Текст книги "Грибификация: Легенды Ледовласого (СИ)"
Автор книги: Альберт Беренцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 47 страниц)
Хрулеев взял поводок и молча потащил собаку, та вяло сопротивлялась.
Теперь оставалось пройти еще два блокпоста. Охранник на первом открыл ворота сразу, только сказал:
– Правильно, господин третий градус! Давно пора этого Винтачкова в лес вывести и собаке скормить. А то рабы совсем обленились! Вообще за ними не следит, дармоед.
На втором блокпосту из караулки высунулась девушка с пистолетом:
– Куда это? Лазарет ночью не принимает. Начальника нет. Еще и с собакой. Собак лазарет вообще не принимает.
– Цэй нэил! – рявкнул на девушку Хрулеев, через пару секунд ворота открылись.
Оказавшись в большом и пустом втором отсеке Хрулеев прежде всего привязал Тотошку к вкопанной в землю железной трубе, на которой была натянута веревка для сушки лазаретного белья. Собака печально улеглась, на Хрулеева она все еще не смотрела. Хрулеев снял шлем, но Тотошка все равно делала вид, что не узнает хозяина.
– Мы потом с тобой все обсудим, ладно, Тото? – сказал псине Хрулеев, – И намордник я тоже сниму попозже, в лесу. Я знаю, раньше на тебя никогда не надевали намордник, и с кобелями тебя тоже не спаривали. Прости меня, пожалуйста.
Но погладить обиженную собаку Хрулеев так и не решился. Он погладит ее потом, когда овчарка будет без намордника. Тогда она сможет укусить Хрулеева за то, что он ее бросил. Это будет честно.
– Пошли, – приказал Хрулеев Винтачкову. Они подошли к деревянному сортиру.
– Заходи...
– Так это...
– Заходи, говорю. Надо поговорить. Потом пойдем на склад, и я там тебя оставлю. Я держу свое слово. Убивать не буду. Я же обещал.
Винтачков зашел в сортир.
Хрулеев положил на землю шлем, вошел следом за Винтачковым и включил фонарь. В нос ударила вонь, Хрулеева затошнило. Он положил фонарь на пол и навел на начальника над рабами автомат.
– Поставь рюкзак, Винтачков.
Тот подчинился и с ужасом посмотрел не Хрулеева. Винтачков был совсем белый, теперь он еще больше стал похож на глисту. Хрулеев указал на нашивку с логотипом музыкальной группы на рюкзаке:
– Ты «Кино» что ли слушаешь?
– Ну да. То есть раньше слушал... Сейчас нет магнитофона слушать.
– Понятно. И какая любимая песня?
– Вообще или...
– Конкретно этой группы.
– А зачем тебе?
– Надо. На вопрос отвечай.
– Ну, «Звезда по имени Солнце»*.
– Ясно. На самом деле, я просто пытаюсь понять, Винтачков. Как человек, слушающий группу «Кино», может избивать умирающих, морить людей голодом и поливать меня говном из ведра? Как? Объясни мне. Может быть, у тебя детство было тяжелое?
– Да нет вроде... То есть было, конечно... Я из неполной семьи... Нас папа бросил.
– Ага. А лет тебе сколько?
– Девятнадцать. А что?
– Да ничего. Просто я хочу, чтобы ты уяснил себе, что это не месть. Мне просто нужно тебя по-тихому убить, вот и все. А связать тебя и оставить на складе я не могу. Там закрыто, и веревки у меня тоже нет. Да и ненадежно это...
Хрулеев ударил Винтачкова прикладом в лицо, тот негромко вскрикнул.
Хрулеев бросил автомат, схватил начальника над рабами за грудки и швырнул головой к выгребной яме. Потом он обхватил Винтачкова за ноги и сунул головой прямо в выгребную яму.
Мышцы свело, поясницу дернуло, Хрулеев перенапрягся, ботинок Винтачкова елозил ему по лицу. Хрулеев всунул начальника над рабами поглубже, так что снаружи выгребной ямы остались только ноги от колена до ботинок. Снизу раздалось дикое бульканье, как будто там проходило соревнование пловцов-атлетов.
Хрулеев отпустил ноги Винтачкова и тот целиком исчез в выгребной яме. Хрулееву было известно, что туалеты в лагере Германа сделаны по всем санитарно-эпидемиологическим нормам, все-таки начальник сортиров шестнадцатый градус Нелапкин был профессионалом. Так что глубина выгребной ямы составляла не менее шести метров. Хрулеев убедился в этом, когда недавно сам лично вычерпывал из местных сортиров говно.
В выгребной яме еще немного побулькало, и все стихло. Начальник над рабами Винтачков получил достойную могилу.
Хрулеев взял рюкзак, автомат и фонарь, погасил его, вышел из сортира и надел шлем штурмовика.
Теперь осталось только ликвидировать охраняющих выход из лагеря часовых в караулке. Они его не выпустят, даже если он притворится Сергеичем и зарычит по-китайски. На этот счет на элеваторе были однозначные инструкции, ночью из лагеря никого не выпускали. Так что здесь придется действовать силой.
К утру Хрулеев с Тотошкой уйдут достаточно далеко, их не догонят. Хрулеев рассчитывал обезоружить часовых, но даже если начнется стрельба, то у него все равно останется небольшой шанс сбежать.
Хрулеев, не торопясь, поднялся по железной лесенке к проржавевшей караулке. Он знал, что там есть ключ от ворот, и там же располагается кнопка, отключающая сигнализацию.
Хрулеев резко распахнул дверь и включил фонарь, планируя ослепить врагов. Но сражаться было не с кем. Караулка была пуста. Ключ висел на стене. Хрулеев не поверил своим глазам.
Он, конечно, знал, что после битвы за картофельное поле у Германа не хватает людей, и в лагере царит полный организационный хаос, но не ожидал, что без охраны останется внешний периметр.
Хрулеев нажал кнопку отключения сигнализации, ничего не произошло. Может быть, сигнализация тоже не работает? Он спустился к воротам и открыл их. Тревога не поднялась. Сигнализации нет.
С сожженного поля дул ледяной осенний ветер, ветер свободы. Хрулеев жадно вдохнул его. Все. Можно брать Тотошку и уходить. На мину он в этот раз не наступит, будет смотреть под ноги. Свет его фонаря в поле с этой стороны лагеря никто не увидит. А если и увидит – то не факт, что поднимет тревогу. Дисциплина у германцев разлагалась на глазах. Возможно, всем будет плевать, даже если его заметят...
Хрулеев вдруг услышал, что Тотошка рычит и рвется с привязи. В следующую секунду к спине Хрулеева приставили ствол.
– Мало того, что беглец и убийца, так еще и вор. Я не разрешала тебе брать мой шлем. Бросай автомат, Хрулеев, – проворковал знакомый женский голос.
* «Звезда по имени Солнце» – песня группы «Кино» с одноименного альбома, записанного в 1989 году. Автор слов и музыки – В.Р. Цой.
Генерал III
8 июля 1986
В зале повисла абсолютная тишина. Генерал Бидонов слышал, как тяжело дышит усатый толстый ученый в первом ряду, и как нервно постукивает ногой по собственному стоявшему на полу портфелю профессор Топтыгин.
В промежности у генерала снова резко и раздражающе дернуло, как будто неведомый враг пытался вытянуть из Бидонова мочеиспускательный канал. Генерал поерзал на мягком стуле, и в повисшей тишине тот заскрипел непристойно громко.
– Я постараюсь говорить максимально просто, – прокаркала в микрофон Плазмидова, – Тем не менее, мне придется оперировать понятиями на стыке фундаментальной физики, психологии и философии. Настройте свои мозги в этом направлении, тогда у вас будет шанс понять, о чем я толкую, товарищи. Итак, наша вселенная состоит из пяти субстанций – вещества, волн, пространства, гравитации и времени...
– Пространства? – с ужасом пробормотал себе под нос усатый ученый в первом ряду.
– Пространства, – жестко произнесла своим дребезжащим голосом старуха.
– Но позвольте, ведь пространство – это не субстанция, – неуверенно заспорил усатый толстяк, – Пространство, не содержащее в себе вещества, в современной физике считается всего лишь условной поправкой к расчетам...
– Вы физик? – жестко перебила Плазмидова.
– Я биолог...
– А раз вы биолог, то должны знать, что означает по-латыни cavum oris.
– Конечно, я знаю, – удивился усатый ученый, – Cavum oris – это ротовая полость. Но причем тут...
– Притом, – снова перебила старуха, – Раз вы не физик, то просто закройте свой cavum oris, и слушайте, что я говорю.
Усатый, совсем растерявшись, действительно заткнулся. Зато молодая темноволосая женщина в третьем ряду подняла руку:
– А я физик, товарищ Плазмидова. И я с вами в целом согласна. Единственное, вы не правы в том, что причисляете гравитацию к фундаментальным субстанциям вселенной. Гравитация это всего лишь функция...
Но Плазмидова не имела обыкновения дослушивать собеседника до конца, она опять перебила:
– Где по-вашему находится гравитация, девушка?
– Как где? Везде, где есть вещество. Гравитация это же функция вещества... – начала объяснять темноволосая.
– Это не ответ, – прокаркала Плазмидова, – Конкретнее. Где именно находится гравитация? Вот профессор Топтыгин например находится сейчас в этом зале. А печень профессора Топтыгина находится в его брюшной полости, слева. Если, конечно, он не вырезал ее себе ради эксперимента, как тому несчастному котенку. А центральная вена находится в печени профессора Топтыгина. Она проходит прямо через печень. Вы меня понимаете, девушка? Объясните мне, пожалуйста, так же ясно и конкретно, где именно находится гравитация?
– Я же сказала, повсюду, где есть вещество, но это совсем не означает... – начала было отвечать темноволосая, но на этот раз ее перебил Топтыгин:
– Это все очень хорошо, товарищ Плазмидова. Но хотелось бы узнать, какое отношение к Грибу имеют гравитация и моя несчастная печень?
– Самое прямое, – прокаркала старуха, – Только человеку со старческим гормональным расстройством, включающим в себя в том числе болезни печени, могло придти в голову пичкать Грибом детей и при этом еще и радостно докладывать нам об этом здесь сегодня...
– Я вынужден попросить вас быть корректнее, профессор Плазмидова, – счел своим долгом вмешаться генерал Бидонов, – И я поддерживаю замечание товарища Топтыгина. Ближе к делу. Вы вроде хотели изложить нам свою теорию по поводу сущности Гриба.
– Именно этим я сейчас и занимаюсь, – заявила старуха, – И тем не менее, я вынуждена сперва разобраться с гравитацией. Кто-нибудь из присутствующих знаком с работами Халса, Тейлора или хотя бы Джозефа Вебера? Вот вы, девушка, читали их последние статьи в Journal of Applied Physics?
– Я знаю, кто такой Вебер, но он никогда не утверждал... – рассвирепела темноволосая женщина-физик.
– Конечно же не читали, – продолжала беседовать сама с собой, игнорируя темноволосую, Плазмидова, – Разумеется, не читали. Вам ведь не дают читать буржуазных растленных физиков. Поэтому вам и неизвестен тот очевидный факт, что гравитация – одна из базовых субстанций вселенной, а не просто функция вещества. Так на чем мы остановились? Ах, да. Итак, наша вселенная состоит из пяти субстанций – времени, пространства, вещества, волн и гравитации.
– Похоже на учение древнегреческих философов об огне, воде, земле и воздухе, – не преминул вставить профессор Топтыгин, – Вот уж не думал, что попаду на лекцию об античной философии!
Но старуха не удостоила его ответом, даже не взглянула на Топтыгина. Вместо этого она продолжила:
– Давайте проведем сейчас мысленный эксперимент. Попробуем определить, к какой из перечисленных мною базовых субстанций относится Гриб. Является ли Гриб веществом?
Обиженная Плазмидовой темноволосая женщина-физик никак не отреагировала на этот вопрос, как и присутствующие в зале сотрудники КГБ. Топтыгин нервно пожал плечами, остальные ученые неопределенно помотали головами.
– Вероятно, все-таки нет. Не является, – осторожно выразил общее мнение толстый усач в первом ряду.
– Я тоже так считаю, – прокаркала старуха, – Вещество имеет структуру, а Гриб – нет. Итак, Гриб – не вещество. Но, может быть, он является пространством?
Зал безмолвствовал. Но Плазмидову это не устроило, она решила снова потеребить женщину-физика:
– Вот вы, девушка, знающая кто такой Вебер, как считаете?
Темноволосая подумала пару секунд и лишь потом неуверенно ответила:
– Наверное все-таки нет... Ведь пространство нельзя разломать руками или нарезать на куски. А Гриб – можно. И детей пространство тоже не лечит. Нет. Гриб – не пространство. Наверное, Гриб – это пространство, заполненное чем-то. Не веществом, а чем-то другим.
Плазмидова удовлетворенно кивнула:
– Именно. Первая ваша умная мысль за этот день. Я согласна. Гриб действительно является чем-то заполненным пространством. Но чем именно? Итак, мы уже выяснили, что Гриб – не вещество и не пространство. Продолжим перебирать базовые субстанции. Может быть, Гриб – волна?
Ученые отрицательно замотали головами.
– И я снова согласна, товарищи, – сказала Плазмидова, – Гриб не является электромагнитным явлением, он не выказывает никакой волновой природы. Самые чувствительные приборы ничего не фиксируют. Тогда остается лишь два варианта – гравитация и время. Чем из этого по-вашему является Гриб?
Ученые безмолвствовали.
Наконец темноволосая женщина-физик рискнула заявить:
– Ну... Гравитацией Гриб быть не может. Насколько я понимаю вашу теорию относительно базовых субстанций вселенной, товарищ Плазмидова, под невещественными гравитационными объектами вы понимаете нечто вроде черных дыр? Но Гриб определенно не черная дыра. Он же не демонстрирует никаких специфичных гравитационных свойств? Он же не всосал в себя ни вас, ни профессора Топтыгина, хотя вы провели с ним рядом долгое время.
– Верно, – сухо ответила Плазмидова, – А вы не так глупы, как кажитесь, девушка. Вы бы могли далеко пойти, но, к сожалению с вашими внешними данными все равно отвлечетесь от науки и будете тратить время на мужиков. По себе знаю. Я тоже была довольно красива в юности...
Генерал Бидонов деликатно покашлял в микрофон.
– Прошу прощения, товарищи, – спохватилась старуха, – Итак, Гриб не является ни веществом, ни пространством, ни волной, ни гравитацией. И из базовых субстанций вселенной у нас осталось только время.
– Да вы с ума сошли, – пробормотал якобы себе под нос, но достаточно громко, Топтыгин, – Вы сейчас заявите, что Гриб прибыл из будущего? Вы к этому ведете?
– Отнюдь, Топтыгин, – ответила Плазмидова, – Боюсь, что конкретно вам никогда не понять, к чему я веду. Вы же у нас не теоретик, а практик... по вырезанию печеней котятам.
– Вы ведете к тому, что временем Гриб тоже не является, – с интересом сказала темноволосая женщина-физик, – Но это и так понятно. Будь Гриб овеществленным временем, его присутствие бы сопровождалось многочисленными пространственно-временными парадоксами. Но мы ничего такого не наблюдаем.
– А вы мне нравитесь все больше, девушка, – хмыкнула Плазмидова, – Прямо напоминаете меня саму лет восемьдесят назад. Только я, конечно же, была еще умнее и гораздо красивее. На меня когда-то засматривался сам Дзержинский...
– Товарищ Плазмидова! – холодно и громко произнес в микрофон генерал Бидонов.
– Ладно, ладно, не рычите, товарищ генерал, – заскрипела старуха, – Итак, мы с вами вместе пришли к парадоксальному, но единственно возможному выводу, товарищи. Гриб не является ни веществом, ни волной, ни гравитацией, ни пространством, ни временем. Гриб не принадлежит ни к одной из базовых субстанций, составляющий нашу вселенную. Вывод, товариши?
– Хм, Гриб прибыл из другой вселенной? – предположил усатый биолог.
Плазмидова презрительно взглянула на него:
– Надо меньше читать Стругацких, и больше – научную литературу, товарищ. Во-первых, вы оперируете сейчас несуществующими понятиями. Нам ничего неизвестно ни о других вселенных, ни о проходах между вселенными, через которые Гриб мог прибыть.
Вы слыхали про бритву Оккама? Вы просто множите лишние сущности, ничего толком при этом не объясняя. Во-вторых, я сейчас вообще не пытаюсь рассматривать вопрос, откуда взялся Гриб. Так что вас понесло не в ту степь.
Суть в том, что Гриб в данный момент времени существует в нашей вселенной. И мы все пытаемся понять, в каком виде он в ней существует, и что он собой представляет. И совершенно неважно, откуда он происходит. Существенно то, что он есть. Но при этом не относится ни к одной базовой субстанции, из которых состоит наш мир. Это парадокс, да. Это за пределами логики. И тем не менее, ответ есть. Единственно возможный ответ. Может быть, кто-нибудь озвучит его вместо меня?
Зал молчал.
В глазах старухи вдруг на секунду мелькнул страх. Генерал Бидонов удивился, до этого момента он полагал, что это чувство Плазмидовой неизвестно.
– Ладно. Хрен с вами, товарищи, – прокаркала Плазмидова, – Это слишком жутко, но я скажу. Это мой долг. Я искренне надеюсь, что ошибаюсь. Но я не вижу иного объяснения. Итак. Вам знакомы фамилии Чалмерс, Нагель или, скажем, Левин?
Плазмидова сделала паузу. Ученые в недоумении смотрели то на нее, то друг на друга.
– Левина знаем, – сказал наконец Топтыгин, – Это же персонаж «Войны и мира» Толстого. А остальные из каких книжек? Нагель вроде бы из «Мистерий» Кнута Гамсуна...
– Это не персонажи, – неожиданно смущенно пискнул маленький очкарик, сидевший в самом последнем ряду, – Это философы. Теория сознания.
– Именно так, – кивнула Плазмидова, – Дело в том, что если Гриб не относится ни к одному из элементов нашей вселенной, значит наша картина реальности неправильная. Это неизбежный и единственно возможный вывод. Значит, для объяснения сущности Гриба мы вынуждены ввести дополнительную базовую субстанцию.
Но нет нужды множить сущности. Это субстанция, к которой относится Гриб, уже давно существует. Просто мы ее не разглядели и не систематизировали. И мы ни разу еще не наблюдали ее в том состоянии, в котором находится Гриб.
Итак, кроме пространства, времени, вещества, волн и гравитации, есть еще один базовый элемент. И этот элемент – сознание. Я утверждаю, что Гриб представляет собой наблюдаемое напрямую сознание. Я не знаю, чье это сознание, откуда оно взялось, и каким образом приняло столь странную форму. Однако других объяснений я не вижу.
Зал мрачно молчал. Ощущение близящегося взрыва негодования было столь явственным, что генералу Бидонову захотелось перевернуть стол и спрятаться за ним. И это ощущение оказалось верным, несколько секунд спустя зал действительно взорвался криками:
– Да что она несет...
– Сознание?
– Сознание – всего лишь функция мозга...
– Это не по Марксу! Идеализм!
– Да ей самой нужен доктор по сознанию, ее собственному...
– То есть эти серые кусочки, плещущиеся в банке – сознание?
– А как мы видим, ломаем и режем Гриб? Сознание же должно быть невидимым и неосязаемым...
– Тишина, товарищи, – потребовал генерал, но бешеная интеллигенция все не унималась.
Плазмидова терпеливо дождалась, пока все успокоятся, и лишь потом заговорила:
– Ваша критика, справедлива, товарищи. Однако мне есть, что на нее ответить. Итак, вы удивлены тем, что Гриб представляется нам материальным объектом, тем, что он плещется, как вы выразились, в своей банке, а еще тем, что мы можем ломать, взвешивать и резать его. Но я могу это объяснить. Точнее, могу сделать единственно возможное в рамках моей теории предположение. Но, сперва, я задам вопрос. Чем по-вашему характеризуется любое сознание? Чем сознание отличается от несознания?
– Эм... Пониманием того факта, что оно является сознанием? – предположил усатый биолог, – Самосознанием?
– Нет, – прокаркала Плазмидова, – У дрозофил или амебы нет самосознания, хотя сознанием они определенно обладают. Собственно, я предполагаю, что у Гриба самосознания тоже нет. Любое сознание характеризуется двумя свойствами – общением и желаниями.
– Какие же желания у амебы? – изобразил удивление Топтыгин, – И с кем она, позвольте спросить, общается? Вы беседуете с амебами, товарищ Плазмидова? Вы же сама только что сказали, что у амебы есть сознание. А значит, она желает и общается. Я правильно понял?
– Правильно, – согласилась старуха, – Но следует понимать, что характер общения и желаний у иных биологических видов может сильно отличаться от нашего. Именно поэтому, кстати, нас всех так удивляет Гриб. Он – другой. И амеба тоже другая. Но амеба питается и размножается, и это не чисто механический процесс, как в химических реакциях неживых веществ. Амеба желает питаться и размножаться, это ее желания и ее способ общения с окружающим миром. Он отличается от нашего, и тем не менее, когда дизентерийная амеба внедряется в стенки кишечника больного – это общение.
И в этом смысле Гриб безусловно имеет те же свойства, что и любое сознание. Он общается. То, что мы можем взвешивать его, видеть, трогать, ломать и резать – его способ общения с нами. Это не физика и не химия, это психология. Это общение. И то, что он лечит детей, – тоже способ общения.
Кстати, в отчете профессора Топтыгина сообщается, что первый владелец Гриба Цветметов по собственным словам говорил с Грибом. В буквальном смысле. Вы все наверняка проигнорировали этот факт, решив, что этот таинственный Цветметов просто сумасшедший алкоголик. Но я обратила на это внимание. И это полностью подтверждает мою теорию.
Гриб не имеет структуры, потому что он – не вещество и не материя. Гриб – сознание. Проблема только в том, что любое сознание, как я уже сказала, обладает не только способностью к общению, но и желаниями. И я не знаю, чего желает Гриб. И это меня пугает. Вот это нужно обсуждать, а не котяток и детишек профессора Топтыгина.
Зал снова загудел, еще громче прежнего. Ученые метались и орали, как болельщики «Спартака» на трибуне, увидевшие, что Рудаков вдруг промазал мимо ворот.
– Бред шизофреника! – вскочил с места профессор Топтыгин, – Шизофреники всегда интересуются сознанием и строят по его поводу разнообразные теории! Это общеизвестный факт, коллеги! Не верю ни единому слову!
– Конечно, не верите! – заорала в микрофон, впервые за все время собрания выйдя из себя, Плазмидова, – Вам же неприятно, невыгодно верить мне, Топтыгин! Вы уже видели себя спасителем человечества и лауреатом Нобелевской премии по медицине, спасшим миллионы детишек. А выяснилось, что вы просто шарлатан, и неизвестно еще кто кого использовал, вы Гриб или Гриб вас.
Первое, что нам нужно было сделать, когда мы обнаружили Гриб, и я сразу же об этом говорила, – запереть Гриб в полностью изолированном бункере. И не доставать его оттуда, пока мы не убедимся, что он безопасен. А поскольку природа Гриба не поддается исследованию, то мы не убедимся в его безопасности никогда! А значит, он и должен вечно лежать в своей банке, в бункере, под охраной спецслужб.
Я говорила, но меня не слушали! Вместо этого Гриб зачем-то выдали Топтыгину и он начал пичкать им крысят, зеков и детей! И он хочет и дальше продолжать это делать, он не успокоится, пока не засунет Гриб в палату каждому больному ребенку на Земле! Вы же сами слышали! Он сам сказал, что хочет продолжить свои эксперименты, теперь уже над детьми-инвалидами.
Может быть, конечно, эти дети и поправятся. Но вот только мы не знаем, к чему это приведем в будущем. Мы вообще ничего не знаем, и не узнаем никогда, если конечно Гриб сам не соизволит нам сказать. Но он не соизволит!
Почему Гриб говорил с Цветметовым, а с нами не говорит? Почему? Знаете, Топтыгин, я не считаю вас спасителем человечества. Я полагаю ваши эксперименты на детях не просто безответственными, а преступными. Я требую немедленно изолировать весь имеющийся Гриб, запретить любой контакт Гриба с людьми, и тем более эксперименты на детях. А еще я требую отстранить от проекта профессора Топтыгина!
– Что? – взвился Топтыгин, – Отстранить? Преступными? Да как вы не понимаете! Ведь эти дети, которых я вылечил с помощью Гриба, были обречены. Они бы умерли, если бы я не применил Гриб. А что, если бы на их месте были ваши внуки, Плазмидова? Как вы вообще смеете предлагать отказаться от лечения умирающего ребенка, когда у нас есть лекарство? Мы можем спасти Грибом миллионы жизней, а вы предлагаете прятать его в бункер только на основании собственных бездоказательных домыслов! Вы не просто шизофреничка, вы потенциальная детоубийца, Плазмидова! Да-да!
– Я может и детоубийца, а вы, Топтыгин, пособник чуждой формы жизни, которая неизвестно откуда взялась, и неизвестно чего хочет! Профессор кислых щей, блять...
– Ну хватит, – жестко произнес генерал Бидонов, – Остыньте сейчас же, оба. Или я вас обоих отсюда выведу и отстраню от дальнейшего участия в проекте. Сядьте, профессор Топтыгин. Я сказал, сядьте.
Топтыгин, весь раскрасневшийся и задергавшийся, уселся на место.
– Я вот чего не понимаю, – сказал усатый биолог, – По-вашему выходит, что Гриб – чистое сознание в своей первозданной форме. Без всякой материальной составляющей, так?
Плазмидова кивнула.
– Хм, – продолжил усач, – И у него совсем нет тела? Это нечто вроде привидения из сказок? Сознание без тела?
– А такого я не говорила, – ответила старуха, – Я полагаю, что у Гриба есть тело. Просто у него сознание и тело удалены друг от друга. В этом и есть разница между Грибом и знакомыми нам биологическими формами жизни.
У всех известных нам живых существ сознание распределено в организме, но при этом включает и внешние для организма явления. Например, на столь скверное настроение профессора Топтыгина влияют не только нейроны в его мозгу, но и печень, надпочечники, кровоток, внутренние железы и другие системы тела. Но не только они. Как видите, даже я, посторонний для организма Топтыгина объект, способна испортить ему настроение. Таким образом, все с чем контактирует профессор Топтыгин, является по сути частью его сознания, поскольку влияет на его состояние.
Вспомните еще об эмбрионах. На эмбрион человека оказывает влияние состояние здоровья матери или даже ее настроение. Сознание эмбриона, если оно у него вообще есть, распределено в организме матери. А наше с вами сознание уже родившихся людей обусловлено нашей физиологией, опытом и миром вокруг нас. Таким образом, любое сознание частично содержится во внешних для организма факторах.
Но у Гриба все гораздо интереснее и в некотором смысле даже проще. У него есть отдельное чистое нематериальное сознание, которое мы и наблюдаем в виде этих меняющих цвет кусочков, нарушающих все возможные законы физики и химии. А еще у него есть удаленное от сознания тело. Точнее, тела.
Я полагаю, что он использует в качестве вместилища для собственного сознания тела больных детей. А их излечение – всего лишь побочный эффект этого использования. Гриб не хочет жить в больных телах и поэтому лечит детей. В крысятах он жить не хочет вообще, поэтому они и не лечатся Грибом. Как и взрослые люди, кстати. И это меня тревожит. Почему Гриб из всех доступных ему тел выбрал именно детей homo sapiens? Чего он хочет? Впрочем, это еще не самое плохое. Хуже другое, у Гриба есть еще и иное тело, не дети, а...
Плазмидова замолчала. Потом повернулась к Бидонову и произнесла:
– Я хочу внести предложение, товарищ генерал. Я прошу немедленно изолировать весь имеющийся Гриб и отстранить от работы профессора Топтыгина.
– Считаете Топтыгина телом Гриба? – поинтересовался генерал.
– Нет, увы. Я считаю Топтыгина просто дураком, – прокаркала старуха, – А что еще, кроме детей, я считаю телом Гриба – неважно...
– Вы решили скрыть от присутствующих результаты ваших исследований? – спросил генерал Бидонов, – Глупо. Тем более, мне о них уже известно. Мне даже известен точный состав того, что вы назвали «Грибным квасом». А отстранять товарища Топтыгина я полагаю на данный момент нецелесообразным. Однако я обдумаю ваше предложение изолировать Гриб и ввести запрет на эксперименты с участием людей.
– Ладно, – старуха кивнула, – В таком случае прошу отстранить меня. Сейчас же.
– Предложение отклонено, товарищ Плазмидова. Прошу вас, продолжайте доклад.
– Ладно, – вздохнула Плазмидова, – Но я предупреждала. Теперь перейдем к самому страшному и тревожному. Дело в том, что у Гриба есть еще одно тело. Постоянное, если можно так выразиться... – старуха вставила в диапроектор второй диапозитив, который принесла с собой. Изображение банки на экране исчезло, вместо него появилось другое.
Зал ахнул. Топтыгин снова вскочил на ноги, его всего трясло.
