Текст книги "Грибификация: Легенды Ледовласого (СИ)"

Автор книги: Альберт Беренцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 47 страниц)

Хрулеев: Исследования мичмана

27 октября 1996 года

ночь

Балтикштадтская губерния

Хрулеев бросил автомат и поставил на землю фонарь. Тотошка рычала и рвалась с привязи.

– Теперь сними шлем и повернись. И заткни свою бесполезную псину. А то пристрелю ее у тебя на глазах.

– Тото, тихо! Сидеть, Тото.

Собака заскулила и замолчала.

Хрулеев отшвырнул шлем и повернулся. Люба отступила на шаг назад, продолжая целиться в Хрулеева из своего макарова.

На девушке были джинсы и свитер, черная толстая коса свисала до пояса. Рожа между глазами и ноздрями у Любы была замотана бинтами, это придавало ей сходство с Крысиным королем из комиксов про ниндзя-черепашек.

– Ты вроде как сдохла, Люба.

– Как видишь не до конца. Герман отправил Сергеича эвакуировать меня с картофельного поля в случае нашего провала. Но видимо Сергеич получил от Блинкрошева дополнительный приказ пристрелить меня. Блинкрошев всегда хотел быть единственным, кого слушает Герман, поэтому решил меня шлепнуть. Таким образом, Сергеич получил два взаимоисключающих приказа. Не в силах совладать с этой дихотомией он так и не смог решить, что делать, и просто бросил меня там умирать. Но не тут-то было. В моей крови все еще плескалась «Слеза Сверхчеловека». Поэтому я встала, долго бегала от детей и ордынцев по лесам, а два дня назад пришла сюда. Неужели ты не рад меня видеть, Хрулеев?

– Очень рад, – сказал Хрулеев и тут же получил мощную пощечину.

– Прямо как во время нашей первой встречи, да, Хрулеев? – произнесла Люба и дала ему еще одну пощечину, – Впрочем, тогда ты еще не был убийцей и рабом. Но тебе очень идет номер на лбу. И цифры для тебя подходящие. Наш кузнец нутром чует, какие цифры подойдут рабу.

– Лучше бы сказала спасибо, что я замочил Сергеича.

– Спасибо, – сказала Люба и дала Хрулееву уже третью пощечину, на этот раз такую сильную, что он покачнулся, – А Сергеич действительно редкостный мудак. Я ему разрешила носить мой форменный шлем, и вот чем он мне отплатил. Впрочем, тебе, Хрулеев, я шлем носить не разрешала. Знаешь, чем карается воровство у Президентских штурмовиков?

– Мне плевать. Зачем ты вообще отдала свой шлем Сергеичу?

– Ты совсем дурак, Хрулеев? На хрена мне шлем? Какая красивая девушка будет ходить в закрывающем лицо шлеме?

– Ну, теперь-то, когда у тебя дыра в щеке он тебе пригодится. Да и красивой тебя теперь вряд ли назовешь...

На этот раз Люба ударила Хрулеева ногой в больное колено, травмированное когтями филина. Хрулеев повалился на колени и выругался, но тут же встал.

– Нет, романтику первой встречи уже не вернешь, – философски заметила Люба, – Тогда ты был такой напуганный, чуть не обосрался от страха. А сейчас ты какой-то дерзкий. Мне это не нравится.

– Я дерзкий, да. А ты как поживаешь, Люба? Все еще цитируешь Ницше и хочешь водки?

– К сожалению, нет. Все эффекты «Слезы Сверхчеловека» прошли через полчаса. Мне как раз хватило, чтобы сбежать от детей. Но сейчас, Хрулеев, мы обсуждаем тебя, а не меня. Я раздумываю, что с тобой делать. Можно тебя пристрелить и бросить туда же, куда ты запихал бедного Винтачкова. А можно вернуть тебя назад в барак. Новым начальником над рабами наверняка назначат старшего брата Винтачкова. Угадай, что он с тобой сделает, Хрулеев. Наверняка заставит первым делом доставать Винтачкова из выгребной ямы, а уж потом... Хотя потом Герман просто швырнет тебя в Молотилку за двойное убийство. Так что я бы на твоем месте предпочла быструю смерть сейчас. Но выбирать в любом случае тебе, Хрулеев. Подумай секунды две.

Хрулеев молча смотрел на Любу. Люба конечно не Винтачков, и даже не Сергеич. Напасть на нее и отобрать ствол не получится.

– Ну, что выбрал?

– Я ведь тебе жизнь спас, Люба, – глухо сказал Хрулеев.

– Так я вроде этого не отрицаю, – удивилась девушка, – Но только причем тут это?

– Притом. Ты убьешь человека, который спас тебе жизнь?

Люба дала Хрулееву еще одну мощную пощечину:

– Конечно, убью. Очнись, Хрулеев. Очнись! Это так не работает. Я делаю то, что хочу, и ничем тебе не обязана. Так что можешь не апеллировать к моему благородству. Дело в том, что у меня его нет.

– Разумеется. Ты просто мразь, Люба. Тупая, циничная и злобная. Типичная представительница своей профессии. Тебе совершенно насрать кому служить – Президенту, Герману, Гитлеру... Лишь бы была возможность курочить людей. Но на самом деле все еще хуже. Дело в том, что у тебя крыша потекла, Люба. Ты же молодая девушка, а твой возлюбленный Герман отрубил себе причиндалы топором и объявил, что женщин придумали голландские колдуны в девятнадцатом веке. Вот ты и страдаешь. Молодые барышни часто сходят с ума от отсутствия половой активности, общеизвестный факт. Поэтому ты такая злобная сука.

– Чего... – Люба занесла руку для очередной пощечины, но потом вдруг передумала, – Что ты несешь, Хрулеев? Ты пьян что ли?

– Я не пьян. Это ты потекла крышей. От отсутствия любви...

– А какая тут может быть любовь? – зарычала Люба, – Тут у всех мужиков яйца отрезаны, если ты забыл, животное!

– И что? – пожал плечами Хрулеев, – Как будто это на что-то влияет. Дело в том, что у взрослого мужчины гормональный фон уже давно сформирован. И, что еще важнее, сформирована психика, половое влечение, привычки. А тестостерон, чтобы ты знала, вырабатывается не только яичками, но и надпочечниками. Ты бы видела, что Сергеич сегодня вытворял с рабыней в дровнике. Так что не в отрезанных яйцах дело. И вообще, у меня был хороший друг – мичман. Он был психологом в военно-морском институте, большим специалистом в своей области. Так вот, он рассказал мне историю о капитане, которому на войне оторвало причиндалы ракетой. Но капитан даже после этого продолжал ублажать свою жену, а потом у него вообще родился сын...

– Ты сошел с ума, Хрулеев. Ясно.

– Не перебивай! Может быть, сын был и не от капитана. Точнее говоря, сын определенно был не от капитана. Но капитан считал его своим, он любил его. И заставлял всех остальных считать, что это его сын. Потому что любовь – это психологическое понятие, а не физиологическое. Вот вывод, который сделал мой друг-мичман из этой истории.

И неважно, на месте у тебя яйца или нет. Мичман погиб жуткой смертью, дети растерзали его, но он успел раскрыть мне эту важную истину.

Любовь, Люба! Тебя зовут в честь этого понятия, но ты ни хрена не понимаешь, что это такое. А твой Герман тебя просто не любит. Он любит твоих головорезов со стволами, а тебя – нет. Но твои подчиненные с тобой тоже не спят, я угадал? Конечно не спят. Они боятся ревности Германа и не хотят в Молотилку. Герман хоть и не любит тебя, но все-таки считает своей.

И даже у рабов ты не найдешь утешения, потому что Винтачков заморил их голодом, и они могут только таскать ведра с говном. На большее их не хватит. Поэтому ты обречена, Люба. Никто здесь не даст тебе любви, и дело совсем не в отрезанных яйцах. Дело в тебе. В том, что ты тупая, циничная, злобная мразь. А жаль. Потому что вообще-то внешне ты потрясающе красивая девушка, даже без куска груди и с дырой в щеке. Поэтому убей меня. Давай, сука, сделай это! В барак я в любом случае не пойду.

В свете стоявшего на земле фонаря Хрулеев увидел, что глаза у Любы блестят. Бинт на лице промок от слез, но рука девушки держала макаров крепко. Пистолет был все еще нацелен на Хрулеева. Люба не стреляла, не била его и ничего не говорила, только тихонько всхлипывала.

– Или мы можем поступить иначе, – мягко сказал Хрулеев, – Знаю, ты любишь Германа. Наверное, даже искренне, по-своему. Если бы ты не любила этого придурка – то давно уже пристрелила бы его и захватила здесь власть. Я прав? Но Герман не может дать тебе того, что ты хочешь. А я могу. Я предлагаю честную сделку. Я дам тебе то, чего ты здесь лишена. А ты за это отпустишь меня. С собакой и оружием, естественно. И еще вернешь мне тамагочи моей дочери, который ты у меня отобрала. А свой сраный шлем можешь оставить себе...

Хрулеев пнул шлем ногой, и тот улетел в стену лазарета, по пути выкрикнув что-то по-китайски.

– Пошли, – сказала Люба, указав на пустую караулку на выходе из лагеря.

Они поднялись по железной лесенке и вошли внутрь.

Люба сунула макаров в кобуру и быстрым движением распустила косу. Хрулеев попытался стащить с Любы свитер, но она оттолкнула его и выдернула из-за ремня Хрулеева кожаную плетку, которую Сергеич использовал для развлечений с рабыней. Люба с силой ударила себя плеткой по бедру и закусила губу:

– Не торопись, Хрулеев. Раздевайся.

Генерал IV

8 июля 1986

– Что это такое...

– Как?

– Это же Гриб, только другой. Где вы его взяли?

– Не может быть...

На спроецированной на экран фотографии была большая лабораторная пробирка, заполненная черной жижей. Из жижи вверх поднималась крупная и вытянутая серая структура, напоминавшая подгнившее деревце без ветвей и листьев.

– Я вырастила Гриб, – сухо произнесла Плазмидова, и в зале тут же повисла тишина, – Хотя мне и не следовало этого делать. Но меня погубило любопытство. Вы все здесь ученые, поэтому, надеюсь, поймете меня. Интерес опьянил меня. Я всегда была больше ученым, чем человеком. И, к сожалению, скрыть результаты моих экспериментов теперь невозможно, ведь товарищ генерал и его коллеги внимательно следили за каждым моим шагом.

Собственно, только благодаря помощи самых разнообразных структур госбезопасности эти эксперименты вообще стали возможны. Поэтому я расскажу вам. Лучше вам услышать все от меня, чем от безответственного фанатика типа Топтыгина.

Итак, как вы помните, я начала свой доклад с того, что Гриб представляет собой не один, а два организма, находящихся в отношениях симбиоза. Первый организм это сам Гриб, мерцающие кусочки на поверхности жижи, нарушающие все возможные законы физики и химии. Это сознание Гриба, чистое и нематериальное. Но кроме сознания у Гриба есть еще и тело. Я говорю сейчас о черной жиже, которой была заполнена банка, принесенная Цветметовым Топтыгину. Я считаю, что эта жижа – тело Гриба.

Я назвала ее «Грибным квасом». Название достаточно конспиративно и неопределенно, товарищ генерал? Хорошо, я так и думала. Так вот, Грибной квас совсем не похож на Гриб по своим свойствам. Квас однозначно является веществом, он подчиняется всем законам нашего мира, и имеет внутреннюю структуру.

Фактически квас представляет собой жидкий раствор исключительно сложного состава, он включает в себя редчайшие вещества вроде родия или астата. Я провела химический анализ содержащегося в банке кваса. Потом я сама сделала новый квас, потратив на это огромное количество средств из бюджета Комитета госбезопасности. В этот новый квас, аналогичный по составу и пропорциям жиже в банке, я поместила небольшой кусочек Гриба. Результат вы можете наблюдать сейчас на экране.

Попав в мой квас, Гриб немедленно начал расти. Он увеличился в сто двадцать два раза по объему и в пятьдесят восемь раз по весу, нарушив при этом все возможные законы химии и физики, включая закон сохранения энергии. При этом Гриб не питался квасом, в который был помещен. Квас не уменьшился в объеме и не изменился по составу.

Я хочу, чтобы вы поняли – квас не является субстратом, на котором растет Гриб. Квас это именно тело Гриба. Как и у нас, у Гриба сознание и тело взаимосвязаны, но иначе, не так, как у знакомых нам форм жизни. Получая новое тело, Гриб просто увеличивает свое сознание. А поскольку сознание у него бестелесное, то мы можем наблюдать это воочию, мы даже можем измерять и взвешивать его сознание. Он растет, но при этом не тратит вообще никакой видимой энергии и ничем не питается.

Это окончательно подтверждает мой тезис, что Гриб – именно сознание, а не материя. А Грибной квас – способ телесного существования Гриба в условиях нашего мира. Как и подопытные дети профессора Топтыгина, которых Гриб использует в качестве своей телесной оболочки.

Проще говоря, товарищи, достаточно наварить этого дорогого кваса, засунуть туда мелкие куски Гриба – и мы получим неопределенно большое количество Гриба. Мы можем производить его. Посмотрите, как трясет Топтыгина. Я уверена, что дай ему волю – он зальет Грибом весь мир. А еще я уверена, что Гриб сам желал, чтобы я открыла это явление и сделала проклятый квас...

Я не удержалась, товарищи. Мне стыдно. И я все еще требую немедленно изолировать весь имеющийся Гриб, включая тот, который я вырастила. Кроме того, я хочу заметить, что производство кваса – исключительно экономически нецелесообразное занятие. На данный момент Грибной квас ввиду сложности своего состава является самым дорогим в мире веществом...

– Да плевать на экономическую целесообразность! – весело заорал Топтыгин, расхохотался и подбросил в воздух свой портфель. Бумаги профессора разлетелись по залу, как осенние листья, какой-то документ даже прилип к лицу толстого усатого биолога, – Вы слышали Плазмидову, товарищи! Вы понимаете, что это значит? Панацея, лекарство от всех болезней! И мы можем изготовить ее, сколько захотим. Это немыслимо, но это так! Я прошу слова, товарищ генерал. Умоляю, дайте мне сказать!

Глаза у Топтыгина сверкали. Генерал Бидонов понял, что успокоить бешеного профессора не выйдет, и кивнул.

– Послушайте, товарищи, – произнес, несколько успокоившись, Топтыгин, – Послушайте меня! Итак, у нас есть панацея, способная излечивать детей от всех известных болезней и от абсолютного большинства травм. Дети больше не будут умирать. По сути мы можем свести детскую смертность в мире практически к нулю. И мы можем изготовить этой панацеи сколько угодно, нам теперь известен способ ее производства. Мы стоим на пороге величайшего торжества в истории человечества. Но Плазмидова хочет отобрать у нас панацею и запереть ее в бункере в тайге, на глубине ста метров...

– Я бы предпочла бункер за пределами нашей страны и на глубине пятисот метров, – заметила Плазмидова.

– Замечательно, – кивнул Топтыгин, – Итак, Плазмидова предпочитает бункер в Сахаре или в Антарктиде. Но чем она обосновывает свою параноидальную позицию? На чем основано ее предложение, состоящее в том, чтобы фактически обречь на смерть миллионы детей, отобрав у них лекарство?

Первое. Она утверждает, что Гриб якобы является сознанием. Гриб действительно имеет исключительно странные свойства, с этим я согласен. Однако утверждение Плазмидовой о сущности Гриба противоречит всем современным научным представлениям о мире. Сознание – это всего лишь функция нервной системы, оно не существует отдельно от нее. Но у Гриба нервной системы нет, а значит и сознания быть не может. Позиция Плазмидовой, что Гриб общается с нами и чего-то желает, ничем не обоснована.

Да, Гриб лечит детей и растет, будучи помещенным в Грибной квас. Однако это не поведение разумного существа, это всего лишь эффекты биологического агента. Некоторые кислоты также умеют воздействовать на человеческий организм и также способны увеличиваться в объеме в ходе определенных химических реакций. Но это не делает их разумными.

Плазмидова утверждает, что сознание – одна из базовых субстанций нашей вселенной. Но у нее нет доказательств. Она обосновывает свой тезис существованием Гриба. А свое объяснение природы Гриба выводит из своей позиции о природе сознания. Иначе говоря, Плазмидова доказывает предположение предположением. Ее объяснение рекурсивно, а значит спекулятивно.

Я в упор не вижу у Гриба сознательного поведения. И я не вижу ни одного реального подтверждения позиции Плазмидовой о природе сознания.

Второе. Плазмидова опустилась даже до того, что ссылается на мои слова, якобы Цветметов разговаривал с Грибом. Это правда. Я действительно слышал от Цветметова, что он дескать имел с Грибом беседу. Но ни Плазмидова, ни кто-либо другой в этом зале ни разу не видели Цветметова. А я видел.

Цветметов – человек, страдающий алкоголизмом в последней стадии. На момент нашей встречи он не просыхал уже много дней, а возможно он вообще пил уже несколько лет подряд. Это было совершенно очевидно по его внешнему виду. Я не вижу ни одной причины доверять заявлению Цветметова. А Плазмидова за него так ухватилась, потому что ей нужно подтвердить свою дикую теорию. Но у нее нет аргументов, кроме домыслов и слов алкоголика с белой горячкой.

Третье. Плазмидова утверждает, что Гриб использует детей в качестве собственного тела, удаленного и распределенного, как она выразилась. Опять же, не вижу ни одного доказательства этого тезиса. Дети действительно выздоравливают. Еще они становятся умнее и психически устойчивее, но это вполне можно объяснить укрепляющим действием Гриба на нервную систему. Гриб ведь лечит все болезни, включая и малозаметные дефекты нервно-психического характера. Но при всем при этом, дети не высказывают никаких признаков, что в них вселился Гриб.

Они остаются теми же личностями, которыми были и до воздействия Гриба. Они также играют, учатся, растут и общаются. Просто теперь они здоровы. Скажите, Плазмидова, в чем конкретно проявляется сознательное действие Гриба в детях? Именно сознательное. Что Гриб делает в этих телах детей, кроме того, что лечит их? Где здесь проявляется присутствие психики Гриба в детях?

– А я никогда не утверждала, что у Гриба есть психика, – прокаркала старуха, – Психика и сознание – разные вещи, Топтыгин. Психика – это аналог слова «личность». Я не думаю, что у Гриба есть личность. Я полагаю, что он является безличностным сознанием.

– Однако, вы не ответили на мой вопрос. Давайте не будем уходить в терминологический спор. Я спрашиваю еще раз, как Гриб проявляет в детях свою сознательную волю, которая по вашим словам у него есть?

– Понятия не имею. Возможно пока что никак. Но в будущем...

– Снова предположения. И опять бездоказательные, – жестко перебил Топтыгин, – Итак, у вас нет ответа. По факту мы не видим никакой реальной сознательной деятельности у Гриба. Резюмирую, товарищи. Профессор Плазмидова предлагает убить миллионы детей, обосновывая это чистым пшиком и шизоидными теориями, лишенными всякой фактологии. При этом у профессора Плазмидовой нет ответа ни на один вопрос. Чьим сознанием является Гриб? Откуда он взялся? Почему он принял такую форму? Какова его воля и желания? Как именно функционирует это сознание? Зачем этому сознанию тела в виде черной жижи и детей? В рамках безумной теории Плазмидовой ответов нет...

– Можно подумать, за пределами моей теории есть ответы, – перебила старуха, – Тем более странно слышать подобные обвинения от вас, Топтыгин, ведь у вас самого вообще нет ни ответов, ни теории...

– Ошибаетесь, коллега. Если отбросить вашу теорию – ситуация на самом деле упрощается. Гриб не является сознательным существом. А значит сразу же снимаются вопросы о его воли, желаниях, о том, общается ли он с нами, зачем лечит детей и так далее... И мы можем заняться практическими исследованиями, а не философской болтовней за пределами обычного здравого смысла.

– Что? Здравого смысла? – рассвирепела старуха, – Да мы тут обсуждаем субстанцию, лежащую за пределами привычной логики! Само собой, нам нужно прежде всего выкинуть здравый смысл.

Я не верю, что вы настолько тупы, Топтыгин. Вы сами отлично понимаете, что в фундаментальной физике и философии нет места здравому смыслу. Здравый смысл – это отражение картины мира первобытного человека, до сих пор оставшейся в мозгах обывателя в качестве атавизма.

Хотя о чем это я? Вы ведь сейчас не ведете научную дискуссию, а занимаетесь политикой, Топтыгин. И все ваши сладкие речи направлены не на меня, а на присутствующих здесь высокопоставленных офицеров КГБ. Вам просто хочется, чтобы вам дали еще Гриба и детишек, которых вы будете триумфально излечивать.

Вы видите себя спасителем человечества, Топтыгин. Но я полагаю, что вы просто тщеславный, наивный и неврастеничный идиот, у которого в башке один эмоции, как у шестнадцатилетней девушки перед первым потрахом...

– А я полагаю, вам пора на пенсию, внуков нянчить! Или вообще в дом сумасшедших престарелых параноиков, – заорал Топтыгин, – Вы красиво ругаетесь, но вы так и не представили ни одного доказательства того, что Гриб является сознанием! Ни одного! Только домыслы, ругань и карканье...

– Я был лучшего мнения о советской интеллигенции, – жестко произнес в микрофон генерал Бидонов, – Что вы здесь устроили, товарищи? Сядьте, Топтыгин. Сядьте и успокойтесь. Дайте профессору воды. К счастью в нашей стране, интеллигенция не принимает никаких управленческих решений. Решения у нас принимают люди с холодной головой. Например, я. Или мое начальство. Я внимательно выслушал обе стороны, и я сделал выводы...