липой. <…> Дольше всего сопротивлялись М. Якубович и А. М. Гинз – бург.^[40] Их избивали: били по лицу, голове, половым органам, топтали ногами. Измученные пытками, они оба пытались покончить жизнь самоубийством, вскрыли вены. Но их спасли и больше не били, но стали мучить лишением сна, и тогда Якубович решил подписывать все, что от него требовали. Следователи были: Д. З. Апресян, А. А. Наседкин и ст. следователь Д. М. Дмитриев и еще Радищев. <…> Перед судом Якубович был в смятении: как ему вести себя на суде – раскрыть все? Но он считал, что гос-во не должно нести ответственность за преступления аппарата органов и не хотел причинять <зла> советской власти. Его вызвал Крыленко, кот. х орошо был с ним знаком и даже жил у него в Смоленске, <перед самым началом процесса Крыленко сказал Якубовичу, что лично он считает его «ни в чем не виноватым», и заставил помогать себе в ходе процесса, даже…> если случится что-то непредвиденное. <…> Вот тогда уже началась эта страшная казуистика, а не во времена Вышинского. <…> Заявление помечено 5 мая 1967 года.

15 апр. (продолжение) Прочитал еще 2 рукописи М. Якубовича: письма о Сталине и Троцком. В общем – многое верно, но все же не все.^[41] <…>

17 апр. <…> Прочитал большое письмо Твардовского Федину о Солженицыне – 18 страниц на машинке. Умное, хорошее, благородное, сдержанное и даже дружелюбное, но внутренне твердое и даже жесткое. Замечательно написано о С-не. Г. Владимова^[42] вызывали на Лубянку и говорили с ним 4 часа о каких-то его знакомствах с американцами, но заодно и о прочем, браня С-на и Синявского.

19 апр. <…> С-н пустил по рукам запись собрания секретарьята ССП по поводу его письма и «Рак< ового > к< орпу > са» и мне дали прочесть это, а также переписку с секретарьятом. «Рак< овый > к< орпу >с» печатается в «Таймс» и скоро выйдет за границей, как и в «В круге первом». Солж. предупреждал, что так и произойдет, если у нас не опубликуют первыми – так и вышло. Навис новый скандал и он, видимо, хочет поставить всех в известность о своей позиции. Дурные слухи из Лен-да – за распространение «самоиздата» выгоняют со службы, исключают из партии, хлопочут о лишении ученых званий.

20 апр. <…> Завтра Пасха. Как много это значило в детстве.

28 апр. <…> У Машки, кот< орую > я вез в машине в Л-д, двое маленьких котят.

29 апр. <…> Предстоят 4 праздничных дня и через четыре дня еще 2 выходных (9 и 10 мая). Из 10 дней 6 выходных. Не люблю праздников и томлюсь и скучаю в подобные дни. Казалось бы, что мне – сиди за машинкой! Но мешает разливанное пьянство, глупые визиты, закрытые учреждения и книжные магазины.

3 мая. <…> Скучные дни, как всегда мне в праздники.

Работал над 7-й главой «Мейерхольда». Пишется несколько формально, но пишется. Потом перекомпаную, отделаю и может быть заблестит. Или не заблестит? <…> В «Лит< ературной > газете» ругают Аксенова^[43], но не слишком резко. Резко бранить сейчас нельзя: сразу же начнут переводить на все языки. <…>

Лидия Як-на остро говорила о молодых либералах, которые одновременно бунтуют против начальства и хотят, чтобы это нач-во давало им квартиры.

5 мая. <На Ленфильме > У же скучаю по грязной и милой своей Загорянке, по неторопливым разговорам с Юрой <Трифоновым?>, по обедам в ЦДЛ, по одинокой свободе дня.

Лева <Левицкий> собирался к 10-у быть в Л-де, но мне не очень хочется его видеть. Он все же утомительно незрел и умственно несамостоятелен.

6 мая. <…> Решил не заходить к Киселеву <директор «Ленфильма»>. Третий мой сценарий идет на Ленфильме и он пальцем не ударил, чтобы помочь мне в главном – найти режиссера. И третий сц-й попадает в руки людей случайных, находящихся без дела и готовых взяться за что угодно. Он даже не мог найти время, чтобы прочитать последний сц-й. Я знаю, что мог бы создать себе атмосферу наибольшего благоприятствования, если бы вдобавок к тому, что он брал у меня не раз крупные суммы без отдачи, я еще регулярно поил бы его коньяком. Но мне это противно: я лучше буду бескорыстно пить коньяк

с Юрой <Трифоновым?> или с Андреем Петровичем <Старостиным>, хотя я к этому равнодушен.

7 мая. <…> После Англии, Зап < адного > Берлина и США начались студенч. беспорядки в Париже. Полиция. Раненые. Комментаторы тщетно пытаются понять, чего хотят студенты, но тут дело видимо не в логике и политике, а в чем-то ином и это-то и пугает. Словно какая-то инфернальная сила электризует молодежь.

16 мая. Приехал <из Л-да > очень рано и сразу на такси в Загорянку. В саду рай: цветут вишни, чуть зацветают яблони и сирень; в траве много разных цветов. Тепло.

18 мая. Вчера сидел на даче и чуть убрал комнаты и верхнюю террасу, где остались с осени гниющие яблоки.

Сегодня ездил ненадолго в город: купил водопровод. к раны. <…> Да, еще выводил клопов, кот< орые > вдруг появились и не дали мне спать в ночь на 17-е.

В «Нов< ом > мире» резкие выводы расследовательской комиссии (Абалкин – известная сволочь). Твардовский был в запое с праздников: только вышел из «штопора». Цензура свирепствует. <…>

Как-то сразу насытился Москвой и не хочется ездить в город.

19 мая. Загорянская. Ночью неправдоподобно громко свистят, щелкают, чмокают и поют соловьи. Это так красиво, что кажется преувеличенным.

22 мая. <…> Вчера было закрытое партсобрание <ССП>, где Жаров, Мдивани, А. Васильев^[44], Поздняев и еще кто-то требовали суровых репрессий по отн < ошени >– ю к провинившимся. <Войновичу, Галичу – выговоры, Сарнову, Леве и большинству – «на вид».>

Встретил Н. И. Столярову, очень пессимистически смотрящую на ход событий: с ней тоже не заключают договоров.

По городу ходит рукопись акад. Сахарова. <…>

23 мая. Прохладный день. Ночью сулят заморозки. А сирень роскошествует. Поставил себе в комнату два букета. Соловьи заливаются и щелкают даже днем.

29 мая. <…> Вчера уже темнело, когда я услышал, что кто-то меня зовет с улицы. Оказалось, что это Вера. <…>

31 мая. Письмо от Эммы. Удивляется, что я не пишу и зовет приезжать. <…>

На улице Грицевец. Отдал 350 р. денег за лето, хотя у Т. еще есть на сберкнижке. <…>

Говорил по телефону с Над-й Як-ой.

3 июня. <…> В городе: у Левы, у Н. П. Смирнова^[45], у Ц. И. < Кин >, у Надежды Яковлевны. <…> Она мучается язвой, собирается в Верею, бранит на все корки Сашу Морозова, уже, видимо, изгнанного из дома. Он тоже что-то наговаривал лишнее о подписании писем, и его уволили из «Искусства».^[46]

22 июня. <…> Сегодня у нас годовщина нашей близости с Эммой – 10 лет. Не шутка. <…>

5 июля. <…> С завыванием мяучит кошка Машка, одержимая половой психопатией. <…>

12 июля. Целый день моросил мелкий дождь. Сильный южный ветер.

В последней «Лит. г азете» хвалят стихи Шаламова. Не может быть, чтобы Чаковский не знал, что рассказы о Колыме недавно печатал «Новый журнал», что они изданы в ФРГ по-немецки (а у нас не изданы), что Шаламов написал целую энциклопедию о Колыме в страшные ее годы, но, оказывается, это не имеет значения и его можно прославлять. Он не подписывал никаких писем. Да. Но его личное письмо к Шолохову стоит многого.^[47] Н о скандала, связанного с его именем, не было. И о нем пишут. В этом же номере, не бог весть как резко, но все-таки бранят новый роман Бабаевского «Белый свет», который – по ту сторону добра и зла.^[48]

15 июля. Смотрел арбузовскую пьесу в БДТ. Басалошвили^[49] местами интересен. <…>

А сейчас в 7 часов утра «Голос Америки» передал, что вчера в Москве умер писатель Константин Паустовский… <строка отточий>

12 часов дня. Наше радио не сообщает о смерти К. Г. и в сегодняшней «Правде» тоже ничего нет.^[50] <…>

19 июля. Сегодня пятница. Во вторник 16-го я в 9 вечера улетел в Москву на похороны Константина Георгиевича и сегодня в полшестого утра вернулся в Ленинград. <…> <На похоронах> «искусствоведы в штатском» – так их зовут в Москве.^[51] Они здесь на случай импровизированной демонстрации-скандала, которого, как и на похоронах И < льи > Г< ригорьевича >, опасается начальство. <…> Хотя К. Г. заступался за Синявского и Даниэля и подписывал разные письма-протесты, за что был в некоторой опале, видимо главари ССП решили присвоить его наследство и пришли на траурный митинг прославлять его. Говорили речи М. Алексеев и Сартаков и Кербабаев, назвавший его «Константином Павловичем». Вечная история! Поминальные речи говорят именно те, кого К. Г. терпеть не мог. Из друзей дали слово старому паяцу Шкловскому и он прокричал нечто высокопарное и псевдофилософическое. (После импровиз. выступления М. Юдиной митинг закрывают и все отправляются в Тарусу. – М. М.)

Я ехал в маленьком автобусе вместе с Л. Копелевым, Окуджавой, Коржавиным, Колей Панченко, Маргаритой Алигер, Л. Либединской, А. Тарковским и еще несколькими менее известными людьми. <…> Боря Слуцкий с женой, Оттены, Н. И. Столярова и еще многие знакомые лица. В момент, когда гроб опускали в землю, толпа оттеснила меня в сторону и я не стал лезть вперед. <…>

В доме К. Г. тоже род поминок и, кажется, Татьяна^[52] обижается на меня, чт о я уе зжаю. <…>

Утром – Лавка писателей, улица Грицевец, Аэропортовская, – у Ц. И. Кин, потом ЦДЛ, где стригусь у Моисея Михайловича^[53] и обедаю. <…>

Сейчас, конечно, все разговоры – главным образом, о Беленкове.^[54] Он был по «ревиру»^[55] в Югославии, оттуда как-то уехал в Мюнхен и там получил туристскую визу в США. Сейчас он в Вашингтоне в госпитале. От него ждут разоблачений и одно заявление он уже сделал: о том, что он не может жить

в стране, где ненавидят и преследуют таланты, молодежь и нацменьшинства. <…>

<…> <В «Русских новостях»> статья Н. П. Смирнова о «Лолите» Набокова.

20 июля. Середина лета. <…> Атмосфера нервная, полная каких-то ожиданий. Год неспокойного солнца. <…>

В Москве в Вечерке за 19 июля нашел маленькое объявление о смерти на 83-м году жизни Алексея Елисеевича Крученых.^[56] «Лит. г азета» не нашла нужным это сообщить. Я читаю ежедневно 5–6, а иногда и больше газет и нигде этого не было. Трудно сказать, сколько процентов шарлатанства было в его сочинениях, – может быть, 99 %. Но к нему же иногда недурно относились такие люди, как Маяковский и Пастернак. Я знал его хорошо, и до моего ареста он часто доставлял мне редкие книги: стихи Цветаевой и пр.; драл он за них здорово, но я не торговался. <…> А физически он был всегда неприятен, словно грязен: потные руки. Он еще торговал автографами и выпрашивал их у всех чуть известных литераторов. И у меня тоже. Это «для тела». А для «души» – он читал детективные, исторические, бульварные и всякие приключенческие романы. <…> Мир его праху! Это была по-своему яркая и занятная фигура.

Слушал по Бибиси не опубликованный у нас ответ чехов на варшавское заявление. В нем все корректно и спокойно и убедительно и вероятно правдиво, но одна фраза бьет под ложечку противников. Это слова о том, что дальнейшее развитие Ч. Словакии не должно знать методов «полицейско-бюрократического государства». Вот в чем суть. <…>

1969

17 янв. <…> В Праге во время студенческой демонстрации сделана попытка самосожжения в знак протеста против советской оккупации. Покушавшийся в тяжелом состоянии.^[1] <…>

19 янв. <…> О самосожжении в Праге наши газеты не пишут. Все полосы заполнены космонавтами.

Даже если пьеса не пойдет (хотя почему бы?), все равно хорошо, что она будет написана. Количество начатых и не законченных моих работ слишком велико. Придумал я ее в общих очертаниях еще до ареста.^[2]

19 янв. (продолжение) <…> Кое-как слышу радио. В Праге умер сжегший себя студент. Антисоветские студенческие демонстрации.

20 янв. <…> Завтра обещал привезти на Ленфильм заново отредактированный сценарий. Ох, как он мне надоел! Если до февраля я отделаюсь от сценария и начерно закончу пьесу, – будет хорошо.

22 янв. <…> Космонавты – хорошие ребята с куда более интеллигентными лицами, чем члены правительства. <…>

Говорят, что в Москву недавно вернулся Маленков с семьей после 12-летнего изгнания, получил дачу с машиной и пенсию повышенного размера, т. е. его уравняли с Хрущевым.

Письма Левы <Левицкого>^[3] и Шаламова.^[4] Шаламов хвалит мою статью в «Прометее» и какие-то стихи М. Петровых.^[5]

23 янв. <…> В Ч. Словакии еще одно самосожжение – в Брно. В субботу 25-го похороны Яна Палаха. <…>

24 янв. <…> Нарастает напряжение и в Праге. Еще одна (уже 7-я) попытка самосожжения. <…>

25 янв. <…> Да, с № 12 «Нового мира» какое-то затруднение. Твардовский до 13-го не пил и был «на удивление» в хорошем настроении. С 13-го в «штопоре». Юра^[6] кончил и сдал сценарий. <…>

27 янв. <…> (Речь идет о покушении при проезде правительственного кортежа с космонавтами в Кремль. – М. М.) Французская газета «Орор» (фр. «L̓Aurore» – «Заря». – М. М.) посвятила 6 столбцов покушению у Боровицких ворот, однако, видимо, никаких новых данных там нет: одни догадки и умозаключения. Но откуда-то стало известно, что выстрелы раздались не из толпы, а из караульного помещения сбоку ворот. Это странно и зловеще. Все комментаторы считают, что выстрел был направлен не в космонавтов.

28 янв. <…> Слышал по радио, что покушавшийся в Кремле – младший лейтенант войск кремл<евской> охраны <Ильин>^[7], что он, стреляя, выбежал из караульного помещения, потом пытался принять яд, но ему не дали. Какой-то «азиатский коммунист» передал, что в тот вечер в Кремле был «хаос и паника».

29 янв. <…> Жюри Союза журналистов в Париже избрало Солженицына «лучшим иностранным писателем года», но сообщило, что посылаемые ему через ССП письма не доходят. Какой позор! <…>

2 фев. <…> Купил книжечку – сборник «Пять обелисков» со стихами 5 поэтов, погибших на войне. Из 5 только один настоящий поэт – Иван Пулькин.^[8] Его включил в книжку Валя Португалов, ее составитель.^[9] <…>

В книге 35 стихотворений Ивана: среди них есть и из его лучших. Многие из них сберег я и передал Вале. Некоторые Иван мне не раз читал. А стихотворение «Два друга уезжали», на котором написано, что оно посвящено Пущину и Кюхельбекеру, на самом деле было посвящено брату и Валентину. Эти стихи мне передал сам Иван зимой 37–38 гг. в Ленинской библиотеке (я уже наладил тогда переписку со Львом, прибывшим на Колыму), и я ухитрился их ему переслать.^[10] <…>

3 фев. <…> Вот уже год, как Лева <Левицкий> должен мне несколько сотен. <…>