Текст книги "Грибификация: Легенды Ледовласого (СИ)"
Автор книги: Альберт Беренцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 47 страниц)
Хрулеев: Последний в мире градоначальник
3 октября 1996
Балтикштадтская губерния
Сначала Хрулееву было все еще тревожно и страшно в черном чреве здания оредежской администрации, но вскоре он успокоился. Луч портативного фонарика шарил по стенам с обсыпавшейся штукатуркой и бетонному полу.
Ничего опасного здесь вроде бы не было, луч фонарика выхватывал из темноты переломанную мебель, разбросанные документы, останки инфографики на стенах и редкие трупики дохлых крыс.
Хрулеев заглядывал в темные коридоры и опустевшие кабинеты, но повсюду были только обычные запустение и мусор. Единственной странностью, пожалуй, было только полное отсутствие человеческих трупов.
Широкую лестницу, ведущую на второй и третий этажи, все еще покрывал алый парадный ковер. Хрулеев решил не тратить время на осмотр второго этажа и сразу подняться на третий, чтобы заглянуть в то подозрительное помещение, окно которого, как заметил Хрулеев с площади, было задрапировано тканью.
Тотошка держалась рядом с Хрулеевым, но не выказывала никаких признаков беспокойства. Алый ковер поглощал звук шагов, и, отбросив страх, освещая себе путь фонариком, Хрулеев стал подниматься на третий этаж.
Дойдя наконец до верхней площадки лестницы, Хрулеев увидел длинный темный коридор, уходивший отсюда в обе стороны. Чтобы попасть в интересующее Хрулеева помещение нужно было идти налево. Третий этаж выглядел таким же раздолбанным и заброшенным, как и остальное здание.
Хрулеев сделал несколько шагов по коридору влево, а дальше события стали развиваться стремительно.
Сначала Хрулеева оглушил резкий скрежещущий звук, а в следующую секунду по глазам яркой вспышкой резанула боль.
Хрулеев зажмурился, Тотошка залаяла.
Открыв ослепленные ярким светом глаза, Хрулеев не поверил в то, что видит.
Коридор был освещен светом, настоящим электрическим светом, неоновые лампы на потолке жужжали. Хрулеев не видел электрического освещения в зданиях уже полгода, электричество и неоновые лампы вдруг показались ему чем-то волшебным и неотмирным, небывальщиной, которой быть не может.
Тотошка лаяла на кого-то за спиной Хрулеева, и Хрулеев резко обернулся.
С лестничной площадки на него смотрел человек. Не ребенок, взрослый.
Человек тоже показался Хрулееву чем-то потусторонним и неестественным, настолько его внешний вид не соответствовал происходящему вокруг, незнакомец был подобен работавшим волшебным неоновым лампам на потолке. Дело в том, что на человеке был костюм – тщательно отглаженные брюки, пиджак, белоснежная рубашка и галстук.
Синий галстук был усыпан маленькими серебристыми изображениями бутылок водки, такие галстуки были популярны среди чиновников и политиков в 1995 году на пике популярности Президента. Образ человека дополняли начищенные до блеска модельные ботинки. К лацкану пиджака незнакомца был прикреплен небольшой позолоченный значок, изображавший Республиканский герб в виде вздыбленной рыси.
Однако взгляд на лицо человека разрушил все волшебство и вернул Хрулеева к жестокой реальности. Людей, у которых лицо столь не соответствовало бы одежде, Хрулееву видеть еще не приходилось.
Казалось, что кто-то оторвал настоящую голову этого красивого человека в костюме и приделал на ее место жуткую пародию на человеческий облик. Лицо человека было бледным и опухшим, щеки заросли жесткой щетиной, что придавало человеку сходство с кабаном. Черные волосы на голове, уже тронутые сединой, были растрепаны, под глазами залегли тяжелые черные круги, сами глаза казались нечеловеческими, интеллект в них сочетался с чем-то диким и животным. Это были глаза скорее умного и грустного шимпанзе, а не человека.
Хрулеев стал медленно снимать с плеча двустволку, стараясь не делать резких движений.
Но Тотошка вдруг перестала лаять и подбежала к человеку в костюме, тявкнув, она лизнула руку незнакомца. Мужчина взглянул на Тотошку с удивлением, как будто никогда раньше не видел собак. Он не проявлял никакой агрессии и был безоружен, Хрулеев передумал снимать с плеча ружье.
– Разве вас не предупредил охранник на входе? – печально спросил человек. Голос у него был дряблым и надтреснутым, это был голос глубокого старика, хотя судя по внешности человеку в костюме было не больше пятидесяти.
На несколько секунд повисло молчание, вопрос был несколько странным, и Хрулеев не знал что отвечать.
– Какой охранник?
– На входе. Кроме того, у нас на дверях висит объявление. Здание администрации это государственное учреждение, сюда нельзя с животными. С мороженным в руках и на скейтах кстати тоже нельзя. Все написано в объявлении. А вы притащили сюда собаку, как не стыдно.
Взгляд человека стал совсем грустным, в нем то проскальзывал интеллект, то появлялось совершенно бессмысленное животное выражение. Глаза незнакомца мерцали, как битое стекло на свету. Хрулеев понял, что имеет дело с сумасшедшим и вновь стал осторожно снимать с плеча двустволку. Но это движение не укрылось от зоркого взгляда человека в костюме. Он вдруг улыбнулся:
– А вот оружие как раз можете оставить. Как вы уже наверняка знаете, у нас в Оредеже совершенно легально можно иметь в собственности и носить с собой огнестрельное оружие всех возможных видов, я подчеркиваю – именно всех возможных: охотничьи ружья, как то, что вы собирались сейчас снять с плеча, пистолеты, автоматы и так далее. Гранатометы мы пока что не легализовали, но мы работаем над этим, я вас уверяю. Владение личным оружием – основа любого демократического строя, свободный гражданин имеет неотъемлемое право на защиту себя, своей семьи и отечества. Именно поэтому, выполняя указы Президента, здесь в Оредеже мы разрешаем носить личное оружие даже в здании государственной администрации. Кстати, марихуана у нас тоже полностью легальна и свободно продается. Вы еще не бывали в нашем кофе-шопе «Ямайская поросль»? Если не были – обязательно сходите, там можно купить папиросы с коноплей или отведать вкуснейшие кексы с гашишем, владелец – настоящий ямаец Майки, на вывеске изображен сам хозяин заведения с трубкой в зубах, просто идите по улице Утренней рюмки Президента, и вы не пройдете мимо.
Но Хрулеев уже побывал сегодня в заведении Майки, точнее видел его издали. Украшавший когда-то фасад кофе-шопа огромный металлический конопляный лист был отломан и валялся посреди двора, а на размещенной над дверями заведения эмблеме в форме черного лица Майки было намалевано послание от Германа, извещавшее что «ДЕТИ-ЗЛО».
Хрулеев вспомнил сейчас об этом, и вдруг догадался.
– Вы ведь Герман? – спросил Хрулеев человека в костюме.
Улыбка человека, только что увлеченно рассказывавшего о марихуане и огнестреле, вдруг увяла. В его мерцающих глазах вновь мелькнуло нечто обезьянье и бессмысленное.
– Вы хотите меня обидеть, оскорбить? – но в голосе человека не было злобы, только грусть, – Герман – хулиган, он вандал, который портит общественные и частные здания в городе своими граффити, Герман – позор Оредежа. И я уже дал указание шерифу поймать этого Германа и взыскать с него положенный в таких случаях штраф в сто долларов за вандализм.
Кроме того, Герман должен будет лично стереть всю свою мерзкую пропаганду с оредежских стен. Мне искренне стыдно, что в Оредеже живут такие Германы, и от лица города я приношу вам искренние извинения за то, что проклятый Герман испортил своими художествами ваше впечатление о нашем прекрасном в целом городке.
Знаете сколько у нас здесь всего надписей сделанных Германом? Во всем Оредеже их сорок три, и это не считая окрестных сел, где тоже поработал Герман. Но шериф почему-то бездействует, он в последнее время даже не отвечал на мои официальные запросы. Дворники тоже бездействуют и не выполняют моих указаний закрасить германовские художества.
Тогда я решил взяться за дело лично, и действительно взялся. Я официально сообщаю вам, что раньше в Оредеже было пятьдесят пять надписей Германа, а сейчас их, как я уже говорил, только сорок три. Двенадцать надписей я закрасил лично, и я буду продолжать борьбу с ними, ибо это мой долг, и как гражданина, и как мэра этого города. И отвечая на ваш вопрос: я не Герман, я Автогенович Петр Михайлович, мэр Оредежа. Избран всенародным голосованием жителей Оредежа в ноябре 1993 года.
Хрулеев: Утренняя рюмка
3 октября 1996 года
Балтикштадтская губерния
Автогенович подошел к Хрулееву и протянул ему руку. Тотошка все еще не проявляла к Петру Михайловичу никакой агрессии, она понюхала штанину мэра и завиляла хвостом. Хрулеев решил, что это добрый знак, и пожал протянутую руку.
– Хрулеев. Очень приятно.
Рукопожатие у Автогеновича оказалось удивительно твердым. Но звериные глаза мэра все мерцали, отражая ежесекундные смены настроения безумца, полагавшего, что в городе еще остались шерифы и дворники.
– А вы собственно по какому вопросу, господин Хрулеев? – вдруг спохватился мэр, – Время сейчас конечно неприемное, но мы, следуя указаниям Президента, всегда открыты к общению с народом. Вы явно не оредежец, ведь всех оредежцев я знаю лично. Откуда вы, Хрулеев?
– Из столицы, из Семи Холмов, – нехотя ответил Хрулеев, – И я думаю, что вы действительно можете мне помочь.
– Ого, так-так, так-так, – глаза Автогеновича лихорадочно заблестели, мэр стал потирать руки, – Давненько у нас не было посетителей и гостей, тем более из самой столицы. Как вам Оредеж кстати? Надеюсь, вы приехали на поезде, Оредеж особенно прекрасен, когда подъезжаешь к городу именно на поезде.
Вы знали, что по нашей железной дороге в 1916 году проезжал сам царь и любовался Оредежем из окна поезда? А как вам наш герб? Вам наверняка неизвестно, что в восемнадцатом веке неподалеку от современного Оредежа располагалась усадьба действительного статского советника Сукина? Именно поэтому на нашем гербе изображена сука. Вы должны оценить это, ведь у вас, как я вижу, тоже есть сука.
Значение железной дороги на нашем гербе, я полагаю, в объяснении не нуждается, что же касается реки, которую сука держит в зубах, то это, конечно же, наш великий водный путь – река Оредеж. Сейчас как раз осень, там ловятся исключительно жирные караси, послушайте, нам с вами непременно стоит съездить на рыбалку, за счет городского бюджета, конечно же, мы оредежцы очень хлебосольны, и порадовать дорогого гостя, тем более из столицы, нам будет приятно. Прошу вас не отказывайтесь, тем более... Ох, а о самом главном я и забыл! Пойдемте ко мне в кабинет, скорее, я покажу вам. Вы глазам своим не поверите, обещаю, пойдемте.
Хрулеев хотел всего лишь спросить Автогеновича не видел ли тот его дочь. Но мэр не давал ему и рта раскрыть. Делать было нечего, Хрулеев понимал, что вести себя с безумцем следует предельно осторожно.
Вслед за пребывавшем в крайнем возбуждении мэром он потащился к кабинету в конце освещенного неоновыми лампами коридора. Хрулеев уже догадался, что кабинет мэра и был тем помещением, окно которого было задрапировано тканью.
По крайней мере Автогенович, судя по всему, верно сообщил Хрулееву свое имя и должность. На дверях кабинета действительно висела металлическая табличка, сообщавшая, что его владелец:
«Мэр Оредежа
Автогенович П.М.»
Хрулеев и Тотошка прошли через приемную, где раньше наверняка сидела секретарша, и вошли в кабинет вслед за мэром.
Кабинет Автогеновича производил странное впечатление. Окно, как оказалось, было не только задрапировано темной тканью, но и полностью закрыто огромным стальным листом с внутренней стороны. На потолке жужжала неоновая лампа, по столу были хаотично разбросаны документы и авторучки. Одну из стен занимала громадная карта Оредежского района, с другой стены напротив улыбался портрет Президента. Пол кабинета был завален пустыми консервными банками вперемешку с гильзами.
Банки были белоснежного цвета, на каждой из них имелась эмблема Президентских штурмовиков в виде вздыбленной рыси, сжимавшей в лапах меч и граненый стакан. Вокруг рыси на каждой из банок была выведена крупным шрифтом угрожающая надпись «ГОСУДАРСТВЕННЫЙ РЕЗЕРВ. СПЕЦИАЛЬНЫЙ РАЦИОН ПРЕЗИДЕНТСКИХ ШТУРМОВИКОВ. НЕ ДЛЯ ПРОДАЖИ. НЕ ДЛЯ МАССОВОГО УПОТРЕБЛЕНИЯ ».
В углу кабинета стояли железные ведра, наполненные чистой водой. Однако внимание Хрулеева прежде всего привлекли гильзы на полу. Гильзы были пулеметными, а на подоконнике возле окна Хрулеев рассмотрел характерные отметины, которые остаются после установки станкового пулемета. Сейчас никакого оружия в кабинете мэра не было, но Хрулеев понял, что Автогенович не так прост и безобиден, как кажется.
Мэр, войдя в кабинет, сразу же бросился к небольшому постаменту, стоявшему у стены под портретом Президента. На постаменте помещалась большая хрустальная рюмка, защищенная стеклянным куполом подобно ценному музейному экспонату. Прибитая к постаменту позолоченная пластинка гласила, что это «Утренняя рюмка Президента». Автогенович все потирал руки и хихикал, видимо предвкушая восхищение Хрулеева экспонатом. Хрулеев попытался придать лицу удивленное выражение.
– Что же это такое?
– А я сейчас расскажу, – глаза Автогеновича лихорадочно блестели, – Итак, в апреле 1994 года Президент ехал на поезде в Эстонию для встречи со своим эстонским коллегой. Президентский поезд проезжал Оредеж ранним утром, и, проснувшись, Президент неожиданно понял, что запасы алкоголя, которые везли в специальном вагоне под охраной Президентских штурмовиков, были исчерпаны полностью еще вчерашним вечером. Горю Президента не было предела, Оредеж был ближайшей станцией, и Президент принял решение остановиться. Он вышел из поезда и, несмотря на предупреждения Президентских штурмовиков, совершенно открыто, как обычный гражданин, прошел в буфет Оредежского вокзала. Там им и была выпита эта самая рюмка, самая первая в то утро. Это произошло 14 апреля 1994 года в восемь утра двадцать пять минут шестнадцать секунд.
– Ну а потом? – устало спросил Хрулеев.
– А потом Президент продолжил свой путь в Эстонию. Это был единственный раз, когда он оказал Оредежу честь своим посещением.
– То есть вы хотите сказать, что Президент ограничился одной рюмкой? – удивился, на этот раз по-настоящему, Хрулеев.
– Конечно же нет, – раздраженно объяснил Автогенович, он был явно недоволен тем, что рюмка не произвела особого впечатления на Хрулеева, – Пока Президент посещал буфет, штурмовики уже сбегали в магазин и пополнили запасы алкоголя в спецвагоне. Но их Президент пил уже в пути, в поезде. Таким образом, эта рюмка из вокзального буфета стала единственной выпитой Президентом непосредственно в Оредеже.
Автогенович вновь погрустнел, его взгляд потух как лишенная подачи электричества лампочка.
– А знаете, – печально произнес мэр, – Грибному королю, например, рюмка очень понравилась. Он даже хотел забрать ее себе, но я конечно же не дал, эта рюмка – часть нашей истории, она принадлежит Оредежу.
– Грибному королю? Разве в Оредеже теперь монархия? – Хрулеев понял, что Автогенович опять бредит, но лицо мэра вновь стало совершенно ясным и бодрым, и это почему-то пугало Хрулеева.
– Нет, нет, – запротестовал Автогенович, – Он на самом деле, конечно, никакой не король, он просто так себя называет. Он приходил сюда пару недель назад, знаете, он единственный в мире человек, который умеет разговаривать с Грибом. Гриб прислал его сюда в качестве делегата для ведения переговоров между Оредежской администрацией в лице меня и Грибом.
– И где этот король сейчас? И кто он вообще такой?
Автогенович нахмурился.
– Он здесь. В Оредежском районе. Грибной король избрал наш район местом своего постоянного пребывания.
Опять бред, но Хрулееву становилось все тревожнее. Он был даже рад, что окно в кабинете Автогеновича закрыто стальным листом, и нависшего над городком Гриба отсюда не видно.
Хрулеева вдруг затошнило, голова закружилась, а желудок свело. Ему казалось, что от спазмированного желудка к голове протянулась воспаленная пульсирующая нить голода. Хрулеев покачнулся и оперся на заваленный бумагами стол.
– Что с вами? Вам плохо? – искренне испугался мэр, – Вызвать скорую?
И Автогенович действительно поднял трубку стоявшего на столе телефона.
– Странно. Не работает. Безобразие, – удивился мэр.
– Я голоден, – объяснил Хрулеев.
В глазах мэра вновь замелькали светлячки безумия, он возбужденно затараторил:
– Что же вы сразу не сказали? Послушайте, у нас здесь есть отличнейший ресторан, называется «Президентский вагон». Это действительно вагон, он стоит на тупиковом пути за вокзалом, знаете, я лично участвовал в его открытии, там подают ледяную водку и чудесных горячих карасей в сметане. Мы угостим вас, все за счет городского бюджета, конечно же. Позвольте я вызову такси. – Автогенович вновь потянулся к телефону.
Тот факт, что телефон уже давно не работает, сознание Петра Михайловича, судя по всему, принять не могло, равно как и то, что никаких такси и ресторанов в Оредеже нет уже полгода. Но у Хрулеева не было сил объяснять или спорить, тем более, что он уже убедился в абсолютном безумии мэра.
– Просто угостите меня консервами, – предложил Хрулеев, указав на разбросанные по полу пустые банки из-под спецрационов.
Мэр насупился, его взгляд стал животным и затравленным.
– Консервов нет. Это кабинет главы города, а не столовая. Если голодны – идите в Dumpling and Vodka, эта пельменная работает круглосуточно. А консервов нет, нет консервов.
– А это что? – Хрулеев вновь указал на разбросанные по полу банки, их было не меньше сотни. Хрулеев вдруг разозлился:
– Вы еще скажите, что у вас нет пулемета, – Хрулеев поднял с пола одну из тысяч валявшихся там вперемешку с банками пулеметных гильз и продемонстрировал ее мэру. Но тут же пожалел об этом. Взгляд Автогеновича налился кровью и яростью.
– Оружия НЕТ. Консервов НЕТ. Лекарств НЕТ.
Хрулееву показалось, что сейчас Автогенович бросится на него, но мэр просто стоял на месте, его ладони хаотично сжимались и разжимались, как будто он уже примерялся, как будет душить Хрулеева. Но когда Автогенович заговорил, голос его был не злым, а скорее печальным:
– Я уже объяснял вам. Я всем вам говорил. Я говорил это Герману, говорил это ордынцам, говорил это Грибному королю. У меня ничего нет – ни консервов, ни оружия, ни лекарств. Но вы не слушаете, вы все время приходите и клянчите. За что? Что я вам сделал плохого?
– Значит, вы виделись с Германом? – спросил Хрулеев, чтобы хоть как-то отвлечь мэра от накатывавшего приступа отчаянья. Но тема вопроса была выбрана неудачно, Автогенович расстроился еще больше:
– Да. Нет. Я ни с кем не виделся, понятно вам? И если это все – то я вынужден попросить вас уйти. Приемные часы окончены. Не забудьте оставить отзыв о том, понравилась ли вам работа администрации Оредежа, книга отзывов лежит на входе у вахтера. Всего доброго!
Хрулеев лихорадочно соображал, но думать было тяжело, а принимать решение нужно было быстро, прямо сейчас. Клетки мозга иссохлись от голода, нейронные связи давно нарушились, Хрулеев понимал и чувствовал это, это был ощущаемый болезненный физиологический процесс вроде зубной боли.
Можно было конечно застрелить Автогеновича, но смысла в этом было бы мало, Хрулеев видел, что в кабинете никаких консервов нет, только пустые банки. Если убить мэра – Хрулеев так и не узнает, где тот прячет запасы пищи. Еще можно было просто уйти, добраться до леса и съесть шашлыка из убитой днем суки.
Но теперь, стоя в залитом электрическим светом кабинете, Хрулеев осознал, что выходить отсюда в ночную осеннюю тьму, в город и лес, где рыщут убивающие всех взрослых дети, ему совсем не хочется. Хрулеев понимал, что здесь он в безопасности, что Автогенович живет здесь уже очень давно, вероятно с того самого дня когда все началось.
Если бы дети хотели убить мэра, то они давно бы могли придти сюда и сделать это, но почему-то дети решили оставить его в живых или просто по неизвестной причине избегали здания администрации.
– Я вам соврал, – вдруг заявил Хрулеев.
Автогенович мрачно смотрел на Хрулеева, видимо ожидая, когда тот уже наконец уйдет. Но Хрулеев не собирался уходить, вместо этого он продолжил:
– Я не гость из столицы. Точнее говоря, я действительно из Семи Холмов, и меня действительно зовут Хрулеев, но я не гость. На самом деле я легат Корпуса Президентских штурмовиков, легат Хрулеев. И я послан к вам в Оредеж с секретной миссией от самого Президента. Разве вы не получали шифровку о том, что я должен прибыть?
Хрулеев с удовлетворением отметил, как в глазах мэра забегали светлячки радостного безумия. Автогенович начал потирать руки, его дыхание вдруг стало таким частым, что Хрулееву показалось, что мэр сейчас задохнется или упадет в обморок. Но Автогенович не упал в обморок, вместо этого он затараторил:
– Так, так. Так. Ну конечно же! Я ведь писал Президенту, я слал письма, и я знал, я надеялся, что ответ придет, я знал, что Президент поможет и пришлет кого-нибудь. Наконец-то! Я официально сообщаю вам, легат, что Оредеж готов оказать вам полное содействие в вашей миссии. Но для начала, простите мою назойливость, нам следует закончить со всеми формальностями. Покажите, пожалуйста, ваши документы, легат. Я должен убедиться в ваших полномочиях.
Хрулеев растерялся. Ничего даже отдаленно похожего на документы у него с собой не было. Когда-то у Хрулеева был паспорт, но паспортом Хрулеева мичман растопил костер еще пару недель назад. Но отступать было некуда, нужно было продолжать безумную игру.
Хрулеев взял со стола мэра листок бумаги с инфографикой по удоям молока в Оредежском районе за 1995 год, он перевернул листок и, схватив со стола авторучку, стал писать на чистой стороне. Писать было непривычно, рука Хрулеева отвыкла от этого занятия, он даже не помнил, когда писал что-либо в последний раз. От голода руки дрожали и не слушались, авторучка доставляла боль, как будто была инструментом пытки. Но Хрулеев все же написал на листе крупными печатными буквами, как маленький ребенок:
«Документ о полномочиях легата Хрулеева.
Легат послан в Оредежский район со сверхсекретной миссией.
Приказываю мэру Оредежа Автогеновичу П.М. оказать легату абсолютное содействие и выполнять все его указания беспрекословно.
Президент.»
Хрулеев не знал, как выглядела подпись Президента, но страшнее было то, что он не помнил даже, как выглядит его собственная подпись. Поэтому ниже слова «Президент» Хрулеев поставил закорючку, напоминавшую скорее случайно пролитые на бумагу чернила, чем настоящую подпись. Закончив писать, Хрулеев подал документ Автогеновичу.
Но мэр не взял документа, он стоял и удивленно смотрел на Хрулеева. Хрулеев на секунду испугался, что Автогенович пришел в себя и не будет дальше участвовать в этом сумасшедшем маскараде. Но мгновение спустя взгляд мэра в очередной раз засверкал безумием, Автогенович взял протянутую ему бумагу и углубился в ее изучение.
– Так. Позвольте, а где же печать?
Хрулеев быстро бросил взгляд на заваленный документами стол мэра, удивительно, но никаких печатей там не оказалось.
– Разве вы не знаете? – спросил Хрулеев, – Для секретных документов Президент использует не печать, а верхнюю часть собственного граненого стакана. Он выпивает стакан, а потом припечатывает им документ. Посмотрите внимательно, там внизу под подписью остался круглый отпечаток от водки на краях стакана.
Это конечно было исключительным бредом, но с другой стороны вполне в духе Президента. Автогенович поднес документ к самым глазам и стал внимательно изучать его в поисках несуществующих следов президентского стакана. Наконец он посмотрел на Хрулеева, и его лицо приняло озабоченное выражение:
– Да, да, разумеется. Я этого не знал, простите. Ваши документы в полном порядке. Но прежде всего я, естественно, хотел бы узнать, какие именно меры вы предпримите для его поимки?
– Его? Поимки?
– Поимки Германа, конечно же, – объяснил Автогенович, – Вас ведь прислали именно для этого? Уверяю вас, что городская жандармерия, шериф и Президентские штурмовики Оредежа окажут вам полную поддержку.
– Спасибо, но обойдусь без них, – заверил мэра Хрулеев, он указал на Тотошку, которая как раз грызла ножку стола, – У меня с собой специальная собака, натасканная на запах Германа. Она его найдет, но есть одна проблема. Собаку сперва необходимо покормить, но это не простая овчарка, она выращена Президентскими штурмовиками специально для выполнения секретных миссий. Поэтому ест она исключительно пищевые рационы штурмовиков из госрезерва. У вас случайно не найдется пары баночек?
– Ну конечно же, конечно, – Автогенович всплеснул руками и бросился к столу, из ящика стола он извлек закрытую и целую белоснежную банку с эмблемой Корпуса Президентских штурмовиков.
Хрулеев был обрадован, но и разочарован одновременно. Пустых банок на полу у мэра было слишком много, они бы все не влезли в стол Автогеновича, кроме того, Хрулеев успел заметить, что никаких других банок, кроме той единственной, которую мэр сейчас протягивал ему, в ящике стола нет. Хрулеев понимал, что основной стратегический запас банок Автогенович хранит не в собственном кабинете, а где-то в неизвестном Хрулееву тайнике. А значит ограбить мэра и сделать запасы еды не получится.
Хрулеев тут же устыдился собственных мыслей, грабить безумца было, конечно же, нехорошо. Все эти размышления быстро пролетели на самом краешке сознания Хрулеева и сразу же рассеялись, сейчас это все не имело значения, сейчас нужно было только одно – ЖРАТЬ.
Хрулеев взял протянутую ему мэром банку с самооткрывающейся крышкой, но, несмотря на голод, прежде чем начать есть, все же прочел надпись на борту пищевого рациона:
«Внимание! Гиперкалорийно! Рацион предназначен исключительно для восполнения сил Президентских штурмовиков после выполнения опасных и тяжелых заданий! Для гражданских лиц слишком калорийно и может вызвать ожирение! Каждая банка содержит микрочастицы водки из стакана Президента для придания штурмовику боевого духа и микрочастицы Гриба для напоминания штурмовику о величии замыслов Президента.»
Но Хрулеев не боялся ожирения, тем более, что Автогенович, судя по всему питавшийся рационами постоянно, совсем не выглядел жирным. Что касается микрочастиц Гриба, то Хрулееву было отлично известно, что Гриб вообще не усваивается организмом взрослых людей и не причиняет взрослым никакого вреда при его поедании.
Около месяца назад они с мичманом нашли брошенный поселок, дети по какой-то причине ушли оттуда, и мичман, несмотря на предупреждения Хрулеева, сожрал на Грибной площадке поселка не меньше килограмма Гриба. Однако, в тот раз мичман отделался только легким поносом.
Хрулеев вскрыл банку и жадно стал заталкивать рукой в рот однородное бурое месиво. Возможно все дело было в голоде, но смесь показалась Хрулееву исключительно вкусной, она была чуть островатой, во вкусе ощущались нотки мяса, овощей, томата и чили.
– Шпрв нжн ппрбвт смму.
– Простите? – переспросил Автогенович
– Я говорю, что сперва мне нужно попробовать рацион самому, и уже только потом давать его собаке, – объяснил Хрулеев, наконец прожевав, – У Тотошки очень нежный желудок, я должен убедиться что рацион не испорчен.
Хрулеев все жрал и жрал, а голод не уходил. Хрулеев понимал, что это чувство обманчиво и вызвано хроническим недоеданием, предупреждение на банке недвусмысленно говорило, что объедаться рационом не следует.
Хрулееву потребовалась вся сила воли, чтобы наконец оторваться от вкуснятины, банка к этому моменту была съедена уже наполовину. Он полностью оторвал самооткрывающуюся крышку, чтобы собака не порезалась, и поставил банку на пол перед Тотошкой, которая все время, пока хозяин ел, истекала слюной, не отрывая голодного взгляда от Хрулеева. Тотошка жадно набросилась на банку.
От еды Хрулеева бросило в жар, он почувствовал как бешено забилось сердце в груди.
– Дайте попить.
Автогенович зачерпнул из стоявшего в кабинете ведра чистой воды и протянул Хрулееву фарфоровую чайную кружку. Хрулеев напился сам и налил в железную тарелку, которую носил с собой, воды для Тотошки.
Автогенович, все время пока Хрулеев жрал, дрожал от нетерпения, судя по всему, ожидая продолжения обсуждения плана по поимке Германа. Хрулеев решил, что настало время перейти к самому главному:
– Прежде чем мы начнем ловить Германа я должен выполнить дополнительное суперсекретное задание, которое дал мне Президент.
– Я весь во внимании, – заверил мэр.
Хрулеев вдруг разволновался, он понимал, что Автогенович был здесь в Оредеже с самого начала, с того самого дня когда все началось. Мэр должен был знать всех местных детей, он должен был обязательно заметить, если среди детей появилась чужая девочка. Он должен знать. Должен.
Руки у Хрулеева дрожали, когда он доставал из кармана фотографию. Это была ценнейшая из всех вещей, что носил с собой Хрулеев, ценнее двустволки, тамагочи и даже пачки «Петра I». Фотография была помята, Хрулеев множество раз складывал ее пополам, кладя обратно в карман.
Он показывал ее всем встреченным людям по пути сюда, тысячам людей. Мичман заверил Хрулеева, что знает, где его дочь, и даже обещал рассказать об этом в обмен на пачку сухарей. И Хрулеев отдал мичману последние сухари, а сожрав их, мичман нагло заявил что соврал.
Но здесь в Оредежском районе, где как сказали Хрулееву, видели его дочь, им с мичманом не встретилось никого, только орды жаждущих крови и смерти детей. Автогенович был первым, и Хрулеев очень рассчитывал на него.
Несмотря на помятость фото, лица людей были вполне различимы. Это была моменталка, сделанная чуть больше года назад – в сентябре 1995 в Монако, на частном пляже отеля Hotel De Paris Monte Carlo.
Жена Хрулеева Катя сидела на золотом песке в ярко-красном купальнике, в ее золотых в тон песку волосах блестели капельки морской воды. Их дочь Юля делала маме рожки одной рукой, а другой весело махала в камеру. Сам Хрулеев полулежал в шезлонге рядом, из бутылки французского пива в его руке торчала соломинка. На заднем плане среди пальм виднелось белоснежное здание отеля. Снимок несколько портил идущий по пляжу рядом со счастливой семьей жирный коллега Хрулеева с огромным волосатым животом, в леопардовых плавках, с золотой цепью на шее и двумя литровыми кружками пива в руках.
Автогенович взял фотографию в руки и уставился на нее, как будто никогда раньше не видел фотоснимков.
– Я ищу девочку. Вот эту. Ее зовут Юля, и мне сказали, что она здесь, в Оредеже. Найти ее – особо важное задание от Президента, он рассчитывает на вас, – объяснил Хрулеев.
В следующую секунду Хрулеев испугался. Он увидел, как глаза Автогеновича расширились и налились кровью, мэр заскрипел челюстью, как амфетаминовый наркоман на отходосах.
